CC BY
47
УДК 321.001+101.9
Н. В. Полякова
«НАЦИОНАЛЬНЫЕ ОБРАЗЫ» ПОЛИТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ: СОВРЕМЕННЫЙ ФРАНЦУЗСКИЙ КОНТЕКСТ
Статья посвящена исследованию современного контекста политико-философского дискурса во Франции. Французский вклад в развитие политической философии вызывает несомненный интерес. Социальные и гуманитарные науки во Франции на протяжении нескольких десятилетий XX в. представляли собой особый, казавшийся вполне самодостаточным «ментальный континент». Это было обусловлено сильными и плодотворными интеллектуальными традициями, заложившими основы для достаточно обособленного национального развития. В статье посредством реконструкции соответствующего интеллектуального и политического фона определяется специфика политико-философской культуры Франции в ХХ в., а также выявляется особая роль интеллектуалов в контексте социально-политической и культурной динамики современного французского общества.
Ключевые слова: французская философия, национальные образы философии, политико-философский дискурс, национальная философская традиция, современный контекст, французские интеллектуалы.
Французский вклад в развитие современной политической философии вызывает несомненный интерес. Социальные и гуманитарные науки во Франции на протяжении нескольких десятилетий XX в. представляли собой особый, казавшийся вполне самодостаточным «ментальный континент», что было обусловлено сильными и плодотворными интеллектуальными традициями, заложившими основы для достаточно обособленного национального развития. «Французская философия — это философия, которая говорит по-французски, даже если она высказывает греческие, латинские, английские или немецкие мысли», — утверждает французский философ Винсент Декомб (Декомб, 2000, с. 8).
На рубеже XIX-XX столетий французская философия, в которой доминировала утвердившаяся в этот период в академических и научных кругах традиция неокантианства, находилась на периферии европейского философского развития, за исключением нескольких выдающихся мыслителей, имевших серьезное влияние за пределами самой Франции, таких как О. Конт и А. Бергсон. В 1900 г. один из участников и одновременно наблюдателей философской ситуации во Франции Ф. Полан дал следующую характеристику французской философии: «Нельзя выделить ни главенствующих, ни соперничающих школ, которые имели бы неоспоримых руководителей и послушных учеников. Общий вид французской философии можно сравнить с городом, который архитекторы, каменщики и ремесленники строят без предварительного согласия между собой, каждый действуя на свой вкус и следуя своим наклонностям» (цит. по: Фабиани, 2004, с. 91). В следующие десятилетия первой половины XX в. французская философия проделала особый путь, в результате которого прочно заняла положение одной из основных философских традиций в мировом контексте. Франция пре-
© Н. В. Полякова, 2014
вращается в законодательницу «философской моды» и дает миру целую плеяду ярких личностей, чей голос становится слышен в глобальном интеллектуальном пространстве.
Концентрированным выражением сути французской классической философской традиции и культуры в целом принято считать фигуру Рене Декарта (1596-1650). Так, французская исследовательница М.-Ф. Пеллегрен подчеркивает: «Все французские философы, следующие за Декартом, вынуждены так или иначе оценивать свою позицию в ее отношении к картезианской позиции либо для того, чтобы ее поддержать, либо для того, чтобы ее осудить» (Histoire de la philosophie française, 2002, p. 140). Рене Декарт совместно с такими классиками французской философии, как Мишель Монтень (1533-1592) и Блез Паскаль (1623-1662), составляют «своеобразный "треугольник галльского ума", включающий признание суверенности индивида, стремление к ясности, опору на разум, практическую сметку, но в то же время и тоску по беспредельному» (Губин, Стрелков, 2003, с. 234). Картезианство сохраняет значение и в философском дискурсе современной Франции, представляя собой важнейший центр притяжения интеллектуальных поисков и сомнений, поскольку в XX в. «европейская философия совершает новый "виток" вокруг проблемы разума» (Голобородько, 2011, с. 4).
