CC BY
169
Вестник Челябинского государственного университета. 2012. № 22 (276). Философия. Социология. Культурология. Вып. 27. С. 24-32.
ЧЕЛОВЕК,
ОБЩЕСТВО,
КУЛЬТУРА
:)
О. А. Пырьянова
НАРРАТИВЫ ФИГУРАТИВНОМ СЕКСУАЛЬНОСТИ: К ФЕНОМЕНОЛОГИИ ЧУВСТВЕННОСТИ
Фигуративная сексуальность - субъективированная эротическая чувственность, ускользающая от полного предопределения. Ее развитие коррелирует с жизнью конкретного индивида, создавая два типа нарративов: ситуативный и биографический. Нарративы фигуративной сексуальности имеют незавершенный характер. Переосмысление сексуальной чувственности приводит к переконструированию нарративов, оставляя актуальной интригу индивидуального сексуального опыта в трансцендентальном поле субъективности.
Ключевые слова: фигуративная сексуальность, Другой, сексуальная чувственность, ситуативный нарратив, биографический нарратив.
Процесс формирования и развития фигуративной сексуальности является ее необходимым атрибутом, вне которого концепт фигуративной сексуальности представляет собой пустое понятие, никак не связанное с антропологическим статусом индивида.
Становление фигуративной сексуальности происходит внутри очерченного пространства близости, конституирование которой возможно благодаря пересечению опыта переживаний двух субъектов. «Идентичности в этих пространствах никогда не статичны, но всегда существуют в процессе непрерывного создания и опровержения, так как различные тела, идентичности и капитал входят и выходят из этих пространств»1. Антропологическое пространство близости существует во взаимосвязи с иными физическими пространствами, ускоряя процесс изменения сексуальности, поскольку близкие отношения между индивидами включаются в общий хронотоп. Совместно приобретенный опыт открывает новые аспекты сексуальной близости.
Трансцендентальное поле субъективности раскрывает фигуративную сексуальность, поскольку внутри этого поля она освобождается от довлеющих нормативных систем. При
этом нехватка собственной чувственной близости (когда индивид ориентируется исключительно на отчужденный нарциссический образ близких отношений, не привнося в них ничего субъективного) выражается в стремлении соприкоснуться с чужими субъективными переживаниями, актуализируя архаические структуры в природе человека через обращение к симпатической магии, а точнее к одному из ее видов - контагиозной магии. «Контагиозной магией могут быть названы колдовские приемы, основанные на законе соприкосновения или заражения»2: соприкоснувшись с внешней по отношению к нему, но желаемой сексуальной близостью, индивид остается в плену надежды, что чужое переживание сексуальности может быть перенесено на его собственную жизнь.
Контекст ситуации производит до некоторой степени непроницаемую границу между посторонним наблюдателем и связной чувственностью индивидов, объединенной единым контекстом сексуальных переживаний каждого и сформированным субъективированным отношением к самому себе. Человеку, который находится вне пространства близости, как правило, достаточно однажды
сформированного представления о близких отношениях других людей. Такое представление с субъективной точке зрения будет казаться исчерпывающим, но, по сути, оно является результатом индуктивности повседневного мышления.
Индуктивность повседневного мышления формирует своеобразное отношение к миру. Любая проблема воспринимается с точки зрения всеобщего упрощения: индивид отказывается от интерпретации феномена, поскольку тот полагается как абсолютно простой, не заслуживающий внимания. Новая постановка вопроса становится невозможной. Чужая сексуальность оказывается легко определимой и a priori понятной, превращаясь в маркер наименований, который используется в качестве конечной цели любого отношения к неизвестному.
