CC BY
89
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ, Т. XV, № 1
»Р
Й
II
III
III
И
Я I ¡5!
®
0
ъ
з
ф
1
о </) с о
швшш
о (Л
(П
0
я шаш
тз
3
(/>
1
о <л
ГС
<§>
^УКА, ВЛАСТЬ И ОБЩЕСТВО В ПЕРИОДЫ КРИЗИСОВ: ИСТОРИКО-СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ1
э. и. колчинскии
До недавнего времени в традиционных рассуждениях о роли науки в эпоху глобальных кризисов, опиравшихся в основном, на философско-мировоззрен-ческие постулаты, приводилось немало доводов как «за», так и «против» тезисов о пользе или вреде науки. В современной России, где положение науки и социальный статус ученого по-прежнему обычно оценивают как неудовлетворительные, стратегию будущего развития науки целесообразно вырабатывать на базе исторического опыта как самой России, так и других великих научных держав, переживавших крупные социально-экономические и политические кризисы в своей истории.
В первые годы новой России обществом и правящей элитой был поставлен вопрос: «Насколько высокоразвитая наука необходима для нормального функционирования экономики России, для обеспечения достойного уровня жизни ее населения и сохранения ею места среди великих держав?». Исторический опыт, например Древнего Рима или нацистской Германии, казалось, дал однозначный ответ на подобные вопросы.
1 Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 03-04-067а.
Считалось, что без науки нет перспектив у современного государства, а религиозность и мистицизм, популярные на разных этапах европейской цивилизации, чаще всего были не знаком духовного возрождения того или иного политического строя, а предвестником его гибели. Не менее известно, что просциентистская политика империй Англии, Франции и Германии в конце XIX - начале XX вв. и современных США и Китая обеспечили быстрый прогресс во всех сферах общественного развития, экономическое процветание и военную мощь.
На самом же деле не все обстоит так просто и однозначно. Германия, обладавшая самой мощной наукой накануне Первой мировой войны, потерпела поражение от стран Антанты. Высокий уровень развития науки и техники не спас от краха и национал-социалистическую Германию во Второй мировой войне. Советская наука, сыграв важную роль в модернизации России, в разгроме нацистской Германии, в сохранении военного паритета в гонке вооружений в течение 40 лет, - не только не обеспечила победу СССР в «холодной войне», но и не уберегла его от распада.
Не случайно у многих в начале 1990-х гг. возникли вопросы: «Нужна ли вообще России фундаментальная наука?»; «В какой степени общество должно обеспечивать ее развитие?»; «Не дешевле ли и проще закупать новые технологии за рубежом?». По многим из этих вопросов и по сей день не приняты решения, несмотря на неоднократные декларации о необходимости иметь мощную отечественную науку и трехкратное увеличение бюджетного финансирования за последние пять лет2.
Для выяснения путей и способов выживания науки в периоды кризисов предлагается историко-сравнительный анализ ситуаций, в которых оказывалась наука разных стран, начиная со времен Английской буржуазной революции вплоть до «культурной революции» и до кон-
2 Научное сообщество остается недовольно существующей ситуацией и считает предпринятые меры недостаточными для существенного улучшения ситуации. Вот некоторые результаты проведенных нами исследований среди научных работников в 2001 г. и руководителей лучших научных учреждений Санкт-Петербургского центра РАН весной 2005 г. На вопрос: «Как вы оцениваете состояние академической науки за последнее время?» в 2001 г. ответы распределились следующем образом: 1) критическое - 20,8%; 2) тяжелое и без положительных тенденций - 27,7%;
3) тяжелое, но с положительными тенденциями - 26,2%; 4) нестабильное с неясными перспективами - 24,6%; 5) нормальное, хорошее - 0,8 %. Таким образом, только чуть больше четверти опрошенных, в целом, дали положительную оценку происходившему. Еще более пессимистическими выглядели ответы руководителей научных коллективов в 2005 г. На вопрос «Какие изменения произошли в науке за последние 4 года?» были получены следующие ответы: 1) ухудшилось - 63,6%; 2) без существенных изменений - 27,2%; 3) улучшилось только в плане возрастания личной инициативы - 9,2 %.
wk
э. и. колчинский
II
«холодной войны». Это исследование было проведено историками науки из России, США, Германии, Китая и Японии, а его результаты были изложены в коллективной монографии, посвященной влиянию кризисов на отношения науки, власти и общества3, а также в ряде других книг и публикаций4. Эти работы лежали в русле историко-сравнительных исследований науки разных стран, получивших широкое распространение в современной историко-научной литературе'. Однако в сравнительном плане до сих пор анализировались или отдельные науки, например евгеника6, или наука в целом в экстремальных условиях тоталитарных государств в XX в.7 Мы же старались проследить кризисные ситуации, возникавшие при разных режимах, включая и либерально-демократические со времен научной революции Нового времени.
й
Стратегии науки и власти
в ПЕРИОДЫ КРИЗИСОВ
При всех различиях сложных и противоречивых событий, разворачивавшихся на протяжении трех с лишним столетий в разнообразных социально-культурных условиях, анализ происходящих событий и путей выхода науки из кризиса проводился в рамках общих теоретических установок. В первую очередь нас интересовали следующие J вопросы: 1. Что такое кризис? 2. Как ведет себя власть по отноше-
ш -
ф Наука и кризисы. Историко-сравнительные очерки / Редактор-сос-
тавитель Э. И. Колчинский. СПб., 2003. «2 4 Science and Ideology. A Comparative History / Ed. M. Walker. London,
New York, 2003; Politics and Science in Wartime. Comparative International Perspectives on the Kaiser Wilhelm Institute / Ed. C. Sachse & M. Walker // ф Osiris. 2005. № 20; Дмитриев И. С. «Союз ума и фурий»: ученые в эпоху уч Французской революции // Новое литературное обозрение. 2005. № 73. £ С. 7-40.
