Научная статья на тему 'НАЦИСТСКИЕ КОНЦЛАГЕРЯ: СУРОВАЯ ПОВСЕДНЕВНОСТЬ И СТРАТЕГИИ ВЫЖИВАНИЯ'

НАЦИСТСКИЕ КОНЦЛАГЕРЯ: СУРОВАЯ ПОВСЕДНЕВНОСТЬ И СТРАТЕГИИ ВЫЖИВАНИЯ Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
83
3
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
Франкл / Беттельгейм / концлагерь / СС / Третий рейх / Гесс / психологические наблюдения / узники / капо / насилие / массовое уничтожение людей / концлагерная действительность / творческая интеллигенция / интеллектуалы / Frankl / Bettelheim / concentration camp / SS / Third Reich / Hess / psychological observations / prisoners / a кapo / violence / mass extermination of people / everyday life in concentration / creative intelligentsia / intellectuals

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Наталья Евгеньевна Пуховская

Изучаются психологические аспекты выживания в нацистских концлагерях. Представлен анализ лагерной действительности, поведенческих и психологических стратегий как узников, так и лагерного руководства, уделено внимание феномену деперсонализации личности, а также душевных реакций людей, попавших в экстремальные лагерные условия. Использовались и анализировались мемуары известных психиатров Виктора Франкла и Бруно Беттельгейма, основанных на их личных переживаниях, психологических наблюдениях и осмыслениях, поскольку они сами являлись узниками нацистских концлагерей. Также приводятся воспоминания Р. Гесса, которые позволяют осмыслить стратегии поведения лагерных функционеров и оценить их отношение к концлагерной действительности.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

NAZI CONCENTRATION CAMPS: HARSH EVERYDAY LIFE AND SURVIVAL STRATEGIES

The article is devoted to the study of psychological aspects of survival in Nazi concentration camps. An analysis of camp everyday life practices, as well as behavioral and psychological strategies of both prisoners and camp management, is presented. Particular attention is focused on the phenomenon of depersonalization, and emotional reactions of people entrapped in extremely harsh life in the camp. As sources for the analyses there were taken the memoirs of famous psychiatrists Viktor Frankl and Bruno Bettelheim, which were based on their personal experiences, psychological observations and insights, since they them-selves were prisoners of Nazi concentration camps. The article also refers to the memoirs of R. Hess, which allow us to comprehend the strategies of behavior of camp functionaries and their way of dealing with prison-ers and everyday life in the concentration camp.

Текст научной работы на тему «НАЦИСТСКИЕ КОНЦЛАГЕРЯ: СУРОВАЯ ПОВСЕДНЕВНОСТЬ И СТРАТЕГИИ ВЫЖИВАНИЯ»

ISSN 2687-0770 BULLETIN OFHIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2023. No. 4

Научная статья УДК 94 (100)

doi: 10.18522/2687-0770-2023-4-109-118

НАЦИСТСКИЕ КОНЦЛАГЕРЯ: СУРОВАЯ ПОВСЕДНЕВНОСТЬ И СТРАТЕГИИ ВЫЖИВАНИЯ

Наталья Евгеньевна Пуховская

Южный федеральный университет, Ростов-на-Дону, Россия nepuhovskaya@sfedu.ru

Аннотация. Изучаются психологические аспекты выживания в нацистских концлагерях. Представлен анализ лагерной действительности, поведенческих и психологических стратегий как узников, так и лагерного руководства, уделено внимание феномену деперсонализации личности, а также душевных реакций людей, попавших в экстремальные лагерные условия. Использовались и анализировались мемуары известных психиатров Виктора Франкла и Бруно Беттельгейма, основанных на их личных переживаниях, психологических наблюдениях и осмыслениях, поскольку они сами являлись узниками нацистских концлагерей. Также приводятся воспоминания Р. Гесса, которые позволяют осмыслить стратегии поведения лагерных функционеров и оценить их отношение к концлагерной действительности.

Ключевые слова: Франкл, Беттельгейм, концлагерь, СС, Третий рейх, Гесс, психологические наблюдения, узники, капо, насилие, массовое уничтожение людей, концлагерная действительность, творческая интеллигенция, интеллектуалы

Для цитирования: Пуховская Н.Е. Нацистские концлагеря: суровая повседневность и стратегии выживания // Изв. вузов. Сев.-Кавк. регион. Обществ. науки. 2023. № 4. С. 109-118.

Статья опубликована на условиях лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International (CC-BY 4.0).

Original article

NAZI CONCENTRATION CAMPS: HARSH EVERYDAY LIFE AND SURVIVAL STRATEGIES

Natalia E. Pukhovskaya

Southern Federal University, Rostov-on-Don, Russia nepuhovskaya@sfedu.ru

Abstract. The article is devoted to the study of psychological aspects of survival in Nazi concentration camps. An analysis of camp everyday life practices, as well as behavioral and psychological strategies of both prisoners and camp management, is presented. Particular attention is focused on the phenomenon of depersonalization, and emotional reactions of people entrapped in extremely harsh life in the camp. As sources for the analyses there were taken the memoirs of famous psychiatrists Viktor Frankl and Bruno Bettelheim, which were based on their personal experiences, psychological observations and insights, since they them-selves were prisoners of Nazi concentration camps. The article also refers to the memoirs of R. Hess, which allow us to comprehend the strategies of behavior of camp functionaries and their way of dealing with prison-ers and everyday life in the concentration camp.

Keywords: Frankl, Bettelheim, concentration camp, SS, Third Reich, Hess, psychological observations, prisoners, a rapo, violence, mass extermination of people, everyday life in concentration, creative intelligentsia, intellectuals

For citation: Pukhovskaya N.E. Nazi Concentration Camps: Harsh Everyday Life and Survival Strategies. Bulletin of Higher Educational Institutions. North Caucasus Region. Social Science. 2023;(4):109-118. (In Russ.).

