CC BY
5
УДК 821.161.3-192 ББК Ш33(4Беи)64-45 ВАК 5.9.2 ГРНТИ 17.07.25
М. А. ЛАММ
Москва
НАЦИОНАЛЬНЫЙ МИФ В МУЗЫКАЛЬНОМ ПРОЕКТЕ А. ДЕНИСОВА «КАРОТКАЯ Г1СТОРЫЯ БЕЛАРУСЬ
Аннотация. Статья посвящена исследованию музыкального альбома А. Денисова «Кароткая псторыя Беларуа» на стихи А. Чобата. Тексты стихотворений и композиционная организация музыкального альбома рассматриваются как единое эстетическое целое, непротиворечивый миф. Предложена классификация текстов песен.
Ключевые слова: рок-поэзия; рок-музыка; рок-культура; мифы о Литве; мифы о Кресах; Вторая мировая война; национальные мифы; белорусская поэзия
Сведения об авторе: Ламм Мария Андреевна, независимый исследователь. Контакты: 124498, г. Москва, Зеленоград, 449; lamm.maria@yandex.ru
M. A. LAMM
Moscow
NATIONAL MYTH IN A. DENISOV'S MUSICAL PROJECT "SHORT HISTORY OF BELARUS"
Abstract. The article is devoted to the study of A. Denisov's musical album "Karot-kaya Historya Belarusi" to the verses by A. Chobat. The texts of poems and the compositional organization of the music album are considered as a single aesthetic whole, a consistent myth. The classification of the lyrics is proposed.
Keywords: rock poetry; rock music; rock culture; myths about Lithuania; myths about Kres; The Second World War; national myths; Belarusian poetry About the author: Lamm Maria Andreevna, Independent Researcher.
Рок-культура и рок-музыка - молодые направления, которые сохраняют свою актуальность и сегодня, рок-поэзия, как отмечает С. А. Достай, «"живой" жанр, ориентированный на максимально острое перевыражение наиболее актуальных для представителей своей аудитории реалий с их критической оценкой на основе системы ценностей данной аудитории» [4, c. 72]. Аксиологический дискурс является для рок-поэзии определяющим, превышая даже протестный. Именно ценностные категории стали определяющими для альбома «Краткая история Белоруссии»1 («Кароткая псторыя Беларуа»), причём на первом плане попытка осмыслить национальный миф в его структурном единстве, не упрощая и не сглаживая противоречий. Национальный миф понимается в данной работе как совокупность
© Ламм М. А., 2022
1 Здесь и далее перевод цитат мой. - М. Л.
религиозных, исторических и культурных представлений, распространенных на одной территории.
Алесь Денисов (Дзяшсау) (род. 1976) - белорусский музыкант и журналист. Историк по образованию, много лет работал в школе учителем истории. Возможно, по этой причине историческая тематика особенно значима для его творчества. Денисов положил на музыку стихотворения классических и современных белорусских поэтов: Владимира Короткеви-ча, Дануты Бичель, Алеся Чобата и др. Создатель и участник музыкальных проектов: «КальЯн», «Людзi на балоце» и «Dziecшki». Алесь Чобат (Чобат) (род. 1959) белорусский поэт, переводчик с польского языка, один из основателей «теоретической крэсологии». Проблеме генезиса западно-белорусской идентичности, месте родного региона в истории и культуре русских, белорусских, украинских и польских земель посвящены многие его произведения. Творчество поэта часто носит сатирический, порой парадоксальный характер. А. Денисов и А. Чобат - жители Гродненщины, для их творчества характерно обращение к региональной традиции и её территориальному мифу, хотя им не ограничивается.
Сборник «Краткая история Беларуси» связан с книгой деятеля белорусского национального возрождения Вацлава Ластовского (Ластоусш) (1883-1938), изданной в Вильне в 1910 г. [8]. Такие номинативные аллюзии на уровне названия текста характерны для творчества как Чобата («Развгганьне з радзiмай», «Сьмерць паэта»), так и для Денисова («Людзi на балоце»). Хотя культурные и исторические аллюзии в принципе тради-ционны для рок-поэзии, в белорусском роке они носят почти культовый характер. Отчасти такая ситуация связана с постколониальным мировоззрением, для белорусского рока в принципе «значимо противопоставление зверств "цивилизованного мира" милосердию "дикого народа"» [6, с. 322]. Потребность в осмыслении собственного прошлого осложнялась травматической памятью [1], неизбежной на землях, расположенных «на дороге, по которой не раз прокатывалась большая История» [14, 8. 7]. Подобный пафос можно видеть во многих произведениях белорусской литературы, характерен он и для национальной рок-поэзии.
Вероятно, главной причиной многообразия исторических и культурных аллюзий является мифообразующий характер белорусского рока, который отчасти занимает нишу отсутствующего в белорусской культуре национального эпоса. Потому журналисты, пишущие о белорусском роке, «подчеркивают сознательный переход <музыкантов - М. Л.> к национальной культуре и самой идее исполнения песен на белорусском языке» [6, с. 320]. Необходимо также отметить, что белорусская рок-музыка и рок-поэзия выходит далеко за пределы белорусского языка и белорусской культуры, в частности - белорусские коллективы очень заметны в культуре русского рока, в этом случае субкультурный компонент как правило преобладает над национальным. Однако для белорусскоязычной рок-
поэзии актуальна проблема осмысления национального культурного кода, национальной истории и, шире - национального духа.
Сборник стихов Чобата «Краткая история Беларуси» («Кароткая псто-рыя Беларусi») вышел в свет в 2014 г. В 2017 г. увидел свет одноимённый альбом Алеся Денисова. Песни на стихи Алеся Чобата, автор музыки -Алесь Денисов. В записи альбома также приняли участие Дарья Богослова (Багаслова) - флейта, сопелка, клавишные, варган, бэк-вокал, Дмитрий «Трэш» Британов (Брытанау) - бас, бубны, варган, бэк-вокал. В альбом вошли 25 композиций: «Круча» («Круча»), «1413 год. Городля над Бугом» («1413 год. Гародля над Бугам»), «Северная война» («Пауночная вай-на»), «Станислав Август Понятовский» («Станислау Аугуст Панятоусш»), «Адам Мицкевич» («Адам Мщкевiч»), «1863. Прощание с Родиной» («1863. Развгганьне з Радямай»), «Максим Богданович» («Максiм Багдановiч»), «Станислав Булак-Балахович» («Статслау Булак-Балаховiч»), «Вацлав Ивановский» («Вацлау 1ваноуск1»), «25 мая 1917 года. Смерть поэта» («25 трауня 1917 году. Сьмерць паэта»), «Бронислав Тарашкевич» («Бранюлау Тарашкевiч»), «1939 год» («1939 год»), «Евреи. Сон 1941 года» («Жыды. Сон 1941 году»), «13 сентября 1942 года. Скидель. Западная Беларусь» («13 верасьня 1942 году. Сквдаль. Заходняя Беларусь»), «Мацей Ка-ленкевич - "Котвич"» («Мацей Каленкевiч - "Котвiч"»), «Зима 1980 года» («Зiма 1980 году»), «Крестоносцы» («Крыжаю»), «Мутанты» («Мутанты»), «Памятник» («Помтк»), «Тюрьмам» («Турман»), «Когда над лугом аист пролетел» («Калi над лугам бусел праляцеу»), «Когда все закончится» («Калi усё скончыцца»), «Край мой счастливый» («Край мой шчасьлiвы»), «Эпилог» («Эпшёг») и повтор композиции «Если над лугом аист пролетел» («Калi над лугам бусел праляцеу») в другой аранжировке.