Фигуративность сексуальности выражается в том, что первое проявление сексуальной чувственности очерчивает лишь некоторый контур сексуальности, поскольку первое представление о своей сексуальности определяет направление, в котором она будет развиваться, но не предопределяет ее полностью. Остается потребность в наполнении индивидуальным субъективным переживанием и содержанием, делающим опыт сексуальной чувственности живым, то, что будет определено как нарратив. «Термин “нарратив” обозначает различные формы, внутренне присущие процессам нашего познания, структурирования деятельности и упорядочивания опыта»3. Нарратив, в качестве характеристики фигуративной сексуальности, интерпретируется как субъективная история развития сексуальных переживаний, предполагающая присутствие двух индивидов в пространстве близости. Нарратив фигуративной сексуальности в отличие от большинства других нарративов имеет незавершенной характер. Формально завершенная история сексуальных отношений потенциально остается открытой изменению, поскольку опыт сексуальной чувственности трансформируется в зависимости от интерпретации, следовательно, происходит переконструирование нарратива (его содержания и формы) при неизменности фактологической составляющей. Уникальность эротического переживания заключается в том, что ощущения, составляющие основу его чувственности, испытываемые субъектом, - неповторимы. Искренность пережива-
ний - условие обновления чувственного опыта на глубинном уровне.
Временное развитие фигуративной сексуальности предполагает наличие у каждого субъекта незаконченной истории, которая может пониматься двояким образом. Во-первых, в качестве биографического нарратива такая история будет представлять собой незавершенный нарратив, охватывающий не только сексуальность индивида, но и всю его жизнь. Биографический нарратив сексуальности более значим для самого человека, выступающего источником и целью любой наррации. «Референциальное высказывание. наррация - речь, присваиваемая тем, кто записывает себя как актера-автора»4, ставит индивида в положение, в котором он не способен уклониться от высказывания, через которое возможно самоосуществление. Процесс сексуальной саморепрезентации, определяющей существование сексуальности, приводит к ситуативному уровню понимания нарративности фигуративной сексуальности, преодолевая дистанцию между опытом переживания всей своей жизни и развитием актуальных отношений.
Ситуативный нарратив определяется, прежде всего, через бытие Другого в пространстве интерсубъективности, Другой в данной ситуации открыт индивиду. Взаимодействие с Другим предполагает наличие некоторого контекста, поскольку построение отношений, в том числе и сексуальных, с tabula rasa как опыт невозможно, в силу того факта, что восприятие любого человека как Другого предполагает наличие у него некоторой истории, через которую он и понимается как Другой. Необходима экзистенциальная дистанция, которая обеспечивает возможность интерпретации Другого как автономного субъекта. Другой остается до конца непознанным, тайна бытия Другого лишь приоткрывается, но никогда не дается полностью. Исчерпать ее означает задать вещное отношение в качестве абсолютного и единственно возможного, которое низводит человека до неодушевленного тела. Согласие на присутствие Другого в личностном пространстве индивида предполагает наличие у него (индивида) понятой самости, которая и позволяет не слиться с Другим, а обозначить пространство возможной близости.
Идея общего нарратива фигуративной сексуальности, включающего как самого субъ-
екта, так и Другого, становится реальной при допущении особого характера континуальности. Время в общем нарративе обладает многоуровневой структурой, с одной стороны, оно сопровождает процесс индивидуального переживания реальности каждого из субъектов, с другой стороны, это всегда ситуативноактуальное время, поскольку значение имеет, прежде всего, совместный опыт двух индивидов. Уже имеющийся опыт в контексте общего нарратива остается за скобками, и, с точки зрения временного развития, он неизменен в своей непосредственной данности. Все, что переживается субъектами фигуративной сексуальности, имеет модус актуальности (например, не только актуальное настоящее, но и актуальное прошлое, и актуальное будущее). Актуальность - значимость в непосредственных отношениях всего общего опыта, неважно прошлого или совместно конструируемого будущего. Длительность общего нарратива соединяет в себе все временные модусы. При нарушении такой временной схемы не только сексуальность теряет свой фигуративный аспект, но и разрушается общий нарратив, поскольку все, что будет объединять двух индивидов, ограничится незначимым эпизодом.
