CC BY
122
Онтология и теория познания Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2012, № 1 (3), с. 64-70
УДК 141.12
НАУКА ПОСТНЕКЛАССИЧЕСКОЙ ЭПОХИ
© 2012 г. М.М. Прохоров
Нижегородский государственный педагогический университет им. К. Минина
ттрго @таИ ги
Поступила в редакцию 30.04.2012
Рассматриваются особенности науки постнеклассической эпохи. В сравнении с наукой классической и неклассической ее идеалом выступает не просто отыскание истины, но и претворение гуманистических ценностей. В отличие от симулирования мышления, продуктом которого являются си-мулякры, наука представляет мышление человека, познающего бытие.
Ключевые слова: наука, классика-неклассика-постнеклассика, истина-ложь-заблуждение, объективность и гуманизм мышления, культура-антикультура, симулякр, гипостазирование, диалектика классиче-
ская и негативная.
В современную эпоху Земля стала «человекоразмерной системой»: встраивающиеся в ее процессы человеческие действия видоизменяют поле ее возможных состояний, демонстрируют признаки разумности и неразумности. Всякое представление, если оно действенно, принадлежит человеческой голове, субъекту и в(ы)ходит в объективное существование, становится реальным участником земных процессов. Так, через деятельность верующего представления о сверхъестественном становятся вполне реальным звеном земных процессов. Совокупность всех способов и результатов взаимодействия человека с окружающей действительностью стала важным достоянием Земли. Если под достоянием понимать подлинные ценности, то нужно дифференцировать понятия культуры и антикультуры как ценностно противоположные. Культура обеспечивает человеку и обществу выживание и восходящее развитие. Антикультура, например фашизм, угрожает их исчезновением, антропологической катастрофой. Культура порождается прогрессом, наследует ему, пролонгирует его существование в мире, в котором она возникает и эволюционирует. Антикультура, напротив, порождается деградационными процессами, наследует им, пролонгирует вырождение. Этим предполагается рассмотрение научного знания в социальном контексте и направленности научного познания на поиск истины и рост истинного знания в синтезе с поиском и реализацией гуманистических идеалов.
Понимание знания как субъективного образа объективного мира не ограничивается простым
принципом корреспонденции, наполняется человекоразмерным содержанием [11, с. 25-46], в отличие от знания в классической науке, включавшей лишь характеристики объекта, что указывает на ограниченность классической. Неклассическая наука тоже ограничена учетом познавательной деятельности, ее средств и операций, обеспечивающих или не обеспечивающих воспроизведение объективных характеристик познаваемого предмета. Иначе говоря, неклассическая наука раскрывает условия добывания объективного содержания знания, а переход к ней - в квантово-релятивистской физике - повлек отказ от прямолинейного онтологизма. Поэтому на этой стадии науки наблюдается признание «относительной истинности теорий и картины мира, выработанной на том или ином этапе развития науки», «допущение альтернативных теоретических описаний одной и той же реальности, в каждом из которых предполагается содержание момента объективно-истинного знания» [15, с. 267-268].
Классическая и неклассическая наука не выводят в систему с человеком, имеющим специальной целью переделку действительности, в отличие от постнеклассической науки, когда можно говорить о предумышленном изменении онтологии объекта человеком, взамен созерцающего с(п)ознания. В ней особую роль приобретают знания запретов на инновации, потенциально содержащие в себе катастрофические последствия. Нравственное либо безнравственное поведение выступают стимулами поиска истины либо ухода в объективизм как результат односторонности, абсолютизации принципа кор-
респонденции, и субъективизм, продукт игнорирования объективной реальности или ориентации на корыстные цели. Так проясняется смысл и значимость перехода от «ценностно -нейтральной» объективности к включению в нее человека и ценностей культуры как условия поиска объективно истинного знания. Требуется обобщающий взгляд на науку, который охватывает диалектику ее восходящего развития, им ограничивается поле действия классической и неклассической науки, их типов рациональности. В современную эпоху сохраняются и задачи, в которых постнеклассика избыточна [15, а 295].
