CC BY
165
УДК 616.89-008.48
НАРУШЕНИЯ ПСИХИЧЕСКОЙ САМОРЕГУЛЯЦИИ ПРИ РАССТРОЙСТВАХ ЛИЧНОСТИ
В.В. Горинов, Е.С. Шеховцова, Т.Г. Гадисов, А.А. Ткаченко
ФГБУ «Национальный медицинский исследовательский центр психиатрии и наркологии им. В.П.Сербского» Минздрава России
В судебно-экспертной практике наблюдается рост диагностики расстройств личности (РЛ) с 2003 по 2018 год на 41,5% [18], причем стабильно высокой остается их криминальная рецидивность [6].
По-прежнему отмечается тенденция к признанию обвиняемых с РЛ, способными в полной мере понимать смысл своих действий и руководить ими в ситуации криминального деликта (в 2018 г. - 21 390 чел., 98,6%). Только в отношении 1,1% (235 чел.) рекомендовалось применение нормы «ограниченной вменяемости», и лишь 0,3% (68 чел.) в 2018 году были признаны невменяемыми [18]. Традиционно решение о невменяемости принимается на основании клинических данных о динамических сдвигах, вызывающих серьезные нарушения осознанности поведения [5]. Тем не менее, уточняется, что степень выраженности дизрегуляции поведения при РЛ определяется не только самим фактом динамики со свойственным ей синдромообразованием [2, 4].
Зарубежные исследователи отмечают, что характерная для лиц с РЛ недостаточность регулятивных систем, связанная с неспособностью осознавать и контролировать в полной мере свое поведение, отражается во всех сферах деятельности [32] и может приводить к неадаптивным формам поведения. Фокус внимания западных исследователей при изучении специфики саморегуляции у лиц с РЛ смещается в сторону пограничного и антисоциального типов РЛ. Данное смещение проявляется при анализе связи личностного расстройства и агрессивного, в том числе криминального, поведения. Большинство исследований посвящено оценке импульсивности, агрессивности и рецидивизма [30], эмоциональной дизрегуляции у лиц с РЛ, совершивших агрессивные правонарушения [28].
Растет число исследований, пытающихся раскрыть патогенетические механизмы нарушений различных звеньев саморегуляции на разных уровнях, включая нейрофизиологический [1, 12], осмысление которых заставляет обращаться к системному подходу [23].
Возрастает необходимость разработки дифференцированной экспертной оценки степени нару-
шений способности к произвольной саморегуляции, основывающейся на современных представлениях о регулятивной системе. Они подразумевают двухком-понентную структуру саморегуляции, включающую мотивационно-смысловой и операционально-технический блоки [15], наличие в ней сохранных и нарушенных, дефицитарных звеньев [21, 26].
Выделены следующие специфические особенности системы саморегуляции, оказывающие влияние на возникновение дизрегуляции в юридически значимой ситуации: нарушение аналитических и прогностических функций, мотивационные и волевые нарушения. Предпринимаются попытки соотнесения особенностей саморегуляции и риска дезадаптации, выделяются предикторы криминального поведения, сопряженные с такими нарушениями регулятивной системы, как недостаточность моделирования условий, необходимых для достижения цели, ригидность, недостаточность планирования и коррекции поведения вследствие высокого уровня агрессивности, низкая вариативность стратегий поведения [8]. Подчеркивается, что система саморегуляции «должна быть, с одной стороны, достаточно обобщенной, с другой - позволять глубокую ситуационную специализацию и личностную индивидуализацию» [25].
Вместе с тем, указывается на затруднения, возникающие при операционализации критериев экспертной оценки ограничения регуляции [22], что делает насущной потребность выделения наиболее интегративных показателей произвольной саморегуляции.
Целью данной статьи является выделение признаков, характеризующих нарушения психической саморегуляции при расстройствах личности.
Материалы и методы
Исследование проведено с участием 142 мужчин с расстройствами личности (РЛ), обвиняемых в совершении правонарушений, из них 67 - с ведущим эмоционально неустойчивым радикалом (48,6%), 29 - с истерическим (20,4%), 14 - с шизоидным
(9,9%), 13 - с параноидным (9,2%), 3 - с зависимым (2,1%), 3 - с тревожным (2,1%) и 11 - со смешанным расстройством личности (7,7%). Диагностика осуществлялась в соответствии с критериями МКБ-10 ^60 «Специфические расстройства личности»). Группы сопоставления включали 54 здоровых лиц с нормативным поведением («ПЗНП») (группа нормы) и 20 психически здоровых лиц с криминальным поведением («ПЗКП»).
Средний возраст обследованных (полных лет) составил 31,6±10,0 (РЛ), 32,5±9,6 (психически здоровые с криминальным поведением) и 31,6±10,6 (психически здоровые с нормативным поведением).
Психологическое исследование регулятивных особенностей проводилось с использованием следующего методического комплекса.
Для оценки когнитивного стиля «импульсивность-рефлексивность» использовалась методика «Сравнение похожих рисунков» Дж.Кагана. Когнитивный стиль понимается как особенность, отражающая специфику принятия решения из множества альтернатив. Так, импульсивный когнитивный стиль связан со склонностью быстро реагировать в ситуации множественного выбора, рефлексивный когнитивный стиль - замедленной скоростью реагирования в сочетании с многократной проверкой и уточнением гипотез, принятием решения на основе тщательного анализа различных альтернатив [29].
