CC BY
133
Надлежало положить этому конец оружием, и г глав -нокомандующий разрешить изволил собрать отряд для действия в Кайтаге и Табасаране» [9, с. 638].
В 1855 г в Табасаране вспыхнуло новое восстание. Шамиль обещал помочь восставшим. Начальник При -каспийского края Орбелиани поручил Минкевичу «вод -ворить в Табасаране порядок силою слова или оружия» [3, № 342, с. 340], и таким образом «начавшееся волнение, грозившее охватить весь Табасаран и Кайтаг, было подавлено... прежде нежели Шамиль узнал об этом и мог подать обещанную помощь» [3, № 342, с. 340].
Царизм решил покончить с движением Шамиля, для чего была организована наступательная опера-ция с трех сторон, и летом 1 859 г Шамиль отступил в Гуниб, где был окружен и 27 августа 1859 г взят в плен [6, с. 1171].
Таким образом, на протяжении нескольких десятков лет табасараны вместе с остальными горцами Дагестана вели антиколониальную борьбу ставшей частью антифеодального противостояния.
1. Акты, собранные Кавказской Археографической Комиссией (АКАК). Т. IV Тифлис, 1870.
2. АКАК. Т. VIII. Тифлис, 1881.
3. АКАК. Т. IX. Тифлис, 1884. № 351.
4. АКАК. Т. X. Тифлис, 1885.
5. АКАК. Т. XI. Тифлис, 1888. № 342.
6. АКАК. Т. XII. Тифлис, 1904.
7. Гаджиев В .Г. Движение кавказских горцев под руководством Шамиля в исторической литературе // О движении горцев под руководством Шамиля: материалы сессии Дагестанского филиала АН СССР 4-7 октября 1956 года. Махачкала, 1957.
8. Гаджиев В.Г Роль России в истории Дагестана. М., 1965.
9. Движение горцев Северо-Восточного Кавказа 20 -50-х годов XIX в. Махачкала, 1959.
10. ИИАЭ ДНЦ РАН.
11. Козубский Е.И. История города Дербента. Темир-Хан-Шура, 1906.
12. Материалы по истории Дагестана и Чечни (первая половина XIX в.). Махачкала, 1940.
13. О движении горцев под руководством Шамиля: мате -риалы сессии Дагестанского филиала АН СССР 4-7 октября 1956 года. Махачкала, 1957.
14. Обзор событий на Кавказе в 1857 году кавказский сборник. Вып. 18.
15. Потто В. Кавказская война. Т. II. Вып. II. Изд. II. СПб., 1888.
16. Рамазанов Х.Х., Шихсаидов А.Р. Очерки истории Южного Дагестана. Махачкала, 1964.
17. Смирнов Н.А. Мюридизм на Кавказе. М., 1963.
18. Смирнов Н.А. Политика России на Кавказе в XVI - XIX вв. М ., 19 58.
19. Фадеев А.В. Россия и восточный кризис 20-х годов XIX в. М., 1958.
20. Хашаев Х.М. Движущие силы мюридизма в Дагестане // О движении горцев под руководством Шамиля: материалы сессии Дагестанского филиала АН СССР 4-7 октября 1956 года. Махачкала, 1957.
21. ЦГИА РГ
УДК 94(47) В.В. Хасин
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ФАКТОР И ТРАДИЦИОННОЕ ОБЩЕСТВО В КОНСТРУИРОВАНИИ ИМПЕРСКОЙ ИДЕОЛОГИИ В РОССИИ начала XX века
В работе дан общий анализ проблемы поиска политическими элитами, различными социальными и культурными группами идеи, способной консолидировать имперское пространство в сложное время начала XX в. Рассматриваются различные аспекты эволюции общенациональной идеологемы, степень ее адаптации в различных стратах российского общества Исследуются проблемы асинхронности восприятия модернистских идей и отмирания традиционных стереотипов в российском социуме, а также степень эффективности диалога власти и населения в разнородном обществе. Большое внимание уделено процессу смешения интеграционных и сегрегационных явлений в определении вектора политического развития Российской империи на рубеже веков.
