CC BY
62
Т. А. ГРИДИНА, Н. И. КОНОВАЛОВА
(Екатеринбург, Россия) ПАГАМСУРЭН ЛУНДААЖАНЦАН
(Улан-Батор, Монголия)
УДК 81'42 ББК Ш105.51
НАЦИОНАЛЬНАЯ СПЕЦИФИКА АССОЦИАТИВНОГО КОНТЕКСТА ЗООМОРФНОЙ МЕТАФОРЫ
Аннотация. Предметом анализа в статье является метафора как универсальный лингвокреативный механизм номинации через ассоциативную аналогию, в основе которой лежат «социально отфильтрованные» (типологизированные) и субъективные, индивидуальные аспекты восприятия обозначаемых объектов. Ассоциативный контекст метафор с неизбежностью отражает специфику образной категоризации в разных национальных лингвокультурах. Основания такой категоризации включают в себя языковые ассоциативные стереотипы, мифологемы, прагматику быта того или иного народа, определяющие аксиологическую природу образной аналогии. Показательна в плане этнокультурной маркированности зооморфная метафора, когнитивным источником которой служит «образ» животного, перенесенный на человека. В данной работе в сопоставительном ключе характеризуются зооморфные метафоры с ключевыми символами собака и лошадь в русском и монгольском языках. Анализируются различные направления развертывания ассоциативного контекста зооморфизма с учетом оснований его образной актуализации. Отмечается, что лингвокреа-тивная природа рассмотренных зооморфных метафор (и в русском, и в монгольском языках) проявляется в афористической «обработке» ситуативных пресуппозиций, коррелирующих с акцентируемой чертой сходства животного и человека.
Ключевые слова: национальный менталитет, языковая картина мира, метафора, ассоциативный контекст.
Исследование природы лингвокреативного мышления во всем многообразии его проявлений с неизбежностью отсылает к идее В. фон Гумбольдта о внутренней форме языка как зеркале мира, получающей интенсивное развитие в изучении нацио-
нальной ментальности и форм ее языкового воплощения в потенциально заданном номинативном регистре.
Творческая энергия языка в этом смысле может рассматриваться как широкое поле языковой игры, включающей «все виды «сплетенной с языком деятельности» (по Л. Витгенштейну) и определяющей особенности языковой концептуализации и категоризации действительности, задающей собственный ракурс ее интерпретации в разных лингвокультурах.
Выявление национальной специфики языковых картин мира и отдельных их фрагментов требует исследования самой лин-гвокреативной техники, выступающей транслятором образов сознания конкретного этноса.
Закономерным в этой связи является обращение к метафоре как лингвокогнитивному инструменту номинации через ассоциативную аналогию, в основе которой лежат «социально отфильтрованные» (типологизированные) и субъективные, индивидуальные аспекты восприятия обозначаемых объектов. Универсальность данного способа означивания определяется опер-циональной способностью носителей языка к установлению сходства между перцептивно воспринимаемыми свойствами окружающего мира: «... практически все объекты реальной действительности потенциально обладают способностью к выражению того или иного признака» [Глазунова 2000: 69]. Подчеркнем, однако, что, будучи условным символом, метафора -это способ номинации, моделирующий во многом субъективный образ обозначаемого.
В то же время «субъективизированный» [Рут 2018] характер метафорической номинации не отменяет ономасиологической (социально «отфильтрованной») типологизации названий объектов той или иной денотативной сферы. Ср., например, «популярные» модели метафорической номинации в оронимии (в частности, названия гор, представляющие их в образах человека, животных, мифических существ, предметов быта характерной
формы [Гридина 1977: 21-24])21; для фитонимических номинаций свойственны зооморфные образные наименования по признаку «дикий, ложный, ненастоящий» (волчьи ягоды, заячья капуста), по сходству растений с внешним видом животного (лисий хвост), по целебным свойствам (зверобой, доктор - лечебные травы) [Коновалова 1998; Гридина, Коновалова 2017: 199204] и т.п.