Одно из важнейших свойств фигуративной сексуальности заключается в том, что она является флексибильной. Флексибильность сексуальности выражается не в постоянной смене сексуальных объектов, а в том, что сексуальность способна самостоятельно (исходя из своей природы) изменяться в зависимости от внешних обстоятельств, адаптируясь к ним через выражение желания (или нежелания), сохраняя при этом самотождественность. Движение - предпосылка любого изменения и существования. Фигуративная сексуальность также является подвижной; ригидность сексуальности - это ее вырождение.
Временной поток, охватывающий развитие фигуративной сексуальности, есть прерывистая длительность, проходящая определенные этапы через моменты неподвижности и связные процессы. Моменты неподвижности представляют собой значимые точки, в которых происходит переосмысление своей экзистенции, возможно даже, переоценка ценностей, отталкивающееся от сексуальной чувственности. Связные процессы можно определить как единство переживаемого опыта возникновения желания, в данном опыте через реализацию желания раскрыва-
ется сексуальность. Такое развитие сексуальности коррелирует со свойством человеческого сознания, которое неизменно участвует в ее формировании, рефлексивно схватывая явившие себя желания и влечения. Чувственность не может непрерывно наращивать интенсивность переживания, достигнув своего предела, она трансгрессирует до невозможности переживания. Избыток становится пустотой, нарратив - молчанием, присутствие трансформируется в постоянное отсутствие.
Ситуативный нарратив фигуративной сексуальности имеет определенные закономерности своего развития. Формирование нарратива начинается с момента осознания своей субъективности, когда человек осознает необходимость индивидуального существования для понимания своей экзистенции. Переход к актуально переживаемому присутствию выражается в открытости миру, которая достигается путем освобождения сексуальной чувственности, когда она актуализируется в первичном желании наполнения переживаниями, предчувствуя потребность в Другом.
Следующий этап развития фигуративной сексуальности заключается в непосредственной встрече с Другим и периодом раскрытия чувственности. Другой - устойчивое условие фигуративной сексуальности, закрепленное в ее структуре в качестве формальной причины, он является условием актуализации сексуальности, следовательно, без него сексуальность не может быть реализована. Необходимо отметить, что ситуативный нарратив фигуративной сексуальности имеет двунаправленный характер, во-первых, он изначально ориентирован на Другого, проявляя в этой интенции идеационную способность трансцендентальной чувственности, схватывая Другого в его сущности. Восприятие Другого отталкивается от ноэматического переживания, данного в качестве первоначального опыта и подразумевающего единство предикативной данности. Всякий связанный с Другим опыт, который выделяется субъектом сексуальности, обладает определенной значимостью, поскольку влияет на конструирование образа Другого. Данный опыт охватывает не только непосредственные качества, которые приписываются человеку, но и сохраняет ряд феноменов, таких как отдельные события, факты, фигуры других людей, в той или иной мере связанных со значимыми моментами восприятия Другого. В будущем актуализация таких
феноменов моментально воспроизводит коррелирующее с ним чувственное переживание Другого, обновляя свежесть восприятия, как Другого, так и своей сексуальности. Субъект фигуративной сексуальности выхватывает Другого из общего потока существования, останавливая временное движение и создавая основание экзистенциального присутствия, которое коррелирует с модальностью бытия Другого, обладающей для индивида абсолютной достоверностью.
При смене естественной установки на феноменологическую индивид достигает сущностного понимания Другого. Благодаря но-эматическим актам Другой может быть дан во всей целостности, причем эта целостность конституируется присутствием воспринимающего субъекта. Скрытое от него остается невоспринятым, находясь за пределами репрезентативного образа Другого. С точки зрения фигуративной сексуальности оно является несущественным, так как фигуративная сексуальность раскрывается лишь в пространстве подлинного бытия.
Во-вторых, ситуативный нарратив фигуративной сексуальности всегда направлен и на самого субъекта наррации, поскольку знание
о Другом достижимо при обращении к собственным структурам переживаний. Для индивида как субъекта фигуративной сексуальности важен не только сам сексуальный акт, реализующий его эротические желания, но и наличие переживания сексуальной чувственности, вне зависимости от их конкретного содержания. Осуществляется, если пользоваться феноменологической терминологией, единство естественной и феноменологической установки в отношении сексуальности, что не является обязательным условием для существования других феноменов человеческой жизни.
