CC BY
6НАУЧНЫЕ И ИНФОРМАЦИОННЫЕ ВЕРСИИ ДАНДЖЕРОЛОГИИ:
КОГНИТИВНЫЕ И ЦЕННОСТНООБРАЗУЮЩИЕ СТРАТЕГИИ
А.М. Старостин Институт междисциплинарных исследований и глокализации РГЭУ (РИНХ), г. Ростов-на-Дону
Аннотация. Статья затрагивает проблематику научно-прикладных исследований и разработок в данджерологии. Приводятся описания и результаты проведённых автором социологических исследований, раскрывающих вопросы национальной безопасности, включая такие сферы как коррупция и терроризм.
Ключевые слова: данджерология; «общество риска»; проблемы национальной безопасности; «отраслевые» государственные политики; общественная безопасность.
Данджерология - учение (наука) об опасностях, угрозах и рисках человеческого существования и способах их парирования и минимизации. Термин навеян английской калькой (дейнджер - опасность), но несколько русифицирован, дабы не вызывать ассоциации с мистическими и эзотерическими представлениями и практиками, имевшими место в истории.
В данном случае речь идет о рациональном знании в системе по-преимуществу научно-прикладных исследований и разработок (инноваций), имеющих дело с дисфункциональными и деструктивными состояниями в социальных, социоприродных системах и антропогенного характера. Данджерологию можно разделить на секторную и междисциплинарную версии.
Обобщения данджерологического характера стимулированы усилением социальной динамики и переходом ее на глобальный уровень. Характерные в этом ключе теоретические разработки связаны прежде всего с
концепцией «общества риска» Ульриха Бека, выдвинутой в начале 90-х гг. XX в.
По У. Беку идеалом и главной ценностью продвинутой современности выступает безопасность в отличие от классической современности, где таковыми выступали равенство, справедливость, комфорт, богатство [1].
Если отталкиваться от политико-управленческих оснований, концентрирующихся на наиболее массовой и острой проблематике государственно-общественных кластеров и их дисфункциональных состояний, то существует подход, выделяющий «отраслевые» государственные политики и, соответственно, позиции, которые ведут к угрозам и рискам человеческой жизни, здоровью, безопасности общества и отдельных его подсистем [2].
В сопряжении с этим кластером образуется кластер особых дисфункциональных состояний общества, который на уровне отраслевой государственной политики может быть обозначен как отраслевые сферы национальной безопасности (экономической, продовольственной, военной, финансовой, духовной, информационной и т.д.). Это в итоге излагается в концентрированном виде как концепции, доктрины, стратегии обеспечения национальной безопасности в той или иной области.
При полидисциплинарном и междисциплинарном подходах формируются многопараметрические матрицы общественной безопасности, содержащие 2530 параметров предельно-критических показателей социального развития (ПКПР) [3, 4].
В свое время мы сформулировали понятие «коридора эффективности» деятельности административно-политических элит, где, наряду с нижними границами, основанными на оценке рисков и угроз, указываются и высокие оптимальные показатели социального развития, основанные на индексах развития человеческого потенциала (ИРЧП) [5].
Современная научная база по проблемам национальной безопасности,
включающих порядка 10 направлений обеспечения национальной безопасности представлена большим количеством научных работ, что позволяет подготовить основательную научную базу для последующих обобщений в данджерологическом направлении, выстроив также в этом плане философско-прикладной кейс «Философская репрезентация делинкветной деятельности (терроризм, коррупция)» [6].
Одним из важных и репрезентативных было социологическое исследование, проведенное в 2015 г. под руководством А.М. Старостина и А.В. Понеделкова «Проблемы национальной безопасности: региональный уровень» в более чем 25 регионах страны. Оно позволило сделать вывод о том, что наиболее явно бросаются в глаза общественного мнения не столько отдельные и многообразные угрозы, сколько системный характер угроз, связанных со стабильностью общества и власти, а не действием каких-то отдельных факторов.
Хотя в глаза бросается и другое: наименее актуальными в недрах общественного мнения оказываются те угрозы, которым уделяется наибольшее политическое внимание и освещение в СМИ. В наибольшей степени респонденты сосредоточены на проблемах общественной безопасности, снижении угроз и рисков в их повседневной жизни (коррупция, мошенничество, физическое насилие, шантаж) [7].
Указанные выше сюжеты и примеры в основном относятся к когнитивной сфере: научных и научно-экспертных поисков. Эти поиски научно-дисциплинарного и междисциплинарного характера направлены на установление глубинных факторов и причин дисфункциональных состояний общества. Однако поиски могут идти десятилетиями, а управленческая практика требует ситуативной и краткосрочной реакции.
Так появляются информационные (в т.ч. экспертные) версии отраслевой или системной данджерологии. Они основываются на каких-то научных идеях
или гипотезах, которые еще не прошли полной апробации. Либо в ход идет повседневный опыт, практические прецеденты, давшие хоть какой-то положительный эффект. Зачастую информационные версии политизируются и идеологизируются в интересах доминирующих или монопольно представленных политических и финансово-промышленных групп.