Порядок текстов альбома несколько изменён в сравнении с порядком текстов в поэтическом сборнике, в результате Денисов создал самостоятельное эстетическое целое, новое художественное высказывание, основанное на поэзии, но не воспроизводящее её, дополнил литературный текст собственной интерпретацией. Как в сборнике стихов Чобата, так и в альбоме Денисова тексты выстроены в хронологическом относительно сюжетных исторических основ порядке. По жанру этот поэтический сборник ближе всего к польской гавенде, то есть жанру «эпической прозы и поэзии, имеющему характер свободного, безыскусного повествования, распространенному в романтическом эпосе, <...> литературным воплощением разговорного языка» [17, 8. 354]. Стремясь к эмоциональной субъективности в изображении культурообразующих событий, Чобат порой подчёркнуто сатиричен, что может вызвать и отторжение у читателя, о чём в частности высказывался Денисов в одном из интервью [5]. Однако поэтика стихотворений вполне соотносится с основными категориями поэтики рок-текста, для которой, по наблюдению польского исследователя Д. Ганцажа, свойственны «эмоциональность и экспрессивность поэзии, разнообразие языка: от острого и провокационного до пронзительно-лирического, при
этом подобная дифференциация языка может возникать в рамках одного произведения» [15, s. 179-180]. В данном случае сама концепция поэтического сборника и альбома довольно провокационна.
Одной из сложнейших тем для белорусской литературы польско-белорусского пограничья является национальная история, поскольку сам факт её существования противоречит распространённому на этих территориях польскому мифу о Кресах. Как пишет об этом П. Ладыковский, «Беларусь считается страной без истории. Преобладает убеждение, что существование Беларуси на карте Европы было случайным и возникло в результате распада СССР (1991 г.), и что сами белорусы не имеют к этому никакого отношения. Оно противопоставлено польской национальной идентичности, которая основана на памяти о вооруженных восстаниях, направленных на восстановление независимости Польши, что рассматривается как нормативный опыт формирования нации» [16, p. 116]. К исторической тематике в советский период обращались преимущественно авторы из Восточной Белоруссии, в их текстах происходило формирование национального исторического мифа. Как отмечает Л. Д. Синькова, «именно Короткевич вновь создал для Беларуси образцы типологически "мицке-вичевского" романтизма, так же, как и соответствующее белорусское мифотворчество» [12, а 75]. Вероятно, именно мифологичность творчества и привлекла Денисова в стихах Чобата: «...историк должен быть максимально объективным <...> но человек искусства не обязан быть объективен, он имеет право использовать мифы и создавать мифы» [5]. Мифологический пласт и стал ключевым для этого музыкального альбома.
В поэтическом сборнике представлены знаковые события истории и культуры польско-белорусского пограничья, преимущественно в категориях белорусского мифа о Литве, который близок к польскому мифу о Кресах, но не тождественен ему. Простая, местами сниженная лексика не упрощает ни сути явлений, ни эпического пафоса описываемых в поэзии Чобата событий. Этой цели также служит и музыкальная аранжировка: мелодия словно иллюстрирует исторические процессы, подчёркивает динамику каждой описанной эпохи. Сложность стоявшей перед музыкантом задачи подчёркивается также и поэтикой жанра: хотя рок-музыка была распространена как в СССР, так и на постсоветском пространстве, она сохраняет андеграундный характер, обращаясь к запретным или полузапретным темам. Национальная история в белорусском культурном пространстве (особенно в западной Белоруссии) - одна из них. Другая важная черта рок-поэзии - специфический экзистенциальный пессимизм. Как отмечает польский исследователь русского рока Д. Ганцаж, в творчестве рок-поэтов сложился «очень мрачный образ Родины», где «обнажаются все главные недостатки того времени» [15, s. 74]. Эта тема безусловно присутствует в текстах песен, хотя лирический герой каждый раз стремится к преодолению отчаяния.
Творчество Чобата как рок-поэта1 сочетает в себе черты свердловского и ленинградского направления. Можно предположить, что подобный синтез обусловлен спецификой исторического развития территории. Польско-белорусское пограничье - провинциальная территория, но периферийным это пространство было не всегда. Вильно и Гродно были столицами Великого княжества Литовского, в эпоху Средневековья здесь разворачивались эпохальные исторические события. В XIX в. именно здесь начинались освободительные восстания. Польский миф о Кресах - один из важнейших для польского национального самосознания, немаловажен он и для регионального восприятия мира. Собственная версия мифа о Литве распространена и в современной белорусской культуре, однако западнобе-лорусские земли остаются периферийным пространством. Это противоречие реалий, противостояние символически перенасыщенной исторической памяти и провинциальной повседневности подчёркивается как в текстах песен, так и на уровне музыкальной аранжировки.
Сюжеты стихотворений объединены региональным кодом, в них подробно и непротиворечиво выражен белорусский вариант мифа о Литве. Сложность восприятия и интерпретации текстов обусловлена дискуссиями вокруг национальной, этнической и государственной принадлежности тех или иных деятелей и событий. В своей статье я исхожу из идеи целостности регионального мифа, то есть независимо от государственной, национальной или этнической принадлежности, декларируемой в творчестве или обусловленной нормативными документами, сюжеты стихотворений могут быть интерпретированы в категориях региональной поэтики, в данном случае - поэтики пограничья. Это не делает Адама Мицкевича или Станислава Августа Понятовского белорусами, а Бронислава Тарашкевича или Максима Богдановича поляками, но позволяет осмыслить их деятельность в категориях регионального мифа, ризоматической поэтики пограничья. Хотя каждый из них по масштабу своей деятельности выходит далеко за пределы регионального контекста, ризоматический подход позволяет рассматривать эти и другие персоналии вне устоявшихся иерархий.
