CC BY
2
Использованные источники:
1. Бакштановский, В.И. Этика профессии: миссия, кодекс поступок: монография / В.И. Бакштановский, Ю.В. Согомонов. - Тюмень: НИИ прикладной этики ТюмГНГУ, 2005. -378с.
2. Васьбиева, Д.Г., Калугина О.А. Формирование иноязычной межкультурной компетенции как компонента профессиональной коммуникативной компетентности студентов направления «Экономика» // Научное обозрение: гуманитарные исследования. № 5, - 2014. - С.15-25.
3. Дудар, Л.И. Портфолио учебно-профессиональных достижений/ Л.И. Дудар// Всероссийская с международным участием научно-практическая конференция -47- е Евсевьевские чтения «Компетентностный подход в современной педагогической науке и образовании», 26-27 мая 2011г. / редкол. Т.И. Шукшина [отв. ред.] и др.; Мордов. гос. пед. ин-т.-Саранск, 2011. - С. 43-45.
4. Хасанова, И.И. Технология «портфолио» как средство компетентностного развития студентов/ И.И. Хасанова // Материалы 16-й Всерос. науч.-практ. конф. «Инновации в профессиональном и профессионально-педагогическом образовании» (г. Екатеринбург, 23-25 ноября 2010г.). - Екатеринбург, 2010.-С. 190-192.
5. Интернет-энциклопедия Википедия [Электронный ресурс]. https://ru.wikipedia.org
Каменев С.В., к.ф.н. доцент, заведующий кафедрой социологии и философии Морской госуниверситет им. адм. Г. И. Невельского
Россия, г. Владивосток НАУЧНАЯ РАЦИОНАЛЬНОСТЬ В КУЛЬТУРНОМ ИЗМЕРЕНИИ В статье рассматривается проблема места и роли научной рациональности в современной культуре. Представлены методологические трансформации основ естествознания в минувшем столетии. Обсуждается эвристический потенциал основных идей теории самоорганизации, активно утверждающейся в современной науке.
Научная рациональность, антисциентизм, релятивизм, редукционизм, холизм, нелинейность, системный подход, синергетика.
Для философски настроенного сознания нынче стало почти привычным обвинять науку в бедах современной западной цивилизации. Помимо прочего, тяжким грехом учености оказывается оскопление культуры посредством редукции духовности к примитивизирующим процедурам аналитического расчленения мира. В контексте болезненно обострившегося сегодня ощущения единственности и цельности жизни методология научного познания ассоциируется с безжалостным анатомированием живой ткани бытия, разрывом естественных связей мирового целого, намеренной и достаточно произвольной фрагментацией
событийных потоков становления. Научная рациональность подвергается уничтожающему разоблачению с позиций герменевтики и феноменологии, экзистенциализма и постмодернизма. Более того: в среде значительного большинства образованной публики рационально мыслить становится почти неприличным. Остается лишь с облегчением констатировать, что это не особенно мешает науке по-прежнему обеспечивать обывателю желанный комфорт, производству - растущую эффективность, а надеждам на лучшее -реальные условия осуществления.
Сова Минервы вылетает в сумерки. Эта древняя максима приговаривает всякую культурную рефлексию к неизбежному запаздыванию: размышляющий взгляд мудреца всегда имеет перед собой то, что уже произошло, случилось, миновало. Важно, чтобы это запаздывание не было слишком большим, не превращалось в застревание в прошлом. Между тем, отношение многих рефлексирующих интеллектуалов к науке напоминает застарелую обиду. Так, престарелые родители привычно поругивают своего отпрыска, продолжая воспринимать его шкодливым мальчуганом, хотя тот давно уже вырос, остепенился и стал кормильцем семьи. Думается, что такое положение дел объясняется двумя обстоятельствами. Первое: эклектичность и консервативность массового естественнонаучного образования, привычно ориентированного на ознакомление с «основами наук», а потому почти игнорирующего научные достижения последнего столетия и тиражирующего существенно устаревший образ мироздания. Второе: необычайная осторожность и неспешность большинства членов современного научного сообщества в формулировке общих выводов и вынесении окончательных вердиктов. На фоне всеведения и уверенности многочисленных ныне духовных пастырей и наставников рода человеческого такая позиция провоцирует незамысловатое убеждение нетерпеливого большинства в том, что «ученые сами толком ничего не знают».
