Наука как субъект и объект социальных трансформаций: социально-исторический, мировой и постсоветский опыт Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

К.К.ОДИНАЕВ

НАУКА КАК СУБ ЪЕКТ И ОБЪЕКТ СОЦИАЛЬНЫХ ТРАНСФОРМАЦИЙ: СОЦИАЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКИЙ, МИРОВОЙ И ПОСТСОВЕТСКИЙ ОПЫТ

Одинаев К.К.

Наука как субъект и объект социальных трансформаций: социально-исторический, мировой и постсоветский опыт/РАН. ИНИОН. - М., 2000. - 200 с.

ISBN 5-248-00230-3

Рассматривается наука в общеметодологическом и конкретно-социологическом ракурсах как социальный институт, социокультурный феномен и объект социального управления. Подчеркивается особая роль социально-институционального и социокультурного феномена науки в социальной истории - как фактора социальных изменений, а также особая роль данного феномена в обществе - как не только объекта, но и субъекта социального управления. Анализируется состояние науки в реформирующемся обществе на примере постсоветского пространства и России вообще и республики Таджикистан в частности.

ISBN 5-248-00230-3 © ИНИОН РАН, 2000

К.К.ОДИНАЕВ

НАУКА КАК СУБЪЕКТ И ОБЪЕКТ СОЦИАЛЬНЫХ ТРАНСФОРМАЦИЙ: СОЦИАЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКИЙ, МИРОВОЙ И ПОСТСОВЕТСКИЙ ОПЫТ

Лицензия: Серия ИД № 00748 от 18.01.2000 г. Гигиеническое заключение № 77.99.6.953.П.5008.8.99 от 23.08.1999 г. Подписано к печати 5/1Х - 2000 г. Формат 60х84/16 Бум. офсетная № 1. Печать офсетная Свободная цена Усл. печ.л. 12,5 Уч.-изд.л. 11,7 Тираж 500 экз. Заказ №

ИНИОН РАН, 117418, Москва, Нахимовский пр-кт, д. 51/21 Отпечатано в типографии ИНИОН РАН 119890. Москва, М. Знаменский пер., д. 11, стр. 3 тел.: 291-28-87 042(02)9

СОДЕРЖАНИЕ

Глава 1. Наука как социокультурный феномен.........................................5

1.1. Историческое становление "техногенной цивилизации" - социального управления наукой как институтом............10

1.2. Фактор науки в реформации социального управления.........27

1.3. Феномен инновационной экономики: наука как фактор устойчивого экономического развития.........................................40

Глава 2. Научный потенциал как объект социального управления.......57

2.1 Социальный инстиут науки: история, проблемы и

логика исследования.......................................................................57

2.2. Особенности состояния и управления наукой в условиях трансформации социально-экономической

системы постсоветского общества................................................80

Глава 3. Наука Таджикистана в предреформенный период и в

начале перестройки.......................................................................108

3.1. Наука в СССР и Таджикистане в предреформенный период: общее и особенное..........................................................108

3.2. Научный потенциал Республики Таджикистан в первый период становления суверенного государства..............130

Глава 4. Институт науки как объект социального управления в

условиях реформирования общества..........................................140

4.1. Социальное регулирование: общие проблемы и особенности его в институте науки.............................................140

4.2. Институт науки как объект социального управления в Республике Таджикистан.............................................................159

4.3. Эффективность реализации социальной политики в сфере науки (1995-1998 гг.)..........................................................170

Список литературы..................................................................................174

с.22

Продолжение сноски со стр.21

Продолжение сноски со стр.36

с.57

2.1. Социальный инстиут науки: история, проблемы и логика исследования

с.80

2.2. Особенности состояния и управления наукой в условиях трансформации социально-экономической системы постсоветского общества

ГЛАВА 1

НАУКА КАК СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН

ГЛАВА 2

НАУЧНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ КАК ОБЪЕКТ СОЦИАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ

ГЛАВА 3

НАУКА ТАДЖИКИСТАНА В ПРЕДРЕФОРМЕННЫЙ ПЕРИОД И В НАЧАЛЕ ПЕРЕСТРОЙКИ

ГЛАВА 4

ИНСТИТУТ НАУКИ КАК ОБЪЕКТ СОЦИАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ В УСЛОВИЯХ РЕФОРМИРОВАНИЯ ОБЩЕСТВА

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность исследования. За относительно непродолжительное по историческим меркам время наука приобрела статус ведущего звена системы производительных сил, от деятельности которого непосредственно зависит направление и темп развития последних, и начала играть весомую роль в жизни общества. Благодаря науке изменилась технологическая база, образ жизни и характер труда большей части человечества, вследствие чего решение социальных и экономических проблем общества, обеспечение материального и духовно-культурного прогресса без науки стало невозможно. Можно констатировать, что человечество было и остается «обществом, основанным на науке»1. И именно поэтому следует специально рассмотреть собственно социальные возможности науки.

Современные науковедческие исследования рассматривают свой предмет с позиций философии, социологии или истории (в последнем случае, как правило, попросту историографически), но все они, по сути дела, ставят вопрос о проблематике социального существования науки, а потому требуют обращения к истории проблемы, к истории науки, рассматривая проблему ее становления как социального института.

Большинство авторов трактуют науку как социальный институт, появившийся в Европе в результате научной революции ХУП-ХУШ вв., в котором Ж.-Ж.Руссо, ее современник, усматривал катализатор цивилизационного развития западного типа2.

1 См. Кучерук А.С. Современное гуманитарное мышление — научный, образовательный и цивилизационный феномен: Научно-аналитический обзор. — М., 1992.

2 См.: Руссо Ж.Ж. Трактаты. - М., 1969.

По сути дела, ученые сегодня выступают как потенциальные держатели технологий управления - а тем самым технологий властвования. Вследствие этого научные исследования нередко политизируются и идеологизируются, что разрушает внутреннюю логику научного развития. В то же время идеологический заказ, как показала недавняя история советской науки, способен подав-лять естественное развитие конкретных научных дисциплин — вспомним историю с кибернетикой и генетикой — и в то же время создавать предпосылки доминирования определенных дисциплин и идей.

Возникающее противоречие между фактической и воображаемой ролями конкретного ученого, научного направления и т.д. в этих случаях "снималось" научной имитацией. Последная требовала признания только "своих" научных достижений, ибо в противном случае подрывалось положение "научных авторитетов". А это делало невозможным как внутреннее развитие данной науки так и приятие научных достижений из-за рубежа.1.

Таким образом, при рассмотрении науки как объекта социального управления актуальной сегодня остается проблема преодоления последствий и недопущение нового всплеска авторитарности в сфере науки, когда в жертву корпоративности приносятся профессиональные нормы деятельности. Ибо реальности общественного прогресса требуют иного: наука может и должна стать реальным институтом, обеспечивающим не только технический прогресс в сфере материального производства, но и в отношении собственно производства управленческих технологий.

Анализ науки как объекта социального управления и тенденций его становления важен и потому, что сегодня фиксируется парадоксальная ситуация: при возрастании роли и потенциала науки кризис возникает не из-за ее неспособности получать новые результаты, а как раз благодаря им, ибо нередко при использовании достижений науки истина отождествляется с получением сиюминутной пользы. Не потому ли тезис И.В.Мичурина "Мы не можем ждать милостей от природы — взять их у нее наша задача" обернулся тем, что человек и его "рабочий инструмент" — наука уже не в состоянии разрешить комплекс проблем, порожденных деятельностью людей, что в первую очередь подчеркивает

1 Леглер В.А. Идеология и квазинаука // Философские исследования. — М., 1993. — № 3. — С.68-82.

мировоззренческий характер переживаемого социумом кризиса. И здесь важно отдавать себе отчет в том, что результат научной деятельности имеет смысл только в контексте определенной цели деятельности. Именно на этом пути возникает проблема гуманизации науки как следствие становления все большей взаимозависимости науки и социума.

Современная наука, на ранних этапах своего становления отказавшись от решения этических проблем, столкнулась с дилеммой: сегодня важно не только не брать, но отдавать природе. И в результате оказалась в тупике. А потому важно рассмотреть феномен науки как социокультурный феномен, чтобы на этой базе постараться понять, каков рациональный выход и каковы же должны быть принципы управления наукой как социальным институтом. Здесь необходимо рассмотреть и особенности логики анализа возможностей и перспектив последнего. А потому стоит обратиться к проблеме становления науки.

Особенностью современного общества является изменение положения науки в системе общественных отношений. Важным фактором является тот факт, что социальный институт науки на предшествующем этапе в системе единой страны - СССР — формировался как некая целостность, вследствие чего на постсоветском пространстве в образовавшихся суверенных государствах стал резко проявляться дисбаланс в отдельных компонентах указанной структурной целостности. Это, в свою очередь, потребовало разработки в каждом из региональных новообразований адекватной его научному потенциалу и конкретным целям научно-технической политики.

Немаловажно, что модернизация общества совпала с переходом науки в ту фазу своего развития, которую можно охарактеризовать как информационную стадию, вследствие чего информация становится решающим фактором интеллектуального развития общества и уже само развитие общества становится в зависимость от того, насколько глубоко наука проникает в жизнь социума. Научно-технический прогресс становится причиной возникновения и условием решения разноплановых проблем экономического и социально-политического характера. Первые связаны с повышением значимости научного потенциала, в частности, научно-технической информации для экономического развития социума и формирования экономической политики, вторые — с необходимостью для властных

структур привлечения науки к решению проблем социального, в том числе и экологического, характера. Это, в свою очередь, требует особого внимания к проблеме управления наукой как социальным институтом первостепенной важности для социально-экономического развития страны.

На постсоветском пространстве указанные проблемы - в первую очередь экономические — актуальны сегодня в гораздо большей степени, чем в развитых индустриальных странах. Решать же эти проблемы приходится в условиях падения престижа науки как на государственном уровне, так и на личностном среди населения, что стимулируется значительным сокращением государственной поддержки науки, в результате чего особую актуальность приобретает поиск новых форм и механизмов функционирования науки как социального института.

Кризисное состояние науки стало особенно заметным на фоне социально-экономических и политических перемен происходящих в нашем обществе. В общественном сознании еще сохранилось понимание того, что наука может и должна сыграть ключевую роль в обеспечении перспективного развития всех социальных институтов и общества в целом. Позитивные тенденции в развитии научного потенциала в новых условиях нашли свое отражение в децентрализации управления этим социальным институтом и в попытках формирования негосударственных научных организаций и создания предпосылок для функционирования рынка услуг в сфере научно-технической деятельности.

Необходимость преодоления кризисных явлений, новые тенденции требуют активизации инновационных процессов в сфере научно-технической политики и ее кадрового обеспечения, в частности, создание системы, способной эффективно работать в системе рыночных отношений.

В такой ситуации институт науки требует совершенствования, приведения в соответствие с новыми условиями всей системы управления как важного фактора в системном изменении взаимоотношений между государством и научно-технической сферой. Общественная практика свидетельствует, что любые преобразования нигде, в том числе и в отношении процесса управления в сфере конкретного социального института, не дают должного результата, если они проводятся методом проб и ошибок, без научно обоснованной программы. В свете вышеизложенного одним из

главных моментов является разработка и внедрение адекватных сегодняшней ситуации концепций, технологий и методов управления в научной сфере.

Сложившаяся ситуация в сфере науки по-новому характери-зует проблемы управления ею. Здесь, учитывая вышеизложенные соображения, как нигде важен отход от принципов администрирования и формирование на демократических принципах государственной научно-технической политики, которая бы могла выступить в качестве социального регулятора развития деятельности этого социального института.

При разработке вышеизложенной проблемы, на наш взгляд, следует исходить из того, что наука, является социальным институтом, во многом определяющим в современном социуме совокупность властно-политических, социально-экономических и собственно экономических отношений и в то же время существенно зависящим от социально-экономической ситуации в обществе и функционирования других социальных институтов — прежде всего института образования. В качестве социального института наука вбирает в себя всю совокупность качеств общества, "наследуя" его достоинства и пороки, что наука как социальный институт может быть адекватно исследована социологическими методами, а это позволяет подойти к содержательному исследованию подходов к вопросам управления наукой как целостным объектом социального регулирования.

При этом следует также иметь в виду, что исторически определенному этапу развития социума соответствует определенный подход к пониманию и формированию способа анализа объектов исследования самой наукой, т.е. ее метод есть ее собственная саморефлексия. Однако последняя определяется не только и не столько ее объектом, сколько уровнем и особен-ностями развития системы производительных сил общества.

Методологическая стратегия разработки проблем управления институтом науки вследствие этого может и должна основываться на базе исследования особенностей современного стиля мышления, корни, характерные черты и особенности которого возможно выявить при исследовании становления науки как социокультурного феномена.

В этом плане неизбежен вывод, что решение проблемы социального регулирования сегодня лежит в рамках альтернативы

«логика механической системы — логика органической системы». При этом логика механической системы выступает как бы частным способом решения задач управления и использовалась в условиях централизованного административно-командного способа управления наукой как социальным институтом, тогда как становление научно-технической политики в Республике Таджикистан, как и в целом на постсоветском пространстве, требует сочетания учета логики развития самой науки и особенностей социума, который по сути дела и «задает» направленность и содержательные особенности таковой.

Сегодня далеко не полностью выявлены возможности и перспективы социального регулирования научного потенциала, особенно в условиях распада единой страны, построенной на принципе обеспечения в первую очередь целостности функционирования народного хозяйства и собственно института науки. А в таких условиях, понятно, положение осложняется тем, что в предшествующий период уровень развития института науки в конкретном регионе определялся задачами и способами централизованного управления. В этой связи в условиях социально-экономического переустройства общества в Республике Таджикистан во многом заново пришлось воссоздавать и возрождать этот социальный институт.

Отход социума от принципов государственной монополизации собственности неминуемо приводит к необходимости поиска путей повышения эффективности науки как социального института на базе использования преимуществ рыночной экономики и в определенной степени создания предпосылок разгосударствления ее учреждений и организаций.

Одной из основных посылок в таком случае становится следующий постулат: разумное сочетание государственных и негосударственных форм функционирования института научной деятельности возможно лишь при патронаже государства и верном акцентировании приоритетности каждой из них в функциони-ровании целостной системы «фундаментальная наука — наука прикладная». Причем развитие основной движущей силы науки — науки фундаментальной — не может быть осуществлено без вмешательства представителя всего социума — государства — в системе управления. И это реальное научно-практическое противоречие, требующее своего разрешения.

Становление и эффективное функционирование института науки в условиях переходного периода требуют также решения проблемы социальной защищенности этой сферы в целом, ее потенциала, в том числе и кадрового, а потому и каждого члена общества, вовлеченного в эту сферу деятельности.

Немаловажно также иметь в виду, что одним из основных путей совершенствования научно-технического потенциала как управленческой проблемы является решение задач оптимизации двуединого процесса сочетания институциализированных форм научной деятельности и учета индивидуализированных социально-психологических аспектов творчества.

Опыт функционирования науки в условиях развитой рыночной экономики свидетельствует, что развитие научного потенциала в такой ситуации в значительной мере обусловлено маркетинговой деятельностью в этой сфере самого государства, что требует организации соответствующей социологической службы отрасли. Такая служба может реально способствовать и разработке соответствующих мер поддержки и содействия становлению и развитию эффективной научной деятельности.

Формирование и структурирование рынка исследовательских и внедренческих услуг по заказу государственных учреждений и коммерческих организаций, финансовая поддержка, статусная поддержка, управленческая поддержка, информационно-консультационная и научно-исследовательская поддержка, содействовать этому процессу в деятельности президентских, республиканских и региональных органов управления и других социальных институтов.

Как один из наиболее важных факторов развития научного потенциала следует также рассматривать и совершенствование системы образования, поскольку эффективность использования и формирования научного потенциала тесно связана с системой образовательных услуг, вследствие чего система образования в новых условиях должна быть реформирована в соответствии с потребностями научно-технической политики государства. В этой связи требуется специальный анализ состояния проблем высшего образования в целом как института, решающего проблемы формирования научно-педагогических кадров, с одной стороны, и проблемы совершенствования собственно научного потенциала путем развития вузовского сектора науки.

Необходимость решения вышеназванных проблем и определило выбор темы исследования.

Научная разработанность проблемы. Проблемы социального управления целенаправленно и интенсивно исследуются как отечественной, так и зарубежной наукой.

В современной научной литературе серьезное внимание уделяется проблеме влияния социальных факторов на тот или иной род деятельности, в том числе и на научную. Среди разработок в этом направлении следует отметить труды таких исследователей как А.Г.Здравомыслов. Ю.Л.Неймер, В.М.Рутке-вич, О.И.Шкаратан и др.1

Это касается вопросов управления социальным институтом науки, то неотъемлемым компонентом их исследования и даже пропедевтической необходимостью такого анализа следует считать исследование проблемы когнитивной функции науки в обществе. Проблема сущности и ценности познания является одним из центральных вопросов философии.

Абсолютизация или приуменьшение роли науки в обществе и культуре привели к разделению философских и социологических школ на два направления — сциентизм (позитивизм О.Конта, Э.Дюркгейма, механицизм С.Милля, органицизм Г.Спенсера, исторический материализм К.Маркса) и антисциентизм («понимающая» социология В.Дильтея и М.Вебера). Острота конфронтации указанных направлений снизилась лишь в настоящее время в результате пересмотра философских оснований науки.

Ценность науки для общества на разных этапах его развития впервые рассмотрел М.Вебер в лекции «Наука как призвание и профессия» (1918), показав, что практическая ценность науки заключается в том, что:

• во-первых, она разрабатывает технику овладения жизнью — как внешними вещами, так и поступками людей;

• во-вторых, наука разрабатывает методы мышления, рабочие инструменты и вырабатывает навыки обращения с ними. 2

1 Здравомыслов А. Г., Ядов В. А. Отношения к труду и ценностные ориентации личности // Социология в СССР. — Т.2. — М., 1965; Неймер Ю.П. Управление социальным развитием отрасли. - М.,1989; Руткевич В.М. Совершенствование социальных отношений в обществе. — М., 1987; Шкаратан А.Н. Рабочий и инженер. Социальные факторы эффективности труда. - М., 1985 и др.

2

Вебер М. Наука как призвание и профессия // М.Вебер. Избранные произведения / Под ред. Ю.Н.Давыдова. — М., 1990.

В рамках социологии науки глубоко разработаны проблемы взаимоотношения ценностных систем общества и науки, но в основном изучалось влияние общества на процесс институциализации науки.

Это направление продуктивно разрабатывали как зарубежные так и отечественные исследователи.1

Хотя первое исследование обратной связи — влияние науки на общество — принадлежит Дж.Берналу2, наиболее продуктивно разрабатывали ученые марксистской ориентации, которые пытались охватить все взаимосвязи науки с материальной и духовной сферами общества. В этом направлении отечественные ученые разрабатывали концепции превращения науки в непосредственную производительную силу, ускорения научно-технического прогресса, понимания науки как формы общественного сознания, интеграции науки и культуры, научного мировоззрения. Особо следует выделить в этом плане работы В.Ж.Келле3.

1 Мирская Е.З. Западная социология науки в 80-е годы // Современная западная социология науки. Критический анализ. — М.: 1988; Мирский Э. М. Междисциплинарные исследования и дисциплинарная организация науки. — М., 1980; Мирский Э. М. Управление и самоуправление в научно-технической сфере // Социологические исследования. - 1995. — № 7; Мотрошилова Н. В. Наука и ученые в условиях современного капитализма. — М.: Наука, 1976; Огурцов А. П. Этнометодология и этнографическое изучение науки // Современная западная социология науки. Критический анализ — М.: 1988; Огурцов А.П. Научный дискурс: власть и коммуникация (дополнительность двух . традиций) // Философские исследования. — М., 1993. — № 3; Петросян А.Э. Ключ к XXI веку. - Тверь, 1995;Ракитов А.И. Историческое познание: Системно-гносеологический подход. — М.: Политиздат, 1982; Ракитов А.И. Анатомия научного знания. — М.: Политиздат, 1969; Ракитов А.И. Наука в эпоху глобальных трансформаций (российская перспектива) // Наука в России: состояние и перспективы. — М., 1997; Ракитов А.И. Философские проблемы науки. Системный подход. — М.: Мысль, 1977; Юдин Б. Г. Научное знание как объект социологического исследования // Малкей М. Наука и социология знания. — М., 1983; Юдин Б.Г. Когнитивная социология науки // Современная западная социология науки. Критический анализ. — М., 1988; Юдин Э. Г., Юдин Б. Г. Наука и мир человека. — М., 1978; Малкей М. Наука и социология знания. — М.: Прогресс, 1983; Сторер Н. У. Социология науки // Американская социология. М.: Прогресс, 1972; Пельц Д., Эндрюс Ф. Ученые в организациях: Об оптимальных условиях для исследований и разработок. — М.: Прогресс, 1973; Knoir-Cetina K. The manufacture of knowledge: An essay on the constructivist a. contextual nature of science. — Oxford etc.: Pergamon press, 1981; Merton R. К. The sociology of science: An eepisodic menior. — Carbondale, 1979 и др.

2 Бернал Дж.Д. Наука в истории общества. — М., 1956.

3

Келле В. Ж. К вопросу о логике исторического развития взаимосвязей науки и общества // Некоторые проблемы стратегии науки в условиях развитого социализма. —

Важный для нашего исследования аспект - исследование проблемы институализации и анализ особенностей науки как социального института и как феномена общественной жизни посвящены работы П.П. Гайденко, В.Ж. Келле, Н.А, Лурья, Н.В. Бекирева, А.М.Экмаляна и др.1

Вопросы управления в сфере науки стали привлекать к себе внимание относительно недавно. При этом в определении сущности управления доминирующим остается односторонний, преимущественно функциональный подход. Управление характеризуется как форма или процесс организации жизнедеятельности членов воспитательного коллектива, способ включения в управленческую деятельность, метод самоорганизации коллек-тива, средство воспитания личности, фактор ее всестороннего развития, принцип организации коллектива.

В последние годы заметно активизировались научные исследования особенностей управления, его функций и содержания в сфере конкретных социальных институтов с позиций социологического системного подхода2.

Однако еще недостаточно изучены процессы развития управления и саморегуляции, характер взаимосвязи управления с самоуправлением, недостаточное внимание к социализирующей личность функции управления.

Много, на наш взгляд, может дать для решения проблемы оптимизации управления и формирования научно-технической политики в современных условиях разработка проблем маркетинга. Однако состояние научной разработки маркетинга услуг в настоящее

Прага: ИФС ЧСАН, 1979; Келле В.Ж. Наука как компонент социальной системы. — М., 1988.

1 Гайденко П. П. Эволюция понятия науки. — М.: Наука, 1980; Келле В.Ж. Наука как компонент социальной системы. — М., 1988; Лурья Н.А. Образование как социальный институт:. Автореф дисс.... канд филос. наук. — Томск, 1988; Бекирев Н.В. Социальный институт в структуре общественных отношений: Автореф. дисс. канд. филос. наук — Казань, 1989; Экмалян А. М. Наука: генезис и социальная функция. — Ереван: Изд-во АН Арм. ССР, 1983 и др.

2 Ананишнев В.М. Управление в сфере образования как объект социологического исследования: Автореф. дисс....д-ра социол. наук. - М., 1998; Добреньков В.И. Социология. Образование. Общество.// Перспектива развития наук в Московском университете. — М.: Изд-во МГУ, 1996; Дряхлов Н.И. Социология труда. — М.: Изд-во МГУ, 1993; Шереги Ф.Э., Харчева В.Г., Сериков В.В. Социология образования: прикладной аспект. — М.: Юрист, 1997 и др.

время не отвечает практическим потребностям субъектов спроса и предложения этих услуг. Здесь следует отметить два фактора:

• во-первых, общая теория маркетинга, обстоятельно разработанная в трудах зарубежных ученых, создавалась на опыте развитых рыночных стран и не адаптирована к современным отечественным условиям;

• во вторых, работы отечественных авторов по маркетингу в значительной части представляют собой анализ и творческое осмысление зарубежного опыта, причем в основном по вопросам маркетинга материальных товаров или затрагивающие маркетинг услуг, прежде всего — в интересующем нас аспекте -информационных.

На наш взгляд, существенно может повысить эффективность разработок в сфере социального управления институтом науки обращение к проблемам анализа ее становления как социокультурного феномена. Ведь только обращение к истории и анализ объекта как исторического феномена может способствовать более четкому пониманию современного его состояния. В то же время работ такого плана, содержательно анализирующих этот аспект исследований, в отечественной литературе явно недостаточно.

В числе наиболее ценных в этом плане следует отметить труды М.К.Петрова1.

Относительно немногочисленны и работы, посвященные конкретным вопросам прогнозирования развития науки и социальным последствиям такового. При этом в работах советских ученых в основном по сути дела были представлены обзоры зарубежных исследований или анализ опыта зарубежных стран, за счет которых Институт научной информации по общественным наукам АН СССР пытался компенсировать ограничение доступа массового потребителя к зарубежным оригиналам.

В начале 90-х годов ряд номеров журнала «Философские исследования» был специально посвящен проблемам философии и социологии науки таким как «Наука и тоталитарная власть», «Наука в системе власти», «Репрессированная наука», которые содержали практически первые исследования особенностей функционирования науки в советском (тоталитарном в терминологии редакции журнала)

1 Петров М.К. Искусство и наука. Пираты Эгейского моря. - М.,1995; Петров М. К. Социально-культурные основания развития современной науки. — М.: Наука, 1992.

обществе и тем самым способствовали пониманию того, какое наследие нам досталось.

В целом можно констатировать, что в отечественной науке становление исследований, посвященных проблеме управления рассматриваемым в нашей работе социальным институтом еще находится в стадии зарождения, что и определило выбор тематики настоящей работы.

Объект исследования — наука как социальный институт в системе социального управления.

Предмет исследования - формирование научно-технической политики и системы управления наукой как социальным институтом в условиях трансформирования общественно-экономических отношений на постсоветском пространстве на материале республики Таджикистан.

Цель исследования - раскрыть сущностные особенности научно-технической политики и управления социальным институтом науки в современном обществе на постсоветском пространстве в условиях становления рыночной экономики и выработать организационно-управленческие меры повышения эффективности научного потенциала Республики Таджикистан.

Исходя из этой общей цели, в диссертации были поставлены следующие задачи:

• разработать теоретико-методологические основы анализа науки как социального института;

• раскрыть историческую роль и место науки как социокультурного феномена в развитии общества;

• выявить особенности исторического становления стилей научного мышления как методологической базы решения проблем социального управления;

• проследить в историческом плане роль конкретных факторов, определяющих особенности становления науки как социального института;

• выявить возможности и перспективы сочетания "государственной" науки и негосударственных форм ее функционирования в современном обществе и, в частности, в условиях становления рыночной экономики и социальных преобразований в Республике Таджикистан и роль государства в оптимизации этого процесса;

• провести анализ особенностей современной системы научно-технической деятельности в аспекте ее институциолизированных форм и социально-психологических моментов научного творчества;

• выявить состояние и роль системы поствузовского образования в развитии научного потенциала и обеспечения стратегии научно-технической политики Республики;

• разработать подходы и практические рекомендации решения проблемы формирования научно-технической политики и оптимизации научной деятельности в условиях Республики Таджикистан.

В качестве основной гипотезы исследования выдвинуто предположение, что наука, ставшая сегодня непосредственной производительной силой. является социальным институтом, во многом определяющим в современном социуме совокупность властно-политических, социально-экономических и собственно экономических отношений и в то же время существенно зависящим от социально-экономической ситуации в обществе и функционирования других социальных институтов - прежде всего института образования.

Отсюда частными гипотезами стали следующие положения:

• в качестве социального института наука вбирает в себя всю совокупность качеств общества, «наследуя» его достоинства и пороки;

• сфера науки может быть адекватно исследована социологическими методами и управляема как целостный объект социального регулирования;

• отход социума от принципов монополизации государственной собственности неминуемо должен повлечь в определенной степени и разгосударствление науки как социального института;

• развитие научного потенциала в условиях рыночной ситуации в решающей мере обусловлено маркетинговой деятельностью в этой сфере;

• в целях обеспечения социальной защищенности научного потенциала общества государство должно взять на себя функции социального регулирования рассматриваемого нами социального института;

• разумное сочетание государственных и негосударственных форм функционирования института научной деятельности возможно лишь при патронаже государства и верном расставлении акцентов

приоритетности каждой из них в функционировании целостной системы «фундаментальная - прикладная» наука;

• развитие научного потенциала во многом определяется совершенствованием системы образования.

Теоретико-методологическую базу исследования составили

исторический и логический подходы к явлениям и процессам общественной жизни, идеи и концептуальные положения теоретических работ и обобщение практического опыта зарубежных и отечественных социологов, философов и психологов по проблемам истории, философии и социологии науки, вопросам управления общего плана и в сфере науки, материалы науковедческих исследований. Автор опирался на труды, посвященные проблемам теории маркетинга, технологиям и механизмам управления процессом научно-технической деятельности, а также пользовался исходными теоретическими положениями социологии о принципах социального управления.

Эмпирическую базу исследования составили:

• материалы официальных статистических источников, официальные государственных органов и ведомственных изданий за 1985-1998 гг. по состоянию науки в СССР, Таджикской ССР и Республике Таджикистан;

• информация, опубликованная в разовых и периодических изданиях, в том числе научных;

• вторичный анализ результатов конкретных социологи-ческих, социально-психологических, педагогических и правовых исследований по проблемам исследования научного потенциала и особенностей организации и осуществления научной деятельности;

• данные собственных конкретных социологических исследований факторов и условий функционирования научного потенциала в Республике Таджикистан, проведенных в 1993-1998 гг. среди сотрудников республиканской Академии наук, вузовского сектора науки и работников Министерства экономики Республики Таджикистан. В них приняло участие суммарно 1365 человек, из них 460 в 1993 году, 468 в 1995 году и 437 в 1998 году;

• материалы социального эксперимента по созданию предпосылок эффективного социального регулирования динамикой научного потенциала и разработки концепции научно-технической политики Республики Таджикистан, послужившие базой Закона «О науке и государственной научно-технической политике» и

«Концепции государственной научно-технической политики Республики Таджикистан».

Научная новизна работы состоит в том, что:

• выработана методология исследования и создания предпосылок разработки концепции и законодательных основ научно-технической политики в регионе, основными положениями которой являются рассмотрение института науки как саморазвивающейся «органической системы», необходимость ориентации на сочетание государственных и негосударственных форм ее развития и функционирования, акцентирование внимания к выбору приоритетных направлений развития науки в Республике с учетом необходимости межрегиональной и международной кооперации науки как единого института на постсоветском пространстве;

• обоснованы подходы к формированию концепции научно-технической политики Республики Таджикистан как составной части социально-экономической политики Республики на базе учета природно-климатических, социально-экономических и ресурсных особенностей страны, которые заключается в необходимости дифференцированного подхода к развитию и финансированию фундаментальной и прикладной науки, а также важности сочетанной с собственно развитием науки перестройки системы вузовского и поствузовского образования с решения чисто образовательных проблем на проблематику подготовки научно-педагогических кадров;

• проанализировано практическое состояние управления в научно-технической сфере в Республике и на этой базе обоснована необходимость его трансформации в современных условиях путем прогнозирования и определения приоритетных направлений научно-технического развития, проведения маркетинговых исследований, определения направлений научной деятельности, способных развиваться при использовании коммерческих форм финансирования и нуждающихся непосредственно в государственной поддержке;

• исследованы особенности управления социальным институтом науки как целостным социальным процессом в условиях преобразования социально-экономической системы постсоветского общества, заключающиеся в законодательном обеспечении функционирования института науки, обеспечении косвенных форм государственной финансовой поддержки, прежде всего разработки соответствующей налоговой политики и льготного кредитования инновационных проектов, создании специального Фонда

государственной поддержки фундаментальной науки, поддержки использования в целях развития науки отечественных и зарубежных инвестиций за счет коммерсализации внедренческой деятельности;

• выработана методология и определены направления работ по становлению и поддержке маркетинга в научно-технической сфере и по организации работы отраслевой социологической службы, в частности, маркетинговой, и управления ее деятельностью в регионе, определены и уже законодательно закреплены направления содействия этому процессу президентских, республиканских и региональных органов управления и других социальных институтов;

• определены следующие конкретные направления и обеспечивающие их меры поддержки и содействия становлению и развитию маркетингового подхода в научно-технической деятельности применительно к республиканским и региональным органам управления: формирование и структурирование рынка исследовательских и внедренческих услуг по заказу государственных учреждений и коммерческих организаций, финансовая поддержка, статусная поддержка, управленческая поддержка, информационно-консультационная и научно-исследовательская поддержка;

• установлено, что эффективность формирования и использования научного потенциала тесно связана с системой образовательных услуг, вследствие чего система образования в новых условиях должна быть реформирована в соответствии с потребностями научно-технической политики государства и с установкой на достижения уровня мировых стандартов.

Положения, выносимые на защиту:

1. Социокультурный и социологический анализ науки как социального института свидетельствует, что методология исследования научного потенциала государства и управления таковым должна строиться на основе логики органической системы, что предполагает использование не принципа закономерности, но причинно-целевые основы исследова-тельской и управленческой деятельности.

2. Наука как социальный институт в постсоветском обществе в условиях образования суверенных государств требует существенного реформирования в соответствии с изменением социально-экономической ситуации. Одним из основных принципов

реформирования научно-технической политики должно стать устранение имевшихся в условиях прежней системы управления деформаций и диспропорций в развитии всего комплекса и отдельных типов научных организаций и научно-исследовательской деятельности.

3. Поддерживать конкурентоспособность таджикской науки, как и науки на всем постсоветском пространстве, можно только на пути международного разделения научного труда. Республика Таджикистан сегодня не в состоянии осуществлять фронтальную научно-техническую политику, вести исследования по всем, даже СНГ должна быть выработана ее совместная селективная модель, в основе которой - кооперация усилий ученых. В соответствии с такой концепцией необходимо:

• на наиболее «продвинутых» направлениях осуществлять исследования на основе собственных научно-технических и опытно конструкторских разработок;

• по направлениям, имеющим относительно развитую информационную и материальную базу, исследования должны поддерживаться на уровне, позволяющем сохранять способность заимствовать чужие результаты и адаптировать их к своим внутренним потребностям;

• в остальных случаях рационально вообще не вести исследования и разработки, а при необходимости вести заимствования не только технологий, но и специалистов. Таким образом, задача заключается разработки научно-технической политики состоит прежде всего в том, чтобы определить и обосновать каждую группу направлений.

4. В соответствии с этим радикальной реорганизации требует сама структура научно-технического комплекса Республики, доставшаяся в наследство от СССР. Основным звеном научной деятельности при изменении стратегии научно-технической политики становятся мобильные, с небольшим жизненным циклом исследовательские группы, небольшие и средние инновационные организации. Более приемлемым представляется управление механизмами самоорганизации науки с помощью практически доказавших свою конструктивность организационных решений и формально закрепленных норм. Необходимо признать фактически произошедший переход от вертикальной схемы управления наукой и

ее организации к горизонтальной сети взаимоотношений между конкретными субъектами научной деятельности.

5. Переход на рыночные отношения как основы реформирования общества должен соответственно затронуть и принципы построения концепции научно-технической деятельности, что, в частности, предполагает расгосударствление части научных организаций и разработки принципов взаимодействования с государственными. При этом в качестве обеспечения системы социальной защиты института науки требуется обеспечить фундаментальные исследования госбюджетным финансированием.

Перспективен переход от финансирования науки в целом к прямому финансированию исследовательских проектов и укрепление статуса грантового финансирования науки, минуя институты-посредники, а также перейти к разработке на законодательном уровне системы стимулов подключения частного, в том числе и иностранного капитала к финансированию науки.

6. Одним из основных направлений национальной научной политики в современных условиях перехода к рыночным отношениям должна стать организация поддержки научных организаций путем формирования рынка научных услуг, обеспечение статусной и информационной поддержки государственных научных организаций, прежде всего в сфере фундаментальных исследований. Реализация информационно-консультационной и научной поддержки осуществляется путем статистического обслуживания, а также организации маркетинговых исследований в научной сфере.

7. Государственная концепция научно-технической политики должна в качестве своего неотъемлемого компонента включать проблематику обеспечения рационального совершенствования кадрового потенциала науки, что в свою очередь требует разработки принципов перехода от институтской системы построения высшего образования, предполагающей подготовку обученного специалиста в узкой области, к системе университетской, предполагающей подготовку научно-педагогических кадров, а тем самым образованных профессионалов. Объективно предопределена интеграция науки и высшей школы и тем самым создание условий для выживания, сохранения, развития и укрепления собственных научных кадров Таджикистана, обеспечение их адаптации к новым социально-экономическим реалиям. Особого внимания требует решение проблемы подготовки специалистов по созданию

инфраструктуры научного рынка и содействию продвижению научно-технической продукции на мировой рынок.

Практическая значимость работы определяется тем, что результаты исследования доведены до конкретных рекомендаций по формированию теоретической и методической базы оптимизации управления в сфере научно-технической политики и совершенствования научного потенциала республики, использовались при разработке Закона Республики Таджикистан «О науке и государственной научно-технической политике» и «Концепции государственной научно-технической политики Республики Таджикистан», о чем имеется соответствующий акт внедрения.

Данные исследования могут быть использованы и уже используются в целях повышения эффективности научно-управленческого обеспечения, развития маркетинговой, информационной культуры, организационно-экономического совершенствования работы научных учреждений и организаций.

Материалы исследования могут быть использованы при подготовке учебных пособий, чтении спецкурсов в учебных заведениях, а также для проведения занятий в системе подготовки и переподготовки управленческих кадров научно-технической сферы.

Апробация полученных результатов состоялась в следующих формах:

• материалы диссертационного исследования докладывались на Годичном собрании АН Таджикской ССР (тема выступления - «Роль научных изданий в пропаганде достижений науки», 1983 г.), на Отделении общественных наук АН Таджикской ССР («Роль научно-популярной литературы в пропаганде науки среди молодежи»,1985 г.), на Коллегии Государственного комитета по экономике Таджикской ССР («Научно-организационная деятельность вузов республики в период перестройки», 1989 г.), Коллегии Министерства экономики Республики Таджикистан («Планирование науки и подготовки кадров в республике», 1992 г.; «Подготовка научных кадров в республике», 1993 г.; «Планирование науки и развития ее кадрового потенциала как основа формирования научно-технической политики Республики Таджикистан», 1993 г.), на заседаниях рабочей группы по подготовке Закона Республики Таджикистан «О науке и государственной научно-технической политике» и Концепции государственной научно-технической политики Республики Таджикистан (1995-1998 гг.);

• опубликовании монографий и методических и учебных пособий - «Диалектика взаимодействия математики и математизированной дисциплины». Душанбе: Дониш,1982 (6 п. л.); «Проблема стилей мышления в философии и естествознании». Душанбе: Ирфон, 1984 (6,3 п.л.; в соавт.); «Наука и современность: Очерки философии и социологии науки». Душанбе: Дониш,1997 (6,05 п.л.); «Наука как объект социального управления (на материале Республики Таджикистан)».М.:Флинт, 2000 (10,5 п.л.);

• разработана и реализуется в учебном процессе программа теоретического курса по социологии науки для студентов вузов республики и аспирантов АН Республики Таджикистан;

• разработанные методики были применены при анализе состояния научного потенциала республики по заданию Министерства экономики Республики Таджикистан.

ГЛАВА 1.

НАУКА КАК СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН

В историко-научной литературе XX века фиксируется по крайней мере один никем не оспариваемый факт — западноевропейской научной революции ХУП-ХУШ вв. в качестве исторического рубежа начала становления науки современного типа, т.е. науки как именно социального института. До этого времени, в "досовременности", наука не являлась социальным институтом — сколько-нибудь влиятельной подсистемой общества как системы "культура" — в фундаментальном, относящемся к "родовому человеку", смысле этого понятия, если пользоваться терминами В.С.Жидкова, предпринявшего системный анализ категории "человеческая культура"1.

В "досовременности" — древнем и средневековом периодах мировой истории - науку, впрочем, как и искусство, могли на свой страх и риск "социализовывать", превращать в общественно значимое явление лишь власть предержащие: монархи, папы и прочие сильные мира сего. И подобные прецеденты были ничем иным как опытом управления наукой, когда высокопоставленные "управленцы" оказывались настолько мудры, что "угадывали" в науке не просто пытливость рационального мышления интеллектуалов-одиночек, но мощный инструмент социального развития. Именно с их подачи, благодаря именно их личному протекционированию этих интеллектуалов-одиночек общество получало в своем цивилизационном развитии хороший импульс для движения вперед.

На протяжении всего XX столетия уже чрезмерно сказано слов о негативных социальных последствиях научно-технического

1 .Жидков В.С. Социальная информатика: переходные периоды в социальных системах // Системные исследования. Методологические проблемы. Ежегодник 1997 / Под ред. Гвишиани Д.М., Садовского В.Н. и др. — М., 1997. — С.225-246.

прогресса. Не развивая данную тему, скажем лишь, что научно-технический прогресс, конечно же, доставляет человечеству определенную "головную боль". Однако заметим — в принципе это та же "головная боль", какая последовала после открытия огня или изобретения колеса, принесших людям не только все удобства цивилизации, но и "рукотворные" пожары и миллионы жертв автокатастроф. Заметим также, что ни одному здравомыслящему человеку не придет в голову бороться с пожарами и автокатастрофами наложением запрета на все "огненные", энергетические и "колесные" технологии. Человечество достаточно ясно осознает: наука дает человеку несоизмеримо больше, чем отнимает у него.

Между тем мимо внимания историков науки, причем именно среди занимающихся социальной историей науки, почему-то прошел удивительный феномен раннего — еще в Средние Века — управления наукой, который, если судить по соответствующим эмпирическим материалам1, хорошо информирует о том, как протекционистская политика багдадских халифов в период !Х-ХГУ вв. в отношение ученых на подвластных багдадской династии Аббасидов огромных территориях, куда входила и часть Испании, позволяла арабо-мусульманской культуре в течение шести веков цивилизационно доминировать в мире.

И это в то время, когда Западная Европа, по свидетельству известного французского специалиста в области исторической социологии Ф.Броделя2, буквально погибала от нищеты, голода и болезней.

Это в то самое время, когда было еще далеко впереди знаменитое европейское Возрождение. Которое, кстати говоря, обязано самим своим существованием все той же "социальной технологии" — протекционизму власти в отношении людей науки и, что очень симптоматично, искусства3.

1 См.: Sabra A. The appropriation and subsequent naturalization of Greek science in medieval Islam: a preliminary statement // History of science. — Chalfont St. Giles, 1987. — Vol.25, pt 3. N69. — P.223-243; Saliba G. The role of Maragna in the Reneissance // Rev. de synthese. — P., 1987. — T.108, N3/4. — P.361-373.

2 См.: Бродель Ф. Время мира // Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV-XVIII вв. — М., 1986-1992. — Т.3; Бродель Ф. Динамика капитализма. — Смоленск, 1993. — 124с.

3 Упоминавшийся В.С.Жидков, и не только он, очень правильно рассматривает подсистемы науки и искусства в системе человеческой культуры, во-первых, как динамизирующие общество, а во-вторых, как взаимосвязанные и взаимозависимые:

Но тот же Ф.Бродель упоминает и гораздо более ранний, чем даже средневековый арабо-мусульманский, прецедент науки как мощного катализатора социальных процессов, а именно — в птолемеевском Египте, в Александрии между 100 и 50 гг. до н.э., где "за семнадцать или восемнадцать веков до Дени Папена состоялось явление пара,...где "инженер" Герон изобрел тогда эолипил, своего рода паровую турбину, — игрушку, приводившую, однако, в движение механизм, способный дистанционно открывать тяжелую дверь храма. Это открытие произошло вслед за немалым числом других: всасывающим и нагнетательным насосами, инструментами, предвосхитившими термометр и теодолит, боевыми машинами, правда, более теоретическими, нежели практическими, заставлявшими работать сжатие или расширение воздуха, или силу огромных пружин. В те далекие века Александрия блистала всеми оттенками страсти к изобретательству. На протяжении уже одного или двух веков там полыхали революции разного характера: культурная, торговая, научная (Евклид, Птолемей-астроном, Эратосфен); Дикеарх, видимо живший в городе в начале III столетия до н.э., был первым географом, начертившим на карте линию широты, которая проходила бы от Гибралтарского пролива до Тихого океана, следуя вдоль Тавра и Гималаев... Вот трансформация, которая не может не напоминать нам первые шаги современной Европы. Напрашивается также констатация...: изобретения шли группами, большими количествами, сериями, как если бы они опирались друг на друга или, скорее, как если бы какое-то данное общество выталкивало их все вместе на передний план"1.

Обратим внимание, пусть и несколько забегая вперед, что в последней фразе цитаты Ф.Бродель рисует не что иное как научно-технологический прогресс, который, специально заметим, осуществлялся как бы организованно ("как если бы какое-то данное общество..."), как бы в рамках "профильного" института — институционализованной науки, т.е. вполне по современному "лекалу" индустриального общества. Но самое интересное — Ф.Бродель констатирует в качестве причины угасания "древнеегипетского социального чуда" именно чуждость

подавление или, напротив, освобождение развития одной из них соответствующим образом сказывается на другой.

1 Бродель Ф. Время мира // Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV-XVIII вв. — М., 1986-1992. — Т.3. - С.559-560.

александрийского феномена всей тогдашней системе -рабовладельческой — социального управления, которая в принципе исключала протекционизм по отношению к науке, ибо рабский труд не нуждался в науке-технологиях: "Однако как бы ни была блистательно интеллектуальна долгая александрийская глава, она в один прекрасный день завершилась без того, чтобы ее изобретения (а между тем их особенностью была обращенность к техническому приложению: в III в. Александрия даже основала школу инженеров) вылились в какую бы то ни было революцию в промышленном производстве. Вина за это лежит, вне сомнения, на рабовладении, которое давало античному миру всю удобную для эксплуатации рабочую силу, в какой он нуждался"1.

Таким образом, если верить упомянутым историческим свидетельствам, то феномен европейского Возрождения в сущности лишь повторил, хронологически прямо продолжив, более ранний, средневековый, феномен шестисотлетнего цивилизационного доминирования арабо-мусульманской культуры, а тот в свою очередь повторил еще более ранний древнеегипетский прецедент.

И, разумеется, список подобных прецедентов в "досовремен-ной" истории на этом не исчерпывается. Так что европейское Возрождение явилось уже не раз апробованной в самых разных системах социального управления социальной технологией, в той или иной степени — насколько это позволяла система социального управления — выстраивающейся вокруг науки.

Социальный эффект рассматриваемых прецедентов в том и состоял, что общество всякий раз получало импульс к своей динамизации, саморазвитию благодаря "людям науки", которых "замечала" и "организовывала" власть, по крайней мере популяризируя и в этом смысле "социализируя" их "производя-щий идеи" интеллект. И тем самым открывая для общества возможность воспользоваться производством идей, воспользо-ваться знанием-наукой, превратив идеи теоретические в идеи технико-технологические (феномен научно-технического прогресса) и даже социально-технологические (феномен "социально-технологического прогресса — обновления в целом общества как "генеральной"

1 Бродель Ф. Время мира // Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм ХУ-ХУШ вв. — М., 1986-1992. — Т.3. - С.560.

организационной системы и всех в нем организационных систем любого уровня).

Мы не случайно выделяем в рассматриваемых "досовременных" прецедентах управления наукой два аспекта — технико-технологический и социально-технологический, отражающий возможность "социальной утилизации" производства идей. Оба аспекта в качестве именно социального эффекта управления наукой весьма рельефно реализовались в дальнейшей истории человечества, уже в "современной" — новой и новейшей. Причем, настолько рельефно, что их реализация открыла соответствующие цивилизационные эпохи в социально-историческом развитии, которые, таким образом, с полным правом могут быть соотнесены с соответствующими моделями управления наукой как со своим основанием. Вот основные характеристики этих общечеловеческого характера цивилизационных эпох, обусловленные соответствующими моделями управления наукой:

• так называемая "техногенная цивилизация", хронологичес-кие рамки которой, при всей их условности, обычно определяют временем с середины XIX в., когда научно-технический прогресс заявил о себе уже и в рефлексиях в обществе по своему поводу1, приблизительно до второй половины XX в., когда среди западной интеллектуальной элиты окрепло ощущение "кризиса" техногенной цивилизации, нашедшее отражение в "постмодер-нистском" мировосприятии;

• так называемая "постиндустриальная (информационная) цивилизация", началом становления которой эксперты считают вторую половину или даже последнюю треть XX в.

Имеет смысл проанализировать оба эти — техногенный и постиндустриальный (информационный) - периода новой и новейшей цивилизационной истории человечества именно с точки зрения их существенной и даже сущностной основанности на феномене социального управления наукой. При этом нельзя упускать из виду, что оба эти "раздела" в социальной истории науки, т.е. истории науки как социокультурного феномена, являются в реальности единым большим ее "разделом", растянутым на всю социальную историю эволюционного становления науки как социального института. Разделом, когда в одни периоды, в "досовременную" историю, такое становление имело спорадический, "разрозненный",

1 Например, в философии К.Маркса, философском экзистенциализме и т.д.

прецедентный, несистемный характер, а в другие, в "современную" историю, произошел "переход количества в качество" — спорадический цивилизационный опыт самых разных исторических культур вылился в отдельную цивилизацию, где под весь этот "досовременный" опыт впервые была подведена прочная социально-институциональная база. Когда возник беспрецедентный для всей предыдущей человеческой истории тип общества — общество, где институт науки выступает сущностным объектом-субъектом социального управления.

1.1. Историческое становление "техногенной цивилизации" - социального управления наукой как институтом

Употребляемое нами понятие "социальное управление" требует специального определения в контексте нашего исследования, поскольку имеет в этом контексте далеко не случайный, важный смысл.

Обычно категория "управление" рассматривается как получившая свое фундаментальное значение в научных разработках в области общей теории систем, связанной с такими видными именами, как А.И.Берг, Л. фон Берталанфи, К.Боулдинг, Н.Винер, Дж.Эшби и другие1.

Разработчики общей теории систем, в том числе и отечественные специалисты в области системного, и именно социально-системного, анализа, сходятся на том, что "управление" является специфической и сущностной характеристикой сложных систем и что, начиная с систем определенного класса сложности, согласно К.Боулдингу, в них возникает и, по мере дальнейшего их усложнения, усложняется, становится все более "изобретательным" особый механизм управления - самоуправление. Или, если пользоваться терминологией кибернетической модели управления, гомеостат. Понятно, что все исследователи относят общество -социальные системы к системам

1 См.: Берг А.И. Управление, информация, интеллект. — М., 1976; Берталанфи фон Л. Общая теория систем: критический обзор//Исследования по общей теории систем. — М.: Прогресс, 1969; Винер Н. Кибернетика и общество. — М., 1958; Исследования по общей теории систем. — М., 1969; Эшби Дж. Кибернетика в управлении. — М., 1959.

наивысшего класса сложности, а потому и обладающими самым изощренным гомеостатом.

Вслед за ними и мы будем утверждать, что:

• социальное управление — это управление-самоуправление в системе "общество", которое представляет собой в целом организационно-управленческую - самоуправленческую — систе-му и состоит из множества организационно-управленческих -самоуправленческих — систем (подсистем) разного уровня;

• чем больше доля в социальных организационно-управленческих системах именно самоуправления, тем более они жизнеспособны, т.е. устойчивы, развиты, "правильны", и отвечают своей собственной природе.

Вот почему любая влиятельная в обществе подсистема должна быть организационной системой с высокой долей самоуправления, т.е. должна быть не только объектом, но и субъектом управления — объектом-субъектом социального управления.

В нашем исследовании таким объектом-субъектом социального управления выступает наука. И это значит, что мы обязаны рассматривать науку не просто как социальный институт, в отношение которого государство формулирует и осуществляет некую политику, "управляет", но как институт социального самоуправления. Более того, если считать науку именно влиятельным и даже сущностным институтом общества, то оптимальная государственная политика в отношении науки, оптимальное социальное управление наукой сведется к принципу гарантий развития этого института как самоорганизованной, самоуправляемой системы. И эти гарантии со стороны внешнего управления в целом не могут не предусматривать в целом сохранение национальным научным сообществом статуса представителя в данной стране мирового научного сообщества, а в частности:

• минимизацию для национального научного сообщества эффектов, связанных с его фактическим состоянием "государственного служащего";

• неполитизацию национального научного сообщества в смысле гарантии от его "захвата" какой бы то ни было группой, неважно — "внутренней" или "внешней";

• государственную политику финансовой поддержки фундаментальных научных исследований, которая бы строго опиралась на внутреннюю логику научного развития как деятельности

национального научного сообщества в качестве именно представителя в данной стране мирового научного сообщества.

