CC BY
107
ИСТОРИЯ ГУМАНИСТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ
УДК 1(091)
Национальная идея в историософии Е. Н. Трубецкого
В статье анализируются идеи смысла и роли нации в историческом процессе, вопросы патриотизма и национализма, представленные в историософии русского мыслителя Е. Н. Трубецкого. Актуальность рассматриваемых проблем обусловлена современными дискуссиями о поисках идентичности, самосознании нации, которые ведутся в различных интеллектуальных кругах — философских, социально-политических, религиозных. Показано, что идеи Трубецкого о недопустимости ущемления прав какого-либо народа, о необходимости уважения духовных ценностей не только своего, но и других народов, отказ от национализма — не утратили значимости и в наши дни. Автор статьи отмечает, что Трубецкой решал национальный вопрос в контексте идей смысла жизни, всеединства и учения о Софии. Подчеркивается, что русский философ, отвергнув идею национального мессианизма, придал смыслу бытия нации сверхвременной метафизический смысл.
Ключевые слова: национальная идея, мессианизм, национальное самосознание, национализм, патриотизм.
Идеи, связанные с национальным самосознанием, самоидентичностью, местом и ролью нации в мировой истории, всегда были предметом острых
* Статья подготовлена в рамках гранта РФФИ, проект — «Русская философская мысль XIX — первой четверти XX века в философско-историческом и антропологическом аспектах», № 15-03-00761.
Как цитировать статью: Кузнецова С. В. Национальная идея в историософии Е. Н. Трубецкого // Ценности и смыслы. 2017. № 6 (52). С.127-134.
С. В. Кузнецова
Доктор философских наук, профессор кафедры философии Института социально-гуманитарного образования Московского педагогического государственного университета sv.kuznetsova@mpgu.edu Svetlana V. Kuznetsova Doctor of Philosophy, Professor at the Department of Philosophy, Institute for Social and Humanitarian Education, Moscow State Pedagogical University
дискуссий, а порой и непримиримых разногласий.
На разных этапах исторического развития вопрос о смысле существования нации, ее роли в истории человечества волновал не только умы философов, но и самые различные общественно-политические круги. Особенно остро национальный вопрос актуализировался в эпоху общественных кризисов, войн, межэтнических разногласий, которые часто приводили к росту сепаратистских и националистических настроений.
В отечественной философской и общественно-политической мысли русская национальная идея на протяжении двух столетий — Х1Х-ХХ вв. занимала (да и по сей день занимает) одно из центральных мест в исследованиях философов, а также современных православных публицистов и идеологов. Последних, по весьма точному замечанию В. К. Кантора, отличает то, «...что наши националисты-геополитики совершенно не помнят об отечественных традициях мысли.» [1, с. 184-186]. Вместе с тем идеи о «народе-богоносце», «Москве — Третьем Риме» достаточно полно изложены уже в трудах славянофилов и Ф. М. Достоевского. Под влиянием славянофильских мечтаний об особой миссии России в судьбе человечества оказались многие русские философы, это была «иллюзия многих лучших умов России» конца XIX века, писал по этому поводу Е. Н. Трубецкой в своих «Воспоминаниях». Однако славянофильские грезы о божественном призвании русского народа по сути были утопичны, а нереальность их осуществления подтвердила жизнь. Крушение идей славянофильского утопизма отразилось на мироощущении поколения конца XIX — начала XX столетия, которое С. Л. Франк характеризовал как «катастрофическое».
В то же время, в семидесятые годы XIX века, в русском обществе господствовал нигилизм, спецификой которого было пренебрежительное отношение ко всему русскому. Нигилисты отвергали буквально все: и русский народный быт, и монархию, и православие, которые в их понимании олицетворяли собой дикость и невежество русского народа. По замечанию русского богослова Г. Флоровского, смысл нигилизма в России заключался не только в разрыве с устаревшими традициями, но и в отрицании прошлого вообще, или в отвержении истории. Он назвал русский нигилизм «самым яростным приступом антиисторического утопизма» [16, с. 286].
Любое действие рождает противодействие. Реакцией на нигилизм стало обращение многих русских философов к «вере отцов», возвращение
к идее об особой миссии России. История нашей страны, преимущественно ХХ века, отчетливо показала, что необоснованное отрицание ее прошлого, выявление только негативных сторон жизни общества, отказ от традиционных ценностей — все это вынуждало патриотически настроенные слои общества выступать в защиту своих национальных интересов. Резко отрицательное отношение к своей истории, безусловно, грозит опасностью духовного разрыва поколений, что в конечном итоге может оказаться гибельным для страны. Именно об этом предупреждал еще в начале прошлого столетия отечественный философ Е. Н. Трубецкой.