Важным аспектом метафорической номинации является ее оценочно-характерологическая направленность, определяющая избирательность в выборе ассоциативных аналогов для образных корреляций, и отнюдь не случайно характеристической функцией наделяется лишь то, что составляет народную аксиологию, т.е. то, что ценностно маркировано в сознании носителей языка. Ассоциативный контекст метафорического наименования аккумулирует и стереотипы коллективного языкового сознания (свойственные определенной лингвокультуре верования, мифологемы, прагматику быта [Коновалова 2017: 401-412]), и собственно индивидуальное восприятие образной мотивации названия (при этом выявляется вариативность актуализации метафорического образа) [Гридина, Коновалова 2009: 73-94].
К продуктивным моделям метафорического выражения стереотипов сознания относится зооморфная метафора, когнитивным источником которой служит «образ» животного, перенесенный на человека. Такие метафоры обладают несомненной этнокультурной маркированностью, что обусловливает особый интерес к их изучению в плане ассоциативной вариативности в разных лингвокультурах.
Зооморфизмы, характеризующие человека, могут содержать в себе общеоценочный смысл, а также дополнительные оценочные приращения, основанные на этнокультурных стереотипах (см., например, собака - зооморфизм, имеющий общеоценочную - как положительную, так и отрицательную - характеристическую функцию по отношению к человеку; ср. перен.
21 Ср., например, Старик и Старуха - горы, стоящие рядом; Седло - обозначение двух гор округлой формы, соединенных перемычкой, Игла, Шило - для остроконечных вытянутых скал с отвесными склонами, Медведь-гора и т.п.
бранное. Собака ты паршивая [МАС] и одобрительное Учен, собака! [МАС]. Частнооценочными смыслами зооморфизма собака в русском языке являются 'злой', 'преданный' и др.). Данный зооморфный символ в восточных лингвокультурах (в частности в монгольском языке) также имеет свою аксиологическую специфику.
Выступая языковой универсалией, зооморфные метафоры вместе с тем отражают специфические черты быта и ментально-сти конкретного народа - как в плане выбора образного символа для номинации тех или иных свойств человека, так и в плане их оценочной дифференциации.
Рассмотрим в данном сопоставительном ракурсе специфические особенности ассоциативного контекста зооморфных метафор с использованием лексем собака и лошадь в русском и монгольском языках, где приведенные эталоны образной номинации культурно значимы и символически нагружены
В русском языке для обозначения образа лошади существует несколько лексических единиц: лошадь, конь, кобыла, кляча, жеребец, мерин и некоторые др. Соответственно каждая лексема имеет свою сочетаемость (в том числе и устойчивую) и свой набор коннотаций. Ср., например, кляча - разг. пренебр. плохая, обычно старая лошадь [Ожегов 1997: 279]; конь - (преимущ. о самце), боевой конь, конь-огонь и т.д.
За каждой из номинаций лошади закреплена своя система переносных (метафорических) значений, своя афористика, отражающая образное преломление стереотипов восприятия соответствующего образа русскими. Приведем несколько примеров устойчивых сравнений: как ломовая лошадь - работать много с чрезмерной напряженностью [Огольцев 2001: 328]; как застоявшийся конь - проявлять нетерпеливое стремление к движению, действию; как норовистый конь - своенравный, горячий, порывистый, способный на неожиданные резкие действия [Огольцев 2001: 273]; как старая (водовозная, загнанная, измученная, разбитая) кляча - работать очень много, без отдыха, с чрезмерным напряжением, до изнеможения, чувствовать себя предельно уставшим, измученным, изнуренным физически [Огольцев 2001: 256-257] и др.
Подобный процесс метафоризации отмечается и в монгольском языке, однако символика образа этого домашнего животного и его коннотативная «палитра» иная. Сама частотность обращения к данному символу свидетельствует о его особой вы-деленности в картине мира монгольского народа.
Для монгольского языкового сознания категоризация действительности через образ лошади является весьма продуктивным способом формирования когниций, связанных с положительной оценкой человека, его физических и интеллектуальных свойств, с представлением пространственно-временных, процессуальных и других сущностных параметров человеческого бытия.