Социальная история науки способна преподать неплохие уроки нарушения перечисленных гарантий, т.е. попыток управлять институтом науки как только объектом управления, не желая видеть в нем субъекта управления. Но не случайно все такие попытки неизменно приводили институт науки если не к полному вырождению, то к серьезным проблемам в его "профильном" функционировании. Достаточно вспомнить феномен "арийской науки" в национал-социалистической Германии или откровенно политизированной науки в СССР периода 30-х — середины 60-х годов, о чем убедительно и детально повествует антология этой политизации1.

Историческое становление науки как объекта-субъекта социального управления, т.е. как социального института, было историческим становлением беспрецедентной для всей предыдущей мировой истории общечеловеческой цивилизации, которая выстраивалась вокруг сущностного своего института — науки — и которая поэтому, достаточно развившись, получила очень точное имя "техногенной цивилизации". Прослеживание этого исторического становления позволяет увидеть связанную с феноменом науки общечеловеческую цивилизационную тенденцию на протяжении всей социальной истории.

Мы уже говорили о таком "забытых" многими социальными историками науки "досовременных" прецедентах "техногенной цивилизации", как птолемеевский Египет или арабо-мусульманская культура времен правления багдадской династии Аббасидов. Последние, заметим кстати, всячески и сознательно оберегали общество от распространения в нем влияния тогдашней партии исламского фундаментализма — мутакаллимов, предпочитая социальную влиятельность науки. Однако в этом смысле известен еще один ранний наряду с древнеегипетским, причем абсолютно хрестоматийный прецедент — Древней Греции. Уже не одно поколение философов называют древнегреческий феномен уникальным или даже, как М.Мамардашвили2, "авантюрным" опытом

1 См., например: Наука и тоталитарная власть // Философские исследования. — М., 1993. — №3-4.

2 Мамардашвили М. Путь к очевидности. Лекции по античной философии. — М., 1997. — 320с.

в ходе в целом "костного", "азиатского" социально-исторического процесса. При этом явно или неявно ссылаясь именно на феномен древнегреческой философии, имевший большие последствия для общемировой интеллектуальной истории.

А ведь этот интеллектуальный феномен был ничем иным как ранним опытом моделирования "техногенной цивилизации" — превращения науки в объект-субъект социального управления. Причем, что очень важно, более развитым, чем более поздние древнеегипетский и арабо-мусульманский прецеденты. Действительно:

• во-первых, древнегреческая философия выступила именно наукой в современном смысле научной методологии — рационального доказательства познавательных гипотез. И Сократ лишь выделил в ней область "социальных наук", когда решил сосредоточиться на человеке в качестве исключительного объекта рационального познания, вполне резонно мотивируя это свое предпочтение отсутствием в то время чисто "технического" ресурса (техники и технологии экспериментального - эмпирического — подтверждения гипотез) развития "естественных наук" — натурфилософии;

• во-вторых, древнегреческая философия как наука потому и обрела мощное для своего времени социокультурное звучание, что в условиях довольно уникальной для того периода развитой демократии реально представляла собой объект-субъект социального управления, в отличие от "социализованной науки" в том же арабо-мусульманском прецеденте, когда монархические условия не позволяли раскрыться науке в качестве субъекта социального управления в той мере, в какой позволяла это древнегреческая демократия.

Становление науки как именно субъекта социального управления — вот что напрямую связывает древнегреческий прецедент такого становления с западноевропейским феноменом Нового времени, как бы отодвигая в сторону промежуточный арабо-мусульманский прецедент. Древнегреческий прецедент, а потом и западноевропейский Нового времени, отчетливо демонстрируют то, что не столь заметно в арабо-мусульманском прецеденте: историческое становление науки как субъекта (объекта-субъекта) социального управления есть историческое становление, развитие демократической государственности. Хорошо известно, что

техногенная цивилизация в ее уже современном облике началась не только с научной революции XVП-XVШ вв., сделавшей науку социальным институтом, но и с серьезной трансформации демократической государственности, когда возникли социальные институты нового типа, придавшие значительно более высокий импульс процессам социальной самоорганизации и изменившие поэтому сам характер социального управления, которое в значительно большей степени стало управлением-самоуправлением.

В контексте данной исторической динамики можно лучше понять смысл науки как субъекта социального управления. Как этот субъект управляет? Подсказка здесь — активизация процессов социальной самоорганизации. Освобождение в обществе процессов социальной самоорганизации означает, что организационная конфигурация общества все время меняется, т.е. организационные системы всех уровней в той мере, в какой они являются самоорганизованными, обуславливают потребность общества в постоянном обновлении организационных социально-управленческих технологий. Таким образом, наука как субъект социального управления, т.е. как самоорганизованная система, осуществляет социальное управление не в административном смысле, но тем, что вносит наряду с другими самоорганизованными системами свой вклад в поддержание в обществе мотивации к социально-технологическому прогрессу, организационному динамизму через постоянное обновление, проектирование и внедрение организационных, социально-управленческих технологий.

Но в том-то и дело, что науке здесь принадлежит особая роль, особая миссия. Ибо когда мы говорим, что в обществе, где благодаря соответствующей социально-институциональной реформации активизированы процессы социальной самоорганизации, существует мотивация к "рукотворному" социально-технологическому прогрессу — проектированию и внедрению организационных (социальных, или социально-управленческих) технологий, возникает вполне естественный вопрос: "Какое именно "ведомство" назначается проектировать и внедрять организационные технологии?". Ответ на этот вопрос мы получим, если в словосочетании "организационно-технологичес-кий прогресс" сосредоточимся на термине "технологический". И тогда мы поймем, что в сущности "рукотворный" организационно-технологический прогресс является все тем же научно-технологическим прогрессом, однако в области

уже "нематериальной" — социального технологизирования: проектиро-вания и внедрения "нематериальных", социальных, технологий.

Иными словами, "ведомством", призванным обеспечить "рукотворный", т.е. ускоренный организационно, социально-технологический прогресс в обществе с активизированными процессами социальной самоорганизации, может быть только наука. Возможно, поэтому и произошла западноевропейская научная революция именно в ХУП-ХУШ вв.: историческая эволюция системы "общество — человеческая культура" в качестве фундаментального "несинхронистского" фактора всех видимых социальных трансформаций1 подвела социум к необходимости его глубокой перестройки на принципах социальной самоорганизации. И для этого от науки потребовалось стать сущностным "ведомством" по проектированию и внедрению организационных технологий в такого типа обществе, т.е. превратиться в социальный институт.

Вот, собственно, объяснение, почему современная наука не просто функционирует в обществе, занимая в нем свою "профессиональную нишу" подобно прочим социальным и государственным институтам, но выстраивает весь социум — в точном смысле слова — как техногенную цивилизацию, выступая в качестве "теневого генерального социального управляющего"

Наука как социальный институт со столь серьезной миссией выступает явным конкурентом тех социальных и государственных институтов, которые также претендуют на эту роль в обществе. Исторически такими институтами всегда были и остаются институт организованной религии — церковь и, разумеется, институт государственного управления. Едва ли случайно неуклонное нарастание в Западной Европе со времени Возрождения секуляризационной тенденции, обозначившей тенденцию политического соперничества за влияние в обществе между наукой и религией.

Символом этой политической борьбы стало "вооруженное перемирие" между обоими институтами, оформленное даже в виде некоего джентльменского соглашения, согласно которому римско-

1 Фактора общеимперативного действия по А.А.Давыдову - см. ДавыдовА.А. Социальная информатика: переходные периоды в социальных системах // Системные исследования. Методологические проблемы. Ежегодник 1997 / Под ред. Гвишиани Д.М., Садовского В.Н. и др. — М., 1997. — С.93- 100.

католическая церковь и наука как бы добровольно обязывались не вмешиваться в дела друг друга1. Наглядно подтвердил существование такого "контракта", например, Р.Декарт. Будучи одним из пионеров современной науки, он посчитал нужным специально оговорить взаимоотношения Бога и научно-рационального познания, утверждая, что миссия Бога-Творца в том, чтобы только "завести часовой механизм" мироздания, а дальше Бог не вмешивается в миссию науки: рационального, в интересах общества, познания этих "божественных часов" Природы.

Упоминавшийся В.С.Жидков, фиксируя данную проблему уже в отношении иного — конец XX века — времени, специально отмечает, что институты религии и науки как влиятельные в обществе, в человеческой культуре подсистемы должны каждая следовать своей социально-конструктивной миссии. Если религии принадлежит в жизнедеятельности социокультурной системы необходимая роль стабилизирующего, консервативного элемента, то науке — необходимая роль элемента динамизирующего, развивающего2.

Но это как раз и означает, что науке по праву отдается роль монопольного "ведомства" по проектированию и внедрению организационных технологий, т.е. роль монопольного "ведомства" по осуществлению "теневого генерального социального управления". Религия же в силу своей консервативной природы в принципе не может и не хочет конкурировать с наукой в управлении именно такого типа. А вот институт государственного управления, уже в силу самого своего профессионального профиля, может и хочет. Потому институт науки и выступает именно теневым генеральным социальным управляющим, что существует в этом смысле "профильный" институт — государство. Но, опять-таки, государство в качестве легитимного, формально-правового "генерального социального управляющего" хотя и может пытаться и пытается конкурировать со своим "теневым" контрагентом, все же вынуждается самой системой современного социума принять устанавливаемые этим контрагентом правила игры и управлять с серьезной оглядкой на требования организационно-технологического прогресса как такового. Иными словами,

1 Косарева Л.М. Генезис научной картины мира(социо-культурные предпосылки). — М., 1985. — 80с.

2 .Жидков В.С. Социальная информатика: переходные периоды в социальных системах//Системные исследования. Методологические проблемы. Ежегодник 1997 / Под ред. Гвишиани Д.М., Садовского В.Н. и др. — М., 1997. — С.225-246.

государство вынуждено заказывать науке проектирование и внедрение организационных, социально-управленческих технологий, т.е. вынуждено управлять на новых принципах, учитывающих активизацию процессов социальной самоорганизации.

Популярный в 20-е годы нашего столетия исследователь исторических корней "техногенной цивилизации" В.Зомбарт дает в своем фундаментальном труде1 поразительный эмпирический материал, фиксирующий зарождение в Западной Европе уже в XVII в. современной модели социального управления: зарождение общества, где наука востребована в качестве сущностного объекта-субъекта социального управления. Где она востребована в качестве "специализированного ведомства", отвечающего за организационно-технологический прогресс - за проектирование и внедрение организационных оциально-управленческих технологий. Так, он указывает, называя конкретные страны и даже конкретные регионы, на распространение в Западной Европе XVII в. движения так называемых "проектантов", "изобретателей", которые предлагали на повсеместно создаваемых ими "проектантских" рынках ставший вдруг очень ходовым нематериальный "товар" — идеи, а точнее "ноу-хау" самого широкого спектра — от мелко-ремесленнических до организационных технологий.

Надо помнить, что В.Зомбарт, описывая становление в Западной Европе XVII в. именно новой социально-экономической системы, акцентирует внимание на формировании новой ментальной реальности — "человека экономического", начинающего жить в социокультурных условиях индустриального общества. И этот "экономический человек" существенно востребовал науку как "проектантский"рынок технологических идей. Следовательно для нарождающегося "экономического человека" и тем самым нарождающейся индустриальной социокультурности с самого начала существовала глубинная приоритетная мотивация развития как такового на базе как материального, производственного, так и нематериального, организационного, управленческого

технологического прогресса. Базы, в отношении которой все прочие мотивации чисто экономического характера, были "поверхностными" и производными.

1 Зомбарт В. Буржуа. Этюды по истории духовного развития современного экономического человека / Пер. с нем. — М., 1994. — 443с.

Вольно или невольно В.Зомбарт эмпирически демонстрирует, что западноевропейский "капитализм", о котором так уже много сказано многими исследователями социума, включая К.Маркса, М.Вебера, П.Бергера, самого В.Зомбарта и многих других, явился в сущности социально-управленческой революцией, переходом социального управления в особую функцию науки — проектанта технологий, в том числе и организационных, перестраивающих общество как некие организационно-управленческие системы всех уровней. Так, по поводу опыта последних 250 лет становления и развития глобальной "техногенной цивилизации" известный специалист в области проблем управления П.Дракер пишет: "На протяжении веков капитализм в той или иной форме периодически возникал и в восточных, и в западных странах. Известны многочисленные периоды стремительного появления технических изобретений и новшеств, и многие из них приводили к не менее радикальным техническим преобразованиям, чем в конце XVIII-начале XIX века... И на Западе, и на Востоке знание всегда соотносилось со сферой бытия, существования. И вдруг почти мгновенно знание начали рассматривать как сферу действия. Оно стало одним из видов ресурсов, одной из потребительских услуг. Во все времена знание было частным товаром. Теперь практически в одночасье оно превратилось в товар общественный"1.

Таким образом, западноевропейский капитализм — это феномен техногенной цивилизации как перехода к новому принципу социального управления, когда само социальное управление все время с подачи науки меняет свои технологии, когда само оно становится феноменом технологического прогресса. И это — институционально обеспеченная конкретная технология общественного самоуправления, транслируемая наукой как социальным институтом.

Общественное самоуправление — это уже та социально-политическая цель, которая имеет право называться самоцелью, поскольку она безупречно моральна. Ее достижение в принципе запрещает использование человека как средства, но только — как цели: в реально самоуправляемом обществе на фундаментальном уровне соответствующей технологии социально-государственного строительства решена вечная проблема социального существования

1 Дракер П. Посткапиталистическое общество // Новая индустриальная волна на Западе. Антология / Под ред. Иноземцева В.Л. — М.: Academia, 1999. — С.70-71.

человека — разделенности субъектов и объектов управления, когда такими "объектами" выступают люди.

К.Маркс справедливо увидел решение этой проблемы в исторической эволюции социальных институтов к состоянию общественного самоуправления. Однако мы теперь точно можем сказать, в чем состоял просчет его проекта: хотя К.Маркс и отводил науке важнейшую социальную — социально-экономическую — роль фактора материального производства, т.е. фактора производительных сил, однако не видел науку в роли фактора нематериальных, организационных перемен в обществе, т.е. фактора производственных отношений.

Впрочем, рефлексия именно на такой, "нематериальной", социальной факторности науки и должна была, тем более в середине XIX в., сильно отставать от соответствующей реальности, соответствующего своего объекта. К слову сказать, он дал о себе как таковом знать лишь во второй половине XX века, вызвав соответствующую философскую рефлексию, когда исследователи "вдруг" заговорили о социально-управленческой проблематике, организационных технологиях, о научно-техническом прогрессе как именно прогрессе организационно-технологическом. Тогда-то и настал "момент истины". Тогда-то и можно было предложить более адекватную, чем Марксова, периодизацию социальной истории — как исторической эволюции социальных институтов, которая лишь очень косвенно, через "линейный" прогресс производительных сил, указывала на науку как опять-таки косвенный, действующий через "буфер" материального производства, фактор радикальных организационных перемен в обществе — смены "общественно-экономических формаций".

Эту более адекватную периодизацию социальной истории предлагает в частности А.И.Ракитов1, который не случайно предпочитает называть "стыки" последовательных эпох в социально-историческом процессе не социальными, а информационно-технологическими революциями. И такая терминология призвана обозначить фундаментальный фактор революций(разумеется, социальных) — не политику, а науку. Кстати, выбор данного, неполитического, фактора хорошо объясняет наблюдаемую в

1 Ракитов А.И. Наука в эпоху глобальных трансформаций (российская перспектива) // Наука в России: состояние и перспективы. — М., 1997. — С.7-51.

реальности сильную растянутость во времени, эволюционность перехода к очередной "общественно-экономической формации" (рабовладельческой, феодальной или капиталистической, индустриальной). Ведь в любом случае сама "революция" фиксируется лишь "задним числом" по факту уже достаточной проявленности, развитости новой "общественно-экономической формации".

Данное обстоятельство специально отмечал Т.Кун, подчеркивая эволюционный характер своей модели "научных революций", где "революции" были лишь условным обозначением возникновения нового, само "событие" которого не поддавалось локализации1. Но задолго до Т.Куна понимание неполитической сути фундаментальной факторности социально-исторических

трансформаций было открыто Гегелю, который писал в "Философии истории": "...принцип, исходящий из того, что... революция возможна без реформации, ошибочен... внешние политические изменения, внешнее насилие не могут привести к прочным результатам: Наполеон также не мог принудить Испанию к свободе, как Филипп II Голландию к рабству"2. Так что известные "десять дней, которые потрясли мир" — чисто политическое событие по определению, едва ли отвечающее критерию социальной революции как именно, по Гегелю и Куну, реформации, которая эволюционно выкристаллизовывает новый порядок в недрах старого.

Неполитическую фундаментальную факторность социально-исторических изменений хорошо проясняет методология системного подхода к обществу. В этом плане следует, на наш взгляд, обратиться к разработкам А.А.Давыдова, В.С.Жидкова, С.А.Камионского, В.Н.Костюка, В.Н.Садовского и других авторов осуществленных в рамках издательского проекта Института системного анализа РАН3. В

1 Kuhn T. Possible worlds in history of science// Possible worlds in humanities, arts and sciences: Proceedings of Nobel symposium 65. — Berlin; New York, 1989. — P.9-32.

2 Гегель. Философия истории // Гегель. Сочинения. — М.-Л., 1935. — T.VIII. —

470с.

3 Бритков В.Б., Садовский В.Н. Проблематика и методы социальной информатики//Социальные исследования. Методологические проблемы. Ежегодник 1997 / Под ред. Гвишиани Д.М., Садовского В.Н. и др. — М., 1997. — С.80-92; Жидков В.С. Социальная информатика: переходные периоды в социальных системах//Системные исследования. Методологические проблемы. Ежегодник 1997 / Под ред. Гвишиани Д.М., Садовского В.Н. и др. — М., 1997. — С.225-246; Давыдов А.А. Социальная информатика: переходные периоды в социальных системах // Системные исследования. Методологические проблемы. Ежегодник 1997 / Под ред.

них социальная история со всеми ее "революциями" и "переходными периодами" в принципе рассматривается как историческая эволюция социальных систем (институтов), подчиняющаяся законам существования сложных систем, не только социальных, но и природных, и "артефактуальных" — например, кибернетической.

Но все же почему за неполитическими информационно-технологическими революциями, о которых как о социальных говорит А.И.Ракитов, нужно видеть не какой-то иной неполитический фактор, но именно науку? Дело в том, что в соотношении "информационные технологии" и "наука" А.И.Ракитов с позиции эмпирической социальной истории обеих этих сущностей справедливо считает информационные технологии более фундаментальной реальностью, чем наука, которая в этом отношении оказывается ничем иным как исторически довольно поздней информационной технологией.

Действительно, для А.И.Ракитова социальная история информационных технологий начинается с как таковой социальной истории — появления как такового общества в смысле технологии человеческой коммуникации. Такой исторически первой технологией стал язык, и значит, по А.И.Ракитову, языковая коммуникация и была первой информационно-технологической (социальной) революцией. Ключевое здесь слово — "информация". Фундаментальный же смысл "информации" — "рациональное знание", "рациональное познание", т.е. познание и знание объективной истины ради самосохранения индивида и общества, ради принятия на всех уровнях социальности правильных, адекватных, в широком значении витальных, решений. А это и есть принципиальное определение науки, которая, поэтому, как информация — рациональное познание, всегда несла в себе фундаментальную социальную миссию.

Понятно, что первая социальная, согласно А.И.Ракитову -информационно-технологическая, революция, когда наука "поселилась" в информационной — общественно-коммуникативной — технологии как языковая коммуникация, выступила по своему

Гвишиани Д.М., Садовского В.Н. и др. — М., 1997. — С.93- 100; Камионский С.А. Системные аспекты современного менеджмента // Системные исследования. Методологические проблемы. Ежегодник 1998. Часть! / Под ред. Гвишиани Д.М., Садовского В.Н. и др. — С.223-248; Костюк В.Н. Ненаправленная эволюция//Системные исследования. Методологические проблемы. Ежегодник 1997/ Под ред. Гвишиани Д.М., Садовского В.Н. и др. — М., 1997. — С.169-179.

основному фактору первой научной, или научно-технологической революцией.

Все последующие информационно-технологические револю-ции, которых на данный момент А.И.Ракитов насчитывает пять, не закрывая, естественно, горизонт для очередных, лишь "размещали" науку в новых, уже "рукотворных" и все более "продвинутых" информационных технологиях. Так, второй информационно-технологической — научной, социальной — революцией А.И.Ракитов называет изобретение письменности, а третьей - книгопечатания. Недаром социальный эффект последней охарактеризован понятием "Вселенная Гуттенберга": "Без книгопечатания не состоялось бы открытие Колумбом Америки", — так констатировал масштаб социальных перемен, вызванных данной научной революцией, Д.Робертсон1. Подобные масштабные социальные реорганизации произвели и четвертая — телефон, телеграф, радио, телевидение, и пятая - компьютеры — информационно-технологические революции.

Если принять такую, выстроенную вокруг фактора науки, неполитическую периодизацию социальной истории, а не принять ее нет оснований, то в последовательности научных (социальных, информационно-технологических) революций особое место, разумеется, занимает западноевропейская научная революция XVII-XVIII вв.

Особость ее в том, что наука уже не просто "перемещается" в очередную более передовую, более изобретательную информационную, общественно-коммуникативную технологию, но сама становится этой очередной информационной (общественно-коммуникативной) технологией. И уже с этого рубежа все последующие информационно-технологические революции, т.е., по классификации А.И.Ракитова, начиная с четвертой, происходят внутри науки как социетальной модели — как научного сообщества, которое и становится в полном смысле слова "теневым генеральным социальным управляющим".

Эту крайне важную метаморфозу и уловил Т.Кун, написав по данному поводу свою знаменитую книгу, сделавшую его, вероятно, самым цитируемым автором, "Структура научных революций". Заблуждение — видеть в историко-научном анализе Т.Куна сюжет,

1 Robertson D. The information revolution // Communication Pres. — N.Y., 1990. — Vol.17, N2. — P.591-610.

касающийся науки и только науки, ибо он смоделировал именно социальную историю периода, когда наука стала социокультурным предприятием, активностью научного сообщества и когда информационно-технологические революции, глубоко

реорганизующие общество, получили в лице института науки — научного сообщества своего "ведомственного" проектанта и проводника. Иными словами, Т.Кун, распознав в науке феномен научного сообщества, продемонстрировал, что неполитические организационные - социальные — революции (информационно-технологические, по А.И.Ракитову) проекти-руются и осуществляются как научные революции. И с другой стороны, он продемонстрировал, что как таковые научные революции не могут быть иными, нежели только организационными, поскольку представляют собой смену парадигмы — принципов организации научного знания. А подобного масштаба "внутреннее" изменение не может не повлечь за собой соответствующий "внешний", социальный эффект.

Кроме того, Т.Кун вольно или невольно дал понять, что научные революции как "внутренние" организационные революции невозможны в отсутствие своего субъекта — научного сообщества. Если как таковое научное сообщество отсутствует — отсутствует наука как социальный институт, тогда кто будет обсуждать новые принципы организации научного знания, новой парадигмы? Такое "обсуждение" не надо понимать упрощенно — как некий "круглый стол". Но оно — несомненный факт научной практики, начиная с того времени, когда наука стала социальным институтом, что, собственно, и описал Т.Кун в терминах научных революций. И этот "факт" — иногда сильно растянутый во времени процесс принятия специалистами теории, или идеи, которая переворачивает в данной научной области всю прежнюю систему знания, вызывая и соответствующую мировоззренческую трансформацию.

Хороший пример здесь — знаменитые квантовые постулаты Н.Бора. Эти постулаты совершили подлинную научную и мировоззренческую революцию — переход к неклассической, вероятностной, "статистической", картине мира. Однако это стало возможным лишь в результате достаточно длительного обсуждения проблемы заинтересованной частью мирового научного сообщества и вызревшего в этих дебатах согласия "завизировать"

квантово-механическую идею, после чего она и стала объективной истиной в науке и правильным мировоззрением в обществе.

В этой связи открывается механизм социальной истории науки в ее доинституциональный период, когда не существовало самого феномена научного сообщества. Становится понятным почему аристотелевское мировоззрение, аристотелевская наука в течение двухтысячелетнего периода исключали как таковую возможность научных революций, когда этот период поместился, по классификации А.И.Ракитова, между второй (изобретением письменности) и третьей (изобретением книгопечатания) информационно-технологическими революциями, отделенный от первой информационно-технологической революции (возникно-вения как такового феномена общественной коммуникации — языковой коммуникативной технологии) вообще уже "геологическим" временем. Столь медленный информационно-технологический (научно-, социально-технологический) прогресс, практическое отсутствие такового, был обязан отсутствию

институционализованного механизма обсуждения инновационных идей, которые "визировались" в качестве "объективной истины" и "правильного мировоззрения" исключительно социальным авторитетом индивидуума, их высказывающего: авторитетные личности уровня Аристотеля в силу самого этого факта имели все рычаги, а при жизни и безусловный личный интерес, чтобы как можно дольше сохранять свою монополию на научную и мировоззренческую истины.

Именно поэтому в "досовременной" истории не существовало действенной мотивации к информационно-технологическому (научному, социальному) развитию, действенной мотивации к развитию как таковому. Но именно поэтому и можно сказать: не что иное как институционализация науки в результате западноевропейской научной — "внутренней" организационной — революции XVП-XVШ вв., породившая феномен научного сообщества с его механизмом производства и обсуждения инновационных идей, явилась фундаментальным фактором вступления общества в парадигму развития, фундаментальным фактором эффекта, названного исследователями "ускорением истории". Именно этот момент и сказывается в XX в., например, в общепринятых координатах оценки стран как развитых, развивающихся и традиционных.

Вновь сошлемся здесь на А.И.Ракитова, который пишет: "...глубинные информационные и технологические преобразования являются наиболее фундаментальными факторами основных социально-исторических изменений..."1.

Институционализованная наука в этом смысле — именно "теневой генеральный социальный управляющий", который, через механизм научного сообщества — производства, обсуждения и "визирования" инновационных идей, активно — "рукотворно" — проектирует и осуществляет научно- и организационно-технологический прогресс в обществе, вынуждая "профильного" генерального социального управляющего — государство сообразовываться в своей политике со своим "теневым" контрагентом. Государство в обществе современного типа, живущего в координатах парадигмы развития, просто вынуждено осуществлять свою "профильную", социально-управленческую функцию на основополагающих принципах гарантирования для общества устойчивого развития. А это и означает, что в социально-управленческой политике государства как политике устойчивого развития общества особо важное место должен занимать институт науки.

По своему принципиальному содержанию, такого рода государственная политика в отношении науки обязана гарантировать научно-технологический прогресс на основе гарантий жизнедеятельности научного сообщества как самоорганизованной социальной системы. Иными словами, ответственное, т.е. заботящееся о нахождении общества в координатах устойчивого развития, государство обязано гарантировать науке социальный статус самоуправляемой системы с функцией динамизации всех институтов общества, ввода их в координаты устойчивого развития, в том числе и самого института государственного управления. Эта в полном смысле слова социально-управленческая функция науки, гарантированная ответственным государством современного типа, функция науки как "теневого генерального социального управляющего" имеет сегодня уже вполне реальное свое воплощение по крайней мере в двух обозначившихся в последней трети XX века

1 Ракитов А.И. Наука в эпоху глобальных трансформаций(российская перспектива) // Наука в России: состояние и перспективы. — М., 1997. — С.13.

процессах, которые на самом деле являются двумя сторонами, аспектами единого процесса:

- реорганизации всей системы социального управления;

- формирования так называемой "инновационной экономики".

Рассмотрим последовательно оба процесса, имея в виду, что они

оказались возможны не сами по себе и не в каком-нибудь, но именно динамизированном наукой обществе.

1.2. Фактор науки в реформации социального управления

Социальное управление как система управления в обществе исторически традиционно осуществляется профильным институтом, профильным генеральным управляющим — государством. Однако социум, как мы знаем из общей теории систем, — это система наивысшего класса сложности, предусматривающая поэтому весьма развитой гомеостат — механизм самоуправления-самоорганизации.

Поскольку общество — это, упрощенно говоря, масса людей, которые упорядочивают отношения между собой, выстраивая социум, создавая разнообразные социальные институты, в том числе и институт государства, последнее в принципе является частью социального механизма самоуправления-самоорганизации. Значит, государство в принципе не может претендовать на отождествление с механизмом самоуправления-самоорганизации как таковым. И, более того, государство как профильный институт социального управления обязано подчиняться социальному гомеостату, выполнять его императивы.

По этой глубинной мотивации социального бытия собственно и возникла как таковая демократическая государственность, призванная, в рамках профильного института, создать систему социального управления, которая бы и была институционализованным социальным механизмом

самоуправления-самоорганизации. Между тем в эмпирической истории социальных институтов, их исторической эволюции, институт государства, объединяющий людей, "по праву" наделяемых распорядительными полномочиями, т.е. людей с интересом власти, не мог не оказаться в своей исторической эволюции и таким институтом, который выступил прямой альтернативой социального гомеостата:

- в случае авторитарных форм государственности — всячески ограничивая процессы социального самоуправления — социальной самоорганизации;

- либо - в случае тоталитаризма, этатизма — откровенно подавляя их.

Эта "альтернативная" социальному гомеостату система социального управления — система власти — по определению такова, что объективно выводит социальные институты из исторического времени, прекращает их историческую эволюцию. В том числе, естественно, консервируя и себя как институт власти.

В этом, кстати, и заключается далеко не последняя причина, почему в "досовременный" период истории цивилизации, когда абсолютно доминировали авторитарные формы государствен-ности, наука, этот мощный фактор динамизации общества, развертывания в нем процессов самоорганизации оставалась на социокультурной периферии, в то время как религия — консервативная, нединамичная подсистема в социокультурной системе, напротив, была в обществе чрезвычайно влиятельным институтом.

Поэтому секулярный процесс, начавшийся в период европейского Возрождения, отнюдь не был какой-то исторической случайностью или, как это склонны понимать некоторые исследователи, "фатальностью европейской рациональной ментальности". Такой процесс стал одним из показателей закономерного этапа в исторической эволюции социальных институтов, когда двумя другими здесь показателями выступили:

- отчетливая тенденция к демократизации института государства — к превращению профильного института социального управления из системы власти в систему социального самоуправления — социальной самоорганизации;

- институционализация науки как резкое повышение ее социального статуса, ее влиятельности в обществе.

Таким образом, в этом триедином процессе наука оказалась востребованной в качестве фактора динамизации социальных институтов, в том числе института государства, их выстраивания как

системы социального самоуправления — социальной самоорганизации. Или: в эпоху "современности" система социального управления-самоуправления, т.е. демократическая государственность, оказывается прочно связанной с наукой как социальным институтом. Какова конкретно эта взаимосвязь, можно

понять из той же сущностной, динамизаторской социальной миссии науки — сообщать обществу устойчивый импульс к развитию, к постоянному уходу от наличного состояния, все время предлагая ему новые идеи, новаторские проекты. И коль скоро эта социальная миссия науки востребована, актуализована в обществе, сам процесс постоянного обновления знания — инновационный процесс становится непосредственным инструментом и объектом социального управления — самоуправления, т.е. на основе этого инновационного процесса реформируются сами организационно-управленческие системы. Они становятся в значительной степени самоорганизационными-самоуправленческими, социально-

управленческими — организационными — технологиями, отвечающими принципам социального гомеостата.

П.Дракер называет этот процесс "изменением роли знания", которое "можно определить как революцию в сфере управления"1. И суть этой революции он формулирует следующим образом: "...к началу 50-х годов содержание понятия "руководитель" изменилось; оно стало означать: "человек, отвечающий за эффективность и результаты работы коллектива". Сегодня мы понимаем, что и это определение слишком узко, а адекватным следует считать: "человек, отвечающий за применение и эффективность знания"... Знание стало главным, а не просто одним из видов ресурсов... Такие материальные ресурсы, как земля, рабочая сила и капитал, разумеется, важны, однако они сегодня, скорее, сдерживающие, ограничивающие факторы. Ибо если обеспечено эффективное управление в смысле управления, основанного на знании, другие ресурсы всегда можно изыскать...Данное обстоятельство изменяет структуру общества, и при этом коренным образом. Оно создает новые движущие силы социального и экономического развития"2.

Эта констатация П.Дракером факта революции во всей системе социального управления в период последней трети XX века, факта превращения науки в качестве социально-управленческих технологий в главный ресурс обеспечения в обществе состояния устойчивого развития, хорошо подтверждается эмпирической действительностью. Во всем мире развертывается социально-политический процесс реорганизации системы социального

1 Дракер П. Посткапиталистическое общество // Новая индустриальная волна на Западе. Антология / Под ред. Иноземцева В.Л. — М.: Academia, 1999. — С.95.

2 Там же, с.97-98.

управления на принципах федерализма. Дело в том, что федерализм

— это как раз и есть модель социального управления, в рамках демократической государственности, в которой социальное управление технологично организуется не как система власти, но именно как система самоорганизации-самоуправления.

Сущность федерализма как принципа социального управления — децентрализация управления: прекращение состояния управления как системы власти, когда между организационными системами-субъектами управления и организационными системами — объектами управления проводится четкая демаркация, определяющая "субъектным" организационным системам подготавливать и принимать решения, а "объектным" — только их выполнять. Федерализм отвергает такую демаркацию во всем наборе своих социально-управленческих технологий, набор которых включает главным образом две:

1. Разделение субъектов управления на уровне разделения законодательной, исполнительной, судебной, а также "четвертой" — свободные средства массовой информации - властей.

2. Разделение субъектов управления на уровне федеративного государственного устройства — разделения федерального, регионального и местного уровней социального управления.

Понятно, что обе социально-управленческие технологии объединяет принцип федерализма как разделения субъектов управления. А потому в тех странах, которые в силу объективных причин не могут быть федеративными государствами, принцип федерализма и обнаруживает себя исключительно на уровне разделения субъектов социального управления по технологии (1), достаточно прозрачной в отношении того, чтобы удостоверить наличную систему социального управления именно как систему социальной самоорганизации — социального самоуправления. И мы уже знаем, что активизация в обществе процессов социальной самоорганизации напрямую связана с превращением науки в виде ее применения к производству социально-управленческих техно-логий в главный ресурс социально-экономического развития. Поэтому утверждение принципов федерализма даже уже на уровне технологии

— наглядный прецедент знания, науки как эффектив-ного "теневого генерального социального управляющего".

Однако гораздо более наглядным здесь прецедентом является переход в системе социального управления на принципы федерализма

по технологии (2), т.е. укрепления федерализма (социальной самоорганизации — социального самоуправления) как именно федеративного государства — разумеется, в тех странах, где это возможно в принципе. А таковых к концу XX столетия не случайно оказалось немало. Один из ведущих теоретиков федерализма Д.Елазар вообще определяет современную эпоху модерна и постмодерна как федералистскую революцию, отмечая, что "около 80 процентов населения планеты сегодня проживает в политиях, которые формально являются федерациями или каким-то образом используют федералистскую организацию"1.

Эта опубликованная Д.Елазаром впечатляющая цифра популярности федералистской технологии в современном социально-государственном строительстве как строительстве системы социального управления коррелирует с резким всплеском, особенно в 90-е годы, научного интереса к теме федерализма. Олицетворяет этот интерес прежде всего сам Д.Елазар, который возлагает на федерализм далеко идущие ожидания, даже видя в нем, именно как технологии самоуправления, эффективную технологию построения гармоничного и стабильного мира.

Самоуправление в качестве отдельного уровня в федеративной системе социального управления, местного самоуправления наряду с региональным и федеральным его уровнями, собственно и является "ноу-хау" федерализма. Это делает федеративную систему социального управления "продвинутой" технологией в социально-управленческой революции, возвещенной П.Дракером. Действительно, если эта революция состоит в превращении науки в главный ресурс социально-экономического развития за счет прямого использования знания для разворачивания инновационного процесса в самих организационно-управленческих системах, то данный процесс как раз и есть фактическая реформация существующей системы социального управления, т.е. уход от определенной здесь традиции. Традиционные же организационно-управленческие системы — "пирамидальные" в терминологии Д.Елазара — цент-рализованные. Значит, сам факт организационных инноваций — дракеровская социально-управленческая революция — это именно децентрализация социального управления, то самое уничтожение демаркации между

1 Elazar D. Federalism and the way to peace. — Ontario: Queen's university (Kingston, Ont.); Institute of intergovernmental relations, 1994. - P.22.

"субъектными" и "объектными" организационными системами. В этом случае все они становятся "субъектными", вместо одного возникает множество "центров" управления. "Пирамидальная" система уступает место "матричной"1, т.е. системе социальной самоорганизации — социального самоуправления. А конкретной технологией "физического" воплощения "матричной" (самоорганизованной) системы социального управления, технологией "физического" воплощения общества, где знание - наука — становится главным ресурсом как раз выступает федеративно-государственная система социального управления.

"Матричный" характер федеративной технологии социального управления виден невооруженным глазом, поскольку данная технология предусматривает три уровня управления, находящиеся между собой в "горизонтальной" - координационной — плоскости отношений, когда все три уровня представляют друг относительно друга полноправно "субъектные" организационно-управленческие системы. Эти уровни:

• федеральное управление;

• региональное управление;

• местное самоуправление.

Обратим внимание: технологически система устроена не "сверху вниз", а "снизу вверх": главным в ней звеном является именно уровень местного самоуправления, непосредственно моделирующий общество, где резко активизированы процессы социальной самоорганизации — социального самоуправления. Региональный же и федеральный уровни управления призваны эти процессы всячески "опекать", гарантировать их развитие — "развитие социально-управленческой революции" по П.Дракеру, — через гарантии развития системы местного самоуправления. Таким образом, для федеративной технологии социального управления существует реальная опасность конфедератизма, так сказать, социально-управленческой контрреволюции. В этом случае региональное управленческое звено, где "физически" сосредоточены все ресурсы социального управления (территории, люди, инфраструктура), превращает в нарушение федеративного договора этот "физический" свой статус в "юридический", становясь системой власти. Таким образом, с одной стороны, роль федерального управления сводится к

1 Оба термина принадлежат Д.Елазару.

роли "английской королевы", а с другой — подавляется система местного самоуправления.

По логике, такая "конфедеративная контрреформация" — прямой путь к весьма недальновидному переводу главного ресурса современности — знания, науки — в разряд второстепенных и косвенных факторов социально-экономического развития. Ведь система управления как система власти, в принципе не опирающаяся на организационно-технологический прогресс (инновационный процесс в самих организационно-управленческих системах), непосредственно не нуждается в науке-образовании. Она будет "терпеть" эти институты лишь постольку, поскольку они просто есть. Понятно, что с соответствующими последствиями для общества, которое автоматически окажется вне координат устойчивого развития. Поэтому безошибочный показатель здесь — отношение государства к институту науки-образования. Именно к этому институту, а не какому-либо другому. И не потому, что другие "не нужны", просто наука сегодня — это "локомотив" общества.

В этой связи показателен социологический материал А.Н.Авдулова в отношении Японии конца 90-х годов. В этой, стоящей по уровню своего развития сразу вслед за США стране мира, на правительственном уровне по ситуации депрессивного состояния национальной экономики была принята долгосрочная программа социально-экономического развития. Она определялась как "период концентрированных реформ" и предусматривала помимо чисто экономических мер, направленных, кстати, на активизацию в экономике процессов самоорганизации: больше рынка, "тэтчеризм", поощрение венчурных проектов и т.д. и глубокую реформацию национальной системы науки-образования. "Отношение японского правительства и крупного частного капитала к науке в эти штормовые или уж во всяком случае очень неудачные для страны годы лишний раз доказывает, — пишет А.Н.Авдулов, — насколько ее (науки) общественная роль в последние годы возросла. Именно на науку, ее новые технологии и новые виды продукции японцы возлагают основные надежды, именно с нею связывают планы выхода из депрессивного и неустойчивого состояния экономики страны"1.

1 Авдулов А.Н. 90-е годы. Крах экономики "мыльного пузыря". Стагнация. Проекты реформ. Планы и перспективы науки / РЖ "Социальные и гуманитарные науки". Серия: Науковедение. — М., 1998. — №3. — С.12-13.

Обращает на себя внимание, что реформация науки-образования была задумана в едва ли на тот момент не самой, наряду с США, "наукоемкой" стране мира, уже обладавшей мощным научно-образовательным потенциалом, которая тем не менее отказалась здесь от принципа "от добра добра не ищут": "В 1995 г. научными исследованиями и разработками в стране занимались в общей сложности почти 17,0 тыс. организаций (1997). Разумеется, по своим возможностям они весьма различны, но тем не менее общая цифра выглядит очень внушительно... Эту картину невозможно назвать кризисной... более того, можно утверждать, что Япония по большинству показателей обгоняет всех своих конкурентов, кроме США. Эта картина имела место в предыдущие периоды, а в 90-е годы она практически не изменилась... Япония опережает всех, в том числе и США, по совокупным национальным расходам на ИР — в процентах от ВВП"1.

И это — убедительный пример понимания государством "локомотивной" роли науки-образования в современном обществе, понимания того, что суть дела вовсе не в как таковой "бюджетной" поддержке, пусть даже хорошей поддержке, науки-образования, но именно в организационных инновациях в данной сфере, являющихся частью, и ключевой частью, социально-управленческой революции в смысле, в каком говорит о ней П.Дракер.

В таком контексте и надо рассматривать сегодняшний исследовательский интерес к теме федерализма. В федеративно-государственной технологии социального управления исследователи не могут не улавливать реального моделирования общественной системы как организационно-технологического прогресса, непосредственным "производителем" которого является наука как органическая часть такого самооргани-зованного-самоуправляемого общества, т.е. наука как "внутренний" организационно-технологический прогресс — как самоорганизованное-самоуправляемое научное сообщество. Исследователи улавливают возможность "конфедеративной контрреформации", а потому и вообще ставят проблемы федерализма, потому и вообще умножается соответствующая литература, потому в последнее время и появилось так много исследований, разрабатывающих в самых разных аспектах (философском, социологическом, правовом, социально-

1 Там же, С.13-14.

экономическом, социально-политическом) тему федеративно-государственного устройства.

Например, упомянутый уже Д.Елазар и В.Штамбук1 рассматривают федерализм с философских позиций — как социальную технологию, которая эффективно (и на достигнутом уровне исторической эволюции социальных институтов — безальтернативно) решает проблему адекватного институционального обеспечения социального гомеостата. Другие же авторы, анализирующие в более конкретных аспектах состояние социального гомеостата в разных странах, формальных и неформальных федерациях2, акцентируют внимание на теме и проблемах местного

1 .Штамбук В. Элиты в конце XX века//На рубеже веков. — М., 1998. — №1. — С.34-42.

2 См., например: Абдулатипов Р.Г. Россия на пороге XXI века: Состояние и перспективы федеративного устройства. — М.: Славянский диалог, 1996. — 255с; Ажаева В.С. Канадский федерализм в 90-е годы//Современный федерализм: состояние и тенденции развития: Пробл. — темат. сб. — М., 1999. — №4. — С.160-180; Аринин А.Н. Российская государственность и проблемы федерализма. — М.: Ин-т этнологии и антропологии РАН, 1997. — 46с.; Аттали Ж. На пороге нового тысячелетия. — М., 1993. — 143с.;.Валентей С.Д. Федерализм: Российская история и российская реальность. — М.: Ин-т экономики РАН, 1998. — 132с.; Иванов В.Н. Россия: Социальная ситуация и федеративные отношения (По материалам социологических исследований). — М.: Ин-т соц. полит. исслед. РАН, 1998. — 76с.;.Каменская Г.В. Федерализм: Мифология и политическая практика // Современный федерализм: состояние и тенденции развития: Пробл. — темат. сб. — М., 1999. — №4. — С.18-22; Кнемайер Ф.Л. Организация местного самоуправления в Баварии (Основные структуры, особенности, недостатки)// Государство и право. — М., 1995. — №4. — С. 107-121; Медведева В.А. Некоторые аспекты функционирования местных органов власти в ФРГ // Местные органы власти: Социально-экономические аспекты деятельности. — М.: ИНИОН РАН, 1993. — С.11-39; Митрохин С. Местное самоуправление: Аргументы, проблемы, мифы//Местное самоуправление: Теория и практика. — М.: Фонд Ф.Науманна, 1997. — С.43-52;.Мишин А.А. Эволюция системы правового регулирования органов местного управления в США на современном этапе // Реформы местного управления в странах Западной Европы. — М.: ИНИОН РАН, 1993. — С.81-91; Пастухов В.Б. Новый федерализм для России: институционализация свободы // Полис. — М., 1994. — №3. — С.100; Плешова М.А. Демократия в Индии: Проблемы местного самоуправления. — М., 1992. — 192с.; Плешова М.А. Представительная демократия в Индии. Эволюция местного самоуправления // Экономическое, социальное и политическое развитие Индии(1947-1987). — М., 1989. — С. 159-190; Раянов Ф.М. Федерализм — не самоцель//Власть. — М., 1996. — №3. — С.73; Сиджански Д. Федералистское будущее Европы: От Европейского Сообщества до Европейского Союза / Пер. с франц. — М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1998. — 420с.; Теребилина Т.А. О совершенствовании модели федеративного устройства России//Современный федерализм: состояние и тенденции развития: Пробл. — темат. сб. — М., 1999. — №4. — С.92-102; Умнова И.А. Современный российский федерализм: состояние и тенденции развития//Современный федерализм: состояние и

самоуправления, ибо именно этот уровень социального управления реально, "физически" моделирует общество современного типа — самоорганизованное-самоуправляемое, которому сегодня нет альтернативы

Вот лишь несколько красноречивых высказываний. Рос- сийский Председатель Совета Федерации Е.С.Строев: "...никто не удосужился объяснить, почему народам России выгодна федерация... Будем честными друг перед другом — только путем насилия и физического уничтожения части собственного народа можно сформировать унитарное государство... Развитие же России в сторону конфедерации — это движение к распаду страны и общества... Наше историческое будущее связано с формированием демократического федеративного государства"1. Еще более определенен и точен российский председатель Комитета Совета Федерации по делам Федерации, Федеративному договору и региональной политике А.П.Сычев: "Для России проблема федерализма является на сегодня главной, основополагающей из всех, с которыми столкнулась страна на пороге XXI века. Все другие проблемы, какими бы важными они ни представлялись, являются по отношению к проблеме федерализма частными. Судьба федерализма — это сегодня судьба России, ее государственного существования и в конечном счете судьба миллионов людей 2.

тенденции развития: Пробл. — темат. сб. — М., 1999. — №4. — С.35-65; Умнова И.А. Конституционные основы современного российского федерализма. — М.: Изд-во "Дело", 1998. — 279с.; Фадеева Т.М. Федеративная модель Европейского Союза: концепции и практика//Современный федерализм: состояние и тенденции развития: Пробл. — темат. сб. — М., 1999. — №4. — С.127-159; Фарукшин М.Х. Современный федерализм: Российский и зарубежный опыт//Современный федерализм: состояние и тенденции развития: Пробл. — темат. сб. — М., 1999. — №4. — С.29-34; Федерализм и региональные отношения (Опыт России и Западной Европы). — М., 1999. — 196с.;Чиркин В.Е. Современное федеративное государство // Современный федерализм: состояние и тенденции развития: Пробл. — темат. сб. — М., 1999. — №4. — С.23-28; Швагер Р. Административный федерализм и центральное управление с регионально ориентированными предпочтениями//Современный федерализм: состояние и тенденции развития: Пробл. — темат. сб. — М., 1999. — №4. — С.205-208; Шумейко В.Ф. Российские реформы и федерализм (Социально-экономические очерки). — М.: Славянский мир, 1995. — 207с. ; .Bakvis H. Intrastate federalism in Australia// Aust. j. of political science. — Canberra, 1994. — Vol.29, №2. — P.259-27 и др.

1 Проблемы и перспективы развития российского федерализма: (Материалы научно-практ. конференции) / Совет Федерации Федерального Собрания РФ. — М., 1998. — 262с.

2 Там же, С.63.

Мэр Москвы Ю.М.Лужков: "Исторический опыт свидетельствует, что такая гигантская страна как Россия, может эффективно функционировать только на базе разумной децентрализации и самостоятельности (самоуправления)... следует решительно отказаться от попыток строить новую государственность на принципах нормативного усиления центральной власти..."1.

Российским политикам вторят российские ученые, которые развивают тему в том смысле, что считают федерализм не просто оптимальным для данной конкретной страны государственным устройством, но эффективной технологией гуманизации власти в человеческом обществе. Ведь по своей сути федерализм выступает средством достижения общественного компромисса на разных уровнях территориальной организации власти. Кстати, А.Н.Аринин и Ф.М.Раянов склонны рассматривать именно с этих позиций федерализм скорее как принцип (децентрализации), нежели форму управления. При этом они указывают как на формально унитарные, но вполне децентрализованные, государства вроде Франции, Испании и Италии, где эффективность системы социального управления не вызывает сомнений, так и на формальные федерации вроде Пакистана, Нигерии, Камеруна, Объединенных Арабских Эмиратов, Малайзии, которые считать реально демократическими (с децентрализованной системой социального управления) достаточно сложно2.

Зафиксированное выше стремление "расширять" понятие "федерализм", видеть в нем нечто большее, чем "формальную федерацию", придавать ему многомерность само по себе очень важно и показательно как свидетельство понимания тех тенденций современности, которые П.Дракер и объединяет в идее социально-управленческой революции, или общества, основанного на знании, науке. Данная позиция усложнения смысла понятия "федерализм" проявляется у российских исследователей еще в одном чрезвычайно важном направлении — анализа этого понятия уже как экономического, или, точнее, социально-экономического: как категории "экономический федерализм", разработка которой, по

1 .Федерализм и региональные отношения(Опыт России и Западной Европы). — М., 1999. - С.13,15.

2 См.: Аринин А.Н. Российская государственность и проблемы федерализма. — М.: Ин-т этнологии и антропологии РАН, 1997. - С.28-31; 37.Раянов Ф.М. Федерализм — не самоцель // Власть. — М., 1996. — №3. — С.73.

факту феномена инновационной экономики, представляет самостоятельный исследовательский интерес, о чем и будет идти речь в следующем параграфе. Сейчас в России, по мнению Б.Н.Топорнина, уже невозможен тот "ранний" федерализм, какой был просто средством выражения политических интересов региональных элит (эффект "конфедеративной контрреформации"), "он самой жизнью заменяется на федерализм экономический, федерально-бюджетный, налоговый"1.

В своем обзоре исследований российского федерализма Е.В.Алферова следующим образом суммирует исследовательские позиции в отношении понимания того, что такое "экономический

федерализм как особый тип экономических отношений и

2

экономической политики 2:

• федерализм вводит в экономику фактор не одного, а целой системы управляющих и регулирующих центров, десятков центров принятия решений, концентрации и централизации финансовых и материальных ресурсов, вследствие чего возникает проблема полицентризма, проблема взаимосвязей, иерархии, соподчинения и самостоятельности центров власти, управления и регулирования при выработке и проведении экономической политики;

• экономический федерализм меняет характер связей по вертикали, т.е. наряду с сохранением отношений подчинения и административного управления возникает подсистема отношений, функционирующая на базе принципов согласования, самостоятельности, независимости, на основе взаимодействия, а не подчинения;

• экономический федерализм на новом уровне актуализирует проблему соотношения централизации и децентрализации;

• проявление экономической роли государства в формировании и регулировании рыночных отношений через формы и механизмы действия экономического федерализма порождает необходимость согласования интересов и целей многосубъектной системы федеративной государственности, что особенно важно учитывать при создании нормативно-законодательной базы рыночной экономики.

1 Проблемы и перспективы развития российского федерализма: (Материалы научно-практ. конференции) / Совет Федерации Федерального Собрания РФ. — М., 1998. - С.180.

2 .Алферова Е.В. Судьба России -федерализм // Современный федерализм: состояние и тенденции развития: Пробл. — темат. сб. — М., 1999. — №4. — С.86-87.

И за всеми перечисленными принципами, закономерностями и механизмами федерализма, как социально-управленческого, так и экономического, "незримо присутствует" наука. Собственно, "экономический федерализм", судя по приведенному его описанию, — это все та же в дракеровском смысле социально-управленческая революция, когда организационно-управленческими системами в качестве объекта инноваций (организационно-технологического прогресса) выступают эти системы уже не в обществе как таковом, не на социетальном уровне, а в экономической сфере — на предприятиях, фирмах.

