CC BY
87Тема номерл. СССР ЖИВ?
Наследие СССР: что взять в новую Россию? что решительно отбросить?
Экспертный опрос
Надежда Шалимова, шеф-редактор журнала «Вопросы национализма»
Вот уже более двадцати лет не утихают споры о том, что хорошего и что плохого было в СССР.
О том, что было хорошего — мнения практически единодушны: бесплатное жильё, образование и медицина, повсеместная занятость, стабильная зарплата и пенсионное обеспечение, социальные гарантии для всех (санаторий раз или два в год, спортивные базы, дачные участки, бесплатный детский досуг и т.п.), высокий уровень личной безопасности, наконец — выдающиеся достижения в науке, искусстве, спорте.
Многим нравится то, что социально-экономическая модель, построенная в СССР, ориентировалась скорее на удовлетворение потребностей общества, в отличие от сегодняшней, которая ориентируется на максимизацию прибыли, к тому же присваивающейся меньшинством. И даже наступившее изобилие товаров на витринах, половина из которых не стоит своих денег, а другая слишком дорога для среднего российского жителя, не опровергает этот тезис.
Что было плохого в СССР? И здесь мнения не расходятся. Все понимают, что в СССР отсутствовали права и свободы. Отсутствовала свобода слова и доступ к информации, равно как и свобода передвижения: за границу могли выехать немногие. Заниматься чем хочешь и зарабатывать вне госу-
дарственной системы было запрещено. Раздражало всё усиливающееся научно-техническое отставание от Запада. Советские товары были некачественными или морально устаревшими. Угнетало отсутствие права на собственность, невозможность иметь землю и жильё.
Существовали и другие проблемы, которые советским обществом осознавались не вполне. Например, советская национальная политика, неравноправие народов, прежде всего русского народа, привела к взрыву окраинного национализма и распаду СССР. Милитаризованная экономика рухнула под собственной тяжестью. Наконец, внешнеполитические амбиции обернулись не просто крахом, а полной изоляцией России.
Тем не менее мое детство прошло в СССР, моя юность пришлась на период стагнации и распада великой страны. Сегодня, когда я работаю во имя создания совсем другого государства, чем был Советский Союз, мне хотелось бы, чтобы какие-то советские черты — лучшие, а не худшие — в нём всё-таки сохранились.
Сергей Волков, доктор исторических наук
Во-первых, вопрос кажется несколько странным. СССР был творением коммунистической партии, созданном ею для реализации своей программы, и никакого иного смысла своего существо-
вания никогда не имел. У него не было никаких иных целей, отличных от целей КПСС. Абсолютно все его институты, установления и политические устремления были направлены на достижение целей, обозначенных в программных документах этой партии. По сути своей он был квазигосударством, зародышем несостоявшейся «земшарной республики Советов», в идеологии которого государство рассматривалось как временное зло и должно было со временем «отмереть», и лишь по необходимости обладал всеми атрибутами государственности. Поэтому постановка о заимствовании какой-то части его наследия «постсоветской» государственностью означает по существу определение той меры, в какой эта государственность желает руководствоваться теми же целями (при том, что цели эти она вроде бы отрицает).
Во-вторых, вопрос не вполне уместен, поскольку «новой» государственностью, существующей уже два десятилетия, он уже решен. РФ и де-юре и де-факто обозначила себя не только правопреемником, но продолжателем СССР. В РФ продолжают по умолчанию действовать все, не отмененные специально советские законы и постановления (но ни один закон добольшевистской России), в неизменном виде сохраняется государственно-административное деление, выражающее суть ленинской национальной политики, советско-коммунистическая топонимика и историко-культурное наследие (к нему принадлежит 97% памятников монументального искусства и 99% «памятников истории», зарегистрированных в реестре РФ). Наконец, правящий слой РФ составляет преимущественно либо советская номенклатура, либо выходцы из той же среды, руководствующиеся соответствующими идейно-политическими представлениями. Существовавшая под разными названиями правящая партия фактически является одной из фракций (наряду с КПРФ) прежней КПСС,
а «рыночная экономика» представляет собой лишь вариацию ленинского НЭПа (с той разницей, что в отличие от 20-х «обогащаться» позволили не настоящим предпринимателям, а самим функционерам режима).
Если бы речь шла о существовании вместо РФ какой-то действительно новой (по отношению к СССР) государственности — будь она правопреемственна исторической России или построена заново на какой-то совершенно новой основе (по «демократическому» образцу современных развитых стран или на основе разработок «нового русского национализма»), то государственно-политическое наследие СССР было бы отвергнуто целиком и полностью. Причем это неизбежно произошло бы объективно, даже независимо от желания и взглядов на дело строителей новой государственности, поскольку оно элементарно несовместимо ни с какой другой формой государственности.
При предельно широкой трактовке «наследия» (как вообще всего, что физически существовало в границах СССР) осталось бы, естественно, то, что было унаследовано СССР от исторической России (территория, население, ресурсы) или являлось результатом обычной человеческой деятельности, направленной на обеспечение своего существования (поскольку при любой власти что-то производится, что-то изобретается, что-то познается). Но трудно представить, как все это вообще может быть отвергнуто.
Говоря предельно кратко — при создании новой государственности было бы сохранено все, что составляет набор необходимых условий существования всякой нормальной страны, и ликвидировано все, что порождено спецификой советско-коммунистической власти.
Александр Шубин, доктор исторических наук
Советский Союз стал грандиозным синтезом российских традиций и ком-
мунистической идеологии. Каждая из этих двух составляющих несет в себе свои плюсы и минусы, причем от идеологии человека зависит, где он ставит минус или плюс.
Я ставлю плюсы здесь:
1. Солидарность людей на пространстве от Таллина до Кушки. Когда Газпром объявляет войну Белоруссии и Украине, мои симпатии — на стороне простых людей нашего советского пространства, а не эрэфовских топ-менеджеров.
2. Отсутствие кричащего социального расслоения. Номенклатурные привилегии — это нехорошо. Но они смешны по сравнению с нынешними дворцами и мегаяхтами эрэфовской «элиты». В позднем СССР я жил небогато. Но я вокруг меня не было нищеты.
3. Наличие в коммунистической идеологии высоких гуманистических целей. Да, коммунисты заблудились, я сам много писал о глубоких, системных причинах их поражения. Но они хотя бы пошли в том направлении, в котором человечество должно идти, чтобы выжить — к обществу социального равноправия, к обществу без угнетения, эксплуатации, социального господства. У мира нет другого пути, кроме социализма. Социализм — или варварство. Социализм — или смерть. Это сказали коммунисты, это повторяли советские люди. И с этим они победили фашизм. И с этим они проложили дорогу в космос. И без этого не выжить человечеству на планете Земля.
Я ставлю минусы здесь:
1. Могущество государственной машины, всевластие чиновника. Это погубило миллионы людей, это погубило социализм.
2. Несвобода информации, подавление инакомыслия. Полнота информации не гарантирует ясного зрения обществу. Но ее отсутствие — это слепота. Очень быстро советское общество стало слепым. Слепой легко попадает в яму.