Условно заключительный этап развития фигуративной сексуальности содержит в себе существенный момент субстанциального осознания индивидуальной сексуальности, которое является укорененным в трансцендентальном характере сексуальной чувственности человека. Переживания как такового недостаточно для полноценного существования сексуальности, помимо этого оно должно быть внутренне интерпретировано через рассудочное принятие. Далее же следует процесс свободного раскрытия фигуративной сексуальности в образованном пространстве близости.
Данный этап обозначен как условный в силу того факта, что развитие сексуальности на нем не останавливается, оно вновь может пройти все конституирующие ее уровни, но ни один из них при этом не будет абсолютно тождественным ранее пережитому, поскольку иным становится и сам субъект. В этом выражается процессуальность сексуальности, подвижность, как своего бытия, так и бытия Другого, и формирование, как бы парадоксально это ни звучало, устойчивости существования. Сам характер временности обусловлен первоначальной встречей с Другим. Инаковость - путь к тождественности.
Так оформляются субъекты наррации, конституирующие свою идентичность в процессе конструирования нарратива. «Идентичность создателя редуцирует самость, дробит ее и восстанавливается через ряд событий, которые конституируют аппроксимацию невыразимого»5. Сексуальная чувственность индивида, проявляющая себе в конкретных событиях, в прерывистом обретает сущностное единство. Каждый раз она переживается по-новому, не дублируя предыдущий опыт, при этом индивид сохраняет аутентичность восприятия сексуальности, приближая к более полному переживанию своей сексуальной чувственности.
Изначально направление, в котором будет проистекать формирование и развитие фигуративной сексуальности, остается неизвестным. Тайна будущего не лишает смысла человеческое существование, но, напротив, сохраняет живой интерес к экзистенциональ-ному присутствию. Потаенность в нарративе фигуративной сексуальности выполняет роль интриги, без которой не обходится ни один рассказ. «Интрига - это интеллигибельное единство, которое создает композицию обстоятельств, целей и средств, инициатив и невольных следствий»6. Фигуративная сексуальность дает возможность субъекту самостоятельно проецировать поливариантность сюжетов развития, погружая их в контекст чувственности. Фантазии и желания, свойственные актуализированной сексуальности, детерминируют многоуровневую структуру интриги, единство которой сопряжено со связным характером сексуальной чувственности. В каких бы модусах (реальных или воображаемых, позитивных или негативных) не выражалось возможное содержание сексуальных отношений с Другим, оно всегда
дается в единстве трансцендентальной чувственности, которая ассимилирует все богатство различных сюжетов развития. Для сексуальной чувственности индивида ни одно из построений возможного развития фигуративной сексуальности не является излишним или несущественным, так как за сконструированным сюжетом обязательно следует реакция в качестве чувственных переживаний. Ответ чувственности раскрывает сексуальность.
Во многом конструирование интриги связано не с попыткой воплотить представляемое в реально осуществленное событие, а с желанием понять основания своей сексуальной чувственности в ответной реакции телесности на возможную перспективу развития событий. Рассказанная история всегда завершена, и переживания индивида соотносятся с ней довольно опосредованно, поскольку она всегда дана в прошлом. Обладание своим прошлым, которое четко отделено от настоящего времени и позиционируется по аналогии с вещными феноменами, противоречит нарративному характеру фигуративной сексуальности, поскольку чувственное переживание всегда имеет статус актуального. Оно непрерывно конституирует существующую сексуальность в том плане, что чувства, однажды пережитые, не могут быть изъяты из единого эмпирического опыта.
Отличительной особенностью интриги развития сексуальности является то, что она вбирает в себя опыт обоих субъектов. Ориентация на общий опыт обусловлена желанием «удостовериться» в подлинности субъективной чувственности, сексуальное переживание глубже, когда получает отклик со стороны чувственности Другого. Фигуративная сексуальность чужда предзаданности и полной завершенности, ее природа диалогична. Это справедливо и в том плане, что сексуальность, порождаемая интригой, не только актуализируется в реальности вымысла и фантазии, но и создает собственную реальность близости.
