CC BY
58
PURPOSE AND METHOD OF APPLIED ETHICS Belousova L.
НАЗНАЧЕНИЕ И МЕТОД ПРИКЛАДНОЙ ЭТИКИ Белоусова Л. А.
Белоусова Людмила Алексеевна / Belousova Lyudmila — кандидат философских наук, доцент,
кафедра философии, Институт гуманитарных наук и искусств, Уральский федеральный университет им. первого Президента России Б. Н. Ельцина, г. Екатеринбург
Аннотация: в статье представлена критика нормативизма, социологизма и формализма в определении назначения и практических задач этики, сформулированы основные принципы методологии современной прикладной этики в контексте славянской традиции, соборного персонализма и исторического самосознания. В статье обосновывается программа преодоления этического формализма в российской традиции посредством конкретно-культурного творчества, формирования исторического самосознания, нравственно-духовного акта, созидания гуманных идеалов и ценностей, противостояния индивидуализму. Реализация этой программы возможна на основе синтетического метода прикладной этики и преодоления номотетики и идиографики.
Abstract: the article presents a critique normativism, sociology and formalism in determining the purpose and practical problems of ethics, formulated the basic principles of the methodology of modern applied ethics in the context of the Slavic tradition, the cathedral and the historical consciousness of personalism. The article explains the program to overcome the ethical formalism in the Russian tradition through concrete cultural creation, the formation of historical consciousness, moral and spiritual act of creation of humane ideals and values, opposition to individualism. This program can be based on synthetic method of Applied Ethics and overcoming nomotetik and idiografiki.
Ключевые слова: прикладная этика, нормативизм, формализм, идиографический и номотетический метод, нравственность, творчество, историческая личность народа. Keywords: applied ethics, normativism, formalism, ideographic and nomothetic method, morality, art, historical figure of the people.
Прикладная этика как новое направление подготовки в российских вузах привлекает внимание по-особенному, ей отводится значительная роль в нравственном воспитании, регуляции социальных отношений, в предупреждении и досудебном разрешении межличностных конфликтов. В реальности, где «безнравственность» наступает внешним фронтом на традиционные ценности человека, семьи, многонационального народа и государства, а также пожирает совесть изнутри и выворачивает человека до его физиологической «изнанки», в такой реальности востребованы яркие нравственно зрелые личности, способные противостоять изощренной мимикрии продажной безнравственности.
В поле действия прикладной этики как социального института попадают многие сферы деятельности, однако, присмотревшись к её целям и методам, можно заметить существенный крен в сторону нормативной этики, которая фокусируется на утверждении определенных моральных норм, ограничений или запретов. Социологизм и новая позитивная наука — социология морали — получили свое развитие в начале ХХ века благодаря основателю французской социологической школы Э. Дюркгейму. Выступая с критикой «ревностных сторонников абсолютного индивидуализма», он подчеркивал, что социальный факт, включающий образ мысли, действования и чувствования, одарен принудительной силой. Это означает, что «...большинство наших идей и стремлений не выработаны нами, а приходят к нам извне... они могут проникнуть в нас лишь посредством внушения...» [4]. В традициях научной социологической школы все моральные факты подчиняются определенным законам подобно фактам природы. Социология морали призвана выявлять причины аморального социального факта и содействовать принуждению и соблюдению социальных стандартов. В современной западной теории корпоративного управления «индивидуальность» трансформировалась в позитивного актора, практическая цель которого — стабилизация общественных отношений на основе принятых правил. При этом сам человек с его противоречивым творческим духовным началом нелегитимен в силу непредсказуемости для системы в целом. Поэтому задачи западной социологии и прикладной этики сводятся к нормированию, унификации и формализации отношений и ценностей. Однако номотетике в гуманитарной сфере на
протяжении всего ХХ столетия противостоит идиографический подход с его критикой нормативизма и сомнением в возможности определения любых социальных закономерностей.
