CC BY
16
А.А. Кузьмина
Литература
Fortescue, Michael. 1984. West Greenlandic. (Croom Helm descriptive grammars) London: Croom Helm.
Haspelmath, Martin. 1993. A grammar of Lezgian. (Mouton Grammar Library, 9). Berlin - New York: Mouton de Gruyter.
Lehmann, Christian. 1982. "Directions for interlinear morphemic translations". Folia Lingüistica 16: 193-224.
Schultze-Berndt, Eva. 2000. Simple and complex verbs in Jaminjung: A study of event categorization in an Australian language. Katholieke Universiteit Nijmegen Ph.D. Dissertation.
Sneddon, James Neil. 1996. Indonesian: A comprehensive grammar. London: Routledge.
van den Berg, Helma. 1995. A Grammar of Hunzib. (Lincom Studies in Caucasian Linguistics, 1.) München: Lincom Europa.
N.I. Vinokurova
Glossing as a method of representing texts written in Yakut
This article talks about the necessity of using interlinear morphemic glossing as a method of presenting examples from the Yakut language in philological research works for readers not familiar with the language. The article considers morphemic glossing with regard to the specific nature of the language, in particular, it offers some ways of translating lexical meanings inherent to the Yakut language into elements of the metalanguage, namely, the descriptive lexicon. Special attention is paid to the problem of rendering abbreviated designations of grammatical categories - category labels. Also discussed are issues pertaining to the homonymy and polysemy of morphological markers. Included in the appendix is the author's version of the translation of Leipzig glossing rules.
Keywords: glossing, morphemic division, morpheme, Leipzig glossing rules, category label, lexical meaning, grammatical meaning, Yakut language.
УДК 811.512.157373.221
А.А. Кузьмина
Названия деревьев и кустарников в якутском языке (сравнительный аспект)
В статье представлен анализ лексико-семантической группы названий деревьев и кустарников якутского языка в сравнительном аспекте. Материалом послужили словари якутского языка, сравнительные словари тюркских и тунгусо-маньчжурских языков, этимологический словарь алтайских языков. Методическую основу статьи составили сравнительно-исторические исследования по алтайским языкам. Констатируется, что в якутском языке произошел семантический сдвиг в лексеме тыа 'лес, тайга', которая в других тюркских языках употребляется в значении 'гора'. Большинство названий деревьев и кустарников современного якутского языка - слова собственно тюркского происхождения, например, названия березы, лиственницы, ели, ивы. Лексемы, связанные с северной лесной природой: болбукта, лабыкта, сиибиктэ и т.д., заимствованы из тунгусо-маньчжурских языков. Монгольскими заимствованиями являются слова ойуур 'лес', чарац 'березоваяроща\ На основе приведенных данных выдвигается предположение о ранних ареальных контактах с монголоязычными народами и смене географических условий проживания якутов.
Ключевые слова: названия деревьев, этимология, корневая основа, лексика, ареальный контакт, морфема, реконструкция, алтаистика, фономорфология, аффиксация.
Названия растений относятся к базисной лексике, анализ их дает основание судить о возможных путях исторического развития языка и его
© А.А. Кузьмина, 2016
носителей. К настоящему времени опубликовано множество научных работ, выполненных в этом аспекте. Так, существуют исследования, в кото-
рых выдвигаются гипотезы о локализации прародины алтайских народов в свете семантической реконструкции названий деревьев [Хайду, 1985]. Обширная работа по исследованию этимологии фитонимов в тюркских, монгольских и тунгусо-маньчжурских языках проведена Л.В. Дмитриевой [Дмитриева, 1979]. На основе полученных общетюркских данных ею обоснован вывод о том, что, вероятно, ботаническая среда прародины древних тюрков состояла из деревьев - березы и яблони, а из злаковых и трав были известны дикий горох, лук, просо, пшеница, ячмень. Она также реконструировала общее монголо-тунгусское обозначение дерева а для названия осины ~ тополя - тюрко-монго-ло-тунгусскую общность [Там же, с. 188].
Сравнительное исследование названий деревьев в общетюркской лексической системе провел К.М. Мусаев. В результате он пришел к выводу о том, что «теоретически можно было предположить, что такие лексические группы, как названия деревьев и названия диких животных, в тюркских языках являются интегрирующими словами. Однако ... формирование указанных групп терминологии проходит сложный путь, что проявляется в географии этих слов» [Мусаев, 1984, с. 17].