В альбом «Краткая история Белоруссии» Денисова вошли лишь некоторые из одноимённого сборника стихотворений Чобата. Музыкальный альбом - самостоятельное эстетическое целое, логически завершённое и концептуально непротиворечивое. Вошедшие в альбом тексты можно условно разделить на три категории: эпические, исторические и персони-ческие. Эпические песни посвящены вневременному плану, глобальным процессам и явлениям, которые предопределили формирование облика региона. Исторические песни связаны на уровне названия с конкретными датами. Выбранные поэтом и музыкантом даты гетерогенны и подчёркивают поликультурность региона. Персонические песни посвящены отдель-
1 Рецепция русского рока в творчестве А. Чобата практически не изучена, но её наличие очевидно. См. напр. [7].
ным деятелям, биографически, исторически и культурно связанным с развитием региона, эта связь маркирована в названии песен. Предложенные категории подчёркивают мифологический план альбома, то есть выражающий «особое состояние сознания, исторически и культурно обусловленное» [11, с. 136], «развёрнутое магическое имя» [10]. О мифологическом характере поэзии Чобата говорил и Денисов [5]. Именно эта линия наиболее полно раскрывается в музыкальном альбоме.
Предложенная классификация довольно условна: в эпических песнях могут рассматриваться довольно конкретные исторические события («Северная война»), а исторические могут быть посвящены и определённому человеку. Каждый из вошедших в альбом персонических текстов безусловно связан с историей края. Более того, персонические тексты посвящены только людям, родившимся до 1906 г., жившим на момент написания книги Ластовского. Деятельность большинства из них пришлась на досоветский период развития региона. Но исторические песни могут быть посвящены конкретным людям, таковы «25 мая 1917 года. Смерть поэта», посвящённая Максиму Богдановичу, и «13 сентября 1942 года. Скидель. Западная Белоруссия», главным героем которой является Анатолий Зеле-новский, один из белорусских подпольщиков, казнённых нацистами во время немецко-фашистской оккупации. Тем не менее, предложенная классификация позволяет наиболее подробно охарактеризовать белорусский вариант Литовского мифа в его развитии в разных исторических условиях.
Эпические песни. К категории эпических песен в данной статье относятся исторические по содержанию, но не связанные с конкретной датой на уровне названия. Их основной темой являются эпические сюжеты абсолютного прошлого, т.е. «не чисто временные, а ценностно-временные категории, это ценностно-временная превосходная степень, которая реализуется как в отношении людей, так и в отношении всех вещей и явлений эпического мира» [3, с. 403], но осмысленные, как это в принципе свойственно для творчества Чобата, в категориях народной смеховой культуры, т.е. в текстах с одной стороны происходит деконструкция польского варианта регионального (польско-литовского) мифа, а с другой стороны - его воссоздание, но уже как белорусского. Именно эти процессы сближают древнее и современное, оживляют его в форме национального предания и позволяют осмыслить уже в новых региональных категориях. Такие песни могут быть посвящены определённому персонажу, имя которого не выносится в название, или же сюжету, их основная цель - формирование единого вневременного пространства взаимопроникновения прошлого и настоящего.
Первая композиция альбома: «Круча», это вводная композиция, по-свящённая региональной истории и её восприятию. Текст песни апеллирует к далёким историческим временам и персоналиям, княжеским междоусобицам, но последние строки резко сталкивают древнее и современное. В этом столкновении звучит горечь утраты регионом, и, шире, полинациональным польско-белорусским историческим пространством, значимого
положения на мировой и региональной арене: «А час поспндустрыяльны! Гавары па-англшску, начальшк» [13, c. 19] и троекратным повтором последней строки песни: «Наша дарога крутая на неба не завяла» [13, е. 19]. В тексте песни перечислены ключевые для региона имена средневековой истории: Миндовг - основатель первой династии литовских князей, родился около 1195 г., годы правления: 1236-1263 гг., в 1251 принял христианство по католическому обряду, в 1253 был коронован как король Литвы, в современной Литве дата коронации Миндовга считается днём национальной государственности. Гедимин (1275-1341) великий князь литовский с 1316 по 1341 год, основатель династии Гедиминовичей, легендарный основатель Вильны. Скиргайло (1354-1397), князь трокский (1382-1392), полоцкий (1387-1397), киевский (1395-1397). В 1386-1392 годах был наместником Ягайло в Великом княжестве Литовском. Витовт (ок. 13501430), великий князь литовский с 1392 года. Сын Кейстута, племянник Ольгерда и двоюродный брат Ягайло. Князь гродненский в 1370-1382 гг., луцкий в 1387-1389 гг., трокский в 1382-1413 гг. Ягайло (ок. 1350 - 1434) князь витебский, великий князь литовский в 1377-1392 гг., король польский с 1386 г. Родоначальник династии Ягеллонов. Радзивиллы - богатейший род в Великом княжестве Литовском, первым в государстве получивший княжеский титул Священной Римской империи (1518 г.). Все перечисленные персоналии биографически связаны с западнобелорусскими территориями и воспринимаются в категориях регионального мифа, вне национальных мифологий.
Композиция «Северная война» (1700-1721) также представляет историю с региональной позиции: враждующие феодалы приводят на свои земли иностранных союзников, высокий пафос борьбы за Родину в контексте княжеских междоусобиц приобретает сниженные коннотации:
Неба стала з аблачынку - во як б"емся за Айчынку!
За дзяучынку так не б"юцца.
Во як б"емся - аж смяемся! [13, е. 21].
События Северной войны стали для земель польско-белорусского по-граничья частью гражданской, которую также называют «Домашней войной» (1696-1702), когда против гегемонии рода Сапегов была образована коалиция, включавшая в себя другие шляхетские роды, в частности - Рад-зивиллов и Огинских. Антисапежанскую коалицию возглавлял Григорий Огинский (1654 - 1709):
Эх, i ударылi Сапеп па Агшсюх!
Ох, i умазалi Агшскш Сапегам!
I чакае пан Агшсю палкоу русюх,
I чакае пан Сапега палкоу шведсюх... [13, е. 21].
Глобальный конфликт - Северная война - рассматривается в локальных категориях, применительно к местным реалиям, которые обусловили антивоенный пафос текста:
Цар гуляе у Пецярбурзе. Недзе нешта неяк будзе.