Прикладные задачи этики сегодня определяются по-разному, одни исследователи утверждают, что этика должна учить «конкретному нравственному деянию», «определять моральные принципы и обучать их применению», «утверждать общественно-значимые моральные действия», другие видят задачу этики в «формировании ценностного способа бытия» (заповедей, норм, долга) на основе материально-предметного мира, в выработке рекомендаций и содействии диалогу. На первый взгляд это верные определения. Но нельзя не заметить, что они формально верные, при внимательном взгляде оказываются пустыми — их можно наполнять совершенно разными смыслами — например, «конкретное нравственное деяние» — в чьих интересах оно осуществляется, соответствуют ли этому деянию выбранное место и время? Каковы последствия этого деяния для отдельной личности и общества в целом? Этика с выхолощенным содержанием — всё равно, что одежонка, которую с успехом натягивают «добрые» и «злые», и тогда перед нами «расцветает» мраком своей бесчеловечности мир симулякров или театр абсурда, где бесчестность превращается в «нравственность», а безнравственность — в благо.
В традициях номотетики назначение морали видят, как правило, в регулировании и оценке поведения человека. Такой нормативный подход доминирует на сегодняшний день. В сфере государственной службы, бизнеса, образования, медицины, журналистики и др. внедряются Этические кодексы, правила и нормы оказания услуг и работы с клиентами. Это очень важная деятельность по организации общественных отношений. Однако всем известно, что нормативный подход к морали приводит к формализации, появлению теневых отношений, выведению за скобки «неофициального» и противоправного, разделению общества на «своих» и «чужих», раздвоению несостоявшейся личности. Возникает соблазн давления сообщества на отдельную личность, ограничения её свободы. Обществу приходится затрачивать дополнительные ресурсы на преодоление социальных конфликтов, большинство из которых обусловлены внутриличностным конфликтом, нравственной несостоятельностью отдельной личности. Моральные проблемы отдельного человека выплескиваются на общество, умножая и без того сложные и противоречивые процессы. И прикладная этика здесь бессильна. На это указывают российские исследователи. Так В. В. Варава отмечает, что прикладная этика всецело показывает нам стремление «рационализировать, калькулировать, систематизировать, кодифицировать, институализировать» поведение человека, а нравственные коллизии, решаемые психологами при посредстве этических кодексов завершаются вердиктом о профнепригодности. В поле зрения прикладной этики «вообще не попадает экзистенциальная ситуация человека» [3]. Практическую задачу этики он видит в раскрытии «драматического характера человеческого бытия как человеческого».
В настоящее время социологические методы широко распространены в области прикладной этики и это не только приводит к дублированию опыта социологов и психологов, но и сводит всю деятельность прикладников-этиков к оценочной деятельности. Например, для диагностики корпоративной культуры, «исследования степени корпоративной идентичности, влияющей на лояльность сотрудников» маркетологи и социологи широко используют методику определения ценностных ориентаций М. Рокича [8]. Она позволяет выявить этические ценности сотрудника (ответственность, независимость, широту взглядов и др.) в статике, как зрелый результат его социального развития. Здесь нет динамики разнообразных эмоций и мыслей, которыми сотрудник сопровождает свои действия, человека оценивают по формальным признакам идеального ценностного мира, в реальности же множество неучтенных обстоятельств с их явными и скрытыми смыслами, существенно влияющих на принципы и приоритеты поведения человека, не изучаются вообще или исследуются на предмет отклонения от нормы. «Социология, которая отрицает, что человек есть духовное существо и что из духовного мира он черпает свои оценки, есть не наука, а ложная философия, даже ложная религия», — отмечал Н. А. Бердяев [1]. Духовный человек — за гранью социологизма. Но несмотря на формализм, социологический подход широко используется как научный метод, представляющий формально научные основания для управления, поощрения или наказания. Соответствует ли это принципам справедливости, общественно-исторической значимости и эффективности? Следует признать, что в действительности общество накачивается пустыми знаками формальной морали, не обогащая духовный мир человека, а лишь формализуя и опустошая его, стимулируя приспособленчество, двойную мораль и, как следствие, разрушение ресурсов и потенциала народа в осуществлении исторической деятельности. Наиболее чувствительна к
духовному опустошению молодежь, которая отвечает на выхолощенный морализм общества агрессивностью, жестокостью или равнодушием.
