CC BY
89
ИСТОРИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ
УДК 947
НАСТРОЕНИЯ ПРОВИНЦИАЛЬНОГО ОБЩЕСТВА И ПОДДЕРЖАНИЕ ПОРЯДКА ВО ВНУТРЕННИХ ГУБЕРНИЯХ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ В ПЕРИОД ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ 1812 г.
© Андрей Николаевич Пантелеев
Тамбовский государственный университет им. Г.Р. Державина, г. Тамбов, Россия, аспирант кафедры российской истории, e-mail: [email protected]
Статья посвящена взаимоотношениям власти и общества в период Отечественной войны 1812 г. В ней раскрывается механизм, при помощи которого представители власти пытались обеспечить порядок и законность в непростой обстановке военного времени. Территориальные рамки ограничиваются провинциальными губерниями европейской части Российской империи, притом, что приоритет отдан Тамбовской губернии. Второй ключевой темой статьи являются настроения провинциального общества.
Ключевые слова: поддержание порядка; подозрительность; слухи; мародерство; ксенофобия.
Тема влияния военных событий 1812 г. на провинциальную жизнь, несмотря на то, что в последнее время появился целый ряд интересных исследований в этой области исторического знания, пока еще недостаточно изучена. Между тем, процессы, происходившие в то грозное время в российской провинции, представляют несомненный интерес для историка. Особенно важным представляется понимание того, как на местном уровне складывались взаимоотношения власти и общества.
В те дни, когда наполеоновская армия, перейдя Неман, вторглась в пределы России и стала стремительно продвигаться к Москве, российское общество было крайне озабочено происходящим. Напряжение нарастало все сильнее по мере того, как неприятель проникал вглубь российской территории, а русская армия отступала. Ощущение нависшей угрозы витало в воздухе. Оно создавало атмосферу тревоги и пугающей неизвестности. Особенно сильно это проявилось в российской провинции, куда новости с театра военных действий приходили с большим опозданием, а то и вовсе не поступали. В некоторых губерниях сам факт начала войны стал известен только через несколько недель после того, как это произошло.
Помимо роста патриотических настроений имели место и другие явления. В своем отношении к происходящему общественность была далеко неоднородна. Реакция на военные события была самая разная: от готовности пожертвовать всем во имя спасения Отечества, до полного равнодушия, поэтому говорить о всеобщем патриотическом подъеме и единении сословий вокруг престола неправильно. Справедливости ради стоит уточнить, что патриотические чувства чаще всего брали верх над другими, не столь благородными порывами, но полностью отрицать тот факт, что низменные человеческие качества находили проявление в действиях определенной части тогдашнего российского общества, было бы ошибкой.
В связи с тем, что каждый из современников осознавал происходящее и свою причастность к нему по-своему, рассуждая о реакции общества на грандиозные события тех дней, необходимо отметить, что помимо всего прочего наметились еще две тенденции: с одной стороны, это страх, а с другой - крайнее ожесточение. Страх проявился в том, что в некоторых провинциальных губерниях, находившихся на незначительном удалении от театра войны, обстановка была настолько тревожной и напряженной, что жители готовы были не задумываясь бросить нажитое
имущество и спасаться бегством при одном только упоминании о французах. Ожесточение выразилось в зарождении и распространении в российском обществе в период ан-тифранцузских коалиций, компании 1812 г. и заграничных походов такого явления как ксенофобия [1].
Всеобщая нервозность привела к тому, что война 1812 г. вызвала рост галлофобии, которая усиливалась по мере продвижения армии Наполеона вглубь России. Но озабоченность провинциальных обывателей событиями на театре военных действий выливалась в ненависть и подозрительность ко всем иностранцам, а не только к французам. В условиях, когда Россия вела борьбу с «Великой армией», в которой сражались представители абсолютного большинства европейских наций, все без исключения иностранцы вызывали подозрение не только у властей, но и у простых обывателей. М.А. Волкова в своих письмах В.А. Ланской писала, что говорить по-французски в некоторых губерниях стало просто опасно: услышав незнакомую речь, обыватели сразу смотрели на говорившего с ненавистью. Еще находясь в Москве, она ужасалась тому, как на ее глазах «чернь чуть не побила камнями одного немца, приняв его за француза» [2].