3. Великодержавность. Стремление установить контроль там, куда тебя
не звали. Если без меры махать пудовым мечом — может развязаться пупок. Если везде совать свои длинные руки — легко попасть в капкан. Да, наша глобальная военная активность была объективно обусловлена, да, нас провоцировал коварный враг. Это многое объясняет. Но не оправдывает.
Я ставлю эти минусы напротив тех пунктов, которые наиболее милы нынешней власти. Это значит, что борьба за советское возрождение продолжается. Ее исход зависит от нас.
Александр Вдовин, доктор исторических наук, профессор МГУ
1. Надо распрощаться с политическим радикализмом, верхом которого является идея о необходимости мировой революции. По В.И. Ленину, большевики пошли на захват власти в России «исключительно в расчете на мировую революцию». Расчет погубил Россию в 1917 г. Если перестраивать жизненные основы, надо держаться И.В. Сталина и «строить социализм», иначе говоря — лучшее будущее, в «одной стране». Народы мира на конкретном примере убедятся, подойдет ли им построенное в этой стране как образец для подражания.
2. Надо распрощаться с идеей строительства и развития СССР и России как союза национальных республик без русской республики с правом их выхода из созданного государства (разработчики плана — В.И. Ленин и Л.Б. Каменев). Идея реализовывалась исключительно в расчете на превращение СССР в ВСССР (Всемирный СССР) и таила семена распада на протяжении всей его истории. Семена проросли в 1991 г.
3. Надо распрощаться с односторонней трактовкой интернационализма как альтернативы национализму, т.е. надо реабилитировать национализм.
Согласно Ленину, пролетарский интернационализм требует: 1) подчинения интересов пролетарской борьбы в одной стране интересам этой борьбы
во всемирном масштабе; 2) способности и готовности со стороны нации, осуществляющей победу над буржуазией, идти на величайшие национальные жертвы ради свержения международного капитала.
Трактовка интернационализма в духе равноправия и дружбы народов не принималась, поскольку якобы соответствовала мелкобуржуазным представлениям об этом феномене. «Мелкобуржуазный национализм, — писал Ленин, — объявляет интернационализмом признание равноправия наций и только, сохраняя... неприкосновенным национальный эгоизм».
Подлинный интернационализм — враг национальной культуры. Интернационалист, по Ленину, обязан считать националистическими мещанами всех, кто защищает лозунг национальной культуры, и должен следовать императиву: «Не "национальная культура" написано на нашем знамени, а интернациональная (международная), сливающая все нации в высшем социалистическом единстве».
Можно утверждать, что русскому человеку и всему российскому обществу на протяжении всего ХХ века в идейном плане постоянно предлагался выбор жизненных ориентиров — национализм (приверженность ценностям и интересам нации) и космополитизм, интернационализм в его социалистическом варианте. Главный выбор нашего времени заключается также в выборе между национализмом и космополитизмом в их исконных значениях. Выбирать надо национализм, хотя бы в сталинской трактовке кануна Великой Отечественной войны.
В мае 1941 г. Сталин пришел к выводу: «Нужно развивать идеи сочетания здорового, правильно понятого национализма с пролетарским интернационализмом. Пролетарский интернационализм должен опираться на этот национализм. Между правильно понятым национализмом и пролетарским интернационализмом нет и не может
быть противоречия. Безродный космополитизм, отрицающий национальные чувства, идею родины, не имеет ничего общего с пролетарским интернационализмом. Этот космополитизм подготовляет почву для вербовки разведчиков, агентов врага».
На наш взгляд, «правильно понятый национализм» нисколько не противоречит современным научным представлениям об этом феномене. Однако в мае 1941 г. времени для масштабной публичной разъяснительной работы и соответствующей перестройки пропаганды в СССР уже не оставалось. Трудности создавала необходимость слишком явного разрыва с Лениным, утверждавшим в своё время: «Марксизм непримирим с национализмом, будь он самый "справедливый", "чистенький", тонкий и цивилизованный». Останавливал и страх перед возможными обвинениями Сталина со стороны партийных ортодоксов в переходе в национальном вопросе на гитлеровскую точку зрения, ставящую нацию и национальную идею в центр своей идеологии и политики.
Поражения СССР на первых этапах войны с Германией вызваны многими причинами, в том числе и теми, что были связаны с изначально ошибочными установками национальной политики, обусловившими пороки в национально-государственном устройстве СССР, в отношении к дореволюционной отечественной истории и роли русского народа в межнациональных отношениях. Корректировка идейных основ национальной политики, начавшаяся в конце 1924 г. и особенно заметная с середины 1930-х гг., не позволила до конца преодолеть все эти изъяны.
Антирусская линия, возобладавшая в СССР после смерти Ленина в сфере просвещения и культуры и имевшая таких влиятельнейших проводников как Л.Д. Троцкий, Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев, Н.И. Бухарин, М.Н. Покровский, Е.М. Ярославский, нанесла
огромный вред советскому обществу. Сталин прервал антирусскую линию, за что был обвинен Троцким в национал-социализме. Однако процесс консолидации народов СССР в единый советский народ на русофобской основе (Сталин не сумел ее устранить) оказался далеко не законченным.
После смерти Сталина советским властям не удалось совместить политику десталинизации страны с планомерной работой по дальнейшему укреплению патриотизма и здорового национализма. Здоровый национализм сегодня нужен всем как воздух.
Марк Любомудров, профессор, вице-президент Международного фонда славянской письменности и культуры
Из наследия эпохи большевистской диктатуры (после 1917 г.) — взять:
1. Решения Поместного собора Русской Православной Церкви 1917— 1918 гг.
2. Воззвания патриарха Тихона к народу с обличениями большевистской банды.
3. Конституционно закрепленное положение о том, что «земля, ее недра, воды, леса. Заводы, фабрики, шахты, рудники, железнодорожный, водный и воздушный транспорт, банки, средства связи. и др.» «являются государственной собственностью, то есть достоянием народа» (ст. 6 Конституции 1952 г.).
4. Политику укрепления армии, ВПК, обороноспособности страны в целом.
5. Государственную поддержку учреждений науки, культуры, искусства, спорта, творческих союзов и организаций и т.п.
6. Социально-бытовое законодательство, которое народу удалось отстоять в борьбе с большевистским режимом: относительно дешевые транспорт, оплата ЖКХ, продовольствие, путевки в места отдыха и пр.
7. Бесплатное здравоохранение и образование
8. Система социальной защиты, пенсий, привязанных к стажу и зарплате.
9. Выравнивание доходов разных категорий населения.
10. Графу «национальность» в паспортах.
11. Регламент «прописки» в отдельных городах, которым угрожает перенаселенность. Меры по ограничению роста крупных городов с учетом улучшения качества жизни населения.
Надо решительно распрощаться:
1. С мифологизацией антирусской и богоборческой власти, начиная с богомерзких палачей русского народа Ленина-Троцкого-Сталина и кончая Горбачевым-Ельциным, их выкормышами и всей холуйской дворней.
2. С политикой русофобии и геноцида русского народа.
3. С дискриминацией — политической, экономической, культурной — русского народа. С донорством за его счет — для приоритетного развития инородческих республик.
4. С любыми формами подавления русского национального самосознания (пресловутый совдеповский «интернационализм»).