В современной западной философии трактовка формализма в этике основана, как и прежде, на противопоставлении нормативизму Канта: «Проявлять формализм значит ставить долг выше чувства, а намерение - выше реальных достижений»,— подчеркивает в своем философском словаре Конт Спонвиль Андре [7].
Дискуссия о кризисе в этике уходит своими корнями в начало ХХ века, когда немецкими философами М. Шелером и Н. Гартманом были предприняты попытки преодолеть кризис нормативизма. Цель этики определялась как формирование ценностного способа бытия в форме заповедей, норм, понимания долга на основе материально-предметного, эмоционального мира человека [5]. Задача прикладной этики в традиции западной антропологии может быть определена как поддержка ценностного отношения человека к профессиональным, корпоративным, личным и иным целям. Этика М. Шелера и Н. Гартмана была сформирована под влиянием феноменологии Э. Гуссерля. Однако и в этих учениях формализм не был преодолен, он вновь просматривался во «внечеловеческом бытии» и «пассивности человека», на что обращал внимание русский религиозный философ, представитель соборного персонализма Н. А. Бердяев. Он противопоставлял этическому формализму «...человека, не психологического, а духовного человека и его творческую активность» [1]. Н. А. Бердяев критикует М. Шелера за пассивное изображение духа, напоминающего идеальные ценности, за отсутствие свободы у человека. И хотя Н. А. Бердяев поддерживает стремление М. Шелера преодолеть нормативную, законническую этику и обосновать новую этику на ценности личности, но он резко расходится с ним в понимании личности. Для Шелера личность — это конкретная неповторимая личность с индивидуальными ценностями, которая «не предполагает ничего вне себя». Бердяев же подчеркивает, что личность предполагает другую личность, «личность невозможна без любви и жертвы, без выхода к другому, другу, любимому. Закупоренная в себе личность разрушается» [1]. В размышлении о человеке и этике основным Н. А. Бердяев считал вопрос «...о благодатном, просветляющем действии... на живую, конкретную личность». При этом человека он видит не пассивным рабом обстоятельств и не игрушкой для мирового разума, как это представляла вся предшествующая философия, Бердяеву важно было подчеркнуть, что он говорит о благодатном действии на «самостоятельного человека», преображающего мир. Н. Бердяев высоко оценивал этику Н. Гартмана за защиту свободы и творческого призвания человека. Но и в этой этике он не увидел истоков свободы и творческих сил. Построенный Н. Гартманом «идеальный мир ценностей остается бессильным», — заключает Н. Бердяев и настаивает на том, что этика — это «опыт раздвоения и оценки, опыт боли и страдания» на пути к сверхсознательной целостности и полноте. Он также отмечал, что ««добро» не знает другого способа победы над «злом», как через закон и норму». Но в этом и заключена этическая трагедия, потому что «добро» не может победить «зла» при помощи закона и нормы. Выход из этой трагедии Н. Бердяев видел в «вечном творчестве» добра и новых ценностей. И на этом пути нужно преодолевать идеализм и нормативизм, раскрывать новые источники творческой энергии человека. Жизнь личности есть «самовозрастание и самопреодоление». «Этика, — пишет Н. Бердяев, — должна прежде всего вести духовную борьбу против той окончательной социализации человека, которая подавляет свободу духа и совести. Социализация этики означает тиранию общества и общественного мнения над духовной жизнью личности и над свободой ее нравственной оценки. Врагом личности является общество, а не общность, не соборность» [1].