© Пуховская Н.Е., 2023

ISSN 2687-0770 BULLETIN OFHIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2023. No. 4

This is an open access article distributed under the terms of Creative Commons Attribution 4.0 International License (CC-BY 4.0).

Характерной чертой нацистского тоталитарного государства было наличие концлагерей, которые являлись не только местами массового заключения неугодных режиму людей, но и тяжелого принудительного труда, бесчеловечных, антигуманных медицинских экспериментов над заключенными, а также жестокого насилия, повлекшего за собой миллионы смертей узников. Изучение концлагерей Третьего рейха позволяет хотя бы немного приблизиться к пониманию сущности нацистского тоталитарного государства, основанного на принципах человеконенавистничества, терроре, подавлении и массовом уничтожении людей, поскольку феномен нацизма и его карательная система выходят за пределы разумного. В нацистских концлагерях «содержалось в заключении около 18 млн человек, из которых 11 млн погибли» [1]. Гесс, бывший комендант Освенцима, на Нюрнбергском процессе признался, что «под его руководством было уничтожено около трех миллионов человек» [2, с. 405]. В Освенциме «ежедневно умерщвляли и сжигали от 10 до 12 тысяч людей» [3, с. 445]. По справедливому замечанию Х. Арендт, «никогда, ни в древней, ни в средневековой, ни в современной истории уничтожение не становилось хорошо спланированной программой, а ее исполнение - высокоорганизованным, бюрократизированным и систематизированным процессом» [4, с. 216].

Первый концлагерь Дахау был учрежден уже в марте 1933 г., его комендантом назначили Т. Эйке. Создав «образцовый концлагерь», он в мае 1934 г. получил повышение по службе, став Инспектором концлагерей и командиром охранных подразделений СС, предпринимая усилия создать в Третьем рейхе карательную систему по модели Дахау. В период с 1934 по 1937 г. происходила институционализация концлагерей, результатом которой стало их распространение по всей территории Германии и превращение в один из основополагающих элементов нацистского режима. В 1938-1939 гг. система концентрационных лагерей вышла за пределы Рейха и распространилась на оккупированные территории, она «состояла из 14 033 концлагерей, трудовых лагерей, гетто, их филиалов, тюрем, следственных изоляторов» [3, с. 424]. Например, концлагерь Флоссенбюрг «был центральным лагерем, под его непосредственным контролем и подчинением находилось 47 лагерей-филиалов для мужчин и 27 лагерей для женщин» [5, с. 533].

Ядро репрессивной и карательной системы Третьего рейха составляли концентрационные лагеря и гестапо, «оба учреждения выполняли государственные функции - политическая полиция и пенитенциарная служба, - но были отделены от государственного аппарата и находились под жестким контролем СС» [6]. Концлагеря были экспериментальной лабораторией СС, в рамках которой отрабатывались методы «эффективного управления массами», а также практи-ка не только физического, но и психологического уничтожения людей. Даже по признанию Гесса, который был напрочь лишен элементарных человеческих чувств, «не физические страдания делали особенно тяжелой жизнь заключенного, а прежде всего, и в решающей степени психологические травмы», «психическое воздействие гораздо сильнее угнетало, унижало и приводило к отчаянию» узников концлагерей [7].

Трудно не согласиться с мнением Арендт, что «проблема зла будет фундаментальным вопросом послевоенной интеллектуальной жизни в Европе» [4, с. 253]. Именно поэтому обращение к воспоминаниям известных психиатров Бруно Беттельгейма и Виктора Франкла, основанным на личном восприятии концлагерной действительности, изучении стратегий поведения узников, глубоком психоанализе личности в условиях повышенной экстремальности представляют особый исследовательский интерес и не утрачивают своей востребованности в настоящее время. Тем более что целый ряд исследователей обращали внимание на психологические исто-ки нацизма. Например, Арендт обосновала социально-психологические корни феномена фашизма, Л. Мамфорд утверждал, что «истинные источники нацизма следует искать в человеческой душе, а не в экономике» [цит. по: 8, с. 203]. Э. Фромм, уделяя должное внимание психологическому аспекту национал-социализма, писал, что «нацизм является экономической и политической проблемой, но власть, которую он обрел над целым народом, можно понять только на основе психологии» [цит. по: 8, с. 203].

ISSN 2687-0770 BULLETIN OFHIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2023. No. 4

Беттельгейма и Франкла объединяла не только профессиональная сфера, этническая принадлежность - оба являлись австрийскими евреями, но и тяжелая участь быть узниками концлагерей. Беттельгейм по образованию детский врач и психотерапевт, который получил докторскую степень в Венском университете, но сразу после аншлюса Австрии в 1938 г. был интернирован в нацистский концлагерь Дахау, а затем Бухенвальд. В нацистских концлагерях он провел 11 месяцев и был освобожден в день рождения Гитлера. Сразу после своего освобождения он эмигрировал в США, где активно занимался научной деятельностью и приобрел статус известного американского психолога и психиатра. Франкл так же, как и Беттельгейм, уже будучи врачом психотерапевтом, оказался в нацистском концлагере, но ему повезло гораздо меньше, чем его коллеге, поскольку он провел в концлагере 2 года и 7 месяцев, более того в концлагерях погибли его близкие - беременная жена, родители и брат. Беттельгейм и Франкл не только ощутили на себе разрушительное воздействие лагерной жизни, но оба профессионально наблюдали и анализировали механизм разрушения личности в условиях концлагеря. Увиденное и пережитое во многом определило круг их профессиональных интересов в будущем, в постлагерный период. Им удалось после освобождения из концлагерей приступить к написанию мемуарной литературы.