Противоположностью восхождению науки является размывание понятий, разрушение логического мышления, дерационализация сознания, гипостазирование, понятое как возведение в ранг самостоятельно существующего объекта (субстанции) того, что в действительности является лишь свойством, отношением чего-либо. В мифах, сказках гипостазирование имеет характер игрового (чеширский кот у Кэролла исчезает, улыбка остается). Как свойство не может существовать отдельно от вещи, так и вещь, сущее всякое «нечто» существует в составе бесконечного Космоса (Гераклит); попытка мыслить их вполне самостоятельно есть гипостази-рование; так же существуют люди с их представлениями, включая представления о богах, что делает их образы участниками земных процессов. Вещь вне Бытия превратилась бы в непознаваемую вещь-в-себе И. Канта: чтобы быть познаваемой, отражаться, она должна входить в Бытие, которое порождает все то, что обеспечивает как ее существование, так и познание. Чтобы отражение вещи человеком состоялось, оно должно возникнуть. Возникает оно в эволюции Бытия, в котором философия и наука зафиксировали процесс развития вполне конкретных форм отражения, являющихся свойствами, атрибутами конкретных сущих, форм материи. Значит, и отражение, вплоть до наиболее абстрактных понятий человека, не может существовать само по себе, независимо от Бытия. Приписывание абстрактным понятиям самостоятельного существования есть присущее идеализму гипостазирование. Этими соображениями о взаимосвязи, единстве и различии Бытия и Сущего определяются предметы изучения философии и конкретных наук. Соответственно их взаимосвязи в человеческой культуре возникло различие, специализация между философским и конкретнонаучным познанием: философское
познание ориентировалось на раскрытие объективности, обращенности к миру в целом, в его
универсальности, на создание учения о бытии, т.е. онтологии, тогда как конкретные науки ориентировали себя на постижение мира бытия в его исторически преходящих и локальных состояниях, на постижение сущего. Именно онтология, учение о бытии есть предпосылка философского учения о познании, вне которой невозможно обосновать познание мира, саму его возможность.
Гипостазирование явилось отличительной чертой «перестройки» в СССР, возникновения множества симулирующих реальность слов, концептов и концепций, скрывающих борьбу интересов различных групп людей, продвижение в жизнь антигуманистических идеалов либо противодействие им. Нередко СМИ обрушивают на людей потоки утверждений, которые только на первый взгляд кажутся бессмысленной и бессистемной чередой несусветных глупостей, на деле же оказываются продуманной «системой технологий, предназначенных» «для разрушения культурного ядра общества». Основой этого процесса стали релятивизм, агностицизм, скептицизм, софистика и т.п. «субъективность опыта», характерный для нее отказ от принципов объективности и корреспонденции, от гуманистических ценностей и нравственности в пользу корысти, эгоизма и т.п. Социальная несправедливость, отступление от нравственности, противодействие гуманистическим идеалам, снятие с себя ответственности за происходящее начинается с отрицания объективной реальности и истины. Это зафиксировал Аристотель при анализе софистики [1, с. 533-593] и хрематистики, побуждающей воспринимать все через денежные знаки. Хрематистике Аристотель противопоставил позицию Фалеса, доказавшего, что и он может овладеть «искусством нажить состояние», но предпочитает мудрость [2, с. 397]. В хрематистике Аристотель увидел вырождение ядра культуры. Сегодня эту ситуацию вырождения называют постмодернистской эпохой, временем, которое остается людям, чтобы стать достойными гибели, когда над восхождением преобладает вырождение, в контексте которого возникла «негативная диалектика» (Т. Адорно), ныне получившая широкое распространение. Она противостоит диалектике классической, признающей приоритетное положение восхождения над нисхождением, деградацией, вырождением. В негативной диалектике социальное вытесняется технократическим господством голой технологии, перестающей быть средством, подчиненным социальному развитию, постоянному воплощению
в жизнь гуманистических идеалов. Такие техника и технология открывают новую ступень действительности, которая видна лишь из истории, из цивилизации, а не из природы. Они развиваются в космическом процессе не ранее собственно социального развития, будучи «самым сильным орудием объединения человечества», которым, по словам Н.А. Бердяева, «могут пользоваться для самых дурных и вульгарных целей» [3, с. 152]. Этому способствует сохранение изживающих себя частной собственности и эксплуатации, которые становятся причиной торможения развития общества, нуждающегося в использовании ресурса способностей все большего количества развитых людей, в пределе - всех членов общества, в чем и состоит их равенство.