Однако несомненно, что ни одна национальная философская традиция не способна развиваться в изолированном пространстве. В XX в. французская философия испытала влияние идей Фридриха Ницше, Эдмунда Гуссерля, Мартина Хайдеггера, представителей школы психоанализа, марксизма и др. Серьезное влияние на французский способ философствования, сумевший при этом сохранить свою уникальность и национальное своеобразие, оказала именно немецкая философская традиция. Исследователи отмечают, что в истории современной философии во Франции можно наблюдать своеобразный интеллектуальный переход: от поколения «трех H» (Гегель, Гуссерль, Хайдеггер),1 идейное влияние которых было доминирующим в 1930-1960-х гг, к поколению «трех властителей подозрения» (Маркс, Ницше, Фрейд), в 1960-е гг. оказавших серьезное воздействие на французских интеллектуалов, в частности на французский философский дискурс. Таким образом, в середине XX столетия во Франции происходит постепенная смена авторитетов мысли, включенных в эти триады, ярко отразившаяся в содержании как философских, так и политических дискуссий второй половины века. Вместе с тем, испытывая разносторонние влияния, французская философия сумела не только сохранить свое собственное лицо, но и постепенно стать в XX в. одной из самых влиятельных в мире. Это объясняется тем, что развитие современной философской культуры во Франции было обусловлено целым рядом специфических особенностей как объективного, так и субъективного характера. Рассмотрим некоторые из них.
«Имея в виду, что "мыслитель принадлежит своему обществу и эпохе прежде всего через культурное бессознательное, которым он обязан своей интел-
1 Латинский эквивалент написания имен (Hegel, Husserl, Heidegger) соответствует трем «H» по начальным буквам имен этих немецких философов.
лектуальной выучке и особенно школьному образованию", чтобы прояснить существование философии "по-французски", не следует ли соотнести его с национальными особенностями образования профессиональных философов?», — задает риторический вопрос французский социолог Ш. Сулье, выделяя тем самым одну из специфических особенностей французской философской культуры (Сулье, 2004, с. 170).
Почти все наиболее известные французские интеллектуалы являются выпускниками престижных подготовительных классов высших школ и университетов, представляющих собой два типа организации всего высшего образования во Франции, в том числе и философского. Именно высшие школы, как более престижные учебные заведения, готовят для Франции будущих чиновников разного уровня, к которым относятся также преподаватели средней и высшей школы. «Тот факт, что преподаватель философии во Франции является государственным чиновником, объясняет и то, что преподавание неизбежно имеет политические последствия. Последствия эти мало ощутимы в периоды национальной стабильности, зато во время политической неустойчивости они становятся определяющими», — подчеркивает известный французский философ Винсент Декомб, отмечая специфику того образовательного пространства, в котором во Франции циркулируют философские идеи и высказывания (Декомб, 2000, с. 13). Своеобразной «кузницей кадров» для французской философии всегда была Высшая нормальная школа в Париже (Ecole Normal Supérieure) — элитное заведение высшего образования, из стен которого вышло подавляющее большинство французских философов и интеллектуалов XIX-XX вв. (К. Леви-Стросс, Л. Альтюссер, Ж.-П. Сартр, М. Фуко, Ж. Деррида, А. Бадью, П. Бурдье и др.). Выпускников этого учебного заведения, поступление в которое в отличие от поступления в университет предполагает прохождение жесткого конкурсного отбора, называют во Франции normalien, и они всегда составляли ядро французской интеллектуальной элиты.
Кроме того, многие французские профессиональные философы начинали свою карьеру в качестве преподавателей лицеев (средние учебные заведения во Франции), где согласно национальной образовательной системе закладываются основы философской культуры и осваиваются классические философские тексты. Особую роль в этом контексте имеет и конкурс на звание агреже (agrégé), который организует Министерство образования и на котором происходит отбор кандидатов на вакантные должности преподавателей в средние учебные заведения (включая подготовительные классы высших школ). Получение такого сертификата — важное условие для дальнейшего профессионального роста в академической среде и повышения социального статуса преподавателей гуманитарных дисциплин, в частности философии. Кроме того, «изначально задуманный как формальное испытание с целью проверки квалификации будущих преподавателей философии экзамен на звание агреже во многом влияет на содержание университетской философии и способы ее функционирования. Философское образование для студентов, заинтересованных в дальнейшей академической карьере, как правило, превращается в подготовку к этому испытанию, а потому нацелено на усвоение ряда правил, в той или иной мере гарантирую-
щих его успешное прохождение» (Соколова, 2013, с. 219). Таким образом, речь идет об установлении некоего общепризнанного канона влиятельных авторов и значимых философских текстов, а также определении единых методов исследования и методик проверки знания, где приоритет отдается таким формам, как комментарий (commentaire) и сочинение (dissertation), что и закладывает стандарты философской подготовки во Франции.