Наука в европейской культуре прошла трудный путь, выдержала серьезные испытания и накопила богатый опыт не только ошибок и разочарований, но и зановорождений. Причем, вопреки самодовольному мнению ниспровергателей рационалистической традиции, эволюция учености определялась и направлялась не умозрительными соображениями внешней критики, а, в первую очередь, внутренней прагматикой научного исследования. Результаты своих интеллектуальных штудий люди науки всегда соотносили не столько с мировоззренческими канонами установленного и допустимого, сколько, по выражению А. Уайтхеда, «с непреодолимыми и упрямыми фактами». Именно это обусловило подвижность идейных оснований науки и гибкость её методологического инструментария.
Кристаллизовавшись в плавильном тигле ренессансной культуры естествознание становится символом рационалистической стратегии Нового
времени. В XVП-XVШ веках, в период триумфального становления основ, в науке утверждаются интеллектуальные практики формализации, схематизации и редукционизма, первоначально вызывающие всеобщий энтузиазм, а впоследствии ставшие предметом уничтожающей критики. Назревший к концу XIX столетия кризис в естествознании продуктивно разрешился в методологических новациях физики и математики, позволяющих в ином ракурсе увидеть природный мир, но оставшихся почти незамеченными в кровавых перипетиях первой половины века двадцатого. Между тем эти новации легли в основу формирования современных научных представлений об устройстве и динамике мироздания; представлений, до сих пор остающихся малоизвестной экзотикой для значительного большинства наших современников.
Первоначально укажем на принципиальные сдвиги в методологических координатах научных исследований в эпоху так называемого неклассического естествознания (10-60-е годы XX в.) [1, 66-69]. Во-первых, в свете основательно укоренившегося в науке принципа относительности ученым приходится констатировать, говоря современным языком, «смерть абсолютного субъекта». Теперь в процессе познания объективного мира исследователь сознательно исключает возможность занять позицию идеального наблюдателя, способного отобразить мир «таким, какой он есть на самом деле». Это влечет за собой важнейшие следствия. Недопущение существования абсолютной системы отсчета меняет представления о достижимости истины. Абсолютная истина, как идеально точное соответствие знания реальности, превращается в совершенный идеал познания. В реальной практике научной работы допускается производство лишь относительно истинных знаний, в той или иной мере отражающих объективные свойства мира. Нормы и принципы, регулирующие научные исследования, являются исторически изменчивыми. Неизбежная множественность ракурсов видения реальности, обусловленная существованием различных исследовательских позиций, вынуждает к признанию активной роли субъекта познания. Изучаемые свойства предмета всегда оказываются опосредованными воздействием измерительных средств и процедур. Поэтому осмысление результатов познавательной деятельности требует учета неустранимого влияния наблюдателя на реальный объект, втянутый в предметное поле исследования.
Во-вторых, монистическая познавательная установка сменилась убеждением в неизбежности теоретического плюрализма. Многомерность реальности, открывающаяся познающему субъекту, не может уместиться в единый канон интерпретации. Универсального, всеохватывающего языка описания Природы в принципе не существует. Допустимо и даже необходимо сосуществование различных теоретических средств, способных выразить качественное своеобразие явлений действительности. Использование того или иного языка интерпретации предполагает
отчетливое осознание его относительных возможностей и границ применения. Мера достоверности теоретических моделей реальности устанавливается на основе исторически преходящих критериев научности, принятых в данном сообществе ученых. Возможно конструирование нескольких существенно различающихся интерпретационных моделей одного и того же феномена. Отношения различных форм корректной теоретической репрезентации регулируются принципом дополнительности. Сформулированный в конце 20-х годов Н. Бором для согласования различных моделей динамики микромира, этот принцип впоследствии приобрел общеметодологическое значение.