ф Так, Джозеф Бен-Дэвид попытался в результате сравнительного со-
циального анализа развития науки в западных странах и в СССР выяснить причины, благоприятствующие или препятствующие победе в конкуренции ученых разных стран (Ben-David J. The Scientists Role in Society. A Comparative Study. Chicago, London, 1984).
6 Graham L. Between Science and Values: The Eugenics Movement in Germany and Russia in the 1920s // American Historical Review. 1977. Vol. 83. P. 1135-1164; The Welborn Science. Eugenics in Germany, France,
"O Brazil and Russia / Ed. M. Adams. New York, 1990; Eugenics and the Welfare 3 State. Sterilization Policy in Denmark, Sweden, Norway and Finland / Ed. G. Broberg and N. Roll-Hansen. East Lansing, 1996.
7 Terroristischen Diktaturen im 20. Jahrhundert. Hg. M. Vetter. Opladen, Ф 1996; Josephson P. Totalitarian Science and Technology. New Jersey, 1996; (/) Stalinism and Nazism. Dictatorschips in Comparison / Ed. I. Kershaw, M. CS Levin. Cambridge, 1997; Im Dschungel der Macht. Intellektuelle Professionen
(M) unter Stalin und Hitler. Hg. D. Beyrau. Gottingen, 2000; и др.
О
со
<п ф
т
м
нию к науке во время кризиса? 3. Как ведет себя научное сообщество во время кризиса?
В поисках ответов на эти вопросы мы пришли к выводу что, когда говорили и продолжают говорить о кризисном состоянии науки в России, фактически имеют в виду слом прежних отношений между учеными, обществом и властью. До недавнего времени в рамках симбиоза государства и научного сообщества власть в СССР стремилась использовать ученых для получения знаний, для развития экономической и военной мощи, для идеологического оправдания своей политики, для повышения международного престижа. Ученых использовали как экспертов при принятии важных экономических и социально-политических решений. Вместе с образованием наука составляла единую систему, от которой зависело воспроизводство интеллектуальных ресурсов советского государства, всей его инфраструктуры, включая аппарат управления, систему здравоохранения, экономику и т.д. В свою очередь ученые считали свою работу исключительно важной для государства, которое было единственным заказчиком и предоставляло в их распоряжение огромные материально-финансовые ресурсы для осуществления научных проектов.
Подобная модель взаимоотношения науки и власти обычна в периоды, требовавшие максимальной мобилизации ресурсов. Со времен Реформации, когда наука стала социальным институтом, именно она нередко раскрывала свой потенциал во время крупных социально-политических и экономических потрясений, войн, обострения геополитической ситуации и т.д. С тех пор наука и власть были тесно свя- лЛ, заны между собой. Сильное государство стремилось иметь передовую ^ ^ науку, а власть, неуверенная в своем будущем, не желала вкладывать средства в проекты, не сулившие быстрой прибыли, рассчитывая на спасение благодаря причудливым смесям архаичных форм религии, философии и политических доктрин. Кризисные моменты в жизни ф государства и общества вынуждали власть и ученых искать новые формы взаимодействия. Нередко поиски сопровождались гибелью целых научных направлений и их создателей.
В периоды кризисов научные результаты всегда пытались получить при минимуме затраченных средств ценой индивидуального напряжения ученых. Такую модель можно характеризовать как мобили- О зационную8. В Советской России она формировалась в период между С/# двумя мировыми войнами, когда от революций и гражданской войны страна перешла к ускоренной модернизации, а затем ценой огром- ^
О
о <0 с о
Gründen W., Kawamura Yu., Kolchinsky E., Maier H., Masakutsu Ya. Laying the Foundation for Wartime Research: A Comparative Overview of Science Mobilization in National Socialist Germany, Japan and Soviet Union // Osiris. 2005. Vol. 20. P. 79-106; Колчинский Э. И. Академия наук СССР (/) и Вторая мировая война // На переломе. Вып. 3. Отечественная наука J в конце XIX-XX веков: источники, исследования, историография / Ред. » Э. И. Колчинский и М. Б. Конашев // Нестор. 2005. № 9. СПб., 2005. С. 313-328; Kolchinsky Е. I. Science Mobilization in the Soviet Union // Science and War. Ed. Ichacawa Hiroshima, 2006. P. 159-175.
■Ö 3
U)
®
ных потерь одержала победу над нацистской Германией, растратив огромные экономические и интеллектуальные ресурсы в гонке вооружений. В течение нескольких десятилетий СССР удавалось вести ее на равных с США, прежде всего благодаря жесткой централизации и максимальной мобилизации всех сфер производства, включая науку.