В работе Ю.В. Норманской предложена верификация месторасположения прародины тюрков на основе интерпретации названий растений и деревьев. Подробно рассмотрены лингвистические и археологические данные, подтверждающие гипотезу о возможной прародине и миграциях носителей пратюркского языка. Ею реконструированы следующие названия деревьев: дуб, клен, виноград, ясень и слива / абрикос, которые не растут в Саяно-Алтайском регионе, но встречаются в китайской провинции Шаньси. В связи с этим возникло предположение, что продолжительное время тюрки жили на Ордосе, затем мигрировали на Саяно-Алтайское нагорье. Представляет большой интерес то, что в данной работе приведена карта, на которой обозначены места распространения однозначно и неоднозначно реконструируемых для пра-тюркского языка названий деревьев [Норман-ская, 2006]. Также ею установлены два типа семантических переходов в системе названий дикорастущих растений в тюркских языках: 1) семантические переходы в пределах одного ботанического семейства растений и 2) семантиче-
ские переходы названий растений из одного семейства в другое.
Проблеме алтаистики, восстановлению системы и приблизительного времени существования праалтайского языка, периоду распада и ранних контактов пратюрков посвящены исследования А.В. Дыбо [Дыбо, 2007]. Значение ее исследований, как отметила Ю. В. Норманская, заключается в том, что в них разработана методика анализа семантических изменений в диахронии.
Фундаментальным трудом последних десятилетий в области алтаистики можно назвать обширные исследования С.А. Старостина, А.В. Дыбо и О.А. Мудрака, в результате которых составлен ЕБАЬ (Этимологический словарь алтайских языков). Публикация данного словаря открыла новый путь в сравнительно-историческом исследовании корневых основ алтайских языков, реконструкции генетически общих элементов и установлении заимствований, возникших в результате аре-альных контактов [ЕБАЬ, 2003]. Как подчеркнула А.В. Дыбо, «работа над Этимологическим словарем алтайских языков (ББЛЬ) одним из следствий имела этимологизацию значительного количества слов алтайских языков, относящихся к лексике природного окружения, в частности, названий растений» [Дыбо, 2006, с. 42].
Мотивирующие принципы номинации растений рассматриваются в работах Н.Б. Бургановой [Бурганова, 1976], А.Г. Шайхулова [Шайхулов, 1988]. Флористическая лексика в тунгусо-маньчжурских языках описана Б.В. Болдыревым [1976, с. 52-57], Л.И. Сем и Ю.А. Сем [1988, с. 3-28]. Известны также исследования по фитони-мам в монгольском языке Ц.Б. Будаева [1960], Э.Ч. Бардаева [1980].
Обширный материал для исследования лексики якутского языка, в том числе названий растений, представлен в «Словаре якутского языка» Э.К. Пекарского [Пекарский, 1958-1959], «Большом толковом словаре якутского языка» [БТСЯЯ, 2006; 2009] и «Этимологическом словаре якутского языка» Г.В. Попова [Попов, 2003]. Интерпретация природных условий проживания якутов до появления их на Средней Лене, возможных первоначальных контактов с монголоязычными и тунгусоязычными племенами на основе анализа лексического материала изложена Н.К. Антоновым [Антонов, 1971].
Интерес к изучению этой тематической группы лексики возрастает в связи с появлением но-
A. A. Кузьмина
вых работ и совершенствованием методов исследований. В тюркологических работах последних лет применяются новые методические приемы, которые дают возможность восстановить еще неизвестные до сегодняшнего дня древние языковые связи, проследить развитие семантики слова. Задача данной статьи состоит в исследовании названий деревьев и кустарниковых растений в сравнении с тюркскими, монгольскими и тунгусо-маньчжурскими языками.
Обратимся, прежде всего, к якутскому слову тыа 'лес', пратюркской формой которого является *däg 'гора', tap (орх., др.-уйг.), карах. tap, тур. dap, гаг. da, аз. dap, туркм. daG, сал. dap, хал. top, узб. top, уйг. tap, караим. dap, тат. taw, башк. tau, кирг. to, каз. taw, кбалк. tau, ккалп. taw, кум. taw. ног. taw, ж.-уйг. tap, хак. tap, шор. tap, ойр. tü, тув. dap, тоф. dap, tap, чув. tu, як. tia 'лес, тайга', долг. tia 'тундра' [EDAL, 2003, с. 1359]. В древнетюрк-ских памятниках и во всех тюркских языках эта лексема употребляется в значении 'гора'. Относительно семантического перехода 'гора' ^ 'лес' Н. К. Антоновым выдвинуто следующее предположение: «Можно полагать, что якутское тыа свое значение 'лес' имело, как показывают параллели, с древних времен, обозначая лес, растущий, возможно, на гористых местах. В последующем та§ дифференцировало свое значение в одних языках как 'гора', в других - 'лес'» [Антонов, 1971, с. 18]. Образование дифтонга в корневой основе тыа 'лес' произошло вследствие выпадения тюркского увулярного у.