Показательный пример из области социальной экологии: эволюция экологических информационных версий типа «устойчивого развития», «озоновых дыр», «парникового эффекта», «глобального потепления», которые односторонне, либо превратно освещали и освещают наблюдаемые глобальные процессы [8, 9].
Что касается таких угроз, как терроризм и коррупция, то информационные версии отражают прежде всего ориентацию на быстрый успех, фетишизируя, выводя за рамки даже социальности данные феномены. А, во-вторых, скорее ориентированы не на выявление причин, механизмов воспроизводства, а на борьбу с этими явлениями просто как с симптомами деструктивного поведения.
Между тем, научные версии не только достаточно многообразны и нацелены на выявление подоплеки феноменов, но и развертываются достаточно медленно, в том числе и из-за различных препон идеологического и политического характера.
В данном аспекте возможно привести два примера. Пример, касающийся терроризма. Вот работа известного во всем мире исследователя терроризма, ростовчанина по происхождению и образованию, работающего ныне в НИУ «Высшая школа экономики» проф. О.В. Будницкого. В последнем издании его монографии терроризм рассматривается как специфическое явление, свойственное российскому революционному движению на протяжении полувека. Одновременно автор дает автобиографический и историографический очерки о том, как данный кладезь знаний, информации был крайне ограничен в доступе исследователям. В принципе мы имеем
наиболее значимый в мире опыт апробации террора как инструмента власти. А учимся у каких-то британских, израильских, американских экспертных центров и спецслужб [10].
Исследование О.В. Будницкого показывает, как воплощаются в необратимую цепочку звенья: «посеешь поступок - пожнешь характер, посеешь характер - пожнешь судьбу». И как трудно выйти из этой колеи.
Однако такие исследования не обещают легких рекомендаций и простых схем борьбы с терроризмом, поскольку указывают в данном случае на другие объекты борьбы и необходимость воздействий непрямого характера.
Пример, касающийся коррупции. Он звучит почти в русле стратегемы Конфуция - «переименование имен». Есть группа ученых (В. Шляпентох, С. Кордонский, Р. Гринберг), которые полагают, что за четверть века после крушения СССР в России развертывалась не новая волна модернизации, а развивался процесс ретрадиционализации, инверсионное развитие [11, 12, 13].
В. Шляпентох в 2007 г. выпустил в Нью-Йорке монографию «Современная Россия как феодальное общество. Новый ракурс постсоветской эры». В этой и в ряде других работ сформировалась концепция современного российского общества как многосоставного, которое зиждется на трех группах базовых рентных отношений: природной ренте (олигархат и крупный бизнес), социальной ренте (фонды поддержки населения, дабы оно не впало в дикость) и административной ренте (государственная и муниципальная бюрократия и их службы).
Таким образом, можно заключить: то, что мы называем коррупцией, в ее наиболее ярких и масштабных проявлениях, с которыми нас время от времени знакомят СМИ, это есть административная рента, за доступ к которой идет острая конкурентная борьба. А проигравшие «засвечиваются» перед населением и переходят в иные ниши обитания.
Информационные же версии коррупции основаны на других подходах и
используют инструментарий, который хорошо себя зарекомендовал в иных социокультурных условиях и иной институциональной среде (Запад), которая у нас скорее имитируется, нежели работает.
Что касается собственного опыта, то он, как и в случае с терроризмом, у нас достаточно богатый и интересный. Например, опыт эпохи Александра II.
В работе на когнитивном и информационном уровне с такими сложными явлениями, как терроризм и коррупция, требуется, во-первых, обязательный выход в широкий научный, исследовательский контекст. Это требует специальных усилий и времени. Необходимы научная диагностика, выявление фундаментальных и прикладных аспектов, оценка средовых и кросс -культурных составляющих, опора на современную теорию и практику диффузии инноваций разной природы («белые», «серые», «черные») и направленности.
Во-вторых, полученные научно-когнитивные, глубинно-знаниевые образы требуют разноуровневой образовательной привязки, включая и практико-ориентированные, навыковые и поведенческие компетенции.
В-третьих, как видно на примере быстро сменяющих друг друга информационных версий в данных областях (разного рода доктрины, стратегии, концепции), которые требуют дисциплинированного отношения со стороны исполнителей, которым они адресованы, здесь нужна известная осторожность и опора не только на науку (которая может вести долгий поиск), но и на исторический опыт и здравый смысл.
Нигилизма по отношению к директивным документам у нас всегда было в достатке. А вот внимательного отношения к живому опыту недостает. И еще недостает житейской мудрости, заключенной в сентенции: «молись, но лоб не расшиби!»
Литература
1. Бек У. Общество риска: На пути к другому модерну / Пер. с нем. В.
Седельника, Н. Федоровой. - М.: Прогресс-Традиция, 2000. - 383 с. - Пер. изд.: Beck U. Risikogesellschaft. - Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1986.