Специалисты в области философии, не удовлетворенные традиционными для Франции формами организации философского образования, не нашедшие себя в среде высших школ или университетов, вынуждены были работать на платформе альтернативных институтов, таких как Коллеж де Франс, в рамках которого предусмотрена гибкая система кафедр, открываемых под определенный исследовательский проект: «Коллеж де Франс (и этот факт всячески подчеркивается в официальных документах) не готовит ни к каким экзаменам и не выдает дипломов. На лекции может прийти любой желающий, и это относится ко всем читаемым курсам. В то же время Коллеж де Франс открыт для научных исследований, которым не нашлось места в рамках университетских курсов. Это способствует тому, что диссертанты, работающие над не признанными в академической среде темами, предпочитают проводить исследования именно в Коллеж де Франс, хотя процедура защиты проходит в их alma mater» (Там же, с. 235). Это учебно-исследовательское заведение, основанное на принципах полной свободы преподавания, его публичности и общедоступности, имеет особое значение для интеллектуальной жизни французского общества, а звание профессора Коллеж де Франс считается одним из самых высших отличий в области французского высшего образования. Среди наиболее известных профессоров этого старейшего исследовательского и учебного института Франции, основанного еще в 1530 г., такие философы и историки, как А. Бергсон, Э. Жиль-сон, М. Мерло-Понти, Ж. Ипполит, Р. Арон, М. Фуко и др.
Французская философская мысль зачастую проявляется в таких формах текста, которые имеют характер не столько строго научных философских трактатов, сколько сочинений, близко стоящих к литературным произведениям, что создавало для нее дополнительный ресурс публичного признания. Например, для французского экзистенциализма был характерен художественный, литературный характер философствования, когда смысл многих абстрактных категорий лучше прояснялся и дополнялся через художественные образы и мироощущения литературных героев, выведенных в романах и пьесах тех же авторов. Можно даже утверждать, что французская литература (и это роднит ее с русской литературной традицией) достаточно философична по своей сути, а некоторые авторы, например Ж.-П. Сартр, являются авторами «и значительных литературных произведений (как прозаик и драматург), и капитальных философских трудов» (Клеман, 2006, с. 20). Множество французских философов приобрели мировое признание и известность в первую очередь как писатели. Так, Нобелевскую премию по литературе получили в свое время А. Бергсон (1927) и А. Камю (1957); был номинирован и Ж.-П. Сартр (1964), отказавшийся от получения премии по социально-политическим мотивам.