Якутскую основу ша8 ' дерево' Н.К. Антонов возводил к монгольскому mod(on) 'дерево, лес; древесина, бревно', которое «в древности при словопроизводстве утрачивало конечное дон. Например, в "Сокровенном сказании" встречаем мочи - плотник, подобное якутскому масчыт -дроворуб, дровосек» [Там же, с. 24]. Эту же основу в составе 110 схождений между алтайскими языками отметил С. А. Старостин: «12 "дерево": ср.-мо., п.-мо. mo-dun ( < *mor-dun) ~ ТМ *mo ( < *mör) < алт. *mor/u/. Монг.: ср.-мо. modun, п.-мо. modun, калм. modn, мо. mod, дун. mutun, даг. mood, юй. muudan, монгр. moDi. Монг. mo-dun регулярно восходит к *mor-dun с утратой -r перед суффиксом -dun. ТМ: эвенк., сол., эвен., нег., ороч., уд., ульч., орок., нан. mo, маньч. moo [ТМС, 1, с. 540-541]» [Старостин, 1991, с. 53]. В тунгусо-маньчжурских языках лексема mo 'дерево' Джоном Клоусоном и К.А. Новиковой отмечена как
иноязычный элемент из китайского языка [Новикова, 1972]. Но С. А. Старостин считает, что «это абсолютно исключено» [Старостин, 1991, с. 53].
Е.А. Хелимский, исследуя самодийско-тюрк-ские связи, в качестве самодийских заимствований в общетюркском обозначил названия следующих деревьев: сам. kaatia ' ель > тюрк. kadi ' сосна', сам. titeg ' сибирский кедр' > тюрк. tit 'лиственница(', kâsa ' кора'> kas ' кора' [Хелимский, 1982]. Данная гипотеза частично опровергнута А.В. Дыбо, поскольку приведенные основы убедительно получили алтайские этимологии: «При принятии гипотезы о самодийском заимствовании, оказывается, что тюрки почему-то, приобретая название ранее неизвестного им дерева ..., заимствовали для него совсем другое дерево. Что касается географии распространения обсуждаемых деревьев, то кедр засвидетельствован на южных склонах Монгольского Алтая ..., лиственница же распространена гораздо дальше на восток и юг, в частности, на Тянь-Шане и в Ордосе, т.е. гораздо ближе к предполагаемым местам обитания пратюрков и, скорее всего, была им хорошо известна, как и сосна, и ель; в таких обстоятельствах заимствование названия кедра для обозначения лиственницы или ели для обозначения сосны маловероятно» [Дыбо, 2007]. Название представлено в следующих языках, которые в основном составляют северо-восточную группу тюркских языков: ПТюрк. *Tit 'лиственница', др.-тюрк. tit (др.-уйг.), карах., tit, тат. диал. tet apac, кирг. tit 'mulberry tree', хак. tit, шор. tit, ойр. tit; тув. dit, тоф. tit, dit / tit, як. tit, долг. tit [EDAL, 2003, с. 390]. М. Рясянен предполагает, что тюркские fit и тунгусо-маньчжурские '^ak^ikan' были заимствованы из финно-угорских языков: ср. манс. ^ууЬ, хант. tex,9t [Я^а^п, 1920]. Интересно, что тунгусо-маньчжурским рефлексом является эквивалент *3agda ' сосна'. Обе формы восходят к праалтай-скому *cakte ' сосна, лиственница' [EDAL, 2003].
Анализируя, тюрк. *bol ' кедр', як. bes ' сосна', тув. po's, тоф. mos, галт. mos ' кедр' [EDAL, 2003, с. 373], В.И. Рассадин причислил данную лексему в тофаларском языке к словам неизвестного происхождения. Ю.В. Норманская рассматривает её как ареальную рефлексию праалтайского и восстанавливает значение: ' сосна кедровая сибирская' . Переход значения ' кедр' сосна' объясняет отсутствием в Якутии кедра, так как на данной территории произрастают кедровый стланик и сосны [Норманская, 2006].