Интимный характер новой реальности гарантирует возможность свободы от защитных механизмов, как правило, неотъемлемых в социальной коммуникации. Если в социальной коммуникации принято сохранять свою самость сокрытой для реализации возможности непроблематичного взаимодействия, то близость строится именно на открытии самости для Другого. «Признать, что вымысел об-
ладает референцией, означает уйти от узкого понимания референции, которое оставило бы вымыслу только эмоциональную роль. Так или иначе, любая система символов приводит к конфигурации реальности. В частности, изобретаемые нами интриги помогают конфигурации нашего смутного, неоформленного и, в
г 7
конечном счете, немого временного опыта»'. Фигуративная сексуальность, подпитываемая нарративными интригами, превращает в реальное то, что изначально таким статусом не обладало, поскольку конструирование будущего, основанного на сексуальной чувственности, всегда интериоризуется путем переживания, усиливая влечение и обнажая желание.
Ситуативный нарратив фигуративной сексуальности, опираясь на интригу как необходимое свойство всякой нарративности, постулирует отсутствие конечной цели как точки завершения сексуальности. Завершенность сексуальности в данном случае имеет значение абсолютной конечности, превращая трансцендентальную чувственность в факт прошлого, к которому нет необходимости обращаться.
Пример развития сексуальности, не обремененной никакой интригой, - это своеобразная история сексуальных побед. Конечной целью развития такой сексуальности индивид полагает секс, в котором реализуются и воплощаются все его желания. Секс, как самоцель сексуальности, становится повседневным событием, которое носит случайный характер по отношению к чувственности индивида. Обладание сексуальным объектом в качестве магистрального отношения к другому человеку продиктовано не только потребительским взглядом на мир, взращенным современной консьюмеристской культурой, но, прежде всего, основано на поверхностности чувственных переживаний.
Сексуальная чувственность в данном случае воспринимается индивидом как вторичная, не обладающая субстанциальным значением. Она позиционируется как «придаток» человека в том плане, что поддерживается благодаря нерефлексивному отношению к себе и к Другому, на одном уровне с другими первичными потребностями, например, такими, как потребность в самосохранении или пищи. Сексуальность редуцируется до физиологического проявления, ограниченного желанием моментального удовлетворения.
Изначально нереализованная первичная потребность в любви заставляет человека постоянно стремиться к ее восполнению, но никогда не достигает успеха, поскольку инфантилизм оказывается непреодолимым в своей привычности. Он сливается с сущностью человека, становясь определенным фреймом восприятия реальности. Сексуальность направлена исключительно на получение удовольствия, которое может служить заменой более глубокого переживания чувственной близости.
Перемещение сексуальности из личностной сферы в область публичной социальности разрушает интимность как основание любого подлинного существования. «История сексуальных побед» обязательно должна быть рассказана, иначе она теряет свою ценность для индивида, но это именно рассказ (story), а не нарратив, поскольку рассказ как простая история развивается по четко определенной схеме, меняющейся лишь в незначительных деталях. Дальнейшее развитие предопределено предыдущим опытом в плане бесконечного копирования одних и тех же ситуаций, сущностно не обновляемых даже наличием разного контекста.
Посторонний человек, на которого направлена референция рассказа, всегда остается безучастным и отстраненным от ситуации повествования в отличие от нарратива фигуративной сексуальности, когда невольный наблюдатель оказывается захваченным чужим опытом переживаний, обращаясь к собственной сексуальной чувственности, находит путь к себе. Нарративный характер фигуративной сексуальности вовлекает внешних по отношению к нему [конкретному нарративу] индивидов, оставаясь при этом в интимном пространстве субъектов, инициировавших его создание.