В третьих, оказалось, что субстанциальный подход к осмыслению естества, предполагающий, что мир является совокупностью предметов, имеющих устойчивую сущностную определенность, не является единственным и универсальным. Мироздание пребывает в непрестанном изменении, что нередко (например, при изучении живых организмов или микромира) затрудняет однозначную идентификацию сущности вещей. В этом случае природу изучаемых феноменов точнее и надежнее устанавливать посредством выявления их функций. Попадая в различные контексты взаимодействия, предмет может не обнаруживать устойчивой субстанциальной сущности, но при этом сохраняет функциональную определенность. Предметности такого рода удобно представлять в форме событий или паттернов, схватывающих целостность их функциональных проявлений. Функциональное единство Природы глубже и значительнее ее субстанциальной определенности. В наблюдаемом многообразии вещественной данности функциональный подход позволяет уловить полифоническое единство естества, где своеобразные мелодии отдельных событий сплетаются в симфонию становления Целого.
В четвертых, основательно дискредитированной оказалась привычная логика движения научной мысли от эмпирического - к теоретическому. Научный потенциал наглядно-реалистических моделей классической эпохи, основывающихся на обыденно-практических аналогиях, обнаружил свою ограниченность. Непротиворечивое математическое обоснование становится более весомым аргументом, нежели пресловутая «очевидность». Теоретики необычайно продуктивно работают над созданием «симулятивных объектов» (термин Г. Башляра). Особенно в исследовании тех сфер реальности, до которых человеческая чувствительность «не дотягивается» непосредственно. Совершенствование теоретического инструментария и, как следствие, математизация естествознания значительно расширяет возможности получения значимых научных результатов посредством обоснованного логического вывода («на кончике пера»). Математическое моделирование позволяет избавиться от привычных шор «здравой рассудительности» и, в целом умножая эвристический потенциал науки, устанавливает более строгие и определенные критерии верификации знания.
Аналитические техники научного мышления эффективно дополняются методологией конструктивности. Во многих сферах познания именно теоретические симуляции становятся основой обнаружения новых свойств реальности. По меткому замечанию французского методолога Г. Башляра: «Научная истина - это предначертание... Наука обучается на том, что конструирует» [2, 36].
Стоит подчеркнуть, что отмеченные изменения в формах мировосприятия, «в рабочем порядке» выработанные и принятые в неклассическом естествознании, значительно позже были артикулированы средствами философского дискурса, чтобы сегодня стать чуть ли не хрестоматийными метками современности.
И все же деконструкция одномерного детерминистического мира ньютоновской физики, осуществленная средствами неклассического естествознания, явилась только промежуточным итогом эволюции европейской учености. Начиная с 60-х годов прошлого века, созидательная работа по формированию нового целостного образа Природы оказалась связанной со становлением синергетической парадигмы.
Основные понятия и принципы синергетического подхода вырабатывались в недрах частных наук, однако, в целом, его отличительной чертой является последовательная реализация холистической установки на восприятие мироздания. Холизм (от латинского holos - весь, целый), как мировоззренческая презумпция, предполагает, что любой единичный феномен всегда является неотъемлемой частью неразрывного событийного ряда реальности, поэтому он может быть адекватно осмыслен только в аспекте своей принадлежности к целому. Иначе говоря, парадигма самоорганизации ориентирует на преодоление привычно узких рамок исследовательской специализации и выход к рассмотрению предметного поля конкретных наук в широком контексте видения универсальных связей и единых ритмов мироздания. Отметим, что новый подход не обесценивает достижений специализированной научной аналитики, но дополняет его теоретическими средствами конструктивного синтеза, позволяющего понять, почему ежемгновенно меняющийся мир все же неизменно остается самим собой во всех своих бесконечных проявлениях.