Едзе вош на мужыку. Шляхта разам - у шынку [13, с. 21].
Крестоносцы. Образ крестоносцев имел огромное значение для культурной жизни региона на протяжении многих веков его развития. Конфессиональное пограничье, где противостояние католической и православной религии начинается с момента крещения первых князей, создавало для этого благоприятные условия. Здесь были замки тевтонских рыцарей, они вели свою политику и принимали участие в вооруженных конфликтах. На территориях польско-белорусского пограничья также разворачивается действие романа Сенкевича «Крестоносцы». Семантика названия песни актуализирует все эти пласты, хотя план содержания посвящён другой реальности:
Горка. Дзещ. Жыжа ляцшь з-пад санак.
Побач ваенны завод. Новы крыжацю замак [13, с. 46].
Переплетение образов далёкого и близкого прошлого, его повторения и ключевой вывод о поражении: «Мэта жыцця - абед <...> Падрастае новая нацыя - нацыя без iмя» [13, с. 46]. Величие прошлого на мифологическом уровне противопоставлено обезличенному настоящему.
Этой теме также посвящена песня «Мутанты», текст которой вызывает ассоциации с катастрофой на Чернобыльской АЭС, хотя в ней описывается обезличенная повседневность провинциальных реалий того времени:
Потым сябрына i складчына пад «Гастраномам».
Кожны тутэйшы з рублём будзе лепшым знаёмым [13, с. 46].
На уровне содержания текст не связан с основной трагедией эпохи. Это позволяет предположить, что в художественном мировидении катастрофа воспринимается лишь как закономерное следствие прочих процессов, что подчёркивается финалом песни:
Мутныя дт настаюць - i здаецца на шьп народа
чорцж сядзщь i стругае асшавы кол [13, с. 46].
Эта мысль развивается далее, уже в контексте последовательного вытеснения великого малым.
Так, в композиции «Памятник» продолжается тема трагического восприятия повседневности, но уже в контексте вытеснения национальной культуры бытовыми реалиями:
Села вёска i ловщь
грошы, крэслы, чЬШЬ1.
Лiшнi там Багданжч,
дзе уладкавалюя мы [13, е. 70].
Песня «Памятник» - одна из композиций, в которой отсутствуют повторы, такая лаконичность подчёркивает трагичность описанного в тексте сюжета.
Тюрьма. Сатирическое начало сменяется лирическим: словно осмыслив опыт истории, лирический герой выделяют тюрьму как одно из сюже-тообразующих зданий Гродно:
Наша турма са славай. Ад царскай i польскай пары.
Тут сядзелi вялiкiя людзi i з падручшкау змагары [13, е. 71].
Величие прошлого противопоставлено современности:
Дэмакраты няхай выдурняюцца. Трэба красщ i зарабляць.
У правшцьп гора вясёлае. Мы не вязш - вязш не мы.
Галубы лятуць над касцёлам.
Слiзкi ходнж каля турмы [13, е. 71].
Последняя строка «Слiзкi ходнiк каля турмы» повторяется пять раз, подчеркивая абсурдность происходящего.
Песня «Когда над лугом аист пролетел» повторяется в альбоме дважды в разных аранжировках. В новом исполнении эта лирическая композиция замыкает альбом, символически воплощая бесконечность бытия. В тексте можно видеть символическое осмысление истории пограничья -края, который в течение многих веков не знает покоя:
Ц будзе Край? Ц прыйдзе зноу вайна?
Цi проста да вясковага акна
смерць зазiрие i памаучыць знаёма? [13, е. 89].
В знаковом для национального фольклора образе аиста воплотилась также история вечного возвращения, силы национального духа, который не может быть сломлен или уничтожен:
I вось мшуу той час, прапау той лад.
Здаецца, i шляхоу няма назад.
Вайна i смерць - на поуначы i поудш...
А сиiцца бусел i трывожыць сон.
Што з-пад аблокау белых бачыць ён?
Што ведае? Пра што адвеку помнщь? [13, е. 89].
В качестве рефрена многократно повторяется строка «Калi над лугам бусел праляцеу», что напоминает о силе национального духа.
Этот пафос продолжается в песне «Когда всё закончится», где смешиваются отчаяние и надежда. От полного равнодушия к земным радостям:
К™ усё скончыцца, мы будзем як святыя -нi чаркi поуныя, т ножкi маладыя не зацгкавяць кожнаю парой» [13, с. 50]
лирический герой переходит к горечи бытия:
к^ усё скончыцца, i Беларусь пустая забудзе мёртвых i прадасць жывых [13, с. 50].
Но вместе с тем в нём жива уверенность в завтрашнем дне:
Але заужды патрэбна будзе воля, таму што усё не скончьщца нiколi -i дых займе ад дзевак маладых [13, с. 50].
В песне воплощаются одновременно темы бессмертия национального духа и жажды жизни конкретного человека.
В композиции «Край мой счастливый» происходит плавный переход и продолжение предыдущей темы, открытой в песне «Когда всё кончится». Мечта о Родине и реальная Родина, Родина идеальная и реальная воплощаются в текстах песен:
Быу я на свеце - згаджаюся i пацвярджаю, Быу я жывы - i дачка мая будзе жывая, I у лепшы час будзе жьщь, i паустане з-пад сна Край мой шчаслшы, якi запрыгожьшь яна [13, с. 84].
Отчасти это ответ на тезис о том, что «существование Белоруссии на карте Европы было случайностью» [16, s 16].
Эпилог. Символически завершая сюжет альбома как художественного целого, композиция «Эпилог» напоминает о существовании родного края, его полнокровной жизни и собственной истории:
Быу iшымi i гэты край -
каму пекла, а каму рай,
жыу пакутна, збройна i бражна [13, с. 12].
В этой песне снова повторяется важная для альбома мысль о пассивности человека перед лицом истории:
Чым падпоры i горы хютаць, лепш пра тое киiгi чытаць -маладыя мы цi старыя. Пакуль вечнасдь не прыйдзе у час, пад сябе не загорне нас i старонкай киiжиай накрые [13, е. 12].
Но «Эпилог» - лишь конец альбома, но не Родины и не истории, эта мысль утверждается завершающей композицией - повтором «Если над лугом аист пролетел» в другой аранжировке. История продолжается и продолжается жизнь, но в художественное пространство вступает другой сказитель.