Например: Лошадь (адуу), конь (морь): Адуу шиг хурдан -быстрый как лощадь. Ср. также: Адуу шиг хийморьтой - удачливый, везучий - о человеке, который легко добивается успеха во всем (очевидно, в основе метафоры - аналогия с образом скачущей лошади, легко преодолевающей препятствия); Адуу шиг цовоо - быстрый, ловкий, подобно коню - о человеке, который встает с восходом солнца (ср. рус. Кто рано встает, тому Бог подает; зооморфизм жаворонок - о человеке, который рано просыпается; ранняя пташка - о том, кто с самого начала дня приступает к делам). В монгольском языке выражаемая устойчивыми сравнениями оценка качеств (свойств) человека ловкого, способного добиться всего, что он захочет, основана на пресуппозиции «лошадь хорошо бежит», поэтому все успевает. Ср. также: Морь сайтай - шутл. разг. «человек, имеющий хорошего коня». Так говорят о неожиданном госте, который приходит как раз в тот момент, когда семья собирается обедать. Ср. рус. выражение как раз к столу (поспеть); чует еду за версту, еду носом чует. Пресуппозиция, лежащая в основе метафоры в монгольском языке: тот, у кого есть хороший, конь, не упустит своего, в том числе и возможность «угоститься» задаром).
Ам алдвал барьж болдоггYй, агт алдвал барьж болдог - слово не конь, выпустишь - не поймаешь. Ср. рус.: слово не воробей - выпустишь не поймаешь. Переносная символика данных выражений в русском и монгольском языках одинакова, а выбор
актуального образного эталона сравнения (из числа зоонимиче-ских номинаций) - различен.
Эр XYн хэлсэндээ, эмээлт морь харайсандаа - подпрыгивать в седле - человеке, который искусен в споре (в словах) так же, как хороший наездник. Ср. также: человек, который держит слово (обязательно выполняет то, что обещает). Ср.: мужчина в споре силен языком = словами, а конь в схватке - прыжком.
Ажил хийж хун болдог, ар давж XYлэг болдог - букв.: преодолевший перевал (на лошади) становится скакуном, а совершивший труд становится человеком. Ср. пословицы в рус. яз.: без труда не вынешь и рыбку из пруда; с мастерством люди не родятся, но добытым мастерством гордятся. Пресуппозиция к монгольской метафоре та же, но образная символика связана с условиями кочевой жизни народа, где владение искусством езды на коне составляет жизненно важное умение.
Барих гэртэй, унах морьтой - букв.: с юртой, чтобы построить, с лошадью, чтобы оседлать. Пресуппозиция: юрта и лошадь - самое необходимое в жизни кочевого монгола, то, что обеспечивает его существование.
ХYн болох багаасаа XYлэг болох унаганаасаа - о том, что воспитание ребенка должно начинаться с рождения. Все, что есть во взрослом, закладывается в детстве (букв.: стать человеком с детства, стать конем «с жеребёнка»). Само ассоциативное отождествление ребенка и жеребенка показательно как фактор, выявляющий ценностные приоритеты монгольской культуры (хороший, верный конь - тот, что обучен слушаться своего хозяина начиная с возраста жеребёнка). Ср. рус.: Дитятко что тесто: как замесил, так и выросло. / Чему Ваня не научился, того Иван не выучит. /Учи сына, пока поперек лавки лежит. Вдоль вытянется - трудно будет22.
Эх нь хээр алаг бол унага нь шийр алаг - букв.: если мать-кобылица гнедая, то и у жеребёнка ноги гнедые. Обычно метафорическое выражение употребляется в ситуациях, когда речь
22 Ср. «поучительную» метафорически выраженную сентенцию «Вырастет из сына свин, если сын свиненок» с тем же смыслом в детском стихотворении В. Маяковского «Что такое хорошо и что такое плохо?».
идёт об отрицательной оценке поступков человека. Ср. рус.: Яблоко от яблони недалеко падает / Не родит свинья бобра и т.п. Пресуппозиция в рус. и монг. пословицах сходная, различия проявляются в выборе основания образной аналогии (в данном случае сходство масти взрослой лошади и ее «ребенка»).
Таким образом, национально-культурная специфика метафор и метафорических выражений со словом «лошадь» в русском и монгольском языках связана как с различиями в образе жизни данных этносов, так и с различиями в символическом осмыслении зооморфного образа.