«Немцы в философии, если говорить условно и общо, действительно больше "строители". Французы же — больше "археологи". И то, что термин "археология знания", а также весь этот подход гуманитарных исследований появился именно во Франции (в работах М. Фуко), не случайно. Французы в европейском интеллектуальном разделении труда предстают, прежде всего, "критиками" всего и вся. Все французское Просвещение проходит под знаком непрекращающейся социальной критики. Прежде всего, критики собственных политических институтов. Этот социально-политический запал со временем не исчез, но в каком-то смысле стал лишь еще более изощренным и многообразным», — утверждают в монографии, посвященной национальной специфике различных философских дискурсов, российские исследователи В. Д. Губин и В. И. Стрелков (Губин, Стрелков, 2003, с. 236-237). Действительно, именно во Франции в 1890-е гг. возникает феномен интеллектуала, рождение которого традиционно связывают с известным делом Дрейфуса. В 1898 г. это понятие впервые вводится в оборот относительно авторов «Манифеста интеллектуалов» — собрания протестов против несправедливого обвинения в государственной измене в пользу Германии офицера французского Генштаба, еврея по происхождению Альфреда Дрейфуса, которое было опубликовано 14 января 1898 г. в газете Ж. Клемансо L'Aurore. Среди «подписантов» этого протеста — 230 французских писателей и журналистов и 261 преподаватель средней либо высшей школы (Julliard, Winock, 1996, p. 373). Одним из популяризаторов понятия «интеллектуал» стал французский писатель Эмиль Золя; в своем знаменитом открытом письме «J'accuse!» (фр. «Я обвиняю!»), адресованном президенту Французской Республики Феликсу Фору, он поддержал позицию «дрейфусаров», ярко продемонстрировав возможности влияния интеллектуальной элиты на власти предержащих. Как принято полагать, дело Дрейфуса заложило основу французской традиции политической активности интеллектуалов, позволив им превратиться из непримечательных работников умственного труда в уважаемых защитников республиканских идеалов. Таким образом, по словам французских историков П. Ори и Ж.-Ф. Сиринелли, интеллектуал — «человек культурный, творец или посредник» превращается в «человека политического, производителя или потребителя идеологии» (Ory, Sirinelli, 2002, p. 10). События вокруг этого процесса, в буквальном смысле расколовшие французское общество на дрейфусаров и антидрейфусаров, стали своеобразным пусковым механизмом тех идеологических и теоретических дискуссий, которые продолжались во Франции на протяжении всего XX в., определяя во многом специфику формирования и функционирования французского политико-философского дискурса.
Именно на французской почве зарождается еще один важный аспект этого нового феномена: тема «предательства интеллектуалов» и связанные с ней проблемы призвания интеллектуалов и их ценностных приоритетов. В 1926 г. французский историк и философ Жюльен Бенда опубликовал программный памфлет «Предательство интеллектуалов», в котором обозначил функцию интеллектуалов в политике как функцию напоминания об идеалах нравственности и справедливости. Согласно автору памфлета, истинное предназначение интеллектуалов — представлять «вечное» в мире политики, оценивать действия политиков
сквозь призму вечных моральных ценностей. Публицист обвинил коллег-писателей и философов в том, что они, углубившись в стихию политики и отстаивая националистическую позицию, предали свое призвание: настоящие интеллектуалы, по мнению Ж. Бенда, обязаны говорить властям правду, защищать не национальные интересы, а идею справедливости. Буквально через несколько лет еще один французский автор, философ и известный публицист социалистической ориентации Поль Низан в книге «Сторожевые псы» (1932) подверг критике такую позицию: «Мы живем во времена, когда философы предпочитают быть отсутствующими. Они довольно неплохо чувствуют себя в неслыханной ситуации — ведь существует глубочайшая пропасть между тем, что провозглашает философия, и тем, что на самом деле происходит между людьми» (Dictionnaire des philosophes, 1993, p. 2130; см. также: Гуторов, 2001, с. 157-167; 2004, с. 188198; 2007, с. 137-139). В книге Низана была выражена иная точка зрения в отношении призвания интеллектуалов, выстроенная на критике их мнимой преданности вечным ценностям и идеям. Прикрываясь идеалами неангажированности, интеллектуалы, по его убеждению, на самом деле всегда служат целям политики: «На любой философии, даже если на первый взгляд кажется иначе, в действительности сказывается грубая актуальность» (Dictionnaire des philosophes, 1993, p. 2130; ср.: Гуторов, 2011b, с. 326-342, 243 и сл.). Так, в работах Ж. Бенда и П. Низана была рельефно обозначена основная коллизия, вокруг которой разворачивались все последующие дискуссии о ценностном выборе представителей французского интеллектуального сообщества.