Действие эпических песен разворачивается в пространстве абсолютного прошлого, в каждой из этих песен раскрывается определённая эпоха. Классическое понимание абсолютного прошлого как золотого века присутствует в большинстве композиций, вместе с тем есть и характерное как для творчества Чобата, так и для белорусской литературы сатирическое восприятие великого прошлого, которое часто становилось трагедией для белоруса. События прошлого рассматриваются в категориях региональной поэтики, политические и идеологические столкновения князей и государств приносят смуту жителям региона. Эта мысль повторяется практически в каждой песне. Мифологический характер исторических песен проявляется в плотной символической насыщенности. Система знаков и образов раскрывает для читателя большую и сложную символическую систему, образующую ризоматический код, в котором сплетаются события нескольких национальных историй и разных культур, но в белорусском и региональном осмыслении этих событий. Эмоциональная вовлеченность автора и исполнителя усиливает эффект личного, индивидуального восприятия истории, которое может не быть объективным и, более того, объективным быть не должно. Именно субъективное и отчасти эмоциональное восприятие и вовлеченность определяют силу воздействия художественного образа, в данном случае -песни как музыкального и вербального целого.
Персонические песни. К персоническим песням относятся только те композиции, заголовок которых назван по имени героя. Можно предположить, что выбор имён обусловлен мифом пограничья, в категориях которого персоналии, принадлежащие к различным национальным кодам, могут рассматриваться в контексте регионального мифа. В данном случае выражается один из вариантов мифа Литвы, приближенный к польскому, но, благодаря введению знаковых имён белорусской персоносферы и переосмыслению польских имён, ему не тождественный. Отсутствуют знаковые для белорусского кода персонические имена советского периода, некоторые сюжеты противоречат историческим фактам, о чём говорит также Денисов, упоминая в интервью о том, что, в частности, версия об отравлении Мицкевича российскими спецслужбами исторически недосто-
верна [5]. Все приведённые персоналии могут осмысляться в контексте литовского мифа, поскольку эти люди были связаны с регионом как биографически, так и по роду деятельности. Как уже отмечалось выше, в стихотворении «Крестоносцы», посвящённом жизни региона в советский период, Чобат высказывал мысль о «нации без имени», что, вероятно, связано с утратой регионом как политической независимости, так и отчасти культурной автономии: сформировавшийся в советский период новый тип границы - слабопроницаемой - препятствовал развитию региона в традиционных для него категориях фронтира, то есть открытого пространства.
Музыкальная аранжировка каждого из текстов символически иллюстрирует биографию каждого из деятелей в его связи с формированием белорусского самосознания. Мелодия подчёркивает развитие исторических событий. Так, все тексты могут быть восприняты как в лирическом, так и в полемическом аспекте. На музыкальном уровне песни «Станислав Август Понятовский», «Адам Мицкевич» и «Максим Богданович» скорее лирические, таковы они и по манере исполнения. На музыкальном уровне к ним близка песня, посвящённая Брониславу Тарашкевичу, но это сходство исчезает при повторе последнего рефрена, где лирическая музыка сменяется мелодией марша. Песни «Станислав Булак-Балахович» и «Вацлав Ивановский» носят более полемический характер как на уровне музыки, так и по манере исполнения. Ну и персоналии гораздо более полемичны. Песня «Мацей Каленкевич - "Котвич"» близка к ним по манере исполнения и музыкальному ритму, но мелодика напоминает о лирических песнях, семантически связанных с дореволюционной и досоветской реальностью.
Семантика текстов подчёркивается также и структурой рефрена. Полемический характер песни «Станислав Август Понятовский» подчёркивается рефреном: последние строки каждой строфы - семантически наиболее полемические - повторяются дважды, вторая строфа ещё раз звучит в финале песни. Подобным образом подчёркивается полемический характер в песне «Адам Мицкевич», где повторяются две последние строки каждой строфы. То же и в песнях «Станислав Булак-Балахнович» и «Бронислав Тарашкевич», при последнем повторе меняется ритм, подчёркивая трагическую гибель ученого, «Максим Богданович» - одна из немногих песен, где рефрена нет вообще, что подчёркивает его неповторимость. В песне «Вацлав Ивановский» горечь лирического героя подчёркивается кольцевой композицией - повторяются первые две строки стихотворения, словно предупреждая: «всё повторится». В песне «Мацей Каленкевич - "Котвич"» в качестве рефрена повторяется шесть раз фраза «Доля парашютиста», одновременно подчёркивая и динамику событий Второй мировой войны, и отчаяние персонажа - польского офицера, деятеля Армии Крайовой.
Персонические песни различаются по стилю репрезентации лирического героя и по его восприятию. По типу лирического героя можно условно выделить песни об исторических деятелях («Станислав Август Понятовский», «Станислав Булак-Балахнович», «Вацлав Ивановский»,
«Мацей Каленкевич - "Котвич"» и о деятелях культуры («Адам Мицкевич», «Максим Богданович», «Бронислав Тарашкевич»), содержание песен часто пересекается, поскольку история и культура взаимосвязаны. Песни о политических деятелях более динамичны по манере исполнения и полемичны по основному пафосу.
Исполнение песни «Станислав Август Понятовский» стилистически напоминает кабацкие споры, что подчёркивается использованием сниженной лексики как в оригинальном тексте стихотворения, так и в рефрене песни. Из всех персонических песен альбома эта, пожалуй, наиболее сатирична. Ей символически противопоставлена песня «Вацлав Ивановский», посвящённая конфликту интеллигенции и народа, который приводит к трагедии для нации в целом:
1нжынерау мужыцкаму Краю не трэба.
А иавiикi яго галаву толькi дураць.
Бо дае ёи иа кшжш, дае иа газеты.
А мужык замест кукiша зноу мае дулю [13, е. 50].
Этот горький зачин повторяется в финале, закольцовывая композицию. Песня про Вацлава Ивановского наиболее близка к песням о деятелях культуры как по содержанию, так и на музыкальном уровне, что обусловлено его биографией: его издательская и просветительская деятельность была намного более значима, чем политическая.
Песня «Станислав Булак-Балахнович» также относится к полемическим по стилю исполнения, но в ней гораздо больше горечи и отчаяния. Уже с первых строк «война всех уравняла» подчёркивается неоднозначность и полная неопределённость ситуации, в которой довелось действовать лирическому герою:
Час скончыуся. Вайна усх парауняла.
Варшава, Вшьня, Рыша, Пскоу i Гдоу.
I «хамы» сабе маюць генерала!
Шэсць раиау, шэсць франтоу за шесць гадоу [13, е. 41].