Как только началась война, все иностранцы попали под пристальное внимание представителей власти. В числе поднадзорных лиц, содержавшихся в 1813 г. в Тамбовской губернии, упоминаются «генерал французской службы» Володкович и врач Спейер, который одно время выполнял обязанности уездного лекаря. Как видно из документов, в скором времени оба были отпущены. Другой иностранец - учитель языков и фехтования Эттингер, в ноябре 1813 г. был схвачен и доставлен в Министерство полиции. Но там выяснилось, что он не тот, за кого его приняли, и несчастный был препровожден обратно в Тамбов, где должен был находиться под наблюдением до окончания войны [3].
Тамбовская губерния относилась как раз к числу тех областей, куда известия с театра военных действий доходили далеко не сразу. Неизвестность приводила к распространению среди населения губернии всевозможных слухов и кривотолков. Губернские власти старались с этим бороться, и 28 августа 1812 г. появилось специальное предписание тамбов-
ского губернатора городской полиции о принятии мер к прекращению распространения среди населения необоснованных слухов о военных действиях армии [4].
Представители власти задерживали тех, кто распространял информацию о ходе войны, не имеющую официального подтверждения. Так 8 сентября 1812 г. лебедянским городничим полковником Голдобиным был задержан отставной майор Петровского полка Осин, командированный в Москву из Воронежа по казенной надобности. Основанием для задержания послужило то, что Осин, на той квартире, где он остановился в Лебедяни, рассказывал о взятии Москвы французами. Он утверждал, что 2 сентября неприятельские солдаты вошли в первопрестольную столицу и, т. к. там уже не было ни жителей, ни войск, принялись грабить город. Свой рассказ он сопровождал якобы виденными им самим подробностями, которые характеризовали российских чиновников и военных далеко не с лучшей стороны. Вместе с майором Осиным был задержан и крепостной крестьянин, привезший его в Лебедянь. Гол-добин подал рапорт о случившемся тамбовскому губернатору Петру Андреевичу Нилову, и Осин, как видно из документов, был прислан в Тамбов. После надлежащего разбирательства губернатор предписал отставному майору следовать по имевшейся у него подорожной в Воронеж, а лебедянскому городничему послал ордер, в котором уведомил его о своем решении и распорядился отпустить задержанного крестьянина [5].
Как известно, Москва 2 сентября действительно была сдана французам, но власти не желали афишировать это мрачное событие и тем более его подробности. Поэтому тамбовские чиновники поспешили поскорее избавиться от майора Осина, чтобы он не возмущал народ своими россказнями. Этот случай показывает, что власти пытались оградить население от информации, которая могла бы взбудоражить общество или как-то бросала тень на создаваемый официальной пропагандой образ победоносной русской армии.
В воспоминаниях современников можно найти информацию о похожих инцидентах.
Н.А. Дурова в своих «Записках кавалерист-девицы» писала о том, что когда она из-за болезни покинула армию и направлялась до-
мой, в Казани ее затребовал к себе губернатор. Интересуясь судьбой Москвы, он поведал ей историю, как две капли воды похожую на ту, что произошла в Лебедяни: «здесь наделал было мне хлопот один негодяй, вырвавшийся из армии; столько наговорил вздору и так растревожил умы жителей, что я принужден был посадить его под караул» [6]. Кроме того, Дурова утверждает, что везде, где бы она в то время ни оказалась, ее расспрашивали о Москве, следовательно, информация о сдаче Москвы французам какое-то время скрывалась от населения, или, по крайней мере, не афишировалась. Подобные меры были оправданы необходимостью охраны общественного порядка, поскольку напряжение и тревога, витавшие в воздухе, угрожали в любой момент перерасти в панику и привести к беспорядкам.
Но меры местных властей по ограждению населения от лишней и вредной, по их мнению, информации свидетельствуют также о попытках власти формировать выгодное ей общественное мнение. Вкупе с тем, что власти активно использовали в пропагандистской работе влияние, которым пользовались в обществе представители духовенства, призывая священников говорить в церквях патриотические проповеди, этот факт представляется особенно интересным. Все это может служить основанием для предположения о том, что даже тогда, когда в России еще не существовало официальной идеологической доктрины, власть активно пыталась влиять на общественное мнение, проводя пропагандистскую работу и пресекая распространение информации, которая могла разрушить создаваемые ею стереотипы.