Истоки формализма в этике в начале ХХ века исследовал российский и немецкий славист Д. И. Чижевский с позиций этического персонализма и этому вопросу посвящает свое исследование Н. С. Плотников [9]. Он сравнивает позиции М. Шелера и Д.И. Чижевского, оба находились под влиянием феноменологии Э. Гуссерля, но аргументы в критике формализма у Д. И. Чижевского отличались от аргументов М. Шелера. Основным принципом формализма Д. И. Чижевский называл уподобление этической теории любой научной теории о законах природы, что и сводило этику к рассуждениям о «должном», о «нормах» и «законах». Формализм этики выражается в «установлении всеобщей нормы», которая выступает критерием для оценки и мотивации поступков [9]. Взгляд Д.И. Чижевского на формализм в этике интересен нам по двум поводам: с одной стороны, сформировавшись как мыслитель-славист в российском гуманитарном пространстве начала ХХ века, он, безусловно, выражал и специфически славянское, «национальное» понимание формализма этики, а с другой стороны, после эмиграции на Запад, он являлся непосредственным участником феноменологических дискуссий в сообществе Э. Гуссерля. Последний отзывался о Чижевском как об «основательнейше образованном, самостоятельно мыслящем философе», у которого есть чему поучиться. Исследования Д. И. Чижевского распространялись и на народное творчество
(предфилософию) [2]. В настоящее время многие сочинения Чижевского находятся в архивах и только в последние десятилетия стали предметом исследования. Так Н. С. Плотников обращает внимание на размышления, важные и для современных исследователей в области прикладной этики. Он пишет, что выступив против номологической модели этики, Чижевский считал, что «невозможно обойти индивидуальное существование действующего субъекта, которое исчезает в формализме в силу перенесения интереса с самого субъекта на его поступки в их соотнесенности с универсальными критериями». Н. С. Плотников отмечает, что Д. И. Чижевский, изучая Ф. Достоевского, поставил «этико-онтологическую проблему» устойчивости индивидуального существования или абстрактности (двойника), проблему потери своего места в жизни, значимости, уникальности. И это проблема не только «маленького человека» [9]. Феноменологическая этика Чижевского нацеливает исследователей на выявление разных видов соотношения общего и индивидуального, подчеркивает укорененность формализма в нормах и оценках разума, а также сведение личного бытия к элементу социальной структуры, игнорирование индивидуальности и неповторимости личности и ситуации. Вместо обращения к анализу априорного содержания эмоциональной духовной жизни и выявления ценностных аксиом «логики сердца», чем был занят М. Шелер, Д. И. Чижевский обращает наше внимание на «живую субстанцию культуры, непосредственность и привязанность человека к другому человеку, родине, природе» [10]. Выявить эту особенную глубину духовной жизни человека при помощи моральных законов невозможно. Только при раскрытии внутреннего духовного мира человек определяет свое место в жизни. Из критики формализма в этике Н. А. Бердяева и Д. И.Чижевского и краткого сравнения западного и славянского понимания этики можно вывести первое правило славянской гуманитарной традиции и методологии прикладной этики: конкретность в определении условий для разнообразного проявления творческих сил личности, её духовности, веры, связи с народными традициями, культуры и национальной памяти, каждое из которых несет свое содержание нравственной жизни. Решить эту задачу формализованными методами социологии морали невозможно. Здесь необходимы творческие отношения и проекты для раскрытия личности и становления новых ценностей народной культуры.
В российских гуманитарных традициях есть замечательные и глубокие сочинения, опираясь на конструктивные идеи которых, можно найти подсказки в поиске более эффективной методики изучения и исправления общественной нравственности. Нужно восстановить, прежде всего, исторический фундамент духовно-нравственных процессов в обществе, историческое содержание морали. И программы, которые должны работать в этом направлении прикладной этики, ориентированы на формирование и развитие исторически значимых ценностей в качестве мотивов морального поступка и в этом заключается историческая духовно-нравственная компетентность, которая выступает эффективным критерием оценки ответственных решений и действий, стимулом для личностного творческого развития.