Ключевые слова: национальная политика, интеграция, русификация, традиционализм, сектантство, конфессиональные отношения.
ММ Мэвт
NATIONAL FACTOR AND TRADITIONAL SOCIETY IN THE CONSTRUCTION OF IMPERIAL IDEOLOGY IN RUSSIA in the beginning of XX century
The paper presents an analysis of the problem of searching by the political elites and the different social and cultural groups, the idea, able to consolidate imperial space in the hard times eary XX century. Different aspects of the evolution of national ideology, the degree of its adaptation in the various strata of Russian society are considered. We study the problem of asynchrony of perception of modernist ideas and the withering away of the traditional stereotypes in Russian society as well as the degree of effectiveness of dialogue between the authorities and the population in a dverse society. Much attention is paid to the mixing process of integration and segregation phenomena in the definition of a vector of political development of the Russian Empire at the turn of the century.
Key words: national policy, integration, russification, traditionalism, sectarianism, religious relations.
На протяжении по крайней мере последних четырехсот лет в начале каждого столетия активно обсуждается проблема поиска путей развития России. На -верное, несколько утрированным кажется сравнение Мераба Мамардашвили России со старой слепой цир -ковой лошадью, которая ходит по кругу. Но все же в этом есть доля истины. На рубеже XIX - XX вв. при внешнем позитиве реформирования, успешном экономическом росте власть оказалась перед рядом неразрешимых проблем. Возник вопрос, как перед лицом глобальных мировых изменений интегрировать страну в новое геополитическое пространство, одновременно консолиди -ровав империю в рамках существовавших государствен -но-правовых отношений. Крайне сложно было объеди -нить асинхронную экономическую модернизацию, со -циальный, культурный, ментальный разрыв между раз -личными стратами общества, национальную и конфессиональную пестроту, неэффективную бюрократию в рамках одной идеологической системы. Либеральные методы были неприемлемы как для бюрократии, так и для общества, в котором отсутствовали элементарные механизмы саморегуляции. Оставалась этническая консолидация великорусского населения как ядра империи и управление в рамках традиционных религиоз -ных институтов и процедур или различные формы смешения двух этих направлений. Вопрос заключается в том, насколько страна была готова к первому пути и в какой степени эффективен был второй.
В конце XIX - начале XX вв. существенные изменения в плане мотивации национальных проблем про -исходили не только в России, но и в мире. К середине XIX в. определяется дифференциация внутреннего эт-нокультурного национализма и имперского патриотиз -ма. Так, различны аксаковское понимание «народно -сти» и представление об «официальной народности» Уварова (или ее модификации в конце XIX - начале XX вв.). С одной стороны, мы имеем дело с явно оппозиционным государству и закрытым для других национальных элит явлением. Вообще, славянофильство и русский национализм этого периода противопоставляли государ -ству народ как политическую силу. С точки зрения империи это движение носило дезинтегрирующий характер, оставляя за бортом участие других национальных элит в государственных преобразованиях. С другой сто -роны, официальное понимание народности как этно-культурной, конфессиональной общности носило хотя зачастую и репрессивный, но открытый интеграцион -ный характер.
Политика русификации ставила целью передачу определенных черт титульной нации остальному населению империи с возможным последующим их полным поглощением государственным этносом. Здесь инте -ресна коннотация понятий «русский» и «российский». В первом случае это этнокультурная характеристика, во втором - государственная. Термин «русский» маркиру -ет внутренний этнический национализм, «россиянин»
- имперский патриотизм. В первом случае он представляет собой закрытую систему, во втором - открыт для интеграции.
С конца XVIII в. до начала XX в. семантическая нагрузка этих понятий прошла несколько этапов. Понача-лутермины «русский» и «российский» совпадали и были
государственным правовым понятием, обозначавшим открытую для интеграции структуру К середине XIX в. произошло разделение понятий «русский» (этнос) и «российский» (государство), соответственно - закрытую и открытую структуры. В конце XIX в. и особенно в начале XX в. в право националистических, а во многом правительственных кругах вновь произошло совмещение терминов, но в отличие от предыдущих этапов это обознанало формирование закрытой для инородцев этногосударственной структуры. Следует отметить, что великороссов проживало в империи около 44%, т.е. менее половины населения.