Выработанная синергетикой матрица исследования различных аспектов универсума включает ряд новых фундаментальных идей, предопределяющих ее эвристический потенциал. Содержательная наполненность этих идей контрастно проявляется в сопоставлении с методологическими установками классической эпохи, которые, как уже говорилось, и поныне тиражируются массовым естественно-научным образованием.
Синергетическая установка, прежде всего, предполагает изменение предметного поля исследования. В фокусе внимания оказываются не изолированные и устойчивые объекты классической науки, а открытые,
динамические, неравновесные системы, коими, собственно, и являются реальные элементы мира природы. По мере увеличения неустойчивости, открытая система все в большей степени зависит от влияния внешних факторов. По отношению к ее внутреннему состоянию эти факторы всегда оказываются случайными. Их, однако, уже нельзя привычно игнорировать, ибо траектория эволюции системы, далекой от равновесия, существенным образом определяется именно этими стохастическими воздействиями, не вписывающимися в логику линейных предсказаний. В связи с этим, пришлось переосмыслить, казалось бы, незыблемую антитезу хаоса и порядка. В новом видении, развиваемом в частности И. Пригожиным, хаотизированная среда рассматривается не в аспекте отсутствия предметной определенности, а в перспективе наличия множества потенциалов структурирования. Возникновение неоднородности в такой среде, спровоцированное стохастическим воздействием извне, способствует реализации одного из вариантов структурирования, т. е. становления порядка. Таким образом, порядок не привносится в хаос, а рождается в нем.
В соответствии со вторым началом термодинамики никакое упорядоченное образование не может быть вечным. В достаточно вольном и упрощенном переложении мировоззренческая суть этого фундаментального физического закона умещается в тезис: всякая изолированная систем (т. е. не получающая энергии извне) может эволюционировать только в направлении деструкции, разрушения. Или, как говорят ученые: «в направлении увеличения энтропии», где понятием энтропии обозначается степень неупорядоченности, мера хаоса. Возникающие в локальном пространстве организованной среды энтропийные импульсы неизбежно размывают сложившуюся структуру, но вследствие открытости, она либо разрушается, либо постоянно самовозобновляется, оказываясь, как метко заметил академик С.П. Курдюмов, «блуждающим в среде пятном процесса» [3,6].
В плане отмеченного противостояния перспектива естественных эволюционных процессов становится вариативной. В рамках классической научной картины мира второй закон термодинамики теоретически приговаривал Вселенную к неизбежной энергетической деструкции («тепловой смерти»). Теперь же удостоверяется, что наряду с разрушительными энтропийными тенденциями в мироздании наличествуют созидательные антиэнтропийные импульсы, обеспечивающие неостановимый процесс усложнения. Причем эти противоположности взаимно предполагают друг друга: локализация процессов структурирования активирует энтропийные механизмы, вызванная энтропией хаотизация воссоздает потенциальное поле структурирования.
Вторым мировоззренческим основанием синергетического мировидения является идея сложности. Иллюзия простоты природной организации была бесповоротно развеяна в естествознании ХХ века. Развитие познания не просто сопровождалось осознанием неисчерпаемого
многообразия природы вширь и вглубь, но и способствовало удостоверению качественного своеобразия различных уровней организации материального мира. В науке была восстановлена в правах идея иерархического устройства природы. Попытки разобрать реальность «до последнего винтика» обнаружили свою бесперспективность: то, что принималось за элементарное основание бытия в одном масштабе рассмотрения, в другом оказывалось пределом композиционной сложности.
В связи с этим принципиально изменилось представление о генезисе (происхождении) естественных форм. Как оказалось, в лаборатории природы просто не существует неких извечных первичных компонентов, из которых по заранее установленным правилам составляются производные конструкции. Возникновение каждого нового уровня системной организации сопряжено с формированием устойчивых связей в хаотизированной среде предшествующего уровня. Как если некоторое время встряхивать емкость с молоком, то в ней взобьется масло, так и в нарастающей сложности взаимодействия элементов «старого» рождается «новое».