При таких условиях в обществе имеет место различное отношение к категориям истины, заблуждения и лжи, которые сегодня применяют без всякого ограничения либо предлагают сдать в архив истории. Так, обыденное сознание видит в них субъективный образ объективного мира, существующего вне и независимо от сознания, которому образ адекватен, если истинен, или не адекватен, если не истинен - в силу заблуждения или лжи. Но заблуждающийся верит, что создаваемый им образ соответствует независимой от него реальности воспроизводимого бытия. И тот, кто лжет, не отрицает этого. Он играет на признании бытия и его отражения в представлениях того, кому он лжет преднамеренно. Философы постмодернизма, напротив, заявляя о «деконструкции» бытия и истины, подменяя бытие текстами, стремятся сдать эти категории в архив истории. Характерно, что вместе с категорией истины падают ложь и заблуждение. Вместе с выходом за границы их действия мы оказываемся за пределами мышления человека, познающего мир объективной реальности, в которую в(ы)ходят мышление и действия людей. Это есть область симулирования, в которой исчезает само стремление познавать бытие, а его сторонники заявляют о желании выйти за пределы Бытия и его познания. Противоположность мышления и симулирования сегодня заявляет о себе все чаще. В России предпосылкой этой «инновации» стало выбрасывание (90-е годы XX в.) философского определения материи. Оно угрожает самому существованию онтологии как философскому учению о бытии. Как бы повторяется история с механицизмом, претендовавшим занять место философско-мировоззренческого учения о мире в целом. Тогда всякое сущее, «нечто», «вещь» предлагалось рассматривать в рамках механи-
цизма. Сегодня на аналогичное «место» стремятся многочисленные «концепции», в фундамент которых закладывают понятия конкретных наук, что приводит к путанице Бытия и Сущего (Сущих), к опасности гипостазирования. Вот почему «нельзя игнорировать значение различения физического понимания материи как вещества, поля и т.п. и ее философского понимания как объективной реальности и роли такого понимания в защите существования объективной истины» [14, с. 92].
Но это относится ко всем конкретным наукам, их понятиям: «объективность (обращенность к миру) и всеобщность (универсальность) - вот те критерии, которые отличают онтологию [философское учение о Бытии. -М.П. ], с одной стороны, от гносеологии, а с другой - не дают ей [философской онтологии. -М.П.] раствориться в тех частных науках, которые также изучают мир в его исторически преходящих и локальных состояниях» [4, с. 21]. Такой подход помог преодолеть механицизм -продукт незаконной экстраполяции механики Ньютона за границы ее применимости, превращение ее в синоним философии. Он закреплен в принципе относительности конкретных форм движения материи, позволяя преодолевать подобные физикализму «измы», создаваемые сегодня, вслед за постмодернистами, на базе понятий гуманитарных наук; позитивизм подменял философию с ее категориями понятиями естествознания, заявляя, что «наука есть сама себе философия». В первую очередь выбрасывается философская категория материи, подменяемая тем или иным понятием конкретной науки; до сих пор ее подменяют понятием физического вещества (студенты), «глухого», немыслящего Бытия, «дочеловеческой природой»; делают вывод об «устарелости» материализма, а не своих «взглядов» [6, с. 479]. Далее элиминируются категории, обозначающие способ и формы ее существования: движение, развитие, другие категории философии [6, с. 6], образующие, в сравнении с философским определением материи, второй слой (уровень) в определении бытия [10, с. 64-75]. А ведь философская категория материи позволяет противостоять как «безразмерному» применению категорий истины, лжи и заблуждения, так и их элиминации, обосновать идею границ действия (применимости) этих категорий, которые формировались как этические и гносеологические. Эта идея органически вытекает из ранее проведенного мной исследования симулякров и симулирования [12, с. 111-114]. Симулякры действительно выходят за пределы применимости этих катего-
рий, но симулирование не составляет сущности познания человеком мира, как не ликвидирует оно познание бытия.