К ней близка песня «Мацей Каленкевич - "Котвич"» «скочыу у Польшчу, а Польшчы... там ужо не было» [13, е. 56]. В обеих песнях основным пафосом является осознание горечи утраты Родины, оба героя действуют в ситуации неопределённости, оба обречены на поражение, но всё же действуют. В их фигурах воплощаются шляхетские добродетели, в логике сарматского мифа, то есть верности Родине, преданности делу отцов и вере предков [9]. Лирический герой песни Булак-Балахнович остаётся деятельным персонажем:
Адзш твой корпус. Апусцела сцэиа.
1дуць иа бой палесюя палю [13, е. 39]
Лирический герой песни «Мацей Каленкевич - "Котвич"» осознаёт уже свершившийся факт поражения:
А вайна зуам не такая, i другая зуам перамога. Ды малая птушка з маёра,
каб спяваць аб справах таюх [13, с. 42].
Две песни, посвящённые поэтам, совершенно различны. Изящный музыкальный ритм аранжировки песни «Адам Мицкевич» представляет рафинированную реальность салона. Конспирологический сюжет об отравлении в Константинополе переходит к сюжету поэмы «Пан Тадеуш» как основной причине сохранения памяти и присутствия поэта в персоносфере регионального мифа:
Сто пяцьдзесят гадоу прайшло - а я усё плачу. Сто пяцьдзесят гадоу прайшло - а я усё бачу, (як пад наваградзю святы касцельны дах Нясе Тадэвуш Зосю руках [13, с. 22].
Структурно песня «Максим Богданович» организована как гимн борцу за свободу, она завершается словами:
Як т хацеу ён зноу крывавщь гэта! Ды боль з адчаем давялi Паэта -i хворы ужо, i ужо на склоне дзён не вытрывау - Пагоню клжнуу ён. [13, с. 29].
В час отчаяния поэт обращается к национальному мифу.
Песня «Бронислав Тарашкевич» одна из самых лирических персониче-ских песен альбома. Это история деятельности и борьбы одного из знаковых белорусских учёных, создателя первой грамматики белорусского языка и политического деятеля. Борьба за распространение грамматики белорусского языка связывается в художественном пространстве песни с борьбой за независимость: первый куплет - присоединение Литвы к Польше:
Сярэдняя Штва далучана да Польшчы. А у польскi Сэйм крычаць - як да глухiх крычыш [13, с. 40],
второй -
Эх, што з таго жыцця, калi лящм да зор. I грымне Грамада! Кароткая, як лета. [13, с. 40],
третий - переезд в Москву в результате обмена политическими заключёнными и, наконец, страшный финал:
да ямы са сваiм расстрэльным пакаленнем i думаць, цi пачиуць "Граматыку" чытаць [13, е. 40].
Этот торжественный трагизм финала песни усиливается изменением ритма в рефрене. «Бронислав Тарашкевич» - предпоследняя персониче-ская песня в альбоме. Последняя - «Мацей Каленкевич - "Котвич"» - уже о безнадёжной войне с точки зрения поляка. В художественном пространстве Чобата далее начинается «нация без имени», в мифологии которой возможны даты, но не люди. Это спорная позиция, однако поэт в своём художественном творчестве не обязан быть объективным. Новые персони-ческие песни появляются в поэтическом сборнике уже после распада СССР, но в альбом Денисова они не вошли.
Персонические песни, таким образом, направлены на осмысление национальной истории, в первую очередь - во взаимодействии с Польшей. Выбранные Денисовым имена и биографические факты позволяют проиллюстрировать наиболее трагические этапы региональной истории. XIX в. маркирован разделом Речи Посполитой (Понятовский) и борьбы за независимость (Мицкевич). При этом образ Понятовского репрезентуется как предателя и белоруса, эти смысловые пласты связаны:
Вось Панятоусю! Быу прыродным беларусам -Бо иават прозвшча сваё писау праз «у»! <.. > Ды беларус адзiи сапраудны толью можа Рэч Паспалiтую иа тры каицы раздаць . [13, е. 21].
Это устоявшиеся мифологемы. Гораздо интереснее и сложнее персо-нические образы ХХ в. Большинство персоналий неоднозначны с исторической и идеологической точек зрения. Объединённые биографической связью с регионом, каждый из исторических деятелей выбирал свой путь и свою судьбу. Их биографии наглядно иллюстрируют сложность региональной ситуации в первой половине ХХ в.: Бронислав Тарашкевич, преследовавшийся по политическим мотивам и в Польше, и в СССР, Вацлав Ивановский, Булак-Балахнович, в своей борьбе за независимость оказывался на разных фронтах и впоследствии был демонизирован в истории. Вацлав Ивановский, пытавшийся лавировать между волнами сменяющейся власти, Мацей Каленкевич, оставшийся верным Польше, которой «там уже не было». Знаковые фигуры для белорусской культуры Максим Богданович и Бронислав Тарашкевич представлены как трагические персонажи, кричащие в пустоту. Каждый из персонажей являет собой путь величия в период смутного времени и напряжённой борьбы. Каждый действовал в обстановке, когда отсутствие действия было бы наиболее разумным и безопасным путём. Каждый оказал влияние на развитие белорусской культуры, без этих людей история Края была бы совсем другой. Персони-ческие песни призваны увековечить память и зафиксировать личностное
восприятие национальной истории. Спорные биографии и сложные судьбы призваны предостеречь читателя и слушателя от однозначных оценок национальной истории в контексте той или другой идеологии. Потребность помнить о том, что однозначно определённые попытки осмысления истории и исторических деятелей всегда оканчиваются трагически.
Исторические песни. К категории исторических песен в данной работе отнесены лишь те, в названии которых указана конкретная дата. Семиотическое значение даты, наряду с именами, одна из важнейших форм сохранения коллективного опыта, который, в частности связан «с сохранением определенных "дней памяти" <...> даже не пережив непосредственного участия в событии, мы вовлекаемся в него разными способами: фестивалями, памятными местами, мемориальными досками, музейными экспозициями» [2, с. 65]. В отличие от персонических песен, сюжеты которых завершаются с присоединением к БССР, действие исторических песен музыкального альбома продолжается до 1980 г., в одноимённом сборнике Чобата есть исторические песни, посвящённые более поздним событиям («Каунас. Вясна 1990 года», «1992 год. Новая Галшея», «23 жшвня 2006 года» и др.), однако в альбом Денисова они уже не вошли.