Находясь в концлагере, Беттельгейм «заучивал наизусть» свои мысли, которые перенес на бумагу только после освобождения, он воспользовался таким методом, ввиду того что иметь канцелярские принадлежности в лагере было запрещено. Поскольку опрос заключенных был смертельно опасным мероприятием, то Беттельгейм стал изучать не только свое поведение, но и поведение своих «товарищей по несчастью». Научный интерес к изучению лагерной действительности через призму психологического анализа он объяснял инстинктом самосохранения. По признанию Беттельгейма, такая профессиональная практика не позволила ему «сойти с ума», а также помогла «выжить и остаться человеком в нечеловеческих условиях» [9].

Франкл также был убежден, что он «выжил отчасти и благодаря твердому намерению восстановить утраченную рукопись» [10, с. 137]. Дело в том, что он предусмотрительно привез с собой в концлагерь рукопись своей научной работы под названием «Доктор и душа», питая тайную надежду, что работу над ней он сможет продолжить. Однако она была сразу отобрана и уничтожена. Но на сорокалетие товарищ подарил ему «огрызок карандаша и несколько эсэсовских формуляров», на обороте которых он начал делать «стенографические пометки, надеясь не только восстановить текст рукописи, но и дополнить ее новыми сюжетами психоанализа» [10, с. 137].

Материалом для психологических наблюдений служили не только их личные психоэмоциональные реакции, но и поведение заключенных-узников в бараках, на работах, во время бесед, которые были разрешены в свободное время. По воспоминаниям Беттельгейма, заключенных переводили из одной рабочей группы в другую и из барака в барак, чтобы между ними не устанавливались долгие дружеские отношения. «Результатом таких перемещений стало то, что он «сменил около 20 групп и 5 бараков (по 200-300 заключенных в каждом), что позволило ему познакомиться примерно с 600 заключенными в Дахау (из 6000) и с 900 в Бухенвальде (из 8000)» [9]. За психологическими реакциями этих людей он наблюдал. Диапазон психологического анализа у Беттельгейма расширялся благодаря принудительным работам, поскольку именно там он наблюдал за поведением разных категорий узников, каждая из которых проживала отдельно, но выполняла физический труд совместно [9].

Психологические наблюдения Франкла еще более впечатляющие, поскольку он почти за 3 года сменил 4 концлагеря - Терезиенштадт, Освенцим, Кауферинг III и Тюркхайм. Кроме того, в отличие от Беттельгейма, который находился в концлагере до начала Второй мировой войны, Франкл стал узником в 1942 г., к этому времени условия быта и эксплуатации узников еще более ужесточились. Именно поэтому научное наследие Беттельгейма и Франкла представляет интерес и позволяет сформировать представление об изменениях человеческой природы в экстремальных условиях.

Первый опыт деперсонализации личности люди испытывали на себе еще по пути в концлагерь, когда их везли как простую биомассу к месту пребывания. По прибытии эффект деперсонализации усиливался ввиду того, что заключенных подвергали банальной селекции, в рамках

ISSN 2687-0770 BULLETIN OFHIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2023. No. 4

которой не было места для деления людей на группы с учетом их профессиональной деятельности, социального статуса и прежних достижений. Всех делили на 2 группы: женщины и мужчины. Затем селекционный отбор продолжался по принципу пригодности к тяжелому физическому труду, соответственно немощные и больные люди, как правило, отправлялись в газовую камеру, крепкие и здоровые - на принудительные работы. Ежедневно в Освенциме уничтожали от 8 до 10 тысяч вновь прибывших узников [3, с. 445].

Отобранные для работы заключенные могли быть отправлены в душ, где они остро ощутили свою наготу. «Да, теперь у тебя действительно нет ничего, кроме собственного тела. Нет даже волос - нет ничего, кроме нашего в самом прямом смысле голого существования. Что нам осталось от прежней жизни?» - вопрошал Франкл. «Мне, например, только очки и пояс. Его, правда, вскоре пришлось обменять на кусок хлеба», - писал он [11, с. 41]. Будучи известным врачом-психиатром и оказавшись в концлагере, Франкл стал обычным узником-евреем под номером № 119104. Работал он преимущественно на земляных работах и на строительстве железнодорожных путей, и только на заключительном этапе лагерной жизни его перевели работать в качестве врача для лечения больных сыпным тифом.

Заключенных, находящихся в концлагере не более 1 года, называли «новичками». «Стариками» называли тех, кто пробыл в концлагере более 3 лет. «Новичков» встречали словами: «Если ты продержишься в первые три недели, то у тебя есть шанс прожить год, если три меся-ца, то выживешь и в следующие три года». Например, «в Бухенвальде тысячами умирали в первый же год заключения от физического и морального истощения, а также от утраты воли к жизни. Но кто жил в лагере дольше, получал и больше шансов на выживание» [9]. Действительно, первые дни пребывания в концлагере были невероятно сложными, поскольку человек испытывал колоссальный стресс и травматизацию личности. Как правило, «за первый месяц пребывания в лагере умирало от 10 до 15 % вновь прибывших. Во второй месяц, если не было массовых казней, - в два раза меньше. В третий месяц уровень составлял 3% и далее для оставшихся 75 % выживших он опускался до 1 %» [9]. Приведенная статистика является индикатором человеческих реакций на предельно экстремальную и критическую ситуацию. Безусловно, шансов выжить в условиях концлагеря было больше у физически крепких и здоровых людей, однако и этого порой было недостаточно. Колоссальную роль играло отношение человека к чудовищной действительности, в которой он оказался.