Рассмотрим национально-культурные сходства и различия в осмыслении зооморфных метафор с использованием ассоциативной символики слова собака.
СОБАКА. Перен., разг. О злом, грубом человеке [Ожегов 1997]. Прост. Употребляется как бранное слово. Прост. Употребляется как выражение одобрения, восхищения кем-либо [МАС, т.4: 168].
Основой метафорического переноса является, с одной стороны, сема 'злая', которая ассоциативно разворачивается следующим образом: злиться - лаяться - ругаться; с другой стороны, -сема 'верная', которая ассоциативно разворачивается так: верная - надёжная - преданная. Ср. устойчивые сравнения: Как бешеная собака - бросаться на кого-либо с бранью, руганью, оскорблениями; лаяться как собака - грубо разговаривать, ругаться; рычать на кого-либо, как собака - грубо, зло говорить, выражать недовольство; как верная собака - преданный, верный кому-либо всецело, неизменно, самоотверженно; как верная собачка - ходить, бегать, всюду следовать за кем-либо в силу привязанности, преданности; сидеть как собака на цепи - не иметь возможности выхода, ухода откуда-либо; как бездомная собака - не иметь своего очага, пристанища, быть одиноким, мыкаться по свету; как побитая собака - идти за кем-либо, уходить от кого-либо, возвращаться к кому-либо, смотреть на кого-либо с угнетенно-покорным, виноватым видом, с гнетущим чувством оскорбленного самолюбия [Огольцев 2001: 615-625].
Доминантными характеристиками для восприятия образа собаки являются признаки преданная, злая, друг, что нашло отра-
жение в народной афористике и традиционной символике: собака в русской лингвокультуре - символ верности.
Очень любопытно в этой связи отождествление зооморфиз-мов лошадь и собака (как обладающих символикой «верности») в монгольской культуре. Ср.: Морь нохой мэт ЗYтгэх - служить как лошадь и собака. О верном, преданном друге. В основе этой зооморфной метафоры лежат ценностные приоритеты монгольского народа, основанные на эмпирическом опыте: лошадь -преданное животное, которое верно служит хозяину и требует хорошего ухода.
В монгольском языке собака (нохой) представлена следующим «репертуаром» оценочных характеристик: ^йх нохойд гYйхгYй нохой саад - о человеке, который вертится под ногами, мешая кому-л. заниматься делом (букв.: бегающей собаке мешает небегающая) / Нохойн замаар орох - совершать неблаговидные поступки, порицаемые обществом (букв.: ходить собачьей дорогой), ср. переносный смысл устойчивых выражений сбиться с прямого пути, катиться по наклонной плоскости, идти по кривой дорожке / Нохойн хороо/оромж шиг суух -о неряшливом, грязном человеке (букв.: как на псарне). Ср. в рус. яз.: как шелудивый / ободранный пес. / Эсгий хийх газар нохой хэрэггYй - «лишний», бесполезный в каком-л. деле человек (букв.: когда валяют войлок, собаки не нужны). Ср. рус.: как собаке пятая нога (о том, что представляется ненужным, бесполезным) / Нохой шарваач, ноён урваач - о непостоянстве в дружбе. В основе метафорического переноса аналогия поведения человека и собаки, виляющей хвостом, чтобы добиться чьего-л. расположения (получить подачку в виде еды). Ср. в рус. яз.: как вертлявая собака (= виляет языком, как собака хвостом). Отметим оценочную амбивалентность этого образа (ср. традиционное представление о собачьей верности, преданности). / Яс булуулдсан нохой шиг - о неуступчивом, упрямом человеке, агрессивном по отношению к окружающим (букв.: вырывать что-то друг у друга, как собаки борются за владение костью). / Чаа гэх ямаагYй, туу гэх нохойгYй - бедный человек (букв.: у человека ни коз, ни собак). Ср. рус. гол как сокол, беден как церковная мышь. Здесь явно ощущается этнокультурный
«диссонанс», проявляющийся в выборе прототипических эталонов образной мотивации. / Овсон XYн жаргаж золбин нохой зоолно - пришло время несчастному стать счастливым, бродячей собаке - тучнеть. В данном случае «тучнеющая» собака - символ улучшения жизненных обстоятельств. В русском языке аналогов данного смысла нет (собака не воспринимается как эталон «сытого» благополучия; скорее, в этой функции может выступать зооморфизм кот, ср. разг. как разъевшийся, разжиревший кот) / Явсан нохой яс зууж, хэвтсэн XYн хээл алдана - аналог выражения под лежачий камень вода не течет (букв.: «идущая» собака схватывает зубами кость, а «лежащая» - упускает пищу).