Факты такого рода нуждаются в анализе. Так, согласно гипотезе лингвистической относительности, нередко претендующей на подмену философского мировоззрения, язык не рассматривается как средство выражения мышления человека, познающего объективный мир; согласно Э. Сепиру, «реальный мир» бессознательно строится на основе языковых норм данной группы. Данным конкретнонаучным положениям нельзя придавать статус философской парадигмы. Как физики Х1Х-ХХ вв. заменили философскую категорию материи физическим понятием вещества, а обнаружив поле, заявили (некоторые) о его «нематериальности», так постмодернисты подменяют ее текстами, отклоняя претензию на соотнесение их с реальностью, открывая в текстах возможность бесконечных интерпретаций, трансформаций; неуместными объявляют репрезентацию, бытие объективной реальности и ее отражение в знании, следовательно, истину, заблуждение и ложь.
Элиминацию истины фиксирует А.Н. Павленко: истина «преодолевается» параллельно процессу «дезиндивидуации» [8, с. 194], доминирующим ныне стало «не соответствие содержания суждений - реальности, а согласованность множества суждений разных индивидов друг другу», составляющих «сверхиндивид», который «полагает свою собственную ценность как абсолютную». Для «сверхиндивида» существенно то, насколько самосогласованными являются мнения составляющих его «индивидов», а не то, «как мир соответствует его представлениям о нем». Условием появления и разрастания «сверхиндивида» он считает технику сочленения групп в одно целое: чем техничнее становится человек, тем большую явленность демонстрирует «сверхиндивид», заинтересованный в максимальной технизации каждого человека [8, с. 191]. Так утрачивается понятие истины как определявшее жизнь индивидуального человека. По мере становления «сверхиндивида» доминирующим становится коммуникация, согласованность множества суждений разных индивидов друг другу. Прототипом «сверхиндивида» выступает протобиблейская церковь, в которой община мыслилась (и мыслится) «домом божиим» и «телом божиим». «Поскольку весь окружающий мир рассматривался общиной как враждебный и временный, -отмечает философ, - постольку ценность имели отношения внутри и только внутри общины, но никак не отношения вне ее. Все, что вне ее, -
суть ничто. Отсюда проистекает почти болезненная любовь к себе подобным и агрессивное безразличие ко всему окружающему».
Такая модель понимания мира и отношения с миром возобладала в европейской истории, подчеркивает он, в последние 100-150 лет [8, с. 193]. Добавлю: этот образ является alter ego расколов, разломов, антагонизмов в отношениях между людьми, их группами, приобретающий «партийный» характер частей, пренебрегающих интересами социальной целостности как единством многообразия в силу стремления выдать свои частные интересы за всеобщие1. По А.Н. Павленко, «необходимость множества субъектов» для теории научного познания фиктивна, можно построить модель с одним познающим «интерсубъектом», «коммуникативным сообществом», для коего не важно то, что «мыслит отдельный индивид» о том или ином предмете, но только то, что мыслит этот «Сверх-», или «Сама Субъективность»2. Получается, что «истина» — это характеристика, определявшая горизонт знания отдельного индивида, еще не вступившего в активную фазу дезиндивидуации, а с утверждением «Сверхсубъекта» она отпадает. О том же, по А.Н. Павленко, свидетельствует Евангелие: «Царство Божье приходит не в видимом образе. И нельзя сказать: вот оно здесь или вот оно там. Поэтому знайте, что царство Божье внутри нас». Каждый из нас несет в себе «царство Божье», Сверхсубъекта, Бога. Общение с «Ним» якобы освобождает человека от рабства у внешнего мира объектов и от сильных личностей, правителей мира сего, ибо «Он» правит и этими последними.
Добавим признание М.А. Шахова, фиксирующего позицию своих оппонентов: «вместо объявления религиозного знания ложным, не соответствующим действительности учением о реальности, его провозглашают одним из многих, равно имеющих право на существование способов субъективного восприятия реальности, в отношении которых не применимы категории истинности-ложности как в отношении художественного творчества. Вместо заблуждающихся богословы становятся интересными людьми с интересными мнениями. Эти мнения, однако, не соотносимы с реальным бытием и в этом смысле (подразумевается, но не высказывается вслух) ничего не говорят о реальности, но только о своих авторах» [16, с. 73]. Речь о том, что их не считают не только истинными, но даже ложными, следовательно, о границах применимости, действия истины, лжи и заблуждения в целом. Можно ли распространять категории истины, заблуждения и лжи на религиозные представления? Можно, если видеть в
них форму познавательных действий. Нельзя, если выявляется иная природа религии, например «технологическая» [13]. И, по А.Н. Павленко, именно религия открыла технике «дорогу для завоевания природы». В Библии он находит необходимые для этого идеи - космофобии и внутримирового антропоцентризма [8, с. 115].