Было бы неверно трактовать кризис только как крах системы. Нередко он был проявлением болезни роста, вел к перестройке ранее
„
существовавших отношений и к ликвидации отставших форм. Как и в
1:1
медицине, кризис общества мог означать переломный момент в «тяжелой болезни», ведущей к выздоровлению. История любого государства есть непрерывная цепь экономических, социально-политических, финансовых и культурно-идеологических кризисов различного масштаба. В условиях так называемых глобальных кризисов человечества, цивилизации или культуры, в науке нередко усматривали одну из их причин. Так многие оценивали науку после Первой мировой войны9. Другие продолжали видеть в ней надежду человечества. Именно прометеевская вера коммунистических вождей в возможности науки побуждала их к организации новых научных учреждений, вузов и кафедр в таких масштабах, о которых ученые в других странах не могли тогда даже мечтать10.
Рассмотрение науки как социального института в кризисной динамике общества, власти и государства позволяет лучше понять механизмы ее преобразования и мотивы поведения отдельных ученых, их групп и научного сообщества в целом. Ученые, действия которых нередко способствовали началу социально-политических и экономиче-ф ских преобразований, приводивших к кризису, всегда были втянуты в водоворот происходящих событий и одними из первых страдали от кризисов, так как власть и общество в эти периоды, как правило, не желали довольствоваться прежними формами организации научных И) исследований. В поиске новых форм взаимоотношений науки и госу-ф дарства каждая из сторон старалась с максимальной выгодой для себя ц) использовать неустойчивость ситуации. Государство обычно руково-£ дствовалось утилитарными соображениями военно-оборонного, соци-ф ально-экономического или политико-идеологического порядка, "у Существовало, по крайней мере, два типа кризисов и соответст-
^ венно разных способов их разрешения. Первый тип связан с кризисной ситуацией в обществе в целом, вызванной природными катаклизмами, крупномасштабным экономическим спадом, многолетней вой-СО ной и т.п. В этих случаях требовалась максимальная мобилизация Ф всех ресурсов для сохранения государства. Главные усилия науки на-■ф правлялись на достижение общенациональных целей, и исследования
3 носили преимущественно прикладной и довольно узкий характер,
_
(Я ^
I Шпенглер О. Закат Европы / Под ред. К. А. Свасьяна. Новосибирск,
О 1993.
(/) 10 Академическая наука в Санкт-Петербурге / Отв. ред. Ж. И. Алфе-
ГО ров. Редакторы-составители Э. И. Колчинский и Э. А. Тропп. СПб., 2003.
(ё) С. 361-398.
"О 3
i
а результаты пытались получить при минимуме затраченных средств и сил ценой индивидуального напряжения ученых. Второй вариант связан с кризисом власти, сменой правительства, с разрушением ранее существовавших государственных структур, а иногда - со сменой государственного и экономического устройства в ходе революционных потрясений и гражданских войн. В этих случаях кризис затрагивал основы взаимоотношений между государством и наукой и само ее положение в обществе. Нередко власть предпринимала меры по созданию «идеологически корректной науки», которая открыто присягала бы на верность власти, её политике, идеологии и философии". Однако чаще все ограничивалось сокращением или увеличением финансирования конкретных научных исследований, трансформацией или закрытием прежних научных учреждений, открытием новых.
Особое место занимали внутренние кризисы в самой науке; например, «кризис в физике» в начале XX века, связанный с ломкой научных понятий. После знаменитой работы Т. Куна подобные кризисы, ведущие к смене парадигм, оцениваются как закономерное явление в истории науки12. Понятно, что здесь кризис - это этап развития самой науки. Общество и государство он волнует лишь с идеологической стороны, а также в том случае, если какая-либо отрасль науки перестает давать ожидаемые результаты.
Крупномасштабные кризисы нередко были исходными моментами в становлении новых форм организации науки. Пересмотр взаимодействия науки, общества и власти, сопровождаемый порою репрессиями против несговорчивых ученых и ликвидацией отдельных научных структур и институтов, завершался выработкой новых конфигураций их отношений, форм организации науки, изменением общественного статуса ученых, модификацией тематики и языка научных исследований, ритуалов научных мероприятий, традиций и этики научного сообщества. Новые взаимоотношения не всегда оказывались долговечными. Нередко новая форма организации науки таила в себе зародыши других, более глубоких кризисов. В условиях идейно-поли-тического контроля со стороны государства борьба идей приобретала идеологический и политический оттенок; разрешение внутринаучных конфликтов шло с привлечением властных структур, однако навязываемые ими решения научное сообщество принимало чисто внешне, и мнимая стабилизация была чревата новыми кризисами.
Вопросы общественно-политической ориентации, социального статуса, профессиональной деятельности, образа жизни, эмоциональ-но-психологического состояния и менталитета интеллигенции в целом, научной интеллигенции в частности, оказывались особенно важными для изучения действующих сил в кризисные периоды развития государства. В силу своего положения в обществе ученые неиз-
" Gordin М., Grunden W., Walker М., Zuoyue Wang. «Ideologically correct» science // Science and Ideology. A Comparative History / Ed. M. Walker. London, New York, 2003. P. 35-65.
12 Кун Т. Структура научных революций. М., 1967.
йш
и яг
т
бежно участвовали в решении актуальных социально-экономических и политических проблем. Научная интеллигенция, воспринимая себя как носителя национального разума, способного дать рациональные формы общественной жизни, всегда претендовала на активное участие в управлении государством и в выработке его стратегических решений. Между двумя полюсами в интеллигенции, олицетворявшими эту власть, с одной стороны, и противостоявшими ей, с другой, были многочисленные группы, различавшиеся по политическим симпатиям и нравственным убеждениям, по социальным ориентирам. В поведении научной интеллигенции наиболее ярко выражено личностное отношение к событиям, поскольку происходящее не только прямо связано с их материальным положением и социальным статусом, но и с нравственным самосознанием, с миром моральных и этических ценностей.