К.М. Мусаевым установлена дифференциация названий сосны в тюркских языках по трем зонам: 1) garafaj в разных фонетических вариантах (алт., кирг., ккалп., каз., ног., башк. узб., уйг., хак.); 2) narat в западнокыпчакских языках, возможно, заимствовано из монгольских языков: ПМонг. *nara-su 'сосна', ср.-мо. narasun, п.-мо. nara-su(n), х.-мо. nars, бур. narha(n), калм. narsan, орд. narasu, даг. nars, narsu; 3) cam распространено в Малой Азии и в Закавказье. Существующее в большинстве тюркских языков garafaj рассматривается как ареальное кыпчакское название, противопоставленное огузскому [Мусаев, 1984, с. 24]. В отличие от других указанных языков якутское харыйа и киргизское karafaj употребляются в значении 'ель', а в татарском языке - íлиственница '. М. Рясянен тюрк. garafaj считал заимствованием из монгольских языков и приводил урало-алтайскую этимологию: фин. kara 'твердый, сухой сук', karahka 'молодая пихта; срубленная ветвь', сам. haru, karu 'лиственница', эвенк. gara, эвен. gar 'сухая ветвь', а также коряк. karak 'корейский дуб' [Я^а^^ 1920]. О данной верификации М. Рясянена в ЭСТЯ отмечено следующее: «Это сопоставление представляется весьма конструктивным, поскольку здесь возможна более глубокая этимологическая связь... Дело в том, что наличие хак. диал. хаji позволяет предположить в этом слове в интервокальном положении гипотетический согласный *5, который дал в языках рефлексы в виде й, з~с, д~т, з, р. В таком случае праформа этой лексемы могла бы быть восстановлена в виде *ga5i', давшего в эти языки закономерные хайы, хазы, хады, хары-йа, хыра... Рефлексы праформы *ga5i' находят параллели в самодийских языках, в которых зафиксированы разные формы: кари, кади, хады, каады, кат ... 'ель' ... и в которых праформа этой лексемы восстанавливается в виде kа°эt 'ель'. Возможно, что между тюркской праформой *ga5i' и самодийской *kа°эt существует глубинная этимологическая связь, поскольку известно, что самодийские племена ранее обитали в Южной Сибири, где они входили в контакт с древними тюркскими племенами» [ЭСТЯ, 1997, с. 292-293]. Таким образом, в данной лексеме восстанавливается корневая основа *kar 'кора\
В местах расселения тюркских народов широко распространено название березы:
ПТюрк. *Kadiq 'береза': карах. qaSiq, qajiq, тур. kajin 'beech tree', аз. Gajin 'maple tree', туркм.
Gajiq, узб. qejin, уйг. qejin,. qajin, башк. qajin, кирг. qajiq, qajiq, каз. qajiq, ккалп. qajiq, хак. xaziq, шор. qaziq, ойр. qajiq, тув. xadiq, тоф. qadiq, чув. хогьп, як. xatiq [EDAL, 2003, с. 628]. Л.В. Дмитриева в качестве этимона данного наименования предложила «*gaS // gaz, которое также служит для обозначения 'коры' с аффиксом множественности -iz, возможно отыменный аффикс с уменьшительным значением: gaSiz // gagiz» [Дмитриева, 1979, с. 146]. Позже данное слово также было возведено «к основе 'кора, береста' + единый древний аффикс имен действия -ц, -n» [ЭСТЯ, 1997, с. 214].
Лексема uot 'тальник болотный, ива ' в якутском языке [БТСЯЯ, 2015, с. 512], др.-уйг., др.-тюрк. sogut, 'дерево ', гаг. su:t, генетически связана с тур. диал. soyme 'новый росток обрезанного дерева ', sug- 'вновь давать ростки (о корне срубленного дерева), suv- 'подниматься из почвы ' (об отростках), stiy- 'давать побеги (о дереве); soysek 'ива ', suygun 'растущий побег, побеги дерева ' и является производной от глагольной основы *сег- > сей- // cy^ 'давать побеги, ветвиться' [ЭСТЯ, 1980, с. 336].
Лексема sihik 'береза ' возведена к иранскому источнику *zэгэsk гилян., nep^*zirk 'барбарис'. Предполагается, что в якутский язык иранские лексемы могли проникнуть из древнеуйгурского и монгольского языков в разные периоды времени [СИГТЯ, 2001, с. 130]. Татарское и башкирское jеrek 'ольха' Рона-Таш относит к разновременным булгарским заимствованиям [Rona-Tas, 1970, с. 416]. Однако авторы «Этимологического словаря алтайских языков» предлагают алтайскую этимологию: ПАлт. *jeruk 1 'ольха' 2 'кедр ': тат. jerek, jorek 1, башк. jerek 1, кбалк. 3erk 1, шор. jurgek 2, ойр. juruk, чув. sirak 1, як. sihik [EDAL, 2003, с. 1542].
Эквивалент 1ге 'ива (кустарник или дерево)' [БТСЯЯ, 2006, с. 581] восходит к др.-тюрк. egir 'аир болотный'. Вероятную модель образования можно рассматривать в виде: eg- 'сгибать, наклоняться' + -ir (каузативная переходная форма) + -е (аффикс образования имени). Здесь налицо фонетическое развитие комплекса гласный + согласный + гласный в долгий гласный. В современных тюркских языках данная лексема для обозначения ивы не используется.
В якутской лексико-семантической группе названий деревьев и кустарников встречаются также основы монгольского происхождения: якут-
A.A. Кузьмина
ское ойуур ' лес'< монг. ой 'лес'. Полностью соответствуют бурятскому и халха-монгольскому языкам: ПМонг. *hoj 'лес', ср.-мо. хо^ п.-мо. о^ мо. оj, орд. oi, даг. о^ монгр. fe, калм. o, бур. оj 'лес', як. оj 'лесок в открытом поле' [EDAL, 2003, с. 1160].