Поэтому "экономический федерализм" как экономическая спецификация социально-управленческой революции (по П.Дракеру) — это непосредственно порожденный наукой в качестве главного, интеллектуального, ресурса современного общества феномен инновационной экономики, к рассмотрению которого мы и переходим.

1.3. Феномен инновационной экономики: наука как фактор устойчивого экономического развития

Социокультурный феномен науки можно исследовать по-разному. Можно этот феномен сделать научно-методологическим, и тогда наука станет предметом особой дисциплины, оформившейся к середине XX в., — социологии науки. Социологи науки заведомо рассматривают науку как социокультурный феномен, стремясь продемонстрировать социокультурные основания "производства знания", как это, например, делает П.Форман1, который пытается увидеть в развитии квантово-механических идей немецким научным сообществом периода Веймарской республики прямую социокультурную детерминацию. Подобные идеи, полагает он, никогда бы не появились, не сложись для них в данное время и данной стране соответствующий социокультурный климат.

Такой социолого-научный подход представляет целое направление в изучении науки как социокультурного феномена. Однако это направление находится за пределами задач нашего исследования. Наши исследовательские задачи решаются в

1 .Forman P. Weimar culture, causality and quantum theory, 1918-1927: Adaptation by German physicists a. mathematicians to a hostile intellectual environment // Hist. studies in the physical sciences. — N.Y., 1971. — Vol.3. — P.1-116.

направлении, которое, подобно социолого-научному, восходит к куновской философской концепции науки как в принципе социокультурного предприятия, науки как научного сообщества.

В противоположность социолого-научному направлению такой подход описывает картину взаимовлияния науки и общества уже не со стороны детерминации науки обществом, а напротив — общества наукой, когда социокультурное существо науки сказывается в ее социально-строительной функции. Сказывается, в частности, в том, что, став социальным институтом1, наука заявила себя прямым фактором социокультурной реформации, причем в определенном направлении. Последнее по-своему описывает Н.И.Лапин, предлагая термин "социокультурная реформация"2 для процесса "ускорения социальной истории", перехода общественного бытия на режим организационно-технологического прогресса, на режим устойчивого развития, "устойчивого" в смысле гарантированного сохранения самого режима развития.

В предыдущем разделе речь шла о науке как факторе устойчивого развития общества именно в общем, социетальном, смысле "устойчивого развития" — в параметрах социально-управленческой реформации по П.Дракеру, которая, как мы убедились, осуществляется по "федералистской" технологии. Но если спуститься теперь с социетального уровня на более частный, то фундаментальной спецификацией феномена устойчивого развития будет феномен устойчивого экономического развития. В технологическом выражении это упомянутый уже выше феномен "экономического федерализма". По смыслу своего родового, социетального понятия, "устойчивое экономическое развитие" — это "дематериализация" экономических процессов, перемещение акцента с материально-производственных технологий на организационные3 благодаря превращению науки, интеллекта, в главный ресурс экономического развития. В частности В.Л.Иноземцев, равно как и некоторые другие исследователи, точно определяет ситуацию, когда центральной фигурой экономики современного типа, которую он называет "креативной", или, в терминологии других авторов,

1 Это масштабное историческое событие собственно и удостоверило ее в качестве социокультурного феномена.

2 Лапин Н.И. Кризис отчужденного бытия и проблема социокультурной реформации // Вопросы философии. — М., 1992. — №12. — С.29-41.

3 А в сфере материального производства — на производство услуг.

"инновацион-ной", тем самым и фиксируя здесь экстраординарную роль науки, видит так называемого knowledge-worker, интеллектуального работника1.

0 научно-интеллектуальном характере реформации современной экономики убедительно свидетельствуют те аналитики, которые отмечают настоятельную необходимость для экономического менеджмента, организационно-управленческих систем в экономике — менеджмента на предприятиях, перенести приоритетное внимание с материальных ресурсов на нематериальные. Прежде всего — на интеллектуальный ресурс как прямой фактор оптимизации, повышения эффективности самой системы экономического менеджмента. Заметим, кстати: на социетальном уровне — "социального менеджмента". То есть аналитики говорят здесь все о той же социально-управленческой реформации, но только в ее экономическом преломлении — как "экономическом федерализме". При этом они специально подчеркивают экстраординарную роль знания, науки как в общем структурировании экономической деятельности, что проявляется в возникновении предприятий нового типа2, так и специальном ее структурировании, когда в системе экономического менеджмента выделяется даже особое его направление — управление интеллектуально-человеческим потенциалом (менеджмент ИЧП).

Тема менеджмента интеллектуально-человеческого потенциала не случайно активно сегодня разрабатывается специалистами в области управления в связке с темой концептуально понимаемых "глобализованных" ("транснационально-корпоративного" типа) предприятий. Такая тематическая увязка дает наглядное представление о фактически формирующемся феномене инновационной экономики именно как введении общества через активизацию интеллектуально-человеческого потенциала в экономических организационно-управленческих системах в параметры устойчивого экономического развития.

1 Иноземцев В.Л. К теории пост-экономической общественной формации. — М., 1995. — С.96-154, 187-265; Иноземцев В.Л. Fin de siecle. К истории становления постиндустриальной хозяйственной системы (1973- 2000) // Свободная мысль-XXI. — М., 1999. — №8. — С.19-42; Иноземцев В.Л. Постэкономическая революция: теоретическая конструкция или историческая реальность? // Вестник РАН. — М.: Изд-во "Наука", 1997. — Т.67, №8. — С.711-719.

2 Так называемых "глобализованных", или "транснационально-корпоративных", не в формальном, а концептуальном смысле этих терминов.

Так, Г.Хедлунд1 убежден в необходимости методологических и теоретических разработок в области новой научной дисциплины, которую он называет "управление знанием". Это, на его взгляд, крайне нужно современной экономике из-за появления в ней транснациональных корпораций, обеспечивающих свое структурное единство (штаб-квартиры и отделений) не за счет административного, но знаниевого ресурса. Причем как интенсификации, так и экстенсификации такого ресурса2. Применяемые Г.Хедлундом в отношении знания термины "интенсификация" и "экстенсификация" имеют для шведского исследователя серьезный концептуальный смысл — это не просто призыв "углубить" и "расширить", но конкретные технологии выстраивания современного мира, который мы, не очень о том задумываясь или же пользуясь поверхностными представлениями, привычно называем глобализованным.

Действительно, поясняет Г.Хедлунд, то, что можно сегодня назвать интенсификацией знания, — банальная практика повышения "наукоемкости" поведения организационных систем всех уровней и профилей в современных условиях. Не банально другое — не то, что знание интенсифицируется, а то, что оно экстенсифицируется, превращается, благодаря своей "дисперсии" (свободному распространению) в мире развитых общественных коммуникаций, в самостоятельную коммуникативную технологию. Последняя предоставляет объединительный ресурс для разных стран и культур, разных организаций (предприятий, коллективов) и их подразделений, наконец, на индивидном и межиндивидном уровне. Объединительная, коммуникативно-технологическая роль знания — вот сильное проявление института науки как социокультурного феномена, как фактора социокультурной реформации и вот сущностное содержание современного глобализационного процесса.

Г.Хедлунд дает понять, что такого рода социокультурная реформация как глобализационный процесс, обязанный превращению знания в беспрецедентно эффективную коммуникативную технологию, должна была начаться именно в экономике. Ясно почему: чтобы знание стало реальной социально-коммуникативной

1 Hedlund G. The intensity and extensity of knowledge and the multinational as a nearly recomposable system(NRS)//Management intern. rev. — Wiesbaden, 1999. — Vol.39, N1. — P.5-44.

2 Как видим, Г.Хедлунд возводит в ранг научной дисциплины в точности то, что П.Дракер определяет в качестве сути социально-управленческой реформации.

технологией, реальным фактором глобализации мира, необходимо выполнить очевидное условие — гарантировать саму возможность свободной экстенсификации, "дисперсии" знания. А такую гарантию лучше всего обеспечивает рынок, который в силу своих "правил игры" крайне заинтересован в знании-информации, его полноте, актуальности и, следовательно, постоянном обновлении, т.е. свободном движении. Таким образом, экономика как рынок — идеальный "полигон" для апробирования знания в роли фактора глобализации.

Поэтому не случайно исследователи, причем далеко не один только Г.Хедлунд, считают такую организационную форму, как современное транснациональное предприятие, в силу самого факта транскультурного его дислоцирования перспективной моделью глобализованных организационных — организационно-управленческих — систем. При этом, в рамках признания факта глобализации мира именно по предложенной, в частности, Г.Хедлундом модели превращения знания в эффективную социально-коммуникативную технологию, формулируется концепция глобализованного, транснационального по форме и сущности предприятия как организационно-управленческой системы, осуществляющей свою деятельность на принципах федерализма. И это, что весьма показательно, уже третий смысл понятия "федерализм", наряду с "формо-государственным федерализмом" и "экономическим федерализмом", — "федерализм на базе знания как социально-коммуникативной технологии". Действительно, знание в своей игнорирующей все границы объединительной миссии создает в кросскультурной среде то, что можно назвать "междисциплинарным" пространством. Если же перейти на язык научного знания, "дисциплина" здесь — это данная конкретная социокультурность, культура.

Более того, в этом преобразовании наукой кросскультурного, дивергентного пространства в "междисциплинарное", конвергентное есть "внутренняя" логика самого научного знания. Как известно, последнее развивается именно по объединительному вектору междисциплинарности, когда научно-дисциплинарное развитие представляет собой внешне противоречивый процесс дифференциации и интеграции: с одной стороны, умножаются научные дисциплины, а с другой — эти дисциплины складываются во все более и более интеграционную систему научного знания. Однако

противоречие это, как принято говорить, "диалектическое", т.е. саморазрешаемое по механизму возникновения новых дисциплин не на "terra incognita", но именно в междисциплинарном (объединительном) пространстве: в исторически развитой системе научного знания каждая отдельная научная дисциплина обязательно находится "на пересечении" нескольких других, а все вместе они, сколько их есть, образуют в силу самого факта общее конвергентное пространство, не теряя каждая своей идентичности, т.е. сохраняя в системе необходимый уровень дивергентности.

Иными словами, "внутренне" научное знание, если можно так выразиться, социально: "индивидный" уровень отдельных научных дисциплин предполагает "социетальный" уровень их поведения. И в этом отношении оно в принципе моделирует общество. Поэтому едва ли удивительно, что пришло время, когда человек решил сознательно использовать знание и в такой его вполне "профильной" роли, как эффективная социально-коммуникативная технология, — пришло время "технологизировать", оптимизировать, сделать более эффективной самореализацию разнообразных и разномасштабных человеческих общностей именно в "междисциплинарном", объединительном, конвергентном пространстве. Словом, пришла пора технологии "федерализма", который, согласно Ж.Вейдеру и С.Беру, "...с его постоянным поиском динамического равновесия между избытком власти и избытком свободы..., между принуждением, ассимиляцией и исключительной дифференциацией, между уважением общей воли и особых взглядов, — не мог бы стать политической формой, застывшей раз и навсегда. Не в силу ли этой способности к эволюции и обновлению дал он некоторым странам устройство, проверенное веками практики?"1. А Д.Сиджански констатирует: "Современный мир испытывает двойной прессинг: с одной стороны, прессинг глобализации под воздействием научно-технической революции, а с другой — стремление к культурному и национальному своеобразию. При существующей тенденции к унификации и следованию общей модели заметно стремление сохранить историческое наследие и национальную или региональную

1 .Weydert J., Beroud S. Le Devenir de Europe. — P., 1997. - P. 80-81.

идентичность... Совместить оба этих течения может только федералистский подход"1.

Вот и Г.Хедлунд в числе других исследователей, которые видят хорошую модель процессов "федерализации" (глобализации, "интеллектуализации", "междисциплинариза-ции") мира в новом поведении транснациональных (глобализованных) предприятий, акцентирует, кстати, внимание на проблеме "конфедеративной контрреформации" и реальной проблеме "федерализации" мира в попытке определить специфический в новой - инновационной — экономике тип "федерализованных" — или "федерализуемых" — организационно-управленческих систем. Так, он, используя собственную терминологию, отмечает, что в сущности на смену "конфедеративным" транснациональным корпорациям с их идеологией минимизации взаимозависимости внутрикорпоративных подразделений как крайности ранней "федерализации" идут "федеративные", способные консолидировать и тем самым эффективно интенсифицировать, заставить работать свой экстенсифицированный, равноправно рассредоточенный по внутрикорпоративным подразделениям, знаниевый,

интеллектуальный, интеллектуально-человеческий ресурс. Иными словами, на смену деконсолидированному управлению, т.е. утрате управления как такового, на уровне всей корпорации, идет реконсолидированное в смысле достижения консолидации, единства не "по вертикали", путем передачи управленческих команд "сверху вниз", а "по горизонтали", на основе договора между равноправными сторонами.

Таким образом, в "деконсолидируемой" в терминологии Г.Хедлунда или иерархической модели транснациональной корпорации управление, основанное на знании-информации, в принципе подменяется традиционным административным управлением. Последнему же нужны стандартизация, послушание, воспроизведение одного и того же порядка и не нужны идеи, новизна, экспериментирование, риски, т.е. те атрибуты науки как инновационного процесса, которые и призваны поставить управление на службу принципам устойчивого развития. Вследствие этого вообще становятся сомнительными сама необходимость менеджмента

1 Сиджански Д. Федералистское будущее Европы: От Европейского Сообщества до Европейского Союза / Пер. с франц. — М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1998. -С.203.

знания, сама необходимость интенсификации интеллектуального, интеллектуально-человеческого ресурса

В хедлундовской же "реконсолидированной", или, точнее, "реконсолидируемой", модели организационно-управленческой системы постоянно воспроизводится договор сторон как живой, творческий, "открытый" процесс, отнесенной им ко вполне конкретным организационно-управленческим формам -транснациональным (глобализованным) предприятиям. А потому можно сформулировать некоторые общие положения для организационно-управленческих систем, отвечающих процессам "федерализации" ("интеллектуализации", "междисциплинариза-ции" и т.д.), причем не только в экономике:

• "реконсолидируемые" системы — это именно социетальные системы;

• именно они составляют суть, в частности, и транснациональных корпораций "федералистского" типа;

• транснациональные корпорации — "продвинутый" здесь прецедент: они являются непосредственными субъектами рынка, а рынок — это "естественная лаборатория" процессов достижения общественного договора, общественного компромисса;

• в "реконсолидируемых" системах действует принцип максимального расширения знаниевого ресурса с превращением его в интенсивное, постоянно обновляющееся, и экстенсивное, всегда многообразное, знание-технологию1;

• ключевой для "реконсолидируемых" систем принцип интенсивного (постоянно обновляющегося) и экстенсивного (всегда многообразного) знания-технологии имеет такой базовый показатель своего осуществления, как языковая коммуникация, иначе попросту

знание не будет выполнять функцию социально-коммуникативной

2

технологии2;

1 По данному показателю, например, формально-глобальная корпорация McDonald не удовлетворяет современному глобализму "реконсолидируемых" систем, поскольку вся система McDonald держится как раз на принципе "не менять знание-технологию", принципе высочайшей стандартизации, т.е. как раз закрыта для интенсивно-экстенсивного маневра своим знаниевым ресурсом;

2 Имеется ввиду следующее: современно-европейский тип государства как "реконсолидируемой", договорной, федералистской системы далеко не в последнюю очередь вообще появился потому, что успех ранней социально-управленческой реформации, этот вызов Реформации католицизму был обязан в том числе и включению в реформационный процесс фактора языковой коммуникации. Хотя это был, казалось

• открытые знанию и управляющие-управляемые интенсивно-экстенсивным знанием-технологией "реконсолиди-руемые" системы нуждаются не просто в языковой коммуникации, но специализированной языковой коммуникации, под- тверждающей предмет знания, или самоидентификацию данной "реконсолидируемой" системы, в отличие от любой другой конкретной "реконсолидируемой" системы;

• это означает, что управление на уровне данной конкретной "реконсолидируемой" системы процессом интенсификации-экстенсификации знания-технологии имеет свой "почерк", который определяется выбором "ассортимента" знания (и соответствующего словаря);

• транснациональная корпорация вынуждена пользоваться неким "ассортиментом" знания, уходить от стандартизации, поскольку в силу самого факта кросскультурной дислокации вынуждена так или иначе ориентироваться на социокультурное многообразие;

• чем скуднее знаниевый "ассортимент" в деятельности такой корпорации, чем эта деятельность более стандартизирована, тем менее она успешна, меньше отвечает параметрам "реконсолидируемой" системы, и наоборот1;

• "реконсолидируемая" система — это "междисципли-нарность" не только языковой (знаниевой) коммуникации, но и "физической" коммуникации2:

бы, очень частный прецедент — требование заменить латинский язык религиозных проповедей местным. В сущности же это был прецедент требования обеспечить знанию возможность "движения" в обществе, превращения в интенсивно-экстенсивную социально-коммуникативную технологию;

1 Хороший аналог здесь — современное научное развитие, которое осуществляется по вектору развития междисциплинарности: возникающая новая дисциплина, этот аналог транснациональной корпорации, отделяет себя от других подобным образом возникающих дисциплин именно выбором "ассортимента" в наличном дисциплинарном поле, внося вклад в глобализацию научно-дисциплинарного пространства. Точно так же глобализируется за счет "реконсолидируемых" систем и социально-экономическое, и социально-политическое, и в целом социетальное пространство: сегодня — время "междисциплинарного" развития.

2 Интересный эксперимент проводит корпорация Samsung, построившая в прямом смысле мобильную штаб-квартиру в виде курсирующего по океану судна, где и решаются важные для корпорации проблемы — менеджмента, развития и т.д.; и это, видимо, не случайность, не просто экстравагантность — информационно-коммуникативные технологии в глобализованном мире требуют и соответствующей "физической" инфраструктуры.

• в "реконсолидируемых" системах в силу поискового, творческого характера управления важнейшую роль играет индивидуальное начало, принцип персонификации знания когда деятельность этих систем сознательно выстраивается вокруг неформальных лидеров — людей с идеями, способных своевременно, т.е. опережающе, ставить проблемы и предлагать оптимальные стратегические пути их решения;

• "реконсолидируемые" системы как и объект и субъект системы управления знанием логично востребуют главную для себя фигуру — "интеллектуального работника" (knowledge-worker);

• как ни один другой тип организационно-управленческих систем они нуждаются в подчеркивании своей самоидентичности, постоянном самонапоминании о необходимости "инсайдерам" держаться вместе — "мы все в одной лодке", соблюдать "свою" поисковую директорию — "мы не работаем с кем попало" и т.п.;

• "реконсолидируемые" системы, поскольку они существуют в глобализованном, "междисциплинарном" пространстве, должны выдерживать узкую грань неперехода "междисциплинарности" в полностью унифицированное, "бездисциплинарное", пространство;

• фактический переход к "реконсолидируемым" системам от иного, традиционного, типа организационно-управленческих систем достаточно инерционен, труден, хотя и императивен, а современный организационно-управленческий императив — востребование стратегического мышления в "нелинейных" условиях рынка;

• потенциально "реконсолидируемая" система может никогда и не актуализоваться как таковая из-за сильной инерции старых, "линейных", механизмов поведения, а рынок требует немалого терпения от тех, кто хочет воспользоваться его эффектом, ибо таковой не носит "линейного" характера в принципе и рассчитан на стратегическое мышление, на "правила игры", обычно исключающие "немедленное вознаграждение";

• "реконсолидируемые" системы отличает принцип "коммуникации без границ": в старом, традиционном, типе организационно-управленческих систем было заложено ограничение коммуникации — как "горизонтальной" через жесткое организационное или/и функциональное структурирование, так и "вертикальное" через сосредоточение функции стратегического управления исключительно в высшем управленческом звене;

• информационная эра, или эра знания как социально-коммуникативной технологии востребует организационно-управленческие системы, отвечающие свободному и технологичному циркулированию информации-знания, т.е. системы, каждое из подразделений которых полномочно и ответственно представляет стратегическое поведение всей системы;

• в такого рода системах коммуникативность утрачивает какие бы то ни было ограничители и создаются предпосылки формирования информационно-знаниевого пространства глобальной коммуникации: "физические" пространство и время утрачивают свой смысл, превращаясь в виртуальное информационно-технологическое отсутствие времени и пространства;

• поскольку "реконсолидируемую" систему можно определить как технологию передачи, распространения, "дисперсии" знания, то такие системы как раз и решают известную проблему социокультурного контекста той или иной инновации, когда благодаря этому своему контексту инновация — некое знание — не приживается на другой социокультурной почве1:

• "реконсолидируемые" системы — это системы в принципе экспериментального поведения в силу того, что они сконцентрированы на управлении знанием — людьми с идеями: движение знания в смысле как "внутреннего" его развития, так и в социально-коммуникативном плане, — всегда творческий риск,

1 Хорошо известно, что такая североамериканская инновация, как венчурная экономика, в Европе своих ожиданий пока не оправдывает, и причина здесь, по-видимому, та же, что и в гораздо более банальном случае разных манер стирки одежды в Европе и США — просто социокультурные стереотипы на этих материках разные. Есть известная попытка решить проблему кросскультурного распространения знания путем перевода организационно-управленческих систем разного уровня на модульный тип их структурирования, когда все подразделения-модули такой системы выполняют функцию ее "конфедеративных", автономных субъектов и когда, следовательно, реальными субъектами глобальной коммуникации выступают не номинальные "конфедерации", а единственно эти самые "модули". Но, во-первых, здесь мы имеем во всей неприкрытости весьма нежелательную "конфедеративную контрреформацию". А, во-вторых, в "модульном" мире проблема социокультурных ограничителей никуда не изчезает. И вот ее-то и призваны эффективно решать "реконсолидируемые" системы: они, будучи технологиями распространения знания, не закрывают глаза на то, что действуют в реальном кросскультурном пространстве и что вследствие этого постоянно вынуждены учитывать сопротивление местной социокультурной реальности, предлагая соответствующие механизмы его преодоления.

предполагающий поэтому решение проблем методом проб и ошибок — "предположений и опровержений", по К.Попперу1;

• экспериментирование в такого рода системах, чтобы снизить риск, должны быть не масштабными, но постоянными2;

• "реконсолидируемая" система как система движения знания обязана поддерживать в себе постоянную готовность к эксперименту в указанном плане, к точно просчитываемым рискам3.

Приведенный перечень принципов построения организационно-управленческих систем отвечает социуму, где знание, наука уже даже не просто поставляет технологии, в том числе и организационные, но само (сама) становится социально-коммуникативной технологией. Такая система может и должна эффективно решать главную социокультурную проблему — сбалансировать дивергентную и конвергентную тенденции в сосуществовании и взаимодействии разнообразных и разномасштабных человеческих общностей, выстраивая толерантный социум.

Анализ такого подхода приводит нас к двум основным выводам:

• с одной стороны, он является обобщением тематики, разрабатываемой сегодня в качестве актуальных проблем управленческой реформации в экономике, где особенно в этом смысле показательными выступают транснациональные предприятия;

• с другой - может и должен получить свое отражение в выработке стратегии научно-технической политики и собственно функционирования науки как социального института современности.

Помимо упомянутого Г.Хедлунда данную проблематику так или иначе обозначают множество исследователей, которые поднимают весь тематический спектр, касающийся экстраординарной социокультурной роли знания в сегодняшней социально-институциональной (социально-управленческой) реформации.

1 Popper K. Conjectures and refutations: The growth of scientific knowledge. — L., 1972. — 431p.

2 К.Поппер говорит об этом, используя термины недопустимости "крупномасштабной - утопической — социальной инженерии" и допустимости и даже необходимости "постепенной, последовательной или поэтапной социальной инженерии" (там же, С.200-211).

3 Убедительный пример перехода к "реконсолидируемым" системам — развитие системы венчурной (рисковой) экономики.

Так, К.Брюстер1 разрабатывает тему современной организационно-управленческой реформации именно в ракурсе проблем управления интеллектуально-человеческим потенциалом, проблем менеджмента интеллектуально-человеческого потенциала, полагая, что этот крайне важный сегодня аспект менеджмента, управления знанием испытывает проблемы социокультурного характера. Прежде всего из-за того, что не выработан правильный подход в рамках управленческой науки к организационно-управленческим системам. До сих пор, отмечает он, организационно-управленческие системы и, следовательно, базовые задачи менеджмента теоретически моделируются либо в парадигме теории дивергенции, либо в парадигме теории конвергенции.

Между тем, конвергентный подход в принципе предлагает реальности сообразовываться с некими идеальными моделями, в данном случае — с каким-то реальным прецедентом организационно-управленческих систем института науки, который и объявляется идеальной моделью, а дивергентный в свою очередь, напротив, в принципе отрицает саму возможность каких бы то ни было идеальных - общих — моделей. Логичен вывод: конвергентный подход вообще игнорирует "контексты", а дивергентный только их и видит. Тем самым оба подхода, каждый по-своему, отказываются ставить и решать реальную социокультурную проблему — обмена знанием в широком смысле слова "знание": между разными "контекстами" — регионами, странами, культурами.

Английский исследователь собственно постольку и ставит эту реальную социокультурную проблему, поскольку видит ее решение в непосредственной практике конкретных организационно-управленческих систем, а именно транснациональных кросскультурных, глобализованных предприятий. Ведь таковые попросту вынуждены, в силу самого факта кросскультурной дислокации предприятия, "физически" решать проблему адаптации деловой активности к той социокультурной среде, в которой эта деловая активность в данное время осуществляется. Иначе говоря К.Брюстер дает понять, что именно транснациональная деловая активность является сегодня "передним краем" организационно-управленческой реформации, вызывая к жизни сам феномен

1 Brewster Ch. Strategic human resource management: The value of different paradigms//Management intern. rev. — Wiesbaden, 1999. — Vol.39, N3. — P.45-64.

менеджмента интеллектуально-человеческого потенциала — конкретное направление, конкретную технологию управления знанием, причем управления знанием как непосредственно социально-коммуникативной технологией. Разумеется, в рамках решения социокультурной, "конвергентно-дивергентной", проблемы.

Таким образом, К.Брюстер отчетливо демонстрирует глубокую трансформацию социальной роли знания, его глубокую трансформацию как социокультурного феномена, который сегодня уже не просто участвует весьма влиятельно в социокультурном развитии в качестве собственно фундаментальной и прикладной науки, но становится реальным и эффективным инструментом решения актуальных социокультурных проблем.

Близка эти положения и позиция Э.Уэстни1, который считает необходимым даже образование новой научной дисциплины "организационной социологии", социологии организационно-управленческих систем, которая бы совместила в себе два момента:

• с одной стороны, изучение таких многообещающих организационных форм, как новая организационная форма транснационального предпринимательства;

• с другой — исследования в уже традиционной области сравнительного анализа экономик в их социокультурных контекстах.

Именно в таком исследовательском альянсе Э.Уэстни, подобно К.Брюстеру, видит возможность решения все той же актуальной социокультурной проблемы — свободного обмена знанием между "контекстами", по технологии, которую демонстрирует практика транснациональных предприятий в ее новых организационных формах.

По мнению Э.Уэстни, в этом смысле технологичность новой модели транснациональных предприятий обязана тому, что сегодня таковые уходят от двух своих традиционных моделей -дезинтегративной (читай: "конфедеративной", или "модульной") и глобализованной, но "домашнего базирования" (читай: "унитарной"), превращаясь в глобализованнуюную интегративную сеть (читай: организованную на принципах "федерализма"), которую отличают следующие особенности:

1 .Westney E. Organisational evolution of the multi- national enterprise: An organisational sociology perspective//Management intern. rev. — Wiesbaden, 1999. — Vol.39, N1. — P.55-75.

• сильные горизонтальные связи, пронизывающие все дочерние отделения в разных странах (в противоположность доминированию в традиционных моделях транснациональных предприятий "вертикальных" взаимоотношений), и устойчивые взаимодействия на всех уровнях глобализованной "сети"-корпорации, а не только на уровне высшего управленческого звена;

• штаб-квартира, которая управленчески и часто "физически" не локализована "дома", так что "домашние" деловые операции оказываются деловой активностью лишь одного из многих дочерних отделений транснациональных предприятий, только усиливая этим "горизонтальный" принцип кроссвзаимо-отношений;

• возрастающая роль штаб-квартиры в качестве координатора и "архитектора", но не "контролера", как то имеет место в иерархически-организованных системах;

• доминирование принципа взаимозависимости вместо "модульного" принципа автономии дочерних отделений в дезинтегративной модели и принципа подчинения дочерних отделений в глобализованной "домашнего базирования" модели;

• "дисперсность" инновационного, знаниевого,

интеллектуального ресурса, когда инновационная активность свободно, по принципу волны, распространяется во всей "сети" транснациональных предприятий.

Понятно, что при соединении важнейшего пункта о "дисперсности" знания в пределах транснационального предприятия-корпорации с не менее важными пунктами о выстраивании работы таковых на принципах взаимодействия и взаимозависимости1, логичен вывод: "дисперсная волна" знания в деловом пространстве транснациональных предприятий-корпораций, представ-ляющих глобализованные интегративные сети, будет преодолевать корпоративные границы. Иными словами, не возникнет никакой проблемы с обменом знанием между разными "контекстами". Или, точнее, эта серьезная социокультурная проблема будет переведена в режим "рабочего порядка" ее решения — в рамках повседневной деятельности транснациональных предприятий-корпораций, устроенных как "глобализованные интегративные сети".

1 Которые, естественно, относятся не только к внутрикорпоративным, но и межкорпоративным отношениям.

Не случайно и многие исследователи, в частности, П.Даулинг, А.Пикот и Х.Пирер1, обращают внимание на такой важный для оценки национальной экономики эмпирический показатель, как ее способность экспортировать и импортировать инновации, в том числе и организационные. Именно он и определяет степень ее открытости к обмену знанием.

В этой связи исследователи отмечают феномен японской экономики, которая за последние десять и даже больше лет активнейшим образом экспортирует свои "домашние" организационные формы. Другое дело, что эти экспортируемые образцы нередко достаточно сильно трансформируются в их новых социокультурных контекстах. Однако это уже "технический" вопрос "Что стоит за такими изменениями?". Главное же здесь то, что решена основная задача: "экспорт" и "импорт" знания - реальность, как реальность и само превращение знания, науки сегодня в социально-коммуникативную технологию.

1 Dowling P. Completing the puzzle: Issues in the development of the field of international human resource management // Management intern. rev. — Wiesbaden, 1999. — Vol.39, N3. — P.27-43; Picot A. Management in networked environments: New challenges // Management intern. rev. — Wiesbaden, 1999. — Vol.39, N3. — P.19-26; Pierer H. Managing a global player in the age of information // Management intern. rev. — Wiesbaden, 1999. — Vol.39, N3. — P.9-17.

ГЛАВА 2.

НАУЧНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ КАК ОБЪЕКТ СОЦИАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ

Для более четкого понимания феномена «наука как объект социального управления», на наш взгляд, следует рассмотреть второй исторический аспект проблемы, отражающий, или, точнее, вскрывающий особенности ее становления и самого рассматриваемого феномена. Это важно для нас в том плане, что тот или иной подход к методологическим аспектам нашей основной проблемы во многом определяет и сущность методологического подхода к проблемам управления социальным институтом. В нашем случае - наукой как социальным институтом.

2.1. Социальный инстиут науки: история, проблемы и логика исследования

Рассматривая процесс институциализации науки с самых ранних этапов ее становления, можно констатировать, что осознание решающей роли научно-технического прогресса и научной образованности опережает реальный факт эффективного и возрастающего воздействия науки на общественные процессы и жизнь общества в целом. Уже в трудах Ф.Бэкона мы встречаем достаточно ясное понимание того, что наука необходима для развития промышленности, торговли, земледелия и лучшего управления обществом. Таким образом Ф.Бэкон достаточно четко отразил роль, которая отводится науке и сегодня, правда, в не сопоставимо большем масштабе.

Краеугольным камнем научного знания, как оно было понято в новоевропейской традиции, является его "объектность", трактуемая

как "объективность". Принцип объективности, требующий исключения субъекта из научного опыта, включает два аспекта:

• во-первых, в гносеологическом плане предполагается независимость описания от познающего субьекта — события фиксируются как бы сами по себе субъектом, который от себя ничего не вносит;

• во-вторых, здесь имеет место исключение субъекта из объекта исследования и любое событие, происходящее с объектом, следует рассматривать как обусловленное внешней причиной.

Не менее фундаментальным атрибутом научного знания стал принцип универсальности: любое знание только в том случае имеет статус научности, когда оно опирается на закон, на нечто всеобщее для рассматриваемых реальных объектов.

Таким образом, в объективности и универсальности и заключена для начального этапа становления рассматриваемого социального института сущность научности. Из подобного понимания, как отмечает А.И. Ракитов, следуют две практические идеи — административно-бюрократического управления и образования как заучивания научных знаний. Необходимую связь бюрократии и просветительского идеала «научности» хорошо выявил в своих трудах М. Вебер, который показал, что если наука разрабатывает универсальный и объективный рецепт, пригодный для всех, то бюрократия просто ретранслирует этот рецепт в виде команд каждому, а каждый должен неукоснительно эти команды выполнять. При «сбое» же в результате выполнения команд, когда это не приносит успеха, ясна "виновность" науки, не сумевшей дать достаточное обоснование.

Эпоха первого периода становления современной науки дала не только идеал научности, но и его альтернативу — идеал культуры, когда становления человека предполагает формирование его способностей в условиях взаимодействия и общения с другими людьми, хранящими и передающими опыт истории.

В познавательной деятельности человека в истории философии выявлена соотносительная зависимость между приемами и способами процедуры познания и теоретическим определением предмета познания. Даже если словесно мы определяем объект исследования как развивающийся, но при выборе способа его воспроизведения на базе системного подхода, статистического анализа или эмпирического

описания, ведущих к его «замкнутому», статичному определению, то сам факт развития или саморазвития останется только декларацией.

И дело не в том, что возникает проблема дополнительности методов исследования, которая приобретает принципиальное значение, особенно в исследованиях такого объекта, как наука и что может возникнуть тенденция абсолютизации эмпирических способов. Принципиально важно, что декларация должна смениться рассмотрением объекта как саморазвивающегося.

Однако здесь уже следует констатировать, что так или иначе необходимо придерживаться ориентации с одной стороны на выявление возможностей способов исследования, т. е. на анализ такого аспекта «Как познавать?», с другой - на анализ исходных оснований теории объекта исследования или области научного познания, отвечающей на вопрос, «Что познавать?».

Для исследования науки такой подход к методологическому анализу имеет особое значение, поскольку в силу специфики исследовательских задач разработка ее проблематики является по своей сути практически всегда междисциплинарными исследованиями. И дело не в том, что природный объект всегда является предметом разных научных дисциплин, каждая из которых претендует на раскрытие его сущности. Ведь междисциплинарные исследования практически никогда не доводятся до уровня ее постижения. Так, науку как социальный институт исследует статистика, социология, социальная психология, науковедение, но лишь при условии рассмотрения указанных моментов этого явления как разных аспектов науки, но не разных ее инстанций возможен продуктивный, содержательный подход к решению проблем управления. А потому для решения проблемы междисциплинарности исследований науки прикладную значимость имеет вывод о необходимости критической проработки оснований междисциплинарности в самом процессе исследования.

На первый план здесь, если говорить о методологии, выдвигается задача проведения типологического различения исследовательской деятельности, представленной внутренними связями, т.е. проблема методологическая.

При разработке методологических проблем науки можно идти двумя путями:

• либо анализ «от объекта», попытка представить научное знание как совокупность наиболее общих законов и принципов, полученных

в результате обобщения частных фактов, в конечном счете непосредственно данных в эксперименте;

• либо разработка объективных законов диалектики как логики и как теории познания, отражающих становление субъект-объектного отношения.

Последнее, как свидетельствует опыт становления философии, и есть история и логика общественно-исторических форм и способов человеческой деятельности.

Выделение науки как общественного института из нерасчлененной сферы традиционной культуры вывело Европу из традиционного круга цивилизаций. Европейская культура к этому времени отнюдь не превосходила по широте своих знаний и уровню их применения другие существовавшие в то время цивилизации. Культуры Китая и Индии, арабо-мусульманская ученость содержали немало плодотворных принципов, что все более выявляется в современных науковедческих дискуссиях.1 Но именно европейское знание, представ в качестве особого института стало системообразующим элементом становления мировой науки.

Специального внимания требует к себе проблема становления математики и математизированного знания в целом, поскольку проблема ее исторического генезиса по-прежнему остается дискуссионной. Такой анализ необходим, поскольку и сегодня во многих случаях высказываются претензии на истину в последней инстанции при опоре на формализованное знания как способ продуктивного решения управленческих проблем.

Напомним, что становление капиталистического способа производства привело к бурному развитию знаний о мире, в том числе математизированного знания. В интересующем нас философском плане важно подчеркнуть, что этот период характеризуется своим особым подходом к теоретическому освоению реальности. Последняя начинает трактоваться как некая вещь, взятая в форме объекта, или в форме созерцания, безразличная к человеческой чувственной

1 Восток-Запад: Исследования. Переводы. Публикации. — М., 1985; Восток-Запад: Исследования. Переводы. Публикации. — М., 1988; Гордон А.В. Цивилизация Нового времени между миркультурой и культурным ареалом (Европа и Азия в ХУП-ХХ вв.): Научно-аналитический обзор. - М.: ИНИОН РАН, 1998; Needham J. The grand titration: Science a. soc. In East a. West. — L.: Alien a. Unwin, 1969; Needhem J. Chinese science. — L., 1973; Nelson B. Science and civilisations, "East" and "West". - 1969; Lin Yifu J. The Needham puzzle: Why the Industrial revolution did not originate in China //Econ. development a. cultural change. — Chicago, 1995. — Vol.43, N 2.

деятельности, практике. А поскольку эти вещи безразличны друг другу, то первым и единственным, что мы можем о них сказать, является их количественная характеристика, выступающая при их сравнении основным моментом их познания. Именно поэтому и растет интерес к математике и предпринимаются попытки обосновать необходимость ее распространения на все области знания. При этом следует отметить, что развитие математики идет рука об руку с развитием опытной науки.

Рассмотрение вопросов математизации знания в историческом плане1 позволяет констатировать, что в признании эвристической роли математики в научном познании можно выделить два аспекта:

• в широком смысле слова ее можно рассматривать как отношение математики к действительности;

• в узком смысле слова эвристическую роль математики можно трактовать как метод нахождения нового в науке и активное участие в формировании новых теорий.

Именно такое понимание эвристической функции математики в научном познании и легло в основу трактовки в качестве достаточно перспективного формализованного подхода при решении проблем управления. Обращение к этой проблематики актуально прежде всего в плане того, что в связи с развитием идей об управлении, некоторые из исследователей отмечают, что складывается ныне новый стиль мышления, условно называемый кибернетическим. Подчеркнем, что опора на тот или иной «стиль мышления» во многом определяет трактовку и подходы к системе управления, что в свою очередь детерминирует использование административно-командного либо иного стиля управления общественными процессами.

Что же характерно для логики математизированной науки? Прежде всего то, что она основывается на таком понимании генезиса, когда трактовка настоящего и его исторического развития исходит из рассмотрения предыдущих форм как «ступеней» к нему и всегда понимает их односторонне. Эта фиксация законченности, односторонности приводит к тому, что объект для нас фактически лишается своей истории: перед нами только результат процесса, в то время как сам процесс «гаснет» в своем результате. И самая «глубокая» сущность, открытая эмпирическому поиску, — готовая

1 Одинаев К. Диалектика взаимодействия математики и математизируемой дисциплины. — Душанбе: Дониш, 1982. — 136 с.

структурная организация действующего, или точнее функционирующего, объекта1.

Действительно, система, рассматриваемая вне порождающего ее процесса, не несет в себе ответа на вопрос, какое противоречие, лежащее в основании этого процесса, пусть односторонне, неполно, но разрешается в ее действии — здесь на поверхности сама односторонность, законченность и оформленность которой становится основанием противопоставления структурной организации и «функции» именно этой «законченной» формы. Причем такого противопоставления, при котором то структура, то функция выглядят попеременно фактором, детерминирующим другую «сторону». Естественно, для того, кто имеет дело с результатом, с механической системой взаимодействий, окажется нераскрытым то, что структурно-функциональное тождество есть лишь одна из форм процесса, и именно в нем их детерминация.

Исследование процессов управления и самоуправления поставило перед исследователями задачу описания и объяснения деятельности так называемых открытых систем, к каковым относятся и социальные системы, социальные институты. В частности, назрела необходимость анализа взаимосвязи системы и среды, анализа «поведения» системы в ответ на те или иные воздействия. Но не просто «рефлекторная» реакция, реактивность системы становится предметом пристального внимания. Активность системы, проблема саморазвития в конкретных условиях — вот та проблема, которая стала основой в современных исследованиях. И параллельно с этим встает вопрос о направленном развитии систем, что заставило и ученых-теоретиков и философов обратиться или, точнее говоря, вернуться к разработке проблем целесообразности. Все чаще стал привлекать внимание тот факт, что ответов на вопросы «как?» и «почему?» недостаточно для получения полного знания о самоуправляемых и, в частности, социальных, системах. На повестку дня встал вопрос «для чего?», и тем самым предметом внимания исследователя оказалась категория цели.

Казалось бы, введение этой категории в программу исследований должно было раздвинуть рамки «настоящего», наличного бытия и позволить выйти в будущее, в проблему времени, позволить

1 См. подробнее: Одинаев К.К., Пономарчук В.А. Проблема стилей мышления в философии и естествознании. - Душанбе: Ирфон, 1984.

предсказывать поведение системы, познать именно генетические связи, т.е. выйти за пределы механического детерминизма и однозначности подхода к проблемам управления.

Однако при сохранении логики математизированной науки, как свидетельствует опыт, невозможно подойти к решению проблемы социального управления, ибо последнее — деятельность далеко не однозначная, но требующая учета как собственных целевых установок, так и тенденций саморазвития объекта социального управления.

В целом анализ становления феномена науки как специфической формы математизированного знания приводит — и не может не привести - к восприятию таковой не как одной из форм общественного сознания или, по К.Марксу, как одной из форм осознания бытия, но в качестве особой деятельности, внеисторически определенной только через свои наличные методы.

Более того, при таком феноменологическом подходе, сравнивающем наличные формы друг с другом, когда сама история осмысливается в логическом каркасе эмпирических представлений, всегда закономерно превращающих «ось времени» в «ось пространства», исчезает само понятие «становление». И тем самым объектом управления становится некая функционирующая структура, а не, как то реально существует, структурирующая себя функция. Таким образом, становится возможным и кажется перспективным формализованный подход к решению проблемы управления: господствующий способ деятельности определяет характер и конечные цели средств целеполагания, а тем самым и трактовку проблемы управления саморазвивающими процессами. Алгоритмизированный результат исследования (формула закона) — конечная цель и эталон современной научности нередко до сих пор доминирует в сфере управленческой деятельности. И это будет продолжаться до тех пор, пока человек, говоря словами К.Маркса, смотрит на дело глазами мануфактурного периода.1

В силу реального разделения труда и ориентации вследствие этого на машинную деятельность и сциентистски представленное знание, нам все еще приходится встречаться с логикой механической системы, что можно видеть хотя бы на примере системно-структурного анализа и попыток чисто формализованного подхода к

1 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Собр. Соч. - Изд. 2ое. - Т.23. - С.401.

решению проблемы управления. Поскольку объект управления при этом понимается как «вещь», то кажется правильным решать проблемы саморазвивающегося объекта, будь то даже социальный институт, путем в основном «учета составляющих». Но при ближайшем рассмотрении это оказывается ошибочным.

В такой системе развитие понимается только как уменьшение и увеличение, как повторение, а потому в ней не может возникнуть ничего иного, чем то, что имплицитно, в неявной форме не содержалось бы в ее посылках, элементах в готовом виде. Становление объекта рассматривается в этом случае как смена структур. И причины изменений лежат всегда вне предыдущей структуры, ибо состояние — это нечто готовое и фиксированное в своей определенности. А при такой трактовке проблемы управления — это просто волюнтаристский диктат в отношении управляемого объекта, поскольку можно игнорировать тенденции развития самого объекта.

Вследствие этого практически исключается ее рассмотрение как саморазвивающейся системы и тем самым игнорируются внутренее присущие науки тенденции самоуправления. Логика механической системы фиксирует чисто внешние моменты в развитии, не вскрывает внутреннее, источник развития, а потому не приводит нас к построению содержательной - генетической — теории любого объекта. Тем более объектов саморазвивающихсяся, к каковым относится любая социальная система, любой социальный институт. А без этого невозможно и реальное прогнозирование: реализуются лишь попытки «угадать» будущее.

Понятно, что при таком подходе реальное и эффективное решение проблем управления социальным институтом практически невозможно. В том числе и вследствие невозможности различить и выявить реальные перспективные тенденции становления его самого как некоей «самости», так и как органической составляющей саморазвивающейся системы более высокого порядка — социума в целом.

Совершенно иной способ исследования и теоретического воспроизведения объекта, а тем самым и разработки содержательных предпосылок управления им, вместе с критикой вышерассмотренного изложен К. Марксом во фрагменте «Метод политической экономии» и, практически реализован в «Капитале». Суть его в том, что целостное определение сущности и особенностей объекта возможно

только как логическая реконструкция его действительной истории — его генезиса, т.е. реконструкция объекта как процесса. Поскольку такая "органическая система" содержит в себе источники собственного развития, т. е. является саморазвивающейся системой, то соответственно этому и должна строиться логика исследования такой системы, ее теоретического воспроизведения и управления.

Существеннейшим фактором, определяющим движение этой системы, является время. Это становится понятным, если принять во внимание, что развитие в органической системе начинается с целого, в котором еще не выделились части. Лишь в процессе развития этой целостности происходит саморасчленение ее, выделяются ее части (органы). Причем связь между ними определяется не внешними для системы факторами, а тем, как происходило становление этих органов, т. е. определяется генезисом самих «частей».

Отсюда ясно, что становление органической системы идет таким образом, что каждый последующий момент ее развития является определенным отрицанием предыдущего как устаревшего и недостаточно конкретного. Аналогично этому и должна строиться логика теоретической реконструкции объекта как органического целого: движение идет от определения некоего целого, выраженного в общей и абстрактной форме, по пути все большей конкретизации исходных определений. Иными словами, логика рассмотрения объекта должна быть рефлексивной, каждый последующий логический шаг вперед должен быть критикой уже сделанного в этой системе шага. Именно поэтому, работая по такой логике, возможно «заглядывание вперед», прогнозирование, предсказание нового, того, что явно не содержалось в исходных предпосылках, но что необходимо для эффективного управления такой системой.

Логика органической системы открыта в будущее, включает в себя момент будущего — как представление о «конкретном целом», а, значит, можно точнее и полнее оценить и понять настоящее и оценить тенденции и перспективы саморазвития, становления объекта. В том случае, когда берется только настоящее, т. е. снимается фактор времени, фиксируется мгновенный срез системы, которым можно пользоваться как формальной аппроксимацией содержательного, рефлектирующего логического процесса. Например, для использования полученного знания в условиях алгоритмизированного машинного производства.

Широко известен тезис Гегеля о том, что анатомия человека — ключ к анатомии обезьяны и намеки же на более высокое могут быть поняты только если само это более высокое уже известно. Часто это высказывание трактуется как констатация того факта, что это будущее скрыто для нас за семью печатями. Но так ли это? В силу возможности в органической системе инвариантно определить направленность движения, задать точность движения, ибо последнее есть движение от неразвитого абстрактного целого к целому в своей конкретной (развитой) форме, анализ можно продолжить вперед и с позиций будущего, хотя оно и остается более или менее абстрактной схемой, критически анализировать настоящее. Более того, только такое исследование и даст нам истинное понимание настоящего. И позволит рационально управлять объектом.

Начиная с середины XIX в. наука Нового времени стала генератором востребованных обществом технологий и изобретений. В итоге наука становится во все возрастающей мере основой конкурентоспособного производства, образования, технологических инноваций, изобретательства, технологии власти и управления всех уровней, а также коммуникационных и иных социально значимых систем.

Принцип «передачи особой умелости мертвым силам природы», т.е. механизации и автоматизации производства, стал центральной идеей современной научно-технической революции, быстро проник в область информационных процессов, естественных и технических наук, а стандарты научной строгости и обоснованности, экспериментальная проверка и математическое моделирование стали базой инженерно-технологического творчества. Поэтому прогресс мирового сообщества в той или иной мере находились под возрастающим влиянием науки и основанных на ней современных технологий, все в большей мере включая в себя реализацию требования взаимопонимания и взаимодействия разных культур и цивилизаций.

По словам А.Пуанкаре, «наука, является коллективным творчеством и не может быть ничем иным; она как монументальное сооружение, строить которое нужно века и где каждый должен принести камень, а этот камень часто стоит ему целой жизни. Следовательно, она дает нам чувство необходимой кооперации, солидарности наших трудов с трудами наших современников, наших предшественников и наших последователей. ...Мы чувствуем, что

работаем для человечества, и человечество от этого становится нам более дорогим»1. Это высказывание дает, на наш взгляд, определенные ориентиры при анализе науки как социального института и как объекта социального управления и регулирования вследствие того, что:

• во-первых, оно фиксирует факт корпоративности научной деятельности;

• во-вторых, указывает на необходимость исторического подхода к анализу рассматриваемого феномена;

• в третьих, подчеркивает социальную и духовную значимость научной деятельности.

Все эти проблемы нуждаются в специальном рассмотрении. И они должны быть рассмотрены, но прежде для решения стоящих перед нами задач следует проанализировать особенности науки как социального института в аспекте проблематики выбора адекватных показателей для обеспечения эффективности и достоверности нашего исследования.

• Одной из предпосылок эффективности управления институтом науки является определение основных показателей, позволяющих наметить пути и средства становления и развития научного потенциала, равно как пути и средства управления таковым.

Опыт свидетельствует, что только в условиях взаимопонимания возможно разработать и реализовать законы о науке и высшем образовании, дополнив их серией нормативных актов, обеспечивающих науке лидирующую роль в государственном строительстве, технологическом прогрессе, устойчивом экономическом развитии и процветании социальной и культурной сферы. Не последнюю роль играет здесь поддержка интеллектуального потенциала, повышение престижа и улучшение имиджа науки в общественном сознании, что в совокупности с вышеизложенным, создает предпосылки эффективного использование науки для обновления общества, особенно в переломные периоды. Как раз в таком положении находится сегодня Республика Таджикистан.

Не менее важна в такой период, да и в иные периоды становления и развития любого суверенного государства, интеграция науки и высшего образования в производство. В Республике,

1 Пуанкаре А. О науке. - М.: Наука, 1983.

несмотря на все потери и разрушения, в учреждениях фундаментальной и прикладной науки сохранилась материальная база — соответствующее современным требованиям оборудование, кадры, полигоны, экспериментальные установки. Организационно-правовое объединение вузов, научных институтов и передовых промышленных предприятий любой формы собственности в научно-производственные комплексы позволило бы быстрее внедрить научные достижения, изобретения и инновационные технологии в сферу производства конкурентоспособных товаров и услуг, что, на наш взгляд, способствует максимально эффективному использованию науки в обеспечении благосостояния страны.

В этой связи уровень развития науки и техники может и должен стать одним из основных факторов, определяющих уровень развития страны, получив приоритет перед традиционными показателями. Естественно, что в этих условиях сама наука, все стороны ее функционирования превращаются в объект пристального внимания со стороны государства. И тем самым формируется новая приоритетная отрасль государственной деятельности — научно-техническая политика, для реализации которой необходимы органы власти, ответственные за таковую. На переживаемом этапе задача в этом плане формулируется как поддержка, развитие и обеспечение оптимальных условий использования национального научно-технического потенциала.

Из определения научного потенциала, которое применимо практически к потенциалам любого масштаба1 — страна, группа стран, регион, отрасль и т.д., — логично следует и система количественных и качественных показателей, которые используются для характеристики или измерения научно-технического потенциала, а также для сравнения потенциалов разных государств и отраслей. Задача определения и оценки уровня потенциала нередко осложняется различиями в системах статистики, применяемых отдельными странами. Для получения сравнимых характеристик приходится идти на сложные пересчеты и допущения, снижающие достоверность результатов.

