CC BY
15
ФИЛОСОФИЯ PHILOSOPHY
УДК 215
DOI 10.24147/1812-3996.2023.28(1).4-12
НАУКА И РЕЛИГИЯ В ТРУДАХ РОДЖЕРА БЭКОНА
А. В. Иванов
Алтайский государственный аграрный университет, г. Барнаул, Россия
Информация о статье
Дата поступления 26.09.2022
Дата принятия в печать
19.12.2022
Дата онлайн-размещения
27.06.2023
Аннотация. В статье анализируются взгляды выдающегося средневекового мыслителя Р. Бэкона на соотношение науки и религии. Показывается оригинальность его решения проблемы авторитетов в этих важнейших сферах духовной культуры, а также важность введенного им разделения внешнего и внутреннего опыта. Весьма современно звучат также мысли английского философа о неустранимой связи науки и религии, необходимости рассматривать их в качестве развивающихся видов знания. Все это заставляет признать идейное наследие «удивительного доктора» в качестве актуального предмета не только историко-философских и историко-научных, но и теоретических исследований.
Ключевые слова
Роджер Бэкон, наука, религия, авторитет, внешний и внутренний опыт
Финансирование
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 21-011-44073 «Диалог науки и религии: исторические традиции, современные тенденции, проблемы и перспективы»
SCIENCE AND RELIGION IN THE WRITINGS OF ROGER BACON
A. V. Ivanov
Altai State Agricultural University, Barnaul, Russia
Article info Abstract. The article analyzes the views of the outstanding medieval thinker R. Bacon on the
Received relationship between science and religion. The originality of his solution to the problem of
26.09.2022 authorities in these most important spheres of spiritual culture is shown, as well as the
importance of the separation of external and internal experience introduced by him. The Accepted thoughts of the English philosopher about the irreducible connection between science and
19.12.2022 religion and the need to consider them as developing types of knowledge also sound very
modern. All this forces us to recognize the ideological legacy of the "amazing doctor" as an
Available online actual subject not only of historical-philosophical and historical-scientific, but also of
27.06.2023 theoretical research.
Keywords
Roger Bacon, science, religion, authority, external and internal experience
Acknowledgements
The reported study was funded by RFBR according to the research project №21-011-44073 «Dialogue between science and religion: historical traditions, modern trends, problems and prospects»
При обсуждении оснований и перспектив диалога науки и религии приобретает особое значение практический опыт тех мыслителей, кто в своей личной жизни и творчестве сумел гармонично совместить научное и религиозное мировоззрение, оставив неповторимый след в обеих этих важнейших сферах духовной культуры человечества. К таким знаковым фигурам относятся Пифагор и Аристотель, Посидоний Апафейский и Авиценна, Николай Кузан-ский и Лейбниц, П. А. Флоренский и святитель Лука Войно-Ясенецкий. Интерес к подобным выдающимся фигурам прошлого инициируется не только естественным биографическим, историко-научным и историко-философским интересом, но еще двумя важными причинами. Во-первых, многие их научные результаты и теоретические идеи сохраняют актуальное значение для современности. Это - не просто история, а именно живое и работающее культурное наследие. Во-вторых, личный облик таких синтетических гениев имеет как бы сверхвременное измерение, ибо они являют собой уже реально сбывшийся в истории идеал человека, всесторонне развившего свои познавательные и творческие способности, и которому, возможно, суждено будет в массовой форме воплотиться лишь в отдаленном будущем.
К синтетическим гениям подобного типа, безусловно, можно отнести и средневекового мыслителя Роджера Бэкона (ок. 1214-1294), который был назван современниками «удивительным доктором», ибо сумел внести свой вклад не только в математику, оптику, химию1, медицину, герменевтику и семиотику2, предсказать многие будущие научно-технические открытия и изобретения3, но и высказать ряд важнейших и до сих пор значимых теоретических идей. В этом плане вряд ли можно полностью согласиться с общей характеристикой его творчества, данной современным исследователем А. В. Ап-полоновым: «Прежде всего, Бэкон стремился к созданию всеобъемлющего учения, которое включало бы все накопленное человечеством знание и было при этом ориентировано на практические цели и задачи. В отличие от большинства средневековых мыслителей, которые видели в науке и философии глав-
ным образом теоретическое знание, Бэкон постоянно акцентировал внимание на их МНйаэ (пользе), т. е. на их практическом приложении» [4, с. 49]. Однако, как раз философско-теоретические идеи Р. Бэкона являются наиболее интересными в его наследии, ибо до сих пор сохраняют, на наш взгляд, и актуальность, и определенную эвристичность. Это - не философский архив и не предмет сугубо историко-философских щтудий, а вполне конструктивные идеи, которые можно использовать при обсуждении современных проблем. Это касается, в том числе, и проблемы соотношения науки и религии.