5. С бесконтрольностью и безответственностью перед народом центральной власти.
6. С политикой раскрестьянивания страны и беспощадной эксплуатации остатков сельского населения.
7. С политикой политического террора, порождавшей страх, подозрительность, атмосферу лжи, насилия. С практикой тотальной слежки и доносительства.
8. С псевдонаучной идеологией «марксизма-ленинизма» и сопутствующими ей человеконенавистническими установками «классовой борьбы», «диктатуры пролетариата» и т.п.
9. С установками (хотя бы и потенциальными) на расчленение России. В частности, образование СССР (1922) — один из этапов такого расчленения (право республикам свободного выхода из Союза). С заменой территориального деле-
упрощённо, есть два советских принципа, соблюдение которых необходимо, чтобы обеспечить элементарное выживание российской государственности в XXI веке: принцип социального государства и принцип модерни-зационного рывка, т.е. концентрация ресурсов на продолжение курса модернизации, который стал возможен благодаря разрыву с капиталистической мир-системой. Если бы разрыв с капиталистической мир-системой не состоялся, совершено неочевидно, что возникло бы нечто аналогичное советской сверхдержаве. Хотя сейчас речь идёт не о сверхдержаве, да и не о державе вообще, а о выживании российского государства в качестве современной, модернизированной, индустриальной страны, что совершенно не гарантировано на данный момент.
ния страны на национально-этническое, что породило сепаратизм.
10. С уничтожением и оклеветанием Великого исторического, политического и духовного наследия русского народа, прежде всего славянофильского направления
11. С искусственно занижаемой оплатой труда, особенно труда крестьянского.
12. С практикой подбора политических кадров по критериям серости, безнациональности, беспринципности и лакейских способностей.
Борис Кагарлицкий, директор Института глобализации и социальных движений
Во-первых, надо понять, что это за новая Россия, чья Россия, в чьих интересах и так далее... Но в целом у меня есть впечатление, что все сейчас претендуют на какую-то долю наследия СССР, причём, как правило, не на самую лучшую. Если взять официальный дискурс, то в основном он апеллирует к имперской, милитаристской, иногда к консервативной части советской традиции, при этом полностью игнорируя социальное содержание. Даже не просто социальное содержание в смысле наличия социальных гарантий — об этом все говорят, но забывается, что это имело классовый смысл, была некая идеологическая целостность, которая имела связь с идеологией Просвещения и восходила к системе ценностей эпохи Французской революции. Если условно, то СССР — это проекция Просвещения, высшее на данный момент воплощение этих идей. Именно эту прогрессистско-просветительскую часть советского наследия стараются затолкать куда-нибудь под подушку, спрятать.
Что же касается новой России, то вопрос не может решаться механически. В зависимости от того, кто будет побеждать, как будут развиваться социально-политические события, будет и разная акцентировка, но условно,
Наталия Холмогорова, директор Правозащитного центра «РОД»
Мой ответ будет развернутым, поскольку сама формулировка вопроса, на мой взгляд, несколько суживает и «обмеляет» проблему.
Любое суждение о государстве или общественном строе, хотя бы чуть-чуть возвышающееся над уровнем обывательского «мне нра / мне не нра», должно оценивать свой предмет по нескольким параметрам. Таких параметров я бы выделила пять:
1. «Политическое»: политическая система, форма правления, государственное устройство, наличие и объем прав и свобод, равноправие или неравноправие граждан, законодательство, судебная система, работа государственных институтов и (особенно!) правоохранительных и судебных органов, степень доверия граждан к ним и т.д. (Этот блок четко распадается на два: «свободы» и «порядок».)
2. «Социально-экономическое»: эко номическая формация, законы, связанные с трудом, производством и торговлей, принципы налогообложения, наличие богатых и бедных и
степень разрыва между ними, общий уровень жизни, наличие и объем социальных гарантий, экономическое развитие или стагнация общества и т.д.
3. «Национальное»: взаимоотношения государства и государствообра-зующего народа, восприятие народом государства и себя в нем, взаимодействие с национальными меньшинствами, принципы решения межнациональных конфликтов, и т.д.
4. «Смысловое»: ответы на вопросы: зачем существует это государство / общественный строй? Каковы его отличительные особенности? Чем оно лучше (или хуже) соседних государств? Почему граждане должны проявлять к нему лояльность? Какова его историческая судьба? Где важнейшие точки его истории, в чем его успехи, в чем провалы? Существует ли у него какая-либо глобальная задача (в масштабах региона, континента, человечества) и какова она?
5. «Внешнеполитическое»: какое место занимает это государство среди других? Как строит свои отношения с соседями? Как «выглядит», на что претендует, к чему стремится во внешнеполитических отношениях? Как изменяется его положение в мире с течением времени?
Гармоничным общественным строем можно назвать такой, который уделяет внимание всем пяти областям — и в каждой из них предлагает ответы и решения, соответствующие (или хотя бы не слишком сильно противоречащие) представлениям и пожеланиям народа.
Ни оценка какого-либо режима, ни ответ на вопрос о том, что из него хотелось бы сохранить/вернуть, не будут полными, если не пройтись последовательно по всем пунктам.
Что мы видим, вспоминая зрелый СССР? (Я говорю о периоде «застоя», поскольку именно СССР этого периода входит в непосредственный опыт нашего поколения — и является ближайшим прошлым, «опытом отцов», для поколения следующего. Предше-
ствующие эпохи уже полностью принадлежат истории.)
1) -/+. Авторитарное общество, права и свободы граждан сильно ограничены; однако в области «порядка» достигнуты немалые успехи. По контрасту с последующим, эпоха СССР вспоминается как утомительно скучная, предсказуемая — и ОЧЕНЬ безопасная.
2) +. Создано сильное социальное государство, в котором практически отсутствуют нищета, безработица, страх перед завтрашним днем. Социальная инфраструктура хорошо развита и выходит далеко за пределы «предметов первой необходимости»; даже низкооплачиваемые слои населения обладают большими возможностями, связанными в первую очередь с бесплатным и очень качественным образованием.
3) -. СССР был государством не просто ненациональным, но антинациональным. Национальное самосознание и национальные чувства коммунистическая идеология считает злом и стремится искоренить. Официальная цель советского строя — создание новой идентичности «советского человека», перекрывающей и вытесняющей национальные идентичности. На практике это часто оборачивалось политикой позитивной дискриминации национальных меньшинств за счет русских. А создание квазигосударственности национальных меньшинств оказалось настоящей бомбой, заложенной под само существование Советского Союза, — и 70 лет спустя эта бомба взорвалась.
4) +/-. Советская идеология предлагала гражданам грандиозную «мессианскую» картину мира, в которой Советский Союз был форпостом будущего в настоящем, первой ласточкой совершенно нового общественного устройства и новой счастливой жизни. Русский народ в этой картине мира — героический народ-первопроходец, живой пример для окружающих, который ведет другие народы СССР и всей
земли за собой в дивный новый мир. Картина привлекательная, для госу-дарствообразующего народа весьма лестная — однако к 70-м годам она заметно поблекла (если не протухла), и слишком очевидно сделалось ее расхождение с реальностью.