Однако как, сохраняя любовь к своему народу, своему прошлому, избежать негативного отношения к другому народу, его ценностям, культуре и не встать на путь отрицания, который неизбежно приведет к проявлению национализма? Как определить ту грань, которая отделяет истинный патриотизм от национализма? Поэтому в контексте поставленной проблемы хотелось бы обратиться именно к творчеству Е. Н. Трубецкого, который еще в начале ХХ века, в полемике с С. Н. Булгаковым, Н. А. Бердяевым, Д. Д. Муретовым показал всю опасность идей как национализма, так и «квасного» патриотизма.
В ранний период своего творчества Трубецкой во многом разделял идеи славянофилов об особой миссии русского народа, однако позже признал их утопическими. С его точки зрения, славянофилы неправомерно отождествляли вселенское и русское, что приводило к преувеличенной оценке национального русского и как следствие — нарушению соотношения между русским и христианским. И если, как он писал, у Хомякова грань между русским и вселенским всегда восстанавливалась, то у Достоевского она исчезла окончательно. [5, с. 335; 6, с. 62].
Ставить знак равенства между понятиями «вселенское», «православное», «русское» недопустимо, по убеждению Трубецкого, поскольку подобное отождествление ведет к потере индивидуального и специфического в определении русской задачи. Увлечение универсальным мессианизмом в России было присуще не только славянофилам, но и В. С. Соловьеву, который, по словам Трубецкого, отождествлял не только русское с христианским, но и народное в универсальном. Соловьев не был безучастен к поиску русскими философами национальной идеи, посвятив этому статью «Русская идея» (1888 г.). Вопрос о смысле существования России во всемирной истории решался им в контексте вопроса о единой вселенской церкви. Несмотря на то, что у Трубецкого и Соловьева были
разногласия относительно определения русской идеи, их объединяла мысль о недопустимости национального эгоизма.
Согласно Трубецкому, русское не совпадает с христианским, а «представляет собой весьма ценную национальную и индивидуальную особенность среди христианства, которая имеет универсальное вселенское значение» [5, с. 350]. В одном из писем к М. К. Морозовой он писал, что православие — это только часть христианства и никоим образом не исчерпывает его полноты [7, с. 442]. Именно в этом философ видел главную причину своего разногласия с С. Н. Булгаковым.
И все же поиск национальной русской идеи велся философами в русле христианского учения. Христианское решение национального вопроса, по Трубецкому, заключается не в признании за Россией избранности среди других стран и народов, а в том, что русский народ является одним из народов, призванных совершать дела Божии, «...восполняя свои ценностные особенности столь же ценными качествами других народов-братьев» [5, с. 350]. Однозначно по этому поводу высказался в свое время и Соловьев: «Русская идея, мы знаем это, не может быть ничем иным, как некоторым определенным аспектом идеи христианской.» [4, с. 175].
В начале ХХ века в трудах С. Н. Булгакова и Н. А. Бердяева вновь возрождается мысль об избранности русского народа, которую Трубецкой не без основания назвал «музыкой прошлого». Славянофилы и Ф. М. Достоевский, говоря о русском народе как «народе-богоносце», опирались на свою веру в религиозное значение русской общины, царской власти, но, по мнению Трубецкого,— это «все давно разбитые мечты», поэтому слова «народ-богоносец» в устах Бердяева и Булгакова — не что иное, как «мертвая формула». Трубецкой считал неприемлемым возрождение национально-мессианических идей своими коллегами по издательству «Путь». Его переживания нашли отражение в письмах к М. К. Морозовой, в одном из которых он назвал национальный мессианизм «уродливой смесью религии и патриотического кваса» [8, с. 428]. Философ настаивал на том, что идея национального мессианизма по своей сути антихристианская, которая в современных ему условиях стала «квасной и пошлой» [9, с. 430].
Ошибка Бердяева, как считал Трубецкой, заключалась в том, что он принял мессианское национальное сознание за вселенское и тем самым «не разглядел дерзновенного обмана переряженного языческого нацио-
нализма, который не раз кружил русские головы обманчивой личиной правды, и дело всегда кончалось бесовским танцем» [5, с. 344]. И все же, как справедливо заметил А. В. Михайловский, Трубецкого с критикуемыми им авторами объединяло то, что проблема национального рассматривалась ими исключительно в контексте христианского учения [2, с. 194].