Любопытно, что в другой своей статье А. В. Ап-полонов во многом опровергает сам себя и поддерживает высказанный нами тезис. Так, он пишет: «Наконец, нельзя не сказать о том, что в некоторых отношениях бэконовское исследование религий выглядит вполне современно. Например, у него присутствует подразделение религий сообразно таким факторам, как многобожие / единобожие, наличие / отсутствие священства, наличие / отсутствие священных текстов, наличие / отсутствие мест публичного богослужения и т. д. ... Или, например, трудно не согласиться с утверждением Бэкона о том, что любой религиозный "закон" (по крайней мере, это касается тех "законов", о которых он упоминает) ссылается на трансцендентную реальность как на источник своей легитимности» [5, с. 221].
Какие же еще идеи Р. Бэкона, касающиеся религии и ее взаимоотношений с наукой, выглядят «вполне современными» и заслуживают самого пристального именно теоретического, а не сугубо историко-философского внимания?
Прежде всего, это касается проблемы авторитета. До сих пор среди многих исследователей науки господствует убеждение, что если в религии роль авторитета (Священного текста, пророка или святого) абсолютна, то в научном знании - сугубо относительна. Конечно, авторитеты в науке есть, но истинная рациональность подразумевает исходный «организованный скептицизм» (Р. Мертон) относительно них и безусловное доверие объективным логическим, теоретическим и эмпирическим аргумен-
там. Вопреки этому наивному позитивистскому верованию Р. Бэкон совершенно правильно обосновывает фундаментальную роль авторитета не только в религии, но и в науке, которую он, по средневековой традиции, от философии принципиально не отделяет. Действительно, в науке и философии бессознательное влияние авторитетов гораздо более влиятельно, чем представляется на первый взгляд. Это касается не только авторитета господствующей общенаучной парадигмы и научной школы, к которой принадлежит ученый, но также авторитета используемых университетских учебников, авторитета отдельных преподавателей и непосредственного научного руководителя.
Р. Бэкон справедливо указывает, что любое знание (и религиозное, и научное) начинается с опоры на безусловные авторитеты, которое только позднее проверяются накопленным личным опытом и подвергаются беспристрастному логическому анализу. Он пишет, что «не следует человеку, не имеющему опыта, искать доказательства, чтобы прежде обрести интеллектуальное знание, ибо он не получит доказательства до того, как обретет опыт. Поэтому он должен сперва поверить [тем, кто обладает этим опытом], потом обрести [сам] опыт, и только затем - доказательство» [6, с. 365].
При этом английский мыслитель высказывает еретическую не только для средневекового, но и для современного религиозного сознания мысль, что не только в рациональных видах опыта, но и в религии подавляющее большинство авторитетов (мудрецов и святых) являются относительными, ибо могут заблуждаться по самым различным причинам. «...Мы можем собрать из книг святых, - пишет Р. Бэкон, -бесчисленное множество. высказываний (как относящихся к предмету спора, так и связанных со [взаимными] обидами), которые показывают, что в их знаниях многое [было привнесено] человеческой слабостью, из-за которой они утверждали то, что не должны были бы утверждать. Но ясно, что они делали это не на основании точного знания; следовательно, [на основании] кажущегося и выносили заключения в соответствии с ним» [6, с. 365].