Сегодня наблюдается и обратный процесс: уже религия находит свое оправдание в технологии, поскольку ее понятие претендует на подмену философской категории материи. «Если я могу сотворить нечто, - пишет М.Н. Эпштейн, - столь похожее на меня, искусственный разум, искусственную жизнь, это увеличивает вероятность того, что и я сотворен, что естественная жизнь и разум - тоже плоды творения» [17, с. 22]. Чем больше человек будет «богом» создаваемых им виртуальных миров, тем религиознее будет он сам, признавая бога над собой в обновленных вероисповедных формах, которые он называет техно-теизмом. Именно по мере технического прогресса человечеству все труднее будет обходиться без представлений о боге, утверждает М.Н. Эпштейн и не признает человека возникшим в результате естественной эволюции в ходе саморазвития бытия, материи. Позицию науки он не признает «разумной». Разум им симулируется в утверждении, что человек произошел от «Высшего Разума», Сверхсубъекта, Самой Субъективности. Здесь напрашивается аналогия с создаваемыми человеком орудиями, в которые он «вкладывает» свой интеллект. Аналогичным образом представляется создание человека богом. Это становится основой переинтерпрета-ции религии, ее порождающей моделью, первичность же бытия отрицается.
Раскрывая природу забвения бытия и симулирования мышления, А.А. Зиновьев приводит пример, когда представители власти могут разрушать экономику, сознательно осуществляя действия, создающие у граждан впечатление, будто они заботятся о подъеме экономики, т.е. совершая эти действия по законам создания видимости, «пускания пыли в глаза», «оболванивания людей», а не по законам самой экономики [6, с. 447]. Подобные действия имеют цель произвести заранее планируемое воздействие на сознание и чувства других людей. Он противопоставляет их, как виртуальность, сущностному. Напротив, М.Н. Эпштейн, обращаясь к вир-туалистике, стремится обосновать «более широкие горизонты» религии и аналогичной ей «гуманистики». По сути - призванных противостоять собственно философскому мировоззрению, философской онтологии. Эту ситуацию
верно диагностирует В.Н. Сагатовский, называя «смертью онтологии» [14, с. 91].
М.Н. Эпштейн признает, что он не дает строгого доказательства, ибо «строго доказать бытие Бога нельзя». Если бога нет, то я, следуя религиозному пути, лишаюсь малой части конечных земных благ; если же он есть, то я якобы приобретаю бесконечные блага бессмертного рая; выгоднее ставить на то, что бог есть (пари Б. Паскаля). Здесь выгода подменяет «разум и разумность». Возможность отвязывается от Действительности, Бытия, гипостазируется в «чистую» и претендует на подмену возможностью материи в ее философском определении. Обоснование ведется от имени техноэволюции, обожествления техники, эволюция которой, надеются, заменит собой, как вымысел, философию материи. М.Н. Эпштейну вторит А.Н. Павленко, вводя различие «бытия и можения», которое якобы первичнее и основательнее того, что «есть», не только в техническом изобретении, но и в онтологии. В духе платонизма он заявляет, что подлинным существованием обладают не изменчивые вещи, а их прообразы - идеи, которые не мог и не может порождать человек. Действительность есть лишь modus, «частное проявление» мо-жения, допущенного Идеей, этой xe%vn вещей, которая каждую из них делает тем, что она есть. Именно это А.Н. Павленко выдает за культурную норму. Отпадением от нее он считает технику, «источником» которой выступает собственно человек и его мышление, ибо человеку не под силу «стяжать само можение» [8, с. 102-120]. Идеи техники он объявляет заранее «прописанными» в можении, только открываемыми техником, который невидимое делает видимым. Прообразами техизделий А.Н. Павленко объявляет идеи Духа в душе, которые «приходят в голову человека» из реальности «логически возможной», не спрашивая его дозволения [8, с. 20-25]. А.Н. Павленко говорит о сверхразумности, «объявленности» богом техники, противопоставляет так понятую «природу» (извините, читатель) техники субъективистическим, иллюзионистическим сознанию и собственно человеческой технике. Не связанная с верой в Бога техника характеризуется им как «эсхатологическая машина» асимметризации всего существующего «в будущее», ведущая к глобальному кризису, замене человека постчеловеком, анантропом [8, с. 8-11, 24, 78]. Сегодня эта идея стала широко распространенной. Исходя из нее требуют возрождения религии. В религии видят панацею от глобальных проблем: человечество спасет бог или вера в него.