Приписывание социальной значимости потребительской сексуальности является попыткой оправдания ее существования, так как одновременно с этим она лишается своей самостоятельной значимости, индивид все больше отдаляется от понимания своей природы. «История сексуальных побед» как одна из форм проявления сексуальности не только разрушает возможность подлинной связи с Другим, но и нивелирует ценность собственного существования. Секс в качестве самоцели сексуальных отношений не выдерживает временного давления, поскольку «с годами
он становится хуже, к тому же к нему привыкаешь, и невозможно повторить ощущения, которые испытал, когда попробовал впер-вые»8. Подобно наркотическому трипу, получаемое удовольствие со временем тускнеет, оставляя в прошлом идеальный образ.
Поддержка определенного уровня наслаждения опирается на непрерывное желание интенсивности переживаний. Удовлетворение такого требования связано с постоянной сменой сексуальных партнеров, что, на взгляд индивида, увеличивает свежесть впечатлений, но, по сути, является лишь бегством от самого себя. В данном случае сексуальность позиционируется как повседневная практика, своего рода «привычное дело», осуществление которого происходит без каких-либо трудностей для индивида. Она превращается в символический капитал, который более свойственен молодым людям, пока еще не достигших зрелости. Данный символический капитал повышает значимость субъекта, как в глазах других людей, так и в собственных глазах, прежде всего, через наделение его особым типом власти. «Логический конформизм» влияет на всю жизнь индивида, поскольку делает не осуществимой возможность индивидуального существования, возможность быть автором своего бытия. Это проявляется в желании снять с себя ответственность за собственную жизнь. Любая неудача (в данном случае -сексуальная неудача) объясняется исходя из внешних обстоятельств. По большому счету, сексуальность индивида остается пассивной, поскольку роль субъективных желаний и влечений, выражающих глубину трансцендентной чувственности, сведена к минимальному влиянию на сексуальные отношения.
Данный тип сексуальности может быть преодолен через изменение отношения к миру. Обновленный опыт субъективной жизни характеризуется «не-алиби в бытии», ситуацией, описанной М. М. Бахтиным. Ответственность перед миром выражается в индивидуальном поступке, который может являться не только действием, но и мыслью, и отношением. Ситуация индивидуального существования уникальна, оказываясь неповторимой по своей сути, индивид, отказываясь от ответственности за свои поступки, отступается от своей сущности и далее - от собственной жизни.
Сексуальное переживание в качестве определенного нарратива формирует вне-
будничное существование, так как структура временного развития, коррелирующая с интенсивностью переживания, открывается только самому субъекту. «Если всякий рассказ осуществляет, посредством самой операции построения интриги, каузальную связь, это построение является уже победой над простой хронологией»9. Преодоление привычного потока времени позволяет субъекту самостоятельно конструировать конститутивные структуры мира.
Преобразуется не только временное присутствие, но и пространственное, в силу того, что «нарративы не могут рассматриваться как совершенно личностные или индивидуальные изобретения <...> они не являются и простой репрезентацией объективного описания вещей и событий»10, нарратив образует трансцендентальное поле субъективности, очерченное сексуальной чувственностью конкретных индивидов.
Трансцендентальное поле субъективности фигуративной сексуальности предполагает наличие определенной свободы и дистанции по отношению к Другому, поскольку это является непременным условием близости. Отдаленность есть детерминанта автономного существования, которое необходимо для раскрытия фигуративной сексуальности. Пересечение чувственного опыта сексуальности индивида и Другого выражается в сопричастности личностного бытия. Сама причастность конституируется общим опытом сексуальных переживаний. Другой всегда остается автономным субъектом, говоря о фигуративной сексуальности, подразумевается, что она есть сексуальность индивидуального субъекта, отличающаяся от любой другой, и при этом не может быть сведена к ней или познана через нее.