Однако понятно, что религиозное сознание все же требует абсолютного авторитета, будь то священный текст, пророк или религиозный учитель. В этом плане не ошибались, по Р. Бэкону, «только авторы Священного Писания, а писания прочих, какой бы святостью и ученостью они ни отличались, не следует считать истинными до тех пор, пока это не будет доказано - на основании канона и [сочинений] иных
авторов или же на основании удовлетворительных [рациональных] аргументов» [6, с. 76]. Любопытно, что, по мысли «удивительного доктора», авторы Священного Писания являются абсолютными авторитетами не только в области религиозного, но и научно-рационального знания, «ибо только патриархи и пророки были истинными философами, которые познали все: не только Закон Божий, но и все разделы философии» [6, с. 138]. Приобщенные к полноте божественных знаний, они передали обыкновенным людям не только базовые религиозные, но также математические, астрономические, медицинские и другие научные истины. У Р. Бэкона, человека, по-видимому, не только гениально интеллектуально одаренного, но еще и очень страстного, дело иногда доходит до абсурда: в целом ряде фрагментов своего «Большого сочинения» он силится убедить читателя в том, что свои философские, астрономические и математические знания египтяне и греки почерпнули, из ветхозаветных источников.
Однако очевидные конфессиональные предрассудки и теологические фантазии Р. Бэкона не должны заслонять для нас его другую очень важную эпистемологическую идею: авторитетность знания и в науке, и в религии напрямую зависит от глубины личного непосредственного познавательного опыта. Применительно к религии имеется в виду внутренний, так называемый трансцендентный опыт, который лежит в основе и создания «осевых» религиозных текстов, и убедительности религиозной проповеди, и подлинного религиозного учительства. Даже Религиозное Откровение, которое дается пророкам и апостолам свыше, требует встречного усилия с их стороны, как бы внутренней готовности принять трансцендентное знание. Неслучайно Р. Бэкон в ряде мест специально подчеркивает длительность жизни ветхозаветных патриархов и пророков, которым нужно было время для обретения соответствующих познавательных способностей. Здесь, конечно, встает важная и очень сложная проблема подлинности и общезначимости личного трансцендентного опыта, отличия его от разного рода имитаций и профанаций; и, соответственно, критериев различения подлинных и ложных религиозных авторитетов. Не вдаваясь в ее детальное обсуждение, можно, в принципе, солидаризироваться с позицией Р. Бэкона, что важным средством подобного различения являются и непосредственный практический опыт последователей (их успех или неуспех на путях духовного совершенствования), и рациональный анализ идей, выдвинутых религиозными авторите-
тами, и, наконец, историческая практика, которая позволяют отделять подлинный личный религиозный опыт от плевел.
Обостренное внимание к непосредственным видам когнитивного опыта и негативное отношение к схоластическим, чисто дискурсивно-выводным построениям (познание «с помощью аргументации» по выражению английского мыслителя), закономерно приводит Р. Бэкона к очень важному разделению видов опыта на внешний и внутренний. Во внешнем чувственном опыте, направленном на постижение природы, он видит источник подлинно строгой и продуктивной науки об устройстве внешнего мира, где может быть использована столь любимая им математика. В этом плане, безусловно, правы те авторы, которые рассматривают Р. Бэкона в качестве одного из предтечей европейского экспериментального естествознания.
Однако помимо познания внешних - чувственно данных - вещей, есть область внутреннего духовного опыта, которая требует иных - трансцендентных - познавательных способностей, о которых речь шла выше. Приведем обширный фрагмент из основного бэконовского сочинения о двух видах опыта, ибо он исключительно важен для понимания его общей гносеологической позиции. «.Опыт бывает двояким. -пишет Р. Бэкон. - Один приобретается с помощью внешних чувств: так мы познаем в опыте небесные явления с помощью изготовленных для этого инструментов, а явления подлунного мира - посредством зрения. А то, что не находится в местах, в которых пребываем мы, мы познаем благодаря другим мудрецам, обладающим опытом. Но этот опыт для человека недостаточен, поскольку он не дает полной достоверности относительно телесных вещей вследствие их сложности, и не достигает вещей духовных. Поэтому необходимо, чтобы человеческий разум получал и иную помощь, и поэтому святые патриархи и пророки, которые первые дали науки миру (и, равным образом, многие верные после [пришествия] Христа), не останавливались на чувственном восприятии, но получали внутренние озарения. Ибо благодать веры и Божественное вдохновение просвещают многих не только в вещах духовных, но и в вещах телесных и философских науках.
Существуют семь внутренних степеней этой науки. Первая [обретается] посредством чисто научных озарений. Вторая степень состоит в добродетелях. Ибо злой человек невежествен, как говорит Аристотель во II книге Этики и аль-Газали в Логике
утверждает, что душа, оскверненная грехами, подобна ржавому зеркалу, в котором не могут должным образом быть явлены образы вещей; но душа, украшенная добродетелями, есть все равно, что хорошо отполированное зеркало, в котором формы вещей явлены должным образом.