Простота сама по себе бесплодна и безоружна перед перспективой энтропийной деградации. Природа строится как многомерная сеть взаимосвязанных систем разной степени общности. Причем на каждом этаже иерархии мироздания простое вырастает из сложного. Спонтанное нарушение равновесия физического вакуума - своего рода абсолютного Ничто - приводит к тому, что в «квантовой пене» виртуальности случается энергетический всплеск возникновения реальных элементарных частиц. В экзотическом поле взаимодействия глюонов и кварков, изначально сплавленных в неразрывные союзы, рождаются протоны и нейтроны. В бешеной круговерти элементарных частиц кристаллизуются универсальные контуры атомарных структур. Под влиянием сил межатомного взаимодействия складываются прихотливые композиции молекул, которые своим неустанным танцем образуют устойчивую структуру вещества. Пестрая многоликость вещественной данности умещается в гармонию планетарного единства. В хороводе планетарных систем и звезд образуется завершенность галактических форм. Невообразимая сложность межгалактических взаимодействий слагается в целостное бытие Вселенной. Таков неокончательный, промежуточный итог путешествия современной науки к пониманию сущности Природы. На его основании сегодня допустимо утверждать: мир, открывающийся нашему взору, на каждом уровне своей организации пребывает в процессе постоянного зановорождения, где фундаментальная сложность при определенных условиях способна «сворачиваться» в эффективную простоту.
Еще один важный аспект понимания идеи сложности обусловлен современной трактовкой взаимосвязи частей целого. Традиционная аналитика исходила из того, что в любой сколько угодно сложной комбинации, составляющие ее элементы сохраняют свою изначальную
сущность. Иначе говоря, сложность трактовалась как сложенность. Соответственно, целое, образованное посредством сложения, можно было без ущерба мысленно разложить на составные части и тем самым объяснить его. Уже отмечалось, что естествоиспытателям 20-го века пришлось признать ограниченность традиционного аналитического подхода. Как оказалось, в функционировании сложных систем решающую роль играет конфигурация взаимосвязей, а не субстанциальная природа элементов. Попадая в ансамбль комбинаторных взаимодействий, отдельные предметности переплавляются в системные компоненты. При этом они утрачивают свою первоначальную сущность и заново рождаются в целом. Подобная диалектика превращений со всей очевидностью не умещается в концептуальную модель составленности или сложенности. В постнеклассической парадигме осуществляется переход к пониманию сложности как переплетения. Подобно тому, как одновременное звучание множества скрипок, труб и барабанов отливается в бесхитростную мелодию оркестровой пьесы, как в сплетении всех цветов радуги возникает простой световой луч, так и в сложном взаимопроникновении сопряженных частей целого скрывается тайна рождения внятной простоты нового системного качества. Воспроизводство сложности обеспечивает возможность самосохранения универсума, а также, являясь паритетной альтернативой энтропии, создает необходимые условия его саморазвития. Природа проста и эффективна, потому что она необыкновенно сложна.
Окончательное признание вариативного характера развития универсума привело к укоренению в современной науке идеи нелинейности. Одни и те же структурные элементы в сходных, казалось бы, обстоятельствах могут консолидироваться в существенно разные динамические совокупности, упорядоченные системы - спонтанно перестраивать свою конфигурацию, а предсказуемые процессы -неожиданно менять направление. В одном случае, причиной этого может стать малейшее различие начальных условий на стадии становления. В качестве примера вспомним распространенный кинематографический сюжет: герой фильма попадает в прошлое и вольно или невольно меняет незначительные детали в конфигурации складывающихся обстоятельств. Как выясняется впоследствии, это приводит к глобальным изменениям всей перспективы будущего. В другом случае, радикальное качественное преобразование может быть вызвано постепенным изменением так называемых «управляющих параметров», например, таких как температура жидкости, концентрация вещества в химическом соединении, число особей в популяции. Причем до определенной границы это изменение (снижение температуры, увеличение концентрации, уменьшение числа животных) не разрушает целостности системы, но при достижении ими некоторых критических значений катастрофический сценарий развития становится
неизбежным: жидкость кристаллизуется, химическое соединение взрывается, популяция животных вымирает.