Изначальная данность Другого проявляется в качестве доступного пониманию пространства интерпретации, поскольку «мы не можем понять или телеологически объяснить поведение, которое было бы нам полностью чуждым»11. Родство душ коррелирует с соразмерностью чувственных переживаний, которые, воплощаясь в ситуативном нарративе фигуративной сексуальности, утверждают независимость бытийственного существования индивида. Опыт сексуального переживания бытия Другого уникален по своей сути, но степень его глубины может варьироваться в зависимости от того, насколько близок
Другой (подразумевается не пространственное понимание близости, а духовное), вызывающий отклик сексуальной чувственности. Соответственно, чем устойчивее реальность близости, тем более полным будет сексуальное переживание, поскольку индивид сможет полностью раскрыться перед лицом Другого и раскрыть его самого.
Интенции трансцендентального поля субъективности всегда направлены на субъекта сексуальности, который является одновременно и причиной, и целью подлинного бытия. Трансцендентальное поле без субъекта представляет собой ситуацию, в которой происходит либо замена реального образа Другого на вымышленный, либо ситуацию фактического исчезновения Другого из пространства близости, как, например, в случае физического уничтожения субъекта (в момент смерти человека) или когда раскрывается вымышленный образ Другого, при этом не совпадающий с реальным. Такое развитие событий является абсолютно незавершенным ситуативным нарративом сексуальности. Иллюстрацией незавершенности ситуативного нарратива фигуративной сексуальности является феномен безответной любви, означающий невозможность ответа сексуальной чувственности Другого.
Ситуация неразделенной любви может интерпретироваться двояким образом. Во-первых, когда Другой, данный посредством очевидного усмотрения его сущности, воспринимается субъектом довольно отчетливо: неразрешенность совместного существования в пространстве близости объясняется потаенной чувственностью Другого. Такая ситуация может оцениваться не всегда негативно, фигуративность сексуальности выражается отчасти в принятии разнообразных форм проявления чувственности, такими формами помимо реальных отношений являются лучшие образцы романтической поэзии, как в случае неразделенной любви Петрарки к Лауре.
Чувственность Другого молчит, вероятнее всего, потому, что сексуальность пока еще не стала фигуративной. Существуют различия в интенсивности переживания мира субъектами, в ощущении его полноты. Иная причина может заключаться в закрытости для Другого самого субъекта, если он не способен или не желает выразить свои переживания, соединив при этом в своей сексуальности чувственное
и рациональное. Удостовериться в своей сексуальной чувственности можно лишь, вызвав Другого на диалог, который обнажает взаимные переживания.
Во-вторых, проблема отсутствия Другого в трансцендентальном поле субъективности порождена неверно сконструированным образом Другого, когда наблюдается диссонанс с реальным Другим. Искаженное представление о нем ведет чувственность по ложному пути, заставляя обманываться вновь и вновь. «Пока заблуждение можно свести к проблеме постижения интенционального акта, одной ошибочной подстановки не хватит для того, чтобы появилась особенная сложность фигурации. На уровне отчетливо нечистой совести фантастический образ, появляющийся в сознании субъекта и полностью закрывающий мир, можно просто отождествить с создавшим его модусом сознания; редуктивное прочтение ситуации - верное прочтение»12. Ошибочное понимание собственной сексуальности редуцирует ее до слепого влечения, уводящего в область эфемерных фантазмов.
Желание почувствовать Другого перемещает сексуальные переживания в нереальную реальность эротических снов и фантазий. Ощущения, получаемые таким образом, оказываются более смутными и тусклыми, поскольку они всегда вынуждены отталкиваться от реального опыта переживаний, который в отношении к данному конкретному Другому отсутствует. При этом сексуальность не может быть охарактеризована как форма аутоэротизма, так как она, несмотря ни на что, направлена на образ Другого, а секс не является самоцелью. Опасность столкнуться с «нереальным» Другим всегда остается, пока не будет проявлена сексуальность - невозможно верифицировать степень соответствия существующего образа и реального Другого. Реальность Другого для субъекта постулируется наличием отклика сексуальной чувственности Другого в момент, когда индивид решается на открытие своих чувств, определенных сексуальностью. При этом модус реальности восприятия Другого не отменяет возможности экзистенциального существования Другого за рамками бытия индивида.