Знаменитая формула — «Православие, самодержавие, народность», которая была для ранних славянофилов святыней, не могла в новых исторических условиях начала ХХ века стать основанием для национальной идеи. Трубецкой с горечью писал о том, во что превратил национализм святыню народности,— «в маску для хищнических аппетитов отребья чиновников и помещиков, в гарантию неприкосновенности хулиганов и погромщиков» [10, с. 5]. Первая мировая война, по убеждению Трубецкого (вероятно, не без оснований), стала причиной появления в русском обществе как патриотических, так и националистических настроений. В своих статьях, посвященных проблеме национализма [11], он предостерегал Россию от ошибки, которую, как он считал, совершила Германия,— возведения своей нации в кумиры. Именно поэтому философ призывал русскую общественность прислушаться к урокам истории и не возрождать национальную гордыню, не поклоняться России, как идолу. Пример Германии, с его точки зрения, должен служить устрашающим примером «унижения образа божия в человеке и нации» [12, с. 31]. Перечитывая статьи и письма русского философа, еще раз убеждаешься в том, насколько актуально и современно звучат его мысли. «Самоупоение» и «самопревознесение» одной нации над другой, о которых писал Трубецкой в начале ХХ века, и, к сожалению, возрождающиеся в XXI столетии, были недостатком не только немецкой нации, а имели, по его словам, общечеловеческий характер. Суждения «Мы — соль земли», «Мы — цвет и смысл всемирной культуры» неоднократно звучали, да и по сей день звучат из уст «патриотически» настроенных элементов в отдельных странах.
Однако позицию Трубецкого относительно угрозы национализма в России разделяли далеко не все представители русской общественности. На страницах журнала «Русская мысль» разгорелась оживленная дискуссия между Е. Н. Трубецким и Д. Д. Муретовым, в которой также приняли участие Н. А. Бердяев и П. Б. Струве [3]. На тезис Муретова о том, что проповедовать русскому обществу национальную умеренность — все равно что проповедовать строгое единобрачие скопцу, и на
упрек Бердяева в морализаторстве Трубецкой ответил однозначно: недопустимо, чтобы единый Бог заменялся какими-либо другими богами в виде нации, государства или «политического эроса» [13, с. 78].
Характеризуя русское народное сознание, Трубецкой выделил в нем два противоположных течения: вселенски-христианское и националистическое-языческое. Причина существования в русском обществе самомнения и так называемой национальной гордости уходит корнями к эпохе падения Константинополя и признания за Москвой статуса третьего Рима. Именно в тот период, по убеждению философа, в русском народе пробудилась идея о великой религиозной миссии России, которую она унаследовала от Византии. Трубецкой очень верно подметил, что близость святыни, вместо того чтобы пробуждать народ к совершенствованию, затмевалась горделивой мечтой о совершенстве и превосходстве ее над другими народами.
Он справедливо говорил о том, что любовь к Родине несовместима с лестью и упоением национальными недостатками. Напротив, недостатки должны не только замечаться, но и изобличаться. Любовь к Родине должна пробуждать в каждом прежде всего национальную совесть, любить чужой народ как свой собственный — вот к чему призывал философ. И как актуально его замечание о том, что любовь к своему народу не должна быть причиной ненависти к другим народам. Поэтому Трубецкой настаивал на том, что основой любви к своему народу должны быть прежде всего нравственные принципы, носящие всеобщий и безусловный характер. Иными словами, любовь к своему народу, как он писал, никоим образом не отменяет нравственности и права. По сути, философ считал, что нравственный закон должен быть обязателен не только для личности, но также для нации и государства. Исходя из этого, Трубецкой формулирует суть национальной политики: над народами есть сверхнародная правда, у народов есть права, которые не должны попираться другими народами, необходимо уважать духовную личность каждого народа, «народы не должны глотать живьем друг друга как звери». (Выделено мной.— С. К.) [14, с. 88].
Мысли русского философа были устремлены к идее о едином человечестве, установление которого он связывал с полным осуществлением Святой Софии. Именно София в учении Трубецкого являет собой совокупность племен, собранных в одно единое человечество, где все народы призваны к совместному царствованию. И если София — это не что иное,
как единое человечество, то национализм отрицает это единство и приводит к противопоставлению одного народа другим. В период Первой мировой войны (1915 г.) философ с горечью писал, что современный ему мир раздроблен, в действительности существуют лишь «оторванные друг от друга, замкнувшиеся в своем эгоизме личности, взаимовраждебные и пожирающие друг друга народы, разрозненные и проклинающие друг друга исповедания и религиозные общины» [14, с. 359].