«Характерным отличием “новичков” от “стариков” было отношение к лагерной жизни - для первых она была чем-то нереальным (по сравнению с внешним миром), а для вторых - единственной реальностью. Эмоциональный разрыв с теми, кто остался в “прошлой жизни”, ускорял деградацию личности. “Новички” тратили деньги на установление связи с близкими, “старики” - на устроение “теплого местечка” в лагере. “Новички” интересовались новостями из внешнего мира, “стариков” же интересовали только лагерные новости» [9]. Более того, «новички» обычно питали зачастую неоправданные надежды на скорый выход из лагеря, а «старики» же думали только о том, как максимально приспособиться к жизни в лагере, не питая уже надежды выйти из него [9].

Необоснованной тратой сил и энергии для новичков становилась попытка понять ситуацию, проанализировать и оценить происходящее с ними, хотя разумнее было бы направить их «на ежедневную борьбу с голодом и изнуряющим трудом» [12]. Небезынтересным стало умозаключение итальянского поэта и прозаика П. Леви, который был узником концлагеря Фоссоли, а затем 11 месяцев провел в Освенциме. По его мнению, не пытались понять чудовищную реальность, как правило, люди необразованные. Интеллектуалы, вооружившись логикой и моралью, предпринимали попытки понять «алогичную и аморальную действительность», а потому они быстро впадали в отчаяние и имели меньше шансов на выживание [12].

Психологические стратегии «новичков» были предельно опасны, они приводили к быстрому истощению их внутренних ресурсов, со временем жизненный порыв затухал и сменялся уступками, покорностью, пассивностью, а зачастую потерей интереса ко всему, что приводило либо к естественной смерти, либо к суициду.

Таким образом, можно констатировать, что принципиальная разница психологических стратегий «новичков» и «стариков» заключалась в том, что первые стремились отрицать опасность,

ISSN 2687-0770 BULLETIN OFHIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2023. No. 4

пренебрегать ею, либо, напротив, концентрироваться на ее анализе, питая надежду, что невыносимые условия являются временным явлением и скоро все изменится в лучшую сторону. Однако подобного рода иллюзия разрушала человеческую личность изнутри, не позволяла ей адекватно оценивать реальность и приспосабливаться к ней. Вторые же, напротив, встречали опасность и реагировали на нее осознанным действием, обоснованным личным решением, что позволяло нейтрализовать опасность и давало шансы на выживание [9].

Помимо того что «новички» испытывали колоссальные трудности адаптации в концлагере из-за отсутствия опыта и порой неправильных психологических стратегий, к сожалению, им приходилось сталкиваться с неприязнью и враждебным отношением даже со стороны «стари-ков»-узников. «Вновь прибывший выставлялся на посмешище, над ним издевались, как во всех сообществах издеваются над призывниками, первокурсниками и всякого рода “новенькими”, вынуждая их пройти через обряд посвящения, напоминающий обряды примитивных народов, ибо лагерная жизнь, вне всякого сомнения, отбрасывала человека назад, возвращала его к примитивному поведению» [12].

Человек, попавший в концлагерь, с особой остротой ощущал обесценивание личности, причем даже со стороны сокамерников, не говоря уже о разнообразных техниках физического и психологического уничтожения людей, отрабатываемых лагерным руководством.

Для реализации своих экспериментов СС использовали тактику сочетания репрессий и послаблений, когда жестокие наказания или предельно тяжелый труд неожиданно сменялись поощрением заключенных. «Большинство из умерших в лагере своей смертью - это те, кто перестал надеяться на такие послабления и использовать их, хотя они случались даже в самые черные дни, то есть умирали люди, полностью утратившие волю к жизни» [9]. Например, по воспоминаниям Беттельгейма, группа чешских узников была полностью уничтожена в результате многократно повторяемого эсэсовского эксперимента, когда трудная и грязная работа в карьере, сочетавшаяся с невыносимыми условиями быта в бараке, внезапно сменялась легкой работой, хорошим рационом питания и благоприятными жилищными условиями проживания. Более того, Беттельгейм ссылался в воспоминаниях и на собственный опыт, когда его «трижды “отпускали” на свободу, переодев в штатское» [9].

Тактика уничтожения веры в будущее активно использовалась СС и отличалась ужасающей эффективностью. Заключенные, усвоившие постоянно внушаемую СС мысль, что им не на что надеяться, что они смогут выйти из лагеря только в виде трупа, в буквальном смысле слова становились ходячими трупами. Эти люди принимали решение подчиниться судьбе не по своей воле. Это были заключенные, настолько утратившие желания, самоуважение и побуждения в каких бы то ни было формах, настолько истощенные физически и морально, что полностью подчинялись обстановке и прекращали любые попытки изменить свою жизнь и свое окружение [9]. Такой фатализм был губителен для человека. Переставая действовать, они вскоре переставали жить.

Концлагерная действительность вытравляла из людей привычные эмоции, способствовала угасанию нормальных человеческих чувств. Постепенно естественные реакции притуплялись и все чаще заключенные ощущали апатию, равнодушие и отрешенность. Результатом такого психологического реагирования на кризисную экстремальную ситуацию было отсутствие чувства брезгливости, страха, сострадания. Так, например, уже через несколько недель пребывания в концлагере они начинали спокойно реагировать на больных, охваченных смертельной агонией, мертвых людей или газовую камеру. Такие психологические реакции, с одной стороны, были следствием того, что концлагерная жизнь «была настолько мало окрашена чувствами», что чувства как ненужный атрибут отмирали, с другой - психологическая нечувствительность, черствость и апатия являлись очень важным механизмом и защитной психологической броней, с помощью которых люди выживали. Апатия - это «особый механизм психологической защиты, ввиду того, что реальность сужается, то все мысли и чувства концентрируются на одной-единственной задаче: выжить!» [11, с.63].