Безответная любовь - первая форма, репрезентирующая сексуальность индивида и свойственная, как правило, юношескому периоду жизни человека. Она необходима для того, чтобы смутные представления о своей
сексуальности трансформировались в отчетливое сексуальное переживание. Ее ситуативный нарратив, оставаясь незавершенным, включается в нарратив биографический, существование которого детерминирует возможность самопонимания в контексте всей жизни человека. Происходит совпадение ситуативного и биографического нарративов фигуративной сексуальности в момент ее осуществления, когда индивид реализует свою сексуальность как значимую часть его жизни.
Сам биографический нарратив фигуративной сексуальности состоит из отдельных ситуативных нарративов, которые обладают вневременным статусом через возможность обращения к ним в любой момент и изменения глубины их переживания. Структурирование ситуативных нарративов осуществляется по степени значимости в отношении к развитию фигуративной сексуальности.
Опыт самопонимания придает ценность каждому такому нарративу, поскольку для человека важной является вся его жизнь в целостности конституированных переживаний. У субъекта, который раскрыл и принял свою сексуальность, отсутствует желание прожить иную жизнь или сформировать иную сексуальность (что само по себе невозможно). даже несмотря на возможное существование негативного сексуального опыта, как в случае с неразделенной любовью.
Таким образом, фигуративная сексуальность составляет существенную часть экзистенции индивида, конституируя индивидуальную антропологическую реальность в процессе обращения к Другому. Соразмерность чувственного и рассудочного переживания своей сексуальности приводит к полноте существования и ощущения мира. Фигуративная сексуальность находится в постоянном развитии, не теряя своей самотождественно-сти, укорененной в природе человека.
Развитие фигуративной сексуальности осуществляется в нарративном дискурсе, интенция которого в своей ситуативной форме направлена на формирование пространства сексуальной близости, свободной в своем проявлении, объективированной в конструировании интриги как поливариантности будущего. В биографической форме нарратив фигуративной сексуальности соразмерен экзистенциальному существованию индивида, которое становится реальным, когда при-
сутствует факт принятия собственной сексуальности в процессе развития внутренних и внешних репрезентативных практик.
Примечания
1 Casey, M. De-dyking Queer Space(s): Heterosexual Female Visibility in Gay and Lesbian Spaces / М. Casey // Sexualities. 2004. № 7. P. 448.
2 Фрэзер, Дж. Золотая ветвь. Исследование магии и религии / Дж. Фрэзер. М., 1980. С. 20.
3 См.: Брокмейер, Й. Нарратив: проблемы и обещания одной альтернативной парадигмы / Й. Брокмейер, Р. Харре // Вопр. философии. 2000. № 3. С. 29-42.
4 Кристева, Ю. Епцв1ЮТ1ХП. Исследования по семанализу / Ю. Кристева // Кристева, Ю. Избранные труды: Разрушение поэтики / Ю. Кристева. М., 2004. С. 145.
5 Sweeney, R. D. (Translator) Arts, language and hermeneutical aesthetics : Interview with Paul Ricoeur (1913-2005) / R. D. Sweeney // Philosophy & Social Criticism. 2010. № 36. P. 945.
6 Рикер, П. Что меня занимает последние 30 лет / П. Рикер // Рикер, П. Герменевтика, этика, политика. Московские лекции и интервью / П. Рикер. М., 1995. С. 63.
7 Там же. С. 67-68.
8 Коллин, М. Измененное состояние. История экстази и рейв-культуры / М. Коллин. М., 2004. С. 48.
9 Рикер, П. Время и рассказ. Т. 1. Интрига и исторический рассказ / П. Рикер. М. ; СПб., 1998. С. 207.
10 См.: Брокмейер, Й. Нарратив... С. 29-42.
11 Рикер, П. Время и рассказ. С. 161.
12 Ман, П. де Аллегории чтения : фигуральный язык Руссо, Ницше, Рильке и Пруста / П. де Ман. Екатеринбург, 1999. С. 195.