Взгляды Аксакова во многом были утопичны для российских реалий. Он был приверженцем национальной самоидентичности практически всех входивших в империю народов. Так, известная его публикация по поводу польского восстания была посвящена признанию права поляков на национальное движение. Идея придания этнокультурному национализму статуса инструмента государственной политики принадлежала Каткову. В государстве, таков был тезис Каткова, разрешено существование только одной народности с государственным статусом, только одной политической национальности [11, с. 458]. Этот принцип стал основной идеей внутренней политики правления двух последних монархов. Таким образом, интеграционная сущность российского им-перства была практически сведена на нет. Парадигма имперского патриотизма была заменена сегрегационным принципом этнокультурного национализма в архаичных и не соответствовавших ему формах.
В данном контексте достаточно иллюстративна эволюция термина «инородец» в официальной российской практике. С правовой точки зрения в Российской империи все население делилось на православное, инос-лавное, иноверческое и инородное. К последней группе первоначально принадлежали коренные народы восточных и северных регионов страны, которые находились на низком уровне развития, а также евреи, ко -торые были причислены к этой категории, вероятно, с целью определенного уничижения. Понятие «инородцы», как никакое другое, подчеркивало чужеродность того или иного этноса российской политике, а также элементы протекционизма со стороны государства к отсталым народам. В течение всего XIX века этот термин носил во многом исключительно юридический характер. В начале XX в. понятие «народ» стало в большей степени осмысливаться в терминах языка, а не религии. Слово «инородцы» стало применяться ко всем нерусским народам. Оно приобрело явно пренебрежительную окраску. В разных контекстах все этнические группы, за исключением восточных славян, стали маркироваться инородцами. Более того, даже малороссы иногда попадали в эту категорию.
Очевидной была тенденция правительства интегрировать в единый этнос лишь представителей восточноевропейского славянства. Однако и здесь не все было просто. Государство столкнулось с неготовностью украинских национальных элит к взаимной интеграции . В Малороссии наблюдался явный протест против политики русификации. Во многом именно национализм русского правительства стал причиной этой реакции [5, с. 427].
Что же касается остальных этнокультурных групп, то все они были отнесены к «инородным телам» импе-рии [13, с. 524], не имевшим права влиять на направление российской политики. Более того, подчеркивалась их слабая развитость по отношению к великороссам, а значит, в некоторой степени и подопечное состояние. Из открытого, постоянно интегрировавшего в себя раз -личные этнокультурные группы пространства империя превращалась в закрытую, национально дифференци -рованную и иерархическую структуру.
Декларировав особенность русского народа, госу-дарство не делегировало ему особенных прав. Большинство великоросского населения находилось чуть ли не в самом тяжелом положении в империи. Таким об -разом, разрыв между реальным состоянием и мифо -логизированным образом русских достиг критического уровня. Здесь свою роль сыграла и архаичная сословная дифференциация, являвшаяся барьером для эт -нической консолидации. К этому можно добавить слабое социально-правовое развитие общества на фоне бурной экономической модернизации.
Традиционно воззрения на собственность и общин-ность подверглись серьезно му испытанию действительностью. Именно здесь причудливо переплелись архаичные взгляды на справедливость, общинную замкнутость и национальная консолидация. Наиболее эконо-ми чески активные и устойчивые элементы - инородцы и помещики - явно были оппозиционны национально -му самопониманию. Так, 1 ноября 1905 г. Святейший Синод обратился ко всем православным поданным с просьбой прекратить погромы евреев и помещиков. Образ «своего» по этническим параметрам, очевидно, давал сбои, потому что ни помещик для крестьян, ни предприниматель для рабочих «своими» по определению не были.