Инстинктом самосохранения также было продиктовано стремление узников раствориться в общей массе, поскольку, не выделяясь, не привлекая к себе внимания со стороны СС, появлял-ся шанс на выживание. С точки зрения Франкла, сложно переоценить значение юмора в усло-

ISSN 2687-0770 BULLETIN OFHIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2023. No. 4

виях концлагеря, так как он позволял возвыситься над обстоятельствами, «установить дистанцию между собой и тем, что ему противостоит», а также «отвлечься от себя и таким образом обрести максимально возможный контроль над собой» [13, с.130].

Противостоять обстоятельствам и поддерживать моральный дух помогали «нелегальные концерты» в бараках, в рамках которых исполнялись полюбившиеся песни. «Благодаря песням узники могли выразить собственные переживания, чувства и твердость характера», «подпольная самодеятельность позволяла им отрешиться от обстоятельств», а значит, появлялся шанс выжить [14, с. 44].

Одна из важнейших стратегий выживания заключалась в том, чтобы защитить себя в предельно экстремальной ситуации, а для этого была необходима хотя бы минимальная степень свободы действий или свободы мыслей. «Две свободы - действия и бездействия - наши самые глубинные духовные потребности, в то время как поглощение и выделение, умственная активность и отдых - наиболее глубинные физиологические потребности. Даже незначительная, символическая возможность действовать или не действовать, но по своей воле (причем к духу и к телу это относится в одинаковой мере) позволяла выжить» [9].

Франкл и Беттельгейм довольно рано осознали, что для выживания и самосохранения свой личности необходимо действовать, используя диапазон своих профессиональных навыков. Они оба исключительно по собственной воле, а не по приказу СС или своих сотоварищей приступи-ли к психоанализу лагерной действительности, опираясь на свой профессионализм и опыт, что позволяло им возвыситься над обстоятельствами, наполненными бессмысленным изнуряющим трудом, лишениями и трагизмом ситуации. Беттельгейм отмечал, что, погружаясь в психоанализ, он ощущал, что «делает что-то конструктивное независимо ни от кого», «занимаешься тем, что тебя всегда интересовало», и это воспринималось им как наивысшая награда [9]. Он отмечал, что «постепенно к нему вернулось самоуважение, и это обстоятельство само по себе со временем приобретало все большую ценность» [9].

Франкл именно в концлагерях пришел к осознанию еще одной незыблемой истины, что его спасение заключается не только в психоанализе, но и в любви к жене. Время от времени в сво-их фантазиях он четко видел образ любимой жены, которым он не только восторгался, но и вел беседы. Он писал, что «в самой тяжелой из всех мыслимо тяжелых ситуаций, когда уже невозможно выразить себя ни в каком действии, когда единственным остается страдание, - в такой ситуации человек может осуществить себя через воссоздание и созерцание образа того, кого любит» [11, с. 79-80]. Давая волю своим фантазиям и созерцаниям, Франкл позволял себе свободно мыслить, абстрагируясь от лагерного быта, что позволит ему прийти к важному выводу, согласно которому «духовную свободу человека нельзя отнять до последнего вздоха, именно она дает ему возможность наполнять свою жизнь смыслом» [11, с. 130].

Несмотря на то, что концлагерь не давал возможности для реализации себя и своих потребностей, интересов, ценностей, то последней возможностью наполнить жизнь смыслом, а значит, создать свою внутреннюю опору является, по убеждению Франкла, формирование собственной «позиции по отношению к этой форме крайнего принудительного ограничения бытия» [11, с.130]. Действительно, «те, кто выжили, поняли то, чего раньше не осознавали: они обладают последней, но, может быть, самой важной человеческой свободой - в любых обстоятельствах выбирать свое собственное отношение к происходящему [9]. Безусловно, выбор собственного отношения к происходящему наполняет человека высшим смыслом, позволяет ему достойно пережить происходящее либо не менее достойно принять свою смерть.

Помимо узников неотъемлемой частью концлагерей являлось их руководство, к числу которого относились начальник лагеря, комендант, шуцхафтлагерфюрер - заместитель коменданта лагеря по надзору за заключенными, лагерфюреры, рапортфюреры, баракфюреры и т.д. Все эти люди были наделены особыми ментальными установками, набором ценностей, а точнее, антиценностей, они осознанно избрали для себя путь стать циничными, бесчеловечными, предельно жестокими придатками тоталитарной системы террора.

Например, Гесс на Нюрнбергском процессе «говорил о массовых убийствах, используя технические термины», не проявляя при этом ни сострадания, ни раскаяния [9]. Было понятно, что в этом человеке давно умерла душа, эмоции, чувства, поскольку в своей работе он руковод-

ISSN 2687-0770 BULLETIN OFHIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2023. No. 4

ствовался иными категориями. Для него концлагерь представлял собой предприятие, он хотел руководить им квалифицированно, аккуратно и эффективно, «его не беспокоило, что оно “обрабатывало” людей, а не сталь или алюминий» [9]. Безусловно, нацистскому режиму удалось за короткий промежуток времени создать людей с особыми ментальными установками - «винтиков» тоталитарной системы, лишенных нормальных человеческих чувств и эмоций. По признаниям Гесса, которые он написал, находясь в краковской тюрьме в период с 1946 г. по февраль 1947 г., он «мог задержаться с возвращением домой, но на службу приходил всегда вовремя и всегда полным сил. Такого же поведения требовал и от своих подчинённых» [7]. При этом поражает дуализм поведения Гесса, который в своих предсмертных воспоминаниях писал, что «моя семья была моей второй святыней. Я крепко привязан к ней. Я постоянно заботился о её будущем. В наших детях мы с женой видели цель наших жизней», однако столь нормальное отношение к своей жизни и собственной семье сочеталось у него с хладнокровным управлени-ем «конвейером смерти», ежедневно уничтожавшем несколько тысяч узников, в том числе де-тей. Более того, он без чувства вины и раскаяния о содеянном писал, что «нам следовало осуществлять уничтожение хладнокровно, без жалости и как можно быстрее. Малейшее промедление при этом позднее будет жестоко отомщено. Ввиду такой железной решимости мне приходилось прятать свои человеческие сомнения» [7].