Для оценки ригидности/гибкости когнитивного контроля в ситуации необходимости преодоления интерферирующих факторов применялся тест «Словесно-цветовая интерференция» Дж.Струпа [31]. Показатель ригидности (узости, жесткости) когнитивного контроля отражает эффект интерференции, то есть снижение эффективности деятельности в результате конфликта словесно-речевых (вербальных) и сенсорно-перцептивных функций, возникающих под влиянием конкурирующих между собой условий (значение слова и цвет шрифта). Испытуемым предлагались следующие задания: 1) чтение названий цветов, напечатанных черным шрифтом (ЧНЦч); 2) называние цветов (НЦ); 3) называние цвета слова, где цвет шрифта отличается от значения слова (НЦСо); 4) чтение названий цветов, где цвет шрифта отличается от значения слова (ЧНЦо). Показатель ригидности/гибкости познавательного контроля по цветовому восприятию контроля рассчитывался как разница во времени выполнения третьей (цветные слова) и второй (цвет) карт; по вербализации - как разница во времени выполнения четвертой (чтение названий цветных слов) и первой (чтение названий цветов, напечатанных черным шрифтом) карт. Чем больше эта разница, тем больше выражен эффект интерференции и соответственно более выражена ригидность (узость, жесткость) познавательного контроля. Также нами оценивался показатель «вербальности», предложенный Д.Броверманом. Он определяется как соотношение времени выполнения
второй (цвет) и первой (слова) карт в виде Т2/Т1, что интерпретируется как мера автоматизации познавательных функций (степень их независимого функционирования) [27]. Таким образом, один полюс этого когнитивного стиля характеризует гибкий контроль и сильную автоматизацию познавательных функций, другой - ригидный контроль и слабую автоматизацию познавательных функций [17, 24].
В качестве инструмента оценки толерантности к неопределенности как способности принимать новизну и напряженность ситуации неизвестности, не испытывать дискомфорт в условиях двойственности, в том числе в ситуации межличностного взаимодействия, использовался «Новый опросник толерантности к неопределенности» (объединенные шкалы Р.О'Коппог, 1952, S.T.Rydell-E.Rosen, 1970, S.Budner, 1962) в адаптации Т.В.Корниловой [13].
Для оценки уровня развития способности к саморегуляции использовался опросник «Стиль саморегуляции поведения» В.И.Моросановой. Представленные в Шкале методики выделяются в соответствии с основными регуляторными процессами (планирования, моделирования, программирования, оценки результатов) и регуляторно-личностными свойствами (гибкости и самостоятельности) [19].
Для оценки степени учета различных внутренних и внешних факторов при организации деятельности, содержательного анализа мотивационной сферы использовался Модифицированный вариант методики «Выявление осознанности различных компонентов мотива». Оригинальный вариант методики, предложенный А.В.Ермолиным и Е.П.Ильиным, предназначался для испытуемых школьного возраста. Нами была произведена модификация части заданий для выборки взрослых испытуемых -формулировки задания, в которых упоминались отношения между одноклассниками и школьное обучение и т.д., были заменены на отношения в рабочем коллективе. Обработка полученных ответов испытуемого включала подсчет баллов по категориям 1) не затрагивающим структуру мотива - ссылка на внешние обстоятельства; 2) относящимся к потребностному блоку (потребности, влечения, интересы, необходимость, мотивационная установка); 3) относящимся к внутреннему фильтру (нравственный контроль, предпочтение по внешним признакам, склонности, оценка эмоциональных состояний, оценка своих возможностей, оценка условий и предстоящих усилий, прогнозирование последствий; относящимся к целевому блоку (опредмеченные действия, процесс удовлетворения потребности, потребностная/смыс-ловая цель) [11].
Для определения количественных показателей, отражающих значимые для испытуемых мотиваци-онные темы и целевые объекты, использовался метод мотивационной индукции Ж.Нюттена (вариант Д.А.Леонтьева). Данная методика построена по принципу методик на завершение предложений:
начала предложений сформулированы в первом лице единственного числа («я хочу...», «я надеюсь...» и т.д.). По результатам оценки 40 высказываний дается характеристика мотивационно-потребностной сферы по критериям разнообразия (представленность в ответах испытуемого более двух тем), парадоксальности (наличие в ответах испытуемого трансцендентальных, экзистенциальных, религиозных мотивов), упрощенности (наличие ответов, направленных на получение сенсорного или чувственного удовольствия) и социальной (ответы, связанные с межличностным взаимодействием или ожиданиями, касающимися других людей) направленности [20].
Статистическая обработка данных проводилась при помощи программного обеспечения IBM SPSS Statistics v.23. Проверка показателей на нормальность распределения проводилась с помощью критерия Колмогорова-Смирнова. Было установлено, что распределение не является нормальным (p<0,005), в связи с чем для статистического анализа использовали непараметрические критерии Краскела-Уоллиса и Манна-Уитни, а также критерий Хи-квадрат Пирсона.
На первом этапе оценивались особенности системы саморегуляции у лиц с РЛ в целом (по результатам сравнения с группами лиц без психических расстройств). На втором проводился анализ особенностей саморегуляции при РЛ разного типа.
Результаты
Статистический анализ индивидуально-психологических особенностей саморегуляции выявил значимые групповые различия.
По результатам метода мотивационной индукции Ж.Нюттена обнаружено, что мотивационно-потреб-ностная сфера значимо различается по критерию «разнообразие» между лицами с РЛ и испытуемыми без психической патологии (c2=10,477; p=0,005). Так, для психически здоровых испытуемых разнообразная представленность в ответах более двух тем характерна более чем в 60% случаев (60,0% - для
нормативного поведения, 66,7% - для криминального поведения), в то время как у лиц с расстройствами личности более двух мотивационных тем встречается лишь в 14,3% случаев.