Во второй половине XX столетия статус фигуры интеллектуала несколько меняется. В ней под воздействием политических эффектов Мая-68 еще более, по сравнению с ситуацией рубежа XIX-XX вв., усиливается публичная составляющая, которая определяет статус критического (или ангажированного) французского интеллектуала, ярким воплощением чего стал Ж.-П. Сартр. «Однако и в том, и в другом случае решающим условием для отправления политической критики от имени культуры и практики культуры-политики явился относительно широкий рынок интеллектуальной литературы, который обеспечивал интеллектуалов первоначальным ресурсом публичного внимания и культурной легитимности... Интеллектуальное реноме Сартра, Барта, Фуко, Делеза и даже отчасти Леви-Стросса или Бурдье было обязано успеху у читающей интеллектуальной публики, родственному литературной славе, но не тождественному ей, который мог быть обеспечен только в пространстве публикаций, гораздо более обширном, нежели сектор специализированных академических статей и монографий», — так описывает российский исследователь А. Бикбов предварительные условия успехов французских интеллектуалов во второй половине XX в. (Бикбов, 2011, с. 16-17). Таким образом, появление новой публичной фигуры — фигуры интеллектуала, произошедшее на рубеже веков на линии максимального напряжения литературы и политики, стало центральной темой для современной французской культуры, в том числе и политико-философской (Шарль, 2005, с. 138). Интеллектуал как представитель определенной социопрофессиональной группы, его социальный статус, его место в актуальной политике — вот те темы, которые определили содержательную тематику многих теоретических дискус-
сий и общественных обсуждений в современной Франции. Недаром известный французский историк Мишель Винок назвал одну из своих книг, посвященную истории XX в., достаточно афористично — «Век интеллектуалов» (Winock, 1999; см. также: Гуторов 2011b, с. 351-355; Гуторов 2011a, с. 218-227).
Вопреки прогнозам о «смерти» интеллектуалов, возникшим в конце ушедшего века на фоне спада их политической активности и социокультурного влияния, первые десятилетия XXI в., напротив, стали временем их активного возвращения в публичную сферу, обретения ими новых социальных функций, а также освоения новых областей и техник влияния. Французские интеллектуалы вновь инициировали широкую публичную дискуссию о своем статусе и активно включились в обсуждение актуальных общественно-политических проблем по разным поводам и на разных уровнях, в том числе и международном. Современные информационные технологии позволили им глобально расширить аудиторию и значительно увеличить скорость реагирования на злободневные проблемы (например, посредством собственного аккаунта в различных социальных сетях или электронных журналов). Активное участие в различных телевизионных шоу и новостных программах сделало некоторых из них культовыми, легко узнаваемыми фигурами современности («говорящими головами»). В целом подобные «публичные интеллектуалы» лучше всего чувствуют себя на площадке различных СМИ, а также активно используют возможности Интернета и социальных сетей. Они вынуждены «ловить волну» модных тем и актуальных политических проблем (демократия, права человека, терроризм и т. д.), которые уже ранее кто-то создал или сформулировал, конкурируя в этом с журналистами и политиками. Расширение аудитории, диапазона социальных функций и стратегий, освоение современных коммуникативных каналов и информационных технологий — все это, с одной стороны, способствовало обновлению социального статуса интеллектуала и его выходу на арену большой международной политики, а с другой — породило новые проблемы и противоречия в интеллектуальном сообществе. «В сущности, человеку, который выступает за гражданские свободы по радио и телевидению, не требуется знание первоисточника; достаточно того, что его красноречие и "присутствие" на трибуне окажутся весомее (т. е. убедительнее и результативнее) аргументов других профессиональных масс-медиа или даже других мыслителей, писателей и деятелей искусства», — утверждал французский философ Ж.-Ф. Лиотар, анализируя новые параметры современного «публичного интеллектуала» (Лиотар, 2002, с. 302; см. также: Гуторов, 2012, с. 47-56; Гуторов, 2013, с. 130-144).