Якутская лексема чарац ' березовая роща' восходит к бурятскому шэрэнги 'роща'. В монгольских языках представлена в следующем виде: ПМонг. *cirgaj ' густой, высокоствольный (о лесе) , п.-мо. cirpai, мо. cargaj, бур. sereggi ' thin growth, pinery', калм. cirpa ' dense (branches); a k. of tree or bush [ Там же, с. 393]
Относительно происхождения эквивалента ойуур Л.В. Дмитриева высказала следующее предположение: «.судя, по туркм. ой (долгий начальный гласный), ср.-мо. hoi, hoi, очевидно, что исконная форма рассматриваемой лексемы была с начальным согласным *h-, который, учитывая монгор. fe, имел праформой *р-, т.е. oi<hoi<foi<* роь Якутское ойуур ' дремучий лес', тайга' происходит, судя по семантике, от oj 'лес', но с помощью тюркского аффикса -ур, образующего не только отглагольные, но и, видимо, редкие отыменные имена. Г. Рамстедт отмечает, что тюркскому аффиксу -р соответствует монгольский -ра // -ура, тунгусо-маньчжурский -р // -ра» [Дмитриева, 1984, с. 149].
Некоторые заимствованные из монгольского языка лексемы через якутский язык проникли в эвенкийский: эвенк. лава ' ветвь, отросток рогов; ветвистый (орогах оленя)' [ТМС, I, с. 485]. < як. лабаа ' боковой отросток ствола или стебля растения, на котором вырастают листья или хвоя, ветвь, лоза' [БТСЯЯ, 2009, с. 66]. Восходит к ПАлт. *1ето: ПМонг. *lamapa 'лист некоторых растений', ср.-мо. laba, п.-мо. namaya, namci, мо. nama, бур. nama, калм. name, ойр. namci, орд. nama, мог. nom, даг. lava 'листва' [EDAL, 2003, с. 871]. В якутском языке в результате стяжения увулярного согласного в ауслауте омертвелого аффикса образована долгая гласная. В инлауте переднеязычный *l сохранен.
Из тунгусо-маньчжурских языков в якутский проникли лексемы, связанные с северной лесной природой: болбукта, лабыкта, сиибиктэ и т.д. Эвенк. сивээктэ, эвен. hйвэp, нег. сивуктэ, ульч. сиуктэ, нан. сиуктэ, ма. сиб'а ~ сибэ 'хвощ' имеют алтайскую этимологию: ПТМ *s¡be 'хвощ', ПМонг. *s¡ber 'заболоченная чаща' являются рефлексами праалтайской основы *sïрe ' болоти-
стая почва, болотная растительность' [Старостин, 1991, с.126].
Якутское bolbukta образовано от эвенкийского bolgig, bolgigkta. В EDAL реконструировано следующим образом: ПТМ *bolgi ' кедровый стланик , эвен. bolgit, негид. bolgigkta, ороч. boggigkta, нан. bolGokto ' кедровый стланик [EDAL, 2003, с. 373].
Тунг.-маньч. лавуктэ возведено к ПАлт. *lâblé ' мох, лишайник': ПТунг. *ШЫ-На / ЧеЫ-Йе, эвенк. lalbita, ЫиЙе, паШаЙа, нег. ^Пхе, ульч. кПЙе [Там же, с. 859] > як. ^ЫЙа 'лишайник, олений мох, ягель [БТСЯЯ, 2009, с. 70].
Среди заимствований из тунгусо-маньчжурского также существуют лексемы собирательного значения: ПТМ *3agda ' сосна', эвенк. 3agda, эвен. зар^ъ, нег. 3agda, ма. 3aqdan, ульч. 3agda, нан. 3aGda; сол. 3agda [EDAL, 2003, с. 390] > як. cagda ' сосновый бор'.