Третья степень - семь даров Духа Святого, которые перечисляет Исайя. Четвертая - блаженства, которые определяет в Евангелии Господь. Пятая заключается в чувствах духовных. Шестая - в плодах [Святого Духа], среди которых мир Господень, который превосходит всякое чувство. Седьмая - в восхищениях и их видах, сообразно которым разные люди по-разному восхищаемы, так что видят многое, о чем не подобает говорить человеку. И тот, кто тщательно испытал на опыте все или некоторые из них, может предоставить себе и другим достоверное знание не только о духовном, но и обо всех человеческих науках» [6, с. 138].
В этом знаменитом фрагменте, к сожалению, оставшемся у Р.Бэкона не развернутым, важен целый ряд моментов. Во-первых, бэконовскую оппозицию «внешний опыт - внутренний опыт» вполне правомерно использовать для разведения науки и религии в целом, где областью науки являются преимущественно экспериментальное изучение объектов и процессов внешнего мира, как они даны нам в чувственном восприятии; а объектами религиозного опыта выступают факты и события духовного мира, включая возможность экспериментирования с собственным сознанием, как это происходит, например, в практике индийской йоги. Понятно, что противоположность между внутренним и внешним опытом является сугубо относительной, и сегодня можно говорить о неуклонном схождении внешнего и внутреннего опыта постижения бытия, когда становится очевидной «человекоразмерность» современной пост-неклассической науки4.
Во-вторых, Р. Бэкон выделяет разные формы трансцендентного внутреннего опыта: первая ступень - научно-философское умозрение; вторая ступень - непосредственное этическое познание, типа эмпатии, где в нравственной и умудренной душе отражается такая психологическая реальность, как своя, так и чужая, которая скрыта от души, затемненной темными страстями и ложными жизненными установками; третья ступень - как раз многообразные формы религиозного трансцендентного опыта, которые, повторимся, остались у Р. Бэкона не раскрытыми и допускающими различные толкования.
Они в целом могут быть также названы формами мистического опыта или мистического созерцания5.
В-третьих, именно через внутренние формы трансцендентного опыта открываются, по Бэкону, истинные основания и пути как рационального, так и внерационального познания, которые фундируют любые рационально-дискурсивные построения как в философии и науке, так и в религии. Это он подчеркивает в следующей фразе: «.Только эта госпожа теоретических наук может предоставить великие истины в рамках этих наук, каковых [истин] данные науки [сами по себе] никоим образом достичь не могут» [6, с. 365]. Здесь нетрудно увидеть зародыш целого спектра эпистемологических идей, которые будут развиваться в последующей традиции, будь то рациональная интуиция Р. Декарта, посредством которой схватываются врожденные идеи; различные виды интуитивизма от А. Бергсона до Н. О. Лосского; и знаменитая идея А. Эйнштейна, что нет прямого рационально-индуктивного пути от научных фактов к гипотезам, а есть конструктивно-интуитивный скачок от внешнего опыта к теоретическим моделям. К тому же в основе научного познания, по А. Эйнштейну, лежит неустранимая вера ученого в гармонию окружающего мира6.
Теперь мы можем обратиться к исходному вопросу о том, как понимает Р. Бэкон общее соотношение между философией (наукой) и религией. Понятно, что он отдает безусловное первенство Священному Писанию и истинам религии, что наглядно видно в приведенной выше иерархии форм внутреннего познавательного опыта. Однако он приписывает ветхозаветным патриархам и пророкам, как мы помним, не только трансцендентное видение базовых религиозных истин, но также основополагающих научных и философских знаний. Более того, в упрек современному ему засилью умозрительной схоластики он справедливо ставит как раз научное невежество (прежде всего лингвистическое, математическое и астрономическое) церковных деятелей и напрямую связывает рост авторитета и влияния христианской религии со степенью ее опоры на результаты научных исследований. Иными словами, не только религия и богословие нужны науке и философии, но они в не меньшей степени нужны религии и богословским построениям. Этот вызывающий теоретический тезис, а также прямые обвинения «удивительного доктора» в научном невежестве, высказанные им в адрес современных ему богословов, естественно, не могли не вызвать негодования и административных репрессий со стороны властных
католических кругов. Многие годы своей жизни он был вынужден провести в тюремном заключении, не имея возможностей для научной работы7. Вот квинтэссенция его позиции во втором разделе его главного труда: «Итак, я утверждаю, что есть одна наука, госпожа прочих, а именно, богословие, для коего совершенно необходимы прочие науки, без которых оно не может быть действенным. И богословие использует в своих интересах силу прочих [наук], которые подчиняются ее приказам и повелениям. И, однако, существует одна совершенная мудрость, которая целиком содержится в Священном Писании, и она должна разъясняться с помощью канонического права и философии, и благодаря этим наукам происходит истолкование Божественной истины. Ибо мудрость сама по себе - это как бы сжатый кулак, а благодаря указанным наукам она становится раскрытой ладонью» [6, с. 110].