Наиболее заметный пример такого рода интеллектуала — Бернар-Анри Леви, французский философ (один из лидеров группы «новых философов»), писатель и политический журналист, приобретший на рубеже XX-XXI вв. мировую, хотя и достаточно скандальную известность. Леви сотрудничал со многими известными изданиями, например с журналами «Le Nouvel Observateur» и «Les Temps Modernes», а также стал основателем и директором журнала «Les règles du jeu», которым пользуется для продвижения своих идей и политических проектов. Умелое жонглирование понятиями и манипулирование общественным мнением в области международной политики стало для него, как и для многих других
«публичных интеллектуалов», своеобразным profession de foi (фр. исповедание веры). Многослойная по значению фигура «дискурс-монгера» из романа В. Пелевина «S. N. U. F. F. » — вот литературно обработанный образ современного публичного интеллектуала по типу Леви, который демонстрирует свои новые возможности в качестве манипулятора (распространителя, торговца) «правильным» общественным мнением, действуя при этом в мировом масштабе. В декабре 2011 г. американский влиятельный журнал «Foreign Policy» опубликовал рейтинг 100 наиболее влиятельных интеллектуалов в современном мире, в котором Бернар-Анри Леви занял почетное 22-е место (The FP TOP Global Thinkers, www. foreignpolicy.com). Хотя по другой журналистской версии Леви — «интеллектуальный самозванец», неплохо выполняющий в этом статусе свою «работу» и зарабатывающий на ней собственные дивиденды (L'imposture Bernard-Henri Lévy, www.monde-diplomatique.fr).
«Что самое удивительное в характере "парижских интеллектуалов", так это то, что они могут спокойно противоречить сами себе и нисколько не волноваться по этому поводу, главное для них — это идти в ногу со временем. Не знаю, существует ли другое такое место в мире, где все спокойно смотрели бы на то, как люди так открыто и так быстро меняют свои взгляды», — написал Ноам Хомски в «Неизданных ответах моим парижским хулителям», справедливо отмечая особую социально-политическую «гибкость» некоторых французских публичных интеллектуалов (цит. по: Тихо! Говорят Глюксман и Бернар-Анри Леви, www.inosmi.ru). С подобным выделением политического конформизма и явной, ничем не прикрытой ангажированности в качестве специфической черты представителей определенной «публичной когорты» современного французского интеллектуального сообщества трудно не согласится, обращаясь, например, к их перманентной практике манипулирования общественным мнением как во внутриполитическом, так и в международном контексте. Интеллектуалы, и не только французские, перестали быть широко востребованными в качестве великих «свидетелей обвинения»: «Сегодня мы наблюдаем иную картину, когда критические работы имеют слабое распространение и редко читаются, кроме тех случаев, когда они, попав в поле зрения средств массовой информации, удовлетворяют запросы в культурной продукции части населения», — вынужден был констатировать в одном из своих интервью французский философ Ж.-Ф. Лио-тар, обозначая новые проблемные точки современного политико-философского дискурса (цит. по: Керни, 2002, с. 302).
Уже к середине XX в. во французской философии оформились доминирующие тенденции и определились основные, достаточно оригинальные с точки зрения общефилософского контекста направления мысли, обусловившие ее дальнейшее развитие: экзистенциализм (Ж.-П. Сартр, А. Камю, Г. Марсель); структурализм (К. Леви-Стросс, М. Барт, М. Фуко, Л. Альтюссер и др.); постструктурализм и постмодернизм (Ж. Делез, Ж. Деррида, Ж.-Ф. Лиотар, Ж. Бо-дрийяр и др.). В целом же для эволюции французского философского дискурса в XX столетии, в рамках которого активно развивалась и его политико-философская составляющая, характерно наличие специфической внутренней логики: в своем развитии он постоянно колеблется «между гипертрофированным субъ-
ективизмом и гипертрофированным антисубъективизмом или объективизмом» (Йоас, Кнёбль, 2011, с. 492). Так, экзистенциализм, акцентирующий внимание на примате субъективности, сменяется структурализмом с его стремлением полностью исключить субъекта и его интерпретации ради строгой объективности, который, в свою очередь, уступает свои позиции постструктурализму — его представители вновь склонны вернуться к вопросу о пересмотре статуса субъекта. Эти глубокие философские и методологические поиски всегда проходили на фоне серьезных культурно-исторических и общественно-политических событий, которые во многом подпитывали развитие собственно французской философской традиции, создавали платформу для нее (Первая и Вторая мировые войны, коллаборационизм и движение Сопротивления, студенческая революция 1968 г, социальные протесты и этноконфессиональные конфликты последних десятилетий XX в. и др.). Так, по итогам Второй мировой войны во Франции «вся правая часть интеллектуального поля опустела: правые интеллектуалы частью были уничтожены физически, частью подверглись остракизму или тюремному заключению, частью эмигрировали; а идеи, за которые боролись правые интеллектуалы, стали неприемлемы в новом политическом раскладе, сложившемся после войны. В итоге все интеллектуальное поле оказалось теперь почти полностью занято левыми интеллектуалами, наследниками дрейфусаров» (Шарль, 2005, с. 309-310).