Одним из не менее парадоксальных сюжетов концлагерной действительности и секретом успеха концентрационных лагерей была вербовка помощников охранников из среды самих заключенных, которых называли капо. По мнению Франкла, «психологически, характерологически капо можно скорее приравнять не к заключенному, а к СС, к лагерной охране. Это тип человека, сумевшего ассимилироваться, психологически слиться с эсэсовцами», зачастую они были «жестче, чем лагерная охрана» [11, с. 18]. Капо становились те узники, «в которых начальник лагеря или его уполномоченные угадывали потенциальных коллаборантов: набранные по тюрьмам уголовники, для которых должность надсмотрщика была превосходной альтернативой заточению, политические заключенные, сломленные за пять - десять мучительных лет если ни физически, то морально, впоследствии и евреи, коим даже толика власти казалась возможностью избежать “окончательного решения” их судьбы» [12].

Спектр полномочий капо был достаточно широк, они выполняли роль надсмотрщиков во время принудительных работ, следили за порядком в бараках, они даже могли войти в состав администрации лагеря. В обязанности капо входило встречать железнодорожные составы со вновь прибывшими узниками. Так, например, Франкл писал, что по прибытии в Освенцим, как только открылись двери, в поезд «ворвалась толпа, скорее - свора заключенных в отвратительной полосатой лагерной одежде, наголо остриженных, однако выглядевших на удивление сытыми» [11, с. 32]. Они говорили на всех мыслимых европейских языках, при этом они демонстрировали жизнерадостность, что в данной ситуации выглядело гротескно [11, с. 32]. В обязанности капо входило бить заключенных, «это составляло неотъемлемую часть их должностных обязанностей, это был их язык» [12]. Подобное «преображение» вчерашних узников в безжалостных капо для некоторых становилось вполне приемлемым элементом концлагерной жизни. Гесс отмечал, что «даже натуры, в обычной жизни добрые и готовые прийти на помощь, за решёткой способны безжалостно тиранить своих товарищей по несчастью, если это может облегчить их собственную жизнь» [7]. Леви также констатировал, что «привилегированное положение давало капо право мучить и унижать подчиненных, ни на что не способные, ничем не примечательные люди пресмыкаются перед вышестоящими начальниками ... Многие из притесняемых, заразившись вирусом власти от своих угнетателей, неосознанно стремились идентифицировать себя с ними» [12]. По справедливому замечанию Франкла, так называемое избранное лагерное меньшинство, к числу которых он причислял капо, поваров, кладовщиков, а также «лагерных полицейских», смогло «компенсировать чувство неполноценности своим более высоким положением» [11, с. 123]. Возможно, в прежней жизни они были неудачниками, а в лагере добились «успеха».

Лагерная жизнь позволила Франклу и Беттельгейму «заглянуть в самые глубины человеческой души», а потому прийти к весьма интересным наблюдениям [11, с. 164]. Например, Франкл пришел к выводу, что на свете есть две «расы» людей, только две! - люди порядочные

ISSN 2687-0770 BULLETIN OFHIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2023. No. 4

и люди непорядочные. Обе эти «расы» распространены повсюду, и ни одна человеческая груп-па не состоит исключительно из порядочных или исключительно из непорядочных; в этом смысле ни одна группа не обладает «расовой чистотой!» [11, с. 164]. Он был свидетелем того, как обычный заключенный из жалкого, ничтожного, эгоистичного приспособленца превращался в жестокого, отупевшего от садизма капо, но он видел и то, что достойные люди были даже среди лагерной элиты. Например, Франкл вспоминал, «как однажды надзиравший за нашими работами (не заключенный) потихоньку протянул мне кусок хлеба, сэкономленный из собственного завтрака. Это тронуло меня чуть не до слез. И не столько обрадовал хлеб сам по себе, сколько человечность этого дара, доброе слово, сочувственный взгляд» [11, с. 164]. И еще один эпизод, приведенный в мемуарах Франкла, поражает воображение. Эсэсовец, начальник лагеря, в котором Франкл находился незадолго до своего освобождения (судя по всему, речь идет о лагере Тюркхайм), «тратил немалые деньги из своего собственного кармана, чтобы приобретать в ближайшей аптеке лекарства для заключенных» [11, с. 162]. Об этом поступке знал толь-ко главный врач, который сам был из числа заключенных. После освобождения в 1945 г., когда эта история была предана огласке, «заключенные-евреи спрятали эсэсовца от американских солдат и заявили, что они выдадут этого человека только при условии, что ни один волос не упадет с его головы» [11, с. 162]. Американцы сдержали слово.

Парадокс лагерного быта заключался в сочетании несочетаемых вещей: боли, смертей, страданий, бессмысленной работы, жестокого насилия и музыки. Как ни странно, но руководство превратило музыку в интегральный компонент лагерного быта. «Музыка активно использовалась в повседневной жизни администрацией концлагерей в качестве психологического унижения и террора в отношении заключенных, она была встроена в аппарат подавления» [14, с. 42]. Например, прибывающие в Освенцим эшелоны встречал оркестр, играющий арии из оперетты «Веселая вдова» и баркаролу из «Сказок Гофмана» [3, с. 440].