По результатам оценки стиля саморегуляции поведения (опросник В.И.Моросановой) с использованием критерия Краскела-Уолиса было выявлено, что существуют значимые различия по переменным, отражающим такие регулятивные особенности как низкий уровень осознанности системы саморегуляции в целом (С=41,311, ст.св.=2, р<0,001), недостаточность этапов планирования (С=30,053, ст.св.=2, р<0,001), моделирования (%2=26,599, ст.св.=2, р<0,001), программирования (%2=15,726, ст.св.=2, р<0,001), самостоятельности (с2=10,233, ст.св.=2, р=0,006) и оценивания результатов (%2=57,792, ст.св.=2, р<0,001). Результаты значимых различий при попарных сравнениях представлены в табл. 1.
По результатам метода «Словесно-цветовая интерференция» Дж.Струпа выявлены значимые различия показателя ригидности когнитивного контроля (с2=6,486, ст.св.=2, р=0,039). Было установлено, что существуют статистически значимые различия по параметру «ригидность когнитивного контроля по вербализации»: у группы РЛ ниже, чем у ПЗКП (и=895,0, р=0,043). Данный показатель также значимо различался при сравнении между группами психически здоровых: у лиц с криминальным поведением он был выше, чем у лиц с нормативным поведением (и=292,5, р=0,005), однако значимых различий при сравнении данного показателя между группами РЛ и ПЗНП обнаружено не было. Лица с РЛ также имели более высокие показатели при сравнении с группой психически здоровых с нормативным поведением по параметрам «ригидность когнитивного контроля по цветовому восприятию» (и=2829,5, р=0,027) и «вербальность» (и=2857,0, р=0,034).
По результатам оценки степени толерантности-интолерантности к неопределенности (опросник Т.В.Корниловой) установлено, что существуют значимые различия между группами испытуемых
Таблица 1
Распределение значений и уровень значимости различий между группами
Показатель: Средние значения Уровень значимости различий
РЛ (1) ПЗКП(2) ПЗНП(3) 1/2 1/3 2/3
Планирование 4,88±1,68 5,40±1,09 6,27±1,37 U=811,5 p=0,068 U=1329,0 p<0,001 U=289,5 p=0,001
Моделирование 4,66±1,60 5,00±0,97 5,92±1,23 U=888,5 p=0,421 U=1435,5 p<0,001 U=277,5 p=0,001
Программирование 5,32±1,39 5,30±1,38 6,16±0,99 U=900,5 p=0,470 U=1669,0 p<0,001 U=431,0 p=0,157
Оценивание результатов 4,80±1,44 5,30±1,38 6,85±1,22 U=787,0 p=0,054 U=773,0 p<0,001 U=204,5 p<0,001
Самостоятельность 5,31±1,34 5,20±1,15 5,59±1,55 U=999,5 p=0,997 U=1918,5 p=0,002 U=378,0 p=0,058
Общий уровень саморегуляции 29,81±5,87 31,20±5,41 35,66±3,49 U=856,0 p=0,310 U=1038,0 p<0,001 U=248,5 p<0,001
(Х2=5,909, ст.св.=2, р=0,049): обнаружено, что у группы лиц с РЛ толерантность к неопределенности ниже, чем у психически здоровых с нормативным поведением (и=2727,5, р=0,012). Однако попарное сравнение группы лиц с РЛ с психически здоровыми с криминальным поведением, а также групп психически здоровых с криминальным и нормативным поведением не выявило статистически значимых различий.
По результатам метода «Сравнение похожих рисунков» Дж.Кагана количество верных и ошибочных ответов значимо различалось при общем межгрупповом сравнении (с 2=79,697, ст.св.=2, р<0,001). У лиц с РЛ значимо реже, чем у психически здоровых с нормативным поведением, отмечались верные ответы (и=613,5, р<0,001) и чаще наблюдались ошибочные ответы (и=644,5; р<0,001). По показателю «латентное время ответа» у лиц с РЛ показатели были значимо ниже, чем у группы ПЗНП (и=2329,0, р<0,001). При сравнении между психически здоровыми испытуемыми было обнаружено, что лица с криминальным поведением также реже дают верные (и=153,0; р<0,001) и чаще ошибочные ответы (и=158,5, р<0,001). «Латентное время ответа» у лиц с РЛ было значимо ниже, чем у психически здоровых с криминальным поведением (и=1139, р=0,002). По количеству верных и ошибочных ответов значимых различий между этими группами обнаружено не было.
По результатам методики «Выявление осознанности различных компонентов мотива» установлено, что существуют статистически значимые различия при общем межгрупповом сравнении по следующим показателям: опора на мотивационные установки (Му), связанные с социально-нормативным поведением (с2=66,255, ст.св.=2, р<0,001), опора на нравственные нормы (Нк) (^2=27,062, ст.св.=2, р<0,001), ориентация на собственные эмоциональные состояния и переживания (Ос) (С=8,935, ст.св.=2, р=0,011), оценка условий и усилий (Оу), необходимых для достижения цели (^=13,401, ст.св.=2, р=0,001). Результаты значимых различий при попарных сравнениях представлены в табл. 2.
На втором этапе общая выборка лиц с РЛ была разделена на подгруппы в зависимости от ведущего радикала. Был проведен сравнительный анализ с использованием критерия Краскела-Уоллиса. На данном этапе из статистической обработки были исключены испытуемые, отнесенные к группам с ведущим тревожным и зависимым радикалом, а также лица со смешанным РЛ.