Неофициально декларировав отстранение нерусских этнокультурных групп от участия в имперском раз -витии и четко обозначив вторичность их места и роли в государстве, российское правительство усилило среди них националистические и сепаратистские тенденции. Погромы и основная часть крестьянских волнений начались после опубликования Манифеста 17 октября, который юридически декларировал права всем подданным Российской империи. Взятый за основу внутрен-ней политики, национализм вступил в явную конфронтацию с выстроенной традиционной имперской структурой , значительно опережая ее по развитию. Евро -пейское влияние зачастую рассматривается как набор либеральных экономических, социальных и полити -ческих тенденций, плохо адаптируемых к российской действительности. Идеи национализма и этнической консолидации стали неким побочным продуктом прозападной модернизации. И не случайно. Набор прав и свобод в Европе, по крайней мере после Вестфальско -го мира 1648 г., формировался в рамках закрытых национальных государств с национальной идеологией, национальной культурой и этнической иерархией. За двести лет догоняющей модернизации образовалась невероятная пропасть между элитарными полити -ческими, социальными, культурными группами и остальным населением Российской империи. И если эли -ты находились в рамках общеевропейского культурно -
го контекста, а остальное население было забыто на рубеже XVII - XVIII вв., то о плодотворном диалоге говорить не приходилось. Националистические идеи характерны для урбанистического общества, что нельзя сказать о российской социальной структуре того периода. И результатом стала национальная консолидация нерусских народов империи. Победное шествие национализма прокатилось по западным районам страны, Малороссии, Закавказью, среди латышей, евреев, ряда мусульманских народов. А вот о степени популярности русских националистических партий можно судить по их катастрофическому провалу на выборах в Учредительное собрание в 1917 г. Все это вело к серьезной горизонтальной (этнической и территориальной) дезинтеграции империи.
В то время как идеи национальной консолидации общества проникали во многие этносы, кроме великорусского, более традиционные рычаги государственной идеологии подвергались коррозии и постепенному разрушению. Сложно переоценить роль религиозных институтов в российской государственной системе. Именно они являлись основной традиционной формой диа-логавласти и общества. Религиозная система была, скорее всего, единственной формой легетимизации и даже сакрализации властных отношений в Российской империи, а также формой вертикальной консолидации общества.
Российская идеология традиционно носила религиозный, поликонфессиональный характер. Коммуникативную идеологическую функцию выполняли церковные институты. В XVIII - начале XX вв. религиозные учреждения, в первую очередь православные, приобрели характер государственных органов. Являясь частью общеимперского аппарата, они в большей степени выполняли формальные обязанности, нежели духовные. Восприятие населением священников как духовных пастырей снижалось. В среднем восемь из десяти по -словиц и поговорок, касающихся священников, носили негативных характер. Следует отметить и снижение их общего нравственного и образовательного уровня. В среде высшей церковной иерархии не было единства. Среди населения росло отрицательное отношение к официальным церковным институтам. Церковь становилась частью замкнутой государственной страты, теряя функцию проводника государственной идеологии в различные общественные лакуны. Следствием этого стал быстрый рост сект, в первую очередь среди православного населения империи. Появился такой феномен, как российский «протестантизм» (в основном в низовых стратах общества). По объему и степени погружения в ментальность населения он значительно превосходил такое явление, как национализм. Уходя корнями в раскол (XVIII в.), в XIX - начале XX вв. он приобретает законченное, иногда институциональное оформление. «Сектантство» охватывает практически весь «сакральный» спектр: от мистического и экстатическо-го (хлысты или скопцы) до рационалистического (молокане-воскресники или молокане-субботники) [14]. В некоторых губерниях ихколичество доходило до 15% населения (не считая старообрядцев) [8]. Их отношение к официальной религии и государству было явно отрицательным (именно в таких деревнях народники вели ак-
♦---------------------------------------------------
тивную агитацию) [7; 9; 10; 15]. Проблемы этнической идентификации практически неиграли роли. Болеетого, например, часть молокан-субботников в конечном итоге приняла иудаизм и активно участвовала в сионистском движении [6; 12]. Таким образом, институты право -славной церкви переживали в XIX - начале XX вв. кри -зисные явления. Официальные религиозные девиации были лишь вершиной айсберга. Кризис официальных церковных институций означал и кризис государственной идеологии в целом, и, соответственно, десакрали -зацию и делегитимизацию власти.