5) +. Советский Союз был держа -вой мирового уровня, вел независимую внешнюю политику, мог быть и мощным союзником, и грозным противником. Современные националисты часто говорят о том, что его цели на внешнеполитической арене, если сопоставлять их с национальными интересами русских, были бессмысленны или даже вредны. Что ж, как мы уже отметили, русским национальным государством СССР действительно не был. Однако важно, что у него было достаточно сил и политической воли, чтобы вести свою игру и преследовать свои цели на мировом уровне.
Теперь посмотрим, что произошло со всеми этими параметрами после крушения СССР.
1. Авторитарное общество сменилось квазидемократическим — но очень ненадолго. Расстрел «Белого дома» покончил с политической демократией; а права и свободы граждан (которым чуть раньше придавалось сверхценное значение — считалось, что ради их достижения можно пожертвовать всем остальным) при Путине начали стремительно «схлопываться». Что же касается «порядка» — он рухнул сразу и бесповоротно.
2. Социальное благополучие народа и экономическое развитие страны ухнули в бездонную пропасть.
3. Национальная политика сделалась еще хуже. Казалось бы, возможно ли такое? Путин доказал: возможно! Концепция «многонациональности», с квазигосударственными республиками нацменьшинств и позитивной дискриминацией, полностью перешла из СССР в РФ. Русский народ утратил даже те слабые следы государственности, какие были у него в РСФСР.
Прежняя политика, в обращении с нацменьшинствами сочетавшая пряник и кнут, сменилась неразборчивой раздачей пряников, потаканием и подкупом полубандитских этнических группировок. А вместо идентичности «советского человека», имевшей определенный смысл и содержание, нам теперь навязывают уже абсолютно бессмысленную, мертворожденную идентичность «россиянина».
4. Советская система смыслов, подгнившая, но еще стоявшая, была не просто обрушена, но торжественно втоптана в грязь — и заменена «антисмыслом». Если советские идеологи в свое время, разрушив идеологию и мифологию Российской Империи, тут же заменили ее новой идеологией и мифологией, куда более патетической и цветастой, — антисоветчики, разрушив советский миф, оставили на его месте гнойную рану. Все советские плюсы в оценках сменились на минусы, но новых плюсов не появилось. Вся история России превратилась в сплошную цепь ужасов, злоключений и неудач. Доктрина «русские — героический народ, живой пример и учитель для окружающих» сменилась почти официальной доктриной «русские — народ-мутант, несчастный уродец, живой пример того, как жить не надо». Результатом стала аномия (утрата социальных ориентиров), массовая деморализация, широкое распространение среди русских ненависти и презрения к собственной идентичности. Именно это в значительной степени стало причиной беззащитности русских перед социальными и этническими угрозами 90-х и 2000-х годов.
5. Из мировой державы Россия превратилась в страну третьего мира. Вопрос об интересах русского народа на международной арене закрыт за неактуальностью: «Где ты ничего не можешь, там не должен ничего хотеть».
Из этого понятно, от какого наследия СССР нужно отказаться, а какое стоит сохранить или вернуть.
— Необходимо отказаться от национальной политики, унаследованной Российской Федерацией от СССР. От идеологии интернационализма / «толерантности», от уродливой «асимметричной федерации», от квазигосударственных национальных анклавов на территории РФ, от открытых границ со среднеазиатскими странами и бесконтрольной миграции, от политики закармливания нацменов деньгами и привилегиями за счет русских. Россия должна определить себя как русское государство, существующее, в первую очередь, в интересах государствообра-зующего народа.
— Необходимо отказаться от авторитаризма — порока, который уже стал причиной (или, по крайней мере, весомым поводом) падения советской власти и вполне может стать причиной падения власти нынешней.
— Необходимо вернуть и приумножить уровень благосостояния, характерный для СССР середины 80-х годов. Не предлагаю возвращать его теми же методами. Это просто невозможно — два раза в одну реку не войдешь. Однако нельзя закрывать глаза на то, что сильное социальное государство для большинства современных русских является важной позитивной ценностью. Ностальгия по СССР процентов на 80 связана именно с утратой социальных благ и острым ощущением этой потери. Для любого «антисоветчика», мне кажется, должно быть делом чести не просто вернуть, но и превзойти то, что было сделано в СССР в этом направлении.
Четвертый и пятый блоки необходимо сохранить, так сказать, структурно, наполнив новым содержанием.
— Необходимо создать новую систему смыслов, представляющую русский народ, его историю, формы его существования в прошлом и настоящем в позитивном ключе — так, чтобы осознание своей национальной идентичности стало для русских ресурсом, а не предметом скорби и стыда.
— Необходимо вернуть России положение сильного независимого государства, ведущего самостоятельную и осмысленную внешнюю политику в интересах русского народа. Или, по крайней мере, достичь такого внешнеполитического положения, которое не будет восприниматься самими русскими как «унизительное», как состояние тягостной неудачи.
Конкретные пути решения этих задач, предложенные СССР, для национального государства, очевидно, не годятся. Однако сама необходимость обращать внимание на эти задачи и как-то их решать не подлежит сомнению. За ними стоят естественные человеческие потребности, важные как для отдельной личности, так и для человеческих сообществ, — потребность в признании, уважении, в ощущении своей компетентности и силы, в позитивной самооценке, в экзистенциальной полноте жизни. Нынешние националисты иногда пытаются отрицать сами эти потребности, объявлять их «навязанными» и ложными — на мой взгляд, это глубоко ошибочный путь.
Есть и еще один важный поворот этой темы. СССР отошел в прошлое, сделался частью нашей истории (причем частью еще «живой», входящей в наш непосредственный опыт) — и, как таковой, стал элементом представлений русского народа о себе. Воспоминания о СССР и его оценки прямо влияют на самосознание и самооценку русских. Значительное число русских связывают себя с СССР не потому, что питают идейные симпатии к коммунизму или многонационально-сти, а просто потому, что в этой стране они родились, в этой стране прошло их детство и, возможно, молодость, прошла жизнь их родителей и дедов. Гибель этой страны стала для них потрясением, запомнившимся на всю жизнь. Советские реалии — это то, что сформировало их личность, от чего невозможно отказаться, не отказавшись от самих себя. Они воспринимают со-
ветское прошлое как неоднозначную, возможно, трагическую, но органическую часть своей личной истории и/ или истории своих предков.
Этот отпечаток в душах людей — и есть то наследие СССР, который мы продолжаем нести с собой, хотим ли этого или не хотим. Его можно переосмыслять, но вряд ли возможно от него избавиться. И точно ли нужно избавляться?
Но здесь все зависит от того, как относятся к русским русские националисты — видят ли в них людей, равных себе и заслуживающих уважения, или «человеческий материал», который необходимо перекроить и переделать сообразно своим идеалам. И это уже совсем другая тема.