Научная интеллигенция в кризисные периоды всегда стремилась решить, на первый взгляд, трудно совместимые задачи: с одной стороны, усилить свою профессиональную независимость, а с другой -получить большую финансово-материальную поддержку от властей и обеспечить приток талантливой молодежи в науку. А власть за предоставляемые ресурсы требовала не только, а иногда и не столько, практических результатов, сколько идейно-политической поддержки.
Примеры из истории главных «научных» стран (Великобритании, Франции, России, Германии, Японии, США), когда они находились в состояния остро выраженных или перманентных кризисов, позволяют выявить основные сценарии разрешения кризисных ситуаций в отношениях науки, государства и общества, обусловленных кризисом общества в целом, а иногда локальными кризисами власти, природными "О катастрофами, временными спадами в экономическом и политиче-р ском развитии страны. Сравнительный анализ критических ситуаций в у) разных странах дает возможность исследовать причины, благонрият-• ствовавшие или препятствовавшие развитию науки уже в ходе ее ин-® ституционализации и социализации в Новое время, когда шел поиск первоначальных форм отношений между наукой и государством.
0
£ Кризисы нового времени
1 и институционализация науки
(/) Институционализация науки начиналась в условиях глобального
О социально-экономического, идейно-политического и духовного кри-■ф зиса, сотрясавшего страны Западной Европы в эпоху Реформации и
2 многолетних религиозных войн, усиления влияния инквизиции и цер-ковной цензуры, первых буржуазных революций и укрепления абсо-
ф лютизма. Характерному для средневековой науки непререкаемому
Ф авторитету учителя-мудреца, комментировавшего античных авторов и
(О отцов Церкви, новая наука противопоставляла авторитет коллектива
(О равных исследователей, умозрительным выводам схоластики - экспе-
(V) риментально-дедуктивный метод познания природы, а классической
латыни - национальные научные языки, формировавшиеся на фоне роста национального самосознания и расцвета национальных культур. Укрепление национальных государств заставляло ученых искать покровительство власти имущих, которым необходимо было объяснить значение науки для развития экономики и роста военного могущества.
В этих условиях прежние формы взаимоотношений науки и власти, при которых покровительство оказывалось отдельным ученым, были явно недостаточными. Ученые стремились к созданию общественных, а не частных учреждений, убедившись в неустойчивости последних. Возникла потребность в объединениях, выражавших в той или иной степени корпоративные интересы всего научного сообщества. Центрами консолидации ученых не могли служить университеты, отягощенные средневековыми традициями схоластических споров, конкуренцией профессуры за учеников, непримиримой борьбой различных школ и течений. Функцию объединения ученых взяли на себя первые научные журналы и академии, которые вырастали обычно из неформальных, частных кружков ученых-энтузиастов нового естествознания и впоследствии формализовались как научные общества или академии, получив название королевских или национальных13. При этом новые институты стремились сохранить первоначальную независимость от государственной власти, хотя, наряду с общечеловеческими целями развития науки, все они ставили перед собой задачу способствовать росту благосостояния и могущества своего государства.
«Трансплантированная наука» России
Созданная Петром Великим в Петербурге Академия художеств и наук (1724) была всецело государственным учреждением, изначально находилась под строгим контролем власти и должна была обеспечивать ее научно-техническое обслуживание14. Академия была организована в стране, где не было ни университетов, ни гимназий, ни школ. До начала XIX в. вся фундаментальная наука находилась в двух зданиях на Васильевском острове Петербурга и воспринималась многими в России как импортный экзотический цветок. Это обусловило ряд кризисов в деятельности Академии в XVIII в., напрямую зависящей от расположения царствующих особ и их фаворитов1".
В XIX в. усиливалась двойственность позиции государства относительно науки: с одной стороны, ее признавали источником эко-
13 Копелевич Ю. X., Ожигова Е. П. Научные Академии стран Западной Европы и Северной Америки. Л., 1989. С. 8-56.
Копелевич Ю. X. Основание Петербургской Академии наук. Л., 1977.
Копелевич Ю. X. Санкт-Петербургская Академия наук и власть в XVIII веке // Наука и кризисы. С. 122-156; Колчинский Э. И. Академия наук и становление естественной истории в России // Академическая наука в Санкт-Петербурге в ХУШ-ХХ веках. С. 83-116.
номического и военного могущества, с другой стороны - с подозрением воспринимали ее демократические традиции и корпоративный дух, базировавшиеся на западноевропейской культуре16. Это привело к конфликту научного сообщества и власти в начале XX века1'. Ученые, стремясь к государственной поддержке научных исследований, не желали мириться с игнорированием их интересов и ограничением активности со стороны бюрократии. Ощущение государственной важности своей научно-преподавательской деятельности, профессиональная репутация в своем сообществе, активная общественная позиция и использование в качестве экспертов - способствовали высокой самооценке ученых в условиях абсолютизма и полицейского контроля над интеллектуальной жизнью. Возникал опасный разрыв между гражданским и профессиональным статусом ученых как членов научного сообщества и положением их как «слуг правительства» в качестве членов Академии наук или профессоров университетов18. Недовольство материальным положением было важной составляющей их оппозиционности. Они полагали, что их труд не оценен по заслугам, что свидетельствует о непонимании властями государственной значимости их деятельности.