Было установлено, что группы лиц с такими ведущими радикалами как шизоидный, параноидный, эмоционально неустойчивый, истерический, а также психически здоровые лица с криминальным и нормативным поведением отличаются друг от друга по следующим переменным: количество верных (С=2,852, ст.св.=3, р<0,001) и ошибочных ^=2,852, ст.св.=3, р<0,001) ответов при решении когнитивной задачи, время, затраченное на принятие решения (^2=0,612, ст.св.=3, р=0,021), опора при принятии решения на мотивационные установки, связанные с социально-нормативным поведением (^=0,782, ст.св.=3, р<0,001), опора на нравственные нормы (С=3,641, ст.св.=3, р<0,001), опора на собственное состояние (^2=7,225, ст.св.=3, р=0,006), оценка условий (^2=4,605, ст.св.=3, р=0,004), прогнозирование последствий (^=10,249, ст.св.=3, р<0,001), планирование ^=4,147, ст.св.=3, р<0,001), моделирование (^2=9,072, ст.св.=3, р<0,001), программирование (^2=0,829, ст.св.=3, р=0,020), оценивание результатов (^2=2,441, ст.св.=3, р<0,001), общий уровень саморегуляции (^2=4,663, ст.св.=3, р<0,001).
Было проведено попарное сравнение данных подгрупп между собой и с группами психически здоровых. Были выявлены следующие различия между различными типами расстройств личности.
Показатель «Опора на мотивационные установки» был значимо ниже у всех типов РЛ при сравнении с группой психически здоровых с нормативным поведением: шизоидный радикал (и=35,5, р=0,013); параноидный радикал (и=128,0, р<0,001); эмоционально неустойчивый радикал (и=459,5, р<0,001); истерический радикал (и=184,0, р<0,001). Все лица с РЛ по сравнению с психически здоровыми с криминальным поведением в меньшей степени ориенти-
Таблица 2
Распределение значений и уровень значимости различий между группами
Показатель: Средние значения Уровень значимости различий
РЛ (1) ПЗКП(2) ПЗНП(3) 1/2 1/3 2/3
Опора на мотивационные установки 0,37±0,59 0,76±0,73 1,53± ,84 и=66,98 р=0,029 и=70,65 р<0,001 и=20,81 р=0,004
Опора на социальные нормы 0,84±0,87 1,00±0,91 1,46±0,57 и=68,27 р=0,474 и=76,94 р<0,001 и=251,00 р=0,079
Оценка ситуативных условий 0,44±0,65 0,30±0,48 0,79±0,76 и=69,52 р=0,572 и=81,76 р=0,001 и=23,69 р=0,016
Прогнозирование последствий 0,18±0,55 0,23±0,44 0,61±0,56 и=68,43 р=0,395 и=77,96 р<0,001 и=24,50 р=0,026
Опора на свое состояние 0,96±1,01 0,61±0,65 0,50±0,64 и=70,11 р=0,283 и=96,40 р=0,004 и=36,85 р=0,506
руются на мотивационные установки: шизоидный радикал (и=78,0, р=0,003); параноидный радикал (и=107,0, р=0,018); эмоционально неустойчивый радикал (и=520,5, р<0,001); истерический радикал (и=196,0, р=0,003).
Показатель «Опора на социальные нормы» был значимо ниже у лиц с ведущими параноидным (и=173,0, р=0,002), эмоционально неустойчивым (и=818,5, р<0,001) и истерическим (и=290,0, р<0,001) радикалами, чем у психических здоровых лиц с нормативным поведением.
При сравнении значений показателя «Оценка ситуативных условий» было обнаружено, что у психически здоровых с нормативным поведением он значимо выше, чем у лиц с эмоционально неустойчивым (и=1060,0, р=0,001) и истерическим (и=407,0, р=0,007) радикалами. Сравнения с группой психически здоровых лиц с криминальным поведением показали, что показатель «Оценка ситуативных условий» значимо выше у лиц с шизоидным радикалом (и=99,5, р=0,009), и ниже, чем у лиц с истерическим радикалом (и=216,5, р=0,032).
Показатель «Прогнозирование последствий» при сравнении с группой ПЗНП был значимо ниже у лиц с ведущими параноидным (и=192,0, р=0,004), эмоционально неустойчивым (и=808,5, р<0,001) и истерическим радикалами (и=368,5, р=0,001).
Показатель «Опора на свое состояние» у лиц с шизоидным радикалом был значимо выше по сравнению с группами с ведущими эмоционально неустойчивым (и=210,5, р=0,020) и параноидным (и=40,0, р=0,030) радикалами. По данному показателю шизоидные личности имели более высокие показатели в сравнении с психически здоровыми с нормативным (и=35,5, р=0,013) и с криминальным поведением (и=35,5, р=0,013).
При анализе показателя «Предпочтение по внешним признакам» выявлено, что у лиц с истерическим радикалом он значимо выше, чем у группы ПЗКП (и=223,0, р=0,004).
Показатель «Прогнозирование последствий» был значимо ниже у лиц с эмоционально неустойчивым радикалом по сравнению с шизоидными личностями (и=231,5, р=0,002). При попарном сравнении данного показателя с группой психически здоровых лиц с нормативным поведением было обнаружено, что он значимо ниже у лиц с параноидным (и=192,0, р=0,004), эмоционально неустойчивым (и=808,5, р<0,001) и с истерическим радикалами (и=368,5, р=0,001).