Максим Брусиловский, публицист
СССР замышлялся его отцами-основателями как принципиально антитрадиционная конструкция, имеющая, однако, чёткую внутреннюю логику. Отрицающая как веками сложившуюся российскую государственность («Империя — тюрьма народов» — не уставали вдалбливать со школы), так и роль русского народа как государство-, т.е. империообразующего. И на протяжении всей её истории советскую систему так никому и не удалось от этой логики увести. Никакие «евреи-большевики», «сталинисты» и сам «отец народов», деятели «хрущёвской оттепели» и «брежневского застоя» так и не смогли внести в эту логику принципиальных изменений. Никакие временные и локальные отступления от «генеральной линии» не стали мейнстримом. Ленинский «отход от социализма в виде НЭПа» закончился сталинским разгромом предпринимателей, сталинское вынужденное «возрождение патриаршества» сменилось хрущёвскими гонениями на церковь, брежневские старческие послабления продолжились андроповскими облавами в магазинах и расстрелами хозяйственников. Никто, включая пра-
вителей, не смог произвести хотя бы слегка значимых перемен.
Таким образом, вопрос о сохранении какого-либо советского наследия или отказа от него мне представляется сугубо теоретическим и не имеющим практического применения. Если, конечно, речь идёт не о формальном декоре — будь то кремлёвские рубинового стекла звёзды и соцреализм в искусстве или же истерическое почитание «Великой Отечественной войны» в лучших традициях застойного агитпропа.
СССР — это овеществлённая идеология, наивысшая форма фукидидов-ской истории как философии в примерах, застывшее в камне высоток политическое учение прошлого века, страшная сказка, рассказанная человечеству на ночь.
Ничто из этого повторить нельзя. Целое здесь не распадается на детали, годные к употреблению в новых агрегатах. Некогда живая и сильная система умерла, иссохла, как иссыхает закончившее свой век (или, если угодно, срубленное) гигантское растение. Его можно было сжечь и согреться, но его оставили тихо гнить. Запах стоит соответствующий, хотя кому-то и он сладок.
Единственное, что сейчас осталось от СССР, — это «люди прошлого». Мертвецы, хватающие живых. Кто-то из них лежит в грязи, сотрясая воздух стенаниями о былой силе и проклятиями нынешней слабости. Иные, успевшие вовремя ухватить кусок некогда «общенародного добра», выбились «в князи», сохранив при этом комиссарские гены и пытаясь передать их потомкам. Вот от такого наследия хотелось бы отделаться окончательно.
При этом некоторая часть «завоеваний социализма», за возврат или сохранение которых так бьются отдельные энтузиасты, де-факто не имеет к СССР прямого отношения. В бесплатном образовании и здравоохранении нет ничего специфически советского.
Это нормальная часть современного европейского общества (причём там всё это куда более высокого уровня, нежели при соввласти). Раздача социального жилья малоимущим тоже осуществляется. Социальные блага вполне можно культивировать безо всякой оглядки на советское прошлое, а скорее как приобщение к европейским ценностям, о которых в последнее время идёт столько дискуссий.
Тех же, кто, глядя на современную жалкую Эрэфию, продолжает ностальгировать по отсутствующему «большому стилю», можно успокоить — у нас ещё будет много интересного. Текущее безвременье пройдёт. Нам предстоит или раствориться в небытии, очистив пространство и время от своего присутствия, и застать «минуты роковые» окончательного падения некогда великой державы. Или вновь хватит сил выжить, отстроиться и устроить очередные «русские сезоны» во всемирном масштабе.
Но оглядываться назад не стоит в любом случае.
Сергей Шаргунов, писатель
Ностальгия по Союзу — это ностальгия по сильной стране, сверхдержаве, с которой трепетно считаются во всем мире, которая имеет первоклассную науку, строит по городу в год, контролирует полмира, всюду худо-бедно проповедуя (пускай и не всегда выполнимую и часто уродливо реализуемую) идеологию братства и нестяжательства. Это ностальгия по осмысленности жизни.
Можно справедливо упрекать советское правительство, что слишком много сил и средств тратилось на чужие земли и племена, да и в самом СССР жителям Центральной России не уделялось должного внимания в то время, как жители Средней Азии плодились и размножались. Однако слово «рус_ ский» звучало тогда так громко и се-
20 рьезно, как сейчас и не снилось, русский язык и русская культура домини-
ровали во всех союзных республиках, а материальное и моральное состояние русских и всех жителей 1/6 суши было несоизмеримо лучше нынешнего.
Я не люблю презрительное слово «совок», хотя вырос в антисоветской среде и единственный в школе не вступал в октябрята и не повязывал пионерский галстук. Уже в начале девяностых мне стало понятно хрестоматийное: «советский-антисоветский — одно и то же». Рьяное неприятие всего советского периода отдает мелкотравчатой болезненностью и смотрится жалко.
На самом деле чудесные черты советских людей — продолжение их недостатков, и наоборот.
Наив, инфантилизм, прекраснодушие, панибратство. «Совки», как слепые котята, полетели в холодную воду. Теперь люди другие, но все-таки та светлая детскость, которая есть не столько в советских, сколько в наших родных людях, сохраняется.
Есть такие бытовые заморочки, из-за которых в сердцах ругаешься: «Совок!». С кем не бывает, правда? Очередь в магазине, тормознутость в отеле на ресепшене, дикость официантки, и слетает раздраженное: «Совок!». Да, бытовой «совок» — это заветренная хамоватость продавщиц, официанток, проводниц, теток в каких-то учреждениях. Почему-то с этой стороной «совка» ассоциируются именно дамы. Может быть, чтобы быстрее оттаять и тепло улыбнуться: какие милые, какие естественные и привольные. Внутренне свободные. Как Клавдия Шоша в романе Томаса Манна «Волшебная гора».
А еще у совка было два глаза. Я так и говорю: двухглазый совок. Один глаз — солидарности и социальности — выколот. Подслеповатым был, но все же был. Другой — политического контроля — промывают, чтоб шарил по стране. То есть нынешняя система во многом берет из прошлого худшее, конечно, с поправкой на эпоху. Только собственность элита научилась кон-
тролировать в отличие от дедушек из Политбюро.
Поэтому прямо отвечая на вопрос: что брать из прошлого — скажу так: брать социальную защиту и сильную державу. От чего отказываться — от репрессивности, фальши и маразма. От того циничного двоемыслия, которое переполняло комсомольцев 70-х, впоследствии раздербанивших «народное достояние». Однако, возвращаясь к социалке, в те же 70-е в обычные русские деревни стали завозить рояли в школы, а сейчас эти сгнившие рояли можно обнаружить в развалинах среди лесов. А еще в лесах блестят змеями остатки узкоколеек, которые прокладывали к торфяным разработкам.
Иван Есаулов, доктор филологических наук
Что «взять»? Ответ у меня короткий: ничего. За тем исключением, о котором скажу в конце. Или всё сделать для того, чтобы из этого советского наследия вычленить и затем обезвредить его русофобский вирус. Или минимизировать его вредоносность, по крайней мере. Не знаю, что понимается под «новой Россией», однако если речь идет об огрызке, оставшемся именно от СССР, то это никакая не «Россия», а ухудшенная «РСФСР», «РФия». С какой стати мне-то принимать боль-шевицкие границы, оскорбительные для русского народа и нелегитимные, да еще считать это «Россией»? Потому что так обозвали этот кусок советские коммунисты, которых я не уважал ни в брежневские годы, ни в более позднее время? Или потому, что это удобно нынешним их наследникам? Ну вот пусть они это так и называют. Но не я.