Таким образом, ландшафт французской философии XX в. необычайно сложен, многообразен и полифоничен: он включает в себя целый комплекс специфических аспектов и оригинальных тематических блоков. Глубокие интеллектуальные традиции, интенсивные культурные обмены в контексте разносторонних мировоззренческих дебатов, а также специфика национальной модели философского образования и политико-философского дискурса вкупе с особым социальным статусом интеллектуалов заложили прочный фундамент для ее интенсивного, плодотворного развития и выхода на международную культурную и социально-политическую авансцену.
Литература
Бикбов А. Осваивая французскую исключительность, или Фигура интеллектуала в пейзаже // Логос. 2011. № 1(80). С. 3-27 (BikbovA. Mastering French Exceptionalism, or the Figure of the Intellectual in the Landscape // Logos. 2011. N 1 (80). P. 3-27).
Голобородько Д. Б. Концепции разума в современной французской философии. М. Фуко и Ж. Деррида. М.: ИФ РАН, 2011. 177 с. (Goloborodko D. B. Concept of the Mind in Contemporary French Philosophy. M. Foucault and J. Derrida. Moscow, 2011. 177 p.).
Губин В. Д., Стрелков В. И. Национальные образы философии. М.: РГГУ, 2003. 323 c. (Gubin V. D., Strelkov V.I. National Imagery of the Philosophy. Moscow: RGGU, 2003. 323 p.).
Гуторов В. А. Философия политики на рубеже тысячелетий: судьба классической традиции // Полис. Политические исследования. 2001. № 1. С. 157-167 (Gutorov V. A. Political Philosophy on the Milleniums's Brink: the Fortune of Classical Tradition // Polis. Political Studies. 2001. N 1. P. 157-167).
Гуторов В. А. Наследие И. Канта и проблема статуса современной политической философии // Проблемы политологии. Вып. 5 / отв. ред. Г. Ю. Семигин. М.: ИСП РАН, 2004. С. 188198 (Gutorov V. A. The I. Kant's Inheritance and the Problem of the Status of the Modern Political
Philosophy // The Problems of Political Science. Issue 1 / ed. by G.Yu. Semigin. Moscow: ISP RAN. P. 188-198).
Гуторов В. А. Ханна Арендт и греческая политическая мысль (тезисы доклада). В поисках политики (материалы «круглого стола», посвященного 100-летию со дня рождения Ханны Арендт) // Полис. Политические исследования. 2007. № 3. С. 137-139 (Gutorov V. A. Hanna Arendt and Greek Political Thought (Theses of the Report). In Search of Politics. The Materials of the Round Table // Polis. Political Studies. 2007. N 1. P. 137-139).
Гуторов В. А. Наследие И. Канта в структуре современной политической философии // Управленческое консультирование. 2011a. № 1. С. 218-227 (Gutorov V. A. The I. Kant's Inheritance in the Structure of the Modern Political Philosophy // The Governmental Consulting. 2011a. N 1. P. 218-227).
Гуторов В. А. Политика: наука, философия, образование. СПб.: СПбГУ. Факультет политологии, 2011b. 514 с. (Gutorov V. A. The Politics: Science, Philosophy, Education. Saint-Petersburg: SPbGU, Faculty of political science, 2011b. 514 p.).
Гуторов В. А. Современный либерализм и политическая философия (дилеммы позиции Джона Ролза) // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 6. Вып. 3. 2012. С. 47-56 (Gutorov V. A. Modern Liberalism and Political Philosophy (John Rawls' Dilemmas) // Bulletin of St. Petersburg State University. Issue 3. 2012. Series 6. P. 47-56).