Кроме вышеуказанных, большой интерес представляет наличие в якутском языке лексемы tetig 'осина' < сам. titeg ' сибирский кедр', которая, возможно, является заимствованием из самодийского, в результате комбинаторного чередования гласных с переднего ряда на задний. Если учесть, что часть самодийских заимствований локализуется в южносибирских тюркских языках, то можно ли признать в этой лексеме следы раннего прасамодийско-тюркского ареального контакта, сохраненные в якутском языке? Такой вопрос возникает в связи с тем, что в других современных тюркских языках данная лексема отсутствует. Е.А. Хелимским [1982] обнаружены самодийские заимствования в якутском, не имеющие соответствия в других сибирских языках: хaрtafas 'красная смородина '- название, которое также существует в эвен. kaрtafas [ТМС, I, с. 377], ПС *keptu ' смородина ', як., tût, тув. tut ' охотничьи лыжи (подбитые шкурой)', ПС tute 'лыжи ', отражено в эн. Ш5о, нган. tuta ' то же '. Также большая часть самодийских заимствований зафиксирована в южносибирских тюркских языках [Широбокова, 2005, с. 68]. А.В. Дыбо и В.Ю. Норманская отметили следующее: «Вырисовывается картина довольно интенсивных контактов с тунгусо-маньчжурами, тюрками и палеоазиатами. Представляется, что дальнейшее сопоставление полученных результатов с данными археологии позволит уточнить наше представление о времени и месте существования как праса-модийского этноса, так и тунгусо-маньчжурско-
го, тюрок и палеоазиатов» [Дыбо, Норманская, 2010, с. 52].
Итак, большинство названий деревьев и кустарников в якутском языке имеют собственно тюркское происхождение. Общетюркским является: ПТюрк. *Kadig 'береза': карах. qaSig, qajig, тур. kajin 'beech tree', аз. Gajin 'maple tree', туркм. Gajig, узб. qejin, уйг. qejin,. qajin, башк. qajin, кирг. qajig, qajig, каз. qajig, ккалп. qajig, хак. xazig, шор. qazig, ойр. qajig, тув. xadig, тоф. qadig, чув. хогъп, як. xatig. Но, в отличие от других тюркских языков, в якутском языке произошел семантический сдвиг в лексеме tia 'лес, тайга'. Ареальную общность с тюркскими языками Южной Сибири составляют названия хвойных деревьев, что доказывает генетическое родство данных групп тюркских языков: ПТюрк. *Tit 'лиственница', др.-тюрк. tit (др.-уйг.), карах., tit, тaт. диал. tet af ac, кирг. tit 'mulberry tree', хак. tit, шор. tit, ойр. tit; тув. dit, тоф. tit, dit / tit, як. tit, долг. tit; ПТюрк. *bol 'кедр\ як. bes 'сосна', тув. po's, тоф. mos, галт. mos 'кедр'.
Монгольские заимствования полностью соответствуют бурятскому и халха-монгольскому языкам, что свидетельствует о наиболее тесных связях с данными монголоязычными племенами: ПМонг. *hoj, ср.-мо. хо^ п.-мо. о^ мо. оj, орд. oi, даг. оi, монгр. fe, калм. о, бур. оj 'лес', як. оj 'лесок в открытом поле'; як. чарац 'березовая роща' < бур. шэрэнги 'роща': ПМонг. *cirgaj 'густой, высокоствольный (о лесе)', п.-мо. cirfai, мо. cargaj, бур. sereqgi 'thin growth, pinery', калм. cirfa 'dense (branches); a k. of tree or bush [EDAL, 2003, с. 393]
Таким образом, тунгусо-маньчжурские заимствования связаны с названиями кустарниковых растений, распространенных на Севере Сибири. В якутских названиях деревьев обнаружено также наличие лексемы tetiq 'осина' < сам. titeq 'сибирский кедр', которая, возможно, является заимствованием из самодийского языка.
В якутском языке исходные пратюркские формы корневых основ частично сохранились в связи с тем, что носители праякутского языка рано обособились от основной массы тюркских языков. Вместе с тем удаленность и ареальные кон -такты с монгольскими и тунгусо-маньчжурскими языками определили формирование специфических особенностей в названиях деревьев, что обусловлено сменой географических условий проживания якутов.
Литература
Антонов Н.К. Материалы по исторической лексике якутского языка. - Якутск: Як. кн. изд-во, 1971. - 174 с.
Бардаев Э. Ч. Фитонимы в монгольских языках // Вопросы грамматической системы монгольских языков - Элиста, 1980. - С. 98-108.
Болдырев Б.В. Словообразование имен существительных, обозначающих названия растений // Исследования по языкам Сибири. - Новосибирск, 1976.
Бурганова Н.Б. О татарских названиях растений // Вопросы лексикологии и лексикографии татарских языков. - Казань, 1976. - С. 125-142.
Будаев Ц.Б. О флористической терминологии // Труды БКНИИ СО АН СССР. - Вып. 3. - Улан-Удэ, 1960. - С. 80-88.
Дмитриева Л. В. Из этимологий названий растений в тюркских, монгольских, тунгусо-маньчжурских языках // Исследования в области этимологии алтайских языков. - Л., 1979. - С. 135-192.
Дмитриева Л.В. Этимологии географических апел-лятивов в тюркских и других алтайских языках // Алтайские этимологии. - Л.: Наука, 1984. - С. 130-177.
Дыбо А.В. Лингвистические контакты ранних тюрков. Лексический фонд. Пратюркский период. - М.: Восточная литература, 2007. - 221 с.