С какого перепуга для меня, русского человека, поколения и поколения предков которого глубоко укоренены в русской истории, Киев, Минск, Донецк, Одесса, Харьков, Витебск, Верный, Семипалатинск, Могилев, Витебск вдруг менее значимы, менее «мои», чем, например, Назрань или
Гудермес? Киев, что ли, менее «Россия», чем Назрань? Только оттого, что когда-то в так называемой «гражданской» войне национальную Россию одолел международный Интернационал — и затем, как итог «победы», сначала слой за слоем уничтожал русскую элиту, а потом победители стали откалывать от исторических русских земель огромные куски, вроде Казахстана или Крыма? Пусть политики, если они, конечно, есть в РФ, занимаются тем, что они считают «политикой», но я, как частный человек, никогда не жил по большевицким лекалам, а уж теперь тем более не собираюсь по ним жить.
Для большинства читателей, возможно, такая позиция и отдает каким-то радикализмом, но для меня СССР — это не просто НЕ Россия, это АНТИ-Россия, особое интернациональное идеологическое образование, в самом генетическом коде которого изначально был заложен русофобский вирус. Этот вирус мог свирепствовать, как в первые двадцать лет так называемой «советской» власти (в кавычках первое слово у меня потому, что оно звучало словно в издевку: кто и когда здесь «советовался» с людьми?), мог переходить в особо блевотный вялотекущий режим, но он никогда не исчезал и не мог исчезнуть. Поэтому все советские десятилетия для меня — со всеми их «победами» — это история поэтапной русской Катастрофы, закономерно завершившаяся разрушением моей страны. Первая же серьезная попытка обезвредить эту заложенную русофобами-«интернационалистами» бомбу обернулась взрывом и уничтожением уже тела того, что было когда-то Россией. Душу-то пытались убить значительно раньше, взрывая православные храмы, вытряхивая из усыпальниц мощи русских святых, а потом там же «организуя» либо дома для умалишенных, либо общественные уборные.
Вся эта отвратная номенклатурная постсоветская рать (и власть, и боль-
22
шевизанствующая диссидентура) — в отличие от культурных элит не только восточноевропейских стран, но и некоторых азиатских сатрапий, которые восстанавливали национальную историю, даже и погруженную зачастую в область этнических мифов, — более всего боялась, что на самом большом куске Совдепии вдруг каким-то чудом воскреснет убитая их дедушками и бабушками историческая Россия. Потому-то такое негодование у них вызывает и гипотетическая возможность усиления значимости Русской Православной Церкви: ведь ее каноническая территория не ограничивается искусственными большевицкими границами. По этой причине нынешние весьма еще робкие шаги по усилению влияния Церкви воспринимаются этими людьми буквально панически. И действительно, если Русская Церковь обретет тот вес в обществе, который эти ребята ей сейчас вполне мошеннически приписывают, то зачем тогда их дедушки и бабушки, будучи террористами, «революцию делали» и «жертвами пали», взрывая русских губернаторов и убивая лучших представителей государства Российского? Чтобы на ненавистные луковки православных церквей теперь смотреть, что ли? Те самые, которые еще их предкам «черный глаз слепили»? А советские номенклатурные «династии», которые заместили уничтоженную ими русскую элиту, они все на месте, никуда не делись. В Москве это очень хорошо ощутимо.
Конечно же, мы вынуждены жить и работать в институциях, оставшихся от СССР. Я совершенно не собираюсь утверждать, что они были вовсе бессмысленны. В конце концов, жизнь есть жизнь. Разве всё, что происходило, скажем, в Третьем рейхе, исключительно плохо? А немецкие автобаны, например? А советский космос? Но кто сказал, в нашем случае, что не случись уничтожения исторической России, и то, чем мы привыкли гордиться, не было бы гораздо лучше, уж не гово-
ря уже о совершенно нечеловеческой «цене» многих из этих «достижений»? Россию убили на самом ее взлёте. Не было никаких внутренних предпосылок, вопреки идеологически обусловленным выкладкам советских историков, что тот бурный экономический, культурный и образовательный взлет, который мы наблюдаем в последние двадцать лет существования Российской империи, вдруг почему-то сменился бы спадом.
Сейчас же даже те из институций, которые как будто имеют какую-то преемственность с исторической Россией, на самом деле обрублены все тем же красным топором от своих досоветских аналогов. Впрочем, на уровне звучания слов эту разницу можно порой очень наглядно почувствовать. Например, то, что раньше русские образованные люди называли попросту «Московским университетом» именуется ныне вот так: ФГБОУВПО «МГУ им. М.В. Ломоносова». Ласкает русское ухо, не правда ли? Теперь раскроем аббревиатуру: Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова». Самое главное при этом заключено почему-то в кавычки. Как будто это случайная кличка. На каком это языке? На постсоветском? Нет, это просто все тот же самый советский жаргон русского языка. Ну, может быть, в его «революционном развитии». Мы живем, окруженные чудовищной советской топонимикой, именами террористов, убийц и насильников, с тысячами и тысячами «лениных» и «марксов», куда только ни посмотришь, в какой двор ни зайдешь, как далеко от Москвы ни уедешь. И обратите внимание: наша власть, холодно-равнодушная к судьбам русских людей за границами РФии, необыкновенно трепетна, когда речь идет о советских истуканах. В том числе и за этими границами. Значит,
это — и только это! — на самом деле их «славная история».
Говорят, сейчас в обществе — и среди молодых людей — явная ностальгия по СССР. Послушайте, если пронырливая шайка все тех же самых потомственных номенклатурных проходимцев, вроде команды коллективных гайдаров, нагло ограбив вас и забрав даже ту малость, что удалось приберечь «на черный день», без конца крутит при этом советскую пропагандную продукцию, все эти мосфильмовские и ленфильмовские «шедевры», то что вы хотели получить в итоге подобного промывания мозгов? Как вы думаете, если бы в побежденной Германии без конца крутили нацистские фильмы, то какие бы настроения были в тамошнем обществе среди молодежи, которая, конечно, не может помнить реального нацистского прошлого? Я думаю, такие: нацистская пропаганда — это и есть реальность! Как же хорошо тогда было!
Для нас до сих почему-то советские герои 1941-го куда дороже русских героев 1914-го. Где памятники русским героям? Почему для меня, как для русского человека и русского патриота, эта вторая война должна быть более священна, чем первая? Только потому, что предки нынешней постсоветской номенклатуры были предателями моей страны, воткнувшими ей нож в спину, изменниками родины, подбивая русских солдат дезертировать с полей сражений и обращать оружие против своих же граждан? Именно они лишили Россию плодов несомненной победы в Первой мировой. Победа была абсолютно неизбежной (просто с участием России Германия была бы добита значительно быстрее), поэтому-то большевики так и торопились. И эти люди еще с негодованием говорят о «предательстве ген. Власова», эти изменники России! Нет, они могут говорить, конечно, всё что угодно, у нас, как говорят, свободная страна, но я-то здесь при чем? Для меня русская исто-
рия ровно так же не ограничивается ее советскими десятилетиями, как и моя Россия даже и просто географически вовсе не совпадает со всеми теми же границами РФ.