По образу перехода от материальной техники древности к интеллектуальной технике М.Н. Эпштейн предлагает истолковать Творящий Разум, «приближение к нам сверхъестественного», которое делается [? - М.П.] «естественным». Так технологией подменяют бытие, а человека приближают к всезнанию бога. Хотя человек и не может проникнуть в секреты Творца, все же он может «понять, где их искать»: в симулировании мышления. Учитывая аналогию между богом и человеком, с одной стороны, чловеком и ІТ, роботом - с другой, отмечу утверждение авторов о ненужности познания, которое обыкновенно предшествует преобразованию. Ведь бог (Сверхиндивид) есть всезнающее и в познании не нуждается. Поэтому наука представляется ими символом не обусловленного Бытием Можения. Не обусловлена она и познающим бытие мышлением. Наука объявляется сферой чудес, проповедуется их необходимость. В духе механицизма (Ламетри), низводившего человека к машине, М.Н. Эпштейн заявляет, что в древности человек имел дело с «материальной вселенной» [словно человеку древности было присуще механистическое, а не мифологическое мировоззрение. -М.П.], и в духе современного неомеханицизма, приравнивающего уже ІТ к человеку (= субъекту3), М.Н. Эпштейн утверждает, что учет перехода к интеллектуальной технике делает веру в бессмертие души (=нерушимость информационной матрицы личности) при разрушении тела (=одного из ее материальных носителей) «выводом разума из современной физики». Достижения генетики толкуются им как подтверждение библейского «В начале было Слово». Все это сопровождается сетованиями, что люди по мере прогресса научно-технического развития «все меньше» верят в религию. И недоумевает: человек может больше знать то же, что содержалось в вере, ведущей за пределы бытия, делая «прозрачнее» видение всезнающего бога, всемогущего Слова, бессмертной Души, «которые прежде могли быть только предметами веры и суеверий», совершая типичную для постмодернистов «трансгрессию» между возможным и невозможным, естественным и сверхъестественным, потусторонним, трансцендентным, которая мучила Платона, сомневавшегося в существовании того самого царства потусторонних идей, которое он сам утверждал в качестве основоположника объективного идеализма. Религиозное движение человечества, уверяет М.Н. Эпштейн, идет не от веры к безверию, а от веры к «всезнанию», к религиозности (=сверхъестественности) знания и техники, а не только религиозности веры в сверхъестественное времен Средневековья.
Подведем итоги. Наука была и будет оставаться в границах действия категорий истины, заблуждения и лжи, имея идеалом отыскание истины и утверждение гуманистических ценностей. В такой функции она предшествует изобретениям. Этим наука отличается от симулирования человеческого мышления. Одной из форм симулирования является религия. Философия, находясь на пределе знания, издавна была вынуждена иметь дело с противоположностью науки и религии, подметил Б. Рассел. В более общем смысле философия имеет дело с противоположностью мышления и симулирования, в чем можно усмотреть ее предметность. Критерием предметного различия философии и конкретных наук выступает различие между бытием и сущим, что ведет к философскому и конкретнонаучному пониманию реальности. Защитники «трансгрессии», незаконного перехода границы между возможным и невозможным, приравнивают бытие, неисчерпаемый мир в целом к сущему, ограниченной системе. Чтобы как-то обосновать выход за пределы философской онтологии за пределы Бытия, они предлагают выйти за пределы того или иного сущего, но не Бытия, с помощью разного рода «поворотов» - технологического, коммуникативного, лингвистического, финансового и др. Аналогична позиция «нигитоло-гов», полагающих, что они «выходят» в «Ничто» (=Небытие). Сторонники религии надеются выйти за пределы мира объективной реальности, заявляя, что последний создан «внемировым», Высшим разумом. Во времена Средневековья они выдвинули концепцию «двойственной истины», сегодня ее пытаются возродить сторонники «религиозного поворота» на постсоветском пространстве.