Показатель «Планирование» при сравнении с группой психически здоровых лиц с нормативным поведением был значимо ниже у параноидных (и=91,0, р=0,002), эмоционально неустойчивых (и=681,0, р<0,001) и истерических личностей (и=247,0, р=0,001).
Показатель «Моделирование» у лиц с ведущим истерическим радикалом был значимо ниже, чем у эмоционально неустойчивых (и=281,0, р=0,026) и
шизоидных (и= 46,5, р=0,035) испытуемых. У лиц с ведущим параноидным радикалом он был ниже, чем у лиц с шизоидным (и=21,0, р=0,046). При сравнении данного показателя с группой ПЗНП было выявлено, что он значимо ниже у лиц с ведущими параноидным (и=81,0, р=0,001), эмоционально неустойчивым (и=764,5, р<0,001) и истерическим (и=192,0, р<0,001) радикалами.
Показатель «Программирование» у лиц с эмоционально неустойчивым радикалом был значимо ниже при сравнении с психически здоровыми с нормативным поведением (и=810,5, р=0,001).
Было обнаружено, что показатель «Гибкость» был значимо ниже у лиц с эмоционально неустойчивым радикалом при сравнении с группой ПЗКП (и=674,5, р=0,020). Показатель межличностной интолерант-ности к неопределенности, напротив, был значимо выше у эмоционально неустойчивых личностей по сравнению с ПЗКП (и=877,5, р=0,023).
Показатель «Оценивание результатов» при попарном сравнении с психически здоровыми с нормативным поведением оказался значимо ниже у всех типов расстройств личности: шизоидный (и=35,5, р=0,013), параноидный (и=69,0, р<0,001), эмоционально неустойчивый (и=353,5, р<0,001), истерический (и=134,5, р<0,001). При этом эмоционально неустойчивые личности при сравнении по данному показателю с психически здоровыми с криминальным поведением хуже оценивают результаты своих действий (и=676,0, р=0,020).
По результатам метода «Сравнение похожих рисунков» Дж.Кагана было обнаружено, что количество верных ответов при сравнении психически здоровых с нормативным поведением значимо меньше у всех РЛ: шизоидное (и=35,5, р=0,013), параноидное (и=69,0, р<0,001), эмоционально неустойчивое (и=249,5, р<0,001), истерическое (и=178,5, р<0,001). Все лица с РЛ вне зависимости от ведущего радикала допускали большее количество ошибок в сравнении с психически здоровыми с нормативным поведением (Шизоидные - и=35,5, р=0,013. Параноидные - и=71,5, р<0,001. Эмоционально неустойчивые - и=263,0, р<0,001. Истерические - и=184,5, р<0,001).
Также, по сравнению с психически здоровыми с нормативным поведением, лиц с шизоидным (и=35,5, р=0,013), эмоционально неустойчивым (и=971,5, р<0,001) и истерическим (и=510,5, р=0,029) радикалами характеризует меньшее время, затрачиваемое на анализ ситуации и принятие решения о действии при выполнении метода «Сравнение похожих рисунков» Дж.Кагана.
Обсуждение и выводы
В исследовании выявлена группа факторов, связанная с особенностями психической саморегуляции лиц с криминальным поведением в целом. Так, общими для психически здоровых и лиц с расстрой-
ством личности являются сниженная способность к планированию своей деятельности, трудности при определении цели и большая ситуативность при ее постановке. К их общим регулятивным нарушениям также относятся сниженная опора на мотиваци-онные установки, неадекватная оценка внутренних и внешних условий при составлении конкретных стратегий и программ действий с неадекватной оценкой их результатов и ригидностью когнитивного контроля. Психопатические личности и психически здоровые с криминальным поведением допускают большее количество ошибок в когнитивно сложных ситуациях, требующих длительного сосредоточения внимания и произвольного контроля, у них отмечается низкая степень автоматизации вербальных и сенсорно-перцептивных функций.
Также выделены факторы дизрегуляции, характерные для РЛ, в виде меньшего разнообразия мотивационно-смысловой сферы, большей ее упрощенности, малой представленности социальных норм с повышенным влиянием актуального психоэмоционального состояния при постановке целей. Сниженная опора на мотивационные установки при построении деятельности является универсальным фактором криминализации, однако при РЛ этот показатель выражен более значительно. Эти результаты могут быть объяснены аномальным развитием психопатической личности. Б.В.Зейгарник [9] указывала, что с возрастом происходит развитие самосознания, дифференциация себя от окружающего, в силу чего человек обретает способность «стать над ситуацией», «освобождает себя от ее власти». Однако, при наблюдении аномальной личности, как отмечал П.Б.Ганнушкин [3], «появляется впечатление чего-то недоразвитого или детского».
Еще одной характерной особенностью лиц с РЛ оказалась меньшая толерантность к ситуациям неопределенности, что обусловливает большую уязвимость в условиях, субъективно воспринимаемых ими как противоречивые или конфликтные. Это приводит к трудностям при решении задач в условиях неопределенности и потенциально - к нарушению регуляции вследствие недостаточности способов реагирования в неоднозначных ситуациях, не представленных в опыте субъекта. Также характерной особенностью для РЛ была большая импульсивность в принятии решения в когнитивно сложных ситуациях.