Далее Р. Бэкон довольно убедительно обосновывает необходимость научных знаний для глубокого понимания и правильного практического использования истин Откровения. Он, например, показывает, предвосхищая будущие филологические библейские исследования, насколько важны точные переводы Библии с одного языка на другой (особенно древнееврейского и греческого на латинский), как могут искажаться при этом религиозные истины, и насколько важно владение различными языками при религиозной проповеди и апологетике. Можно согласиться с А. С. Гореловым, что «с грядущими гуманистами Бэкона связывает не только осознание важности изучения языков и постановка методологических проблем, связанных с переводом и текстологической критикой, но и интерес к принципам риторической и поэтической аргументации по сравнению с традиционно изучаемой в логике доказательной и диалектической аргументацией» [11, с. 34].
Еще большее значение для правильного понимания истин христианской религии Р. Бэкон приписывает математике, в которую он включает также астрономию и астрологию. Без овладения математикой, которая как бы врождена человеческому разуму, не только невозможно сформировать у верующего доказательного и систематического мышления, но без математики невозможно понимание астрономических, хронологических и календарных сведений, содержащихся в Библии. Без нее и обрядовая сторона жизни Церкви невозможна. Наконец, использование математической символики крайне полезно для понимания многих религиозных истин.
В сущности, Р. Бэкон проводит идею органического единства науки и религии, у которых общий исток, где вечные истины религии задают основания и направление научно-философскому развитию, а сами они раскрываются только через научное знание. Здесь очень удачен символ, который использует английский мыслитель. Религия подобна сжатому кулаку без обращения к науке, и раскрытой дающей ладони, когда опирается на научное познание мира и человека. Р. Бэкона можно также считать одним из первых идеологов научного прогресса, когда он описывает будущие технические достижения человека, предрекает увеличение продолжительности человеческой жизни благодаря успехам медицины и нравственному прогрессу человечества, предрекает науке успехи в оптике и в изучении человеческой психики. Он прямо говорит, что неизвестное современным мудрецам, рано или поздно станет известно потомкам в будущем.
Фактически Р. Бэкон первым в европейской традиции привносит и в религию, и в науку идею развития: религия в ходе исторического развития и благодаря науке раскрывает свой имманентный смысловой потенциал, а знание человеком природы и овладение ее силами постоянно расширяется, выходит за прежние границы, т. е. как бы трансценди-руется. Иными словами, религиозному знанию, как доминирующей стихии внутреннего духовного опыта, исторически свойственно бесконечно углубляться в свои вечные Истины; а научному знанию, как сфере преимущественно внешнего опыта, наоборот, свойственно неограниченно расширяться, осваивая все новые и новые предметные поля и отказываясь от прежних предрассудков и заблуждений. Оба вида опыта, как мы уже писали выше, вовсе не отрицают друг друга, не конкурируют между собой, а, наоборот, нуждаются друг в друге и взаимно друг друга стимулируют. Правда... при безусловном примате Истин Священного Писания и под водительством «матери Церкви». В этом плане христианскую религиозно-мировоззренческую позицию Р. Бэкона не следует модернизировать, как, впрочем, нельзя и не восхищаться пророческой силой его мысли.
Так, в работе «О тайных деяниях искусства и природы и о ничтожности магии. Послание брата Роджера Бэкона [Гийому Парижскому]» английский мыслитель высказывает идею, весьма актуальную для дня нынешнего: знания и технологии могут нести не только благо, но и зло, если они попадают в дурные руки. В частности, не все знания можно и нужно раскрывать грубой и невежественной толпе.