Для профессоров «мистика науки» была связана в какой-то степени с их осознанием своей «кастовости» и «корпоративности». Подобно масонам в век Просвещения, они воспринимали себя высокоморальными людьми, т. к. получили высшее образование и распространение знаний считали священным долгом14. В конечном счете, большинство российских профессоров сформировало отчетливую ф социально-культурную группу, которая в академической деятельности — стремилась следовать своей вере в необходимость научно-техниче-^ ского прогресса и реформ20. Для ученых наука была не просто про-р фессией, а жизненным призванием и уникальной «карьерой», прида-ф вавшей им некую трансцендентную моральную значимость.
Ощущение своей незаменимости побуждало ученых претендовать на особую роль в решении проблем, возникших перед Рос сией в результате поражения в русско-японской войне и револю-
Ф
(Л
с
ф
о О)
(П
о
16 Хартанович М. Ф., Микешин М. И. В преддверии реформ: Российская наука и университетское образование в дореформенной России // Там же. С. 255-268; Чумакова Т. В., Хартанович М. Ф., Микешин М. И. Наука и государство во второй половине XIX века // Там же. С. 269-290.
17 Колчинский Э. И. В поисках новых форм организации Российской науки // Академическая наука в Санкт-Петербурге в XVIII-XX веках. Исторические очерки. СПб., 2003. С. 336-360.
"О 18 Kassow S. D. Students, Professors and the State in Tsarist Russia.
3 Berkeley, Los Angeles, 1989; Иванов A. E. Университетская политика цар-ijf ского правительства накануне революции 1905-1907 годов // Отечествен-I ная история. 1995. № 6.
ф |д Koselleck R. Critique and Crisis: Enlightenment and Pathogenesis of
(0 Modern Society. Cambridge (Mass.), 1988.
flj 20 McClelland J. C. Autocrats and Academics: Education, Culture and So-
ciety in Tsarist Russia. Chicago, London, 1979. P. 65.
1.
!:;Н
iffi: щ
ции 1905-1907 гг.21 Борьбу за политические свободы многие из них считали лучшим способом для обеспечения профессиональных интересов. Но, участвуя в либеральном движении, ученые втягивались в политику, их академические интересы отступали на второй план, заменялись общественно-организационной деятельностью. Часть из них была убеждена, что правительство не способно решить назревшие проблемы, и, воспринимая себя носителями прогресса в отсталой стране, свою будущее связывали с коренными социально-политическими и экономическими реформами. Их манили сладкие призраки свободы.
Революционные потрясения 1905 г. показали, что ученым не следует уповать на восставший народ, а их участие в Государственном совете в качестве депутатов от Академической курии похоронило последние надежды на реформы «сверху» в области науки и образования. Правительство по-прежнему не желало считать их равноправными партнерами в политике, решая любой вопрос в соответствии со своими интересами-2. Выход из создавшейся ситуации ученые отныне видели в самоорганизации науки и в укреплении связи фундаментальных исследований с промышленностью и сельским хозяйством. Они создавали частные вузы, научно-технические общества, фонды и лаборатории при поддержке промышленников, купечества и земства, расширяя социальную базу науки. Первая мировая война заставила их забыть о недовольстве правительством и вызвала всплеск патриотизма. По всей стране создавались научно-промышленные комитеты, в которых ученые вместе с промышленниками и политиками совместно решали проблемы организации производства вооружения, а также снабжения армии всем необходимым.
Никогда до этого российская наука не была столь тесно связана с "О повседневными потребностями государства. Ученые встали во главе -3 учреждений и промышленных предприятий, работавших на оборону. ^ Возглавляемый академиком В. Н. Ипатьевым Химический комитет при Главном артиллерийском управлении организовал производство
т
о
о
взрывчатых веществ и фармацевтических препаратов2'. Математик и ^
С
о
судостроитель академик А.Н. Крылов в 1915 г. возглавил один из главных оборонных заводов - Путиловский. Для мобилизации ресурсов, необходимых для обороны, в 1915 г. была создана Комиссия по О
_____ СО
21 Иванов А.Е. Первая русская революция и профессура высших учебных заведений. Всероссийский Академический союз: идеология, полити- .. ческая деятельность // Вопросы социально-экономического развития и ф революционного движения в России. М., 1977. С. 102-126. «—i Maurer Т. Hochschullehrer im Zarenreich. Ein Beitrag zur russischen "O Sozial-Bildungsgeschichte. Köln u. a., 1998: Куликов С. В. Царская бюро- 13 кратия и научное сообщество в начале XX века: закономерности и «ти-пы отношений» // Власть и наука, ученые и власть. 1880-е - начало i 1920-х гг. Материалы международного научного коллоквиума. СПб., О 2002. С. 54-71. (Я Дмитриев И. С. Бензольное кольцо Российской империи. СПб., ГС 2005. (¥)
изучению естественных производительных сил (КЕПС), в состав которой вошли ученые, инженеры, гуманитарии, военные, правительственные чиновники, работники оборонных предприятий24.