В Освенциме можно было наблюдать ситуацию, когда доктор Менгеле, желая отдохнуть от бесчеловечных экспериментов над людьми, заказывал сольное исполнение «Сновидения» Шумана, сожалея, что в репертуаре отсутствует Бах [15, с. 141]. После прослушивания музыкального произведения он вновь возвращался «к работе». Такой контраст музыкальной красоты и медицинского садизма, человечности и бесчеловечности являлся нормой лагерной повседневности.

Музыканты из состава оркестров или певцы лагерной самодеятельности порой могли рассчитывать на определенные «привилегии» руководства (дополнительные продукты питания, хорошую одежду и условия проживания), что позволяло им выжить. Женский оркестр в Бирке-нау проживал в отапливаемом бараке с деревянными полами и пользовался другими бытовыми «привилегиями», непозволительными для других узников. Девушки-музыканты носили белый головной платок, белую блузку, темно-синюю юбку, в холодные дни они утеплялись, надевая кофты и свитеры [15, с. 144].

Таким образом, можно констатировать, что представители творческой интеллигенции, а также люди интеллектуальных профессий порой могли рассчитывать на благосклонное отношение со стороны лагерного руководства, а значит, у них появлялся шанс на выживание. Эту точку зрения разделяет Леви, поскольку, по его мнению, «среди выживших больше всего тех, кому удалось воспользоваться хоть какими-то привилегиями» [12]. Однако такие возможности были далеко не у всех. Например, на Нюрнбергском процессе Андрэ Фундри рассказал, что «...из 600 французов, прибывших в Освенцим вместе с ним, через несколько месяцев большинство погибло. Среди них: экономист Бюро Эмиль, профессор лицея города Компьен Жаан, депутат департамента Лоди Гарон Филиппо, бургомистр города Вильивифе Лебигу, педагоги -Годо и Бру, инженер-архитектор Молине и др.» [3, с. 457]. Более того, в Освенциме были замучены на непосильных работах или задушены в газовых камерах: «известный голландский профессор-экономист Фрейда, доктор Лавослав, инженер Кимар, доктор-инженер Эндоклян из Югославии, польские профессора Гешчикевич и Рюбарский, чехословацкие профессора -невропатолог Отто Ситик, психиатр Лео Таусик, хирург Ян Левит, знаменитый адвокат из Вены Краус, генерал - врач французской армии доктор Жоб и многие другие» [3, с. 457].

ISSN 2687-0770 BULLETIN OFHIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIAL SCIENCE. 2023. No. 4

Пребывание в концлагере для любого человека являлось колоссальным испытанием, приводившим к поведенческим и личностным изменениям. Однако траектория этих изменений была различной как в лучшую, так и в худшую стороны, в ситуациях крайнего стресса поведение людей могло быть непредсказуемым. По замечанию Беттельгейма, порой «те, кто должны были поступать низко, являли блестящие примеры мужества и достоинства» и наоборот. Таким образом, одна и та же среда могла сформировать радикальные изменения в обе стороны [9].

На одних заключенных экстремальная каждодневная стрессовая ситуация действовала губительно, подрывая жизненные ресурсы и деформируя личность, приводя либо к смерти, либо к постыдным поступкам. Для других возникало понимание необходимости личностной защиты перед лицом крайней жизненной опасности путем обретения смысла, причем «не только смыс-ла жизни, но и смысла страдания и умирания» [11, с.150]. По мнению Беттельгейма, «выжива-ние всегда зависело от личной воли к жизни, от личной борьбы за выживание» [9].

Можно согласиться с мнением Франкла и Беттельгейма, что развитая личность, для которой характерна внутренняя убежденность, а также твердая духовная основа, сформированная под влиянием семейных традиций и ценностей, религии, могла демонстрировать своим поведением нравственный подвиг. Именно такие психологически зрелые личности могли не только выжить в концлагере, но и достойно пережить трагизм своей судьбы, т.е. они, возможно, внутри себя сформировали позицию, осмысленное отношение к обстоятельствам, которые они были не в силах изменить - боль, страдания, смерть и т.д. Причем подобные ситуации могли происходить с людьми разного образовательного, социального, профессионального уровней.

Весьма сложным для понимания является деформация личности, которую демонстрировало лагерное руководство всех уровней. Эти персонажи были не только далеки от поиска смысла жизни, они были напрочь лишены элементарной совести. Лагерное руководство демонстрирует пример иной системы координат, в которой нет места морально-нравственным, духовным ценностям, для них сверхценностью являлась власть, с помощью которой они зачастую могли компенсировать свою прежнюю несостоятельность и ущербность. Для этой категории людей, с точки зрения Франкла, была характерна экзистенциональная фрустрация, т.е. трудности в поиске смысла жизни, либо полное его отсутствие, а потому они удовлетворяли свои потребности с помощью обретения власти. Более того, лагерные функционеры хладнокровно и буднично выполняли свои обязанности, поскольку были фанатично одержимы идеей формирования новой немецкой идентичности, основанной на расовом превосходстве, что якобы дало им право на массовое уничтожение людей самыми антигуманными способами.

Список источников

1. Конопатченков А.В. Концентрационные лагеря системы Маутхаузен в нацистской Германии (19381945 гг.): история, структура, сопротивление: автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 2010. 29 с.

2. ПолторакА.И. Нюрнбергский эпилог. М.: Военное изд-во Министерства обороны СССР, 1965. 552 с.

3. Звягинцев А.Г. Нюрнберг. Высший суд. М.: Эксмо, 2023. 928 с.

4. Арендт Х. Опыты понимания 1930-1954. Становление, изгнание и тоталитаризм / пер. Е. Бондал, А. Васильевой, А. Григорьева, С. Моисеева. М.: Изд-во Ин-та Гайдара, 2018. 712 с.