Четвертая, наиболее содержательная программная установка синергетического подхода вырастает на основе смыслового синтеза идей открытости, сложности и нелинейности. Субъектно-объектная парадигма естествознания не допускала возможности научного рассмотрения спонтанной активности природы. Органистическое мировосприятие Ф. Бэкона, Паскаля, Гете и немногих других заметных европейских мыслителей трактовалось как уступка свойственного человеку (но не ученому!) стихийному телеологизму, простительному гениям, но неприемлемому в контексте универсальных норм и принципов науки. Однако в 20-м столетии механистические интерпретации утратили свою привлекательность. Ассимиляция в сознании научного сообщества идей вероятности, необратимости, асимметричности обусловила обострение
исследовательского интереса в отношении факторов, предопределяющих направленность эволюционных процессов. Современная наука сосредоточена не только на выяснении специфических характеристиках отдельных предметностей, но и на установлении их структурной и функциональной общности. Новая методология позволяет исследовать механизмы обеспечения единства природы; минуя мистику и магические приемы, просчитывать варианты развития событий в сложных контекстах реальных взаимодействий.
Органическая целостность естества, прежде всего, проявляется в общности структурной организации. Из огромного множества вариантов возникновения композиционного единства в естественных процессах структурирования, как правило, реализуются лишь некоторые, повторяющиеся сценарии. Поэтому, несмотря на необычайное разнообразие вещей и событий, реальность обнаруживает устойчивую определенность строения. Так, в непосредственной пестроте земных ландшафтов внимательный взгляд без труда увидит сходство типажных композиций: очень похожи профили речных долин, конструкции горных кряжей, конфигурации морских бухт. Образно говоря, природа тяготеет к некоторым типичным формам. Различное содержательное наполнение этих форм приводит к возникновению множества реальных объектов, характеризующихся подобием или, точнее, свойством масштабной инвариантности. В синергетике их именуют фрактальными объектами. Бенуа Мандельбро, который ввел в современный научный обиход термин «фрактал», иллюстрировал замечательное свойство самоподобия Природы на разных уровнях организации примером... цветной капусты. Любая, даже самая малая часть кочана этого растения добросовестно воспроизводит конфигурацию целого.
Наряду с общностью структурной организации мира в рамках синергетической парадигмы важным предметом рассмотрения становятся
универсальные ритмы естественного развития. Так, сущностным функциональным атрибутом самоорганизующихся систем является наличие обратных связей. Петля обратной связи представляет собой особую, «закольцованную» форму причинно-следственных зависимостей взаимосвязанных элементов, где воздействие, генерированное одним из элементов системы, распространяется вдоль звеньев цепи с тем, чтобы вернуться к источнику. Наиболее рельефно потенциалы самоорганизации природы обнаруживают себя в системных эффектах. В классическом мировосприятии свойства сложных образований обычно тесно увязывались с характеристиками составляющих их элементов. Так, тайну жизни пытались разгадать посредством детального анализа химического состава живой ткани, а разумность человека объяснить особенностями строения коры головного мозга. Оказалось, однако, что молекула ДНК складывается из достаточно внятных кирпичиков косной материи, решительно не обнаруживающих никаких необычных свойств, а нейроны головного мозга человека обескураживающе типичны для многих представителей животного царства. Преодолеть мировоззренческий тупик помогла разработка системного подхода. В современной науке, как уже отмечалось, на уровне методологической презумпции признано, что новое качество системной совокупности обусловлено, прежде всего, конфигурацией связей между системными элементами. Причем наращивание сложности может сопровождаться внезапным появлением новых, совершенно неожиданных свойств, которые сегодня вослед англоязычной традиции часто называют эмерджентными (от английского emerge - неожиданно появляться, внезапно возникать). Качество системы меняется скачкообразно, и ее новые характеристики оказываются принципиально невыводимыми из предшествующего состояния.