Вскоре ученые стали понимать, что Россия не сможет победить, хотя ещё сохраняли надежду, что она не будет побеждена. Война разрушала материально-финансовую базу научных исследований, инфляция съедала выделяемые ассигнования. Не было денег на ремонт зданий, на закупку оборудования и книг. Наблюдая поворот высшей школы к решению прикладных задач и нарастающую политизацию студенчества, ученые все активнее выступали за создание сети специализированных научно-исследовательских институтов, субсидируемых государством, но управляемых учеными. Последовательным пропагандистом этой идеи стал В. И. Вернадский, доказывавший «невозможность и невыгодность соединения научно-технической работы с современной высшей школой»2\ Вновь зазвучали слова о неразрывности науки и демократии. Послевоенное устройство академикам грезилось как союз европейских стран в условиях всеобщего разоружения и высоких этических норм. Экономическое и правовое устройство России должно было обеспечиваться всесторонним использованием научного знания. С такими демократическими мечтаниями они подошли к Февральской революции 1917 г.
Отречение царя в феврале 1917 г. и приход к власти Временного правительства большинство научного сообщества встретило с воодушевлением26. Казалось, настало время воплотить все прежние планы о развитии науки как главного гаранта экономического и социального процветания страны. Но были среди ученых и те, кто, в обстановке всеобщей эйфории, негативно оценивал происходящие события и задавал вопрос, что они сулят России: «начало её возрождения или гибели?»27. Наряду с презрением к властям рос страх перед народными массами. Революция вновь оказалась не такой, как её ожидали либералы, жаждавшие увидеть прекрасную даму в белоснежных одеждах и с ужасом увидевшие безликую, «с широко раскрывающимися ртами» толпу, склонную к пьянству, грабежам и насилию и явно занявшую позицию «левее здравого смысла». Многие ученые испытывали тоску «без просвета впереди»28.
Тем не менее многие министерства отныне возглавляли ученые, которые стремились реализовать свои замыслы по реформированию науки. Были предприняты реальные шаги по демократизации Акаде-
24 Кольцов А. В. Создание и деятельность Комиссии по изучению естественных производительных сил. СПб., 1999.
25 Очерки и речи акад. В. И. Вернадского. Пг., 1922. С. 31.
"6 Каганович Б. С. Сергей Федорович Ольденбург: Опыт биографии. СПб., 2006. С. 70-73.
27 Князев Г. А. Из записной книжки русского интеллигента за время войны и революции 1915-1922 гг. // Русское прошлое. 1991. Кн. 2. С. 132. «Интуитивное предвидение» Егора Ивановича Орлова (Накануне и
28
в первый год после Великой Октябрьской) // Природа. 1994. № 3. С. 94.
мии наук: введена автономность правления и выбран президент, начали создавать исследовательские институты, ассоциации и т.д. Предполагалось создать Союз научных учреждений, председатель которого имеет право прямо обращаться в Совет министров. При этом Союз не должен был осуществлять контроль над научными учреждениями. Его задача состояла лишь в обеспечении государственного финансирования научных исследований, а главным принципом его деятельности должна была стать автономия каждого коллектива и исследователя. В апреле 1917 г. под председательством А. П. Карпинского начало функционировать Совещание представителей ученых учреждений и вузов.
28 марта 1917 г. Общее собрание Академии наук решило создать «Свободную ассоциацию для развития и распространения положительных наук». Ее задачи состояли в привлечении внимания общественности и правительства к перспективам развития науки, пропаганде достижений науки и поиске средств для новых научных институтов. Но проекты, разработанные в ученых комитетах и комиссиях Временного правительства, были реализованы только при большевиках.
#
11 11 N
Динамика взаимодействия науки и власти
Две мировые войны, великие революции в России и Китае, «холодная война», крах колониальной системы и другие грандиозные события XX в. не раз ставили многие государства на грань выживания. Исход кризиса и выживание того или иного режима зависел в Ф значительной степени от умения с максимальной эффективностью ^ мобилизовать научные ресурсы. Осознание этой ситуации вело к ^ формированию симбиоза государства и научного сообщества, в кото-ром власти стремились использовать ученых для получения знаний, ф для развития экономической и военной мощи, для идеологического ф оправдания своей политики, для повышения международного прести- (/) жа, а ученые получали от государства колоссальные материальные, С финансовые и людские ресурсы. ф
Вторая мировая война превратила науку в важнейший элемент "у
безопасности государства и придала ей беспрецедентное политиче- ^ ское значение, прежде всего, в Германии, СССР, США. Исход войны
в немалой степени был предопределен отношениями между властью и '
научным сообществом, складывавшимися как в странах антигитле- (/)
ровской коалиции, так и в странах, входящих в Берлинский пакт. Ог- Ф ромную роль наука играла в годы «холодной войны».
Во всех случаях образование новых форм взаимодействия науки и 3 государства было трудным процессом, ибо необходимо было найти общий язык между учеными и политиками. В конечном счете, наука
не только выживала, но и укрепляла свое положение. Правда, в СССР ф
ей пришлось для этого пожертвовать независимостью, жизнью мно- (/)
гих ученых и, как выяснилось позднее, потенциалом своего развития. ПЗ
Система же взаимодействий науки и государства, установившаяся Щ)
■
в США после «Великой депрессии», несмотря на некоторые изменения, в целом сохраняется до настоящего времени.
Ученым Германии, СССР и США удавалось в годы Второй мировой войны доказывать свою необходимость в обеспечении обороноспособности страны. Проекты в этих областях встречали понимание при самых атавистических и тоталитарных режимах. Это заставляет по-новому взглянуть на проблему свободы научного творчества в условиях политической диктатуры. Из естественных наук биология в Германии и СССР в наибольшей степени испытала воздействие жесткого административно-государственного управления и оказалась чрезмерно восприимчивой к различным политическим и идеологическим влияниям. Это обстоятельство породило множество мифов о «мягко» и «жестко» идеологизированных науках, о «героях и злодеях науки», о биологах - «жертвах», «пособниках» и «инициаторах» - преступлений тех или иных режимов, об ученых «под Гитлером», «при Гитлере», «с Гитлером».