Дыбо А.В. Монгольские названия деревьев в алтайском словаре // Трофим Алексеевич Бертагаев. К 100-летию со дня рождения. - Элиста, 2006. - С. 42-64.
Дыбо А.В., Норманская Ю.В. Прасамодийская лексика материальной культуры / Материалы III международной научной конференции по самодистике. -Новосибирск, 2010.
Мусаев К.М. Лексикология тюркских языков. - М.: Наука, 1984. - 226 с.
Новикова К.А. Иноязычные элементы в тунгусо-маньчжурской лексике, относящейся к животному миру // Очерки сравнительной лексикологии алтайских языков / под ред. В.И. Цинциус. - Л.: Наука, 1972. - 360 с.
Норманская Ю.В. Растительный мир. Деревья и кустарники. Географическая локализация прародины тюрок по данным флористической лексики // Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Пратюркский язык. Картина мира пратюрка. -М., 2006. - С. 387-435.
Норманская Ю.В. Природное окружение и материальная культура пратюркских народов / отв. ред. А.В. Дыбо; Ин-т языкознания РАН. - М.: Восточная литература, 2008. - 342 с.
Пекарский Э.К. Словарь якутского языка. - 2-е изд.: в 3 т. - М.: Наука, 1958-1959.
Попов Г.В. Этимологический словарь якутского языка.- Новосибирск: Наука, 2003. - 180 с. - Ч. 1. (А - Дь).
А.А. Кузьмина
Рассадин В.И. Фонетика и лексика тофаларского языка. - Улан-Удэ: Бурят. кн. изд-во, 1971. - 252 с.
Сем Ю.А., Сем Л.И. Лексика, связанная с растительным миром, в нанайском языке // Вопросы лексики и синтаксиса языков народов Крайнего Севера СССР: межвуз. сб. науч. тр. - Л.: ЛГПИ им. А.И. Гер -цена, 1988.
Старостин С.А. Алтайская проблема и происхождение японского языка. - М., 1991.
Хайду П. Уральские языки и народы. - М.: Прогресс, 1985. - 432 с.
Хелимский Е.А. Древнейшие венгерско-самодийские языковые параллели. - М., 1982. - 164 с.
ШайхуловА.Г. Мотивирующие основы в названиях растений татарского и башкирского языков // Татарская лексика в семантико-грамматическом аспекте. -Казань, 1988. - С. 107-114.
Широбокова Н.Н. Отношение якутского языка к тюркским языкам Южной Сибири. - Новосибирск, 2005. - 272 с.
Этимологический словарь тюркских языков: Общетюркские и межтюркские основы на буквы «К», «К» / под ред. Г.Ф. Благова. - М.: Языки русской культуры, 1997. - 388 с.
Ка8апеп М. Die tscchuwassischen Lehnw^er im Tscheremissischen. - Helsinki: 1920 (MSFO u XLVIII).
Rona-Tas Az aitaji nyelvrokonsa'g vizsgalata'nak alapjai (A nyelvrokonsa'g elmeletes a csuvas-mongol nyelviskony) / Doktori erekozes tezisei. - Budapest, 1970.
Сокращения
БТСЯЯ, 2006 - Большой толковый словарь якутского языка: в 15 т. - Т. III (Буквы Г-И) / под ред. П.А. Слепцова. - Новосибирск: Наука, 2006. - 842 с.
БТСЯЯ, 2009 - Большой толковый словарь якутского языка: в 15 т. - Т. VI (Буквы Л-Н) / под ред. П. А. Слепцова. - Новосибирск: Наука, 2009. - 517 с.
БТСЯЯ - Большой толковый словарь якутского языка: в 15 т. - Т. XII (Буквы У-Y) / под ред. П. А. Слепцова. - Новосибирск: Наука, 2015. - 596 с.
СИГТЯ, 2001 - Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Лексика. - М.: Наука, 2001. -821 с.
ТМС - Сравнительный словарь тунгусо-маньчжурских языков: Материалы к этимологическому словарю. - Т. I / отв. ред. В.И. Цинциус. - Л.: Наука, 1975. - 672 с.
ЭСТЯ, 1997 - Этимологический словарь тюркских языков. Общетюркские и межтюркские лексические основы на буквы «К» и«К» / под ред. Г.Ф. Благовой. -М.: Языки русской культуры, 1997. - 388 с.
ЭСТЯ, 1980 - Этимологический словарь тюркских языков: Общетюркские и межтюркские лексические основы на букву «Л, М, Н, П, С» / под ред. Н.З. Гаджи-евой - М.: Наука, 1980. - 395 с.
EDAL - Starostin S.A., Dybo A.V, Mudrak O.A. An Etymological Dictionary of Altaic Languages. - Leiden, 2003. - 1556 с.