А.Н.Леонтьев [16] указывал, что существуют две слитые воедино в жизнедеятельности системы связи человека и окружающей его действительности: познавательная и смысловая. Взаимодействие этих систем формирует опосредованность поведения - поведение зрелой личности. Для формирования опосредованности требуется не только осознание ситуации и своих возможностей в ней, но и осознание мотивов деятельности в данной ситуации [9]. Таким образом, в ситуации неопределенности
на фоне сниженной способности «стать над ситуацией» у лиц с РЛ возникает еще большее нарушение произвольности поведения в связи с невозможностью осознания этой ситуации и склонностью к импульсивности в принятии решения. Поведение характеризуется еще более высокой ситуативной обусловленностью, тенденцией к непосредственному отреагированию без опоры на мотивационно-смыс-ловые образования и опыт.
Представляется, что совокупность этих нарушений может также объяснить особенность психопатических лиц, которую выделял еще Э.Крепелин [14]: «неспособность научиться чему-нибудь из опыта, несмотря ни на какие потери». Формальное наличие какой-либо ситуации в опыте аномальной личности, в связи с нарушенной опосредованно-стью, оставляет ситуацию недифференцированной в свете обедненной мотивационной сферы. Психопатическая личность не может «стать над ситуацией», каждая встреча с подобным жизненным событием будет представлять собой ситуацию неопределенности и конфликта. Как указывали Б.В.Зейгарник и Б.С.Братусь [10], лица психопатического склада иногда могут трезво оценивать себя и свои действия, однако в каждой ситуации они видят испытание своего «Я» и «с удивительным постоянством появляются характерные нарушения».
Выявленная у лиц с РЛ бедность мотивационно-смысловой сферы может быть связана с ограничением круга ценностных ориентиров, недифференцирован-ностью опыта и неспособностью усвоить широкий диапазон мотивационных и ценностных конструктов, включающих в том числе и социальные нормативы. Это, в свою очередь, повышает риски неадаптивного поведения и нарушения осознанной регуляции поведения в ситуациях, выходящих за рамки опыта. Можно говорить о том, что при РЛ нарушаются стратегии реализации действия при сохранной способности принять решение о действии с достаточной пластичностью регуляторных процессов.
При анализе системы саморегуляции в зависимости от ведущего радикала обнаружено, что сниженная представленность социальных норм, неадекватная оценка внутренних и внешних условий в сочетании с нарушениями в планировании и прогнозировании последствий своих действий характерны для лиц с параноидным, истерическим и эмоционально неустойчивым радикалами. У шизоидных личностей подобных психологических факторов выявлено не было. Нарушения оценки ситуативных условий деятельности были характерны для лиц с истерическим и эмоционально неустойчивым радикалами, тогда как у лиц с шизоидными, напротив, учет ситуации при планировании деятельности оказался даже лучше, чем у психически здоровых лиц с криминальным поведением.
Для лиц с шизоидным радикалом характерным фактором нарушения саморегуляции оказалась
высокая степень влияния психического состояния. Для истерических личностей характерной психологической особенностью было предпочтение действовать по внешним признакам ситуации. Для лиц с эмоционально неустойчивым радикалом наиболее характерным фактором являлась импульсивность с неспособностью сформировать программу действия.
Выявленные особенности системы саморегуляции отражаются как на мотивационно-смысловом (упрощенность и малая социальная направленность мотивационной сферы, трудности осознанного выдвижения согласованных с мотивом целей), так и на операционально-техническом (импульсивность, ригидность когнитивного контроля, интолерант-ность к неопределенности, трудности коррекции и адекватной оценки своего поведения) уровнях саморегуляции.
Полученные данные согласуются с современными представлениями о характерной для РЛ совокупности характеристик, связанных с эмоциональной дизрегуляцией, устойчивостью ригидных моделей мышления и поведения, приводящих к нарушению социальной адаптации, трудностям межличностного взаимодействия [33], со спецификой мотиваци-онной сферы, малой социальной направленностью личности [7].
Важно отметить, что, несмотря на некоторые общие особенности саморегуляции как в группе лиц с криминальным поведением, так и у лиц с РЛ, данные нарушения возникают у них по разным механизмам. Если дизрегуляция поведения, связанная с фактором криминализации, может определяться дефектами
социализации, различными средовыми влияниями, то регулятивные нарушения, характерные для РЛ, определяются сложным переплетением средовых воздействий с конституциональными и дизонто-генетическими факторами. Более того, выявлены облигатные нарушения саморегуляции для лиц с расстройством личности, в том числе в зависимости от ведущего радикала.
Признано, что мотивационно-смысловая сфера формируется под влиянием опыта человека, обусловленного его деятельностью в окружающем мире на почве конституционально-биологических особенностей. Структура личности представляет собой иерархию смыслообразующих мотивов, которые не только побуждают личность к деятельности, но и придают ей личностный смысл - отношение мотива к цели [16]. Б.В.Зейгарник и Б.С.Братусь [10] указывают, что сформированная иерархия основных мотивов, смысловые образования представляют собой облигатный признак зрелой, сформированной личности. Однако при аномальном развитии, как в случае с расстройствами личности, смысловые образования не только могут быть несформирован-ными, но и подвергаться изменениям при нарушениях операционально-технических особенностей.
Выявленные особенности регулятивной системы могут служить критериями экспертной оценки ограничения саморегуляции, помочь в определении психотерапевтических мишеней, а также методов профилактики возникновения психопатологических синдромов и криминального поведения лиц с расстройствами личности.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бочкарев В.К., Солнцева С.В., Киренская А.В., Ткаченко А.А.. Сравнительное исследование характеристик волны Р300 и вызванного тета-ритма при шизофрении и расстройствах личности // Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 2020. Т. 120, № 3. C. 41-47.