И в Германии, и в СССР ученые активно включались в экстренную модернизацию экономики, в быстрое и коренное преобразование социальной структуры общества, в подготовку новой элиты во всех сферах общественной жизни, во внедрение коллективистских форм поведения, что вело к повышению роли технократов в выработке общенациональной политики2'. При этом степень свободы отдельных ученых и отраслей знания зависела в значительной мере от государственной значимости проводимых исследований. Не вся наука в этих ^ странах была репрессирована, некоторые отрасли весьма успешно развивались в результате мощной финансово-материальной поддержки со стороны государства. Вопреки многим мифам, ученые далеко не всегда были жертвами тоталитарных режимов, а иногда искренне
30
поддерживали поставленные перед ними цели и задачи . (/) «Пролетарская», «диалектическая» биология в России и «расовая»,
ф «арийская» биология в Германии - примеры попыток диалога науки и ф власти на базе общей идеологии в периоды кризисов. Биологи обеих С стран знали, сколь опасна выжидательная позиция. Они активно за-
0 нимались научной политикой: выступали с проектами и предложе-'у ниями, боролись за свой статус, вели переговоры, шли на компромис-до сы, совершали сделки, обзаводились патронами из среды новой политической элиты, используя их для решения организационных и финансово-административных вопросов.
(/) Ученые, убеждавшие власти поддерживать науку, должны были
О вести диалог с ними с использованием понятных им идеологем: «ин-дустриализация», «реорганизация», «модернизация», «милитариза-^ ция», «нацификация», «ариизация». История науки как в СССР, так и в Третьем рейхе свидетельствует, что диалог ученых с государствен-
(/) _
1 -
"U 3
Q) 29 Im Dschungel der Macht. Intellektuelle Professionen unter Stalin und
</> Hitler. Hg. D. Beyrau. Göttingen, 2000.
ГЗ 30 Колчинский Э. И. В поисках «советского» союза философии биоло-
(W) гии. Дискуссий и репрессии в 1920-х - начале 1930-х гг. СПб., 1999.
ными лидерами возможен даже при различии политических взглядов, если у них общая исходная платформа - вера в усовершенствование общества, достижимое усилиями науки и техники. В конечном счете технократия и утилитарные соображения определяли и научную политику государства, и поведение самого научного сообщества31.
Несмотря на специфику взаимоотношений науки и государства или, точнее науки и власти - в каждой стране существовали некоторые общие алгоритмы. Наука страдает не только тогда, когда государство отказывается ее поддерживать, но и от его чрезмерного внимания. В каждом конкретном случае необходимо искать оптимальные взаимоотношения между государственным регулированием и финансированием научных исследований и участием научного сообщества в определении адресатов этой финансовой поддержки и основных направлений научного развития. Однако их становление требует огромных усилий со стороны научного сообщества и затягивается нередко на многие десятилетия.
В период различного рода революций и кризисов новая власть и общество нередко стремились реформировать науку следующими способами: а) избавиться от неугодных по тем или иным соображениям ученых; б) привлечь на свою сторону тех ученых, которые ей необходимы по политическим или сугубо практическим соображениям; в) воспитать новых ученых, близких властям в социально-политическом плане; г) сократить или трансформировать неугодные научные институты; д) создать новые институты; е) сформировать «идеологически корректную науку», отличающуюся от мировой.
Чтобы выжить в этих условиях и сохранить науку, ученые не могли пассивно ждать помощи от государства. Успех сопутствовал тем, кто постоянно стремился к диалогу с властями, объясняя им важность фундаментальных исследований и, в конечном счете, их практическое значение как для государства, так и для общества в целом. Правящая власть была особенно восприимчива к обещаниям ученых создать перспективные технологии и новое оружие, обеспечить захват новых территорий и их быстрое освоение, увеличить военное могущество и международное влияние, обеспечить финансово-экономическое процветание, разрешить социально-политические конфликты, наконец -успокоить общество. Немалое значение имело и то, что в роли главных радетелей за науку в Германии, СССР и США выступали ученые, чьи достижения получили признание во всем мире, так как поддержка таких ученых со стороны правительства способствовала росту его политического престижа как внутри страны, так и за рубежом (например, Н.И. Вавилов, В.И. Вернадский и И.П. Павлов - в СССР, О. Варбург и В. Гейзенберг в Третьем рейхе).
31 Naturwissenschaft, Technik und NS-Ideologie. Beitrage zur Wissenschaftsgeschichte des Dritten Reichs. Hg. Mehrtens & S. Richter. Frankfurt/Main, 1990.
10 Зак. 625 1 45
Опыты кризисов во взаимоотношениях науки и власти свидетельствуют о том, что самый жестокий режим готов был к компромиссу с учеными, допуская с их стороны идеологическое и даже политическое инакомыслие в тех случаях, когда считал, что выгода от эксплуатации их знаний или использование международного авторитета превышают дискомфорт от отсутствия беспрекословного послушания и от непривычных нелицеприятных высказываний. Научное же сообщество, в целом, было готово принимать любую идеологическую риторику, быть «идеологически корректным». Для достижения своих целей ученые старались убедить власти в необходимости финансировать научные проекты, подогревая их утилитаристские настроения. В тех случаях, когда государственный бюджет стал единственным источником финансирования научных исследований, конкуренция внутри научного сообщества за покровительство власть предержащих неизбежно резко обострилась, а лоббирование научных проектов во властных структурах стало просто необходимым для выживания. Неизбежны были этические и политических компромиссы.