В целом, парадигма самоорганизации, утверждающаяся в современной науке, вытесняет на периферию исследовательской работы редукционистские и механистические модели и санкционирует принятие научным сообществом, казалось давно забытого, мировоззренческого императива: Природа не механизм, но организм! Эпоха триумфального любования европейского человека своей разумностью безвозвратно ушла. Гордыня самодостаточной рациональности в ХХ веке была жестоко наказана. В современной культуре наука уже не является безраздельной властительницей умов и душ. Оставляя за собой функции эффективного инструмента познания внешнего мира, она с облегчением избавляется от мессианской роли спасительницы человечества. Изначально предназначенная для поиска истины, она не в силах помочь заблудшей душе человека обрести смысл: понять для чего, зачем он живет. И все же в пестром хороводе шокирующих доктрин, оригинальных учений и крикливых наставлений именно неторопливая ученость ненавязчиво предлагает современному человеку, занятого тяжбой с самим собой, вдумчивый и
уважительный разговор об удивительном в своем многоликом постоянстве мире Природы, частью которого является он сам.
Использованные источники:
1. Каменев С. В. Научная картина мира: от классической - к современной: учеб. пособие. - Владивосток: Мор. гос. ун-т, 2006. -С.66-69.
2. Башляр Г. Новый рационализм. — М.: Прогресс, 1987. — 376 с.
3. Князева Е. Н., Курдюмов С. П. Синергетика как новое мировидение: диалог с И. Пригожиным // - Вопросы философии. -1992. -№12. -С. 3-20.
Капранов Г.А., к. п. н.
доцент Школа педагогики ДВФУ
ПЕРЕГРУЗКА УЧАЩИХСЯ И ИХ СПОСОБЫ ЗАЩИТЫ ОТ НЕЁ
На наш взгляд, одной из важнейших причин перегрузки учащихся является раздробленность современного учебного процесса, расчлененность на составные части, это препятствует эффективному процессу обучения, эффективному усвоению знаний, умений и навыков или компетентностей. Такая разобщенность учебного процесса вытекает из сложившейся практики работы учебного заведения, концепции построения учебного процесса (или ее отсутствия) когда в учебном заведении, в школе, одновременно все предметы, запланированные в текущем году. Особенно явственно это бросается при изучении учебного процесса в старших классах средней школы. Посмотрите на учебное расписание десятиклассника. Вы увидите, что в расписании обозначено 17-20 предметов, изучаемых в течении одной недели.
Таким образом, если администрация школы не нарушает регламент, всего недельная нагрузка составляет 37 часов и включает 19 учебных предметов. При шестидневной рабочей неделе школьник имеет ежедневно шесть уроков и в «премиальный» день - семь. При пятидневной учебной неделе, что тоже бывает нередко, нагрузка увеличивается - это уже два дня, недетская нагрузка, по восемь уроков и в «разгрузочные» дни - «всего» по 7 уроков. Давайте проведем несложный хронометраж времени школьника: при начале занятий в 800 час, уроках по 45 минут, перемене между уроками по 10 минут и одной большой перемене в 20 минут, школьник заканчивается занятия в 15 часов. В какое время добросовестный школьник сядет выполнять домашние задания и сколько времени это займет?
Теоретически считается, что для выполнения задания по предмету достаточно 30 минут. Добросовестные школьники отмечают, что для тщательной подготовки домашнего задания по одному уроку не хватает часа, подчас требуется времени даже больше. Особенно требуется много времени для выполнения письменных работ по литературе и исследований и рефератов по истории - мы рассматриваем тот вариант, когда школьник