2. Гадисов Т.Г., Ткаченко А.А. Синдромообразование при расстройствах личности: динамика или коморбидность? // Социальная и клиническая психиатрия. 2020. Т. 30, N° 1. C. 88-97.
3. Ганнушкин П.Б. Клиника психопатий, их статика, динамика, систематика. Н.Новгород., Медкнига, 2000. 124 с.
4. Горинов В.В., Корзун Д.Н., Васюков С.А., Илюшина Е.А., Шехов-цова Е.С. Клинические и судебно-психиатрические аспекты смешанного расстройства личности // Российский психиатрический журнал. 2017. № 2. C. 17-22.
5. Горинов В.В., Корзун Д.Н., Васюков С.А., Илюшина Е.А., Шехов-цова Е.С. Судебно-психиатрические аспекты расстройств личности в уголовном процессе: Аналитический обзор. М.: ФГБУ «НМИЦ ПН им. В.П. Сербского» Минздрава России, 2018. 55 с.
6. Горинов В.В., Корзун Д.Н., Васюков С.А. Расстройства личности: современные классификации, диагностика и особенности экспертной оценки // Судебная психиатрия. Актуальные проблемы. Под ред. В.В.Вандыш-Бубко. М.: ФГБУ «НМИЦ ПН им. В.П.Сербского» Минздрава России, 2018. С. 50-63.
7. Горинов В.В., Корзун Д.Н., Шеховцова Е.С. Мотивационная сфера личности и способность к саморегуляции обвиняемых с расстройствами личности // Психология и право. 2019. Т. 9. № 2. C. 208-221.
8. Дубинский А.А., Лысенко Н.Е., Ковалева М.Е. Взаимосвязь индивидуально-типологических особенностей и параметров саморегуляции у лиц, совершивших неагрессивные правонарушения // Вестник психотерапии. 2017. Т. 68. № 63. C. 125-139.
9. Зейгарник Б.В. Патопсихология. Издательство Московского Университета, 1986. 288 с.
10. Зейгарник Б.В., Братусь Б.С. Очерки по психологии аномального развития личности. Издательство Московского Университета, 1980. 169 с.
11. Ильин И.П. Мотивация и мотивы. СПб: Питер, 2003. 512 с.
12. Кирой В.Н., Бахтин О.М., Миняева Н.Р. Отражение в параметрах связанных с событиями потенциалов функционирования механизма прогнозирования временного ряда событий // Журнал высшей нервной деятельности им. И.П. Павлова. 2019. Т. 69. № 1. C. 23-36.
13. Корнилова Т.В. Новый опросник толерантности-интолерантности к неопределенности // Психологический журнал. 2010. Т. 31. N° 1. C. 74-86.
14. Крепелин Э. Введение в психиатрическую клинику. Бином. Лаборатория знаний, 2009. 496 с.
15. Лапшина Е.Н. Саморегуляция лиц с пограничной психической патологией, совершивших правонарушение и признанных ограниченно вменяемыми. // Социальная и клиническая психиатрия. 2006. Т.16. № 4. C. 47-54.
16. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М. Смысл; Издательский центр «Академия», 2004. 352 с.
17. Лепилкина Т.А., Рупчев Г.Е., Морозова М.А., Ениколопов С.Н. Тест Струпа (Stroop Test). Комплексы психометрических методик для оценки когнитивных функций при шизофрении: Метод. пособие. Чехов: Центр образовательного и научного консалтинга, 2016. 10-11 с.
18. Макушкин Е.В., Мохонько А.Р., Муганцева Л.А. Судебно-психиа-трическая экспертная служба Российской Федерации в 2018 г. (по материалам отраслевой статистической отчетности Минздрава России) // Психическое здоровье. 2019. № 7. C. 3-15.
19. Моросанова В.И., Каноз Е.М. Стилевая саморегуляция поведения человека // Вопросы психологии. 2000. № 2. C. 118-127.
20. Нюттен Ж. Мотивация, действие и перспектива будущего / Под ред. Д.А.Леонтьева. М.: Смысл, 2004, 608 с.
21. Савина О.Ф., Макушкин Е.В., Морозова М.В. Алгоритм экспертного исследования дизрегуляции деятельности в криминальной ситуации у лиц с психическими расстройствами // Российский психиатрический журнал. 2018. № 1. C. 31-42.
22. Сафуанов Ф.С. Психология криминальной агрессии. М., 2003. 36 с.
23. Сафуанов Ф.С., Киренская А.В., Ткаченко А.А., Телешева К.Ю., Корни-
лова С.В., Мямлин В.В. Патохарактерологические особенности лиц с психическими расстройствами, склонных к импульсивной агрессии // Психологические исследования. 2013. Т. 6. N° 29. C. 1-6.
24. Хромов А.И. Опыт применения «Теста Струпа» в диагностике внимения у детей и подростков с психическими заболеваниями // Психологическая диагностика. 2017. Т. 14. № 2 (14). C. 71-95.
25. Целиковский С.Б. Модель психической саморегуляции как теоретическая основа анализа криминального агрессивного поведения и личности преступника // Вестник Нижневартовского государственного университета. 2013. № 4. C. 58-61.
26. Шостакович Б.В., Огарок Е.М., Ушакова И.М. Расстройства личности и ограниченная вменяемость / Ограниченная вменяемость. под ред. Т.Б.Дмитриева, Б.В.Шостакович, А.А.Ткаченко. М., 2008. 67-80 с.