XX век убедительно показал, что для развития науки была важна не столько политическая свобода, сколько мощная поддержка со стороны государства при условии невмешательства его в профессиональную деятельность ученого. Но такие взаимоотношения, в принципе, недостижимы. Свобода в профессиональной деятельности, без которой рано или поздно приходят в упадок не только фундаментальные, но и прикладные науки, возможна лишь при наличии множественных независимых источников финансирования, что, однако, чревато распылением средств и отставанием в стратегически важных направлениях, как это произошло с США в создании водородно-У) го оружия и в освоении космического пространства в 1950-е гг. Ф Поэтому весьма непросто создать такие оптимальные формы сотруд-ф ничества правительства и научного сообщества в распределении С имеющихся материальных и людских ресурсов и в координации науч-Ф ных исследований с учетом как общенациональных интересов, так и ц мировых тенденций научного поиска.
(/) В поиске новых форм взаимоотношений науки и государства каж-
I дая из сторон старается с максимальной выгодой для себя использовать неустойчивость кризисных ситуаций. Государство при этом руководствуется сиюминутными утилитарными соображениями воен-но-оборонного, социально-экономического или политико-идеологического порядка, а научное сообщество в целом стремится остаться в русле мировой науки. Национальные науки в СССР/России и в Гер-(/) мании в XX в. развивались относительно успешно, так как сумели ф адаптироваться к тоталитарной социально-культурной среде. Обе (/) страны в XX в. пережили радикальные изменения в политике и идео-ГЗ логии, с одной стороны, и важные нововведения в организации науки, (V) с другой. Связь между тем и другим не является ни простой, ни непо-
Ф
■ внв
"О 3
<п ф
■■■
"о 3
■I
средственной. Институциональные инновации были ответом на смешанное профессиональное, экономическое и политическое давление. Именно потому, что эти три фактора присутствовали всегда, ни один их них не доминировал.
Когда существовавшие организации - например Академии наук в России, Германии и США, Общество кайзера Вильгельма в Германии, Институт Карнеги и Рокфеллеровский фонд в США - старались адаптироваться к новым политическим обстоятельствам, их значительная институциональная инерция гарантировала, что они будут изменены, а не радикально трансформированы. Каждый режим имел возможность создавать новые организации, но последние также должны были приспосабливаться к уже существующим институтам и к требованиям международного научного сообщества, и в результате никогда не становились настолько новыми, насколько ожидалось. В противном случае их век, как показали Коммунистическая академия в СССР и фонд «Наследие предков» в Третьем рейхе, был недолог. Научные организации и научная политика России, Германии и США и других стран были столь часто новаторскими и эффективными именно потому, что они находились под постоянным влиянием различных сил и часто под значительным давлением. В результате получились научные организации, которые подвергались воздействию почти всех режимов, но не определялись полностью ни одним из них.
Веймарская Республика не создала долгоживущих демократических институтов, равно как Третий рейх - национал-социалисти-ческих, а СССР - коммунистических. «Великая депрессия» в конце 1920-х гг. в США не прекратила научные исследования, а «экономическое чудо» в послевоенной Германии или Японии не дало ученым тех средств, которых они желали. Давление международного сообщества не могло остановить ни репрессии против российских ученых, ни изгнание «неарийских» ученых в первые годы национал-социалистского правления.
Философы и историки науки часто спорят: какие факторы играют главную роль в ее развитии - внешние или внутренние, социальные или когнитивные? Исследование выживания науки в кризисные времена позволило установить разные способы их взаимодействия: как продуктивные, так и деструктивные.
Выводы
1. Кризис никогда не был полным крахом национальной науки, так как менялись только ученые и научные учреждения, а исследования велись в соответствии со стандартами мировой науки.
2. Наука проявляла во все времена удивительную живучесть, адаптируясь и выживая в самой неблагоприятной социально-поли-
тической среде, демонстрируя готовность принять любую идеологическую риторику и служить новой власти в обмен на финансовые, материальные и людские ресурсы.
3. Ученые могли существовать без политических свобод, но без свободы профессиональной наука быстро приходила в упадок.
4. Сильное государство стремилось иметь передовую науку, а власть, неуверенная в своем будущем, не желала вкладывать средства в проекты, не сулящие быстрой прибыли. Лучшими способами увлечь правительство и общество научными проектами являлись военные потребности государства и национальные амбиции.
5. Народ, не желавший кормить свою науку, рано или поздно начинал кормить науку чужую, импортируя технологии, товары и лицензии, а их ученые развивали экономику других стран.
6. Переход исключительно к само- или к частно-финансируемой науке в крупном государстве в кризисные годы был совершенно нереален, но наука страдала не только без помощи государства, но и от его чрезмерного внимания.
7. Существенные различия в конфигурациях отношений власти и науки в экстремальных условиях открыли многие варианты сравнения науки в различных государствах, переживавших кризисные времена. Выполнение этой задачи позволило перейти от общих утверждений о влиянии социально-культурных и политико-идеологических факторов на науку к изучению конкретных механизмов этого влияния в разные исторические периоды и в разных странах.