Приведенный для сопоставления перечень примеров, безусловно, не претендующий на исчерпывающую полноту, тем не менее, наглядно демонстрирует тот факт, что зооморфные метафоры с использованием эквивалентных номинаций разных языков (лошадь и собака), обладают в русской и монгольской лингвокультурах широким спектром коннотаций, связанных с разными направлениями ассоциативного развертывания базового семантического компонента (или с целым «пучком» ассоциаций от нескольких сем в структуре исходного зоонима). В целом ряде случаев символическая метафорика в сравниваемых лин-гвокультурах совпадает. Однако есть и ощутимые различия. Так, характеристики человека по интеллектуальным качествам, по поведенческим реакциям, по социальному положению, по внешнему виду и т.п., «эксплуатирующие» образ собаки, в русской традиции варьируются от крайне положительных, связанных с идеей верности, надежности, дружелюбия до крайне отрицательных (грубость, агрессивность, злость). В монгольской же традиции «собачья» метафора представлена в большей степени на шкале отрицательных характеристик человека по поведенческим реакциям. Что касается векторов образной актуализации зоонима лошадь, то здесь явно прослеживается превалирование ценностной доминанты этого символа в монгольском языке по сравнению с русским (при общей, в целом положительной коннотированности данной лексемы).
Лингвокреативная природа зооморфных метафор (и в русском, и в монгольском языках) проявляется в афористической «обработке» ситуативных пресуппозиций, коррелирующих с акцентируемой чертой сходства животного и человека.
ЛИТЕРАТУРА
Глазунова О. И. Логика метафорических преобразований. -СПб., 2000
Гридина Т. А. Образные ономасиологические модели в оро-нимии // Вопросы ономастики. 1977. №12.
Гридина Т. А., Коновалова Н. И. Национально-культурная специфика зооморфных метафор: экспериментальные данные // Психолингвистические аспекты изучения речевой деятельности. 2009. №7.
Гридина Т. А., Коновалова Н. И. Номинативная деятельность в свете показаний языкового сознания: рациональные и эмоциональные основания лексической мотивации // Эмоциональное и рациональное в русском языке. Сб. трудов Международной научной конф., посвященной 85-летию ... П. А. Леканта. -М., 2017.
Коновалова Н. И. Рациональное и эмоциональное в семантике демонологемы // В созвездии слова и имен. Сб. научных статей к юбилею М. Э. Рут. - Екатеринбург 2017.
Коновалова Н. И. Сакральные мотивы номинации растений // Язык. Система. Личность. - Екатеринбург, 1998.
Маслова В. А. Лингвокультурология. - М., 2001.
Рут М.Э. Объект и субъект номинации: палитра соотношений // Лингвистика креатива - 4: коллект. монография / Под общей ред. проф. Т. А. Гридиной. - Екатеринбург, 2018.
Уранчимэг Б. Особенности монгольских фразеологических единиц, характеризующих человека: Лингвокультурологический аспект. - Улан-Удэ, 2005.
Цолмон Ш. Сопоставительное исследование фразеологизмов монгольского и русского языков: Лингвокультурологический аспект. - Улан-Батор, 2006.
Словари
Аким Г. Монгол евермец хэлцийн тайлбар толь. - Улан-Батор, 1999.
Дамдинсурэн Ц., Лувсандэндэв А. Орос-монгол толь. - Улан-Батор, 1983.
Лувсандэндэв А. Монгол-орос толь. - М., 1957.
Огольцев В.М. Словарь устойчивых сравнений русского языка (синонимо-антонимический). - М., 2001.
Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. Издание 4-е, дополненное. - М., 1997.
©Гридина Т.А., 2018 ©Коновалова Н.И., 2018 ©Лундаажанцан П., 2018