Ярко и убедительно о важности такой компетенции говорит выдающийся русский историк В. О. Ключевский. Свой метод изучения истории ещё в конце ХГХ начале ХХ века он основал на «обработке» идей, ставших культурно-историческими факторами. Идея, отмечает В. О. Ключевский в «Курсе русской истории», «становится историческим фактором, когда овладевает какою-либо практической силой, властью, народной массой или капиталом, — силой, которая перерабатывает её в закон, в учреждение, в промышленное или иное предприятие, в обычай, наконец, в поголовное массовое увлечение или художественное всем ощутительное сооружение...» [6]. Во всех исторических событиях Ключевский стремится «измерить силу действия гуманных идей, а через то и нравственный уровень общежития». «Умственный труд и нравственный подвиг» он называет «самыми мощными двигателями человеческого развития», историческими силами, которые действуют на житейский порядок и поэтому подлежат историческому исследованию. И в них, согласно В. О. Ключевскому, мы обнаруживаем уже не «сырые» философские идеи, а результаты прикладной деятельности. Именно здесь мы обнаруживаем методологический прием, необходимый для построения исторического критерия прикладной этики. «Порядок изучения не совпадает с порядком жизни, идёт от следствий к причинам, от явлений к силам», — подчеркивает Василий Осипович. Называя свой метод социологическим, тем не менее, Ключевский вовсе не вытягивает готовую идею из исторических событий, а настаивает на формировании исторического самосознания, на том, чтобы «отследить» два процесса, формирующих основы политического и народного быта, во-первых, «мы будем следить, как вырабатывалось в практике жизни и выяснялось в сознании народа понятие о государстве и как это понятие выражалось в идее и деятельности верховной власти»; во-вторых, «другой процесс покажет, как в связи с ростом государства завязывались и
сплетались основные нити, образовавшие своей сложной тканью нашу народность». Только такой метод, по мнению В. Ключевского, позволит понять «образ русского народа как исторической личности». Ключевые принципы современной прикладной этики должны быть основаны на признании того, что моральные требования и нравственные традиции не могут в полной мере раскрываться вне исторического контекста.
Опираясь на методологию В. О. Ключевского, можно сформулировать второе требование к методу прикладной этики: в содействии нравственности необходимо учитывать логику исторического раскрытия личности через усвоение идеи государственности, долга и закона, с одной стороны, а также идеи народной свободы и творчества, с другой стороны. Однако, специфическая задача прикладной этики — не в том, чтобы изучить и оценить, а в том, чтобы вооружить всю систему общественного образования и воспитания, межличностных и управленческих отношений конкретной, проверенной на эффективность, методикой нравственного развития и содействовать нравственному становлению личности через усвоение исторических идей народа. Идея народности оформляется через соотнесение личности с культурой и традициями народа, через принятие идеи служения своему народу, через раскрытие в себе «исторической личности народа». Если В. О. Ключевский видел задачу истории в понимании исторического призвания народа, то задача прикладной этики — в раскрытии нравственных творческих сил личности, включенной в исторические события и тем самым — в процесс исторического воспитания личности народа.
Историческое исследование В. О. Ключевского выявляет прикладные проблемы, «практические потребности» науки о становлении личности народа, подчеркивая, что текущий момент требует «от каждого русского человека отчётливого понимания накопленных народом средств и допущенных или вынужденных недостатков своего исторического воспитания» [6].
Задача прикладной этики — в раскрытии или формировании в каждом человеке «исторической личности народа», его идеала. Но для осуществления идеала, пишет В. О. Ключевский, «необходимы энергия действия, энтузиазм убеждения...крепкие нервы, самоотверженные характеры... и сообразительные умы». Его мысли из глубины исторического времени обращены к современной молодежи: «...мы живём во время, обильное идеалами, но идеалами, борющимися друг с другом, непримиримо враждебными. Это затрудняет целесообразный выбор. Знание своего прошлого облегчает такой выбор: оно не только потребность мыслящего ума, но и существенное условие сознательной и корректной деятельности» [6].
В. О. Ключевский отмечает, что «вековыми усилиями и жертвами Россия образовала государство, подобного которому по составу, размерам и мировому положению» мы не видим, но при этом народ «по своим духовным и материальным средствам» не достиг ещё уровня европейских народов, не соответствует его международному положению. «Мы ещё не начинали жить в полную меру своих народных сил, чувствуемых, но ещё не вполне развернувшихся, не можем соперничать с другими ни в научной, ни в общественно-политической, ни во многих других областях, — пишет В. О. Ключевский, — «нам предстоит, не теряя приобретённой в этой работе житейской выносливости, напряженно работать над самими собой, развивать свои умственные и нравственные силы, с особенной заботливостью устанавливать свои общественные отношения» [6]. И по существу это программа развития «исторической личности народа», которую мы можем принять в качестве основания для нравственного развития отдельной личности. Знание истории и культуры своего народа, ясное определение своего места в той или иной социальной и духовно-нравственной традиции — один из эффективных критериев этической оценки претендента на руководящую должность.