Однако трудности прямых сопоставлений ни в коей мере не снижают актуальность слежения за состоянием, динамикой и

1 Совокупность кадровых, материальных, финансовых и информационных ресурсов, организационных и управленческих структур, которыми располагает сфера науки и которая обеспечивает ее функционирование.

основными направлениями развития отечественной и зарубежной науки и техники, что условиях преобразований общества и выработки научно-технической политики просто необходимо для правильной ориентации реформ в сфере науки и для становления органов управления этой сферой.

Параметры, используемые при описании и оценке научно-технического потенциала, делятся на две основных категории: количественные и количественно-качественные1.

К чисто количественным относятся такие показатели, которые можно четко и объективно измерять общепринятыми единицами, а потому их полнота и сопоставимость зависят исключительно от уровня работы статистических служб.

Следует подчеркнуть, что нас ожидают определенные трудности, с которыми уже столкнулось большинство зарубежных исследователей. Поэтому рационально обратиться к опыту ведущих стран. Например, США.

Так, опыт свидетельствует, что сбор и обработка статистических данных в масштабах страны, где господствующим в экономике является частный сектор, — дело чрезвычайно трудоемкое и дорогостоящее. Вследствие этого, например, в «Индикаторах науки», разрабатываемых в США с 1972 года, нередки пробелы в отношении таких показателей как количество научных учреждений, их масштабах и оснащенности. Выход в таком случае видится либо в проведении выборочных частичных обследований, либо полных, но с большими временными перерывами.

Что касается качественных показателей, то здесь сложность заключается не столько в отсутствии какой-то части статистических данных, сколько в методологических трудностях. Прямых способов измерения творческого потенциала пока не изобрели, так что приходится пользоваться количественными показателями, косвенно и приблизительно характеризующими качество. Поэтому рационально пользоваться термином не «качественные показатели», а «количественно-качественные показатели». К таковым относятся, например, данные о патентах, публикациях, цитировании, количестве различных между-народных премий и т.п.

Немаловажным аспектом проблемы научного потенциала является анализ взаимодействия науки как социального института и

1 Наука в СССР: анализ и статистика. - М.: ЦИСИ, 1992

общественного мнения, ибо сегодня стоимость научно-технического прогресса достаточно велика, а финансирование в странах с преобладанием частного сектора во многом определяется направленностью общественного мнения. Ведь почти половина расходов на содержание сферы науки и техники в США финансируется федеральным правительством из государственного бюджета — на науку уходит примерно 5-6% всех правительственных расходов. И без согласия широких слоев населения такого рода траты невозможны, они вызвали бы бурю протестов.

В Соединенных Штатах указанные расходы во многом были обусловлены тем, в начале 90-х годов здесь работало около 4 млн. ученых и инженеров, а на исследовательские разработки тратилось почти 3% валового национального продукта, причем по темпам роста сфера науки и научного обслуживания опережала другие отрасли. Так, Национальный Научный Фонд США в «Индикаторах науки и инженеринга» за 1991 г. при прогнозировании роста численности ученых и инженеров к концу столетия указывал рост за десятилетие в пределах от 13,6% при неблагоприятной ситуации до 26,7% при благоприятной, тогда как прирост общей численности рабочей силы страны за тот же период прогнозируется соответственно в 0,7% в год до 1,6%1.

Можно констатировать: научные исследования и разработки превратились в передовых странах мира в крупную отрасль хозяйства, поглощающую заметную часть национальных людских, материальных и денежных ресурсов, что для многих стран на постсоветском пространстве непосильно. В этой связи А.Кулькин и А.Авдулов считают, что при существенных различиях в экономических, политических и социальных условиях необходимо сосредоточить внимание на принципиальных моментах, мало зависящих от национально-государственной специфики и особенно важных для правильной ориентации в условиях становления новых управленческих структур.

Они выделяют девять таких моментов:

• четкое понимание на всех уровнях власти уникальной роли науки в жизнедеятельности современного общества, поскольку пренебречь научным потенциалом — это в равной мере относится и к фундаментальной науке, и к прикладной, к гражданскому и к

1 См. Наука в СССР: анализ и статистика. - М.: ЦИСИ, 1992

военному научному потенциалу, границы между которыми сегодня весьма условны — значит надолго подорвать саму возможность выхода из кризиса и достижения равноправного с передовыми странами мира положения;

• научно-информационная оснащенность государственных органов, готовящих и принимающих решения в области научно-технической политики;

• регулярное конструктивное взаимодействие органов исполнительной и законодательной власти в процессе разработки и реализации научно-технической политики;

• постоянное участие широкой научной общественности в работе правительственных органов, занятых разработкой и реализацией научно-технической политики;

• конкурентный характер распределения государственных ассигнований, что позволяет достаточно объективно оценить представляемые предложения и финансировать лишь действительно актуальные и необходимые обществу исследования;

• практика "текущих пятилеток" в планировании научных программ, используемая большинством крупных министерств США и позволяющая сочетать четкие краткосрочные графики с гибкими, ежегодно уточняемыми долгосрочными ориентирами, учитывать как стратегические цели программы, так и все обстоятельства, возникающие по различным причинам в ходе ее выполнения;

• автономность науки, свобода ее основных носителей — университетов и самостоятельных исследовательских центров, независимость от государства промышленных исследовательских лабораторий, передача на конкурсной основе государственных лабораторий — из-за плохого совмещения продуктивного научного творчества с государственной бюрократической рутиной — под управление университетов или крупных наукоемких промышленных компаний;

• тесная органическая связь академической науки и высшего образования, что обеспечивает, с одной стороны, высокий уровень подготовки научных кадров, с другой - обеспечивает благоприятные условия для возникновения новых научных школ и направлений при одновременном сохранении преемственности поколений ученых и традиций;

• постоянное широкое сотрудничество с мировым научным сообществом1.

Однако воспринять и использовать указанные положения можно лишь при условии успешного проведения глубоких реформ как в организации науки, так и в обществе в целом.

В современных условиях одним из основных факторов становления и развития науки является формирование содержательного подхода к поиску фундаментальных путей управления этим социальным институтом.

К началу 90-х годов организация научных исследований в Таджикистане, как и на всем постсоветском пространстве, оставляла желать лучшего, а радикальная перестройка научной политики по сути еще только намечалась. Однако уже зрело понимание, что могущество науки тесно связано с очень жесткими ограничениями, накладываемыми на саму процедуру научного поиска.

Раскрывая этот момент, связанный с изменением места науки в современной культуре, Э. Г. Юдин и Б. Г. Юдин пишут: «Суть дела в том, что научное знание и соответствующий ему стиль мышления, возникая в рамках социального института науки, затем соединяются не просто с той или иной стороной культуры, а со всей культурой в целом, с системой деятельности современного человека. Деятельность же составляет универсальное, всеобщее основание человеческого мира, и именно потому, что наука проникла сюда, в динамический центр общественного бытия, она сама приняла универсальное значение»2.

Определенным отходом от принципа универсальности можно считать разделение научного знания «по объекту», выделяя естественные и гуманитарные науки: «Гуманитарные ...занимаются человеком и его психикой, материальной и духовной культурой, обществом людей. Это есть. самосознание человечества. Естественные — занимаются тем, что не от человека, а независимо от него бытует, тогда как предмет гуманитарного знания человеком же и сотворяется (общество, культура)»3. Поиск же утраченной при этом универсальности реализуется в требованиях междисциплинарного взаимодействия. А это, как мы уже отмечали выше, лишь попытка по

1 Авдулов А.Н., Кулькин А.М. Власть. Наука. Общество: Система государственной поддержки научно-технической деятельности: опыт США. - М., 1994.

2 Юдин Э. Г., Юдин Б. Г. Наука и мир человека. — М., 1978.

3 Ракитов А.И. Философия компьютерной революции. - М.: Политиздат, 1991.

логике механической системы — аналогично использованию принципа дополнительности в современной физике - воспроизвести неразлагаемую на предметы отдельных дисциплин целостность объекта. Отметим, что она — целостность - достижима лишь в условиях полного становления единой науки о человеке или о становлении природы человеком как синтез естественнонаучного и философского знания.

Определение междисциплинарности как взаимодействия дисциплин неотделимо от попыток выявить их специфические особенности и представить теоретически общие закономерности междисциплинарных связей. Но при любой трактовке этого феномена и связанного с ним требования комплексности исследований, этот фактор нельзя не учитывать при разработке проблематики управления наукой и разработки научной политики.

Это важно еще и вот с каких позиций - междисциплинарное взаимодействие создает систему организации научной деятельности и тем самым организацию межпрофессионального взаимодействия ученых в сфере так называемых «комплексных программ». В этом плане необходима разработка стратегии междисциплинарного взаимодействия как одного из аспектов научно-технической политики.

Следует специально остановиться и на проблеме взаимодействия институциональных и неинституциональных форм науки, которая сегодня ведется по преимуществу методами социологии. Основная задача здесь - это определение границ применения социологических методов в исследовании науки, исходя из принятых в социологии предпосылок. Выявить границы — значит определить перспективы, новые возможности, снять элемент абсолютизации. Но прежде чем перейти к содержательному анализу этой проблемы, важно предварительно привести некоторые соображения относительно трактовки социологией феномена «социальный институт».

Отметим сразу, что выделить нечто в качестве объекта исследования значит определить и позицию исследователя в отношении изучаемого предмета. Специфика социологии состоит в том, что при изучении общества позиция исследователя раздваивается, так как он изучает те общественные отношения, в которые так или иначе включен он сам. Социологи выходят из этого затруднительного положения иногда осознанно, а часто, не отдавая себе в этом отчета, противопоставляя два аспекта изучения —

формальный и неформальный. Т. Парсонс, например, определяет социальный институт как систему деятельности, заданной совокупностью норм, утвержденных моральным авторитетом принятых в обществе ценностей. Источник этих санкционированных норм институционализации находится, по его мнению, за пределами института. В то же время социологи, с его точки зрения, могут и должны изучать интегративные институциональные структуры в обществе, но не как заданный порядок, а как нормы и регулятивы, связанные с реальным противоборством различных заинтересованных групп1.

Таким образом, в качестве предмета исследования феномен социального института ставит перед социологами проблему рассмотрения такового как двуединства формы фиксации порядка общественной жизни и социальных действий, которые только в определенной степени соответствуют нормативно заданному порядку.

Такой подход позволяет дать конкретные рекомендации при проектировании развития науки как социального института. При этом, определив границы социологического подхода к изучению науки, можно полнее использовать и его возможности в организации таких видов социального управления научной политикой, как проектирование и программирование.

Становление социологии науки как специальной дисциплины связывается с трудами Р.Мертона, который предпринял одну из первых попыток рассмотреть науку как социальный объект. Но вследствие того, что в этом случае проблематика социологии науки отождествлялась с анализом научных сообществ, речь все же шла скорее не о социологии науки, а о социологии научных сообществ, т.е. лишь об одном из аспектов рассмотрения науки как социального института. И тем не менее четко фиксируются принципы его социологического подхода:

• прежде всего это общесоциологический подход, а не социология науки как самостоятельная дисциплина;

• отсутствие последовательного интереса к производственным функциям науки2.

Разрабатывая в дальнейшем проблематику социологии научного сообщества к числу его основных норм Р.Мертон относит:

1 Parsons T. The structure of social action. - N.Y., 1961

2 Merton R. К. Science, technology and society in the seventeen century Englend. — Bruges, 1938. — V. 4. - Р.228.

• универсализм, трактуемый им как оценка вклада ученого независимо от его личностных характеристик;

• всеобщность, понимая под этим принадлежность научного знания всему сообществу ученых;

• «организованный» скептицизм — критичное, требующее проверки отношение к данным опыта и суждениям.

При таком социологические исследования в сфере науки представляют собой специфический вариант социологии трудовых коллективов, а потому ее можно рассматривать скорее как одну из предпосылок социологии управления, как некое практическое руководство в области организации и повышения эффективности научной деятельности. Правда, сам Мертон таких проблем не ставил.

Осознание и всестороннее осмысление истории становления социологии науки наводит на мысль о недостаточности такого изучения социальных аспектов науки, которое, хотя и имеет преимущество дисциплинарной целостности, содержит упущение принципиального характера: ориентирует на участие в управлении наукой без разработки общих проблем соотношения ее с обществом.

Здесь важна социологическая содержательная интерпретация профессиональных интересов ученых, поскольку каждый ученый и каждое научное сообщество обладает какими-то собственными интеллектуальными и техническими ресурсами и навыками и всегда заинтересовано в демонстрации своей компетентности во владении ими, эффективности самих ресурсов и возможности их расширенного использования для получения нового научного знания. Другими словами, это сообщество «инвестирует» свой авторитет в глазах других ученых в эти исследовательские ресурсы, и оно заинтересовано в получении соответствующих «прибылей» в виде таких научных результатов, которые бы представляли несомненную ценность для возможно более широкого круга специалистов. Интересы этого рода могут влиять и на выбор проблемы, и на способы аргументации, и на характер споров вокруг природы изучаемых явлений, — отмечал Э.Пикеринг1.

Важно также отметить факт ограниченности традиционной социологической манеры при описании ученых непосредственно в

1 См.: Pickering A. Knowledge practice and mere construction // Social studies of science. — L., 1990. — Vol.20, N 4. P.682-729; Pickering A. The role of interests in high energy physics: The choice between charm an color // The social processes of scientific investigation / Ed. by Knorr K. et al. — Boston; Dordrecht, 1977.-P. 171-215.

момент научных исследований: «Суть в том, что знание не может быть абстрагировано от "носителя". Сам ученый, его культура и навыки — это неотъемлемая часть того, что уже известно»1.

Как видим, такой аспект рассмотрения сферы научной деятельности достаточно близок проблематике социального управления институтом науки.

В то же время имеются и иные подходы к рассмотрению проблем управления научной политикой, ибо обращаются к вопросам деятельности научных сообществ. Интересены в этом плане работы К.Кнорр-Цетины2, отстаивающей тезис: основная цель «научного предприятия» состоит не в поиске истины, а в достижении успеха, вследствие чего основное значение в работе научного коллектива имеет получение определенного эффекта, и, следовательно, научная деятельность может рассматриваться как то, что способствует эмпирическому успеху.

Такой подход, в определенной степени абстрагирующийся при анализе научной деятельности от содержания знания, несомненно, может помочь рассмотреть некоторые вопросы ее организации и методы повышения эффективности управления ею.

Необходимый для решения организационно-управленческих задач анализ современного состояния и обоснование перспектив развития науки опираются на информацию, которая должна отражать основные параметры массовых экономических и социальных явлений и процессов в единстве с их качественным содержанием. Поэтому построение структуры и логики настоящего исследования, практическое применение содержащихся в нем данных и выводов

1 Collins H.M. Cooperation and the two cultures: Response to Labinger // Social studies of science. — L., 1995. — Vol.25, N 2. — P.306-309.

2 Cm.: Knoir-Cetina K. The manufacture of knowledge: An essay on the constructivist a. contextual nature of science. — Oxford etc.: Pergamon press, 1981. — XIV, 189 p.; Knorr-Cetina K. Primitive classification and postmodemity / Towards a sociological notion of fiction //Theory, culture a. soc. — Cleveland, 1994. — Vol.11, N 3. — P.1-22; Knorr-Cetina K. The ethnographic study of scientific work: Towards a constructivist interpretation of science // Science observed: Perspectives on the social study of science / Ed. by Knorr-Cetina K. a. Malkay M. — L., 1983. — P.115-140; Knorr-Cetina K. The internal environment of knowledge claims: One aspect of the knowledge-society connection // Argumentation. — Dordrecht, 1988. — Vol.2, N 3. — P.369-382; Knorr-Cetina K., Amann K. Image dissection in natural scientific inquiry // Science, technology a. Human values. — Cambridge (Mass.), 1990. — Vol.15, N 3. — P.259-283; Knorr-Cetina K.D. Scientific communities or transepistemic arenas of research? // Ibid. -1991. — Vol.12, N1.-P. 101-130.

требуют обозначения основных принципов изучения показателей развития науки, системы организации разработки информации, а также используемой терминологии. Иными словами, необходимо изложение основ собственно методологии исследования.

Приходиться констатировать, что в предшествующие годы не находили достаточно адекватного отражения процессы, аспекты экономического и социального развития, которые сегодня во многом определяют перспективы развития науки.

Значение науки как объекта исследования недооценивалось вплоть до последних лет советской власти: лишь в 1987 г. в Госкомстате было создано специальное подразделение по изучению научного потенциала. Однако социальные реформы, в том числе и в сфере управления наукой, сделали очевидной необходимость совершенствования методологии и управления ее развитием, поскольку в числе важнейших задач в новых условиях стал анализ научно-технического прогресса, процессов перестройки структурной и инвестиционной политики. В таких условиях стало ясно, что при исследовании научного потенциала и тенденций его развития необходим системный подход, подход к анализу с позиций анализа его как органический системы, эффективность которого в общем плане была показана в главе первой настоящей работы, а еще ранее в нашей монографии «Проблема стилей мышления в философии и естествознании».

Непосредственным предметом исследования стали такие параметры в сфере науки как:

• масштаб, структура и динамика научного потенциала, его распределение между отраслями и секторами науки, направлениями научных исследований и разработок;

• структура кадрового потенциала;

• организационная структура научной деятельности, ее социальные и экологические аспекты;

• социально-экономическая эффективность развития науки;

• эффективность использования ресурсов науки и развития отдельных направлений и видов научных исследований.

В управленческом плане одним из наиболее важных становится фактор сопоставимости данных и возможности их дифференциации для отражения специфики отдельных направлений научных исследований, элементов научного потенциала и особенностей его развития в различных секторах науки и регионах. В этом плане при

разработке проблемы фиксации научного потенциала в конкретных показателях рационально было обратиться к методическим материалам ЮНЕСКО, Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), которые содержат достаточно полное обобщение международного опыта и по сути дела приобрели статус международных стандартов.

Необходимость такой стандартизации и ликвидации национальных различий в практике учета показателей первоначально возникла в процессе интеграции мирового капиталистического хозяйства, развития экономического и научно-технического сотрудничества ведущих капиталистических государств. Быстрый рост ресурсов, выделяемых ими на научные исследования и разработки, потребовал развертывания работ по сбору и анализу соответствующей информации.

Для координации усилий группа экспертов еще в начале 60-х годов приняла единую методику проведения обследований научных изысканий и разработок — так называемое «Пособие Фраскати». Начиная с этого времени такие обследования приобрели регулярный характер и служат базой для сопоставления показателей научных кадров и расходов на науку, сравнительного анализа организации и финансирования НИОКР в странах — членах ОЭСР.

При переходе к новой системе хозяйствования выявилось, что в рамках отраслевой науки была сосредоточена примерно четверть научного потенциала страны, в связи с чем стала достаточно очевидной целесообразность перехода к изучению науки как вида экономической деятельности, охватывавшему не только самостоятельные организации науки и научного обслуживания, но и исследования и разработки, выполняемые научно-техническими подразделениями предприятий, производственных объединений, высших учебных заведений и других организаций.

Здесь следует специально отметить, что научный потенциал как объект наблюдения в силу своей специфичности предполагает при решении организационно-управленческих вопросов непрерывность наблюдения за его развитием. В этой связи необходимо сочетание сплошных и выборочных единовременных обследований.

Особенно важно при планировании выборочных обследований формирование долгосрочной программы их проведения в сочетании с нацеленностью таковых на изучение региональных особенностей, проблем развития научного потенциала и выявление реальных

практических проблем и имеющихся резервов. В первую очередь это касается приоритетных направлений научных исследований.

Важное значение здесь приобретает организация трудовых процессов на всех уровнях управления научным потенциалом — от исследовательской группы или даже отдельного ученого до отрасли, региона и государства в целом, причем конкретные ее формы диктуются как общественными условиями функционирования науки, так и внутренней логикой научного познания.

2.2. Особенности состояния и управления наукой в условиях трансформации социально-экономической системы постсоветского общества

Наука представляет собой исключительно сложный объект управления, что обусловлено ролью, которую она играет в современной цивилизации. Она одновременно выступает как:

• система знаний;

• специфический вид деятельности;

• особая сфера в общественном разделении труда;

• форма общественного сознания;

• важнейшая составляющая производительных сил общества;

• один из важнейших социальных институтов.

Сам же научный процесс можно представить как самоорганизующийся, своего рода аналог процесса самоорганизации в сложных неравновесных системах. Нельзя не согласиться с известным американским социологом Р. Мертоном, который, характеризуя науку в целом, писал: «Наука - это обманчиво широкое понятие, относящееся к множеству различных, хотя и взаимосвязанных референтов. Обычно оно используется для обозначения: 1) совокупности определенных методов, с помощью которых обосновывается знание; 2) массива накопленного знания, возникшего благодаря использованию этих методов; 3) набора культурных ценностей и обычаев, управляющих деятельностью, признаваемой в качестве научной; 4) любой комбинации из перечисленных выше аспектов»1.

1 Merton R. K. The sociology of science: An episodic menoir. - Carbondale, 1979. - P.

268.

В силу указанной сложности границу между субъектом и объектом управления наукой можно охарактеризовать как весьма условную, относительную. А сами эти категории рассматривать не как бинарную пару, элементы которой находятся друг с другом в привычном — и очень удобном для анализа! — состоянии соподчиненности, но, скорее, как систему, элементы которой амбивалентны и имеют смысл только во взаимной зависимости друг от друга и от общественной системы в целом.

Главная роль науки в обществе - производство научного знания, которое есть результат научной деятельности. При этом для понимания специфики сферы науки как объекта управления необходимо учитывать, что знания - не просто результат, итог познания, а сущность, активно включенная в конкретный социально-

политический, социально-экономический и культурно-исторический контекст. Все основные функции науки обусловлены тем, что она призвана выполнять в системе общественного разделения труда решающую роль в:

• формировании знаний о мире;

• формировании определенных норм познавательного отношения к действительности;

• генерировании стратегических идей, оказывающих в большей или меньшей степени влияние на все сферы общества.

Формы развития науки как социального института и ее встроенность в систему общественных отношений обусловлены конкретным этапом исторического развития. Для современного же этапа ее развития - этапа научно-технической революции и развития информационных компьютерных технологий - характерно:

• радикальное усиление роли технических и математических средств в познавательном процессе;

• доминирование определенных исследовательских доктрин, таких как системный подход, вычислительный эксперимент;

• выход за рамки чисто формальных средств познания (экспертные методы);

• усиливающаяся рефлексия над собственными формами познавательной деятельности.

В целом специфику современного этапа развития науки можно охарактеризовать как рост ее самосознания и самопознания, включение самой науки в объект исследовательской деятельности.

Для целей настоящей работы чрезвычайно важно понять, почему имидж непогрешимой всесильной науки, достигшей почти божественного статуса в общественном сознании, изменился и пришло ощущение ее относительности, локализованности и ограниченности. Ответ, по-видимому, в том, что науку заметили в поисках «виновника» некоего, достаточно масштабного социального неблагополучия.

Если вернуться ко второй половине 50-х годов нынешнего столетия, т.е. ко времени, когда в науковедении — поначалу в западном — стал обозначаться упомянутый поворот, то можно увидеть, что поворот этот совпал с началом беспрецедентного в истории процесса консолидации людей. Процесса, ломающего национальные, религиозные, политические, классовые и прочие барьеры, процесса возвращения человека «к себе», к морали, в общность представителей рода Homo sapiens перед лицом глобальных ядерной и экологической угроз.

Было осознано, что развитие биосферы в условиях колоссально возросшего, слабо управляемого влияния различных антропогенных факторов, искусственно созданных продуктов индустриальной цивилизации и деградации природных образований, атомного и нейтронного оружия чревато не только глобальным экологическим кризисом, но и возможностью глобальной катастрофы, вырождения биосферы и гибели человека как биологического вида. Более того, пришло осознание необходимости отказа от современной цивилизации, основанной на идее научно-технического «прогресса»: ведь именно она привела человечество не только к фантастическим открытиям и техническим чудесам, но и создала угрозу его собственному нормальному существованию и сохранению биосферы Земли. Своей потребительской гонкой, своим рыночным расточительством она поставила Homo sapiens перед угрозой самоуничтожения. В результате люди стали требовать не научных открытий, а «научных закрытий» - ликвидации последствий открытий1, приостановки гонки вооружений, которая всегда была стимулом развития науки.

Эти-то угрозы и были «достаточно масштабным социальным неблагополучием». Именно они, с одной стороны, заставили людей двигаться от исторически сложившейся национальной, религиозной,

1 См.: Шкода В.В. Чему открыто открытое общество? - М., 1997.

политической и какой угодно их разобщенности и, следовательно, заведомой конфронтационности к сотрудничеству, с другой -спровоцировали возникновение массовых антисциентистских настроений, поскольку наука, по крайней мере в массовом сознании западной цивилизации, всегда рассматривалась как важнейший фактор социального прогресса. И когда этот «прогресс» обозначил довольно безрадостную для человечества перспективу, то ответственность за нее тотчас же была возложена на саму науку.

«Скомпрометированная» наука оказалась перед необходимостью самоутверждения, наиболее фундаментальным основанием которого могла быть ее собственная эмпирическая история. Это и дало толчок возникновению и развитию дискурса, предметом которого стали процессы, происходящие в самой науке. Тем самым возник совершенно новый взгляд на науку, на ее возможности и ограничения, ее роль в обществе и т. д. Было, в частности, осознано, что если и существуют какие-то единые нормы и стандарты научной практики, то складываются они не только во внутреннем, но и во внешнем по отношению к ним процессе, имеют вненаучную мотивацию1. С учетом всего вышеизложенного науку можно действительно охарактеризовать как чрезвычайно сложный элемент в системе управления.

Его основные специфические характеристики состоят в следующем:

• наука сама по себе - сложнейшее образование, имеющее разветвленную многоуровневую внутреннюю структуру, которая дифференцируется по множеству оснований. Среди них на макроуровне можно выделить: отрасль научного знания (естественные науки, гуманитарные, технические, медицинские, военные и т. п.), уровень получаемого знания (фундаментальное, прикладное), ведомственная принадлежность (академическая наука, отраслевая, ВУЗовская), по принадлежности к той или иной форме собственности и, следовательно, по форме финансирования (государственное, частное);

• имеется отчетливое противоречие в характере последствий, которые наука оказывает на общество. С одной стороны, современная цивилизация не может существовать без широкого внедрения ее

1 См., например, Гилберт Д., Малкей М. Открывая ящик Пандоры: Социологический анализ высказываний ученых. - М., 1987.

достижений. С другой стороны, при определенных условиях эти достижения могут привести человечество к гибели;

• в силу своего глубокого проникновения практически во все социальные структуры наука не имеет четко обозначенных границ. Как у объекта социального управления ее границы размыты, в силу чего она слабо локализуема;

• в науке как социальном институте заложено имманентное противоречие: с одной стороны, она потенциально самодостаточна и обладает большими внутренними возможностями самоорганизации, с другой — она в огромной мере зависит от внешних ресурсов, поэтому ее организационные формы, обоснование стратегических ориентиров, темпов и других параметров развития в значительной мере определяются извне;

• играя огромную роль во всех важнейших сферах жизни общества, наука в значительной мере предопределяет направленность, формы, темпы и другие характеристики их функционирования и развития, то есть реализует управленческую функцию. Таким образом, наука, являясь объектом социального управления, в определенном смысле сама становится его субъектом.

Для понимания сути проблем, связанных с местом и ролью науки в странах на постсоветском пространстве, необходимо кратко рассмотреть, как была сформирована и что собой представляла научная сфера, осколки которой эти страны получили в наследство.

И здесь следует обратиться к истории и особенностям становления и функционирования российской науки как социокультурного исторического феномена. Именно здесь, на наш взгляд, лежат корни особенностей структуры и ффункционирования науки на постсоветском пространстве. Именно здесь и следует искать пути преодоления негативных последствий распада Союза. Именно в трудностях сегодняшней ситуации в науке России и в поисках их преодоления можно увидеть то ценное, что поможет разрешить неблагополучие в научной сфере Таджикистана. Поэтому пропедевтической необходимостью разработки вопросов формирования научно-технической политики Республики Таджикистан является анализ ситуации в постсоветской России.

Российская наука с момента своего возникновения в качестве обособленного социального института во времена Петра I развивалась как государственное дело. Это оказалось решающим фактором, благодаря которому одной из самых плодотворных традиций русской

научной мысли было стремление к общественному служению, и социальная направленность научного поиска была выражена достаточно отчетливо. Кроме того мировоззренческий фундамент отечественной науки в значительной мере формировался под влиянием космизма русского менталитета. Поэтому научно-технические поиски в России характеризовались потребностью в большей или меньшей степени выйти за пределы ближайшего, земного окружения, понять место человека во Вселенной.

Значительное место в ценностных ориентирах российской науки занимали гуманистические идеалы. В России наука всегда рассматривалась как средство познания истины, поиска социальной правды и справедливости.

Именно эта духовная атмосфера повлияла на специфику развития российской науки, сформировала выдающуюся плеяду ученых мирового уровня, достигнувших грандиозных результатов на широком фронте фундаментальных и прикладных направлений, охватывающих практически все области естественнонаучного и гуманитарного знания.

Октябрьская революция 1917 года внесла довольно мало нового в концептуальные основания роли науки в обществе на территории бывшей Российской империи. Получил дальнейшее развитие и продолжал реализовываться принцип общегосударственной организации науки. Развитие состояло в том, что наука оказывается полностью подчиненной государству и управляется как государственная структура на основе заданий и постановлений государственной власти (партии и правительства). Происходит идеологизация науки, о чем мы уже говорили выше. Кроме того, в силу определенных политических и экономических причин проявляется частичная самоизоляция советской науки от мировой. Приоритет получают те направления науки, которые ориентированы на военно-промышленный комплекс и ряд других стратегически и политически важных для государства сфер, остальные направления строго регламентируются.

Такая организация науки полностью соответствовала социально-политическому устройству советского общества, его экономическим и техническим возможностям. Сосредоточение усилий ученых на ряде приоритетных направлений, концентрация на них огромных материально-технических ресурсов позволило советской науке занять здесь лидирующее положение и добиться впечатляющих результатов.

Создание передовой — по многим видам лучшей в мире — военной техники, космических аппаратов и технологий, фундаментальные результаты мирового уровня по некоторым направлениям - тому подтверждение. Не имея возможности жестко планировать академическую науку, государство фактически стало выполнять по отношению к ней патерналистскую роль: выделять средства на свободный научный поиск без жесткой привязки к результату, что и привело к быстрому выходу последней на мировой уровень.

Деятельность в сфере науки была относительно высоко оплачиваемой: заработная плата здесь превышала среднюю по стране в среднем почти на 20%. Престиж науки и ученых был чрезвычайно высок. Влияние представителей науки на содержание и формирование общественного мнения было огромно. Позиция именно этих людей во многом определяла ход событий в СССР и затем в России на переломе ее исторической судьбы.

Нельзя, однако, забывать о том, что отмеченная выше специфика организационного механизма управления наукой в СССР привела в конце концов к развитию существенной однобокости советской науки. Перемещение имевшихся отечественных высоких технологий из военно-космической сферы в гражданскую практически отсутствовало. Технологический и интеллектуальный уровень продукции гражданского назначения был крайне низок. Практика бюджетного финансирования прикладной науки породила огромное количество ведомственных, зачастую паразитирующих институтов, что во многом обусловливалось отсутствием конкуренции в промышленности. Последняя стала практически вполне самодостаточной и не имела стимулов к непрерывному обновлению.

Монополизм в промышленности «консервировал» старые технологии, что влекло за собой снижение интенсивности поисковых исследований, а результаты академической науки становились все более невостребованными. Большой вред советской науке приносила чрезмерная ведомственная ограниченность. Каждый исследователь был приписан к определенному министерству, ведомству или другой управленческой структуре, которые жестко контролировали тематику исследований, их финансирование, связи с другими отраслями и т. д. Это приводило к неоправданному дублированию исследований, распылению наличных ресурсов.

Все это исключительно негативно отражалось на главном в конечном счете показателе - качестве жизни населения. Развитие

науки и жизнь конкретного человека шли по параллельным, непересекающимся курсам, что, возможно, и сыграло решающую роль в формировании современной ситуации в нашем обществе, привело к тому, что мы сегодня имеем.

После развала СССР Россия получила в наследство огромный научно-технический комплекс: около 5 тыс. организаций, выполняющих научные исследования и разработки, 40% от этого числа составляли научно-исследовательские институты, 10% - вузы.

На конец 1991 года почти 3 млн. человек работало в организациях научно-технического профиля. Почти 2 млн. человек (ученые, конструкторы, инженеры, лаборанты) занимались непосредственно исследованиями и разработками. Казалось бы, имелся достаточно развитый базис для развития научно-технического потенциала и включения достижений науки в жизнь общества на новой основе. Причем ситуация в научно-технической сфере не вызывала никаких сомнений в том, что так оно и будет.

Однако этого не случилось.

В 1991 году российская наука — флагман советской науки и ее основная база — обрела «свободу», как говорится «от всех и от всего». В том числе и от финансирования. Пришедшая к власти «демократия» отбросила науку как совершенно ей не нужную. Главные усилия новой власти под вывеской «реформ» были направлены на демонтаж или полное уничтожение фундаментальных структур рухнувшего СССР. В число этих структур, бесспорно, входила и наука. Основными чертами ситуации в сфере научно-технической политики стали:

• резкое сокращение объема финансовых ресурсов, направляемых в сферу науки;

• существенное уменьшение государственного заказа на научные исследования и разработки;

• произошел разрыв складывавшихся годами научных связей и т.

д.

Сокращение государственного финансирования науки, а другого — напомним — не было, и ее социальная невостребованность по необходимости привели к интенсивной миграции из науки квалифицированных кадров. К числу основных факторов этого процесса относятся:

• «утечка умов» как последствие выезда ряда ученых на постоянное место жительства в страны Запада;

• переход в немногие «процветающие» при «демократической» власти сферы, как правило, паразитические — финансы, коммерция, мафия и т. п.;

• создание частных, главным образом, информационно-аналитических или консалтинговых организаций;

• пополнение быстро растущей, новой для стран постсоветского пространства социальной группы - безработных.

Каковы же достигнутые ценой рискованных проб и горьких ошибок результаты тех мучительных поисков, которые наука вела в поисках форм своего выживания в условиях жесткого прессинга (то бишь - «реформ»!) со стороны государственных структур? Что мы имеем на сегодняшний день?1

В сфере науки продолжает работать 1,3 млн. человек, что на 53% меньше, чем в 1991 году, но в общем-то не так уж и мало. Число ученых сократилось за это же время на 45%, но 450 тысяч продолжает работать. Число научных организаций - 4137, то есть сократилось примерно на 10%. Таким образом, количественные характеристики развала науки в целом соответствуют аналогичным показателям других отраслей.

Нельзя, однако, не заметить существенных — не в лучшую сторону! — качественных изменений.

В структуре научных организаций на 700 единиц увеличилось число научно-исследовательских институтов, на 500 уменьшилось число конструкторских бюро, на 400 - число проектных организаций. Но, главное, только 34% собственно научных организаций — без вузов — осталось в государственной собственности. Остальные перешли к частному сектору, то есть превратились в акционерные общества, акционерные общества закрытого типа и т.д.

В государственной собственности остались академические научные учреждения и некоторые научно-исследовательские институты, находящиеся в прямом подчинении министерств и ведомств. На % сократились общие затраты на исследования и разработки. Резко снизились затраты предприятий на инновационную деятельность и, особенно, - на капитальные вложения. Один из результатов - существенное сокращение уровня оплаты труда в научно-технической сфере. Как и по всей России, она снизилась в

1 Данные приводятся или рассчитаны на основе: «Наука России в цифрах». - М.: ЦИСИ, 1998.

несколько раз и к началу 1998 года составляла примерно 1000 рублей. Средний уровень зарплаты в сфере науки стал примерно на 10-15% ниже общероссийского. Произошло падение статуса и престижа научной деятельности.

Что же было потеряно? Это:

• во-первых, объемная народнохозяйственная отрасль, довольно эффективно выполнявшая свои функции по научно-техническому сопровождению других сфер народного хозяйства;

• во-вторых, достойно оплачиваемые рабочие места для массы людей, склонных к интеллектуальной работе — профессия ученого в советские времена относилась к массовой;

• в-третьих, научная общественность как значимый социальный феномен, играющий весьма заметную роль в интеллектуальной, политической и других сторонах жизни страны.

Как следствие, ослаб имидж науки и ученого в глазах населения.

В 1990 г. на науку тратилось 7,25% государственного бюджета, в 1992 г. - 4,25%. Это практически доля всех затрат на науку, так как в эти годы все исследования и разработки финансировались из государственных средств.

В 1997 г. из государственных средств финансировалось только 68% научно-технических работ, на которые было выделено 3,8% государственных бюджетных средств. Если аппроксимировать по этим пропорциям затраты на все исследования и разработки, то окажется, что общие затраты на науку в России эквивалентны 5,6% расходов госбюджета. Величина этого показателя, по-видимому, отражает объективные — скорее всего, предельные! — возможности современной российской экономики. Поскольку никаких позитивных перемен в ней на ближайший обозримый период не проглядывается, надеяться на увеличение этого показателя нет никаких оснований.

Каков же реальный ресурс стоит за этим показателем?

Если сопоставить его величину с валовым внутренним продуктом, то оказывается, что затраты на науку из госбюджета и других источников составляют от него примерно 1,2%, т.е. меньше, чем во время Великой отечественной войны. Примерно такую же долю валового внутреннего продукта тратят на науку Испания, Италия, Норвегия, Чехия.

Таким образом, этот показатель в относительном выражении сам по себе не свидетельствует о дискриминации науки в России по

сравнению с другими странами. Может даже возникнуть иллюзия, что науку в России финансируют на уровне среднеевропейского государства. Не пытаясь развеять эту иллюзию, обратимся к показателю затрат на науку в тех странах, которые доминируют на научно-техническом рынке. Оказывается, они тратят на исследования от 2,5% до 3,5% валового внутреннего продукта. В абсолютном выражении это около $700 на душу населения в год в Швейцарии, Швеции, США и Японии или около $ 500 - во Франции и Германии.

Для России этот показатель «затрат на науку» на душу населения в 1997 г. равнялся аж $ 57,5! Иными словами, абсолютный размер и бюджета, и валового внутреннего продукта, и этих самых «затрат на науку» совершенно не соответствуют масштабу страны, а главное -уровню сложившегося и до сих пор существующего научно-технического потенциала, сохранившейся высочайшей научной культуры. «Душевые» затраты на науку в России - одни из самых низких среди европейских стран. Слабым утешением может служить лишь то, что еще меньше эти затраты в Греции, Польше, Португалии, Турции, Венгрии, Мексике.

Таким образом, материальных условий для полноценного развития науки в «реформируемой» России не наблюдается: люди есть, организации есть, денег нет.

Было бы однако неправильным выстраивать все страны в ряд по одному только показателю и не обращать внимания на существенную разницу в той роли, которую играет наука в экономике, политике и культуре в России и в названных странах.

Поскольку душевой уровень затрат на науку в США, Японии или Франции для нынешней России не может рассматриваться даже как отдаленная перспектива, сравним ее, допустим, с Мексикой. В расчете на душу населения в этой стране тратится на науку в 2,5 раза меньше, чем в России. Однако патентных заявок в национальное Патентное ведомство подано в 40 раз меньше, чем в России. Это означает, что российская система науки продуктивнее мексиканской в 16 раз. Испания тратит на науку в расчете на душу населения в 2,3 раза больше, чем Россия, а национальных патентных заявок подается в 8 раз меньше. В Великобритании относительные затраты на науку превышают российские в 6,5 раз, а число национальных патентных заявок - лишь на 10%. Американские затраты на исследования и разработки в расчете на душу населения превышают российские в 12,2 раза, а число национальных патентных заявок больше только в 7

раз. При всей условности подобных расчетов они вызывают определенные размышления.

И хотя число ежегодно патентуемых открытий и изобретений сократилось с 1989 г. более чем в 8 раз, а средний цитат-индекс у российских ученых в 14 раз ниже, чем у их американских коллег, науку Россия пока не потеряла. Тотальной потери знаний еще не произошло, созидательные возможности научной сферы еще не утрачены. Однако возникает вопрос, каким образом и за счет чего они достигаются в гораздо более напряженной социально-психологической и экономической ситуации, чем раньше.

Если рассуждать чисто экономически, то очевидна высокая эффективность российской науки: нигде «съем» с одного рубля, вложенного в науку, не является таким большим, как в России. Но по какой-то неясной причине логически и объективно оправданного — даже принципами пресловутого «рынка» — потока финансов, направленного в науку, не наблюдается.

Множество свидетельств говорит о том, что представленные выше весьма приличные показатели состояния российской науки получены не благодаря усилиям властей или какой-либо проводимой ими осмысленной и конструктивной политики, а вопреки их деятельности. Это результат интеллектуальной работы людей на пределе их психологических, физических и адаптационных возможностей, достигнутый ценой чудовищной интенсификации самоотверженного труда, благодаря сохраненным, еще не уничтоженным мировоззренческим и этическим ценностям большей части старшего поколения российских ученых. В сущности, российская наука держится главным образом на основе выработки того потенциала, который достался ей от советских времен. Но это состояние вряд ли может продолжаться сколь угодно долго.

Процессы стагнации и кризиса постепенно расширяются и охватывают все большие области российской науки. Внедряемая властями ориентация на прагматизм, на решение тактических («здесь и сейчас»), а не стратегических (задел на будущее) задач для науки -катастрофа. Поэтому фундаментальная наука в силу своей принципиальной — по определению — неспособности рассматриваться как коммерческое предприятие и приносить немедленную прибыль тихо умирает. В отраслевой науке дело обстоит ничуть не лучше, поскольку отсутствуют средства для поддержания экспериментальной базы, выпуска печатной продукции,

командировок и т. д. В наиболее тяжелом положении находятся высокотехнологические отрасли науки. Российская наука и наука других постсоветских стран, в том числе и Республики Таджикистан, уже не имеет для нормального развития современной материально-технической базы, необходимого информационного обеспечения (книгами, периодикой, телеком-муникациями), возможностей полноценного сотрудничества с коллегами не только других стран, но и собственной страны.

В полном объеме катастрофические последствия проводимых «реформ» и в наиболее опасных формах ощутили на себе так называемые наукограды. Они, как известно, были созданы в 3070 годы как центры высокой концентрации научно-технического потенциала с целью обеспечения мирового приоритета в стратегически значимых областях науки и техники. И хотя спектр специализации наукоградов охватывает практически все области научно-технического знания, наибольшие ресурсы в них были сосредоточены на направлениях, связанных главным образом с военно-космической и оборонной сферой. В настоящее время на статус наукоградов в Российской Федерации могут претендовать более 60 городов, поселков и обособленных городских районов с общей численностью населения более 3 млн. человек.

Поскольку одна из приоритетных задач «реформ» состояла в разрушении обороноспособности страны и военно-промышленного комплекса под вывеской «конверсии», то наукограды оказались брошенными на произвол судьбы и поставлены на грань выживания. Государственное бюджетное финансирование градообразующих предприятий было прекращено. В результате разрушается дорогостоящая экспериментальная база, уникальная не только в России, но и в мире. Российский ученый теперь обеспечен оборудованием для проведения исследований в 80 раз, а информацией в 100 раз хуже американского. Деградирует система научных коммуникаций. Научные конференции и командировки, если в них нет заинтересованности западных «спонсоров», превратились в реликтовое явление, а сама наука превращается «в распределенный в пространстве архипелаг мало связанных между собой научных анклавов».1 Остановка научно-поисковых работ приводит к

1

Мирский Э.М. Управление и самоуправление в научно-технической сфере // Социологические исследования. - 1995. — № 7. - С.3-17.

отставанию и потере лидирующей роли на прорывных направлениях. Недостаток средств на охрану опасных технологий и материалов приводит к реальной угрозе для населения и окружающей среды. Предприятия теряют кадровый потенциал: наиболее перспективные специалисты уезжают за границу или уходят в другие сферы

деятельности.....

«Реформы» сделали науку в России беззащитной. Ее унизили нищетой и отсутствием перспективы.

Официальная средняя зарплата ученых к 1999 г. составляла 65% от средней федеральной зарплаты уровня 1992 г.

Реальная зарплата в науке на первый квартал 1998 г. составляла 94% от общероссийской, которая сама по себе примерно в два раза ниже официального прожиточного минимума.1 Этим, в частности, объясняется широко распространенная практика не только неформальной, но и формальной вторичной занятости работающих в сфере науки (в РАН - до 63%), вошедшие в систему тотальные поборы с обучающихся в учебных заведениях.2

Одно из чрезвычайно опасных следствий - разрушение традиционной семейной преемственности поколений (ибо дети перестают уважать нищих родителей), кризис профессионального самосознания, дальнейшее снижение доверия к науке вообще.

Исследования показывают, что при несоблюдении четырехпроцентного уровня финансирования науки,

предусмотренного Законом РФ, вероятность необратимого разрушения научного потенциала России чрезвычайно велика. Однако исполнение бюджета в 1998 г. составило 48% от запланированного. В 1999 г. вся РАН получала столько же, сколько второразрядный американский университет с 4 тыс. студентов.3 Нынешняя власть считает, что науке, как и порядочной даме, можно не платить.

Нарастает этический кризис в науке. Идет обвальное сниже-ние профессионального стандарта, закладываемого уже на уровне образования, снижение, пропорциональное нищете. Через соответствующие властные структуры Запад бесцеремонно вмеши-вается в процесс высшего и профессионального образования.

1 См.:Обзор экономики России/Рабочий центр экономических реформ.-М.,С. 54.

2 См.: Адаптация научно-исследовательских организаций к рыночным условиям/ Полянская Е. и др. // Проблемы прогнозирования. - 1998. - Вып.6. - С.79.

3 См.Месяц Г. Наука и ее зазеркалье // Известия. - 1999. - 19 янв. - С.7.

Уже практически развалена лучшая в мире образовательная система. Более 50% учебной литературы в России издается за счет гигантской финансовой поддержки западных «спонсоров», а по гуманитарным дисциплинам - таким как политология, социология, философия, журналистика, история, культурология - этот показатель достигает даже 90%.

Особенно активен в этой области печально известный фонд Сороса, который открыто ставит своей конечной целью «изменение сознания будущего поколения россиян через образовательный процесс». Изменение сознания осуществляется через тоталитарное внедрение нормативов «открытого общества», представляющего собой полную противоположность всей культурной, социальной и политической истории России.

Профессионализм, высокие этические качества ученого в период «реформирования общества» у властей не в чести. Гораздо более благосклонно относятся к тем, кто быстро готовит нужный «ответ на заданную тему», к тем услужливым «ученым», кто умело демпфирует критические и малоприятные для власть предержащих результаты исследований независимых научных организаций. Как раз сегодня российская наука еще в большей степени идеологизирована и во многом соответствует тем тенденциям, о которых мы уже ранее говорили в главе первой, когда речь шла о проблеме «Наука и власть»

Востребован нынешними властями и «мир иной». Астрологические прогнозы для Кремля готовит созданный в 1998 г. центр темпоральных исследований. Востребованы псевдонаучные (или, как они себя изящно сами называют, «альтернативные») исследовательские центры при различных официозах, кормящиеся из официальных рук и в свою очередь кормящие первых. Полноценная независимая наука не имеет надежных контактов с властными структурами, у нее нет механизмов доведения до них получаемых знаний. Принятие взвешенных аналитических решений давно уже принесено в жертву действующей системе лоббирования и политических торгов.

Отставание от уровня мировой науки идет быстрыми и возрастающими темпами. Фактически российская наука находится в состоянии глубочайшего кризиса.

Прошлого, как известно, не вернуть. И науке, чтобы сохраниться на всем постсоветском пространстве в качестве фундаментального

элемента социальной структуры, необходимо искать адекватные новым условиям формы своего функционирования.

Таким образом, можно сделать вывод: чтобы сохранить свой научный потенциал, система российской науки, как и науки на всем постсоветском пространстве, в самые ближайшие годы должна качественно измениться и стать продуктивной, с социально приемлемым уровнем оплаты труда и финансового обеспечения научных исследований и разработок.

При этом чрезвычайно важно обеспечить и сохранять в обществе высший приоритет науке и ее традиционно гуманистическую ориентацию. Наиболее перспективным в этом плане представляется изменение системы управления наукой.

Как известно, опыт управления крупными социально-экономическими проблемами опирается главным образом на два подхода, на две традиции, идущие еще от Тэйлора и Мэйо в классическом менеджменте:

• первый подход программно-целевой, предполагающий довольно жесткое, директивное взаимодействие между субъектом и объектом управления;

• второй - «органический», рассчитанный на учет внутренних возможностей и особенностей объекта управления. В своем макроварианте он известен как «концепция модернизации».

Первый подход предполагает постановку задачи, поиск решений, оценку альтернативных вариантов, выбор оптимальной стратегии, формирование программы и обеспечение ее инфраструктуры (руководящих органов и подчиненных структур, системы директивных связей, сбора и анализа информации обратной связи, контроля и т. д.). Этот подход построен на подчинении тех подсистем объекта управления, которые по каким-то характеристикам выбиваются из общего движения к цели.

Второй подход основан на предпосылке, что имеются «пределы управления», то есть пределы силового воздействия на поведение подсистем управляемого объекта. В рамках этого подхода предполагается, что изменение нежелательного, «неправильного» поведения элементов управляемой подсистемы или объекта управления в целом должно происходить «мягко», не по внешнему принуждению, а по внутренней логике собственного развития.

Оба подхода имеют в своих арсеналах достаточно средств для эффективной реализации, но в определенных границах. Сильными

сторонами программно-целевого подхода являются хорошо разработанные и постоянно совершенствующиеся методы и средства, в том числе экономико-математические методы, моделирование, искусственный интеллект и другие. Формируемые программы обладают свойством концентрации усилий и средств, контролируемости и конкретности, что очень выгодно не только с технологической, но и с социальной точки зрения. Этот подход наиболее эффективен в стабильных или хорошо предсказуемых условиях, в достаточно жестко централизованных системах. Слабость этого подхода, как часто это бывает, заложена в его достоинствах. Он создает у управленцев иллюзию, что власть всесильна, что и ограничивает его возможности, особенно в периоды нестабильности, при смене стратегии и т. п.

Сильная сторона «органического» подхода - опора на механизмы саморазвития, гомеостазиса, самоуправления. Решающим фактором развития становится способность объекта управления к собственному развитию, а управление сводится к воздействию на этот процесс развития в желательном направлении (форма, скорость, масштабы и т. п.). Несмотря на «мягкость», органичность, и этот подход сталкивается с ограничениями. Их природа та же, что и у первого подхода, а именно: конечное, будущее состояние управляемого объекта привносится извне, то есть как модель принятого за образец прецедента. Какими бы благими пожеланиями бы ни было вызвано нормирование положительного образца, остаются без ответа два кардинальных вопроса:

• насколько оправданы критерии выбора именно этого образца;

• годятся ли собственные формы и средства утверждения этого образца для использования в другой ситуации.

Понятно, что указанные недостатки второго подхода во многом связаны с существующими и поныне методологическими установками в современной науке, о которых шла речь в первой главе при изложении и сопоставлении особенностей логики «механической» и «органической» системы.

Конечно же, оба подхода в чистом виде при исповедании принципов логики механической системы, проявляющейся в «навязывании» социальному институту определенного «образца» во второй случае и в прямом диктате в первом, - крайности, и реальные управленческие практики в большей или меньшей степени опираются на их совместное использование. Однако управление в

«реформируемой» России сегодня строится на весьма специфической основе.

Достаточно очевидно, что нынешний кризис постсоветской науки, как в России и в других государствах «СНГ» в целом - это в значительной мере кризис концептуальной неопределенности. Ведь невозможно в принципе принять какое-либо осмысленное — тем более оптимальное — решение, если заранее неизвестно конечное — или одно из промежуточных — состояние, в котором должен оказаться управляемый объект. Даже неспециалисту очевидно: нельзя управлять без долговременной концепции, оптимизированной по целям и средствам. Этого не может быть не только на практике, но и в теории.

Управление, лишенное концепции, всегда - бессмысленная суета, в лучшем случае - езда по кругу, в худшем - в тупик или в пропасть, что и происходит в России на общегосударственном и всех остальных уровнях управления..

Модель «управления» наукой в современной России представляется следующей: ни стоящим у руля, ни руководимым ими не известна ни цель назначения, которой следует достигнуть, ни что она собой представляет. И тем не менее «рулевой» и не собирается осмотреться, придать какой-то смысл движению к этой весьма смутно осознаваемой цели. Он хоть и не очень твердо, но держится за руль, и убеждает ведомых, что самое главное - чтобы было некое «продвижение», пока он находится у руля. Отсюда - неустанно внедряемые в массовое сознание мифы о необходимости и наступлении «стабилизации».