Параллельно с запретительными мерами власти пытались утолить информационный голод населения. Тамбовский губернатор П. А. Нилов прилагал все усилия к распространению среди жителей губернии официальных «Известий из армии», в которых военные действия и все, что происходило на театре войны, выставлялось в таком свете, как это было выгодно официальным российским властям. «Известия из армии» выполняли не столько информационную, сколько пропагандистскую функцию, поскольку в них нет ни единого слова о тяготах и лишениях военного времени, только победные
реляции об успехах русского оружия в борьбе с неприятелем [7].
Помимо борьбы с распространением слухов встала проблема активизации в условиях военного времени различного рода криминальных элементов. Война всегда сопровождается резким ухудшением криминальной ситуации, особенно в районах, находящихся в непосредственной близости от театра военных действий или на незначительном отдалении от него. Из зоны боев в тыл устремляются потоки беженцев. Сразу же появляется огромное количество мародеров, дезертиров и прочих сомнительных личностей.
Тамбовщина в плане преступности всегда была неспокойным регионом. Есть даже версия, что основанием для появления знаменитого выражения «тамбовский волк» стало обилие разбойников на здешних трактах. Передвигаться по тамбовским дорогам и в мирное время было небезопасно. Еще до начала войны - 18 января 1812 г. - губернатор дал распоряжение козловскому земскому исправнику положить конец участившимся случаям грабежа и конокрадства на вверенной ему территории [8]. Это служит убедительным доказательством того, что и без войны проблема преступности для местной администрации стояла очень остро. С началом военных действий ряды разбойников значительно пополнились за счет беглых солдат и казаков. Эти любители легкой наживы спешили воспользоваться неурядицей военного времени и страхом жителей провинции, опасавшихся появления французов, чтобы погреть руки на разграблении чужого имущества.
Губернатор выпускал специальные объявления, в которых призывал местных жителей проявлять бдительность и не поддаваться на уловки разбойников, ловить их, а в случае оказания сопротивления поступать с ними, как с неприятелем. Мародеры и дезертиры отличались большой изобретательностью. Они пользовались тем, что обыватели, напуганные слухами о чрезвычайных успехах Наполеона, страшились его появления у себя под окнами. Алгоритм их преступных действий был предельно прост: они набегали отрядом и кричали: «Французы, французы
идут!», а когда жители в ужасе ретировались, спокойно заходили в брошенные дома и бра-
ли все, что хотели, а потом сжигали селение [7, л. 5].
Подобного рода действия не оставались безнаказанными. Для охраны общественного порядка в губернском центре создается Комитет Тамбовской охранительной стражи. Эта стража была сформирована в кратчайшие сроки и делилась на тысячи, сотни и десятки. Выставляемая от каждого уезда, она именовалась по названиям уездов: 1-я тысяча Тамбовского уезда, 2-я тысяча Тамбовского уезда и т. д. Начальником охранительной стражи тамбовское дворянство избрало местного помещика, генерала от кавалерии Кологри-вова, но главным руководителем Тамбовской охраны был губернатор П.А. Нилов [9].
Во всех местных городах, селах и деревнях создавались специальные караулы, «денные» и ночные конные разъезды, вооруженные люди рассылались по лесным опушкам, дорогам, оврагам. Это делалось не только для того, чтобы возможное появление врага не было незамеченным, но и в первую очередь для борьбы с мародерами. «Хитрость разбойников, - писал в одном из своих бюллетеней губернатор Нилов, - не позволяет предаваться дремоте и беспечности. Пока не будет истреблен враг человечества и его злодейские полчища, надлежит всемерно остерегаться. Надобно непременно во всех селениях усилить караулы для поисков, не скрываются ли разбойники где-либо в лесах или оврагах и ловить их, а в случае сопротивления бить, как неприятелей» [10].
Обстановка военного времени диктует свои правила. Любая мелкая оплошность, на которую в мирное время, скорее всего, закрыли бы глаза, и которая, возможно, и вовсе осталась бы незамеченной, в условиях войны вызывала серьезные подозрения. В сентябре 1812 г. в Пронском уезде Рязанской губернии земским исправником были задержаны направлявшиеся в Тамбов служащие гродненской почтовой конторы, у которых оказались не в порядке проездные документы, данные им только до Рязани. В пропуске одного из них была другой рукой сделана приписка «и далее», позволявшая двигаться дальше указанного в выданной ему бумаге конечного пункта назначения. Задержанным выдали новые документы и разрешили продолжить путь, но рязанский губернатор посчитал нужным уведомить об инциденте тамбовских
чиновников. Произошедшее стало предметом разбирательства, и в результате проведенной проверки тамбовские власти пришли к выводу, что исправление в документе произошло вследствие ошибки, т. к. Рязань действительно не могла быть конечным пунктом следования указанных служащих [11].