Конечно, приняв западную практику социологии морали, можно готовить специалистов по изучению и оценке нравственных событий — прикладных этиков, это нисколько не помешает социологам и психологам, а только дополнит их большую армию прикладными этиками для придумывания или заимствования западных технологий разделения коллектива на «инициативных» и «неинициативных», достойных и недостойных, пригодных и непригодных. Социологическая и психологическая практика буквально пронизана формализмом, в особенности этическим формализмом. Ей нет дела до творческого духовного потенциала человека. Акцентируя «индивидуальность», её трактуют как умение выделяться, быть оригинальным в довольно растяжимой формуле «западной свободы». Кто взвесил эти формальные ошибки социологов и психологов? Результатом формализма в работе с человеком является разбитый вдребезги внутренний духовный мир, потеря веры и ориентиров, смысла жизни. Прежде всего это проявляется у молодежи как наиболее чувствительной к ценностным трансформациям в обществе. Чтобы как-то исправить ситуацию начинаем выращивать новых специалистов по работе с молодежью, по сути тех же социологов с тем же формальным
подходом к человеку. Социологам можно, вероятно, простить такой формализм, поскольку цель западной социологии — в выявлении формально общего и опасно отдельного. Полученную информацию они передают политикам, бизнесменам, психологам. для принятия решений, в этом и есть формализм по отношению к «личности народа». Преодоление этического формализма возможно на основе философского конкретно-практического понимания человека и общества, его нравственности и культуры. И здесь мы можем опереться на мысли Н. А. Бердяева: философия «...есть также учение о творческих ценностях и творческой энергии человека». Только на такой гуманитарной основе возможна не тираническая и не нормативная этика. В традициях русской духовности Бердяев определяет сферу этики более широко: «Этика есть учение о различении, оценке и смысле, т. е. к ней, в сущности, относится весь мир, в котором совершается различение, делается оценка и ищется смысл» [1]. Он также подчеркивал практическое назначение этики как «нравственно-духовного акта». Формальный морализм может быть преодолен посредством такого акта со стороны субъекта нравственного творчества. Следует признать, что мы живем в непростое, интеллектуально и морально ёмкое время воспитания новой элиты на основе «нравственно-духовного акта». Русские мыслители на протяжении двух столетий называли этот вопрос ключевым в возрождении России. К выполнению такой задачи способна только такая интеллигенция, которая выражает творческие начала и чувства своего народа, видит свое призвание в служении народу. В этом состоит основная гуманитарная задача возрождающегося российского общества и, прежде всего, прикладной этики.
Компетентным практиком в вопросах этики должен быть каждый руководитель. Моральное право руководить можно обрести у нравственно-здорового коллектива только в том случае, если хорошо знать и понимать творческий потенциал подчиненных и содействовать максимальному раскрытию этого потенциала посредством сплочения коллектива на основе доверия. В этом — исходное основание для нравственного управления. Жизнь личности как «нравственно-духовный акт» созидания ценностей — это ещё и основа для синергийного умножения нравственно-здоровых ресурсов коллектива. Разве может прикладной этик формальными мероприятиями научить чиновников нравственному поступку? Скорее он может содействовать раскрытию духовно-нравственных глубин творческой личности. Н. Бердяев отрицает возможность объективирования и использования рациональных методов в этике. Проникновение в глубину бытия возможно посредством «активной интуиции», которая созревает и раскрывается в творчестве.