Российская империя, как многонациональное и конфессиональное государство, признавало ряд религи -озных направлений, давая им официальный статус. Иудаизм, ислам, католицизм, лютеранство пользова-лись в разных объемах правами официальных институтов, выполняли государственные функции и находились в системе МВД. Так, процессы против русских сектантов проходили при непосредственном участии Святейшего Синода, против иудеев или, скажем, мултанских вотя -ков - через систему МВД. Церковь в империи не была отделена от государства, а все признанные конфессии в той или иной степени играли роль идеологических регуляторов, формировавших общую систему. Синод и МВД, как государственные институты, имели схожие компетенции: первый регулировал и отслеживал деви -ации в православии, второе - в остальных конфессиях. В течение XIX в. институциональный кризис коснулся и многих их них. Появились или продолжали существо -вать экстатические секты среди лютеран (наиболее известной из них была группа «Танцующие братья» в Поволжье), католиков, волжских татар (кроме экстати-ческих сект среди крещеных татар был распространен и «народный» ислам), в какой -то степени хасидизм в иудаизме и т.д. Все это наводило правительство на мысль о системном кризисе идеологии и, как результате, невозможности управления страной в рамках традиционных процедур.
Для Синодаи государственной власти в целом борьба с любыми сектами стала не только религиозной проблемой. В историографии ритуальные процессы и кровавые наветы прочно ассоциируются с делами про -тив евреев. Это не совсем так. В XIX - начале XX вв. сформировался некий собирательный универсальный сценарий ритуального процесса. Он вобрал в себя эле -менты процессов против русских сектантов XVIII в., европейских кровавых наветов против евреев, псевдоэт -нографических изысканий ряда отечественных исследователей, региональной фольклорной традиции. В 1 844 г. в МВД очень небольшим тиражом была издана книга В. И. Даля «Розыскания об убиении евреями хри -стианских младенцев» [3]. Это достаточно небрежная компиляция известных в западных губерниях польских работ XVII - XVIII вв., отличавшихся обилием средневековых предрассудков. Работа выражала официальный взгляд на проблему. С государственно-религиозной по -зиции фамилия Даля (даже если это был не он) более интересна. В. И. Даль, который считался в МВД специалистом по российским ритуальным процессам и сек -там, написав за несколько лет до этого «Исследование о скопческой ереси» [2], теоретически обосновал воз -можность существования некой «изуверской» экстати -
ческой секты и у евреев. Работа подтвердила мнение самой государственной власти. Во время ритуальных процессов отношение к классическому иудаизму было достаточно спокойное. Одновременно с этим шел активный поиск загадочных сект, не прекращалась попытка связать кровавый ритуал с хасидизмом. Формула кровавого навета и его ритуал стал инструментом борьбы с любым сектантством, даже придуманным. Так, причудливым образом схема, столь привычная для «еврейских» и сектантских дел, всплывает в «мултанском деле»
- судебном процессе против вотяков. Проблема их религиозной принадлежности достаточно сильно волновала российскую власть и местное население. Вотяки были крещены за полвека до описываемых событий [1; 4]. Так, из нескольких по большей части выдуманных событий появился миф, ставший универсальным лекалом, при помощи которого определялись категории «свой» или «чужой». Первое десятилетие XX в. ознаменовалось чередой ритуальных процессов, по количеству превысивших все подобные дела предыдущих веков. В них переплелись религиозные, этнические мотивы. Однако никакой консолидирующей роли они не сыграли. Общество, разделяемое на «свой» и «чужой», все больше раскалывалось на отдельные группы.
В итоге адекватного ответа внутренним трансформационным процессам российская власть дать не смогла. Моделирование консолидирующей идеи опиралось на плохо адаптируемые и заимствованные этнические мотивации, не интегрирующие имперское пространство, а разобщающие его. Одновременно старые традиционные, в основном религиозные процедуры легитимизации власти уже не выполняли необходимых функций из-за разницы в восприятии социального и культурного ландшафта основной массой населения и политическими элитами. Таким образом, к тяжелым испытаниям Первой мировой войны Россия подошла без адекватной новой государственной идеологии и с плохо функционировавшими традиционными институтами.