Несмотря на то, что описанный случай на первый взгляд не имеет к войне ни малейшего отношения, обстоятельства тех дней дают основание предположить, что он стал прямым следствием роста подозрительности властей в связи с обстановкой военного времени. В условиях войны повышенное внимание стало уделяться не только тем, кто представлял прямую и явную угрозу государственной безопасности, но даже и тем, кто потенциально мог быть опасен. На практике это проявилось в усилении контроля над подозрительными лицами и шпиономании [12].
Рвение провинциальных властей в обеспечении порядка и безопасности приводило к тому, что порой их действия приобретали противоправный характер, перерастая в чиновный беспредел. В Тамбове развернулась настоящая охота на шпионов. Губернская администрация, напуганная слухами о французских и польских агентах, некоторые из которых действительно проникали на территорию соседней Рязанской губернии, распечатывала на почте подозрительные частные письма, ловила на улицах неосторожных собеседников [10, с. 42-44]. Подобное самоуправство не только осуждалось общественным мнением, но не находило одобрения и в Санкт-Петербурге [3, л. 44].
Таким образом, можно констатировать, что, поскольку известия с театра военных действий доходили до провинции с большим опозданием, повсюду чувствовалось ощущение тревоги и постоянной угрозы. Поэтому, чтобы избежать паники и беспорядков, провинциальные власти были вынуждены скрывать от населения часть информации о ходе войны, а также бороться с распространением слухов. Но охрана общественного порядка этим не ограничивалась, поскольку необходимо было бороться с дезертирами и мародерами, проникавшими во внутренние губернии для занятия грабежом и разбоем. Документы показывают, что и с этой задачей провинциальные власти в большинстве случаев справлялись.
1. Вишленкова Т. А. Рецепция французской культуры русским офицером в первой четверти XIX в. // Армия и общество: материалы международной научной конференции 28 февраля 2000 г. Тамбов, 2002. С. 3.
2. Письма 1812 года М.А. Волковой к В.А. Ланской // Записки очевидца: воспоминания, дневники, письма. М., 1989. С. 286.
3. ГАТО. Ф. 4. Оп. 1. Ед. хр. 279. Л. 10-10об., 35, 39-40об., 47-47об.
4. ГАТО. Ф. 4. Оп. 1. Ед. хр. 198. Л. 1-1об.
5. ГАТО. Ф. 4. Оп. 1. Ед. хр. 199. Л. 1-9.
6. Дурова Н.А. Записки кавалерист-девицы // Давыдов Д.В. Стихотворения. Проза. Дуро-
ва Н.А. Записки кавалерист-девицы. М., 1987. С. 494.
7. ГАТО. Ф. 4. Оп. 1. Ед. хр. 200. Л. 15, 22, 23.
8. ГАТО. Ф. 4. Оп. 1. Ед. хр. 229. Л. 2.
9. Дубасов И.И. Сообщение И.И. Дубасова // Известия Тамбовской ученой архивной комиссии. 1888. № 22. С. 7-8.
10. Цит. по: Дубасов И.И. Очерки из истории Тамбовского края. Тамбов, 1993. С. 44.
11. ГАТО. Ф. 4. Оп. 1. Ед. хр. 261. Л. 1-4.
12. Дело подполковника Немтинова, надворного советника Рубца и фабриканта Лиона // Известия Тамбовской ученой архивной комиссии. 1915. № 56. С. 299-319.
Поступила в редакцию 25.06.2010 г.
UDC 947
MOODS OF PROVINCE SOCIETY AND SUPPORTING ORDER IN REGIONS OF RUSSIAN EMPIRE DURING THE PATRIOTIC WAR OF 1812
Andrey Nikolayevich Panteleyev, Tambov State University named after G.R. Derzhavin, Tambov, Russia, Postgraduate Student of Russian History Department, e-mail: [email protected]
The article is devoted to the relation of power and society during the Great War of 1812. It opens the mechanism with the help of which government tried to supply the order and low under circumstances of war time. Territories are framed by provincial region of European part of Russian Empire but the priority is for the Tambov region. The second topic of the article is the mood of the provincial society in this period.
Key words: supporting order; suspicion; rumors; marauding; xenophobia.