Гуторов В. А. СМИ как актор политического процесса: эволюция западных концептуальных подходов во второй половине ХХ в. (ч. 1) // Изв. Уральск. федер. ун-та. Сер. 3. Общественные науки. 2013. № 3(118). С. 130-144 (Gutorov V. A. Mass-Media as Actor of Political Process: on Evolution of the Western Conceptual Approaches in the Second Half of XXth Century (Part I) // The Bulletin of the Ural Federal University. Series 3. Social Sciences. 2013. N 3(118). P. 130-144).
Декомб В. Современная французская философия / пер. с фр. М. М. Федоровой. М.: Весь мир, 2000. 336 с. (Decomb V. Contemporary French Philosophy. Moscow: Whole World, 2000. 336 p.).
Йоас Х., Кнёбль В. Социальная теория. 20 вводных лекций / пер. с нем. К. Г. Тимофеевой. СПб.: Алетейя, 2011. 840 с. (Joas H., KnёЫ V. Social Theory. 20 Introductory Lectures. St. Petersburg: Aletheia, 2011. 840 p.).
Клеман Б. Мыслить, мыслить свою жизнь, свою жизнь описывать // Ж.-П. Сартр в настоящем времени: Автобиографизм в литературе, искусстве и политике: мат-лы междунар. конф. в Санкт-Петербурге 8-9 июня 2005 г / сост. и пер. с фр. С. Л. Фокина. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2006. С. 20-29 (Clement B. Thought, Thought his Life, his Life Describe // J.-P. Sartre in the Present Tense: Autobiography in Literature, Art and Politics: Proceedings of the International Conference in St. Petersburg on 8-9 June 2005. St. Petersburg: Publishing House of St. Petersburg. University Press, 2006. P. 20-29).
Керни Р. Диалоги о Европе. М.: Весь мир, 2002. 320 с. (Kearney R. Dialogues about Europe. Moscow: Whole World, 2002. 320p.).
Соколова Т. Особенности философского образования: случай Франции // Логос. 2013. № 1(91). С. 218-239 (Sokolova T. Features of Philosophical Education: the Case of France // Logos. 2013. N 1(91). P. 218-239).
Сулье Ш. Анатомия философского вкуса // Логос. 2004. № 3-4(43). С. 123-170 (Soulier Sh. Anatomy of Philosophical Taste // Logos. 2004. N 3-4(43). P. 123-170).
Тихо! Говорят Глюксман и Бернар-Анри Леви // www.inosmi.ru/panorama/20060425/227039. html (дата обращения: 08.12.2014) (Quiet! Glucksmann and Bernard-Henri Levy are Saying // www. inosmi.ru/panorama/20060425/227039.html (date of access: 08.12.2014)).
Фабиани Ж.-Л. Философы республики // Логос. 2004. № 3-4(43). С. 91-122 (Fabiani J.-L. Philosophers of Republic // Logos. 2004. N 3-4(43). P. 91-122).
Шарль К. Писатели и дело Дрейфуса: литературное поле и поле власти // Шарль К. Интеллектуалы во Франции: вторая половина XIX в. М.: Новое издательство, 2005. С. 134-319 (Charles K. Writers and the Dreyfus Affair: the Literary Field and the Field of Power // Charles K. Intellectuals in France: The Second Half of the XIX Century. Moscow: New Publishing, 2005. P. 134319).
Dictionnaire des Philosophes. 2 vols. / ed. by D. Huisman. Paris: Presses Universitaires de France, 1993. Vol. II. 3104 p.
Julliard J., Winock M. Dictionnaire des intellectuels français: Les personnes. Les lieux. Les moments. Paris: Seuil, 1996. 342 p.
Histoire de la philosophie française / sous la direction de D. Huisman. Paris: Perrin, 2002. 324 p.
L'imposture Bernard-Henri Lévy // Le Monde Diplomatique. 10 octobre 2008 (www.monde-diplomatique.fr/dossier/BHL) (date of access: 09.12.2014).
Ory P., Sirinelli J.-F. Les Intellectuels en France. De l'affaire Dreyfus à nos jours. 3e éd. Paris, Armand Colin, 2002. 264 p.
The FP TOP Global Thinkers // Foreign Policy. December 2011 (www.foreignpolicy. com/2011globalthinkers (date of access: 04.12.2014)).
Winock M. Le siècle des intellectuels. Paris: Seuil, 1999. 695 p.