К сожалению, многие исследователи нравственных дилемм заняты сегодня оправданием своей моральной автономии, «индивидуального характера» своей этики в конфликтах с безнравственными руководителями [11]. В действительности, воспитатели нравов сами должны быть воспитаны непрерывным личностным духовным подвигом, присутствием в историческом событии. Они призваны играть роль общественных экспертов в оценке гуманитарных нравственных компетенций претендентов на руководящую должность, должны представлять гуманитарные рекомендации в области управленческих решений и воспитывать новых руководителей. И только в этом качестве они будут представлять «волю и дух народа», коллектива честных и ответственных сотрудников. И только в этом качестве яркая нравственная личность займет достойное место в обществе. В консолидации творческих нравственных сил, в соборности, духовной общности народа, но не в «индивидуализации» — практическое социально-историческое назначение современной этики.
Гуманитарная основа российской традиции прикладной этики может быть представлена как программа преодоления этического формализма посредством конкретно-культурного творчества, формирования исторического самосознания, нравственно-духовного акта, созидания гуманных идеалов и ценностей, противостояния индивидуализму. Методом преодоления этического формализма не может быть ни номотетика, ни идиографика, но только их творческий синтез на основе соборности и персонализма, рациональности и интуиции.
Литература
1. Бердяев Н. И. О назначении человека. Опыт парадоксальной этики. Гл. II, III. [Электронный ресурс]: Электронная библиотека Литмир. Режим доступа: http://www.litmir.co/br/?b=114522&p=2/ (дата обращения: 10.12.2016).
2. Валявко И. В. Дмитрий Иванович Чижевский и его исследования по истории философии (К 120-летию со дня рождения). [Электронный ресурс]: Философский журнал, 2015. № 1. Т. 8.
Режим доступа: http://elibrary.ru/download/83310067.pdf/ (дата обращения: 23.12.2016).
3. Варава В. В. Этика как не школьная философия. [Электронный ресурс]: Логика, методология и философия науки. Воронежский государственный университет. Режим доступа: http://dspace.bsu.edu.ru/bitstream/123456789/10702/1/Varava_Ethics.pdf/ (дата обращения: 10.11.2016).
4. Дюркгейм Э. Метод социологии. Гл. 1. [Электронный ресурс]. Fantasy Read. Режим доступа: http://fanread.ru/book/2036695/?page=1/ (дата обращения: 30.12.2016).
5. Кирилина Т. Ю. Зарубежные ученые о социологии морали. [Электронный ресурс]. Социологические исследования, 2009. № 7. С. 133-138. Режим доступа: http://ecsocman.hse.ru/data/509/728/1224/Kirilina.pdf/ (дата обращения: 10.11.2016).
6. Ключевский В. О. Курс русской истории. [Электронный ресурс]: Profilib-электронная библиотека. Режим доступа: http://profilib.com/chtenie/5737/vasiliy-klyuchevskiy-kurs-russkoy-istorii-8.php/ (дата обращения: 22.10.2016).
7. Конт Спонвиль Андре. «Формализм». Философский словарь. [Электронный ресурс]: ВикиЧтение. Философия. Режим доступа: https://fil.wikireading.ru/97445/ (дата обращения: 22.12.2016).
8. Методика определения ценностных ориентаций М. Рокича. [Электронный ресурс]: Портал HR-сообщества. Режим доступа: http://hr-portal.ru/tool/metodika-opredelemya-cennostnyh-orientaciy-m-rokicha/ (дата обращения: 12.10.2016).
9. Плотников Н. С. Очерк о феноменологической этике Д. И. Чижевского. [Электронный ресурс]: Этическая мысль, 2014. № 14. Режим доступа: http://cyberleninka.ru/article/n/ocherk-fenomenologicheskoy-etiki-d-i-chizhevskogo/ (дата обращения: 17.12.2016).
10. Русин М. Ю., Огородник И. И. и др. История украинской философии. Гл. Дмитрий Чижевский: философские исследования. Учебное пособие / К.: ВПЦ «Киевский университет», 2008. 591 с. [Электронный ресурс]: Электронная онлайн библиотека. Режим доступа: http://banauka.ru/51.html/ (дата обращения: 12.12.2016).
11. Хафизова Н. А. «Этика профессора» как этика индивидуального служения. [Электронный ресурс]: Ведомости прикладной этики, 2012. № 4 1. Режим доступа: http://elibrary.ru/download/14462869.pdf/ (дата обращения: 11.10.2016).