Нельзя не отметить, что органы власти прекрасно понимают масштабы достигнутого таким образом развала сферы науки. Одной из попыток сделать хорошую мину при плохой игре явилось принятие доктрины развития российской науки, которая стала своеобразной политической декларацией государства для научно-технического сообщества (1996 г.). Были утверждены приоритетные направления развития науки и техники, перечень критических технологий федерального уровня. Был подписан Указ президента РФ «О мерах по развитию фундаментальной науки в Российской Федерации и статусе Российской академии наук». Разработана программа поддержки ведущих ученых страны, отечественных научных школ. Однако, как и практически все документы подобного рода, выходящие из недр федеральных структур и не имеющие подкрепления в виде

соответствующего финансирования и материальных ресурсов, эта программа играет, по сути дела, исключительно декоративную роль, и может принести реальные результаты только в контексте общего социально-экономического возрождения страны, на которое при указанном выше подходе, как легко понять, рассчитывать даже в отдаленной перспективе не приходится.

Можно смело утверждать, что главный фактор катастрофического состояния науки в России не столько нехватка финансирования — это, по существу, следствие, — сколько радикальная смена приоритетов в стране. Сегодня же имеет место ориентация властных структур на приоритет тактики над стратегией, решение сиюминутных задач далеко не адекватными ситуации методами. Даже если это грозит созданием более серьезных проблем завтра.

Один из парадоксов нынешнего кризиса российской науки заключается в том, что никогда во власти не было столько «учено-го» люда. Как показало время, это не может рассматриваться как заведомо позитивный фактор. Дело в том, что функция ученых - производство знания, а не практическое управление. Настоящий ученый не должен и не может быть чиновником. Его функция - экспертиза, разработка и обоснование возможных сценариев будущего развития событий, а призвание - сомнение. Именно оно движет науку, но ... тормозит управление.

«Ученые», попавшие во властные органы, быстро ассимилируются самой властью и вместо того, чтобы отстаивать интересы своих бывших коллег, действуют вопреки им. Во многом по этой причине во властных структурах не сложилось полноценного лобби ученых. Они не умеют и боятся отстаивать свои коллективные интересы. Опять же вспомним о проблеме «Наука и власть», которую было так просто изложить в форме критики предшествующего периода становления и функционирования советской науки во множестве публикаций во время «перестройки» и которая уже в форме «фарса», говоря словами классиков, реализуется ныне.

Поэтому для обоснования реальной стратегии научно-технического развития и выбора оптимальной модели управления сферой науки представляется целесообразным рассмотреть динамику и направленность тех форм адаптации, «встраивания» науки в новую социально-экономическую и социально-политическую реальность,

которые возникли в процессе ее самовыживания. Каковы же формы этого процесса?

Большое значение для определения оптимальных форм управления наукой приобретает фактическая реализация в ее структуре различных форм собственности, а также источников и форм финансирования.

С этой точки зрения прежде всего необходимо отметить, что к концу 90-х годов на смену централизованной (закрытой) модели организации российской науки пришла модель децентрализован-ная (открытая). Произошла демилитаризация и деидеологизация всех научных направлений, что неизбежно повлекло за собой изменение социальных ориентиров научной деятельности. В частности, заметно обозначается своеобразная интернациона-лизация науки. Основа этого процесса была заложена становлением системы многоканального финансирования науки.

В 1992 г. с целью оказания финансовой поддержки перспективным научным исследованиям был организован Российский фонд фундаментальных исследований (РФФИ). Одновременно с созданием РФФИ на территории России и СНГ начали активно действовать зарубежные организации и научные фонды, оказывающие избирательную поддержку индивидуальным научным проектам и участию российских ученых в зарубежных конференциях и стажировках (так называемые гранты на поездки — «travel grant»).

Синхронно с началом «реформ» в 1992 г. на деньги все того же миллиардера Дж. Сороса в Москве был учрежден Международный научный фонд (МНФ). В результате распределение финансов между академическими институтами было заменено передачей финансовых средств от иностранных - преимущественно — и отечественных — существенно меньше - источников финансирования непосредственно исполнителям проектов. На этой основе помимо названных начали создаваться множество других научных фондов, формироваться исследовательские программы, вводиться гранты на конкурсной основе и т. д.

Однако при всей привлекательности системы грантов (непосредственное финансирование конкретных исполнителей, большая свобода в распределения финансов и технических средств, подборе персонала и т. д.) у нее есть и существенные недостатки. Эта система не работает на будущее: срок предоставления гранта не

превышает 3-х лет. Не обеспечивает эта система — по крайней мере, в явном виде — и поддержку принципиально новых научных разработок. Кроме того, из-за невозможности обеспечить независимую объективную экспертизу, сложности оформления заявок исполнитель и в этой системе сталкивается с чиновником, ведающим выдачей грантов.

Все это повлекло качественные изменения в организацион-ный механизм и направляющие ориентиры отечественной науки. В состав научных коллективов стали включаться иностранные коллеги, а сами научные проекты - частично или полностью финансироваться иностранными «спонсорами». В настоящее время часто обе составляющие присутствуют в одном проекте. Но хорошо известно, что кто платит, тот и заказывает музыку!

Таким образом, направления, формы, интенсивность и другие характеристики научной деятельности в России в значительной мере начинают определяться не общенациональными интересами, а интересами западных, конечно же, «абсолютно бескорыстных» и «добрых» — главным образом, американских — «спонсоров». И есть все основания говорить о том, что российские «мозги», даже находясь у себя на родине, за неадекватную, радикально низшую оплату, используются в интересах иностранных государств.

По некоторым оценкам, из оставшихся в России ученых более половины работают не на Россию, а на Запад, участвуя в его научных программах. Например, только для двух министерств США — обороны и энергетики — по более чем сорока программам работают около 8 тысяч российских ученых, исполняя роль интеллектуальных штрейкбрехеров (оплата их труда в несколько раз ниже, чем у любого вспомогательного сотрудника в стране-метрополии).

Представители зарубежных компаний осознали, как это отмечалось в «Российской газете » 14 апреля 1995 года, что они «могут сэкономить миллионы долларов и годы исследований, покупая мозги в этом настоящем универмаге науки и техники», где кроме того еще и очень «смешные цены».

Вообще проблема кадров в современной науке на постсоветском пространстве имеет множество составляющих.

Прежде всего это проблема естественной возрастной ротации, ибо разрыв поколений - один из самых грозных симптомов разрушения науки. Сегодня же практически нет притока молодежи в науку вследствие нищенского существования и ее самой, и

собственно членов этого сообщества. По преимуществу свободны низшие и средние должностные ступени, а острие кадровой научной пирамиды все в большей степени приобретает направленность вниз: средний возраст кандидатов и докторов наук, работающих в сфере науки, находится в диапазоне 46-55 лет, а самый творческий слой -ученые в возрасте 25-45 лет — сегодня из науки вымыт.

Не менее актуальна одна из наиболее сложных социальных проблем науки в современной России - «утечка умов». Его неоднозначность характеризуется полярным разбросом мнений: от утверждения, что данный процесс представляет собой угрозу национальной безопасности до точки зрения, что это надуманная проблема или миф, так как развитие интеллекта не знает границ, и этот процесс является естественным, присущим всем странам1 (за последним утверждением легко угадывается его очень «круто демократический» автор, которому в упор не видно, что миграция ученых из России однонаправлена, что выезд специалистов никак не компенсируется обратным потоком высококвалифи-цированных кадров из-за рубежа). Достаточно определенное мнение по этому

поводу можно сформировать, если принять во внимание информацию Комиссии по образованию Совета Европы. По ее оценкам, Россия от «утечки умов» за рубеж ежегодно теряет 50-60 млрд. долларов. При всей условности этой оценки она дает общее представление о масштабах потерь.

Те, что уехали навсегда, - полностью потерянный для России человеческий капитал. Процесс «утечки умов» идет по принципу цепной реакции: первые, освоившись, тянут за собой других и т. д.

По имеющимся оценкам, из общего сокращения численности кадров науки и образования на долю миграции за рубеж приходится примерно 10%, остальные 90% - это так называемая внутренняя «утечка умов», то есть сокращение численности работников интеллектуальной сферы вследствие перехода в другие области деятельности.2

1См.: Эмиграция ученых: проблемы и реальные оценки / Некипелова Е. И др. // Миграция специалистов России: проблемы, последствия, оценки. - М.,1994. - С.17; Школьников В. Эмиграция высококвалифицированной рабочей силы из бывшего СССР: типы, возможные последствия, причины и воздействие на политику // «Утечка умов»: потенциал, проблемы, перспективы. — М., 1993. — С. 151.

2 См.: Когда не кормят свою науку, кормят чужую // «Аргументы и факты» -1997. — №50.

Официальная статистика учитывает только поменявших гражданство. Их относительно немного (правда, в массе своей - это лучшие из лучших), и на этом основании строятся утешительные прогнозы. Однако выехавших на временно-постоянную работу — с последующей пролонгацией договора — на порядок больше. Из России уже навсегда выехали 80% математиков и 50% физиков-теоретиков высшей квалификации. По данным Совета Безопасности России (1997 г.), из 100 всемирно известных российских ученых 50 уже эмигрировали.1

Из страны уже уехало больше 100 тысяч ученых, в своем большинстве входивших в мировую научную элиту. Это как раз из числа тех 10%, которые в любом развитом обществе дают половину всей научной продукции. Согласно некоторым прогнозам к 2000 г. Россию навсегда покинут около 1,5 млн. ученых и специалистов высшей квалификации.2 Ведущие вузы страны стали кузницей зарубежных кадров ученых. Вошло в практику, когда многие студенты, получив диплом, сразу же отправляются на заранее подготовленные для них за границей места. И это понятно: молодые легче других адаптируются на Западе.

Миграция за рубеж становится чуть ли не единственным способом профессиональной, социальной, психологической самореализации или возможностью сохранения профессиональ-ного статуса. Это особенно актуально для молодых ученых, оказавшихся невостребованными, или тех из них, работа которых по профессии перестала обеспечивать им даже сносный прожиточный минимум.

Властные структуры стран бывшего СССР без достаточных для перспективы функционирования науки оснований и «цивилизованных стран» — умышленно — усиленно стимулируют этот процесс, всячески поощряя практику многомесячных научных, преподавательских и студенческих стажировок. Вкладываются большие средства на «утечку умов» именно из России и стран СНГ: на Западе хорошо понимают, что страны постсоветского пространства - это не Африка.

В какой-то мере Россию еще выручала миграция из стран СНГ. Эти мигранты до известной степени возмещали утечку русских умов, так как мигрировали, в основном, русские. Однако если учесть, что

1 См.: Проблемы технологической безопасности России / Ленчук Б. и др. // Россия и современный мир. - 1998.

2 См.: Alma mater. - 1998. — №6. — С. 8

власть предержащими делается все, чтобы облегчить выезд из России на Запад, и затруднить въезд в нее из бывших братских республик, то перспективы возмещения интеллектуального потенциала вряд ли оптимистичны. Последствия же этого процесса очевидны. Проблема еще более, чем для России, актуальна для нашей Республики.

Что касается перспектив потенциальной интеллектуальной миграции из России, ее можно оценить по материалам социологического опроса научных работников и преподавателей, работающих в Москве по естественному, техническому, общественному, гуманитарному и сельскохозяйственному направлениям науки.

Опрос был проведен в июне-октябре 1997 г. в научных и учебных центрах четырех типов: академические научные организации, государственные вузы, ведомственные НИИ, и негосударственные научные организации и вузы. Они отражены в таблице 1.

Как видим, российской науке надо быть готовой к тому, что в ближайшие годы ей придется лишиться еще около 10% своих кадров, имеющихся на данный момент.

Специального внимания требует и тот факт, что идет стремительная девальвация заслуженных университетских дипломов, ученых степеней, научных званий.

Не последнюю роль в этом процессе играет такая форма «адаптации» науки к нынешнем условиям, как занявшие особое место — по масштабам, но никак не по полученным результатам — общественные организации, претендующие на статус «академий» и получающие таковой.

Таблица 1

Намерения российских ученых работать за рубежом_

Намерения В целом В ближайшие 1-2 года

Твердо намерены работать за рубежом 8 2

Работа за рубежом весьма вероятна 12 6

Работа за рубежом не исключена 24 32

Нет намерения работать за рубежом 34 54

Нет ответа 22 6

Всего 100 100

Источник: Красинец Е., Тюрюканова Е. Интеллектуальная миграция // Экономист. - 1999. — №3. — С. 73.

Это направление поиска форм организации науки заслуживает отдельного рассмотрения. Однако можно констатировать, что это единственная «точка роста» в параметрах российской науки. За годы «реформ» численность этих, как правило, псевдонаучных организаций перевалила за 30 наименований. Пока есть все основания говорить о том, что это направление можно рассматривать как особую форму дискредитации науки. Интенсивно плодятся академии астрологии, парапсихологии, коммунального хозяйства, виноделия, парикмахерского искусства и т. п., профанирующие и дискредитирующие науку. «Академиком» такого рода академий можно стать, не имея кандидатского диплома.

Можно отметить и ряд социально-психологических процессов, связанных, в частности, с системой мотиваций научной карьеры. Деньги или высокий общественный статус перестали играть ведущую роль в качестве стимулов научной деятельности. Да и других стимулов за исключением безумного энтузиазма, по-видимому, не осталось. Падение престижа науки и своего социального статуса крайне болезненно переживаются учеными, порождает у них острый кризис профессионального самосоз-нания. По количеству неврозов и более серьезных психических расстройств ученые превосходят большинство других профессиональных групп населения. По свидетельству одного врача, в психиатрических клиниках «в одном отделении лежат, бывает, столько ученых мужей, профессоров, что впору симпозиумы в палатах проводить»1.

1 Аргументы и факты. -1997. -Июнь. — №30. С. 8.

Перечень проблем науки на постсоветском пространстве можно продолжать, но и приведенного достаточно, чтобы предс-тавить катастрофичность ее состояния. Однако, как отмечалось выше, у нее еще есть резервы, опора на которые дает основания надеяться на возможность его преодоления. Каковы же эти резервы?

Прежде всего - принципиальные. Известно, что нет худа без добра, и в каждой проблеме заложены пути ее решения. Все-таки надо признать, что идет — хотя и неимоверно варварскими, жестокими средствами — изменение схемы организации и управления наукой, налаживаются механизмы и формы ее адаптации к новым условиям, происходит накопление наиболее крепких, выдержавших тяжелые испытания научных кадров.

Анализ и реальные процессы свидетельствуют о том, что у наукоемкой продукции стран бывшего СССР имеется широкий круг реальных и потенциальных потребителей. Легко понять, что одним из существенных ее достоинств является низкая цена. Так, отечественное оборудование для большинства видов промышленности стоит примерно на 30% ниже аналогичных западных образцов. При этом разница в качестве совсем не так велика, чтобы оправдать ценовые отличия. Благодаря имеющимся высокотехнологичным возможностям, профессиональным и организационным традициям военно-промышленного комплекса именно наукоемкая отечественная продукция по своему качеству оказывается более привлекательной, чем простые изделия: покупают наши истребители, но не велосипеды.

Важным достоинством советской и сохранившей определен-ные ее традиции постсоветской наукоемкой продукции является ее способность работать в экстремальных условиях «бездорожья и разгильдяйства», в которых зарубежные образцы быстро выходят из строя. Кроме того, наши приборы и устройства, как правило, проще по конструкции и неприхотливы в эксплуатации, обладают солидным запасом «дуракоустойчивости», т.е. не выходят из строя даже при неправильном употреблении, что и позволяет им иметь массового потребителя.

Современные устройства и технологии часто очень сложны для эксплуатации и есть тенденция их дальнейшего усложнения. Этот фактор также «работает» в пользу отечественной наукоемкой продукции. Необходимые для нее специальное обучение, профилактическое и сервисное обслуживание, передача неформа-

лизуемого знания для отечественных, а часто и для зарубежных пользователей, оказываются намного дешевле и проще.

К числу потенциальных потребителей отечественной наукоемкой продукции относятся частные лица и организации, промышленные предприятия, больницы, учебные заведения, государст-венные органы и т. д. Однако у этих потенциальных потребителей есть один общий недостаток: они в условиях нынешнего российского «рынка» в подавляющем большинстве неплатежеспо-собны. Таким образом, спрос есть, но он свидетельствует в пользу отечественной науки и техники, а не ее ненужности, как пытаются нас уверить, и не в пользу «рыночных реформ».

Как было показано, постсоветское общество в новых условиях оказалось не в состоянии сохранить науку на прежнем уровне. Идет трудный поиск концептуальных оснований, механизмов функционирования и методов управления наукой применительно к конкретной социально-экономической и политической ситуации. Ясно, что катастрофически обедневшая страна, вдвое сократившая свой валовой внутренний продукт, а именно такова современная Россия, не может сохранить свой прежний научный статус. Отсюда неизбежность «сокращения», «свертывания» науки, сосредоточения усилий на уже завоеванных позициях и — или — приоритетных направлениях. Наиболее острая проблема - источники и формы финансирования научной деятельности.

Понятно, что одной из предпосылок нахождения рациональ-ного выхода из сложившейся ситуации и разработки эффективной научно-технической политики новых государственных образова-ний на территории бывшего СССР должен стать специальный анализ особенностей системы научных организаций и региональ-ного распределения научно-технического потенциала в последний период существования советской науки как целостного образования.

ГЛАВА 3. НАУКА ТАДЖИКИСТАНА В ПРЕДРЕФОРМЕННЫЙ ПЕРИОД И В НАЧАЛЕ ПЕРЕСТРОЙКИ

Один из основных моментов, который следует проанализировать при разработке вопросов управления институтом науки в современных условиях, — это проблема эффективности функционирования науки в бывшем СССР и влияние особенностей организации научно-исследовательской деятельности в научном сообществе, включая и вопросы мирового опыта в этой сфере.

3.1. Наука в СССР и Таджикистане в предреформенный период: общее и особенное

Наиболее быстрыми темпами сеть научных организаций росла в СССР в конце 60-х - первой половине 70-х годов. Достигнув пика к середине 70-х годов, к 1980 году число научных учреждений несколько сократилось ( на 7,3% по сравнению с 1975 г.), а в 80-е гг. вновь отмечалось увеличение числа научных организаций. Среднегодовой темп прироста за этот период составил 0,4%.

Главной составляющей этого роста являлось учреждение новых научно-исследовательских институтов, в результате чего количество таковых в 1988 г. на 9,8% превысило величину этого показателя в 1980 г. В этот период более % научных организаций было сосредоточено в России (58%) и на Украине (18%), тогда как Таджикистан в 1990 году располагал всего лишь 0,9% таковых от всех научных организаций СССР.

Сложившаяся структура соотношения организаций разного типа, выполнявших научные исследования, выглядела следующим образом:

из них 59,5% составили самостоятельные научно-исследовательские и конструкторские организации, 11,3% — проектные и проектно-изыскательские, 9,9% — вузы, 8,7% научно-исследовательские и конструкторские подразделения на промышленных предприятиях. На долю прочих научных организаций приходилось 10, 6%.

Анализ показал, что на 1989 год Таджикистан относился к той группе республик, в сети которых наиболее значительное место занимали сельскохозяйственные научные организации, превосходя иные отрасли хозяйства: Таджикистан (36,2 %), Туркменистан (32, 2%), Кыргызстан (31, 6%), Молдова (32, 1%), Казахстан (26, 0%), Узбекистан (25, 7%). В числе ведущих был Таджикистан и в отношении удельного веса проектных и проектно-изыскательских организаций - 13,7% при среднем по СССР 11,3%.

Высокие показатели удельных весов научных организаций здравоохранения и физической культуры были характерны для республик с весьма различающимися структурами народного хозяйства и в этом плане Таджикистан занимал вполне достойное место. Такой вывод можно сделать и в отношении научных организаций Таджикистана в сфере народного образования, культуры и искусства, поскольку она была более высокой в тех республиках, наука которых существенно ориентирована, с одной стороны, на решение специфических местных проблем, а с другой стороны, на развитие направлений, не требующих больших капитальных затрат.

По показателю «доля вузов в общем объеме научных организаций» при среднем по СССР 9,9% Таджикистан имел показатель в 8,2%,несколько опережая в этом плане Туркменистан (7,5%), Кыргызстан (7,1%), Молдову (5,8%), Эстонию и Армению (по 5,7%), а также Латвию (4,3%).

В целом большая часть научных организаций каждого типа была сосредоточена в России. Со значительным отрывом от России, который составляет по всем показателям 25-40%, следовала Украина. Затем шла группа республик — Беларусь, Узбекистан и Казахстан. Что касается других республик, включая Таджикистан, то они незначительно отличались друг от друга по долям типов научных организаций, а доля Таджикистана на 1 января 1991 года в общем числе научных организаций СССР составляла в целом всего 1%, в отношении самостоятельных научно-исследовательских организаций самостоятельных конструкторских организаций — 1,2 %, опытных заводов не было вообще, проектных и проектно-изыскательских

организаций строительства — 1,1%, вузов — 0,8%, прочих организаций отрасли «Наука и научное обслуживание» — 0,7%.

Развал административно-командной системы управления автоматически не устранил специфики организации сферы науки, связанной с ее принадлежностью к тому или иному сектору науки. Инерционность научных структур была обусловлена рядом причин как внутреннего, так и внешнего характера.

Среди первых необходимо выделить:

• личностный характер научной деятельности;

• неопределенность ее результатов;

• наличие значительного временного промежутка между моментом завершения исследований и разработок и их практической реализацией.

Ко второй группе причин следует отнести:

• строго определенное место научных учреждений в иерархической структуре ведомственного управления с преобладанием вертикальных связей;

• отсутствие закрепленной законодательством организацион-но-правовой основы научной деятельности;

• сильную зависимость от бюджетных ассигнований;

• невысокий социальный статус ученого в обществе.

В 1990 году к академическому сектору в СССР и Таджикистане относилось соответственно 16% и 12,3% всех научных организаций, 11% и 8,2% таковых входило в состав вузовского сектора, 64% и 71,2% принадлежало отраслевому, 9% и 8,3% — заводскому секторам науки. В целом же доля Таджикистана в академическом секторе науки СССР составляла всего 0,7% (последнее место), отраслевом - 1,1% (в этом плане Таджикистан незначительно опережал только Туркмению, Эстонию и Киргизию, имевших показатели 0,8%; 0,9% и 1,0%), вузовском - 0,8% (меньше только Эстония - 0,5%, Туркмения и Киргизия — по 0,7% и столько же у Молдовы), заводском - 0,9% (8-ое место в Союзе). Напомним, что доля Таджикистана (5,6 млн. человек) в населении СССР в этот период была относительно выше.

Такова была организационная структура науки, сложившаяся в условиях унитарного государства и административно-командной системы управления.

С развитием реформ начала отмечаться тенденция сокращения традиционных форм научных организаций, особенно в отраслевом секторе, что обусловливалось радикальной трансформацией

промышленного сектора экономики, в основе которой лежали следующие процессы:

• слом административно-командной системы управления;

• ликвидация отраслевых министерств и ведомств;

• конверсия оборонных производств;

• акционирование части государственной собственности в промышленности.

Указанный процесс выразился в возникновении новых научных структур и развитии новых организационных форм в науке.

Исторически первыми появились научно-технические кооперативы, особенность которых была в том, что для создания их создания не требовалось обязательного согласия органов управ-ления, а работники кооперативов несли полную материальную и юридическую ответственность за результаты своей деятельности.

По территории бывшего СССР к 1991 году в России располагалось 62% всех научно-технических кооперативов, тогда как в Таджикистане - всего 0,7%. При средней численности в 25 человек в одном таком кооперативе по стране в Таджикистане этот показатель был значительно меньше и составлял всего 15 человек (ниже только в Эстонии - 14).

Следует особо подчеркнуть, что в Таджикистане такая форма организации науки как совместные предприятия к 1991 году отсутствовала.

Специфика научной деятельности состоит в ведущей роли творческого начала, а потому на любом историческом этапе ресурсное обеспечение науки подчинено трудовой парадигме, задаваемой исследователями и разработчиками. Преобразования в сфере экономики и общественных отношений привели к возникновению качественно новой ситуации для развития науки в целом и условий функционирования ее кадрового потенциала в частности.

Трудности использования потенциала науки в перестроечный период усугублялись сложившихся тенденциями развития научных кадров. Построение науки по ведомственному признаку привело к распылению ресурсов по многочисленным отраслям и возникновению пагубных для научного процесса барьеров между научными учреждениями. Вследствие раздробленности научно-технической сферы, определенной ее изолированности от мировой науки, а также из-за несовершенства механизмов воспроизводства научных кадров многие отрасли знаний не получили к этому времени должного

развития. Застойные процессы коснулись и науки. Отмечалось замедление процесса обновления кадрового состава, политизация научно-административной элиты, о последствиях чего мы уже говорили выше. Все ярче проявлялись такие тенденции как:

• снижение профессиональной компетентности и ответственности ученых за социальные и экологические последствия научно-технических решений;

• ослабление научного руководства;

• недооценка развития кадровых ресурсов новых научных направлений.

В результате снижения статуса науки усилился процесс старения кадров, ухудшились условия для должностного и квалификационного роста молодых научных работников, оказались подорванными внутренние стимулы к интенсивному творческому труду.

При общем ухудшении качества проводимых научных исследований это привело к стагнационному характеру функционирования значительного числа ученых и целых научных коллективов в рамках застывшей тематической структуры с несущественным обновлением научной проблематики. Снизилась профессиональная, территориальная, институциональная мобильность кадрового потенциала, чему способствовал монополизм в науке и научных школах, в том числе и в новых направлениях научных исследований.

Указанные тенденции условиях перехода к рыночным отношениям усилили кризис кадрового обеспечения науки. Новой проблемой стала проблема невостребованности научных кадров, сопровождавшаяся их оттоком в иные сферы деятельности и проблема безработицы, для решения которой государство не имело необходимых социальных механизмов и финансовых возможностей — слабая организация институтов переквали-фикации и переподготовки кадров, отсутствие действенных и эффективных механизмов их социальной защиты.

Развитие коммерческих негосударственных структур, о чем речь шла выше, создало предпосылки конкуренции государственному сектору сферы науки и сопровождалось "перекачкой" идей и интеллектуальных ресурсов из государственного сектора в коммерческие структуры. При этом нередко работы фактически выполнялись на базе научных идей и методик, являющихся результатом коллективного труда, и оборудования, являющегося

собственностью государственной организации. А зачастую это был процесс прямого тиражирования и адаптации полученных в прошлом результатов. По сути дела шло недопустимое с точки зрения общественных интересов разбазаривание накопленного потенциала науки.

В условиях образования независимых государств, сопровождавшегося ростом межнациональной напряженности, результатом проводившейся в предшествующий период национальной политики явилась неоправданная миграция из республики значительного числа высококвалифицированных русскоязычных научных кадров.

В итоге в кадровом составе кадров происходят довольно существенные изменения: в Республике Таджикистан в период 19901991 гг. отмечается снижение доли специалистов:

• с высшим образованием, занятых в научной сфере, с 0,4% 0,3%;

• доли кандидатов наук - с 0,7% до 0,6%;

• докторов наук с 0,6% до 0,5%.

В целом в течение указанного периода - всего за год — произошло снижение численности каждого из этих контингентов соответственно на 32,7%, 22,6% и 10,4%, а в расчете на 10 000 человек населения общее снижение кадрового потенциала соста-вило 33,3% при общем снижении такового в СССР всего на 13,9%.

Что касается техновооруженности науки в республике, то на рубеже 90-х годов в Таджикистане дорогостоящим оборудованием располагало всего 42% организаций, а удельный вес оборудования, технический уровень которого превосходит или соответствует высшим мировым достижениям, в общем объеме машин и оборудования республик составил в научных организациях Таджикистан всего 14% (предпоследнее место в СССР).

На одном из последних мест находился Таджикистан и по оснащенности научных организаций собственными опытными базами (всего 21,5%). Неудивительно, что от общего объема только 25% научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ было выполнено собственными силами - более чем в 2 раза меньше по сравнению с подавляющим большинством других республик СССР.

Таким образом, сложившаяся к началу 90-х годов ситуация в материально-технической базе науки Таджикистана свидетельст-вует о низком уровне технической оснащенности труда ученых и качестве

научного оборудования, недостаточном обеспечении научных организаций современными приборами, площадями, опытной базой.

Углубление разделения труда в науке привело к появлению видов деятельности, обслуживающих науку как социальный институт. Актуальность проблем информационного обеспечения науки определяется уже тем, что ознакомление с научно-технической информацией составляет от 30 до 60% затрат рабочего времени ученого.

Анализ объективных тенденций свидетельствует о конституи-ровании инфраструктуры науки — комплекса служб, способствующих повышению эффективности собственно исследовательской деятельности. В состав инфраструктуры науки входят самые разнообразные элементы:

• институциональная инфраструктура — система управления научной деятельностью и правовая защита науки:

• социальная инфраструктура — всестороннее обеспечение воспроизводства кадрового потенциала науки;

• собственно научная инфраструктура — материально-техническое снабжение, транспорт и связь в науке и т.п.;

• инфраструктура информационных ресурсов.

В последней просматриваются две главные компоненты:

• информатика как научная дисциплина, которая изучает свойства, формы преобразования и применения информации и исследует средства ее обработки. Результаты ее находят применение почти во всех областях научно-технического и социально-экономического развития;

• деятельность по управлению информационными потоками, по сбору, обработке и передаче потребителям документов, содержащих значимую для них информацию, по созданию, внедрению и использованию соответствующей информационной техники и технологии.

В литературе сложились разные подходы к определению информационных ресурсов науки. Одни авторы подразумевают под этим понятием объем имеющийся научной информации, другие — мощность систем по ее переработке. По нашему мнению, рассмотрение системы научной информации как составной части инфраструктуры науки требует объединения двух указанных аспектов. Как полнота, так и доступность информации оказывают существенное влияние на продуктивность труда ученого.

Можно указать три главных канала поступления необходимой информации к научным работникам:

• передача документов посредством тех или иных организаций, специализирующихся на информационной деятельности;

• общение ученых в рамках специально организуемых мероприятий;

• неформальные контакты.

По различным оценкам накануне перестройки от 30 до 60% используемой в процессе исследований информации ученые получали через неформальные каналы. И как раз этот источник иссяк в начале 90-х годов вследствие недостаточного финансирования науки, особенно академической.

Важный индикатор информационной базы науки — издание научно-технической литературы: научных книг, журналов, сборников, препринтов, материалов конференций и т.п., а также публикация диссертаций и научных отчетов. Доля научной литературы в общем объеме книжной продукции на рубеже 90-х годов составляла от 20 до 25%. Однако имевшиеся издательские мощности были способны обеспечить не более 10% публикационной активности ученых. Да и время прохождения научных материалов в печать в десятки раз превышало время их написания.

Характерной особенностью ситуации в бывшем СССР было то, что вследствие полного огосударствления научно-технической сферы единственно возможным источником финансирования научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ являлись средства государственного бюджета или государственных же предприятий Вследствие этого в СССР уже с конца 20-х годов осуществлялось практически тотальное государственное регулирование научно-технической деятельности, заключавшееся в централизованном утверждении планов научно-технических работ, финансировании этих работ из государственных средств и прямом оперативном управлении на государственном уровне процессами разработки и реализации крупных научно-техничес-ких проектов. Однако именно вследствие такой тотальности это вмешательство государства нельзя назвать в полной мере государственной научно-технической политикой, поскольку в силу объективных причин оно охватывало не только собственно государственные интересы в этой сфере, но и все исследования и разработки, проводившиеся в стране. Активно о государственной научно-технической политике в СССР

поэтому стали говорить только в 70-е годы в связи с необходимостью отбора государственных приоритетов в научно-технической области.

Такое положение дел определяло недостаточный учет интересов конкретных регионов и после распада СССР многие союзные республики, в том числе и Таджикистан, были вынуждены практически с нуля начинать строить свою научную политику и определять принципы финансирования этого социального института. В этой связи наибольший интерес для анализа представляют два аспекта государственной научно-технической политики, которые в той или иной степени имеют место во всех странах:

• во-первых, государственная поддержка работ по приоритетным научно-техническим направлениям;

• во-вторых, государственное содействие коммерциализации научно-технических результатов и развитию рынка научно-технических работ и услуг.

В наше время практически во всех странах государственная научно-техническая политика является селективной. При ее формировании и реализации государство определяет приоритеты научно-технического развития, полностью или частично обеспечивает ресурсами работы по этим направлениям, создает специальный организационный, экономический и правовой механизм, содействующий выполнению работ, признанных приоритетными.

В 80-е годы на основе крупномасштабного среднесрочного прогноза — Комплексной программы научно-технического прогресса — в СССР на 20 лет были сформированы первые перечни приоритетных для страны научно-технических направлений и конкретные государственные научно-технические программы. Однако особенность ситуации заключалась в том, что, несмотря на высокую степень централизации управления наукой и техникой, существование специального органа, реализующего функции государственного управления научно-технической, в стране был создан в конечном счете недейственный механизм формирования и реализации государственных научно-технических приоритетов. К концу 80-х годов в СССР существовало по крайней мере пять перечней таких приоритетов, утвержденных на государственном уровне.

В условиях, когда основная задача для большинства научно-технических организаций состоит в краткосрочном выживании, а платежеспособный спрос на научно-технические работы со стороны производственных и коммерческих структур мал, государственные

органы были вынуждены вернуться к финансированию не приоритетных для государства исследований и разработок и даже не научно-технических работ как таковых, а к практике финансирования научно-технических организаций с целью хотя бы минимальной поддержки их в целях просто физического выживания. В этих условиях перед Таджикистаном встали те же задачи, которые уже давно стоят перед другими странами с рыночной экономикой:

• реальное самофинансирование научно-технической сферы, предполагающее создание рынка научно-технической продукции и услуг;

• обеспечение активной работы на нем как самих ученых и специалистов, так и менеджеров научно-технических организа-ций, предпринимательских инновационных фирм и т.д.

Иначе говоря, на повестке дня со всей остротой встал вопрос о развитии коммерческих отношений в научно-технической сфере и коммерциализации результатов исследований и разработок1.

Анализ долговременных тенденций взаимоотношений государства и науки в развитых странах свидетельствует:

• начиная с 70-х годов относительный размер государствен-ного финансирования науки снижается и, наоборот, повышается доля внебюджетных источников — средств фирм, бесприбыльных организаций, различных фондов, частных инвесторов и т.д.;

• снижается доля государственных средств, направляемых на финансирование собственно исследований и разработок, и увеличивается вклад государства в создание научной инфраструктуры (систему подготовки научных кадров, развитие информационных, патентных систем, материальной базы научно-технических работ и т.д.);

• важным направлением государственного вмешательства в цикл "исследование — производство" стало в настоящее время содействие

1 Бердник Л. Развитие рыночных отношений в системе "наука — производство" // Экономика Украины. — Киев, 1993. — № 8. — С. 15-21; Дементьев С.Г. Проблемы развития рыночных отношений в сфере НИОКР: Информ. бюл./ РАН; Ин-т Дальн. Востока. — М., 1992. — №12, (2, 1). — С. 8-15; Денисов Е.Ф. Инновационный процесс в условиях рыночной экономики. — СПб.: С.-Петерб. инж.-эк. ин-т, 1993; Иванченко В. Вхождение научно-технической сферы в рыночные отношения // Вопр. экономики. — М., 1993. — № 1. — С. 21-29; Литвинова Л.И. Научное предпринимательство — эффективное средство сохранения научно-технического потенциала // Экономическая реформа в России: Итоги и перспективы. — М., 1993. — Секция 4-5. — С. 48-49; Месяц Г.А. Интеллект и рынок // Урал. — Екатеринбург, 1993. — № 1. — С. 65-74.

трансферу нововведений, их выходу на рынок научно-технической продукции и услуг, обеспечение активности этого рынка1 .

Государство является в развитых странах активным субъектом научно-технического рынка:

• во-первых, оно выступает на этом рынке как самый крупный покупатель;

• во-вторых, государственные научно-технические организации предлагают на этом рынке — как правило, на льготных условиях — результаты работ, выполненных за счет государственных средств, с целью содействовать трансферу нововведений и повышению технологического уровня народного хозяйства;

• в третьих, государство оказывает специальную помощь мелким и средним фирмам, заказывающим исследования и разработки государственным научно-техническим организациям. Определенная часть затрат этих фирм на научно-технические цели компенсируется;

• в четвертых, с помощью законодательства оно регулирует отношения продавцов и покупателей научно-технических результатов и контрактов, направляя этот процесс в русло общегосударственных интересов;

• в пятых, оно содействует эффективному функционирова-нию научно-технического рынка путем развития соответствующей инфраструктуры, например, систем информации об исследованиях, разработках, продуктах, рынках инновационных фондов, банков, страховых фирм соответствующего профиля, специальных учреждений по распространению научно-технических знаний, предприятий малого инновационного бизнеса, занимающегося главным образом конечными стадиями процесса "исследования — разработки" и трансфером технологий;

• в шестых, с помощью налогового законодательства, финансовых и организационных мер стимулирует частный сектор экономики к активной работе на научно-техническом рынке в качестве как продавца, так и покупателя2.

1 Дынкин А. Научно-технический прогресс в рыночной среде // Мировая экономика и междунар. отношения. — М., 1993. — № 10. — С. 14-23; Кооперативные исследовательские центры ННФ США //"Науковедение": РЖ. — М.. 1992. — № 2. — С. 25-31; Никитин А.Л. О государственном рынке НИОКР в США // США: экономика, политика, идеология. — М., 1994. — № 12. — С. 13-19; Программы администрации малого бизнеса в США //"Науковедение": РЖ — М., 1992. — № 3. — С. 30-35.

2 См.: Никитин А.Л. О государственном рынке НИОКР в США // США: экономика, политика, идеология. — М., 1994. — № 12. — С. 13-19; Научно-техничекие

Конкретными направлениями содействия коммерциализации научно-технических результатов правительственными организациями различных стран уже стали поощрение коммерциализации научно-технических результатов, полученных в госсекторе научно-технической сферы, развитие маркетингового подхода в государственных научно-технических организациях.

Первая форма коммерциализации - это когда при моральной и финансовой поддержке правительственных организаций государственный научный институт становится не только центром исследований и разработок, но и своего рода маркетинг-центром по реализации научно-технической продукции, оказывающим существенное влияние на процесс трансфера технологий и повышение научно-технического уровня производства в стране. Таков был путь, например, Национального центра научных исследований во Франции.

Другая форма коммерциализации результатов финансируе-мых государством исследований и разработок — основание частично или полностью за счет государственных средств коммерческих предприятий, занимающихся реализацией научного задела, созданного в госсекторе. Примером здесь может служить корпорация "Бритиш текнолоджи груп" в Великобри-тании. Аналогичные организации действуют во Франции, Японии и других странах. Они существуют как в качестве независимых национальных организаций, так и при отдельных государственных исследовательских учреждениях, например, при лабораториях Министерства внешней торговли и промышленности Японии. Одно из направлений их деятельности — лицензирование научных разработок государственных научно-технических организаций, продажа полученных ими патентов.

Третья форма — это создание государственными научными организациями совместно с частными фирмами наукоемких промышленных предприятий, действующих на коммерческих началах. В частности, именно таким способом во Франции было налажено производство космической техники.

Четвертая форма — создание совместно с частным капиталом научно-исследовательских корпораций и консорциумов по разработке

программы американских штатов //"Науковедение": РЖ. — М., 1992. — № 3. — С. 2529; Программы администрации малого бизнеса в США // "Науковедение": РЖ — М., 1992. — № 3. — С. 30-35; Фидлер X. Технологические парки и инкубаторы бизнеса // Мир науки. — М., 1992. — Т.Зб. — № 4. — С. 10-13.

нововведений. Такие организации есть, в частности, при Национальной физической лаборатории Великобритании, Национальной инженерной лаборатории Министерства торговли и промышленности Великобритании, Национальном атомном центре.

Пятая форма — создание при крупных государственных научных центрах сети региональных научно-информационных и консультативных пунктов, оказывающих научно-техническую помощь местным предприятиям, особенно мелким и средним.

Таким образом, в условиях рыночной экономики целесообразно государственные лаборатории и институты рассматривать не только как научные центры, но превращать в системообразующий элемент перестройки производства и непроизводственных отраслей на базе нововведений. При этом особенно сильно их воздействие на развитие того региона, в котором данная организация непосредственно расположена. Особенно важно учесть такой подход при формировании научной политики во вновь созданных суверенных государствах на постсоветском пространстве.

Государственная научно-техническая политика должна, очевидно, включать в себя содействие коммерциализации результатов исследований и разработок не только в организациях государственного сектора, но и научных центров, не находящиеся в государственной собственности. Одним из направлений такой поддержки является помощь государственных структур созданию различных посреднических организаций, занимающихся продвижением научных разработок в производство, поиском возможного потребителя, установлением с ним деловых контактов и т.д.

В 80-е годы появилось новое направление коммерциализации научных результатов — предпринимательство ученых, т.е. создание самими исследователями и разработчиками венчурных предприятий. Начальный капитал таких фирм формируется за счет разных источников, но в некоторых странах большую роль в этом процессе играет государственное финансирование (в форме грантов или безвозвратных субсидий) и государственные кредиты под пониженный процент.

Проблема внедрения результатов научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ была составной частью научно-технической политики, проводимой различными государствен-ными органами СССР в форме государственного финансирования внедрения новой техники и технологий, прямого внеэконо-мического

принуждения предприятий к проведению научно-технических мероприятий. И все же проблема передачи технологии в СССР практически так и не была решена из-за отсутствия у государственных предприятий-потребителей новов-ведений реальной экономической необходимости в повышении технического уровня производства и продукции. А это, в свою очередь, было обусловлено отсутствием конкурентной среды, а главное — превышением спроса на промышленную и сельскохозяйственную продукцию над их предложением по большинству позиций.

Изменение социально-экономической ситуации в стране по-новому поставило как проблему разработки нововведений, так и их внедрения в народное хозяйство. Ранее со стороны предприятий отсутствовал объективно обусловленный спрос на нововведения. Однако государство, пользуясь своими экономическими и внеэкономическими возможностями, само формировало этот спрос. Частично он носил искусственный, фиктивный характер, однако на его основе создавались рабочие места в научно-технической сфере, и он, пусть медленно, но обеспечивал подъем научно-технического уровня продукции и производства в стране.

В современных условиях объективный спрос предприятий на нововведения существует, но он в абсолютном большинстве случаев неплатежеспособен.

Вследствие этого, на наш взгляд, государственная научно-техническая политика в современных условиях должна концентрироваться на следующих направлениях:

• во-первых, государство должно быть самым крупным покупателем на научно-техническом рынке;

• во-вторых, помощь государства науке не должна сводиться только к финансированию отдельных работ или организаций — она должна обеспечить создание рыночной инфраструктуры науки.

Таким образом, вопрос — в размерах и конкретных направлениях этой поддержки1.

Реализация регулирующей функции государства в деле сохранения и развития научно-технического потенциала страны предполагает разработку экономических нововведений, направленных на активизацию инновационной деятельности, насыщение

1 См.: Денисов Е.Ф. Инновационный процесс в условиях рыночной экономики. — СПб.: С.-Петерб. инж.-эк. ин-т, 1993; Корепанов Е. Приватизация и организационно-правовые формы в науке // Вопр. экономики. — М., 1993. — № 1. — С. 33-37.

рынка инноваций различными видами научно-технической продукции. Здесь как нигде предложение должно опережать спрос.

Как раз подобная экономическая ситуация существовала в Таджикистане к началу 90-х годов и требовала своего разрешения и закрепления в юридических документах.

В условиях острого финансового дефицита лишь незначитель-ное число промышленных предприятий Таджикистана могло осуществлять технологическое обновление производства. В этой связи на повестку для не мог не встать вопрос о создании Фонда финансирования прикладных исследований общегосударст-венного характера, как то было реализовано в России.

Новые явления и тенденции в области организации и осуществления научной деятельности, связанные с ними изменения нуждаются в урегулировании правовыми нормами.

Понятно, что правовому воздействию подвергается не наука как сумма знаний или процесс индивидуальной творческой деятельности, а наука как социальный институт с присущими таковому принципами, организацией и системой управления. При этом неизбежно должны акцентироваться роль науки и ее положение в структуре национальной экономики, ее взаимоотношения с государством.

В планово регулируемой экономике СССР при отсутствии конкуренции и при наличии фактической государственной монополии практически во всех отраслях промышленности достижение науки почти всегда базовой основой их внедрения являлись директивные указания и принятие нормативных решений.

С переходом к рыночной экономике и разразившимся экономическим кризисом положение науки, предлагающей научно-технические результаты производству, не только не улучшилось, но и значительно ухудшилось. Промышленность по-прежнему оставалась не восприимчивой к нововведениям, но теперь, уже по причине застоя в производстве, резкого падения объемов производимой и реализуемой продукции.

Государство уже не может издавать директивно-нормативные документы о необходимости ускорения научно-технического прогресса и внедрения научно-технических достижений. По сути дела к этому периоду были потеряны не только правовые, но, главное, экономические рычаги управления производством. Как следствие — разрушение отраслевой науки, в особенности в отраслях, обслуживающих социальную сферу.

Еще более тяжелое положение сложилось в фундаментальной науке, которая по своей природе не может быть непосредственно встроена в рыночные отношения и в состоянии успешно развиваться лишь под патронажем государства.

В этих условиях для института науки Таджикистана было важно узнать об отношении государства к науке как элементу социума и о перспективах ее развития, в частности о направлениях научных исследований, которые государство считает необходи-мым поддерживать в первую очередь и вне всякой очереди, т.е. о приоритетных направлениях науки. Но и без особых уточнений понятно, что в условиях ограниченности государственных средств таковые должны быть направлены в первую очередь в сферу социально значимых исследований (медицина, экология, образование и т.п.) и на поддержку фундаментальной науки.

До тех пор, пока в стране не разовьется мощный частный сектор, нуждающийся в научно-технической продукции, таджикская наука будет всецело зависеть от заботы и возможностей государства. Но и в условиях преодоленного экономического кризиса, когда организационно оформится независимая негосударственная наука, которая будет существовать за счет заказов промышленности, бизнеса или даже государства, последнее будет вынуждено поддерживать фундаментальную науку, а также те направления исследований, за которые в силу их бесприбыльности никогда (если только не с целью рекламы) не возьмутся предприниматели, например, в сфере социального обеспечения, образования, экологии и т.п. Поэтому взаимообязательства государства и науки как социального института, механизмы их взаимодействия, обязательства науки по отношению к обществу так важно закрепить в законодательстве. Этим определяется необходимость закона о науке и государственной научно-технической политике, который бы обозначил систему государственных органов, участвующих в разработке и реализации государственной научно-технической политики, определил их компетенцию, закрепил механизм разработки этой политики, предоставив гарантии гласности и участия в нем общественности, урегулировал бы порядок финансовых и имущественных отношений государства и института науки. Немаловажно при этом чтобы закон обеспечил перспективы для развития науки, создал правовую основу для дальнейшего нормотворчества.

Вступление в рыночную экономику с отказом от всеобщего огосударствления неизбежно приводит к необходимости осуществить приватизацию организаций научно-технической сферы. Глубокая причина для приватизации — реорганизация сети государственных научных организаций с целью создания не только "государственной" науки, но и частной, независимой. И приватизация — лишь одна из предпосылок такой реорганизации. Другой необходимой предпосылкой для создания «многоукладной» науки при создании многоукладной экономики является наличие адекватной правовой базы создания научных организаций разных организационно-правовых форм и форм собственности, что предполагает разработку закона о некоммерческих организациях.

Если таджикская экономика будет успешно продвигаться по пути рыночных реформ, то неизбежна и структурная перестройка таджикской науки: сокращение абсолютного числа научных организаций государственной формы собственности и появление частных организаций, осуществляющих научную деятельность.

В форме коммерческих организаций в соответствии с действующим законодательством должны существовать приватизированные организации научно-технической сферы и субъекты малого научно-технического предпринимательства. Особенность правового положения коммерческих научно-технических организаций состоит в том, что их уставная цель — извлечение, распределение и присвоение прибыли от осуществляемой деятельности. В связи с этим на Коммерческие организации по общему принципу не должны распространяться никакие льготы и меры государственной финансовой поддержки. В соответствии с характером научной деятельности коммерческие научно-технические организации смогут осуществлять, скорее всего, прикладные научные исследования, технические и технологические разработки, вести инновационную и вспомогательную обслуживающую деятельность (информа-ционное, материально-техническое обеспечение и т.п.).

В условиях развития рыночных товарных отношений в экономике актуальность приобретает реализация принадлежащих авторам исключительных прав на результаты интеллектуальной, в том числе научно-технической, деятельности.

Особое значение приобретает в этих условиях интересный для членов научного сообщества вопрос о так называемых служебных

объектах интеллектуальной собственности, правоотношения по поводу которых заслуживают специального рассмотрения.

Итогом профессиональной трудовой деятельности исследователей и специалистов являются научно-технические результаты. Некоторые из них, отвечающие определенным формальным требованиям, представляют собой объекты, охраняемые авторским или патентным правом. В сфере научно-технической деятельности к ним относятся произведения науки — предназначенные для опубликования в печати монографии и статьи, не предназначенные для широкого обнародования научные отчеты и разнообразные аналитические материалы и т.д.

Согласно ныне действующему законодательству об интеллектуальной собственности, вышеперечисленные объекты признаются служебными, если они созданы в порядке выполнения служебных обязанностей, служебных или конкретных заданий работодателя.

Нормы законов об интеллектуальной собственности, регулирующие правовой режим служебных объектов, не распространяются на объекты, созданные по заказу на основе гражданско-правовых договоров. А потому для уяснения сути правового режима служебных объектов необходима разработка специальной системы законов.

Объем и динамика денежных средств самым непосредственным образом влияют на развитие научных кадров, уровень технической оснащенности и информационного обеспечения научной деятельности. Принципы финансирования, структура финансовых ресурсов, их распределение по отраслям, секторам, направлениям научно-технического прогресса определяют целевую ориентацию научных исследований, темпы и пропорции развития науки.

Становление и укрепление национальной государственности в бывших союзных республиках, усиление экономической самостоятельности регионов обусловили особую актуальность изучения региональных пропорций финансирования науки. Неравномерность размещения научных организаций по территории страны, дифференциация научных потенциалов республик и экономических районов по величине и специализации не могли не сказаться на региональной структуре финансовых ресурсов науки.

Как показывает анализ, на долю трех республик — России, Украины и Беларуси - накануне 90-х годов приходилось более 90%

общего объема научных исследований и разработок в СССР, в том числе почти три четверти этой величины выполнялось научными организациями Российской Федерации. Доля Таджикистана составляла всего 0,2% со следующей раскладкой по конкретным видам: расходы на фундаментальные исследования в общесоюзном бюджете составляли 0,4%, на прикладные исследования и разработки — по 0,2%.

Объемы научных исследований и разработок по республикам в указанный период различались весьма значительно. Разрыв между Российской Федерацией и Таджикистаном достигал величины более 400 раз. Причем, если судить по данным Госкомстата СССР, то в 1990 г. в ряде республик, в том числе и Таджикистане, объем научных исследований и разработок, выполненных собственными силами научных организаций, по сравнению с 1989 годом сократился. Основными причинами его абсолютного уменьшения стали сокращение госбюджетного финансирования, в том числе республиканских академий наук, падение спроса на разработки отраслевых НИИ и КБ, ухудшение финансового положения заводского сектора науки.

С проблемами финансирования тесно связано использование такой перспективной формы как нацеленность на приоритетные направления развития науки. Понятие приоритетных направлений научно-технического прогресса основывается на представлении о наиболее перспективных инновациях, обещающих максимальную социально-экономическую эффектив-ность и поэтому получающих первоочередное внимание и значение. Выделяемые таким образом приоритетные направления могут быть различными как по масштабам, так и по характеру приоритета: глобальными, региональными, национальными, отраслевыми и т.д., вплоть до уровня научно-технического коллектива. На современном этапе приоритеты НИОКР в большой степени детерминируются потребностями научно-технического прогресса в целом.

Науке давно знаком принцип приоритетности тех или иных областей и направлений познания, имеющий в общественное значение. Приоритетность позволяла научным областям и направ-лениям быстрее концентрировать и наращивать темпы развития.