27. Broverman D.M. Dimensions of cognitive style // J.Personality. 1960. Vol. 28. N 2. P. 167-185.
28. Garofalo C., Neumann C.S., Velotti P. Difficulties in emotion regulation and psychopathic traits in violent offenders // J. Criminal Justice. 2018. Vol. 57. P. 116-125.
29. Kagan J. Reflection-impulsivity: The generality and dynamics of conceptual tempo // J. Abnorm. Psychology. 1966. Vol. 71. P. 17-24.
30. Moore K.E., Tull M.T., Gratz K.L. Borderline personality disorder symptoms and criminal justice system involvement: The roles of emotion-driven difficulties controlling impulsive behaviors and physical aggression // Comprehensive Psychiatry. 2017. Vol.76. P. 26-35.
31. Stroop J.R. Studies of interference in serial verbal reactions // J. Experiment. Psychology. 1935. Vol.18 N 6. P. 643-662.
32. Vega D., Torrubia R., Marco-pallares J., Soto A. Metacognition of daily
self-regulation processes and personality traits in borderline personality disorder // J. Affect. Dis. 2020. Vol. 267. P. 243-250.
33. Wilson S., Stroud C.B., Durbin C.E. Interpersonal dysfunction in personality disorders: A meta-analytic review // Psychological Bull. 2017. Vol, 143. N 7. C. 677-734.
НАРУШЕНИЯ ПСИХИЧЕСКОЙ САМОРЕГУЛЯЦИИ ПРИ РАССТРОЙСТВАХ ЛИЧНОСТИ В.В. Горинов, Е.С. Шеховцова, Т.Г. Гадисов, А.А. Ткаченко
В настоящее время расширяется число исследований, пытающихся раскрыть патогенетические механизмы нарушений различных звеньев саморегуляции на разных уровнях у лиц с расстройством личности. Однако работ, предлагающих комплексный клинико-психологиче-ский алгоритм оценки саморегуляции у данной категории лиц, явно недостаточно. Цель работы - выделение признаков, характеризующих нарушения психической саморегуляции при расстройствах личности. Материалы и методы. Было обследовано 142 мужчин с расстройствами зрелой личности, из них 67 - с ведущим эмоционально неустойчивым радикалом, 29 - с истерическим, 14 - с шизоидным, 13 - с параноидным, 3 - с зависимым, 3 - с тревожным и 11 - со
смешанным расстройством личности. Группы сопоставления включали 54 здоровых лиц с нормативным поведением (группа нормы) и 20 психически здоровых лиц с криминальным поведением. Каждый испытуемый прошел комплекс методик, направленных на исследование регулятивных особенностей. Результаты и заключение. Была выявлена группа универсальных факторов, связанная с саморегуляцией и характерная для лиц с криминальным поведением в целом. Установлены специфические нарушения саморегуляции для расстройств личности, в том числе в зависимости от ведущего радикала.
Ключевые слова: расстройства личности, саморегуляция, криминальное поведение, мотивационно-смысловая сфера.
ENTAL IMPAIRMENTS OF SELF-REGULATION IN PERSONALITY DISORDERS
V.V. Gorinov, E.S. Shekhovtsova, T.G. Gadisov, A.A. Tkachenko
Currently, the number of studies that trying to reveal the pathogenetic mechanisms of impairments of various links of self-regulation at different levels in persons with personality disorder is expanding. However, there are clearly not enough works offering a comprehensive clinical and psychological algorithm for assessing self-regulation in this category of persons. Objective - construction of models of the evidence-based algorithm for complex psychological and psychiatric diagnostics of personality disorders based on the identification of signs that characterize disorders of self-regulation. Materials and methods: 142 participants with personality disorders were examined, of which 67 - with an emotionally unstable radical (48.6%), 29 - with a histrionic radical (20.4%), 14 - with a schizoid radical (9.9%), 13 - with paranoid radical (9.2%), 3 with dependent radical (2.1%), 3
with avoidant radical (2.1%) and 11 with mixed personality disorder (7.7%). The comparison groups included 54 healthy individuals with normative behavior (the norm group) and 20 mentally healthy individuals with criminal behavior. Each participant completed a set of techniques aimed at studying regulatory features. Results. A group of universal factors associated with self-regulation, characteristic of persons with criminal behavior in general, was identified. Specific impairments of self-regulation have been established for persons with personality disorders. It was also revealed that persons with personality disorders have specific impairments and features of the self-regulation system, depending on the leading radical.
Keywords: personality disorders, self-regulation, criminal behavior, motivational and semantic sphere.
Горинов Виктор Васильевич - доктор медицинских наук, профессор, главный научный сотрудник Отделения психогений и расстройств личности ФГБУ «НМИЦ ПН им. В.П.Сербского» Минздрава России; email: viktor-gorinov@yandex.ru
Шеховцова Елена Сергеевна - научный сотрудник Отделения психогений и расстройств личности ФГБУ «НМИЦ ПН им. В.П.Сербского» Минздрава России; email: shiha.l@mail.ru
Гадисов Тимур Гамидович - аспирант ФГБУ «НМИЦ ПН им. В.П.Сербского» Минздрава России; email: gadisovtmr@gmail.com Ткаченко Андрей Анатольевич - доктор медицинских наук, профессор, руководитель Отдела судебно-психиатрических экспертиз в уголовном процессе ФГБУ «НМИЦ ПН им. В.П.Сербского» Минздрава России; профессор ФГАОУ ВО «Первый Московский государственный медицинский университет им. И.М.Сеченова» Минздрава России; email: tkatchenko_gnc@mail.ru