Есть ли чем гордиться в советские годы? Еще бы! Но кто-то «гордится» именами советских палачей, а я горжусь русскими новомучениками, святыми нашей Церкви, убиенными этими палачами. Вот их, героев русского Сопротивления коммунизму, нужно взять в эту новую Россию (когда она, конечно, будет).
Елена Галкина, доктор исторических наук
В конституцию новой России необходимо включить главу 7 Конституции СССР 1977 г. в части прав и свобод граждан, очистив её от упоминаний о строительстве коммунизма, социалистической собственности и интернациональном долге, и взять со стороны государства обязательства исполнить её, начиная с права на труд, отдых и жильё и завершая уважением личности гражданина со стороны государственных органов. Величие Советского Союза заключалось прежде всего в открытии десяткам миллионов людей возможности хотя бы частично реализовать свои способности во благо общества. Научно-технические прорывы СССР, да и многое другое, были плодами интеллекта в основном детей рабочих и крестьян (что признавали и аналитики ЦРУ). Чем больше людей подключаются к творческому труду, чем более справедлива система отбора и чем меньше социальное положение гражданина зависит от ступени, которую занимали его родители, тем прогрессивнее и гармоничнее общество в целом. Именно с развитием возможностей для самореализации связан феномен социального спокойствия, относительно низкого уровня преступности и очень скромной, в сравнении с современной Россией, численности сотруд- 23 ников МВД.
24
Четыре главных порока Советского Союза, которые свели его в могилу (и повторять их смертельно опасно): вождизм, тоталитаризм, отсутствие демократии и отношение к человеку как к винтику системы. Эти явления связаны между собой, восходят к периоду становления советской власти и противоречат идее социализма как таковой. Но «снять» их изнутри системы оказалось невозможным.
Главной декларацией СССР было строительство общества равных возможностей, общества, где нет отверженных. Даже поражение в правах «лишенцев» несло в себе этот смысл — без помощи положительной дискриминации дети крестьян и пролетариев не могли конкурировать с отпрысками дворянских родов.
Но проблема в том, что с 1950-х гг., когда начала оформляться новая потомственная элита, количество отверженных вновь, впервые за советскую эпоху, стало возрастать, а двери социальных лифтов — захлопываться. Появились целые страты людей, которым с рождения суждено было умереть отбросом общества в доме инвалидов или тюрьме. Юридическое освобождение крестьян (выдача паспортов на тех же основаниях, что и в городе) произошло слишком поздно, когда село однозначно воспринималось как место для людей низшего сорта. В то же время национальные и региональные неравенства, что сохранились со времён становления Советского Союза, только усугублялись. Этнополитическое неравенство, дискриминация русских в СССР последних десятилетий его существования являлись секретом Полишинеля и весьма болезненно воспринимались социально-активной частью государствообразующего народа Советского Союза. Новое население русских городов, стремясь избавиться от кошмара колхозов — перевёрнутых общин, стремительно атомизиро-валось, проникаясь инфантилизмом и постиндустриальным скепсисом.
Илья Кормильцев, поэт с уникальной исторической интуицией, в 1986 г. писал о стране, где «сброшены орлы ради бройлерных куриц». Это действительно была одна из причин краха Советского государства. Рафинированное общество потребления, пронизанное сверху донизу синдромом «несуна», было совершенно не похоже на тот социализм, о котором писали классики. Люди с потенциалом революционных романтиков совершенно не хотели воевать и умирать за социум, знамёнами которого уже к концу 70-х стали американские джинсы, а чуть позже к ним прибавились сто сортов колбасы. Было такое ощущение, что, напади на поздний СССР какая-нибудь Америка, армия бы сдавалась батальонами и бежала в супермаркеты. Основной критерий социализма — критерий творческой самореализации каждого человека во благо общества — был забыт.
Внутреннее противоречие советской социальной модели состояло в том, что создать её на месте доиндустриальной, полуфеодальной Российской империи можно было только авторитарными методами, а сохранить и развивать — исключительно в рамках демократической политической системы. Только она может дать гарантию социальной мобильности. Вожди и начальники в этом совершено не заинтересованы.
Александр Храмов, публицист, координатор Русского гражданского союза
Из наследия СССР я бы в новую Россию не взял ничего. Поясню свою мысль. Воспоминания о системе бесплатного образования, об относительно качественном медицинском обслуживании, о низком уровне преступности заставляют многих относиться к советскому прошлому с ностальгией. Но в этом нет ничего специфически советского. Если мы посмотрим на показатели средней продолжительности жизни, младенческой смертности и заболеваемости, то здра-
воохранение в ФРГ и других западных странах во второй половине XX века, не говоря уже о более раннем периоде, ничем принципиально не уступало СССР. Это же касается и образования. Американцы отправили человека в космос безо всякого коммунизма. Да и для борьбы с преступностью советский строй не требуется.
Всё, что хорошего имелось в СССР, можно было бы реализовать и в нормальном европейском государстве, если бы оно было построено после Февральской революции 1917 года. Что, без большевиков не удалось бы добиться всеобщей грамотности, а «электрификация всей страны» не началась бы без Ленина? Советское правительство решало элементарные модернизационные задачи, которые могла бы решить и обычная власть. Проблема в том, что в нагрузку к этой модернизации большевики навязали русскому народу партократию, плановую экономику, изоляционизм. Собственно, именно в этом и была специфика советского режима. Пятилетки, колхозы, воинствующее безбожие, создание национальных республик и «коренизация» — вот советское наследие в чистом виде. И в нем нет ничего хорошего.
В Китае был такой обычай — заматывать ступни маленьких девочек тугими бинтами. Когда девочки вырастали, ноги превращались у них в уродливые обрубки. Советская система была чем-то вроде таких бинтов, которые деформировали нормальный ход развития русского народа. Именно на советские годы пришелся важнейший этап нашей истории — переход от аграрного общества к обществу урбанизированному. В 1917 году Россия была сельской страной, к 1991 году большинство русского населения проживало уже в городах, со всеми вытекающими отсюда демографическими и социальными последствиями. За счет подобного сдвига, когда многочисленное поколение, ранее занятое в сельском хозяйстве,
перетекло в промышленность и образовало огромный резервуар рабочей силы, СССР смог совершить рывок вперед.
Но колоссальная энергия, высвободившаяся во время этого перехода, была во многом потрачена впустую. Сколько средств ушло на создание никому не нужных производств, на гонку вооружений, на экспорт социалистической революции, когда мы за свой счет содержали «дружественные» режимы по всему миру? Вместо того чтобы развиваться свободно, русские были стянуты бинтами партийных директив. За частное предпринимательство можно было получить многолетний тюремный срок. Сколько потенциальных русских Биллов Гейтсов и Дональдов Трампов так никогда и не реализовали свои таланты? Сколько гражданских инициатив не было осуществлено? Сколько книг не написано? Советская власть уродовала наше развитие во имя коммунистического эксперимента, который в итоге провалился.