1. Баранов А.Н. Воспоминания о мултанском деле // Вест -ник Европы. 1913.
2. Даль В .И. Исследование о скопческой ереси. СПб., 1841.
3. Даль В .И. Разыскание об убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их. СПб., 1844.
4. Джераси Р Этнические меньшинства, этнография и русская национальна идентичность перед лицом суда: «мул -танское дело» 1892 - 1896 годов // Российская империя в зарубежной историографии. М., 2005.
5. Каппелер А. Образование наций и национальные движения // Российская империя в зарубежной историографии. М., 2005.
6. Львов А .Л. Простонародное движение иудействующих в России XVIII - XX веке: методологические аспекты этнографического изучения: автореф. дис. ... канд. ист. наук. СПб., 2007.
7. Никандрова М. Революционное народничество и сектантство: о попытках народников 70-х годов XIX века при -влечь сектантов к борьбе против самодержавия. М., 1974.
8. ОР РНБ. Ф. 37. Д. 40. Артемьев. Докладная записка (МВД) о результатах работы по изучению истории и догматов различных раскольничих сект в России. 15 марта 1864.
9. Программа для собирания сведений по русскому сектантству, изданная Бонч-Бруевичем В .Д. // Этнографическое обозрение. 1908. № 3. Кн. LXXVII.
10. Путинцев Ф. М. Политическая роль и тактика сект / под. ред. П. Красикова (с приложением кратких сведений о наиболее распространенных сектах). М., 1935.
11. Реннер А. Изобретающее воспоминание // Российская империя в зарубежной историографии. М., 2005.
12. Семченко Н.А. «Потерянные русские»: о судьбе русских в Палестине и Израиле в XX веке // Диаспора. 20 0 5. № 11.
13. Слокум Дж. Кто и когда были инородцами // Российская империя в зарубежной историографии. М., 2005.
14. См. подроб.: Маргаритов С. История русских рационалистических и мистических сект Изд. 2-е, перераб. Киши -нев, 1902; Собрание постановлений по части раскола. СПб., 1885; Никитина С.Е. Библейские сюжеты у духоборцев // Живая старина. 2002. № 3; Берман А.Г. Алатырская ересь. Из истории скопчества в Среднем Поволжье // Сны Богоро-дицы: исследования по антропологии религий. СПб., 2006; Мальцев А .И. Источники по истории страннического согла -сия второй половины XIX века в собрании рукописей Института истории СО РАН: соборные постановления и послания руководителей согласия // Гуманитарные науки в Сибири. 2004. № 3; Мягких Ф.Н. Мой разрыв с сектантами-трясуна-
ми: рассказ бывшего проповедника. Владивосток, 1958; Среб-ренитский Д.К Дубово-уметское царство: потайное учение хлыстовского направления в Самарской области // Этнос и культура Самары. 1997. № 1; Андреев В.В. Раскол и его значение в народной русской культуре: исторический очерк. СПб., 1870; Клибанов А .И. История религиозного сектантства в России. 60-е годы XIX века - 1917 г. М., 1965; Любопытный П. Исторический словарь староверческой церкви, описывающий по алфавиту имена ученых, основателей согласий, пас -тырей с показанием их церкви, отличиями звания, жизни, лет кончины и др. Петрополь, 1828; Ильинский Н.П. Религиоз-ное сектантство и его идеология. Алма-Ата, 1958; Ливанов Ф.Н. Раскольники и острожники: очерки и рассказы. СПб., 1868. Т. 1; Павел, архимандрит. Краткие известия о существую -щих в расколе сектах, об их происхождении, учениях, обря-дах, с краткими о каждой замечаниями. М., 1885; Левен-стим А.А. Фанатизм и преступления // Журнал Министер-ства юстиции. 1898. № 7; Новицкий А. Духоборы: их история и вероучения, СПб., 1882; Кони А.Ф. Речь по делу Гаврилова // Судебные речи. СПб., 1888 и др.
15. Хлыст, секта, литература и революция. М.: Новое литературное обозрение, 1998.