Вместо этого нужно учесть методологическое значение философского определения материи и его роль в защите существования объективной истины, специфики, единства и различия, философского и конкретнонаучного знания. Никакие «повороты» не выводят нас за пределы включающего человека, культуру как свое внутреннее достояние объективного бытия мира в целом, неисчерпаемого в своем развитии. «Только развитием мы можем извлечь то, что есть» [7, с. 29], только идущие в русле развития бытия культурные инновации имеют право на существование, от них нужно отличать инновации, связанные с вырождением, порождаемые дегра-дационными процессами и пролонгирующие их, потенциально опасные своими катастрофическими последствиями и связанные с симулированием.
Примечания
1. О «Сверхиндивиде» пишет М.Н. Эпштейн, имея в виду бога, который «делает возможным и наше бытие как субъектов». Он есть «субъективность, которая нас разделяет, замыкает в себе и одновременно открывает навстречу друг другу, делает возможным коммуникацию» [17, с. 84]. Поэтому идентифицировать, как широко принято в литературе, бога с объективной реальностью нет никаких оснований. В этом он прав.
2. Познавательная ценность признается лишь за характеристиками познания, которые прежде мыслились вспомогательными: интерсубъективность, коммуникация, полилогичность, металингвистика и т.п. Переход к их анализу при «забвении» классики стал распространенным в литературе.
3. Человек с давних времен «перекладывает» те или иные действия на технику как средство, сталкиваясь с явлениями отчуждения от себя статуса субъекта в этом процессе. Его причины, условия и пути преодоления нуждаются в выяснении. Но есть ли основания считать, что техника вытесняет человека именно как субъект, «цель-в-себе»? Это требует специальных философских исследований. Не существует доказательств, что техника в принципе может перестать быть средством, что она является субъектом по своей сути.
Список литературы
1. Аристотель. О софистических опровержениях // Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 2. М., 1978. 687 с.
2. Аристотель. Политика // Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 4. М., 1978. 830 с.
3. Бердяев Н.А. Человек и машина (Проблема социологии и метафизики техники) // Вопросы философии. 1989. № 2. С. 151-159.
4. Виктор Александрович Штофф и современная философия науки. СПб., 2007. 464 с.
5. Зиновьев А.А. Русская трагедия. М., 2005. 608 с.
6. Кутырев В.А. Бытие или ничто. Спб., 2010. 496 с.
7. Мамардашвили М.К. Стрела познания (набросок естественноисторической гносеологии). М., 1997. 304 с.
8. Павленко А.Н. Возможность техники. СПб., 2010. 224 с.
9. Прохоров М.М. Бытие и мировоззренческое самоопределение человека. Н. Новгород, 2007. 408 с.
10. Прохоров М.М. Понимание и определение бытия // Вестник Казанского государственного университета культуры и искусств. Научный журнал. 2008. № 1. С. 64-75.
11. Прохоров М.М. Понятие философии: объективность и нравственность // Прохоров М.М. Метафилософия и философия. Н. Новгород, 2006. 347 с.
12. Прохоров М.М. Философия и симулирование // Вестник Российского философского общества. 2008. № 4(48).С. 111-114.
13.Прохоров М.М. Технологическая природа религии. Н. Новгород, 2010. 327 с.
14. Сагатовский В.Н. Конец онтологиии? // Вестник Российского философского общества. 2010. № 4(56). С. 81-86.
15. Степин В.С. Классика, неклассика, постне-классика: критерии различения // Постнеклассика: философия, наука, культура. СПб., 2009. 672 с.
16. Шахов М.А. Реализм как общая основа религиозного и научного знания // Вопросы философии. 2008. № 10. С. 66-77
17. Эпштейн М.Н. Теология первого лица: персо-налистический аргумент бытия Бога // Вопросы философии. 2010. № 6. С. 76-87
SCIENCE OF THE POSTNONCLASSICAL ERA M.M. Prokhorov
The article concerns the peculiarities of science in the postnonclassical era. Its ideal, in comparison with classical and nonclassical science, is not only to find the truth, but also to implement humanistic values. In contrast to the simulation of thinking, which produces simulacra, science represents the thinking of man who comes to know being.
Keywords: science, classics-nonclassics-postnonclassics, truth-lie-mistake, impartiality and humanity of thought, culture-anticulture, simulacrum, hypostatization, classical and negative dialectics.