Трубецкой был далек от той мысли, что в рамках земной реальности человечество сможет преобразиться, поэтому главным условием служения народа Софии он считал отрешение от национализма, преодолеть который возможно только в рамках универсального всечеловеческого идеала. Осуществление этой сверхнародной, универсальной миссии философ возлагал на Россию, поскольку только она, по его глубокому убеждению, сумела сохранить образ Софии не только в религиозном сознании, а также в искусстве в целом и в живописи в частности.
Первая мировая война, как полагал Трубецкой, определила политическую и культурную задачи России, между которыми, по его мнению, существовала тесная связь. Сущность этой общей задачи он сформулировал следующим образом: «.Широкое объединение национальностей во всех областях духовной жизни при сохранении особенностей каждой из них,— осуществление единства всемирной культуры в многообразии национальных ее выражений, осуществление духовной связи наций при широкой их материальной взаимопомощи» [15, с. 380].
Трубецкой не был оригинален, когда отводил России освободительную роль в Первой мировой войне, но он увидел в этой миссии помимо прочего и сверхнародный, универсальный смысл. Поиск высшего смысла жизни не только личности, но и нации в целом привел философа к мысли о том, что все нации должны стремиться к осуществлению божественного первообраза (он изначально есть в Боге), то есть стать тем соборным целым, сущность которого и выражена в идее Святой Софии.
Подводя итог, можно сказать, что осмысление национальной идеи Трубецким, с одной стороны, проводилось в рамках христианского учения, а с другой — в контексте основных положений его метафизики всеединства, учения о смысле жизни и Софии (Божественной Премудрости). Национальная идея должна фундироваться прежде всего на принципах нравственности и права, метафизического смысла бытия нации, а не на эгоистических устремлениях отдельных личностей.
Литература
1. Кантор В. К. Империя и нация в русской мысли начала ХХ века (рецензия) // Вопросы философии. 2006. № 4.
2. Михайловский А. В. Пещера Фафнира и чудо Пятидесятницы: идея русского миссианизма в политической публицистике кн. Е. Н. Трубецкого // Евгений Николаевич Трубецкой. М.: Политическая энциклопедия, 2014. 375 с.
3. Русская мысль. М., 1916. № , 4, 6, 8; 1917, № 1.
4. Соловьев В. С. Русская идея // О христианском единстве. М.: Рудомино, 1994. 334 с.
5. Трубецкой Е. Н. Старый и новый национальный мессианизм // Смысл жизни. М.: Республика, 1994. 432 с.
6. Трубецкой Е. Н. Миросозерцание Вл. С. Соловьева. М.: ЛОГОС, 1993. Т. 2. 413 с.
7. Трубецкой Е. Н. Письмо к М. К. Морозовой, 26.02.1912// Взыскующие Града. Хроника частной жизни русских религиозных философов в письмах и дневниках. М.: Школа «Языки русской культуры», 1997. 752 с.
8. Трубецкой Е. Н. Письмо к М. К. Морозовой, 25.12.1911 // Взыскующие Града. Хроника частной жизни русских религиозных философов в письмах и дневниках. М.: Школа «Языки русской культуры». 1997. 752 с.
9. Трубецкой Е. Н. Письмо к М. К. Морозовой, 05.01.1912 // Взыскующие Града. Хроника частной жизни русских религиозных философов в письмах и дневниках. М.: Школа «Языки русской культуры», 1997. 752 с.
10. Трубецкой Е. Н. Современное хамство // Московский еженедельник. 1910. № 23.
11. Трубецкой Е. Н. Патриотизм и национализм // Московский еженедельник. 1909. № 27.
12. Трубецкой Е. Н. Победа // Смысл войны. М., 1914. 46 с.
13. Трубецкой Е. Н. Государственная мистика и соблазн грядущего рабства. По поводу статей П. Б. Струве и Н. А. Бердяева // Русская мысль. 1917. № 1. С. 78.
14. Трубецкой Е. Н. Национальный вопрос. Константинополь и Святая София // Трубецкой Е. Н. Смысл жизни. М.: Республика, 1994. 432 с.
15. Трубецкой, Е. Н. Война и мировая задача России // Смысл жизни. М.: Республика, 1994. 432 с.
16. Флоровский Г. В. Пути русского богословия. Париж: УМСА-РК.Е88, 1983. Ассоциация «Путь к истине». Киев, 1991. 599 с.