В условиях широкого фронта научных исследований и разработок важной проблемой является распределение ограниченного объема ресурсов между направлениями развития науки.

Следовательно, в процессе управления кадровым, материально-техническим, финансовым и информационным обеспечением НИОКР возникают, как правило, вопросы выбора приоритетов. Поскольку специфика науки предопределяет необходимость ее прямой и косвенной поддержки со стороны государства, то бремя выявления приоритетов ложится в значительной мере на государственные органы. Таким образом, выбор и реализация приоритетных исследовательских направлений представляет собой составную часть государственной научной политики.

При выработке приоритетов государственные органы могут руководствоваться разнообразными критериями, но доминирующим из них является ориентация на величину хозяйственного эффекта. Однако влияние большого количества внеэкономических факторов вынуждают использовать и другие критерии: решение социальных задач, удовлетворение экологи-ческих требований, устранение региональных диспропорций, участие в международном разделении труда, поддержание обороноспособности страны. Немаловажное значение должен иметь учет внутренних потребностей науки, определяемых закономерностями познания, и наличие в стране научных заделов и традиций. Любая прагматическая направленность приоритетных направлений не должна затмевать задачи сохранения и развития фундаментальной науки.

Вследствие динамичности кризисных явлений в обществе и науке в начале 90-х гг. и перехода к рыночной системе спектр приоритетных научно-технических направлений претерпел изменения.

Во-первых, если раньше научно-технический прогресс рассматривался как важнейший фактор экономического роста, то теперь он временно потерял свою главенствующую роль.

Во-вторых, резко ограничились возможности прямого финансирования науки из государственного бюджета.

В-третьих, существенно трансформировались критерии отбора приоритетов.

На начальном этапе перехода к рынку снизилась приоритетность работ оборонного и престижного характера. В то же время возникла необходимость выделить следующие наиболее важные направления и задачи научно-технического прогресса, нуждающиеся в централизованной поддержке:

• подъем научно-технического уровня технологий получения и переработки сельскохозяйственной продукции, природного сырья и

полезных ископаемых, с ориентацией на снижение потерь и повышение качества продукции;

• разработка и внедрение высокотехнологичных продуктов, предназначенных для массового производства;

• сохранение и развитие интеллектуального потенциала страны, особенно фундаментальной науки, поддержание тех направлений, результаты которых достигают мирового уровня;

• интеграция в систему международного разделения труда;

• развитие медицинских исследований с целью снижения заболеваемости и смертности населения на базе реорганизации системы здравоохранения, расширения рынка эффективных медикаментов, повышения безопасности труда;

• разработка и реализация мер по радикальному улучшению экологической обстановки;

• конверсия научно-оборонного комплекса, интенсивное использование результатов, полученных в этом комплексе, для нужд гражданского сектора народного хозяйства.

И уже к началу 90-х годов сложились три основные формы практической реализации приоритетов государственной научной политики: ассигнования на проведение фундаментальных исследований, формирование государственных научно-технических программ, создание межотраслевых научно-технических комплексов.

3.2. Научный потенциал Республики Таджикистан в первый период становления суверенного государства

Для лучшего понимания ситуации следует прежде всего обратиться к динамике основных социально-демографических показателей в Республике, ибо только на общем фоне можно четко зафиксировать положение собственно в сфере науки. Отметим, что общая численность населения в первый период становления Республики Таджикистан как суверенного государства, а таковым можно считать период 1991-1995 гг. даже несколько повысилась (табл. 2).

Таблица 2

Динамика социально-демографических показателей

республики Таджикистан в первый период _становления суверенного государства_

ПОКАЗАТЕЛИ ГОДЫ

1992 1994 1995

Численность населения, тыс. человек 5571,6 5785,6 5883,6

Прирост населения на 1000 человек 25,6 21,2 22,7

Численность занятого населения, тыс. человек 1908,0 1854,0 1853,0

Однако это отнюдь не говорит об улучшении ситуации — прирост населения на 1000 человек снизился почти на 15% . Столь же неутешительны показатели динамики численности занятого населения — здесь также отмечался спад, что в условиях экономического неблагополучия лишь подтверждает последнее и усугубляет положение.

О том, что положение в экономике уже к началу 90-х годов было не совсем благоприятно и в течение периода становления Республики как суверенного государства еще более снизился уровень жизни говорят данные таблицы 3.

Таблица 3

Динамика некоторых финансовых показателей республики Таджикистан в первый период становления суверенного государства, $

ПОКАЗАТЕЛИ ГОДЫ

1992 1994 1995

Средняя месячная заработная плата 10,6 15,8 7,0

Минимальная заработная плата 6,57 3,62 1,38

Прожиточный минимум 19,2 24,7

Валовой внутренний продукт на душу населения 909,6 625,7 540,6

Следует сразу отметить, что в этот период отмечалось снижение основных показателей экономического положения страны и населения:

• валового внутреннего продукта на душу населения — почти в 2 раза (на 40,6%);

• среднемесячной заработной платы — в 1,5 раза;

• минимальной заработной платы — 4,75 раза.

При этом прожиточный минимум вырос на 28,6%.

Однако для того, чтобы зафиксировать основные тенденции в научной сфере и разработать с учетом этих показателей подходы к формированию научной политики важно выявить собственно показатели прежде всего кадрового обеспечения научной сферы. А для этого важно выявить показатели образовательной системы среднего и высшего звена, обеспеченность кадрами науки и вузовского сектора, обеспечение кадрами высокой квалификации и установить особенности обеспечения таковыми разных секторов науки. Обратимся к данным таблицы 4.

Таблица 4

Динамика показателей системы образования республики Таджикистан в первый период становления суверенного государства

ПОКАЗАТЕЛИ ГОДЫ

1992 1993 1994 1995

Число

общеобразо- 3270 3400 3406

вательных школ

Число вузов 18 21 22 24

В том числе

университетов 9 12 13 13

Всего студентов,

Тыс. 70,6 69,0 73,3 74,0

в том числе в

университетах 61,1 60,4 62,3

Студентов на

10000 населения 127 121 127 126

Прием в вузы,

тыс., 13,6 16,8 19,2 19,1

в том числе на

дневную форму обучения 10,8 12,6 14,6 14,9

Выпуск

специалистов,

тыс. 11,8 13,2 10,2 9,7

в том числе на

дневной форме

обучения 6,7

Как видим, даже относительно нестабильное и не вполне благоприятное положение в стране число общеобразовательных школ даже несколько возросло. Возросло как общее количество вузов — на 25% , в том числе — университетов (на 44,4%), так и численность студентов - соответственно на 10,5% и 2%. Однако в связи с ростом численности населения количество студентов на 10 000 населения осталось практически стабильным.

Как позитивный факт следует отметить рост приема в вузы -практически в 1,5 раза и в целом, и на дневную форму обучения.

В то же время существенно снизился выпуск специалистов, который составил к исходному всего 88,2% в 1995 году.

Приведенные выше показатели во многом связаны с социально-экономической ситуацией и распадом СССР. Понятно, что в таких условиях страна должна была усилить внимание к подготовке кадров

в самой республике, что и определило рост приема в вузы. К тому же этому способствовала определенная коммерсализация приема, что открыло доступ к получению высшего образования контингенту, для которого оно было бы малодоступно вследствие ограниченности число мест в высших учебных заведениях.

Особого внимания заслуживает проблема кадров, для которых научно-исследовательская и научно-педагогическая деятельность является основной.

Общая социально-экономическая ситуация, неспокойная в военно-политическом отношении обстановка, издержки национальной и религиозной политики пусть даже ограниченного контингента населения и руководителей, способствовали миграции кадров, прежде всего русскоязычных. Итогом этого стало падение как общей численности контингента, для которого научно-исследовательская деятельность — основная (в 2,8 раза), так и контингента докторов (в 2,2 раза) и, особенно, кандидатов наук (в 3,3 раза) - см. таблицу 5.

Такое падение показателей, разумеется не могло не сказаться на положение в сфере науки и перспективах ее функционирования. В этой связи важно рассмотреть проблемы динамики подготовки научных и научно-педагогических кадров (таблицы 6-8).

Таблица 5

Динамика численности кадров, для которых научно-исследовательская деятельность — основная в республике Таджикистан в первый период становления суверенного

государства

ПОКАЗАТЕЛЬ ГОДЫ

1991 1992 1993 1994 1995

Всего 8501 6561 4248 3314 3062

Докторов наук 226 267 145 97 105

Кандидатов наук 1835 1657 833 586 551

Прежде всего об общей численности аспирантов в разных секторах науки. Отмечается рост общей численности аспирантов и проходящих обучение в вузах, тогда как в отраслевом и академическом секторе некоторое снижение показателей — соответственно на 25% и 42% и на 3%. В большей степени пострадал

прием в НИИ на обучение с отрывом от производства - здесь падение показателей составило почти 20%.

Таблица 6

Динамика подготовки научных и научно-педагогических кадров в республике Таджикистан в первый период становления суверенного государства

ОБУЧАЛОСЬ ГОДЫ

АСПИРАНТОВ 1991 1992 1993 1994 1995

Всего 499 500 531 607 626

из них с отрывом от производства 300 340 365 416 387

В НИИ 184 170 162 144 178

из них с отрывом от производства 116 110 105 90 95

В ВУЗах 315 330 369 463 448

из них с отрывом от производства 214 230 260 326 292

Таблица 7

Сравнительные показатели подготовки кадров в аспирантуре без отрыва от производства в учреждениях разного типа в первый

период становления суверенного государства, %

ОБУЧАЛОСЬ АСПИРАНТОВ ГОДЫ

1991 1992 1993 1994 1995

Всего 66,1 68,0 68,7 68,5 61,8

В НИИ 63,0 64,7 64,8 62,5 53,4

В ВУЗах 67,9 69,7 70,5 70,4 65,2

Таблица 8

Динамика подготовки кадров в аспирантуре в учреждениях разного типа в республике Таджикистан в первый период становления суверенного государства, %

ОБУЧАЛОСЬ

ГОДЫ

АСПИРАНТОВ 1991 1992 1993 1994 1995

Всего 100,0 100,2 106,4 121,6 125,5

из них с отрывом от производства 100,0 103,0 110,6 126,1 117,3

В НИИ 36,9 34,0 30,5 23,8 28,4

из них с отрывом от производства 38,7 32,4 28,8 21,6 24,5

В ВУЗах 63,1 66,0 69,5 76,2 71,6

из них с отрывом от производства 61,3 67,6 71,2 78,4 75,5

На наш взгляд, это объясняется большими возможностями вузовской науки в отношении использования коммерческой деятельности в первый период становления нашего государства как суверенного. в том числе и развитием кооперативного движения.

Если же обратиться к проблеме выпуска специалистов, прошедших обучение в аспирантуре, то здесь положение несколько хуже - отмечается существенное падение этого показателя (табл.9).

В отношении отраслевого и академического секторов и вузовского сектора тенденции практически те же, что и в отношении приема в аспирантуру. Так, при общем падении показателя «выпуск аспирантов» на 32,1%, в НИИ этот показатель снизился на 47,7%, тогда как в ВУЗах - всего на 18,7%.

Таблица 9

Динамика подготовки кадров в аспирантуре в учреждениях разного типа в республике Таджикистан в первый период становления суверенного государства, %

ВЫПУСК ГОДЫ

АСПИРАНТОВ 1991 1992 1993 1994 1995

Всего 100,0 86,4 76,4 77,1 67,9

из них обучавшихся

с отрывом от производства 100,0 89,5 80,0 83,2 78,9

В НИИ 100,0 86,2 70,8 50,8 52,3

Из них обучавшихся

с отрывом от производства 100,0 92,3 79,5 71,8 66,7

В ВУЗах 100,0 86,7 81,3 100,0 81,3

Из них обучавшихся

с отрывом от производства 100,0 87,5 69,6 91,1 87,5

Таким образом, можно констатировать, что в большей степени пострадала академическая и отраслевая наука. Но и для вузов был нанесен существенный удар.

В целом положение в отношении "остепененного" кадрового потенциала в Республике по отдельным секторам науки к 1995 году сложилось следующим образом:

• наивысшим потенциалом обладал вузовский сектор;

• академический сектор уступал ему практически в 3 раза;

• среди отраслевых специалистов, имеющих научную степень, лидировало Министерство здравоохранения;

• отмечалось относительное преобладание докторов наук в системе академического сектора (табл. 10).

Таблица 10

Распределение кадров, имеющих научную степень, по организациям разного типа к началу перестройки управления __наукой (1995 г.), %_

ПОКАЗАТЕЛЬ ВСЕГО ДОКТОРОВ НАУК КАНДИДАТОВ НАУК

Академический

сектор 20,1 27,6 18,6

Отраслевой 20,2 20,5 20,1

сектор

ВУЗы 56,2 49,4 57,6

Административн

ая работа 1,4 0,6 1,6

Прочие 2,1 1,9 2,1

Таким образом, в сф ере фундаментальной науки работало не

более пятой всех специалистов с научной степенью. Соотношение докторов и кандидатов наук в организациях разного типа практически не различалось (табл. 11).

Показатели заработной платы научных работников были весьма негативны. По сравнению с 1992 годом в научной сфере отмечался наиболее низкий — 1,6% — по сравнению со средним по республике, который составлял 2,1%, рост заработной платы, а в целом характеризовалась показателем которая всего в 105% прожиточного минимума.

Таблица 11

Соотношение кадров, имеющих научную степень, в организациях разного типа к началу перестройки управления

наукой (1995 г.), %

ПОКАЗАТЕЛЬ ДОКТОРОВ НАУК КАНДИДАТОВ НАУК

В Академии наук 24,6 75,4

В Академии сель.-хоз. наук 17,2 82,8

В Министерстве здравоохранения 20,0 80,0

В Министерстве сельского хозяйства 12,8 87,2

В Министерстве культуры 19,6 80,4

В Министерстве образования 14,3 85,7

В ВУЗах 14,8 85,2

В аппарате Президента 3,5 96,5

Прочие

15,4

84,6

Что касается информационной базы науки, то здесь можно отметить два фактора:

• во-первых, слабую включенность научных учреждений в «мировую паутину» Интернета вследствие слабой технической оснащенности научных организаций;

• во-вторых, резкое снижение уровня научно-издательской деятельности.

Особенности издательской деятельности в Таджикистане в этот период отражены в таблице 12.

Как видим, более чем в 5 раз снизилось число единиц изданий научного плана и практически в такое же количество раз общий объем изданий. Это, разумеется, не способствовало авторитету таджикской науки и результативности научной деятельности. Ведь одним из условий повышения эффективности научной деятельности, как мы указывали выше, является распространение научных достижений, хотя бы среди членов научного сообщества.

Таблица 12

Динамика выпуска печатной научной продукции в

ГОД Общее количество работ (монографий, коллективных трудов, тематических сборников и т.д.) Общий объем, печатных листов

1990 120 1299

1991 110 1100

1992 70 650

1993 37 376

1994 23 234

1995 23 273

В целом можно констатировать, что в отношении использования кадрового потенциала в первый период становления Республики Таджикистан как суверенного государства отмечались следующие тенденции:

• на фоне общего существенного снижения численности высококвалифицированных кадров, имеющих ученую степень, их распределение по секторам науки было достаточно рациональным;

• соотношение обладателей степеней доктора и кандидата наук определялось также прежде всего потребностями конкретного направления научных исследований;

• некоторый "перекос" в сторону сельскохозяйственного сектора среди "отраслевых" специалистов объяснялся традициями советского периода развития науки и диспропорцией в развитии хозяйства республики;

• следует отметить рациональное в основном использование высококвалифицированных научных кадров — на административную работу их привлекалось относительно немного;

• уровень заработной платы научных работников не стимулирует повышения престижности этого вида деятельности;

• государство даже в нелегких условиях социально-экономического реформирования пытается создать благоприят-ные условия в сфере образования, что в последующем должно позитивно сказаться на становлении научного потенциала страны.

ГЛАВА 4. ИНСТИТУТ НАУКИ КАК ОБЪЕКТ СОЦИАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ В УСЛОВИЯХ РЕФОРМИРОВАНИЯ ОБЩЕСТВА

4.1. Социальное регулирование: общие проблемы и особенности его в институте науки

Проблема социального регулирования институтом науки предполагает в качестве пропедевтической необходимости обсуждение вопросов социального управления в общем плане. Современные подходы к последнему позволяют сделать вывод, что управление представляет собой целенаправленный, последова-тельно организованный способ регулирования системы социаль-ных отношений, взаимодействия различных групп, индивидов, между которыми распределены специальные функции и многообразные аспекты деятельности, который призван обеспечить согласованность, упорядоченность и скоординирован-ность совместной деятельности, ее порядок и особенности в ходе организации различных процессов в человеческом обществе.

Как наука об отношениях, которые возникают в системе управления социология управления, изучает систему и процессы управления; субъекты управленческих отношений, их типологизацию и специфику; объекты управления различных предметных сфер и уровней жизнедеятельности; формы, методы и средства управленческих взаимодействий субъектов; отношения руководства-подчинения; стиль руководства; проблемы дисциплины, ответственности, исполнительности как проявление социальных отношений в процессе управления. Исходя из этого, объектом социологии управления являются системы управленческих взаимодействий, а предметом — складывающиеся в них

управленческие отношения, способы управленческой деятельности и закономерности.

Иными словами, социология управления как наука, которая обобщает все управленческие науки с точки зрения вычленения и специального изучения закономерностей управленческих отношений на всех уровнях функционирования общества и его элементов и во всех предметных сферах, областях жизнедеятельности общества, занимается изучением людей, их взаимоотношениями, связями, их сознанием, поведением в процессе совместного выполнения задач.

Понятно, что проблема научного управления социумом в целом и его конкретными социальными институтами, должна быть с одной стороны подчинена нормативным требованиям государственной политики, с другой — не лишена объективности, поскольку призвана работать на практику, а это предполагает учет особенностей конкретной сферы жизнедеятельности и определенную специфику управленческих отношений в ней.

Вследствие этого, социальное управления конкретным социальным институтом основывается на том, что полноценный анализ социального института должен с одной стороны основываться на реальном и содержательном анализе социально-экономической ситуации, с другой - оно должно рассматриваться как разработка подсистемы управления более общей управленческой системы.

Особенность ситуации в Республике Таджикистан на первых этапах становления ее как суверенного государства положение в сфере управления осложнялось из-за отсутствия созидательной государственной стратегия развития, а в таких условиях, подчеркивает, Е.П.Тавокин, теряют какой-либо смысл такие ключевые для управленческого цикла этапы, как целеполагание, программирование, планирование1.

В соответствии с общими положениями логики решения любой проблемы, фиксирующей последовательность реализации любой сознательной деятельности - «анализ состояния — решение — реализация - результаты», социальное управление предполагает следующие этапы его реализации:

• предвидение;

1 Тавокин Е.П. Социология управления: современное состояние // Проблемы социологии управления. - М., 1999. - С. 202-205.

• прогнозирование, которое предполагает выявление количественных и качественных параметров возможных будущих состояний объекта, процесса, их выражения в моделях и сценариях;

• социальное планирование, проектирование и программирование, т.е. реализация прогнозных сценариев в специфических формах деятельности, определяемых объектом социального управления, т.е. соответственно:

- научно обоснованное определение целей, показателей, заданий развития социальных процессов и социальных отношений,

- разработка социального проекта еще не существующего объекта;

- определение приоритетных социальных проблем и разработка системы действий (целей, задач, сроков, методов, приемов) по их разрешению;

• социальный эксперимент — проверка возможности получить научные знания и практические результаты через специально организованное воздействие на социальный объект, причем его итогом разработки должна стать разработка социальных технологий применения его результатов в социальной практике.

Технология управления определяется логикой анализа и представления объекта управленческих воздействий и можно констатировать, что сегодня сложились следующие подходы к указанному процессу:

• «кибернетический» подход, когда управление сводится к решению задачи выбора из множества возможностей и к задаче организации исполнения и установления обратной связи. Выбор, отдача приказания, проталкивание, подталкивание и получение информации об исполнении — именно так работает эта система;

• подход к управлению как к искусству решения социально-психологических и экономических задач, возникающих внутри системы;

• подход, рассматривающий социальные системы как самоорганизующиеся, а задачи управления — как повышение способности системы к самоорганизации.

Первый из них базируется на логике «механической системы» и трактует задачи управления в плане последовательного восприятия социального заказа, сбора необходимой информации, выбора способа действия, организации исполнения и получения результата. Как видим, это стиль, метод административно-командного руководства

без особого внимания к вопросам технологии, не дающий соображений по поводу того как делать, собственно, нужно это делать.

Второй по сути дела также представляет логику механической системы, но уже обращается к «внутренним факторам» и отладке их, без особого внимания к вопросам прогнозирования развития. Иными словами, как справедливо отмечают А.В. и И.Е. Елины, этот подход обращается к вопросам технологии слаживания существующей повседневности1 .

Третий подход - это стремление представить объект по логике «органической системы» и тем самым по «логике цели», причем проблемы управления трактуются как способность побудить социальную систему к повышению самоорганизации. Не просто к самоорганизации, как об этом пишут указанные выше авторы, но именно к ее повышению, ибо в противном случае исходный объект предполагается как система механическая, которую путем внешних воздействий «побуждают» к самоорганизации, к переходу к деятельности по логике органической системы. Однако любая социальная система всегда система органическая и самоорганизующаяся. А потому и стиль управления ее — это логика органической системы, о чем шла речь в первой главе нашей работы

Но технология управления с учетом нашей поправки достаточно точно отражена в рассматриваемом исследовании.

Очевидно, в системе социального управления немаловажно выделить такой его аспект как государственное управление. Именно ему в основном присущи свойства, связанные с властными полномочиями. государственное управление А.Г.Киселев определяет как организующее и регулирующее воздействие государства на общественную жизнедеятельность людей в целях ее упорядочения, сохранения или преобразования, опирающееся на его властную силу, подчеркивая, что фундамен-том управления - государственного — является законодательная база, выступающая одним из важнейших компонентов целенаправленного управляющего воздействия2.

1Елин А.И., Елина И.Е. Управление как социальная технология // Проблемы социального управления. - М., 1999. - С.206-211.

2 Киселев А.Г. Государственное региональное управление: точка зрения управленца (Социологический анализ) // Проблемы социального управления. - М., 1999. - С.251-266.

Именно поэтому немаловажным аспектом формирования социальной политики является обеспечение ее законодательной базы.

Проблема совершенствования научной продуктивности в общем плане требует анализа таких аспектов организации научной деятельности как влияние на этот процесс следующих факторов:

• профессиональная мобильность ученых;

• возрастной фактор;

• материально-техническая база.

Прежде всего о мобильности кадрового потенциала.

Принято различать два вида профессиональной мобильности ученых:

• организационная, или переход на новое место работы;

• предметная, или смена тематики исследований.

Первой, как правило, сопутствует более низкий уровень научной продуктивности, в второй — более высокий.

По мнению А. ван Хиренгена и П.А. Дийквела1 эффекты профессиональной мобильности имеют, поэтому неоднозначный характер, а потому одним из важнейших моментов здесь является их направленность.

Проведенное указанными авторами исследование показало, что в среднем научные работники осуществляют до 1,4 перехода на новое место работы и 1,1 перехода на новую тематику исследований, т.е. оба типа мобильности (организационная и предметная) в достаточной степени согласованы.

С возрастом уровень мобильности монотонно возрастает. При этом уровень продуктивности, определяемый чисто личностными факторами, у мобильных ученых обычно несколько выше, чем у немобильных. Было установлено также, что смена места работа молодых ученых в возрасте до 35 лет снижает публикационную продуктивность с последующим постепенным повышением до собственного индивидуального уровня. В более позднем возрасте такой эффект более заметен и сохраняется даже спустя восемь лет после перехода.

Смена тематики исследований сказывается на указанном показателе лишь при одновременном изменении места работы, однако

1 CM.:Heeringen A. van., Dijkwel P.A.The relationships between age, mobility and scientific productivity. It I: Effect of mobility on productivity // Scientometrics. — Amsterdam; Budapest, 1987. — Vol. 11, 71 5/6. — P. 267-280.

и в этом случае возрастание продуктивности оказывается нестойким и исчезает приблизительно спустя пять лет после перехода.

Такого рода зависимости отмечаются и при более дифференцированном подходе — при разделении исходной выборки ученых на подгруппы, различающиеся по уровню продуктивности в первые пять лет профессиональной карьеры.

Переход на новое место работы в таком случае не приводит к заметному увеличению такого показателя научной продуктивности как публикационная активность, а изменение тематики исследований имеет положительный эффект только в подгруппе ученых с высокой начальной продуктивностью. Но и в этом случае позитивный эффект наблюдается лишь в первые 8 лет.

Следует подчеркнуть, что с точки зрения эффективности переход на новое место работы сопряжен о ущербом для науки: заметное возрастание вклада дает только переход на новую тематику исследований, однако подобные формы профессио-нальной мобильности ученых сопряжены с различными труднос-тями и не стимулируются существующей системой управления.

Наши собственные исследования показали, что в связи с таким положением дел как способ повышения научной эффективности ученого более рационально ориентироваться на сочетание организационной стабильности ученого с его предметной мобильностью путем включенности во временные научные коллективы.

Таким образом, одной из предпосылок успешного решения управленческих проблем является содействие закреплению кадров и стабилизации научных коллективов.

В отношении влияние возраста ученых на их научную продуктивность представления о зависимости между этими переменными далеко не однозначны. Встречаются, например, и такие позиции:

• продуктивность ученых не зависит от их возраста;

• пик продуктивности приходится на возраст 30-40 лет;

• выявляется еще один пик продуктивности в возрасте между 50 и 55 годами.

К тому же возрастные кривые, как показывает анализ литературы, зависят от профиля научной дисциплины.

Теми же А. ван Хиренгеном и П.А.Дийквелом было установлено, что возрастные изменения продуктивности определяют не столько

абсолютный уровень публикационной активности, сколько ее динамику: приблизительно после 30 лет прирост продуктивности становится гораздо более медленным, в затем наблюдается ее снижение1 .

Показательно, что с увеличением доли бюджета времени, посвящаемого учеными чисто исследовательской работе, их продуктивность повышается пока соответствующая величина не достигала в 80%. Такая зависимость деформирует возрастные изменения продуктивности, которым обычно сопутствуют сокращение доли бюджета времени на чисто исследовательскую работу со стабилизацией ее на некоем минимальном уровне после 4050 лет. При этом ученые, занятые фундаментальными исследованиями, обычно имеют более высокую продуктивность, чем их коллеги, специализирующиеся в прикладных областях. Этот феномен отмечается без особой привязки к определенной возрастной группе. В то же время на научной продуктивности существенно сказывается такой фактор как информированность о достижениях в своей области.

В советской науке в период, предшествующий распаду СССР, как показали данные выборочного социологического опроса в группе технических вузов г. Ленинграда2, положение было далеко от оптимального: 57% профессоров и преподавателей указали, что они недостаточно знакомы с мировыми достижениями в своей области знания. На научной продуктивности, как показал тот же опрос профессоров и преподавателей, существенно сказываются такие факторы как:

• уровень обеспеченности вспомогательным персоналом;

• степень развитости учебно-лабораторной базы;

• уровень оплаты труда.

Еще одним принципиальным моментов, определяющим во многом эффективность функционирования науки, является существовавшая долгие годы разобщенность педагогической и научно-исследовательской деятельности. Такое разделение науки на «исследовательскую» и «учебную», на наш взгляд, является принципиально недопустимым: ведь основой роста квалификации научно-педагогических кадров может быть только их активная

1 Там же, с. 282-288.

2 Показатели приводятся или рассчитаны здесь и далее по: Наука в СССР: анализ и статистика. - М.: ЦИСИ, 1992.

взаимосвязанная педагогическая и научная деятельность. Научные исследования должны рассматриваться как вид деятельности, который обеспечивает подготовку и непрерывное повышение квалификации специалистов. Искусственное разделение науки и высшей школы привело к тому, что высшая школа в значительной степени утратила свой общественный статус научной организации и свой научный авторитет. На протяжении многих десятилетий вузы финансировались по остаточному принципу и являлись полем для беспрерывных бюрократических экспериментов.

В этой связи, очевидно, рационален переход от институтского принципа построения системы высшего образования, по сути дела готовящего специалистов, к университетскому, предполагающему становление профессионалов на базе общетеоретической подготовки, способных к миграции в другие отрасли знания.

При таком подходе становится возможным использовать многопрофильность вузов как предпосылки для проведения исследований на стыке различных отраслей, знания, а также создания научных коллективов из представителей различных кафедр и факультетов для решения комплексных проблем. Однако определение тематики исследований исходя в основной из "кафедральных инициатив" нередко препятствует реализации преимуществ многопрофильности.

Оценивая в целом ситуацию, сложившуюся в области кадрового обеспечения научной сферы к началу 90-х годов, можно констатировать нарастание кадрового кризиса, обусловленного нехваткой квалифицированных ученых и инженеров, что связано в значительной степени с изменением экономической ситуации, вызывавшей снижение притока выпускников вузов научных и инженерных специальностей в учреждения и организации государственного сектора, а также в высшие учебные заведения. Кроме того, укрепилась тенденция перехода наиболее квалифицированных специалистов в сферу коммерческой деятельности и миграции научно-технических кадров за рубеж.

Приведенные выше соображения свидетельствуют, что в науке назрела необходимость смены управленческой парадигмы. Становление рыночных отношений требует повышения роли государства в сохранении и развитии кадровой составляющей научного потенциала, создания действенной системы государственной поддержки социального статуса ученых. Главной

целью этой перестройки должно стать достижение принципиально более высокой мобильности всего научного потенциала, в том числе и кадрового, его способности быстро реагировать на изменение потребностей общества и самой науки.

Повышение эффективности управления наукой требует особого внимания к проблеме интенсификации научных исследований. Оформление организации и управления научной деятельностью в самостоятельную область исследований, объединившую усилия экономистов, социологов и психологов стало важным импульсом к изучению взаимодействия различных организационных структур и межличностных отношений. Одновременно в изучении научной продуктивности произошел сдвиг от «персоналистского» к принципиально иному подходу, связывающему производство знания с определенными формами межличностной и межгрупповой интеграции ученых. Центральной единицей анализа стал первичный исследовательс-кий коллектив, а надежды на интенсификацию научных исследований стали связываться с совершенствованием внутри-групповых отношений и управления научными коллективами.

Одной из основных форм организации в области исследовательских работ стали проектные группы, основные преимущества которой — ее гибкость, возможность объединять специалистов разных направлений, концентрировать ответственность за решение задачи на руководителе группы. Как показывает анализ литературы, эффективность работы таких групп зависит от множества факторов:

• «возраста» группы, ее размера, характера коммуникаций;

• уровня внутригрупповой сплоченности;

• рабочего климата;

• стиля и методов руководства;

• и даже плотности размещения рабочих мест сотрудников.

Р.Пельц и Т.Дж.Эндрюс обнаружили криволинейную

зависимость между возрастом группы и ее продуктивностью, измеряемой количеством публикаций и патентов ее участников. Хотя возраст не всегда означает стагнацию, тем не менее «логично предположить, что чем дольше состав группы остается неизменным,

тем больше шансов, что интерес к работе и продуктивность ее членов будут падать»1.

Исследования Р.Каца и Т.Аллена показали, что уровень коммуникаций в тех группах, члены которых проработали вместе более пяти лет, был значительно ниже по сравнению с теми, кто проработал вместе от полутора до пяти лет. Члены этих групп оказались более изолированными как от внешних источников информации, новых идей и других подразделений организации, так и в большей изоляции друг от друга. Наиболее продуктивными также оказались группы, «возраст» которых колебался от полутора до пяти лет. Таким образом, «была обнаружена отчетливая связь между

"долгожительством группы" и снижением уровня коммуникаций и

" 2 творческой продуктивности»2.

Другая сторона вопроса — оптимальная численность группы. И здесь результаты эмпирических исследований неоднозначны.

Так, Дж. Э. Коэну полагает, что «нет оснований ожидать повышения продуктивности благодаря дифференцированному распределению ресурсов в соответствии только в размерами лабораторий»3. Другие же исследователи отмечают, что оптимальное число сотрудников, входящих в исследовательскую группу, колеблется в среднем от пята до восьми человек; дальнейшее увеличение численности группы сопровождается снижением индивидуальной ответственности за достижение конечного результата в затрудняет процесс коммуникации внутри группы. Наконец, Р.Станкевич считает, что имеется положительная корреляция между размером группы и средней продуктивностью ученого для групп, возглавляемых учеными с более чем 14-летним опытом исследовательской работы4.

Х.Кречмер связывает продуктивность исследовательской группы с уровнем сотрудничества в ней, а не просто ее размером, считая что уровень взаимодействия и сотрудничества в группе и ее размер —

1 Пельц Д., Эндрюс Ф. Ученые в организациях: Об оптимальных условиях для исследований и разработок. — М.: Прогресс, 1973. - С.315.

2 Katz R., Alien T.J. Project performance and the locus of Influence in the R & D matrix // Acad. of management j. — Madison, 1985. — Vol. 28, N 1. — Р. 321

3

Cohen J.E. Publication rate as a function of laboratory size in a biomedical research institution // Scientometrics. — Amsterdam; Budapest, 1980. — Vol. 2. — № 1/2. — P. 3552.

4 Stankiewicz R. Leadership and the performance of research groups // Ibid. — 1983. — Vol. 23, — № 4. — p.49.

независимые переменные. Рассматривая исследова-тельскую группу «как систему, а ученых как элементов этой системы»1, Х.Кречмер ставит вопрос, в какой мере уровень интеграции данной системы, т.е. мера сотрудничества между работающими в группе учеными, коррелирует с продуктивностью группы в целом. Она установила следующее:

• взаимосвяь продуктивности ученого и степени его "вписанности" в исследовательскую достаточно велика, причем масштабы внутригруппового сотрудничества прямо связаны с числом публикаций;

• уровень сотрудничества — один из параметров, характеризующих стратификацию ученых по положению в научном мире;

• чем продуктивнее работает ученый, тем шире его сотрудничество как в собственной группе, так и за ее пределами, тем больше у него партнеров по научному сотрудничеству;

• интегральные показатели структуры сотрудничества в группах с численностью 6-12 научных сотрудников существенно выше, чем там, где всего 3-5 или более 12;

• средняя продуктивность ученого в группе коррелирует с величиной этого интегрального показателя.

Аналогичные данные были получены в исследовании Р.К.Келлера, который показал, что на продуктивность группы положительно влияют «уровень групповой сплоченности, ориентация на нововведения, удовлетворенность работой, высокая плотность размещения рабочих мест»2. Причем групповая сплоченность оказалась наиболее важным фактором: "Чем выше групповая сплоченность, тем легче происходит обмен инфор-мацией, тем легче сотрудники вовлекаются в совместный поиск новых идей и подходов и тем легче изживаются конфликты. Напротив, когда человек не чувствует себя членом группы и не доверяет другим, открытого и свободного обмена информацией не будет. Из этого следует, что «руководители должны добиваться высокой сплоченности группы, что достигается соответствующим стилем руководства, обеспечивающим участие сотрудников в обсуждении проблем и

1 Kretschmer H. Coopération structure; group size and productivity in research groups // Scientometrics. — Amsterdam; Bp, 1985. — Vol. 7. — № 1/2. — P.40.

2 Keller R.K. Predictors of the performance of project groups In R & D organizations // Orisis. — Ser . 2. — Philadelphia,.1986. — Vol. 29, M 4. — P.723.

принятии решений, избеганием негатив-ных оценок работы отдельных сотрудников, стабильным группо-вым членством и созданием таких условий, когда сотрудники могут легко контактировать друг о другом» (там же, с. 724).

Таким образом, существенное условие эффективной работы в исследовательском коллективе — это обеспечение высокого уровня групповой сплоченности и развитие профессиональных коммуникаций между сотрудниками.

Однако уровень коммуникаций и сотрудничество зависят и от некоторых объективных условий. Как предположил Дж. Л. Ченг, связь между уровнем коммуникаций и групповой продуктивностью зависит от парадигмальной зрелости той дисциплины, в рамках которой работает данная группа. «Чем ниже уровень парадигмального развития научной дисциплины, тем более выражена прямая связь между внутригрупповыми комму-никациями и успешностью группового функционирования и, аналогично, тем более сильна обратная связь между межгруп-повыми коммуникациями и групповыми достижениями»1.

В то же время чрезмерное развитие межгрупповых коммуникаций ведет к накапливанию информационного «шума», и это негативно влияет на эффективность функционирования исследовательских групп.

Эта модель была экспериментально проверена путем изучения деятельности 350 исследовательских групп в шести странах — Австрии, Бельгии. Финляндии, Польше и Венгрии - и подкрепили выводы других исследований.

С управленческих позиций можно сделать такие выводы по результатам указанных исследований:

• администраторы научных учреждений должны способствовать развитию внутригрупповых коммуникаций;

• менеджерам необходимо следить "интенсивностью" общения между членами групп, работающих над разными проблемами, с тем, чтобы подобные контакты не выходили за определенные рамки.

• в рамках группы необходим определенный ансамбль, с выделением неформальных ролей.

Среди последних следует отметить такие как:

1 Cheng J., L.C. Paradigm development and communication in scientific settings" A contingency analysis // Acad. of management J. — Madison, 1984. — Vol. 27, N 4. — P.872.

• "генератор идей", анализирующий научно-техническую и коммерческую информацию и выдвигающий идеи создания новых или усовершенствованных продуктов и услуг;

• "антрепренер", подхватывающий идею и добивающийся вопреки всем препятствиям одобрения ее руководством фирмы;

• "руководитель проекта", планирующий и координирующий работу специалистов, занятых практическим воплощением новой идеи;

• "привратник", чья задача — наведение мостов для передачи информации внутри организации;

• "покровитель" или "защитник", занимающий более высокое положение в фирме и осуществляющий неформальную и негласную поддержку исследований.

Эта классификация, как видим, предполагает разделение ролей при прикладных исследованиях.

Для научных коллективов, занятых фундаментальными проблемами, предлагается несколько иное распределение функций:

• "генератор" — формулирует проблему и намечает возможные пути ее решения;

• "организатор" — осуществляет разработку конкретной исследовательской программы;

• "критик" — выявляет наиболее слабые места предложенных вариантов решения проблемы;

• "эксперт" — выносит оценку каждому пройденному этапу исследования и определяет перспективу дальнейшего продвижения вперед;

• "коммуникатор" — обеспечивает эффективный информационный обмен внутри группы и ее связь с другими исследовательскими коллективами;

• "антрепренер" — доводит полученные результаты до стадии практической реализации.

Х. Дж. Тэихейн и Д.Л. Уайлмон выделяют еще ряд факторов, влияющих на продуктивность работы исследовательской группы:

• увлекательность работы;

• признание руководством достижений как отдельных сотрудников, так и группы в целом;

• наличие опытного и квалифицированного руководящего персонала;

• адекватный выбор направления работы;

• адекватное руководство;

• высокая квалификация членов группы;

• условия для профессионального роста1.

Как видим, отмечаются следующие основные факторы успешного функционирования научного коллектива:

• содержание работы,

• стиль и характер руководства;

• особенности внутригрупповых отношений;

• психологический климат в организации.

При этом ведущая роль принадлежит стилю и характеру руководства, от которых в первую очередь зависят психологический климат, характер взаимоотношений в группе и отношение сотрудников к своим функциям.

Как видим, управление научными исследованиями требует особого подхода. Оказались непродуктивными попытки, перенести на управление исследованиями те же методы, которые используются в производственно-коммерческих организациях.

Выявилось, что насильственное внедрение в обиход научных коллективов требований разработки перспективных планов, тщательной калькуляции расходов и затрат, регламентации действий каждого сотрудника, многочисленных форм отчетности и контроля, приводят к негативным последствиям. В таких условиях существенно снижалась продуктивность, увеличились непроизводительные затраты, усилилась миграция высококвали-фицированных научных кадров.

Жесткие методы руководства, как свидетельствует международный опыт, не оправдывают себя, поскольку не творческие способности персонала несовместимы с прямым администрированием2.

Р.Ф.Ловелайс, соглашаясь с этим тезисом, дает следующие рекомендации по созданию благоприятного рабочего климата:

• обеспечение необходимыми ресурсами и создание оптимальных условий для работы;

1 Thamhain H.J., Wileman D.L. Building high performing engineering . teams // Managing professionals in innovative organizations: A coll. of readings / Ed. by Katz R. — Cambridge (Maas.) etc., 1988. — P. 301-314.

2 Abetti D.A. Fostering climate for creativity and innovation in business-oriented R & D organizations: A hist. project. // Creativity a" Innovation network. — Manchester, 1966. — Vol. 12. — № 1. — P. 4-16.

• поощрение самостоятельности и гибкости в работе отдельных исследователей и исследовательских групп, обмен информацией между ними, повышение их квалификации;

• содействование разработке выдвинутых сотрудниками идей и привлечение их к участию в соответствующих программах;

• обеспечение участия сотрудников в процессе принятия решений;

• недопущение "нажима" на сотрудников в сфере их научно-исследовательской работы;

• поощрение и финансирование командировок и поездок на профессиональные конференции и встречи;

• обеспечение возможности публиковаться;

• недопущение привлечения научных сотрудников к рутинным видам деятельности;

• отказ от требований буквального исполненя установленных правил и процедур1.

Как следует из анализа литературы, собственно научно-исследовательская деятельность с большим успехом протекает в условиях управления на принципах органической системы», тогда как на стадии внедрения больше подходят действия, основанные на принципах системы механической. Проведенный нами ранее теоретический анализ двух логик исследования и доказательство его эффективности, проведенные нами2, получили, таким образом, подтверждение при вторичном анализе данных социологических исследований.

В управленческом плане характеристики "органической" и "механистический" систем управления получают следующие определения.

Органическая предполагает:

• коллегиальное обсуждение целей, задач и совместную разработку проекта;

• обсуждение заданий и их пересмотр по мере их выполнения;

• относительно небольшое число правил и иерархических уровней руководства и контроля за работой;

1 Lovelace R.F. Stimulating creativity through managerial intervention //R&D management. — Oxford, 1986. — Vol. 16, M 2.-P. 161-174.

2 Одинаев К.К., Пономарчук В.А. Проблема стилей мышления в философии и естествознании. — Душанбе: Ирфон, 1984.

• руководство и контроль с использованием "латеральных" и неформальных коммуникаций.

Механистическая предполагает, что:

• все задания спускаются сверху и имеют вполне конкретный характер;

• задания стандартизированы и не могут быть пересмотрены;

• доминирует сложная система формального руководства и контроля с многочисленными регламентациями;

• руководство и контроль осуществляются сверху вниз;

• коммуникации имеют преимущественно формальный характер.

Эти модели управления имеют разную ориентацию: задача

первой — способствовать созданию новых представлений, поощрять гибкость, принятие и внедрение различных новшеств; задача второй — ориентировать на решение прикладных задач, повышение производительности и эффективности.

По мнению М.Е.Джинна, добиться максимальных резуль-татов можно лишь в условиях, когда руководитель свободно владеет обоими способами управления1. Согласно проведенным им исследованиям оба подхода к решению управленческих проблем некоторое время оказывают стимулирующее влияние на исследовательский процесс, однако затем следует привыкание и спад. Поэтому оптимален мультимодальный стиль управления — чередование свободного стиля деятельности в условиях «органической» системы управления и более жесткого ее режима в условиях использования «механистической» системы управления.

Творческий потенциал и способность к новаторству исследовательского коллектива, по всеобщему убеждению, определяются усилиями менеджмента. В этом плане для разработки принципов социального регулирования и управления институтом науки, проблем научно-технической политики важно исследование методов стимулирования и поощрения труда научных коллективов и всей системы функционирования института науки.

Один из основных принципов здесь — разведение научно-исследовательской и внедренческой деятельности. Как пишет М.К.Бадауэй, «вместо того, чтобы терять творческих ученых и инженеров, зараженных духом предпринимательства, необходимо в

1 Ginn M.E. Creativity management: Systems a. contingencies from a lit. rev. // IEEE trans. on engineering management. - [Pisoataway] , 1986. — Vol. EM-33. — № 2. — P. 96101.

рамках большой бюрократической организации создавать специальные антерпренерские группы, которые занимались бы коммерческой разработкой достаточно радикальных новшеств»1. Такие группы действуют в пределах выделенных средств практически самостоятельно — как маленькая независимая фирма.

Центральное место в системе мер, призванных повышать эффективность исследовательского труда, несомненно, принадлежит адекватному материальному и статусному поощрению продуктивно работающих ученых. В то же время, как свидетельствуют данные ряда исследований, размер получаемого сотрудником денежного вознаграждения незначительно связан с его реальной или потенциальной отдачей. Повышение зарплаты способно снять неудовлетворительность работой, но не может служить положительным стимулом. Как только она достигает определенного — удовлетворяющего человека — уровня, на первый план выдвигаются иные мотивы, такие, как достижение более, высокого положения, титулы и звания.

Рассматривая проблемы соотношения творчества и организации в науке, можно констатировать, что в настоящее время под выражением «организованная наука» понимается деятельность, осуществляемая в различных организациях, которым власти, корпорации или общественное мнение присвоили статус научных организаций. Люди, занятые в них, за исключением административных работников, считаются научными работниками. Однако для целей исследования научного творчества, для планирования и организации науки такое расширенное толкование научной деятельности вряд ли перспективно. В этом случае следует отличать научную деятельность в узком значении этого слова от такой деятельности, в которой лишь применяются научные методы.

Поэтому в первую очередь следует определить понятие научной деятельности и ее отличие от разного рода практической деятельности, которая не является научной, но использует научные методы.

1 Badaway U.K. One more times How to motivate your engineer// Managing professionals in Innovative organizations: A coil. of readings // Ed. by Katz R. — Cambridge (Mass.) etc., 1988. — P.35.

Исследования Я.Руднямьского1 показывают, что в науке проблема может считаться решенной только, если ее решение принято как правильное группой специалистов данной дисциплины, т.е. автор должен его сообщить другим. Поэтому сообщение становится частью процесса решения научной проблемы. Это значит, что методологическая модель решения научных проблем является моделью достижений благодаря соответствующему способу представления результатов, признания данного решения правильным.

Таким образом, решение научной проблемы указанный автор полагает как результат общественной деятельности, который состоит из двух этапов:

• решение проблемы отдельным ученым или группой ученых;

• принятие этого решения в качестве правильного определенной научной средой.

Исследования Я.Руднямьского показали также, что большинство наиболее творческих работников приступает к написанию работы после полного решения проблемы, тогда как у работников иного плана фаза написания работы очень существенна, ибо именно в ходе написания происходит решение проблемы. Он отмечает также, что требование составления плана работы до начала решения проблемы для людей, решающих их с помощью интуиции, нецелесообразно. Такого плана обычно в работе не придерживаются.

Затрудняет составление плана и широта проблемы, так как в научной работе трудно заранее определить структурные компоненты исследования и методы, какими будет осуществляться выбор. В этой связи в большинстве случаев "требование от работника предварительного конспекта или точного планирования ... возможно, но не рекомендуется, поскольку это отрицательно сказывается на создаваемом плановиками образе действительности и на производительности труда тех, от кого требуют эти конспекты и планы" [там же, с.103]. Планирование научной работы, таким образом, должно иметь специфические черты и существенно отличаться от планирования работы в других областях человеческой деятельности: планирование науки должно быть планированием свободным и недетализированным.

1 Rudniamski J. №ика: tworozosc i organizacja. — W-wa: Panstw. wyd-wo паик., 1976. — 289 s.

Проблема информации в науке является одной из основных, тесно связанных с вопросом решения научных проблем. В этой связи при решении проблем управления наукой важно как предпосылку рассмотреть вопросы информационного обслуживания в связи с индивидуальной и коллективной организацией научно-исследовательской работы. При этом необходимо учитывать в самом способе передачи содержится определенное давление, внушение, касающееся определенных выводов, определенных утверждений, определенного взгляда, что может оказывать «сбивающее» влияние на творческий процесс и негативно сказываться на его эффективности.

Для управления важен и такой момент, что являясь творческим трудом научно-исследовательская деятельность не может быть регламентирована только количеством проработанного времени (точнее - временем, отбытом на рабочем месте). Данные социологических исследований свидетельствуют, что, например, решение проблемы средней степени сложности в науке требует в большинстве случаев значительного усилия, которое зачастую прилагается в течение короткого периода времени. Оно состоит в чрезвычайно интенсивной концентрации внимания во время работы, без чего проблема не была бы решена в определенный срок или не была бы решена вообще. После этого наступает период менее интенсивной работы. В связи с этим для многих научных работников, а особенно для работников с высокой степенью творчества, несистематическая работа во временном смысле является необходимостью. Более того, ни один из научных работников, решающих проблемы с помощью интуиции, не составляет план работы перед замыслом решения проблемы или перед ее решением.

Наблюдения за организацией научно-исследовательского труда свидетельствуют, что одним из результатов развития организованной науки является рост коллективности в науке, но не всегда это равнозначно получению лучших результатов и быстрому развитию научной мысли.

К сожалению, вопросы координация труда коллективного и индивидуального в научных учреждениях пока еще слабо изучены вследствие того, , что недостаточно хорошо исследованы вопросы организации индивидуального труда ученого. В то же время именно этот аспект проблемы является по сути дела при обеспечению продуктивной координации коллективного и индивидуального труда в науке.

Эти соображения, а также факты, изложенные в предшествующих разделах настоящей работы, побудили нас к специальной работе по подготовке стратегии социального управления в Республике. При этом важно было учесть и те изменения, которые отмечались в сфере науки в первые годы после получения Таджикистаном суверенитета и распада СССР.

4.2. Институт науки как объект социального управления в Республике Таджикистан

Сделанные нами выводы из анализа ситуации в сфере научно-технической деятельности были положены в основу предпосылок формирования научной и научно-технической политики и наших предложений в этой сфере, в том числе и в сфере ее законодательного обеспечения, ибо становление Республики Таджикистан как суверенного государства требовало устранение недостатков советского периода развития науки, создания современной научно-технической базы экономики и образования в стране и системы ее государственного регулирования. А это, в свою очередь, требовало разработки концепции научно-техничес-кой политики государства. К тому же нельзя было не учитывать, что Наука сама является неотъемлемой частью культуры, формируя духовные и моральные ценности человека, повышая тем самым и культурно-нравственный потенциал населения.

Приступая к разработке концепции нужно было ясно отдавать себе отчет в том, что социально-экономическое положение страны оставалось достаточно сложным и в нем отмечались негативные тенденции: продолжалось сокращение объемов продукции, были низки темпы обновления техники, во многих отраслях было велико отставание от передовых технологий, низка конкурентоспособность продукции, острой оставалась проблема занятости. Не улучшал положения и резкий спад платежеспособного спроса на научно-техническую продукцию, что имело следствием сокращению источников финансирования и материально-технического обеспечения науки.

При разработки предложений по выработке указанной концепции необходимо было учитывать, что в стране идет процесс преобразований отношений собственности, становления частного сектора, создание формирование рыночной инфраструктуры, поиск

приоритетных направлений развития экономики и в связи с этим форм и методов их государственного стимулирования, а также решения проблемы инвестиций.

При этом важно было пресечь тенденции наблюдающегося процесса потери кадрового и невостребованности научно-технического потенциала.

Как мы уже указывали выше, опыт передовых в развитии научно-технического потенциала стран, прежде всего США, свидетельствовал, что важнейшим условием ускорения технологического развития всех сфер хозяйства является политика поддержки научного потенциала государством. Причем в этом плане важно ориентироваться не только и не столько на решение сиюминутных проблем, но выработать политику на перспективу. А это требует уже внимания не только материально-технической базе социального института науки и проблемам совершенствования внедренческой деятельности, но и к интеллектуальному и информационному обеспечению, включая совершенствование политики в образовательной сфере. И здесь можно было опереться на опыт развитых в научно-техническом отношении стран, где затраты общества на поддержание интеллектуальных предпосылок высокотехнологического общест-венного воспроизводства к 90-м годам существенно превышали затраты материально-вещественного воспроизводства, а затраты на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работа соизмеримы с объемами капитальных вложения.

Необходимо также было учесть, что вследствие значительного отставания уровня оплаты труда в научных организациях и вузах по сравнению с ведущими отраслями производства произошел существенный отток кадров в другие сферы деятельности и за пределы страны.

Далека от потребностей современной науки, как мы показали в предыдущем разделе, была система ее информационного обеспечения, издания и распространения завершенных научных трудов. Вследствие этого научно-исследовательские учреждения Таджикистана все более утрачивали свои позиции по ряду направлений фундаментальной и прикладной науки.