Переходный этап, когда крестьяне становятся горожанами, критически важен для всех современных народов. В это время формируется единая нация и накапливается ее капитал, как духовный, так и материальный. У крестьян нет национальности — их не интересует, что происходит за пределами собственного села. Только когда аквитанские и саксонские землепашцы переселились в города, им объяснили, что они являются французами и немцами. Но что рассказывали воронежским или тверским крестьянам? Советская власть рассказывала им не про русскую нацию, а про коммунизм и интернационализм. В 1920-е годы детей вчерашних крестьян со школьной скамьи заставляли давить в себе «великорусский шовинизм» — загляните в учебники истории, написанные Михаилом Покровским.
В 1930-е годы ситуация несколько изменилась — Сталин счел возможным вспомнить о русских национальных
чувствах. Но в национальной обертке коммунистические идеологи преподносили полуграмотному населению советский патриотизм и этатизм — об этом есть хорошая книга Дэвида Бран-денбергера «Национал-большевизм: сталинская массовая культура и формирование русского национального самосознания (1931-1956)». В результате построением русской нации — в тот самый критический период, когда оно должно было происходить — никто не занимался, скорее наоборот, большевики тормозили этот процесс, одновременно взращивая национальные чувства всех остальных советских народов. Поэтому к моменту распада СССР у русских национальное самосознание было практически атрофировано, что особенно бросалось в глаза на фоне подъема национализма в бывших союзных республиках.
Последствия семидесяти лет советского эксперимента, изуродовавшего ход нашей истории, ощущаются до сих пор. Депрессивные моногорода, покинутые села, асимметричный федерализм, бывшие комсомольские активисты и сотрудники КГБ во главе государства (не забудем, что и Ельцин был порождением советской номенклатуры), правовой нигилизм, политическая пассивность населения и многое другое — вот наследие советских времен. И чем мы быстрее мы от него избавимся, тем лучше.
Александр Севастьянов, политический публицист
Чтобы ответить на поставленный вопрос, нужно разобраться в причинах крушения СССР.
Эпоха, названная злыми языками «застоем», на деле была эпохой расцвета, сегодня мы знаем это точно. Но между тем в ней зрели семена гибели. И связано это было с грубыми теоретическими просчетами Политбюро ЦК КПСС, которые обернулись самоубий-26 ственной политикой. Таких просчетов я вижу пять.
Первый просчет. На школьной скамье мы заучивали «основное противоречие капитализма: между общественным характером производства и частно-собственнической формой присвоения». Спрашивали с нас эту формулу и в вузе. Но никто и никогда ни в школе, ни в вузе, ни в публичных дискуссиях не ставил вопроса об «основном противоречии социализма». А оно ведь тоже было: между общественным характером труда и отсутствием личной заинтересованности.
Партийная верхушка что-то почувствовала, когда в результате отказа от драконовских дисциплинарных мер сталинского времени, закрепостивших все основные сословия в СССР (крестьян, рабочих и интеллигенцию), посыпалась производственная дисциплина на заводах и фабриках, в совхозах и колхозах. Косыгинские реформы попытались заменить кнут пряником, используя материальную заинтересованность. А это несовместимо с социализмом. И социалистическая идея начала загнивать в душах миллионов.
Второй просчет. За семьдесят лет советской власти радикально изменился социальный состав общества. Вырос целый класс, новый, со своей классовой психологией, своими классовыми интересами и пристрастиями: интеллигенция. В 1914 г. люди умственного труда составляли в России 2,7% занятого населения; в 1989 г. — 30%. Психология, интересы и пристрастия интеллигенции зачастую не только не совпадают с таковыми людей физического труда, но находятся с ними в противоречии, иногда непримиримом.
Незаметно интеллигенция стала ведущей общественной силой, классом-гегемоном. Научно-техническая революция, «зеленая революция», подспудное вызревание альтернативной идеологии — все это происходило в головах интеллигентов. Но партия, комплексуя, интеллигенцию видеть в упор не желала, обращалась с нею как с
прислугой, третируя ее как некую невразумительную «прослойку между классами». Мы жили в государстве рабочих и крестьян, и принадлежность к интеллигенции означала своего рода поражение в правах, обрекала на тре-тьесортность.
Партия забирала у интеллигенции весь продукт ее умственного труда (а это, подчеркну, главная производительная сила современности!), а платила ей жалкие гроши, порой намного меньше, чем классным рабочим. Как интеллигенция отплатила КПСС за всю ее ласку — знают сегодня все, хотя не все понимают, за что. А пора бы понять.
Третий просчет. Послесталинский сдвиг, переход от принуждения к труду — к материальному стимулированию, как уже говорилось выше, был смертельной раной для социализма. В результате уже в 1980-е гг. вся страна превратилась в «капиталистическое подполье», в сплошной черный рынок, где за деньги можно было приобрести любые товары и услуги, а за большие деньги — почти все вообще. Стремительно шло социальное расслоение общества. Именно в это время Брежнев, спровоцированный недобросовестным социологом М.Н. Руткевичем, выступил с доктриной «советское общество — общество социальной однородности». Все с точностью до наоборот.
Четвертый просчет. Именно к 1980-м гг. выросли национальные элиты, заботливо выпестованные Политбюро КПСС во всех республиках, кроме РСФСР. (Инструментом такого ращения были республиканские ЦК, республиканские АН и т.д.) Этим фактом был подписан смертный приговор Советскому Союзу. Однако так же, как в предыдущем случае, официальная доктрина шла ровно вразрез с жизнью, провозглашая устами все того же легковерного Леонида Ильича доктрину «советский народ — новая историческая общность людей». Это новая общность сегодня изумительно легко и просто преобразовалась в че-
тырнадцать национальных государств с уклоном в этнократию (то же станет и с Россией, но чуть позже).
Пятый просчет. Эта тупая, необразованная, неинтеллигентная власть сама не только взрастила гибельные для себя противоречия, но и подготовила собственного могильщика. И тут вновь «спасибо» Брежневу: это ему пришло в голову осчастливить народ поголовным десятилетним образованием. Результатом такой реформы явилась тотальная люмпенизация населения, когда вместо миллионов не слишком образованных, но дельных рабочих и крестьян мы получили миллионы «образованщины» — плохих инженеров, плохих врачей, плохих управленцев, да еще и вечно недовольных своей «незаслуженно скромной» судьбой. Окончивших десятилетку юношей и девушек, имеющих о себе высокое мнение, оказалось трудно приставить к станку, к коровьему стойлу, заставить служить в армии, крутить гайки, ставить клизмы, ткать полотно, чинить унитазы. Но даже американское общество не силах предоставить людям умственного труда свыше 40% рабочих мест: остальные 60% занимают люди физического труда; им, по большей части, от десятилетки только вред. А между тем еще кардинал Ришелье предупреждал: хотя глаз человека есть его наилучшее украшение, но вид субъекта, покрытого с головы до ног глазами, будет омерзителен. С таким черезчур глазастым субъектом он сравнивал государство, все население которого образовано. Но Брежнев кардинала не читал.
Вот, на мой взгляд, пять камушков, о которые споткнулось Советское государство. А споткнувшись, выронило из рук и разбило вдребезги весь наш единственный и неповторимый социализм. Все эти камушки сформировались в брежневское правление.
Мораль: правитель государства, если хочет его сохранить, должен быть очень умным, образованным и интеллигентным человеком. Свежо и остро, не правда ли?
27