Исторические песни объединяет особый лиризм музыкального исполнения и определённая логическая завершённость. Каждый из сюжетов открывает ту или иную эпоху, о которой возможны споры, подобные тем, что иногда возникают в эпических песнях. В отличие от эпических песен, в каждой из исторических песен поднимается тема памяти погибших: «Край разарвецца вайной! А хацелi ж, як лепей... <...> / Свята. Стаяць на дарозе калека, калека, калека.» [13, с. 20], «Тут шлях адзш у туманны рай / дае сваiм жаунерам гэты Край - / на снезе запяклася кроу, як хустка» [13, с. 22], «Ты не дажыу да актау i дэкрэтау <...> Ты не дажыу да чыстак i разборак - <...> О, што за Край, пракляты и нялюбы, / дзе кшгу, волю i жыццё ад згубы / заучасная адна ратуе смерць!» [13, с. 38], «Скончыуся перапынак паводле актау Версаля. / Новае пакаленне выступша у паход. / Танк1 ужо пад Варшавай. "Юнкерсы" над Варшавай. / У версаш наступае першы ваенны год» [13, с. 41], «Было iх тысячау трьшцаць. Нiчога па iх. Тольк1 цень. / Калона iшла за калонай - работы на цэлы дзень. / А рабш тую работу так1я ж, як я i ты, / Звычайныя простыя людзi. Каторыя не жы-ды» [13, с. 41], «Шыбенща над мястэчкам. Людзей сагналi дзiвiцца. / Для "орднунга" i для страху. Каб ведал, пся iх маць! / Як восем "савецшх бандытау" вяроукай будуць давщця ./ За тое, што не спалохалюя Райху у плечы страляць» [13, с. 42], «Только трое вярнулюя у цынкавых трунах. / У адной панажоушчыне згiнула болей» [13, с. 45]. Исторические песни охватывают события от Средневековья до 1980-х гг., сплетая в единое целое разные периоды национальной истории.
«1413 год. Городля над Бугом». Сюжет песни посвящён Городельской унии, заключенной 2 октября 1413 года между великим князем литовским Витовтом и польским королём Владиславом Ягайло. Последствия догово-
ра были разнообразны, но по результатам обострилось конфессиональное противостояние между католиками, получившими привилегии, и православными, которые оказались ограничены в правах. Победа князей оборачивается пирровой победой для народа:
Немец пабпы. Святкуем з Еуропай яднанне.
Каталш атрымал гербы - гэй, славяне!
I праваслауным ияма чаго плакаць iзиоу -
Як сабе мет, ияхай пакуль маюць киязёу.
Князь Аляксандр з каралём Уладыславам - ваук два старыя! -
иовую рэзь наклжаюць - ад Бельска па Лепель
Роунасщ роуиая роуиасць. бывае пятлёю иа шьп.
Край разарвецца вайиой! А хацелi ж, як лепей. [13, е. 20].
В музыкальную композицию А. Денисов не привнёс изменений, кольцевая композиция текста задумана А. Чобатом и словно подчёркивает недобрую волю Господа Бога, направляющую «тупую сякер^ кругам». В более поздней редакции этого стихотворения поэт изменил текст: «як напрауляюць тупую псторыю кругам», такая замена оправдана семантически и эстетически.
«1863. Прощание с Родиной». Сюжет песни связан с восстанием 18631864 гг., также известным как восстание Калиновского, направленным против власти Российской империи. Основной целью восстания было восстановление Польши в границах 1772 г. После поражения восстания многие его участники были сосланы на поселение и каторжные работы, восстание также вызвало большую волну эмиграции. От восприятия трагедии
I мрояцца у прабггай галаве
усе масю мёртвыя i тыя, хто жыве,
а холад, цемра, слёзы, час i пустка [13, е. 22]
лирический герой переходит к вере в будущее:
I толью у иебе ёсць дачка i ты, спакойиы хутар, бераг залаты, Айчыиа вечная, свабода маладая [13, е. 22].
Общая польская и белорусская история становится источником вдохновения.
Стихотворение «25 мая 1917 года Смерть поэта» посвящено смерти Максима Богдановича (1891-1917) и тому, как повезло поэту не дожить до последующих событий. Собственно, в отличие от персонической песни, посвящённой поэту, это песня о восприятии и об отношении народа к собственной культуре
А каб дажыу, схавал б глуха у шафу
i раздушыт у лагеры, як жабу,
пусцiлi б Слова на распыл ляцець» [13, с. 38].
«1939 год». Одновременно с началом Первой мировой войны произошло объединение Восточной и Западной Белоруссии по линии Керзона в соответствии с пактом Молотова - Риббентропа:
«Рыжсю падзел ганебны» больш нжога не дзелщь.
Танкi дауно за Нёманом. Са слупоу «говорит Москва!»
Мястэчка стала райцэнтрам. У мястэчку кiрмаш. Нядзеля.
Ходзшь зямля пад нагамi. Кружьщца галава [13, с. 41].
Трагическая история, которая также поднимается в персонической песне «Станислав Булак-Балахович»:
У Рызе дзеляць, як у грудзi цэляць.
Край бацькау раздзiраюдь на шматш.
Адзiн твой корпус. Апусцела сцэна.
1дуць на бой палескя палю» [13, с. 39].
В песне «1939 год» индивидуальное восприятие трагедии становится идеологемой.
«Жиды. Сон 1941 года». Гродненские гетто были основаны в ноябре 1941 г. для принудительного переселения евреев, которые в то время составляли около половины населения города, во время оккупации территории Белоруссии войсками нацистской Германии в период Второй мировой войны. Большинство из них были уничтожены. Идиллический зачин песни контрастирует с неудобным и страшным прошлым:
Шсце ляцщь залатое. Каштаны i жалуды.
Сягоння па вузенькай сцежцы вдзем сабе я i ты.
А уздоуж шашы на 1ндуру ляжаць пад зямлёй рады.
Гэта яны. Гэта Гродна. Гэта гродзенсюя жыды [13, с. 41].
В этой песне также поднимается тема табуированных событий и прошлого, которое будучи забытым обречено повториться:
Апошняя iх дарога кароткай i простай была.
Свет гарэу, як салома, - i лкда гарэлi датла.
Пакаленне i час другш. Але тое ж расце iзноу -
iдудь саплякi па бруку i збiраюдца. б1ць жыдоу [13, с. 41].
Теме Второй мировой войны также посвящена композиция «13 сентября 1942. Скидель. Западная Белоруссия». В этот день состоялась казнь восьми белорусских комсомольцев-подпольщиков, которые с 1941 г.
228
оказывали сопротивление оккупантам. Знаковым в этой песне является рефрен, противопоставленный идеологии постсоветского времени:
Эй, крыкуны ст^чныя, пра уплыу пракляты маскоускi,
а у сои крывавы ие хочаце пайсцi са мною иазад?!