2. Якунин В.И., Сулакшин С.С., Багдасарян В.Э. и др. Качество и успешность государственных политик и управления. - М.: Научный эксперт, 2012. - 496 с.
3. Осипов Г. В. Социальное мифотворчество и социальная практика. - М. : Норма, 2000. - 542 с.
4. Глазьев С.Ю., Локосов В.В. Оценки предельно-критических значений показателей состояния российского общества и их использование в управлении социально-экономическим развитием // Вестник РАН, 2012. - Т. 82. - № 7. -С. 587-605.
5. Старостин А.М. Эффективность деятельности государственной власти и управления (элитологический аспект). - Ростов н/Д.: Изд-во СКАГС, 2005. -423 с.
6. Старостин А.М. Прикладная философия как философская инноватика. - Ростов н/Д.: Изд-во ЮРИУ РАНХиГС, 2015. - 568 с.
7. Проблемы национальной безопасности: региональный уровень. Информационно-аналитические материалы круглого стола. - Ростов н/Д.: Изд-во ЮРИУ РАНХиГС, 2015. - 272 с.
8. Кокин А.В., Кокин А.А. Современные экологические мифы и утопии. -СПб.: ИПК «Бионт», 2008. - 256 с.
9. Городницкий А.М. В поисках истины. Актуальные тайны и мифы науки / Александр Городницкий. — Москва: Эксмо : Яуза, 2015. — 416 с.
10. Будницкий О.В. Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX - начало XX в.). - М.: РОССПЭН, 2016. - 399 с.
11. Шереги Ф. Размышления о книге Владимира Шляпентоха «Современная Россия как феодальное общество» // Телескоп : журн.
социологич. и маркетинг. иссл. — СПб., 2010. — № 1. — С. 57—59.
12. Кордонский С. Г. Россия: поместная федерация. — М.: Европа, 2010. — 312 с.
13. Гринберг Р. С. В мире перемен: монография / Российская Академия Наук (М.), Институт экономики. - М.: Институт экономики РАН, 2006. - 483 с.
SCIENTIFIC AND INFORMATION VERSION OF DANGEROLOGIE: COGNITIVE AND VALUE FORMING STRATEGY
A.M. Starostin
Institute for interdisciplinary studies and glocalization at Rostov state economic
University (RINH), Rostov-on-don
Abstract. The article touches upon the problems of applied research and development in dangerology. Provides descriptions and results of the author's sociological research, reveals the national security issues, including areas such as corruption and terrorism.
Key words: dangerologie; "risk society"; problems of national security; "industry" public policy; public security.
References
1. Beck U. risk Society: towards another modernity / TRANS. with it. V. Saddle-Maker, N. Fedorova. - M.: Progress-Tradition, 2000. - 383 S. - TRANS. ed.: Beck, U. Risikogesellschaft. - Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1986.
2. Yakunin V. I., Sulakshin S. S., Bagdasaryan V. E., and others. The Quality and success of the state policies and management. - M.: Scientific expert, 2012. -496 p
3. Osipov G. V. Social myth-making and social practice. M. : Norma, 2000. -
542 p.
4. Glazyev S. Yu., Lokosov V. V. Evaluation of the maximum critical values of indicators of the state of Russian society and their use in the management of socioeconomic development // Bulletin of the Russian Academy of Sciences, 2012. - T. 82. - No. 7. - Pp. 587-605.
5. Starostin, A. M. the Efficiency of state power and administration (lithologically aspect). - Rostov n/D: publishing house of SKAGS, 2005. - 423 p.
6. Starostin M. A. Applied philosophy as a philosophical innovation. - Rostov n/D: Izd-vo of Rankhigs URIU, 2015. - 568 p.
7. Problems of national security: the regional level. Information and analytical materials of the round table. - Rostov n/D: Izd-vo of Rankhigs URIU, 2015. - 272.
8. Kokin A. V., Kokin A. A. The Modern ecological myth and utopia. - SPb.: IPK "BIONT", 2008. - 256 p.
9. Gorodnitsky, A. M., In search of the truth. Actual mysteries and myths of science / Alexander Gorodnitsky. — Moscow: Eksmo : Yauza, 2015. — 416 p
10. Budnitskii O. V. Terrorism in the Russian liberation movement: ideology, ethics, psychology (second half of XIX - beginning of XX century). - M.: ROSSPEN, 2016. - 399 p.
11. Sheregi F. Reflections on the book of Mr Shlapentokh "Contemporary Russia as a feudal society" // Telescope : Sib. sociologic. and marketing. issl. — SPb., 2010. — No. 1. — P. 57-59.
12. Kordonskiy S. G. Russia: the local Federation. — Moscow: Europe, 2010.
312.
13. Grinberg R. S. In a world of change: monograph / Russian Academy of Sciences (Moscow), Institute of Economics. - M.: Institute of Economics RAS, 2006. - 483 p.