В условиях экономических преобразований в этот период относительно мало внимания уделялось механизмам финансирования и контроля за эффективностью использования бюджетных средств,

выделяемых на проведение научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, и, особенно, вопросам сочетания бюджетных и внебюджетных источников финансирования. Не были созданы предпосылки рациональной системы стимулирования научных и научно-педагогических кадров и эффективного использования их творческого потенциала для решения практических приоритетных задач отраслей национальной экономики.

Анализ также показал, что несмотря на совершенствование системы вузовского и послевузовского образования не была решена проблема достаточного уровня интеграция науки и образования.

Подготовка как собственно научных, так и научно-педагогических кадров практически начиналась только в аспирантуре.

Поскольку, как мы показали в предыдущем разделе, значительный потенциал — притом недостаточно реализованный - заложен в вузовской науке, на которую приходится более половины (56,2%) высококвалифицированных кадров, то целесообразно специально разработать меры по рациональному использованию такового именно в научно-исследовательской работе. К тому же попытаться решить проблему подготовки кадров уже на более ранних этапах, чем аспирантура.

Эта проблематика и стала предметом специального рассмотрения, поскольку на этом конкретном аспекте можно хорошо показать возможности и перспективы разработки научно-технической политики в целом. Обратимся к фактам и предложениям.

Анализ современной литературы по проблемам вузовского образования и роли научного потенциала как социального регулятора подготовки научно-педагогических кадров следует иметь в виду определенную инерционность научных структур. Обусловлена она рядом причин как внутреннего, так и внешнего характера, что связано:

• с личностным характером научной деятельности; неопределенностью ее результатов;

• наличием значительного временного промежутка между моментом завершения исследований и разработок и их практической реализацией;

• строго определенным местом научных учреждений в иерархической структуре ведомственного управления с преобладанием вертикальных связей;

• отсутствием закрепленной законодательством организационно-правовой основы научной деятельности;

• существенной зависимостью от бюджетных и иных видов ассигнований;

• относительно невысоким социальным статусом ученого в условиях реформируемого общества.

Нельзя также упускать из виду, что специфика научной деятельности предопределяется главенствующей ролью творческого начала, в связи с чем ресурсное обеспечение науки подчинено трудовой парадигме, задаваемой исследователями и разработчиками.

При разработке мер по совершенствованию системы подготовки кадров в вузовском секторе науки важно учитывать, что преобразования в сфере экономики и общественных отношений привели к возникновению качественно новой ситуации для развития науки в целом и условий функционирования ее кадрового потенциала. Так, снижение статуса науки укрепило и ранее наблюдавшуюся тенденцию усиления процесса старения кадров вследствие ухудшения условий для должностного и квалификационного роста молодых научных работников и подрыва внутренних стимулов к интенсивному творческому труду.

Следствием стало общее ухудшение качества проводимых научных исследований и стагнационный характер функционирования многих педагогов высшей школы и целых научно-педагогических коллективов в рамках застывшей тематической структуры с несущественным обновлением научной проблематики. Отличительной чертой кадрового потенциала стала низкая профессиональная и институциональная мобильность. Закреплению такого положения способствовали претензии на монополию в деятельности уже сложившихся научных школ.

Трудности реформирования вузовской науки усугубляются тенденциями в развитии системы подготовки научно-педагогических кадров, сложившейся в прошлом. Построение науки по ведомственному признаку привело к возникновению пагубных для научного процесса барьеров между отраслями научного знания, что не могло не сказаться на состоянии вузовской науки.

В условиях перехода к рыночным отношениям сохранение и развитие названных тенденций ведет к дальнейшему обострению кризиса кадрового обеспечения науки. Рынок, как показывает зарубежный опыт, формирует отношение к научным кадрам как к

специфическому товару, для которого должны быть созданы адекватные потребностям общественного развития условия реализации и воспроизводства, т.е. соответствующая «инфраструктура» научной жизни.

Следует специально подчеркнуть, что совершенствование подготовки научных кадров во многом зависит от научно-педагогического потенциала и условий его реализации в системе вузовской науки. А потому в условиях не вполне адекватной государственной поддержки для преодоления негативных тенденций в функционировании института науки проблемы, связанные с совершенствованием подготовки ее кадровых ресурсов имеют особое значение. Особое, поскольку в этом случае все большую силу набирает система противоречий в деятельности научно-педагогических коллективов, что может привести и уже приводит к снижению уровня формируемого в системе высшего образования кадрового потенциала науки.

Вследствие ведомственного разрыва между вузовскими, академическими и отраслевыми учреждениями педагогической работой занимаются в основном наиболее признанные ученые «чисто» научной сферы деятельности, тогда как в системе высшего образования научная работа остается привилегией специалистов, у которых нагрузка не столь высока, как у других категорий преподавателей. По-видимому, сложившееся положение можно трактовать и в ином плане: большая нагрузка для педагогов, не имеющих научных степеней, препятствует их научной карьере.

В сфере вузовской науки процесс снижения научных разработок связан как с сокращением исследований по госбюджетной тематике, так и по договорной, поскольку становится выгоднее выполнять те же договоры, но заключенные через альтернативные структуры. Но тем самым создаются предпосылки для все большего развития системы «мелкотемья» с его тенденциями получения сиюминутной выгоды и снижения интереса к фундаментальным исследованиям.

Понятно, что в таких условиях уже не до требуемого социумом внимания к системе подготовки научно-педагогических кадров в реальном научно-исследовательском процессе. Несмотря на то, что снижение внимания к этой проблематике неизбежно ведет к значительным трудностям при формировании продуктивно действующих научных школ. А ведь именно в научных школах наиболее содержательно и эффективно идет подготовка как молодых,

так и высококвалифицированных научнх кадров. Недаром в вузах доля докторов и кандидатов наук заметно уменьшилась уже в начале 90-х годов. И в то же время следует отметить процесс ее постепенной деградации: имеет место старение профессорско-преподавательского состава, отставание от современных требований, предъявляемых к процессу образования, снижение общего уровня подготовки специалистов и проводимых научных исследований. Причем проблема старения научных кадров в высшей школе сегодня чувствуется острее, чем в системе других секторов науки: средний возраст докторов наук в СССР в 1988 г. превышал 61 год, а для кандидатов наук почти достиг 48 лет.

По данным на 1 января 1988 г., доля докторов наук старше 50 лет в общей численности докторов наук, занятых в вузах, превышала 78 %, а доля кандидатов наук — 32 %.

И дело здесь не только в низкой обеспеченности вспомогательным персоналом и отставание в развитии учебно-лабораторной базы, а также в низком уровне оплаты труда вузовских работников. В не меньшей степени это следствие разделения науки на собственно науку и науку для «системы образования», когда научная деятельность в вузовской науке носит характер скорее разработки методических аспектов использования научных достижений в педагогической практике без должной ориентации на фундаментальные исследования.

Основой же роста квалификации как научных, так и педагогических кадров может быть, как свидетельствует многолетний опыт сочетанного функционирования фундаментальной и вузовской науки в университетах, только активная взаимосвязан-ная научно-педагогическая деятельность с разной степенью акцентирования на таких моментах как фундаментальность или методико-дидактическая направленность исследований. Лишь в этом случае научные исследования можно рассматривать как вид деятельности, который обеспечивает подготовку и непрерывное повышение квалификации специалистов.

Искусственное разделение науки и высшей школы, подчеркивают специалисты Центра исследований и статистики науки, привело к тому, что высшая школа значительно утратила свой общественный статус и научный авторитет.

Можно зафиксировать и иное негативное последствие указанной выше ситуации: изолированность как правило приводит к снижению уровня квалификационных требований к защищаемым работам.

Оценивая в целом ситуацию в области кадрового обеспечения научной сферы, можно констатировать нарастание кадрового кризиса, обусловленного нехваткой квалифицированных ученых и педагогов.

В первую очередь указанный кризис сказывается на учреждениях и организациях государственного сектора, а также на высших учебных заведениях. Такая ситуация является в значительной степени результатом изменений в экономическом положении, вызывающих снижение притока выпускников вузов специальностей в указанные сектора. Более того, наметилась тенденция перехода наиболее квалифицированных специалистов в сферу коммерческой деятельности и перелива научно-педагогических кадров за рубеж. Правда, нельзя не отметить, что указанная тенденция несет в себе не только негативный момент — ослабление отечественной науки. В определенной мере работа по контрактам представляет собой для наших ученых возможность включиться в деятельность международного исследовательского сообщества, поскольку в предшествующий период международ-ные контакты являлись привилегией научной элиты. Специалис-ты с ученой степенью, занятые ранее в вузах и научно-исследовательских организациях, переходя на работу в альтернативные сектора, как правило, меняют специальность и переключаются на деятельность в области управления и маркетинга. Несмотря на наличие спроса на квалифицированных ученых и инженеров, специалисты стремятся работать в хозяйственных структурах и странах с более высоким уровнем заработной платы. Поэтому уже сейчас многие государственные научно-исследовательские организации и вузы начинают испытывать нехватку талантливых специалистов. Это касается в основном научно-исследовательских организаций высокотехноло-гичных отраслей. Можно прогнозировать, что в течение ближайших пяти лет положение в этой области обострится в связи с введением элементов оплаты за обучение в вузах, повышением конкуренции со стороны альтернативной экономики и развитием системы контрактов на работу за рубежом.

В вузовской науке, таким образом, назрела необходимость смены организационно-управленческой парадигмы. И не в последнюю очередь направленность изменений должна затронуть проблему

подготовки научно-педагогических кадров. Этот процесс должен быть перенесен на более ранние этапы вузовского образования и касаться не отдельных личностей, нацеленных на научно-педагогическую деятельность и, в частности, на продолжение своего образования в магистратуре или аспирантуре, но каждого участника образовательного процесса в высшей школе. Иными словами, научная деятельность и подготовка к ней должны, очевидно, перейти из статуса культивируемых в рамках деятельности студенческих научных обществ в ранг обязательной академической деятельности студента.

Иными словами, одно из требований времени - включить в понятие "профессиональная готовность" специалиста с высшим образованием его готовность к научной и научно-исследовательской деятельности.

Социологические исследования, проведенные нами в 1993-1995 годах среди сотрудников республиканской Академии наук, вузовского сектора науки и работников Министерства экономики Республики Таджикистан, во многом подтвердили приведенные выше данные зарубежных социологов.

Так, нами было также установлено, что:

• в целом для контингента научных работников характерно доминирование факторов психологического и социально-психологического плана над факторами плана материально-экономического;

• миграция научных кадров из академического, отраслевого и вузовского сектора науки во многом связана с падением престижа научной деятельности;

• престижность научной деятельности определяется два аспектами этого фактора:

- "внешним", что выражается в оценке окружающими экономических и других материальных факторов (уровень заработной платы, обеспеченность жильем, наличие определенных льгот и привилегий и т.д.);

- "внутренним", который отражает самооценку своей деятельности самим научным работником (условия труда, перспективность исследовательской работы, ее самостоятельность и возможность творческого самовыражения, перспективы профессионального роста, в том числе и статусного, принадлежность к определенной научной школе и т.д.);

• доминирование "внутренних факторов престижности" характерно для молодых ученых со стажем до 5-7 лет и опытных научных работников со стажем 15-20 лет;

• нацеленность на "внешние факторы престижа научной деятельности", прежде всего факторы непосредственно экономические (главным образом на уровень заработной платы) характерна для контингента, который еще только устраивает семейную жизнь и у которого статусные факторы профессионального роста доминируют над собственно профессиональными;

• сиюминутные факторы экономической привлекательности научной деятельности теряют свою значимость перед факторами длительного воздействия - обеспеченность жильем, условиями научной деятельности;

• более высоки ориентации на научную деятельность у молодых ученых, которые были вовлечены в научно-исследовательскую деятельность уже на ранних этапах обучения в вузе;

• У этого же контингента эффективно сочетаются высокие требования к материально-техническому и информационному обеспечению научно-исследовательского процесса с умением самостоятельно решать стоящие перед ними проблемы этого плана;

• молодые ученые, ориентирующиеся на творческую сторону научно-исследовательскую деятельность практически отказываются вести внедренческую деятельность, даже если это предполагает получение больших материальных благ, чем при участии менеджера;

• специалисты такого плана практически не придают значения патентно-лицензионной деятельности;

• научные работники, отдающие предпочтение фундаментальным исследованиям, более эффективно функционируют в составе временных научных коллективов;

• научные работники, продуктивно работающие в научной сфере, в большей степени ориентированы на участие в педагогическом процессе с молодыми специалистами и хотели бы сочетать педагогическую деятельность с научной, правда, не в форме ведения собственно учебных семинаров и чтения лекций по вузовским программам, но проведения спецсеминаров и чтения спецкурсов;

• творчески ориентированные ученые предпочитают предметную миграцию организационной;

• одним из основным запросов для лиц внутренней престижной ориентации является возможность проведения инициативных исследований;

• этот контингент предпочитает работу в системе государственного сектора науки, тогда как их оппоненты — работу в коммерческом секторе научных исследований.

Эти выводы стали хорошим подспорьем при разработке основных подходов к формированию научной политики Республики Таджикистан.

При разработке Концепции и Закона мы учитывали также и тот факт, что на этапе перехода к рыночным отношениям, как показал опыт и наблюдения за тенденциями в научной сфере, стратегической целью научной политики в Таджикистане все более определенно выявляется комплексное развитие научно-технической сферы, ее адаптация к требованиям рыночной экономики, преодоление технического отставания и проведение структурных преобразований.

При подготовке концепции в качестве основных были определены следующие принципы:

• признание института науки ведущей отраслью, определяющей уровень развития страны;

• интеграция научной деятельности и образования;

• определение приоритетных направлений, концентрация финансовых и материальных ресурсов на их разработке;

• государственная, поддержка фундаментальных исследований и конкретных научно-исследовательских программ;

• комплексирование бюджетных и внебюджетных источников финансирования;

• равноправие всех видов научно-технической деятельности не зависимо от форм собственности;

• развитие межгосударственного и международного научно-технического сотрудничества;

• введение международных международных стандартов, применяемых в информационно-статистических системах стран с рыночной экономикой;

• формирование правовой системы государственного регулирования института науки и социально-правовой защиты интеллектуальной собственности.

Реализация указанных принципов построения государственной научной политики позволило выдвинуть их в качестве предложений

при разработке Закона «О науке и государственной научно-технической политике» и Концепции государственной научно-технической политики Республики Таджикистан и некоторые из них апробировать в системе научных учреждений республики (см. акт внедрения).

4.3. Эффективность реализации социальной политики в сфере науки (1995-1998 гг.)

Несмотря на то, что в окончательном виде Закон и Концепция увидели свет 1998 и 1999 гг., некоторые итоги постепенного внедрения в жизнь Республики принципов научно-технической политики стали ясны при сравнении с предшествующим периодом уже к 1997-1998 году. Взяв за основу переломный 1995 год, когда были начаты внедренческие операции, подведем некоторые итоги.

Анализ социально-демографической ситуации показал, что в целом сохранились рассмотренные ранее тенденции (табл. 13). В этом плане стоит обратиться к сопоставлению показателей в том же аспекте и в той же последовательности, как то было при анализе первых лет становления Республики Таджикистан в качестве суверенного государства.

Таблица 13

Динамика социально-демографических показателей республики Таджикистан в период перестройки управления

ПОКАЗАТЕЛИ ГОДЫ

1995 1995 1997

Численность населения, тыс. человек 5583,6 5969,7 6066,6

Прирост населения на 1000 человек 22,7 19,1 19,2

Численность занятого населения, тыс. человек 1853,0 1731,0 1791,0

Обратимся прежде всего к проблеме состояния системы образования. Из данных таблицы 14 видно, что они в целом еще не определяется достаточно ясный прогресс.

И было бы странно, если бы в условиях еще не утвержденных законодательно мер существенные сдвиги отмечались бы в таком достаточно инертном социальном институте как система образования. Все также наблюдается стабильность контингента студентов, их число на 10 000 населения и даже намечается снижение приема в вузы.

Таблица 14

Динамика показателей системы образования республики Таджикистан в период перестройки управления наукой_

ПОКАЗАТЕЛИ

1995

ГОДЫ

1996

1997

1998

Число

общеобразовательных школ

3406

3432

3484

Число вузов в том числе университетов

24 13

25 12

25

24

Всего студентов, тыс.

в том числе на дневном отделении в университетах

74,0

53,4 62,3

76,0

52,3 51,6

76,6

51,2 52,6

75,5

Студентов на 10 000 населения

126

127

126

124

Прием в вузы,

в том числе на дневную форму обучения

19,1

14,9

15,7

11,6

16,1

11,8

16,1

11,6

Выпуск

специалистов, тыс. в том числе на дневной форме обучения

9,7

6,7

11,6

7,8

10,1

6,9

9,1

Но это, как говорится, тенденции не в точке приложения основных усилий по социальному регулированию института науки.

Во многом это связано с экономической ситуацией в Республике: все также продолжает снижаться уровень заработной платы и показатели валового внутреннего продукта на душу населения и повышаться прожиточный минимум (табл. 15).

Таблица 15

Динамика некоторых финансовых показателей республики Таджикистан в период перестройки управления наукой, $

ПОКАЗАТЕЛИ ГОДЫ

1995 1996 1997

Средняя месячная заработная плата 7,0 9,6 8,9

Минимальная заработная плата 1,38 1,10 0,57

Прожиточный минимум 24,7 27,0 28,0

Валовой внутренний продукт на душу населения 540,6 411,4 401,1

Однако уже намечаются позитивные тенденции в динамике численности научных кадров, имеющих степень (табл. 16): к 1998 году почти в полтора раза выросла их общая численность, более чем в два раза количество докторов наук и в полтора раза - кандидатов.

Таблица 16

Динамика численности кадров, имеющих научную степень, в республике Таджикистан в период перестройки управления

наукой

ПОКАЗАТЕЛЬ ГОДЫ

1995 1996 1997 1998

Всего 2567 2917 3065 3990

Докторов наук 387 441 516 835

Кандидатов наук 2180 2476 2549 3155

Но особенно ярко проявляются сдвиги в области подготовки кадров в системе аспирантуры (табл.17-19).

Как видим, более сбалансированными стали показатели разных секторов науки. По сравнению с предшествующим периодом достаточно уверенно возросло как число обучающихся аспирантов.

Но еще более важно, что в русле наших предложений относительно вузовской науки, наиболее существенные перемены, касающиеся выпуска специалистов, произошли именно в вузовском секторе науки (см. табл. 20).

Таблица 17

Показатели подготовки кадров в аспирантуре в учреждениях разного типа в республике Таджикистан в первый период

становления суверенного государства, %

ОБУЧАЛОСЬ ГОДЫ

АСПИРАНТОВ 1995 1996 1997 1998

Всего 626 650 676 747

из них с отрывом от производства 387 382 384 446

В НИИ 178 198 216 238

из них с отрывом от производства 95 96 115 131

В ВУЗах 448 452 460 512

из них с отрывом от производства 292 286 279 315

Таблица 18

Динамика подготовки кадров в аспирантуре в учреждениях разного типа в республике Таджикистан в период перестройки _научного потенциала, %_

ОБУЧАЛОСЬ ГОДЫ

АСПИРАНТОВ 1995 1996 1997 1998

Всего 100,0 103,8 108,0 119,3

из них с отрывом от производства 100,0 98,7 99,2 115,2

В НИИ 28,4 34,0 30,5 23,8

из них с отрывом от производства 53,4 48,5 53,2 55,7

В ВУЗах 71,6 66,0 69,5 76,2

из них с отрывом от производства 65,2 63,3 60,7 61,5

При этом потенциал аспирантов в целом вырос в разных секторах, а общее число аспирантов -практически в полтора раза, прежде всего за счет вузовского сектора. Восстановлен и такой сектор подготовки научных кадров как НИИ.

Таблица 19

Сравнительные показатели подготовки кадров в аспирантуре без отрыва от производства в учреждениях разного типа в первый

период становления суверенного государства, %

ОБУЧАЛОСЬ АСПИРАНТОВ ГОДЫ

1991 1992 1993 1994 1995

Всего 66,1 68,0 68,7 68,5 61,8

В НИИ 63,0 64,7 64,8 62,5 53,4

В ВУЗах 67,9 69,7 70,5 70,4 65,2

Таблица 20

Динамика распределения подготовки кадров в аспирантуре в учреждениях разного типа в республике Таджикистан в период

перестройки научного потенциала, %

ВЫПУСК ГОДЫ

АСПИРАНТОВ 1995 1996 1997 1998

Всего 100,0 100,0 100,0 100,0

из них обучавшихся с

отрывом от производства 78,9 82,0 64,7 72,7

В НИИ 36,9 34,0 30,5 23,8

из них обучавшихся с

отрывом от производства 38,7 32,4 28,8 21,6

В ВУЗах 63,1 66,0 69,5 76,2

из них обучавшихся с

отрывом от производства 61,3 67,6 71,2 78,4

Существенные изменения отмечались и в таком важном направлении как издательская деятельность (табл. 21). Правда, в этом отношении прогресс хотя и очевиден, но все же показатели отстают от

требований сегодняшнего дня - уровень 1990-1991 годов так и не был достигнут.

В то же время как позитивный факт следует констатировать, что уже к 1996-1997 годам значительно возросло количество публикаций по фундаментальным проблемам науки. Число изданий монографического плана Академией наук Республики составило, например, 1997 году половину всех вышедших в свет в республике, а по общему объему это было более 70%.

Таблица 21

Динамика выпуска печатной продукции в республике Таджикистан в период перестройки научного потенциала

ГОД Общее количество изданий (монографий, коллективных трудов, тематических сборников и т.д.) Общий объем, печатных листов

1994 23 234

1995 23 273

1996 71 586

1997 50 572

1998 57 613

Таблица 22

сравнительные показатели роста заработной в науке и в других _сферах по сравнению с предыдущим годом, %_

РОСТ ЗАРАБОТНОЙ ПЛАТЫ ГОДЫ

1992 1995 1997

Всех работающих 5,5 2,1 1,8

"Бюджетников" 5,7 1,9 2,2

В науке 4,6 1,6 2,3

Еще более показательны данные о тенденциях в материальном обеспечении участников научно-исследовательской и научно-технической деятельности. Их обеспеченность в материальном плане существенно возросла (табл.22 и 23).

Таблица 23

Динамика сравнительных показателей заработной платы в _республике Таджикистан, %_

ПОКАЗАТЕЛИ ГОДЫ

заработной платы в науке 1992 1995 1997

Уровень в % по отношению: к средней по стране 104 100 107

к средней в системе управления 68 92 60

к прожиточному минимуму 105 253

В целом можно констатировать, что, во-первых, предложенные нами принципы и подходы к формированию научно-технической политики достаточно перспективны и могут быть использованы при подготовке и реализации правовых и проективных документов в отношении научной управления социальным институтом науки.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Рассмотрение науки как социокультурного феномена позволило выявить основные особенности, характеризующие роль и место этого социального института в современном обществе, а также причины возникновения в ходе исторического развития некоторых кризисных моментов и условия их преодоления. Речь в данном случае идет, прежде всего, о профилактике экологически неблагоприятных последствий развития науки с абсолютизацией ее достижений техногенного плана. Предпосылкой развития кризиса науки со всеми вытекающими последствиями служит ее политизация и попытки научных функционеров ориентироваться не на достижение научного результата, а на "вхождение во власть", получение властных полномочий, что характерно в первую очередь для тоталитарных обществ.

Сущностные основы процесса становления науки в историческом плане и характерные особенности научного мышления, динамика и стабильность которых, по сути дела, определяют реальные возможности и перспективы государственного и общественного управления наукой как социальным институтом. В частности, было установлено, что независимо от региональных и этнокультурных особенностей феномен науки как реальное социальное явление возникает и развивается по определенной логике, характерной для товарного хозяйства и капиталистического способа производства.

К числу ведущих причин и условий формирования научного мышления, определивших методологию современных научных исследований с присущими ей достоинствами и недостатками следует отнести примат количественных определений в «вещном» мире в условиях товарно-рыночных отношений, что имело следствием развитие математизированного знания.

Соотнесенность двух логик исследования природы и общества — логики научного исследования, рассматривающего любой объект как некую механическую систему, оцениваемую прежде всего с количественных позиций и требующую вести поиск закономерностей его функционирования, и логики философского исследования, трактующую природные и социальные объекты как системы органические, а потому их анализ необходимо вести с позиций причинно-целевых. Такое рассмотрение позволяет не только находить сущностные характеристики природного или социального объекта, но и перейти к содержательному рассмотрению проблемы управления таковым.

Социальные системы, в том числе и наука как социальный институт, могут и должны рассматриваться по логике не закона, но целеполагания.

Рассмотрение феномена науки по логике органической системы, логике целеполагания позволяет выйти на содержательный анализ проблем управления, причем пропедевтической необходимостью осуществления такого анализа является рассмотрение нынешнего состояния науки как социального института, ее места и роли в системе общественных отношений.

Управление, основанное на бюрократическом администрировании, даже в условиях относительной малочисленности и разветвленности объектов управления требует прежде всего обращения к повседневному учету всех показателей конкретной деятельности, представленной в формализованной форме. Во многом поэтому и развивались в научном познании тенденции его математизации как предпосылки управления наукой и производством. И действительно, когда объектов управления раз-два и обчелся, то их в целях управления из центра достаточно легко, на первый взгляд, пересчитать и связать друг с другом. И кажется, что идя этим путем овладеваешь ситуацией и цель близка. И основным требованием в этом случае становится лишь повседневное внимание к статистическим показателям. Как раз такой подход во многом присущ отечественным разработкам по статистике науки. И для реального проведения в жизнь этого подхода стоит только последовательно опираться как на учет, так и на контроль. И тем самым, согласно анализируемой логике, могут быть обеспечены обратные связи при сохранности целевой установки.

Казалось бы, кибернетический стиль мышления и основанное на его посылках управление дает возможность реально решить проблемы социального управления, в том числе и социальным институтом науки. Однако, дело не столь просто, как кажется идеологам математизированного подхода и кибернетического стиля мышления. К чему это реально привело в не столь давние времена хорошо известно. Задача, как мы уже говорили ранее, не столько в учете и контроле, сколько в обеспечении условий саморазвития системы. А таковое может быть обеспечено лишь в том случае, когда сохраняя централизованные или, лучше сказать, целевые программы, можно совершенствовать научно-технический потенциал на базе реальной научно-технической политики путем инвестирования науки и производства, оставляя за конкретными органами - отдельными коллективами и организациями — института науки и самим производством свободу выбора, свободу действий. Ибо таковые представляют собой в своей целостности органические системы, которые в условиях насилия над ними окостеневают и превращаются в механические системы. Последними относительно легко уже не управлять, а «командовать», но при этом любая допущенная неточность в определении перспектив развития неустранима и отбрасывает институт науки назад, на обочину социального развития и приводит к невосполнимым даже во временном аспекте потерям. Что мы и наблюдали в отношении кибернетики, генетики и т.д.

Но пускаясь в «свободное плавание», с одной стороны предоставляется возможность разоряться и наоборот укрепляться и получать дивиденды очень серьезные, с другой стороны - сама научная или производственная команда в условиях децентрализации находится в зависимом положении по отношению к владельцу средств производства - государству ли, конкретному «хозяину». И уже от него зависят целевые установки деятельности. Таким образом, резкое ослабление централизации, превращение бюрократического управления в управление чисто хозяйственное, ставит институт науки в положение, когда этот институт действует в основном и даже только на экономическом обосновании. И он уже не столько социально ответственен, сколько непосредственно ответственен лишь перед стихией рынка, как и всякое другое производство. И уже на смену заказу командно-административной системы, в той или иной степени, пусть даже ограниченно, социально обоснованной, приходит заказ из уже гораздо более чуждой сферы - экономической целесообразности.

Таким образом, полная приватизация научного производства вновь, но уже в значительно большей степени создает предпосылки рассмотрения института науки как механической системы, в отношении которой его «движитель» находится вне собственно научного производства и заказ определяется не столько требованиями социума, сколько экономической целесообразностью. А в таком случае востребованность фундаментальной науки неизбежно ставится под сомнение. Как органическая система, как орган социума социальный институт науки перестает существовать и превращается в средство решения число экономических проблем.

Подчиняясь экономической целесообразности институт науки неизбежно переходит к решению только прикладных проблем и в первую очередь начинает заботиться не столько о самосовершенствовании и созданию перспектив для пусть даже чисто технологических решений, но о внедрении разработок непосредственно в производство. Таким образом, вне системы государственного управленческого воздействия, которое опирается не столько на нужды непосредственного частного заказчика, сколько на социальный заказ развития этого института в целом, наука не может не превратиться в рационализаторско-внедренческую организацию, решающую частные задачи сиюминутного бытия.

Подчеркнем, что и в условиях административно-командной системы как основы государственного управления институтом науки последняя перестает восприниматься как органическая система и ее развитие определяется не требованиями социума в целом, но частными его задачами. Как раз такое решение проблемы в не столь отдаленный период обуславливало акцентированное развитие прежде всего научного обеспечения развития военной промышленности.

Анализ методологических аспектов исследования науки как социального института показал, что вследствие недостаточной разработанности особенностей формирования научной политики в условиях рыночной экономики в трудах отечественных исследователей важно обратиться к опыту передовых в этом плане стран. В то же время явно нецелесообразно механически переносить их опыт в условия посттоталитарного общества.

Опыт передовых стран, например США, свидетельствует, что даже в условиях рыночной экономики не следует отказываться от государственного планирования научной политики, но такое планирование должно быть не жестким, а ежегодно уточняться

долгосрочными ориентирами. В целом же планирование научной политики должно осуществляться по логике органической системы и носить целевой характер, а не строиться по принципу жесткой детерминации.

Использование системы конкурсных контрактов позволяет существенно повысить эффективность финансирования действительно актуальных и социально ценных исследований.

Исследование проблем институализации науки показало, что при использовании социологического подхода нецелесообразно жесткое разведение формального и неформального аспектов указанного процесса.

Социологические аспекты управления научным потенциалом должны основываться не столько на достижениях такого направления как социология знания, сколько на разработках социологии научных сообществ.

Проведенный анализ показал недостаточную эффективность разработки социологии науки как специальной дисциплины и трактовки ее как специальной социологической теории среднего уровня.

Одной из основных предпосылок эффективного управления научным потенциалом является организация трудовых процессов на всех уровнях управления научным потенциалом — от исследовательской группы или даже отдельного ученого до отрасли, региона и государства в целом, причем конкретные ее формы диктуются как общественными условиями функционирования науки, так и внутренней логикой научного познания.

Организация и планирование науки по образцу промышлен-ности малоэффективна — следует найти специфические для науки формы.

Нецелесообразно создавать, независимо от дисциплины и проблематики, крупные научные институты, что предполагает возможность и целесообразность концентрировать силы в коллективах малой численности и создание временных научно-исследовательских коллективов.

В науке необходимо культивировать организации двоякого плана в зависимости от направленности деятельности — в организациях «технологического» профиля таковая должна быть близка с точки зрения четкости структуры к организации промышленности или управления, если же она занимается "познавательно-исследовательской деятельностью, то организация должна быть более

свободной, представляющей возможно большую свободу индивидуальности или небольшим коллективам.

Без правильно установленной «меры доверия» творческая работа в науке очень затруднена, а зачастую даже заторможена.

При установлении проблем общегосударственных, узловых и отраслевых следует науке предоставить продуманную и возможно более широкую «свободу действий», которая является условием всякого творчества.

«Ненормированность» рабочего времени ученого касается не только увеличения периода пребывания на рабочем месте, но в не меньшей степени его сокращения в зависимости от личностных характеристик ученого, его творческого потенциала и поставленных задач - творческого или рутинного его характера.

В условиях образования независимых государств, сопровождавшегося ростом межнациональной напряженности, результатом проводившейся в предшествующий период национальной политики явилась неоправданная миграция из республики значительного числа высококвалифицированных русскоязычных научных кадров.

На рубеже 80-90-х годов для науки в Республике Таджикистан было замедление процесса обновления кадрового состава, политизация научно-административной элиты, а также тенденции снижения профессиональной компетентности и ответственности ученых за социальные и экологические последствия научно-технических решений; ослабление научного руководства; недооценка развития кадровых ресурсов новых научных направлений; нарастание кадрового кризиса, обусловленного нехваткой квалифицированных ученых и инженеров.

Перед Таджикистаном встали те же задачи, которые уже давно стоят перед другими странами с рыночной экономикой — реальное самофинансирование научно-технической сферы, предполагающее создание рынка научно-технической продукции и услуг; обеспечение активной работы на нем как самих ученых и специалистов, так и менеджеров научно-технических организаций, предпринимательских инновационных фирм и т.д., т.е. со всей остротой встал вопрос о развитии коммерческих отношений в научно-технической сфере и коммерциализации результатов исследований и разработок.

Требует радикальной реорганизации структура научно-технического комплекса, доставшаяся в наследство постсоветским

странам. Прежняя модель организации науки, основанная на самостоятельных (академических или отраслевых) научно-исследовательских центрах эффективно работала лишь в условиях устойчивого государственного финансирования исследований и разработок. Однако в условиях, когда отсутствует постоянный и крупномасштабный платежеспособный спрос на результаты исследований и разработок, стали очевидны ее слабые места, в частности, - невозможность обеспечить постоянную занятость штатным исследователям и разработчикам.

Основным звеном научной деятельности становятся мобильные, с небольшим жизненным циклом исследовательские группы, небольшие и средние инновационные организации. Более приемлемым представляется управление механизмами самоорганизации науки с помощью практически доказавших свою конструктивность организационных решений и формально закрепленных норм. Необходимо признать фактически произошедший переход от вертикальной схемы управления наукой и ее организации к горизонтальной сети взаимоотношений между конкретными субъектами научной деятельности, а не чиновниками от науки.

Объективно предопределена интеграция научного знания, слияние науки и высшей школы, которое уже стихийно, на основе механизмов самоорганизации происходит несколько лет. Проявляется это в том, что значительная часть сотрудников НИИ и КБ в той или иной форме ведет преподавательскую деятельность в учебных заведениях различного ранга. Поэтому речь должна идти о юридическом закреплении уже сложившейся практики, в частности, о слиянии в случае взаимного согласия и возможностей ряда факультетов или ВУЗов в целом с одной или несколькими научно-исследовательскими организациями. Таким образом, излишнюю, а иногда и сомнительную свободу поиска форм адаптации на основе проб и ошибок следует признать в настоящее время нецелесообразной и расточительной.

Произошел фактический переход от финансирования науки в целом к прямому финансированию исследовательских проектов. Укрепляет свой статус грантовое финансирование науки, которая обеспечивает прямое финансирование разработчиков, минуя институты-посредники. Однако в условиях, когда негосударствен-ный сектор, обеспечивающий 83% валового внутреннего продукта страны,

финансирует не более 10%научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, уровень финансирования науки (в особенности - фундаментальной) не может быть признан даже минимально достаточным. Поэтому необходимо разработать на государственном (прежде всего - на законодательном) уровне систему стимулов «подключения» частного капитала к финансированию науки и НИОКР. Это - различного рода поощрительные механизмы, льготы и т. п. Кроме того должна проводиться пропаганда целесообразности и выгоды вложения денег в науку. Все должны осознать, что новое знание - это общественное благо, получение которого невозможно обеспечить только на государственной или рыночной основе.

Необходимо не науку приспосабливать к тому криминаль-ному «рынку», в который превратилась экономика большинства стран на постсоветском пространстве, а напротив, трансформи-ровать характер и формы функционирования экономики в соответствии с требованиями развития здорового общества.

Адаптация к сложившемуся «рынку» отечественной науки может принести вред не только России, но и человечеству в целом. Уже сейчас невостребованные государством, нищие ученые вовлечены в производство и переработку наркотических средств, фальсификацию алкогольных напитков, пищевых продуктов, косметики, производство оружия, радиоактивных материалов, электронный «взлом» банковских и иных информационных компьютерных сетей и другие направления криминального «бизнеса».

Жизненно важным представляется создание условий для выживания, сохранения, развития и укрепления собственных научных кадров, обеспечение их адаптации к новым социально-экономическим реалиям. Необходимо, в частности, привести в соответствие с ними систему воспроизводства научно-технических кадров. На смену существовавшей ранее системе распределения выпускников, хорошо согласовывавшейся с плановыми механизмами управления, должна прийти стратегия маркетинга, ориентированная на рынок, на потребителей специалистов высшей квалификации. Чрезвычайно важным представляется организационное сплочение ученых, выработка у них «профсоюзного» сознания, очень развитого среди представителей других профессиональных групп и начисто отсутствующего отечественной научной интеллигенции.

Необходима организация активной маркетинговой службы с целью продвижения как на внутренний, так и на международный

научно-технический рынок (рынок контрактов на исследования и разработки, патентов, лицензий, научно-технической литературы, научно-технического труда) результатов научно-исследовательс-кой и конструкторской деятельности. Из-за отсутствия такой службы Россия ежегодно теряет около 3-4 млрд. долларов. Это новая для постсоветской науки и весьма специфическая структура, требующая не только финансов, но и владения технологией представления своих возможностей или уже достигнутых результатов (рекламой, паблик рилэйшнз, директ-маркетингом и т. д.). для организации этой структуры требуется особого рода информационная база, высокопрофессиональные кадры. Именно подготовка специалистов по созданию инфраструктуры научного рынка, содействие продвижению научно-технической продукции на мировой рынок могут рассматриваться как одно из важнейших направлений деятельности государственных органов управления наукой.

Необходимы значительные, целенаправленные, предприня-тые на государственном уровне усилия, направленные на слом стереотипа представлений о науке, сформировавшегося за годы «реформ». Этот стереотип, в принципе, отражает состояние науки в постсоветских странах. В современном массовом сознании людей наука устойчиво ассоциируется со словами «бедность», «кризис», «нищета», «застой», «регресс», «отставание» и т. п. При таком имидже науки ни у одного потенциального инвестора не может быть уверенности в перспективности направления в нее средств. Без изменения этого стереотипа реально не удастся повернуть лицом к науке бизнес, законодательные органы, общественное мнение. Пропагандистские усилия, в частности, должны быть направлены на то, чтобы общество глубоко осознало, что без мощной, эффективно функционирующей научной сферы ни одно государство современного мира не может обеспечить собственную независимость, быть самодостаточным, иметь развитую экономику и надежную систему государственной безопасности. Только наличие современной науки, наукоемкого производства и соответствующей инфрастуктуры может дать надежду на возвращение в число развитых стран.

Необходимо срочно приостановить процесс разрушения уникальных образований, которыми являются наукограды. Их во что бы то ни стало надо сохранить в качестве центров научной мысли и новых технологий, своеобразных «точек роста». На основе государственной поддержки они должны превратиться из

моноориентированных городов в проводников новейшего знания и технологий во все сферы промышленного и сельскохозяйственного производства. В основу развития каждого из наукоградов необходимо положить индивидуальный подход, исходя из его нынешнего потенциала и его перспективной роли в потенциальном развитии России или конкретного региона. Необходим и закон о наукоградах, в котором, в частности, должны быть заложены механизмы стимулирования в них инновационной деятельности. Властям этих городов должны быть предоставлены дополнительные права и финансирование, обеспечена система поощрений льготными кредитами, налоговыми льготами и т. п.

Необходимо самое серьезное внимание обратить на сохранение и защиту традиционных этических норм российской науки. Разрушение этих норм последние десять лет интенсивно происходит через систему общего и высшего профессионального образования. Одна из актуальных мер - радикальное снижение уровня влияния на формирование содержания учебных курсов и учебно-методическое обеспечение иностранных (в особенности - американских) «спонсоров».

Через соответствующие властные структуры Запад бесцеремонно вмешивается в процесс высшего и профессионального образования. Уже практически развалена лучшая в мире образовательная система. Более 50% учебной литературы в России издается за счет гигантской финансовой поддержки западных «спонсоров». А по гуманитарным дисциплинам (политология, социология, философия, журналистика, история, культурология и т. д.) этот процент резко возрастает (90%). Особенно активен в этой области печально известный фонд Сороса, который открыто ставит своей конечной целью «изменение сознания будущего поколения россиян через образовательный процесс». Изменение сознания осуществляется через тоталитарное внедрение нормативов «открытого общества», представляющего собой полную противоположность всей культурной, социальной и политической истории страны.

Общеизвестно, что основой рыночного функционирования не криминальной, а нормальной, ориентированной на потребности общества науки является развитие наукоемкого производства, которое стимулирует в свою очередь науку и освобождает ее от фатальной зависимости от государственного бюджета. Именно в таком

протекционизме, а не в различных монетаристских манипуляциях должна заключаться политика правительства, заботящегося о государственных интересах, в сфере науки. Правители современной России, стремящиеся, как они уверяют, во всем копировать стандарты «цивилизованных» стран, начисто исключили из структуры отечествбенной экономики главный компонент этих стандартов -стимулирование наукоемкого производства. Вся современная российская «рыночная» экономика построена по принципу быстрого и большого «хапка», в соответствии с которым прибыль должна быть большой и получать ее надо в максимально короткие сроки. Такие возмож-ности предоставляют только сырьевой и финансовый бизнес. Этим, в частности, и объясняется трепетная привязанность власть имущих и «олигархов» (что, фактически, - одно и то же) именно к этим сферам. По этой причине они никогда не позволят, чтобы было более выгодным наукоемкое производство.

В Японии после войны было уничтожено 30% промыш-ленного потенциала страны. Инфляция достигала 5000% в год. В это время правительство при поддержке народа в числе главных приоритетов определило образование и науку. Спустя два десятилетия миру было явлено «японское чудо». Недавно японское правительство разработало концепцию всеобщего высшего образования, а обязательное среднее образование здесь - единственной стране в мире - было введено более ста лет назад. Правительство, находящееся у власти в современной России, напротив, отменило обязательность среднего образования.....

Ожидать радикального изменения отношения к науке, которое необходимо для ее развития, от этого правительства было бы по меньшей мере наивно. Поэтому ученые должны отрешиться от привычного пассивного ожидания и самим занять активную позицию, внося в общественное сознание новые идеи (например, о необходимости развития наукоемкого производства) и побуждая власти хотя бы таким образом совершать соответствующие действия. При существующей ситуации только так они смогут добиться чего-то ощутимого и для себя, и для спасения отечественной науки, и для страны.

Поддерживать конкурентоспособность науки и постсоветских странах можно только на пути международного разделения научного труда. Сегодня ни одна страна в мире (за исключением, разве, США, да и то вряд ли) не в состоянии осуществлять фронтальную научно-

техническую политику (НТП), вести исследования по всем, даже только по принципиально важным направлениям. Поэтому в странах постсоветсского пространства должна быть выработана совместная селективная модель НТП. В ее основе - кооперация усилий ученых. В соответствии с ней, какие-то результаты (на наиболее «продвинутых» направлениях) получают на основе собственных НИОКР, по другим направлениям исследования поддерживаются на том уровне, чтобы сохранить способность заимствовать чужие результаты и адаптировать их к своим внутренним потребностям, по третьим -вообще не ведется исследований и разработок, а в случае необходимости заимствуются не только технологии, но и специалисты. Таким образом, задача заключается в том, чтобы определить и обосновать каждую группу направлений, распределить по ним конкретные научные организации и группы ученых. Принятие «на вооружение» этой стратегии (как побочный результат) предопределяет изменение отношения и понимания таких категорий, как «открытость» и «закрытость» науки, «утечка умов» и т. п.

Построенная на рассмотренных выше принципах научно-техническая политика уже сейчас дает существенные позитивные результаты в Республике Таджикистан.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Абдулатипов Р.Г. Россия на пороге XXI века: Состояние и перспективы федеративного устройства. — М.: Славянский диалог, 1996. — 255с.

2. Абрамов Ю.Ф. Об интеллигенции и интеллигентности // Филос. науки. — М., 1991. — № 6. — С.62-63.

3. Авдулов А. Наука и производство: век интеграции (США, Западная Европа, Япония). — М.: Наука, 1992. — 168 с.

4. Авдулов А.Н. 90-е годы. Крах экономики "мыльного пузыря". Стагнация. Проекты реформ. Планы и перспективы науки//РЖ "Социальные и гуманитарные науки". Серия: Науковедение. — М., 1998. — №3. — С.3-51.

5. Авдулов А.Н., Кулькин А.М. Власть. Наука. Общество: Система государственной поддержки научно-технической деятельности: опыт США. - М., 1994.

6. Адаптация научно-исследовательских организаций к рыночным условиям / Полянская Е. и др. // Проблемы прогнозирования. - 1998. - Вып. 6.

7. Ажаева В.С. Канадский федерализм в 90-е годы//Современный федерализм: состояние и тенденции развития: Пробл. — темат. сб. — М., 1999. — №4. — С.160-180.

8. Аиер А.Д. Человек как предмет научного исследования // Филос. науки. — М., 1991. — № I. — С.120-136.

9. Алтухова Н. Маркетинг научно-технической продукции. — Саратов: Сарат. политех. ин-т, 1992. — 48 с.

10. Алферова Е.В. Судьба России - федерализм // Совре- менный федерализм: состояние и тенденции развития: Пробл. — темат. сб. — М., 1999. — №4. — С.66-91.

11. Анализ систем на пороге XXI века: теория и практика // Матер. междунар. науч.-практ. конф. — В 4-х тт. - М.: Интеллект, 1996 -1998.

12. Ананишнев В.М. Управление в сфере образования как объект социологического исследования: Автореф. дисс....д-ра социол. наук. - М., 1998.

13. Ананьев Б.Г. О проблемах современного человекознания. — М., 1977. — 380 с.

14. Андреев Э., Урсул А. Ноосферная модель науки и образования XXI века. // Соц.-полит. журнал. -1996. — № 4. — С. 68-78.

15. Аринин А.Н. Российская государственность и проблемы федерализма. — М.: Ин-т этнологии и антрополо- гии РАН, 1997. — 46с.

16. Артемьева Т.В. История метафизики в России XVIII века. — СПб, 1996. — 320 с.

17. Арушанов В.И. Социальные факторы развития вузовской науки // Alma mater. — М., 1991. — № 2. — С.36-47.

18. Астренча М. Малый инновационный бизнес в странах Восточной Европы // Проблемы теории и практики управления. — М., 1993. — № 2. — С. 17-28.

19. Аттали Ж. На пороге нового тысячелетия. — М., 1993. — 143с.

20. Афанасьев В. Г. Системность и общество. - М.: Политиздат, 1980.

21. Афанасьев В. Г. Социальная информация и управление обществом. М.: Политиздат, 1975.

22. Бабушкин В. У. Феноменологическая философия науки. — М.: Наука, 1985.

23. Бекирев Н.В. Социальный институт в структуре общественных отношений: Автореф. дисс... канд. филос. наук — Казань, 1989.

24. Берг А. И., Черняк Ю. И. Информация и управление. - М.: Экономика, 1966.

25. Берг А.И. Управление, информация, интеллект. — М., 1976.

26. Бергсон А. Здравый смысл и классическое образование // Вопр. философии. — 1990. — № I. — С.163-168.

27. Бердник Л. Развитие рыночных отношений в системе "наука — производство" // Экономика Украины. — 1993. — № 8. — С. 15-21.

28. Бердяев Н.А. Новое средневековье // Alma mater. — М. 1991. — № 3. — С.94-108.

29. Бердяев Н.А. Русская идея // Вопр. философии. — 1990. — № 1. — С.77-144

30. Бережной Н.М., Тихонов А.А. К проблеме комплексного изучения человека. Гносеологическое отношение: статус и структура // Филос. науки. — 1991. — № I.

— С.31-44.

31. Бернал Дж.Д. Наука в истории общества. — М., 1956. — 735 с.

32. Берталанфи фон Л. Общая теория систем: крити- ческий обзор//Исследования по общей теории систем. — М.: Прогресс, 1969.

33. Библер В.С. От наукоучения — к логике культуры. — М.: Политиздат, 1991. — 413 с.

34. Бирюков Б. В. Кибернетика и методология науки. — М.: Наука, 1973.

35. Блинков В., Дагаев А. Приватизация и сфера НИОКР // Мировая экономика и междунар. отношения. — М., 1993. — № 3. — С. 11-17.

36. Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. — М.: Наука, 1973. — 232 с.

37. Бритков В.Б., Садовский В.Н. Проблематика и методы социальной информатики//Социальные исследования. Методологические проблемы. Ежегодник 1997/Под ред. Гвишиани Д.М., Садовского В.Н. и др. — М., 1997. — С.80-92.

38. Бродель Ф. Время мира//Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV-XVIII вв. — М., 1986-1992. — Т.3.

39. Бродель Ф. Динамика капитализма. — Смоленск, 1993. — 124с.

40. Быструшкин К. Аркаим — великая обсерватория древности // Наука и жизнь. — 1996. — № 12. — С.52-60.

41. В поисках теории развития науки. — М.: Наука, 1982.

42. Вames B. Scientific knowledge and sociological theory. — L; Boston: Routledge a. Paul, 1974. - 192 p.

43. Валентей С.Д. Федерализм: Российская история и российская реальность. — М.: Ин-т экономики РАН, 1998. — 132с.

44. Васенина И.В. Проблемы становления современной системы высшего образования в США. (Опыт социологического анализа). — М., 1994.

45. Васин В., Миндели Л. Международные аспекты научно-технической политики России // Мировая экономика и междунар. отношения. — 1994. — № 6. — С. 18-25.

46. Вашко Т. Междисциплинарность и системный подход: дополнение и противоречие // А1ma matег. — 1991. — № 5. — С.31-34.

47. Вебер М. Наука как призвание и профессия // М.Вебер. Избранные произведения.

— М., 1990.

48. Велихова И.В. Роль исследовательских университетов в высшем образовании США (конец 70-х — 80-е годы). — М., 1992.

49. Взаимодействие наук: Теоретические и практические аспекты. — М., 1984. — 320 с.

50. Винер Н. Кибернетика и общество. М.: Изд-во иностр. лит., 1958.

51. Винер Н. Кибернетика или управление и связь в животном и машине. - М.: Наука, 1983.

52. Виноградов Б.А., Торопчина Л.В., Владыкина Т.А. Некоторые аспекты реформы высшей школы: взгляд из провинции. - Благовещенск: Изд-во АмГУ, 1997. - 68 с.

53. Виргинский B.C., Хотеенков В.Ф. Очерки истории науки и техники с древнейших времен до середины XV века: Кн. для учителя: (Учеб. пособие). — М.: Просвещение, 1993. — 287 с.

54. Водопьянова Е.В. Научная деятельность как технологический процесс // Вестн. Моск. ун-та. — Сер. 7, философия. — 1995. — № 6. — С.3-11

55. Восток-Запад: Исследования. Переводы. Публикации. — М., 1985. — 272 с.

56. Восток-Запад: Исследования. Переводы. Публикации. — М., 1988. — 291 с.

57. Гайденко П. П. Эволюция понятия науки. — М.: Наука, 1980.

58. Гайсслер Э. О концептуальной модели кооперационных исследований (на примере развития успехов промышленно-университетских объединений) // Науковедение: РЖ. — М., 1992. — № 5-6. — С. 44-48.

59. Гачев Г. Д. О возможном содействии гуманитарных наук развитию естественных // Методологические проблемы взаимодействия общественных, естественных и технических наук. — М., 1981. — С. 119.

60. Гегель. Философия истории // Гегель. Сочинения. — М.-Л., 1935. — T.VIII. — 470с.

61. Гилберт Дж.Н., Малкей М. Открывая ящик Пандоры: Социол. анализ высказываний ученых. — М.: Прогресс, 1987. — 269 с.

62. Глиньски П. Экологическое сознание польского общества. Результаты исследований // Социальные проблемы экологии и технологического риска. — М., 1991 — 84с.

63. Глушенкова Е.И., Костин А.Н., Павлов Ю.И. Глобальный экологический кризис и мировая политика // Вестн. Моск. ун-та. — Сер. 12, Полит, науки. — 1995. — № 6. — С.79-82.

64. Гоббс Т. Избранные произведения. — М., 1964. — Т. 1-2.

65. Голубев Г.Н. Проблемы исследований глобальных изменений // Изв. РАН. Сер. геогр. — М., 1995. — № 5. — C.118-120.

66. Гончарова А.Л. Экологическая деятельность как предпосылка устойчивого развития общества. — М., 1995. — 23 с.

67. Гордон А.В. Цивилизация Нового времени между миркультурой и культурным ареалом (Европа и Азия в ХУП-ХХ вв.): Научно-аналитический обзор. - М.: ИНИОН РАН, 1998. - 131 с.