5. Стенограмма Нюрнбергского процесса. Т. 2 / пер. с англ.; сост. С. Мирошниченко. М.; Новочеркасск: Военная литература. 2019. 629 с. URL: http://militera.org/books/pdf/docs/sb_numberg-steno2.pdf (дата обращения: 15.07.2023).

6. Zofka Z. Die Entstehung des NS-Repressionssystems oder: Die Machtergreifung des Heinrich Himmler. URL: http://www.blz.bayern.de/blz/report/01_04/1 (дата обращения: 30.08.2023).

7. Гесс Р. Комендант Освенцима. Автобиографические записки Рудольфа Гесса. Штутгарт, 1958. URL: https://cooUib.com/b/123013/read?ysdid=lp8etpj265824749238 (дата обращения: 25.08.2023).

8. Фромм Э. Бегство от свободы / пер. с англ. А.В. Александровой. М.: АСТ, 2022. С. 288.

9. Беттельгейм Б. Люди в концлагере: исследование психологических последствий существования в экстремальных условиях страха и террора. URL: https://coollib.com/b/246373/read (дата обращения: 10.08.2023).

10. Франкл В. Воспоминания: пер. с нем. 3-е изд. М.: Альпина-нон-фикшн, 2020. 196 с.

11. Франкл В. Сказать жизни «Да». Психолог в концлагере: пер. с нем. 9-е изд. М.: Альпина нон-фикшн, 2022. 239 с.

ISSN 2687-0770 BULLETIN OFHIGHER EDUCATIONAL INSTITUTIONS. NORTH CAUCASUS REGION. SOCIALSCIENCE. 2023. No. 4

12. Леви П. Канувшие и спасенные. М.: Новое изд-во, 2010. 213 с. URL: https://coollib.net/ b/174287/read?ysclid=lp16c7kezl7497260 (дата обращения: 10.08.2023).

13. Франкл В. Воля к смыслу: пер. с англ. М.: Альпина нон-фикшн, 2021. 228 с.

14. Пуховская Н.Е. Музыка и тоталитаризм: музыкальная культура Третьего рейха // Клио. 2022. № 6 (186). С. 38-45.

15. ФельштейнЖ. В оркестре Аушвица / пер. с фр. Е. Клоковой. М.: Эксмо, 2021. 288 с.

References

1. Konopatchenkov A.V. Concentration camps of the Mauthausen system in Nazi Germany (1938-1945): history, structure, resistance. Dissertation Thesis. Moscow, 2010. 29 p. (In Russ.).

2. Poltorak A.I. The Nuremberg Epilogue. Moscow: Military Publishing House of the Ministry of Defense of the USSR; 1965. 552 p. (In Russ.).

3. Zvyagintsev A.G. Nuremberg. Supreme Court. Moscow: Eksmo Publ.; 2023. 928 p. (In Russ.).

4. Arendt H. Understanding of 1930-1954. Formation, exile and totalitarianism. E. Bondal, A. Vasilyeva, A. Grigorieva, S. Moiseeva (Transl.). Moscow: Gaidai Institute Press; 2018. 712 p. (In Russ.).

5. Miroshnichenko S., comp., transl. Transcript of the Nuremberg Trial. Vol. 2. Moscow; Novocherkassk: Voennaya literatura Publ.; 2019. 629 p. Available from: http://militera.org/books/pdf/docs/sb_nurnberg-steno2.pdf [Accessed 15th July 2023]. (In Russ.).

6. Zofka Z. Die Entstehung des NS-Repressionssystems oder: Die Machtergreifung des Heinrich Himmler. Available from: http://www.blz.bayern.de/blz/report/01_04/1 [Accessed 30th August 2023].

7. Hess R. Commandant of Auschwitz. Autobiographical notes of Rudolf Hess. Stuttgart, 1958. Available from: https://coollib.com/b/123013/read?ysclid=lp8etpj265824749238 [Accessed 25th August 2023]. (In Russ.).

8. Fromm E. Flight from freedom. Transl. by A.V. Alexandrova. Moscow: AST Publ.; 2022. 288 p. (In Russ.).

9. Bettelheim B. People in a concentration camp: a study of the psychological consequences of existence in extreme conditions of fear and terror. Available from: https://coollib.com/b/246373/read [Accessed 10th August 2023]. (In Russ.).

10. Frankl V. Memoirs. Transl. 3rd ed. Moscow: Alpina-non-fikshn Publ.; 2020. 196 p. (In Russ.).

11. Frankl V. To say “Yes ” to life. A psychologist in a concentration camp. Transl. 9th ed. Moscow: Alpina non-fiction Publ.; 2022. 239 p. (In Russ.).

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

12. Levi P. The Drowned and the Saved. Transl. Moscow: New Publishing House; 2010. 213 p. (In Russ.).

13. Frankl V. The will to meaning. Transl. Moscow: Alpina non-fiction Publ.; 2021. 228 p. (In Russ.).

14. Pukhovskaya N.E. Music and totalitarianism: musical culture of the Third Reich. Klio = Clio. 2022;(6):38-45. (In Russ.).

15. Feldstein J. In the Auschwitz Orchestra. Transl. by E. Klokova. Moscow: Eksmo Publ.; 2021. 288 p. (In Russ.).

Информация об авторе

Н.Е. Пуховская - кандидат исторических наук, доцент, доцент кафедры зарубежной истории и международных отношений, Институт истории и международных отношений.

Information about the author

N.E. Pukhovskaya - Candidate of Science (History), Associate Professor, Associate Professor of the Department of Foreign History and International Relations, Institute of History and International Relations.

Статья поступила в редакцию 22.11.2023; одобрена после рецензирования 27.11.2023; принята к публикации 08.12.2023. The article was submitted 22.11.2023; approved after reviewing 27.11.2023; accepted for publication 08.12.2023._

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.