Р. Бэкон в этой связи пишет: «А причина этого неведения толпы, по мнению всех мудрых, такова: толпа высмеивает мудрецов, с презрением относится к тайнам мудрости, не знает, как использовать достойнейшие вещи, и даже если по случаю она и узнает нечто значительное, то тут же его портит и пользуется им неправильно - на многоразличную погибель людей и сообществ» [3, с. 467]. Он и заканчивает свое Послание Гийому Парижскому (вернее дошедший до нас фрагмент этого послания) теми способами, которыми ответственные ученые должны скрывать от невежественных толп и их правителей свои сокровенные знания. Это и тайнопись, и символические изображения, и сокращенная запись. Таким образом, Р. Бэкона можно рассматривать как одного из первых европейских мыслителей, предугадавших противоречивость будущего научно-технического прогресса и возложивших на самих ученых этическую ответственность за использование добытых ими знаний.
К безусловным заслугам Р. Бэкона следует отнести также крайне негативное отношение ко всякой магии, которая является, по его мнению, плодом невежества и которая может принести человечеству большой вред. Магии, основанной на иррациональных и некритических верованиях, дошедших до современников из древней и темной языческой старины, предшественник экспериментального европейского естествознания противопоставляет систематические научные исследования, основанные как на знании предшествующей традиции8, собственных результатах опыта и их рациональном коллективном обсуждении. Разделяя со своими современниками убежденность в том, что Небо и звезды оказывают на земную жизнь капитальное воздействие, Р. Бэкон занимает достаточно взвешенную позицию относительно астрологии, называя «ложными математиками» тех, кто приписывает влиянию звезд на жизнь людей и народов необходимый характер. «.Птолемей, Аристотель, Авиценна. - пишет Р. Бэкон, - не допускали абсолютной необходимости .в подлунном мире под [влиянием] действия неба, так как свободный выбор не зависит от природных вещей, и не считали, что выводы [этой ложной математики] должны быть безошибочны, напротив, они не приписывали некую необходимость свободному выбору, поскольку, как будет ясно из дальнейшего, не приписывали ее и природным вещам. И поэтому все философы осуждали безумства этих ложных математиков» [6, с. 278]. В этом плане позицию Р. Бэкона следует квалифицировать как детерминизм вероят-
ностного типа, где находится место и объективным природным законам (законам Неба), и Божественному Провидению и свободной воле человека. Позиция, надо признать, вполне себе диалектическая.
И еще одной, очень важной сферой научной деятельности Р. Бэкона, напрямую связанной с взаимоотношениями науки и религии, следует признать его оптические исследования и размышления о природе света. Здесь он движется в общем русле научных интересов оксфордской школы, заложенной Р. Гроссетестом. Свет оказывается тем уникальным общим объектом внимания религии и науки, который позволяет, быть может, наиболее продуктивно разворачивать диалог между ними. С одной стороны, символика Божественного Света пронизывает все мировые религии. Именно творящий умный Свет, сопрягающийся напрямую с Божественной Мыслью и Словом и исходящий из горних сфер, непосредственно творит мир, выводя его из состояния предвечного хаоса, мрака, бесформенности и безмыслия. Отсюда вся мировая «метафизика света», где, говоря словами ее последующего гениального разработчика П. А. Флоренского, обыденное и сугубо физикалистское понимание противостоит «церковному пониманию света, как силы онтологической, как мистической причины существующего» [12, c. 512]. Одновременно и трансцендентный религиозный опыт всех религий всегда в той или иной форме вращается вокруг темы внутреннего постижения Божественного Света, личного духовного просветления, где даже в слове «святой» указывается на его связь с онтологической основой бытия [13, c. 210-211].