Там крайшм иа доугай бэльцы вiсiць
Аиатоль Зеляиоусю...
Старэйшы брат мае мацi - а мне ужо малодшы брат [13, е. 42].
В отличие от изображения войны в других исторических песнях здесь подчёркивается собственный порыв местных жителей:
Не было каму iх «падмаиваць».
Не было каму «аргашзоуваць».
Але иа плячах у кожнага ёсць свая галава [13, е. 42].
В песне раскрывается белорусский советский национальный миф, отчасти противопоставленный литовскому, отчасти - его дополняющий.
Последняя историческая песня альбома «Зима 1980» посвящена Афганской войне (1979-1989):
Свецяць экраны блаютныя у вокнах.
Вайна далёка. У Афгашстане.
Ну, i што з таго, што хлопцы у тым войску?
Адслужаць i прыйдуць, абы дзеук чакалi [13, е. 45].
Будничное и периферийное восприятие войны здесь подчёркивается финалом:
Толью трое вяриулiся у цыикавых труиах
У адной панажоушчыне згiиула болей [13, е. 45].
Значимая для международных отношений и мировой истории война в региональном контексте практически не имеет значения. Даты исторических песен объединяет принадлежность к локальной истории. События, значимые также для мировой истории, рассматриваются с точки зрения регионального мифа. Это сюжеты национальной Голгофы.
Таким образом, в альбоме «Краткая история Белоруссии» переосмысляется региональная история и культура, результатом этого переосмысления становится создание эпического художественного целого, объединяющего историю, мифологизированное представление о прошлом и настоящем, повествующего о территории и нации, о сложных межгосударственных взаимодействиях. Альбом иллюстрирует преемственность эпох: Денисов написал музыку на стихи поэта предшествующего поколения - Чобата, который, в свою очередь, в названии обратился к деятелям национального
возрождения начала ХХ в. Такая преемственность сближает альбом с фольклорными жанрами, где каждый рассказчик добавляет своё представление о мире, культуре, истории, территории, нации. Мифологичность, таким образом, проявляется не только на уровне содержания, но и на формальном уровне эстетического целого. ХХ век, каким бы неоднозначным и трагическим он ни был, стал для белорусов путём к осмыслению собственной истории, формирования собственных знаковых дат и переосмысления прежних. Если воспринимать национальную историю как карту с системой помет, то эти сюжеты определяют восприятие пространства. Одним из важнейших философских и эстетических достижений альбома является соединение в конкретном художественном пространстве двух национальных мифов: литовского и советского.
Литература
1. Адельгейм И. Е. Психология поэтики: Аутопсихотерапевтические функции художественного текста (на материале польской прозы 19902010-х гг.) / И. Е. Адельгейм. - М.: Индрик, 2018. - 648 с.
2. Артамошкина Л. Е. Генеративный принцип биографического текста культуры / Л. Е. Артамошкина // Вестник Ленинградского государственного университета им. А. С. Пушкина. - 2013. - № 4. - С. 61-69.
3. Бахтин М. М. Эпос и роман (О методологии исследования романа) / М. М. Бахтин // Бахтин М. М. Литературно-критические статьи. - М.: Художественная литература, 1986. - С. 392-427.
4. Достай С. А. Рок-текст как средство перевыражения национального менталитета / С. А. Достай // Понимание как усмотрение и построение смыслов. Ч. I. - Тверь 1996. - С. 71-77.
5. История Беларуси, положенная на музыку Алесем Денисовым // БелсатГ^. - иЯЬ: https://belsat.eu/ru/programs/02-06-2021-istoriya-belarusi-ро^Иеппауа-па-титуки-а^ет^е^оуут/ (дата обращения: 06.01.2021).
6. Ламм М. А. Белорусский рок без границ: в поисках идентичности / М. А. Ламм // Русская рок-поэзия: текст и контекст: сборник научных трудов. Вып. 21. - Екатеринбург; Тверь 2021. - С. 319-325.
7. Ламм М. А. «Кресовяки»: между политическим и этническим / М. А. Ламм // Славянский мир: общность и многообразие: тезисы конференции молодых ученых в рамках Дней славянской письменности и культуры. 21-22 мая 2019 г. - М.: ИСл РАН, 2019. - С. 262-266.
8. Ластовский В. Ю. Краткая история Беларуси / В. Ю. Ластовский [Послесл. А. П. Грицкевича]. - Минск: Университетское, 1992. - 124 с.
9. Лескинен М. В. Мифы и образы сарматизма. Истоки национальной идеологии Речи Посполитой / М. В. Лескинен. - М.: Институт славяноведения РАН, 2002. - 178 с.
10. Лосев А. Ф. Миф - развернутое магическое имя / А. Ф. Лосев // Лосев А. Ф. Миф. Число. Сущность. - М.: Мысль, 1994. - С. 217-232. (Философское наследие).
11. Руднев В. П. Словарь культуры XX века: ключевые понятия и тексты / В. П. Руднев. - М.: Аграф, 1999. - 384 с.
12. Стъкова Л. Д. Пам1ж тэкстам i дыскурсам: беларуская лтгаратура ХХ-ХХ1 стст.: псторыя, кампаратьгастыка i крытыка (лiт.-крыт. артыкулы, гутаркi) / Л. Д. Сшькова. - Мiнск: Паркус плюс, 2013. - 296 с.
13. Чобат А. На неба узыходзяць доуга / А. Чобат. - Гародня: Юрса принт, 2019. - 213 с.
14. Dqbrowicz E. Od «ziemi Przechodow» do transgranicza. Janowicz wobec tradycji regionu / E. Dqbrowicz // Sokrat Janowicz - pisarz transgraniczny. Studia, wspomnienia, materialy / pod red. nauk. G. Charytoniuk-Michiej, K. Sawickiej-Mierzynskiej, D. Zawadzkiej. - Bialystok: Trans Humana, 2014. -S. 7-9.
15. Gancarz D. Rosyjska poezja rockowa / D. Gancarz. - Krakow: Wydawnictwo Naukowe Uniwersytetu Pedagogicznego, 2012. - 624 c.
16. Ladykowski P. Poland and Its Eastern Neighbours: A Postcolonial Case Study / P. Ladykowski // Baltic Journal of European Studies Tallinn University of Technology. - 2015. - Vol. 5, № 1 (18). - P. 109-132.
17. Slownik rodzajow i gatunkow literackich. - Warszawa: Wydawnictwo Naukowe PWN, 2012. - 1262 s.