68. Городникова Н.В., Гохберг Л.М., Миндели Л.Э. Методические рекомендации по оценке расходов на науку в СССР. — М., 1991.

69. Давыдов А.А. Социальная информатика: переходные периоды в социальных системах//Системные исследования. Методологические проблемы. Ежегодник 1997 / Под ред. Гвишиани Д.М., Садовского В.Н. и др. — М., 1997. — С.93- 100.

70. Деле В. ван ден, Вайнгарт П. Сопротивление и восприимчивость дисциплины внешнему руководству: возникновение новых дисциплин под влиянием научной политики // Научная деятельность: структура и институты. — М., 1980. — С. 161199.

71. Дементьев С.Г. Проблемы развития рыночных отношений в сфере НИОКР: Информ. бюл. РАН; Ин-т Дальн. Востока. — 1992. — №12. — С. 8 -15.

72. Денисов Е.Ф. Инновационный процесс в условиях рыночной экономики. — СПб.: С.-Петерб. инж.-эк. ин-т, 1993. — 49 с.

73. Дилова С.И. Анализ факторов формирования отношения к труду в условиях развитого социализма: Автореф..:.дис. канд. филос наук — М., 1982.

74. Дмитриев А. В., Иванов О. И., Голофаст В. Б. Комплексное социально-экономическое исследование. — Л., 1978.

75. Дмитриенко В.А., Лурья Н.А. Образование как социальный институт. — Красноярск, 1989.

76. Добреньков В.И. Социология. Образование. Общество.// Перспектива развития наук в Московском университете. — М.: Изд-во МГУ, 199б.

77. Дорш Д.А.. Управление социальными процессами на селе. — М., 1994.

78. Дракер П. Посткапиталистическое общество // Новая индустриальная волна на Западе. Антология / Под ред. Иноземцева В.Л. — М.: Academia, 1999. — С.70-100.

79. Дряхлов Н.И. Социология труда. — М.: Изд-во МГУ, 1993.

80. Дынкин А. Научно-технический прогресс в рыночной среде // Мировая экономика и междунар. отношения. — 1993. — № 10. — С. 14-23.

81. Елин А.И., Елина И.Е. Управление как социальная технология // Проблемы социального управления. - М., 1999. - С.206-211.

82. Жидков В.С. Социальная информатика: переходные периоды в социальных системах//Системные исследования. Методологические проблемы. Ежегодник 1997 / Под ред. Гвишиани Д.М., Садовского В.Н. и др. — М., 1997. — С.225-246.

83. Захарова А.П. Становление и развитие системы подготовки научно-педагогических кадров высшей квалификации в США (докторские программы в США; история и современность). - М.,1995.

84. Здравомыслов А. Г., Ядов В. А. Отношения к труду и ценностные ориентации личности // Социология в СССР. — Т.2. — М., 1965.

85. Зиневич Ю. А., Федотова В. Г. Основные проблемы и концепции социологии науки в ФРГ // Социол. исслед. — 1980. — № 1. — С. 176-186.

86. Зиневич Ю.А., Пономарчук В.А., Федотова В. Г. О тенденциях социологического исследования науки // Социологические исследования. — 1982. — № 2.

87. Зинин С.В. Китайская традиционная наука и Джозеф Нидэм // Восток. — М., 1997.

— № 1. — С.113-123.

88. Зиновьев А.А. Запад: Феномен западнизма. — М., 1995. — 461 с.

89. Злобин Н. С. Культура и общественный прогресс. — М., 1980. — С. 28.

90. Зомбарт В. Буржуа. Этюды по истории духовного развития современного экономического человека / Пер. с нем. — М., 1994. — 443с.

91. Иванов В.Н. Россия: Социальная ситуация и федеративные отношения (По материалам социологических исследований). — М.: Ин-т соц. полит. исслед. РАН, 1998. — 76с.

92. Иванов О. И. Принципы комплексного подхода в социально-экономических исследованиях. — Л., 1981.

93. Иванченко В. Вхождение научно-технической сферы в рыночные отношения // Вопр. экономики. — М., 1993. — № 1. — С. 21-29.

94. Иконников О.И. Эмиграция научных кадров из России: сегодня и завтра. — М.: Компас, 1993. — 104 с.

95. Илларионов А. И правительство, и оппозиция предлагают курс экономического падения // Известия. — М., 1996. - С. 234.

96. Иноземцев В.Л. Fin de siecle. К истории становления постиндустриальной хозяйственной системы (1973- 2000) // Свободная мысль-XXI. — М., 1999. — №8.

— С.19-42.

97. Иноземцев В.Л. К теории постэкономической общественной формации. — М., 1995. — С.96-154, 187-265.

98. Иноземцев В.Л. Постэкономическая революция: теоретическая конструкция или историческая реальность? // Вестник РАН. — М.: Изд-во "Наука", 1997. — Т.67, №8. — С.711-719.

99. Интенсификация научных исследований: проблемы и рекомендации. — М.: ИНИОН РАН, 1994.

100. Информационная революция: наука, экономика, технология: Реф. сб. — М.: ИНИОН РАН, 1993. — 235 с.

101. Иншаков О.В. Механизм социально-рыночной трансформации и устойчивого развития АПК России. — Ростов н/Д, 1995. — 47 с.

102. Исследования по общей теории систем. — М., 1969.

103. Каменская Г.В. Федерализм: Мифология и политическая практика // Современный федерализм: состояние и тенденции развития: Пробл. — темат. сб. — М., 1999. — №4. — С.18-22.

104. Камионский С.А. Системные аспекты современного менеджмента // Системные исследования. Методологические проблемы. Ежегодник 1998. Часть1 / Под ред. Гвишиани Д.М., Садовского В.Н. и др. — С.223-248.

105. Касьян А.А. Контекст образования: наука и мировоззрение. — Н. Новгород, 1996.

106. Кауфман Х.Р. Тактика успеха в бизнесе и науке. — М.: Интеллект, 1993. — 242с.

107. Кедров Б.М. Классификация наук: Прогноз К.Маркса о науке будущего. — М., 1985. — 543 с.

108. Кезин А. В. Научность и истинность // Вопросы философии. — 1986. — № 7.-С. 125-138.

109. Кезин А. В. Научность: эталоны, идеалы, критерии. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1985.

110. Келдыш М.В. Общие вопросы развития науки. — М.: Наука, 1985. — 270 с.

111. Келле В. Ж. К вопросу о логике исторического развития взаимосвязей науки и общества // Некоторые проблемы стратегии науки в условиях развитого социализма. — Прага: ИФС ЧСАН, 1979.

112. Келле В.Ж. Наука как компонент социальной системы. — М., 1988.

113. Кириллин В.А. Страницы истории науки и техники. — М.: Наука, 1985.-493 с.

114. Киселев А.Г. Государственное региональное управление: точка зрения управленца (Социологический анализ) // Проблемы социального управления. - М., 1999. -С.251-266.

115. Киселева В.В. Анализ научного потенциала. — М.:Наука,1991. — 126 с.

116. Ключевский В.О. Неопубликованные произведения. — М.: Наука, 1983. — 416 с.

117. Кнемайер Ф.Л. Организация местного самоуправления в Баварии (Основные структуры, особенности, недостатки) // Государство и право. — М., 1995. — №4. — С. 107-121.

118. Кобзев А.И. Учение о символах и числах в китайской классической философии. — М., 1994. — 432 с.

119. Когда не кормят свою науку, кормят чужую // Аргументы и факты. 1997. — № 50.

120. Койре А. Очерки истории философской мысли: О влиянии философских концепций на развитие научных теорий. — М., 1985. — 288 с.

121. Колариоки Р. Роль естественных наук в познании общественных процессов: (На прим. экологии) // Науки в их взаимосвязи. — М., 1988. — С.248-259.

122. Конев В.А. Философия культуры и парадигмы философского мышления // Филос. науки. — 1991. — № 6. — С.16-29.

123. Концепция реформирования российской науки на период 1997-2000 гг. // Поиск. -1998. — №22. - 23-29 мая.

124. Кооперативные исследовательские центры ННФ США // Науковедение:РЖ. — 1992. — № 2. — С. 25-31.

125. Корепанов Е. Приватизация и организационно-правовые формы в науке // Вопр. экономики. — 1993. — № 1. — С. 33-37.

126. Коркоран А.Г. От сотрудничества к партнерству // В мире науки. — 1992. — № 910. — С. 4-6.

127. Косарева Л.М. Генезис научной картины мира (социо-культурные предпосылки). — М., 1985. — 80с.

128. Костюк В.Н. Ненаправленная эволюция // Системные исследования. Методологические проблемы. Ежегодник 1997 / Под ред. Гвишиани Д.М., Садовского В.Н. и др. — М., 1997. — С.169-179.

129. Кравцов С.Н. Формирование управления НТП в условиях становления рынка // Проблемы управления и организации рыночного механизма хозяйствования. — М., 1992. — С. 48-50.

130. Красинец Е., Тюрюканова Е. Интеллектуальная миграция // Экономист. - 1999. — №3.

131. Красников Н. Г. Наукограды - сегодняшняя боль, завтрашние точки роста России // Муницип. мир. - 1998 — №1. — С. 57-61.

132. Крейг А., Росни К. Наука: Энциклопедия: — М.: Росмэн, 1994. — 128 с.

133. Кузнецова Н. И. Наука в ее истории (методологические проблемы). — М.: Наука, 1980.

134. Кузьмин Г. К, Библиотековедение как междисциплинарный комплекс в системе наук // Науковедение и информатика. — 1985. — № 26 — С. 44-53;

135. Кун Т. Структура научных революций. Изд. 2-е. — М., 1977.

136. Кучерук А.С. Современное гуманитарное мышление — научный, образовательный и цивилизационный феномен: Научно-аналитический обзор. — М., 1992.

137. Лапин Н.И. Кризис отчужденного бытия и проблема социокультурной реформации // Вопросы философии. — М., 1992. — №12. — С.29-41.

138. Лапицкий В. В. Наука в системе российской культуры // Человек и духовно-культурные основы возрождения России. — СПб. 1996.

139. Лаурита Т. Деятельность инновационных фондов // Экономист. — М., 1993. — N19. — С. 10-15.

140. Левин А.А. Основные концепции в зарубежной социологии науки (Великобритания, США, ФРГ): Науч.-аналит. обзор. — М.: ИНИОН АН СССР, 1980.-75 с.

141. Леглер В.А. Идеология и квазинаука // Философские исследования. — М., 1993. — № 3. — С.68-82.

142. Лекторский В.А. Человек как проблема научного исследования // Человек в системе наук. — М., 1989. - С. 31-35.

143. Лемешев М.Я. Природа и мы. — М., 1989. — 289 с.

144. Леонов В.Г. Тенденции гуманизации в науке // Наука: Закономерности ее развития. — Томск, 1992. — С.127-138.

145. Литвинова Л.И. Научное предпринимательство — эффективное средство сохранения научно-технического потенциала // Экономическая реформа в России: Итоги и перспективы. — М., 1993. — Секция 4-5. — С. 48-49.

146. Лурья Н.А. Образование как социальный институт:. Автореф дисс.... канд филос. наук. — Томск, 1988.

147. Малкей М. Наука и социология знания. — М.: Прогресс, 1983. — 254 с.

148. Мамардашвили М. Путь к очевидности. Лекции по античной философии. — М., 1997. — 320с.

149. Маркова Л.А. Историки и социологи науки о социальной природе научного знания // Современная западная социология науки. Критический анализ. — М.: 1988. — С. 194-210.

150. Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. — М., 1956.

151. Марцинкевич И. Образование в США. Экономическое значение и эффективность.

— М., 1967.

152. Марцинковский И.Б. Университетское образование в капиталистических странах.

— М.,1981.

153. Маршакова-Шайкевич И. В. Сравнительный анализ вклада стран в общемировой прогресс науки // Вопросы философии. -1998. — №1.

154. Медведева В.А. Некоторые аспекты функционирования местных органов власти в ФРГ // Местные органы власти: Социально-экономические аспекты деятельности.

— М.: ИНИОН РАН, 1993. — С.11-39.

155. Междисциплинарные исследования в современной науке (научно-аналитический обзор). — М., 1978.

156. Межуев В. М. Предмет теории культуры // Проблемы теории культуры. — М., 1977.

157. Межуев В.М. Человек как предмет науки // Человек в системе наук. — М., 1989.

— С.49-58.

158. Месяц Г. Наука и ее зазеркалье // Известия. - 1999. - 19 янв.

159. Месяц Г.А. Интеллект и рынок // Урал. — Екатеринбург, 1993. — № 1. — С. 65-74.

160. Методологические проблемы науки. — Новосибирск, 1978. — Вып. 6.

161. Методологические проблемы науковедческих исследований. - М., 1978.

162. Методологические проблемы теоретико-прикладных исследований культуры. -М., 1988.

163. Микешин М.Ю. Бог Ньютона, Декарта, Лейбница // Философский век: Альманах.

— СПб., 1996. — С.68-88.

164. Мирсаев Р.Н. Социальные факторы повышения эффективности труда научно-технической интеллигенции в современных условиях: Автореф. дис... канд. филос. наук. — М., 1990.

165. Мирская Е.З. Западная социология науки в 80-е годы // Современная западная социология науки. Критический анализ. — М.: 1988.

166. Мирский Э. М. Междисциплинарные исследования и дисциплинарная организация науки. — М., 1980.

167. Мирский Э. М. Управление и самоуправление в научно-технической сфере // Социологические исследования. - 1995. — № 7.

168. Митрохин С. Местное самоуправление: Аргументы, проблемы, мифы // Местное самоуправление: Теория и практика. — М.: Фонд Ф.Науманна, 1997. — С.43-52.

169. Мишин А.А. Эволюция системы правового регулирования органов местного управления в США на современном этапе // Реформы местного управления в странах Западной Европы. — М.: ИНИОН РАН, 1993. — С.81-91.

170. Мотрошилова Н. В. Наука и ученые в условиях современного капитализма. — М.: Наука, 1976.

171. Народное образование в СССР: Сборник документов 1917-1973. — М.,1974.

172. Насынбаев А., Шляхтин Г. Развитие познания и математики. - Алма-Ата, 1971.

173. Наука в России: 1994. - М., ЦИСН, 1995.

174. Наука в России: состояние и перспективы. - М.: ИНИОН РАН, 1997. - 167 с.

175. Наука в России: состояние, трудности, перспективы. (Матер. «кругл. стола»). // Вопросы философии. 1994. — № 4. С. 3-25.

176. Наука в СССР: анализ и статистика. - М.: ЦИСН, 1992. - 296с.

177. Наука и тоталитарная власть // Философские исследования. — М., 1993. — №3. — №4.

178. Наука России в цифрах. — М.: ЦИСН, 1998

179. Наука России: показатели, долгосрочные тенденции, сохранение и стимулирование развития / ЦЭМИ - Сер. Проблемы технологической безопасности России. — .Вып. 2. - М., 1997.

180. Наука. Отраслевая субсистема статистических показателей. — М., 1988.

181. Науки в их взаимосвязи: История. Теория. Практика. — М., 1908. — 287с.

182. Научное творчество. - М., 1979.

183. Научно-технические программы американских штатов // Науковедение: РЖ. — М., 1992. — N 3. — С. 25-29.

184. Неймер Ю.П. Управление социальным развитием отрасли. - М.,1989.

185. Никандров Н.Д. Современная высшая школа капиталистических стран. — М.,1978.

186. Никитин А.Л. О государственном рынке НИОКР в США // США: экономика, политика, идеология. — М., 1994. — N 12. — С. 13-19.

187. Никифоров А. Л. От формальной логики к истории науки. Критический анализ буржуазной методологии науки, — М.: Наука, 1983.

188. Никифоров В.Н. Восток и всемирная история. — М., 1975. — 350с.

189. Никифоров К.А. Наука. Технология: проблемы современного общества. - Улан -Уде: БНЦ СО РАН, 1995. — 83 с.

190. Новик И. Б. Системный стиль мышления: (Особенности познания и управления в сложных системах). - М.: Знание, 1986.

191. Обзор экономики России. - М., 1998.

192. Огурцов А. П. Этнометодология и этнографическое изучение науки // Современная западная социология науки. Критический анализ — М.: 1988. — С. 211-226.

193. Огурцов А.П. Научный дискурс: власть и коммуникация (дополнительность двух . традиций) // Философские исследования. — М., 1993. — № 3. — С. 12-59.

194. Одинаев К. Диалектика взаимодействия математики и математизируемой дисциплины. — Душанбе: Дониш, 1982. — 136 с.

195. Одинаев К.К., Пономарчук В.А. Проблема стилей мышления в философии и естествознании. — Душанбе: Ирфон, 1984. — 120с.

196. Основные методологические положения по статистике. — М., 1980.

197. Основы науковедения. — М.: Наука, 1981.

198. Панин А. В. Диалектический материализм и постпозитивизм. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981.

199. Пастухов В.Б. Новый федерализм для России: институционализация свободы // Полис. — М., 1994. — №3. — С.100.

200. Пельц Д., Эндрюс Ф. Ученые в организациях: Об оптимальных условиях для исследований и разработок. — М.: Прогресс, 1973. — 472 с.

201. Петров М. К. Социально-культурные основания развития современной науки. — М.: Наука, 1992.

202. Петров М.К. Искусство и наука. Пираты Эгейского моря. - М.,1995.

203. Петросян А.Э. Ключ к XXI веку. - Тверь, 1995.

204. Питерс Т., Уотермен Р. В поисках эффективного управления: (Опыт лучших компаний). — М.: Прогресс, 1986.

205. Плешова М.А. Демократия в Индии: Проблемы местного самоуправления. — М., 1992. — 192с.

206. Плешова М.А. Представительная демократия в Индии. Эволюция местного самоуправления // Экономическое, социальное и политическое развитие Индии (1947-1987). — М., 1989. — С.159-190.

207. Поляни М. Личностное знание // На пути к посткритической философии. — М.: Прогресс, 1985;

208. Поппер К. Логика и рост научного знания. — М.: Прогресс, 1983.

209. Поппер К. Открытое общество и его враги. — М. , 1992. — Т.1-2.

210. Поппер К. Открытое общество и его враги. Т.1 / Пер. с англ. под ред. Садовского В.Н. — М., 1992. — 448с.

211. Поппер К.Р. Нищета историцизма. — М., 1993. — 186 с.

212. Проблемы включения науки в рыночные отношения. — М., 1993. — 159 с.

213. Проблемы и надежды американской науки // США: экономика, политика, идеология. — М., 1994. — № 11. — С. 18-23.

214. Проблемы и перспективы развития российского федерализма: (Материалы научно-практ. конф.) / Совет Федерации Федерального Собрания РФ. — М., 1998.

— 262с.

215. Проблемы технологической безопасности России / Ленчук Б. и др. // Россия и современный мир. - М.,1998.

216. Проблемы эффективности научных исследований. - М. ,1991.

217. Проблемы эффективности научных исследований: Реферативный сборник. - М.: ИНИОН АН СССР, 1991. — 147с.

218. Программы администрации малого бизнеса в США // Науковедение: РЖ -М., 1992.

— N 3. — С. 30-35.

219. Пуанкаре А. О науке. - М.: Наука, 1983. - 560 с.

220. Пуляев В. Т. Наука в поступательном развитии общества: российские реалии и проблемы // Соц. гуманитар. Знания. - 1999. - № 2. - С. 29-46.

221. Ракитов А.И. Историческое познание: Системно-гносеологический подход. — М.: Политиздат, 1982. — 303 с.

222. Ракитов А.И. Анатомия научного знания. — М.: Политиздат, 1969.-206 с.

223. Ракитов А.И. Будущее России — общество высоких технологий // Проблемы информатизации. — М., 1995. — № 2-3. — С. 3-7.

224. Ракитов А.И. Наука в эпоху глобальных трансформаций (российская перспектива) // Наука в России: состояние и перспективы. — М., 1997. — С.7-51.

225. Ракитов А.И. Философские проблемы науки. Системный подход. — М.: Мысль, 1977. — 270 с.

226. Рашковский Е.Б. Востоковедная проблематика в культурно-исторической концепции Дж.Тойнби — М., 1976. — 200 с.

227. Раянов Ф.М. Федерализм — не самоцель//Власть. — М., 1996. — №3. — С.73.

228. Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. — Т.З. Новое время. - СПб., 1996. - 736 с.

229. Розов М. А. Образцы деятельности и семиотические средства управления // Методологические проблемы науки. — Новосибирск, 1978. — Вып. 5.

230. Розов М. А. Проблемы эмпирического анализа научных знаний. — Новосибирск: Наука, 1977.

231. Розова С. С. Проблемы методологии науки. — Новосибирск, 1985.

232. Российская наука в переходный период: постановка задачи. / Маркусова В. А. и др. // НТИ. — Сер.1. Орг. и методика информ. работы. - 1998. — № 8. — С. 9-13.

233. Россия, Запад и мусульманский Восток в колониальную эпоху. — СПб., 1996. — 158с.

234. Руссо Ж.Ж. Трактаты. — М., 1969. — 704 с.

235. Руткевич В.М. Совершенствование социальных отношений в обществе. — М., 1987.

236. Савельева О. Российская наука: положение серьезное, но слухи о смерти преувеличены // Интеллект. Собственность. - 1999. — № 5. - С. 44-48.

237. Савин А. Образование без диплома и диплом без образования // Известия. — М., 1996. — № 183.

238. Сагадеев А.В. Ибн-Рушд (Аверроэс). — М., 1973. — 207 с.

239. Садовский В. Н. Основания общей теории систем. — М.: Наука, 1984.

240. Самоорганизация и наука: опыт философского осмысления. — М.: АРГО. 1994.

241. Свиридова Л. Будущее России определят высокие технологии // Фин. изв. — М., 1996. — 7 июня.

242. Сиверцев М. Становление полицентрического образа фундаментальной науки // Филос. исслед. - 1993 — № 4.

243. Сиджански Д. Федералистское будущее Европы: От Европейского Сообщества до Европейского Союза / Пер. с франц. — М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1998. — 420с.

244. Системные исследования. Методологические проблемы // Ежегодник. — М., 1984.

245. Слепников И.М., Аверин Ю.А. Основы теории социального управления. — М., 1990.

246. Смирнов С. Н. Некоторые тенденции развития междисциплинарных процессов в современной науке // Вопр. философии. — 1985. — № 3.

247. Современные историко-научные исследования: Наука в традиционном Китае. — М., 1987. — 185с.

248. Социализм и наука. — М.: Наука, 1981.

249. Социальные проблемы науки. — Новосибирск, 1983.

250. Социологические исследования науки. — М.: Наука, 1974.

251. Старостин Б. А. Параметры развития науки. — М.: Наука, 1980.

252. Старостин Б. К определению понятия науки // Вест. Моск. ун-та. — Сер. 7. Философия. - 1997. — № 6.

253. Статистический ежегодник Республики Таджикистан 1997 год. - Душанбе, 1998.

254. Степин В. С., Горохов В. Г., Розов М. А. Философия науки и техники. - М.: Контакт-Альфа, 1995.

255. Сторер Н. У. Социология науки // Американская социология. М.: Прогресс, 1972.

256. Структура и развитие науки. — М.: Прогресс, 1978;

257. Сычева Л. С. Современные процессы формирования наук: Опыт эмпирического исследования. — Новосибирск: Наука, 1984.

258. Тавокин Е.П. Социология управления: современное состояние // Проблемы социологии управления. - М., 1999. - С. 202-205.

259. Таит М. Многовариантный анализ систем высшего образования западных стран // Науковедение. — 1994. — № 4. — С. 93-99.

260. Таталин С. С. Методология комплексного исследования социальных систем. — М., 1980;

261. Теребилина Т.А. О совершенствовании модели федеративного устройства России // Современный федерализм: состояние и тенденции развития: Пробл. — темат. сб.

— М., 1999. — №4. — С.92-102.

262. Терехов А. И. О проблемах воспроизводства кадрового потенциала российской науки // Пробл. прогнозирования. - 1994. — № 2.

263. Терехов А. И., Мирабян Л. М. О роли человеческого фактора в процессе трансформации российской науки // Пробл. прогнозирования. -1999. — № 3.

264. Тихонов М. Ю. Информационное общество: философские проблемы управления наукой и образованием. - М.: Изд-во ИКАР, 1998. — 312 с.

265. Тищенко П.Д. Культура знания и культура умения // Методологические проблемы теоретико-прикладных исследований культуры. — М., 1988. — С. 105-115.

266. Тойнби А.Дж. Постижение истории. — М.: Прогресс, 1991.-736 с.

267. Умнова И.А. Конституционные основы современного российского федерализма.

— М.: Изд-во "Дело", 1998. — 279с.

268. Умнова И.А. Современный российский федерализм: состояние и тенденции развития // Современный федерализм: состояние и тенденции развития: Пробл. — темат. сб. — М., 1999. — №4. — С.35-65.

269. Управление, информация, интеллект. — М.: Мысль, 1976.

270. Фадеева Т.М. Федеративная модель Европейского Союза: концепции и практика // Современный федерализм: состояние и тенденции развития: Пробл. — темат. сб. — М., 1999. — №4. — С.127-159.

271. Фарукшин М.Х. Современный федерализм: Российский и зарубежный опыт // Современный федерализм: состояние и тенденции развития: Пробл. — темат. сб. — М., 1999. — №4. — С.29-34.

272. Федерализм и региональные отношения (Опыт России и Западной Европы). — М., 1999. — 196с.

273. Федотова В. Г. Исследования специфики общественных наук (Обзор советской литературы 1970—1983) // Вопросы философии. - 1984. — № 1. — С. 165.

274. Фейерабенд П. Наука в свободном обществе. Избранные труды по методологии науки. — М., 1986.

275. Филиппов Ф.Р. Социология образования. — М.: Наука, 1980.

276. Фирсов В. Международный рынок технологий // Мировая экономика и междунар. отношения. — М., 1994. — № 1. — С. 18-22.

277. Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления. — М.,1993. - 447 с.

278. Хокинг С. Наука в следующем тысячелетии. // Наука и религия. — 1998. — № 12. — С. 2-6.

279. Хромов Г.С. Наука, которую мы теряем. — М.: Космосинформ, 1995. — 105 с.

280. Цвылев Р. И. Постиндустриальное развитие: Уроки для России / М.: Наука, 1996.

281. Ципко В. Государственная поддержка инновационного предпринимательства в регионах // Мир науки. — М., 1993. — Т.37, № 1. — С. 15-19.

282. Чавчавадзе Н. 3. Внешние и внутренние факторы культуры // Культура и общественное развитие. — Тбилиси, 1979.

283. Чавчавадзе Н. 3. Культура и ценности // Культура в свете философии. — Тбилиси, 1979.

284. Чемберс Э. Мировое сообщество выиграет, если поддержит российскую науку // Фин. изв. — М., 1996. — № 113.

285. Чиркин В.Е. Современное федеративное государство // Современный федерализм: состояние и тенденции развития: Пробл. — темат. сб. — М., 1999. — №4. — С.23-28.

286. Чуткарашвили Е.В Кадры для науки. Специалисты высшей квалификации в СССР и в капиталистических странах. — М.,1968.

287. Швагер Р. Административный федерализм и центральное управление с регионально ориентированными предпоч- тениями // Современный федерализм: состояние и тенденции развития: Пробл. — темат. сб. — М., 1999. — №4. — С.205-208.

288. Швейцер Г. Возможно ли возрождение науки в России? // Вопросы экономики. -1995. — № 2.

289. Швырев В. С. Научное познание как деятельность, — М., 1984. — С. 215.

290. Шейнин С. Проблема истории науки в свете антропологических перспектив // Логика, методология и философия науки (Материалы к VIII международному конгрессу по логике, методологии и философии науки). — Вып.1. — М., 1987. — С. 108-118.

291. Шереги Ф.Э., Харчева В.Г., Сериков В.В. Социология образования: прикладной аспект. — М.: Юрист, 1997.

292. Шкаратан А.Н. Рабочий и инженер. Социальные факторы эффективности труда. -М., 1985.

293. Шкода В. В. Чему открыто открытое общество? — М.,1997.

294. Школьников В. Эмиграция высококвалифицированной рабочей силы из бывшего СССР: типы, возможные последствия, причины и воздействие на политику // «Утечка умов»: потенциал, проблемы, перспективы. — М., 1993.

295. Штамбук В. Элиты в конце XX века // На рубеже веков. — М., 1998. — №1. — С.34-42.

296. Шумейко В.Ф. Российские реформы и федерализм (Социально-экономические очерки). — М.: Славянский мир, 1995. — 207с.

297. Экмалян А. М. Наука: генезис и социальная функция. — Ереван: Изд-во АН Арм. ССР, 1983. - 250 с.

298. Экономика и управление изобретательством: Словарь-справочник. — М., 1986.

299. Эмиграция ученых: проблемы и реальные оценки / Некипелова Е. и др. // Миграция специалистов России: причины, последствия, оценки. - М., 1994.

300. Эшби Дж. Кибернетика в управлении. — М., 1959.

301. Юдин Б. Г. Научное знание как объект социологического исследования // Малкей М. Наука и социология знания. — М., 1983. — С. 222-246.

302. Юдин Б.Г. Когнитивная социология науки // Современная западная социология науки. Критический анализ. — М., 1988. — С. 162-193.

303. Юдин Э. Г. Системный подход и принцип деятельности. — М.: Наука, 1978.

304. Юдин Э. Г., Юдин Б. Г. Наука и мир человека. — М., 1978.

305. Юревич А. В. Наука и рынок // Общество и экономика. — 1999. — №1.

306. Юревич А. В., Цапенко И. П. Функциональный кризис науки // Вопросы философии. - 1998. — №1

307. Ядов В.А., Райкова Д.Д. Социальные проблемы и факторы интенсификации научной деятельности. — М.,1990.

308. Ясперс К. Смысл и назначение истории. — М., 1994. — 527 с.

309. Ahrweiler G. Die Prioritäten burlicher Wissenschaftssoziologie. // Die Wissenschaft der Erkenntnis und die Erkenntnis der Wissenschaft. Stuttgart, 1978.

310. Alien Th. J. Distinguishing engineers from scientists // Managing progessionals in innovative organizations: A coll. of readings / Ed. by Katz. R.-Cambridge (Mass.) etc., 1988.-P. 3-18.

311. Ashmore M. The reflexive thesis: Wrighting the sociology of scientific knowledge. — Chicago: Univ. of Chicago press, 1989. — 312 p.

312. Bakvis H. Intrastate federalism in Australia // Aust. j. of political science. — Canberra, 1994. — Vol.29, №2. — P.259-276.

313. Berelson, Bernard. Graduate Education in the United States. — New York, 1960.

314. Berger P., Luckmann Th. The social construction of reality: A treatise in the sociology of knowledge. — L.: Benquin books (Lane), 1971. — 249 p.

315. Bilker W.E. Do not despair: There is life after constructivism // Science, technology a. human values. — Cambridge (Mass.), 1993. — Vol.18, N 1. — P.113-138.

316. Bloor D. Durkheim and Mauss revisted? Classification a. the sociology of knowledge // Studies in the history a. philosophy of science. — Oxford etc., 1982. — Vol.13, N 4. — P.267-297.

317. Bloor D. Knowledge and social imagery. — L. etc.: Routledge a. Paul, 1976. — 156 p.

318. Bohme G. The social function of cognitive structures? A concept of the scientific community within a theory of action // Determinants and controls of scientific development. — Dordrecht; Boston, 1975. — P.205-225.

319. Borne G. Automisierung und Funalisierung // Die Wissenschaft der Erkenntnis-und die Erkenntnis der Wissenschaft. Stuttgart, 1978.

320. Bowen, William G. and Neil L. Rudenstine. In Pursuit of the Ph. D. — Princeton, N. J., 1992.

321. Branningan A. Social basis of scientific discoveries. — Cambridge; Cambridge univ. press, 1981.-XI, 212p.

322. Brewster Ch. Strategic human resource management: The value of different paradigms//Management intern. rev. — Wiesbaden, 1999. — Vol.39, N3. — P.45-64.

323. Burrichter C. Wissenschaftsgeschichte oder historische Wissenschaftsforschung? — In:Studia Leibnitiana. Zeitschrift fur Geschichte der Philisophie und der Wissenschaft.Sonderheft 6: Die Bedeutung der Wissenschaftsgeschichte fur die Wissenschaftstheorie. Wiesbaden, 1974.

324. Butterfield H. The origins of modern science. 1300-1800. — L.:Bell, 1950. — X, 217 p.

325. Callon M. Struggles and negotiations to define what is problematic and what is not // The social processes of scientific investigation / Ed. by Knorr K. et al. — Boston; Dordrecth, 1981.-P.197-220.

326. Cohen H.F. The scientific revolution: A historiographical inquiry. — Chicago; L.: Univ. of Chicago press, 1994. — XVIII, 662 p. — Bibliogr.: p.603-618.

327. Collins H.M. An empirical relative programme in the sociology of scientific knowledge // Science observed: Perspectives on the social study of science. — L. etc., 1983. — P.85-113.

328. Collins H.M. Changing order: Replication a. induction in scientific practice. — L.: Routledge a. Paul, 1985. — VIII, 187 p.

329. Collins H.M., Jearley S. "Epistemological chicken" // Science as practice and culture / Ed. by PickeringA. — Chicago, 1992. — P.178-221.

330. Collins H.M., Pinch T.J. Frames of meaning: the social construction of extraordinary science. — L. etc.: Routledge a. Paul, 1982. — X, 210 p.

331. Cordasco, Francesco. Daniel Coit Oilman and the Protean Ph. D. The Shaping of American Graduate Education. — Leiden, The Netherland, 1960;

332. Danziger K. Constructing the subject. — Cambridg: Cambridge univ. press, 1990. — 341 p.

333. Davis K. Some fundamental trends affecting management in the future.—In: Management for the future / Ed L. Benton. N. Y., 1978.

334. Dowling P. Completing the puzzle: Issues in the development of the field of international human resource management // Management intern. rev. — Wiesbaden, 1999. — Vol.39, N3. — P.27-43.

335. Dupre J. The disunity of science // Mind. — Oxford, 1983. — Vol. 92, N 367.25.

336. Eisenstadt S.N. Revolution and the transformation of societies: A comparative study of civilizations. — N.Y.: Free press, 1978 — XV1, 348 p.

337. Elazar D. Federalism and the way to peace. — Ontario: Queen's university (Kingston, Ont.); Institute of intergovernmental relations, 1994. — 170p.

338. Esenbel S. The anguish of civilized behavior: The use of Western cultural forms in the everyday lives of the Meiji Japanese a. the Ottoman Turks during the Nineteenth century. // Jap. rev. — Tokyo, 1994. — N 5. — P.145-185.

339. Feyerabend P. Against method: Outline or an anarchistic theory of knowledge. — L., 1975. — 339 p.

340. Feyerabend P. Explanation, reduction and empiricism // Minnesota studies in the philosophy of science. — Minneapolis, 1966. — Vol. 3. — P. 25-97.

341. Feyerabend P. Knowledge and the role of theorie ?'/ Philosophy of the social sciences.

— Water-loo(Ont-), 1988. — Vol.18, N2. — P.157-178.

342. Forman P. Weimar culture, causality and quantum theory, 1918-1927: Adaptation by German physicists a. mathematicians to a hostile intellectual environment // Hist. studies in the physical sciences. — N.Y., 1971. — Vol.3. — P.1-116.

343. Fuller S. Philosophy, rhetoric and the end of knowledge: The coming of science a. technology studies. — Madison (Wis.): Univ. of Wisconsin press, 1993. — XXII, 421 p.

344. Fuller S. Social epistemology. — Bloomington; Indianapolis: Indiana univ. press, 1988.

— XV, 316p.

345. Gilbert G.N. The development of science and scientific knowledge: The case of radar meteor research // Perspectives on the emergence of scientific disciplines / Ed. Lemain G.

— P., 1976. — P. 187-204.

346. Gilbert G.N. The transformation of research finding into scientific knowledge // Social studies of science. — L., 1976. — Vol.6, N 3/4. — P.281-306.

347. Healy S.A. Science, technology and future sustainability // Futures. — Guildford, 1995.

— Vol. 27, 1 6. — P.611-625.

348. Hedlund G. The intensity and extensity of knowledge and the multinational as a nearly recomposable system(NRS) // Management intern. rev. — Wiesbaden, 1999. — Vol.39, N1. — P.5-44.

349. Heeringen A. van., Dijkwel P.A.The relationships between age, mobility and scientific productivity. It I: Effect of mobility on productivity // Scientometrics. — Amsterdam; Budapest, 1987. — Vol. 11, 71 5/6. — P. 267-280.

350. Hegstrom W. 0. The scientific community. N. Y.—L., 1965.

351. Hempel K. Deductive-nomological in statistical explanation. — Minneapolis, 1966. — Vol.3. — P. 98-169.

352. Hempel K. Explanation in science and in history // Conceptions of inquiry: A reader/Ed, by Brown S. — L., 1981. — P. 154-178.

353. Hempel K. The function of general laws in history// J. of philosophy. — N.Y., 1942. — '39.

354. Hofstadter, Richard, and Metzger, Walter P. The Development of Academic Freedom in the United States. — New York, 1955;

355. Horton, Byme J. The Graduate School. Its Origin and Administrative Development. — New York, 1940;

356. Hoyningen-Huene P. The interrelations between the philosohy, history and sociology of science in Thomas Kuhn's theory of scientific development // Brit. j. for the philosophy of science. — Aberdeen, 1992. — Vol.43, N 4. — P.487-501.

357. Huntington S.P. If not civilizations, what? Paradigms of the post-Cold War world //Ibid.

— 1993.-Vol.72, N 5. — P.186-194.

358. Huntington S.P. The clash of civilizations //For.affairs. — N.Y., 1993. — Vol.72, N 3 -P.22-49.

359. Huntington S.P. The West unique, not universal. //Ibid. — 1996. — Vol 75 N 6 -P.28-46.

360. Jagtenberg T. The social construction of science: A comparative study ofgoul direction, research evolution a. legitimation. — Dordrecht etc.: Reidel, 1983. — XVIII, 237 p.

361. Katz R. High performance research teams // Managing professionals in Innovative organizational A coil. of readings/Ed, by Katz R. — Cambridge (Mass.) etc., 1988. — P. 315-324.

362. Keith W. Response to Labinger // Social studies of science. — L., 1995. — Vol.25, N 2.

— P.321-324.55. Knorr K. The nature of scientific consensus and the case of the social sciences // Determinants and controls of scientific development. — Dordrecht; Boston, 1975. — P.228-256.

363. Knoir-Cetina K. The manufacture of knowledge: An essay on the constructivist a. contextual nature of science. — Oxford etc.: Pergamon press, 1981. — XIV, 189 p.

364. Knorr-Cetina K. Primitive classification and postmodemity / Towards a sociological notion of fiction //Theory, culture a. soc. — Cleveland, 1994. — Vol.11, N 3. — P.1-22.

365. Knorr-Cetina K. The ethnographic study of scientific work: Towards a constructivist interpretation of science // Science observed: Perspectives on the social study of science / Ed. by Knorr-Cetina K. a. Malkay M. — L., 1983. — P. 115-140.

366. Knorr-Cetina K. The internal environment of knowledge claims: One aspect of the knowledge-society connection//Argumentation. — Dordrecht, 1988. — Vol.2, N 3. — P.369-382.

367. Knorr-Cetina K., Amann K. Image dissection in natural scientific inquiry // Science, technology a. Human values. — Cambridge (Mass.), 1990. — Vol.15, N 3. — P.259-283.

368. Knorr-Cetina K.D. Scientific communities or transepistemic arenas of research? // Ibid. -1991. — Vol.12, N1.-P.101-130.

369. Knowledge and reflexitivity: New frontiers in the sociology of knowledge / Ed. by Woolgar S. — L. etc.: Sage, 1988. — 214 p.

370. Kuhn T. Essential tension: Sel. studies insci. tradition and change. —Chicago; London. 1977.

371. Kuhn T. Possible worlds in history of science // Possible worlds in humanities, arts and sciences: Proceedings of Nobel symposium 65. — Berlin; New York, 1989. — P.9-32.

372. Kuhn T. The Copernican revolution: Planetary astronomy in the development of Western thought, — Cambridge: Harvard univ. press, 1957. — 297 p.

373. Labinger J.A. Science as culture: A view from the Petridish // Social studies of science.

— L., 1995. — Vol.25, N 2. — P.285-306.

374. Latouche S. L'occidentalisation du monde: Essai sur la signification, la poffie et les limites de 1'uniformisation planntaire. — P.:La Dncouverte, 1989. — 143 p.

375. Latour B. Give me a laboratory and I will raise the world // Science observed: Perspectives on the social study of science / Ed. by Knorr-Cetina K. a. Malkay M. — L. etc., 1983. — P. 141-170.

376. Latour B. Science in action: How to follow scientists and engineers through society. — Milton Keynes: Open univ. press, 1987. — 274 p.

377. Latour B. The pasteurization of France. — Cambridge (Mass.): Harvard univ. press, 1988. — 392 p.

378. Latour B., Woolger S. Laboratory life: The social construction of scientific facts. — L.; Beverly Hills: Sage, 1979. — 273 p.

379. Laudan L. A model of scientific progress // LaudanL. Progress and its problems: Toward a theory of scientific growth. — Bekeleyetc., 1977. — P. 11-151.

380. Law J. Theories and methods in the sociology of science: an interpretative approach // Social science inform. — P., 1974. — Vol.13, N 2. — P.163-172.

381. LawJ., French D. Normative and interpretative sociologies of science // Sociol. rev. — Keele, 1974. — Vol.22, N 4. — P.581-595.

382. Leistungreserve Schopfertum: Forschungsergebnisse zur Kreativitat in Schule, Ausbildung u. Wissenachaft / Hrsg. von Neuner G. — B. : Dietz, 1986. — 195 S.

383. Lepenies W. Anthropological perspectives in the sociology of science // Sciences and cultures/Ed, by Mendelson E., Elkana Y. — Boston; Dordrecht, 1981. — P.245-261.

384. Lovelace R.F. Stimulating creativity through managerial intervention //R&D management. — Oxford, 1986. — Vol. 16, M 2.-P. 161-174.

385. Luckenbach T.A. Encouraging "little C" and "big C" creativity // Research management.

— N.Y., 1986. — Vol. 29, N 2. — P. 9-10.

386. MacKenzie D. Statistics in Britain, 1865-1930: The social construction of sci. knowledge. — Edinburgh: Edinburgh univ. press, 1981. — VIII, 306 p.

387. Malkay M. Consensus in science // Social science inform. — P., 1978. — Vol.17, N 1.

— P.107-122.

388. Malkay M., Gilbert G.N. What is the ultimate question?: Some remarks in defence of the analysis of scientific discourse//Social studies of science. — L., 1982. — Vol. 12, N 1. — P.309-319.

389. Manners L.E., Steger J.A., Zimmerer Th. Motivating your R & D staff // Managing professionals in innovative organizations» A coil of readings / Ed. by Katz R. — Cambridge (Mass.) etc., 1988. — P. 19-26.

390. Merton R. K. The sociology of science: An episodic menoir. - Carbondale, 1979. - P. 268.

391. Merton R. K. Science, technology and society in the seventeen century Englend. Bruges, 1938, v. 4.

392. Nagel E. Mechanistic explanation and organismic bio-logy // Nagel E. The structure of science: Problem, in the logic of scientific explanation. — N.Y., 1961. — P. 398-446.

393. Needham J. The grand titration: Science a soc. In East a. West. — L.: Alien a. Unwin, 1969.-352p.

394. Needhem J. Chinese science. — L., 1973.

395. Nelson A. How could scientific facts be socially constructed? // Studies in history a. philosophy of science. — Oxford; Elmsford, 1994. — Vol.25, N 4. — P.535-547.

396. Nelson B. Science and civilisations, "East" and "West". - 1969.

397. Nisbet, Robert. The Degradation of the Academic Dogma: The University in America, 1945 — 1970. — New York, London, 1971.

398. Olson R. Science, scientism and anti-science in Hellenic Athens: A new wiug interpretation // History of science. — Chaltbnt St. Giles, 1978. — Vol. l6, pt. 3, N 33. — P.179-199.

399. On scientific discovery: The Erice lectures, 1947 / Ed. by Gnnek M. — Dodrecht; Boston: Reidel, 1981.-233 p.

400. Orstavik F. The hierarchical systems paradigm in technological innovation: A sociological analysis of technology creation and technology policy in the field of minicomputers in Norway. — Oslo: Univ.ofOslo, 1996.-462 p.

401. Pearson C. The grammar of science. — L., 1911.

402. Pickering A. Knowledge practice and mere construction // Social studies of science. — L., 1990. — Vol.20, N 4. P.682-729.

403. Picot A. Management in networked environments: New challenges // Management intern. rev. — Wiesbaden, 1999. — Vol.39, N3. — P.19-26.

404. Pierer H. Managing a global player in the age of information // Management intern. rev.

— Wiesbaden, 1999. — Vol.39, N3. — P.9-17.

405. Pinch J.J. What does a proof do if it does not prove? // The social production of scientific knowledge. — Boston; Dordrecht, 1977. — P.171-215.

406. Pinch T., Bijker W. The social construction of facts and artifacts: Or how the sociology of science and sociology of technology might benefit each other // The social construction of technological systems: New directions in the sociology a. history of technology / Ed. by Bijker W., HughesT., Pinch T. — Cambridge, 1987. — P.17-50.

407. Popper K. Conjectures and refutations: The growth of scientific knowledge. — L., 1972.

— 431p.

408. Popper K.R Objective knowlege. An evolutionary approach. — Oxford, 1973. - 380 p.

409. Qian Wen-yuan. The great inertia: scientific stagnation in traditional China. L. etc.: Croom Helm, 1985. — XII, 155 p.;

410. Roberts E.B., Fusfeld A.R. Critical functions: Heeded roles in innovative process // Managing professionals in innovative organizations; A coll. of readings // Ed. by Katz R. -Cambridge (Mass.) etc., 1988. — P. 101-120.

411. Robertson D. The information revolution // Communication Pres. — N.Y., 1990. — Vol.17, N2. — P.591-610.

412. RohrerH. Science -a part of our future // lnterdis-ciplinary science rev. — L., 1994. — Vol. 19, N3.-P. 193-199.

413. Roth P.A. What does the sociology of scientific knowledge explain? or when "epistemological chickens" come home to roost // History of human science. — L., 1994.

— Vol.7, N1.-P.95-108.

414. Rudniamski J. Nauka: tworozosc i organizacja. — W-wa: Panstw. wyd-wo nauk., 1976.

— 289 s.

415. Ryan, W. Carson. Studies in Early Graduate Education. — New York, 1939;

416. Sabra A. The appropriation and subsequent natu- ralization of Greek science in medieval Islam: a preli- minary statement // History of science. — Chalfont St. Giles, 1987. — Vol.25, pt 3. N69. — P.223-243.

417. Sagasti F.R. Knowlege and development in a fractured global order // Futures. — Guildford, 1995. — Vol. 27, 1 6. — P.591-610.

418. Saliba G. The role of Maragna in the Reneissance // Rev. de synthese. — P., 1987. — T.108, N3/4. — P.361-373.

419. Science observed: Perspectives on the social study of science / Ed. by Knorr-Cetina K.D. a. Mulkay M. — L., 1983. — 272 p.

420. Scientific discovery, logic and rationality // Ed. Nickles T. — Dordrecht; Boston: Reidel, 1980. 388 p.97. Shapin S. The politics of observation: Cerebral anatomy and social interests in the Edinburgh phrenology disputes // On the margins of science: The social construction of rejected knowledge. — Keele, 1979. — P.139-178.

421. Scientific discovery: Case studies / Ed. Nickles T. — Dordrecht; Boston: Reidel, 1980.

— 385 p.

422. Shapin S. History of science and its sociological reconstruction // History of science. — Chalfont St.Giles, 1982. — Vol.20, pt.3, N 49. — P. 157-211.

423. Shapin S., Schafter S. Leviathan and the air-pump: Hobbes, Boyle a. the experimental life. — Princeton (N.J.): Princeton univ. press, 1985. — XIV, 440 p.

424. Shinohara Miyohei. Industrial growth, trade and dynamic patterns in the Japanese economy. — Tokyo: Univ. of Tokyo press, 1984. — 243 p.

425. Silverstone R. Communicating science to pubiic // Science, technology a. human values. — Cambridge(Mass.), 1991.-Vol. 16, N 1. — P. 106-110. 51-StengerV. The myth of quantum cnsciousness//Humanist. — Amherts, 1993. — Vol. 53, N 3. — P. 16-26.

426. Sismondo S. Some social constructions // Social studies of science. — L., 1993. — Vol.23, N3.-P.515-553. 101.Social processes of scientific development / Ed. by Whitley R. — London; Boston: Routledge a. Paul, 1974. — IX, 286 p.

427. Sivin N. Science and medecine in imperial China: The state of the field. // J. of Asian studies.-Ann Arbor, 1988. — Vol. 47, N 1.-P. 41-90.

428. Sivin N. Why the scientific revolution did not take place in China — or didn't it? // Чжунго кэ-цэи ши таньсо — Explorations in the history of science and technology in China. — Шанхай: Шанхай гуцзи чубаньшэ, 1982. — С.89-106.

429. Some ambiguities underlying the use of interest theory in the study of scientific knowledge // Studies in history a. philos. of science. — 1982, Vol.13, N 4. — P.353-388.

430. Storr, R. The Begining of the Future. A Historical Approach to Graduate Education in the Arts and Sciences. — New York, 1973;

431. Taylor J. The shadows of the Rising Sun: A crit. view of the "Japanese miracle'. — N.Y.: Morrow, 1983.-336 p.

432. Tominaga Ken'ichi. Modernization and Gemeinschaft capitalism in East Asia //Jap. rev. of intern, affairs. — Tokyo, 1995. — Vol. 9, N 1. — P.52-73.0.

433. Viltard Y. Les paradigraes a 1'epreuve de 1'air du temps. Quand le discours des sciences sociales sur 1'exception chinoise legitimait la involution // Rev fide science polit. — P., 1995.-Vol. 45, N 5. — P. 823-856.

434. Weingart P. Verwissenschaftliehung der Gesellschaft-Politisierung der Wisscnschaft//Ztschr. Fur Soziologie. — Bielefeld, 1983. — Jg. 12, H. 3. — S. 225-241.

435. Westney E. Organisational evolution of the multinational enterprise: An organisational sociology perspective // Management intern. rev. — Wiesbaden, 1999. — Vol.39, N1. — P.55-75.

436. Westwood A., Sekin Y. Fostering creativity and Innovation in an industrial R & D laboratory // Research-technology management. — N.y., 1988. — Vol. 31, N 4. — Р.16-20.

437. Weydert J., Beroud S. Le Devenir de Europe. — P., 1997. — 224p.

438. Wissenschaftssoziologie. Hrgs. v. P. Weingart, B. 1-2. Fr. a.M., 1972, 1974.

439. Wolff M.F. Motivating research scientists to reach for the eagles // Reaearch management. — N.Y., 1986. — Vol. 29, N 5. — P. 8-10.

440. Woolgar S. Discovery: Logic and sequence in a scientific text // The social process of scientific investigation / Ed. by Knorr K. — Dordrecht, etc., 1980. — P.239-268.

441. Woolgar S. Science: The very idea. — L. etc.: Tavistock, 1977. — 119 p.

442. Woolgar S.W. Writing an intellectual history of scientific development. — The use of discovery accounts // Social studies of science. — L., 1976. — Vol.6, N 3/4. — P.395-422.

443. Wynne B. Natural knowledge and social context: Cambridg physists a. the luminiferous ether // Science in context: Readings in the sociology of science / Ed. by Bames B. a. Edge D. — Milton Keynes, 1982. — P.212-231.

444. Yeariey S. The dictates of method and policy: Interpretational structures in the representation of scientific work // Human studies. — Dordrecht, 1986. — Vol. 11, N 2/3. — P.341-359.

445. Zaglar G. Der Mythos vom Krieg der Zivilisationen: Der Western gegen den Rest der Welt. — Munchen: Marino Verlag, 1997. — 144 S.

446. Zensen M., Restivo S. The mysterious morphology of immiscible liquids: Study of scientific practice // Social science inform. — P., 1982. — Vol.21, N 3. — P.447-473.

447. Zilsel E. The sociological roots of science / Amer. j. sociology/ Chicago, 1942/ — vol.47. - N 4. - P.544-562.

448. Ziman J. Public understanding ofscience//Science, technology a. human values. — Cambridge (Mass.), 1991. — Vol 16, N I. — P. 99-105.