Действительно, согласно Р. Бэкону, свет или небо, оказывается главным мировым жизнедате-лем, источником species9 не только для вещей, но и живых существ подлунного мира, включая человека: «Итак, очевидно, что сила неба, внедренная в материю элементов, производит все неодушевленное, а равным образом, и одушевленное - через гниение. И для возникновения этих вещей нужны только эле-
менты и небо» [6, с. 308]. Справедливости ради надо сказать, что спекулятивно-метафизический аспект света, как Божественной Реальности и как онтологической основы мирового бытия, был более обстоятельно развит в трудах учителя Р. Бэкона - Р. Гроссе-теста. Сам же «удивительный доктор», будучи человеком все же более опытно-практической, нежели философско-умозрительной направленности, сконцентрировался на физических аспектах изучения света. В результате этих опытов оказалось, что физический свет не только фундаментально значим для внешнего познания мира10, но является причастным к общим законам мировой гармонии, ибо законы его распространения в пространстве доступны для изучения математическими средствами. Можно согласиться с А. В. Ахутиным, что для представителей оксфордской школы «свет являлся. тем гармонизирующим центром, благодаря присутствию которого могли совпадать в едином знании достоверность чувственного опыта, достоверность математической теории и метафизическая достоверность действительного бытия» [14, c. 162]. Свет оказывался тем самым каналом органической связи между ноуменально-божественной и феноменально-физической реальностью, миром и человеком, внешним и внутренним опытом, наукой и религией.
Соответственно, для Р. Бэкона и речи не может идти о «двойственности» религиозной и научной истин (или их параллельности), как утверждали современные оксфордцам-августинианцам представители европейского аверроизма во главе с Сигером Брабантским, а есть две светоносно сопрягающиеся грани Единой Истины. Насколько эти грани близки друг другу - отдельная проблема. Для самого Р. Бэкона они представлялись почти совпадающими друг с другом. Последующая европейская и мировая традиции предложили иные решения проблемы, но в любом случае нельзя не отметить смелости и оригинальности бэконовских идей, продолжающих оказывать творческое влияние и на современную научную, и на религиозную мысль.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Ряд авторов считает его первооткрывателем пороха [1].
2 Например, в его трактате «О знаках» можно вычитать идею «семантического треугольника». Р. Бэкон пишет: «Поэтому всякий раз, когда произносится со значением слово, обозначающее вещь, в душе с необходимостью должна присутствовать «форма» вещи и познавательный навык» [2, c. 374]. Здесь под «формой» средневековый философ имеет в виду как раз смысл, понятие о предмете.
10 -
Herald of Omsk University 2023, vol. 28, no. 1, pp. 4-12
3 Известны его пророчества о подводных лодках, самолетах и поездах. «.Могут быть созданы, - пишет Р. Бэкон, - такие орудия мореплавания, чтобы большие корабли без гребцов пересекали реки и моря, управляемые одним человеком, и с большей скоростью, чем если бы они были наполнены гребцами. Также могут быть созданы повозки, которые двигались бы без тягловых животных с невообразимой стремительностью. Также могут быть созданы инструменты для полета: чтобы в середине инструмента сидел человек, вращая некое изобретение, с помощью которого [двигались бы], ударяя по воздуху, искусственно созданные крылья, на манер летящей птицы. Также [может быть создан] небольшой по величине инструмент, который поднимал бы и опускал немыслимые тяжести (нет ничего полезнее такого инструмента в определенной ситуации). Могут быть также созданы инструменты для путешествий под водой морей и рек - вплоть до достижения дна, и без всякой телесной опасности» [3, с. 450].
4 Более подробно этот тезис развернут и обоснован в статье автора [7].
5 Применительно к этой бэконовской классификации форм внутреннего трансцендентного опыта можно вспомнить показательное название известного труда С. Н. Булгакова «Свет невечерний: Созерцания и умозрения». Любопытно, что и в исламской традиции различаются формы трансцендентного опыта, например, мистическое озарение и мистический гнозис [8, c. 119].
6 А. Эйнштейн и Л. Инфельд писали: «Без веры в то, что возможно охватить реальность нашими теоретическими построениями, без веры во внутреннюю гармонию нашего мира, не могло бы быть никакой науки. Эта вера есть и всегда останется основным мотивом всякого научного творчества» [9, c. 241].
7 См. подробнее о его биографии в статье К. П. Виноградова [10, с. 4-14].
8 Недаром английский мыслитель постоянно ссылается на предшествующую ему греческую и арабскую научно-философскую традицию, особенно почитая столь близких ему по универсальной направленности мысли Аристотеля и Авиценну.
9 Как подчеркивают исследователи, термину «species», который широко использует средневековый английский мыслитель, крайне трудно подобрать категориальный эквивалент в русском языке, но ясно, что это базовые элементы жизни, смысла и порядка, которые привносятся небом в земной мир. Непосредственным же переносчиком этих структурообразующих форм мироздания оказывается свет в его физическом измерении, доступный, по Р. Бэкону, уже не только внутреннему, но и внешнему опыту в рамках оптических исследований.