***
ПАлт. - праалтайское
монг. - монгольский
ПМонг. - прамонгольский
п.-мо. - письменно-монгольский
ср.-мо. - среднемонгольский
бур. - бурятский
даг. - дагурский
дун. - дунсянский
калм. - калмыцкий
мо. - халха-монгольский
монгр. - монгорский
орд. - язык монголов Ордоса
тюрк. - тюркский
ПТюрк. - пратюркский
др.-тюрк. - древнетюркский
др.-уйг. - древнеуйгурский
орх. - орхонский
карах. - караханидский,
аз. - азербайджанский
алт. - алтайский
баш. - башкирский
гаг. - гагаузский
долг. - долганский
каз. - казахский
караим. - караимский
кбалк. - карачаево-балкарский
кирг. - киргизский
ккалп. - каракалпакский
кум. - кумыкский
ног. - ногайский
ойр. - ойратский
тат. - татарский
тув. - тувинский
тур. - турецкий
тур. диал. - турецкий диалект
тоф. - тофаларский
туркм. - туркменский
узб. - узбекский
уйг. - уйгурский
сал. - саларский
хак. - хакасский
хал. - халаджский
чув. - чувашский
шор. - шорский
як. - якутский
т.-ма. - тунгусо-маньчжурский ПТМ - пратунгусо-маньчжурский ТМ - тунгусо-маньчжурское коряк. - корякский ма. - маньчжурский
нан. - нанаиский ульч. - ульчскии
нег. - негидальский эвенк. - эвенкийский
орок. - орокский эвен. - эвенский
ороч. - орочский фин. - финский
сол. - солонский сам. - самодийский
тунг.-маньч. - тугусо-маньчжурское эн. - энецкий
уд. - удэйский нган. - нганасанский
A.A. Kuzmina
The names of the trees and shrubs in the Yakut language (comparative aspect)
The article presents an analysis of the lexical-semantic group of names of trees and shrubs of the Yakut language in comparative aspect. The material analysis became the Yakut language dictionaries, comparative dictionaries of Turkic and Tungus languages, etymological dictionary of the Altaic languages. Methodical basis of the article were comparative historical studies of Altaic languages. It is stated that in the Yakut language semantic shift occurred in token tya 'forest, taiga' which in other Turkic languages is meaning of 'mountain'. Most of the names of the trees and shrubs of the modern Yakut language are the words of a Turkic origin, for example, with Turkic names are birch, larch, spruce, willow. Lexemes associated with the northern forest nature: bolbukta, labykta, siibikte etc. borrowed from the Tungus languages. Mongolian borrowings are words oyuur 'forest', charan 'birch grove'. On the basis of these data, the speculation about early areal contact with the Mongol people and changing geographic conditions Yakuts living.
Keywords: the names of trees, etymology, root base, vocabulary, areal contact, morpheme, reconstruction, Altaic, fonomorfology, affixation.
УДК 811.512.211
С.И. Шарина
Деепричастия в нижнеколымском говоре эвенского языка
В статье рассматривается статус деепричастных форм в не имеющем системного описания нижнеколымском говоре эвенского языка. Выясняется, что состав деепричастных форм в нижнеколымском говоре имеет схожие черты с западными диалектами эвенского языка, однако, в отличие от ламунхинского и саккырырского говоров, в нем отсутствуют формы одновременно-длительного действия и определенных форм разновременного действия. В описываемом говоре выделяются все традиционно классифицируемые в эвенском языке разряды деепричастий: три неизменяемые формы; две формы, изменяемые по числу; пять изменяемых по лицам и числам, то есть спрягаемых форм. Статус деепричастных форм в нижнеколымском говоре не имеет отличий от других диалектов и говоров.
В отличие от восточного наречия в нижнеколымском говоре фиксируется употребление формы множественного числа одновременного деепричастия с суффиксом -сал /-сэл, что присуще западным говорам.
Материалом для написания данной статьи послужили материалы автора, собранные во время полевых экспедиций в Нижнеколымском районе Республики Саха (Якутия) в 2013-2015 гг.
Ключевые слова: эвенский язык, нижнеколымский говор, неизменяемые деепричастия, деепричастия, различающие формы числа, спрягаемые деепричастные формы.
Специальное изучение состава и статуса деепричастных форм эвенского языка еще не предпринималось, не освещен в научной литературе и вопрос об употребительности определенных деепричастий в диалектах эвенского языка. В данной связи представляется весьма актуальным рассмотрение их функционирования в говорах, © С. И. Шарина, 2016
так как приобщение новых данных по еще недостаточно изученным говорам имеет определенную ценность для документации исчезающего эвенского языка.
Нижнеколымский говор относится к ещё не описанным говорам. В существующих классификациях говоров и диалектов эвенского языка он