10 Бэкон прекрасно осознает важнейшую роль солнечного света в формировании и трансформации земных ландшафтов, зарождении и развитии различных форм жизни (через те же процессы гниения), а также его исключительную роль в познании человеком мира через зрение. Он впервые подчеркивает роль активности зрения, когда глаз, благодаря своим собственным излучениям, своим собственным «species», как бы «ощупывает», «сканирует» объект, тем самым включая его в общее структурированное поле восприятия. Р. Бэкон пишет в этой связи, что «зрение носит. активный характер, и. оно посылает зрительный species ко всему обозримому видимому, поэтому. зрение наблюдает звезды благодаря тому, что посылает зрительный species, который достигает их и передает зрению их species» [6, с. 335]. В современной когнитивной психологии это получило название «установки» или «категориальной структурированности» процессов восприятия.
СПИСОК ЛИТЕРА ТУРЫ
1. Хайм Г. У. Л. Роджер Бэкон и порох // Роджер Бэкон: алхимия, астрология, магия и медицина : сб. СПб. : Академия исследований культуры, 2021. С. 139-166.
2. Бэкон Р. О знаках // Космос и душа. Учения о природе и мышлении в Античности, Средние века и Новое время (исследования и переводы). М. : Прогресс-Традиция, 2010. С. 356-378.
3. Бэкон Р. О тайных деяниях искусства и природы и о ничтожности магии. Послание брата Роджера Бэкона [Гийому Парижскому] // Избр. М. : Изд-во Францисканцев, 2005. 480 с.
4. Апполонов А. В. Понятие практики и практического в философии Роджера Бэкона // Этическая мысль 2018. Т. 18. № 2. С. 46-55.
5. Апполонов А. В. Классификация религий у Роджера Бэкона // Государство. Религия. Церковь. 2012. № 1. С. 211-222.
6. Бэкон Р. Большое сочинение // Избр. М. : Изд-во Францисканцев, 2005. 480 с.
7. Иванов А. В. Наука и религия: новые грани старой проблемы // Философия науки и техники. 2022. Т. 27. № 1. С. 111-123.
8. Тримингэм Дж. С. Суфийские ордена в исламе. М. : Наука, 1989. 328 с.
9. Эйнштейн А., Инфельд Л. Эволюция физики. Развитие идей от первоначальных понятий до теории относительности и квантов. М. : Наука, 1965. 327 с.
10. Виноградов К. П. ROGER BACON VITA ET OPERA. (Жизнь и творчество Роджера Бэкона) // Избр. М. : Изд-о Францисканцев, 2005. 480 с.
11. Горелов А. С. Философия Роджера Бэкона и ее место в истории европейской культуры // Избр. М. : Изд-о Францисканцев, 2005. 480 с.
12. Флоренский П. А., свящ. Соч. : в 4 т. Т. 2. М. : Мысль, 1980. 877 с.
13. Флоренский П. А., свящ. Собр. соч. Философия культа. М. : Мысль, 2004. 685 с.
14. Ахутин А. В. История принципов физического эксперимента (от античности до XVII в.). М. : Наука, 1976. 291 с.
ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ
Иванов Андрей Владимирович - доктор философских наук, профессор, директор Центра гуманитарного образования, Алтайский государственный аграрный университет, 656049, Россия, г. Барнаул, Красноармейский пр., 98; e-mail: ivanov_a_v_58@ mail.ru
ДЛЯ ЦИТИРОВАНИЯ
Иванов А. В. Наука и религия в трудах Роджера Бэкона // Вестн. Ом. ун-та. 2023. Т. 28, № 1. С. 4-12. DOI: 10.24147/1812-3996.2023.28(1).4-12.
INFORMATION ABOUT THE AUTHOR
Ivanov Andrei Vladimirovich - Doctor of Phylosophical Sciences, Professor, Director of the Centre of Humanitarian Education, Altai State Agricultural University, 98, Krasnoarmeisky pr., Barnaul, 656049, Russia; e-mail: ivanov_a_v_58@mail.ru
FOR QTATIONS
Ivanov A. V. Science and religion in the writings of Roger Bacon. Vestnik Omskogo universiteta = Herald of Omsk University, 2023, vol. 28, no. 1, pp. 4-12. DOI: 10.24147/1812-3996.2023.28(1).4-12. (in Russ.).
