CC BY
54
УДК 82:316.6(47) ББК 83.3:63.3(2)61
НАРОДНЫЙ УТОПИЧЕСКИЙ ИДЕАЛ В ТВОРЧЕСТВЕ «ПОПУТЧИКА РЕВОЛЮЦИИ» ВСЕВОЛОДА ИВАНОВА
Е.А. ПАПКОВА
Институт мировой литературы им. А.М. Горького РАН ул. Поварская, 25а, г. Москва, 121069, Российская Федерация E-mail: elena.iv@bk.ru
Впервые утопические мотивы в произведениях выдающегося русского писателя ХХ в. Всеволода Иванова рассматриваются комплексно: с точки зрения их фольклорных источников и в контексте историко-политической ситуации времени. Утверждается, что утопические легенды о «далеких землях», включенные в произведения начала 1920-х гг., созданы Ивановым на широком фольклорном материале культуры народов Сибири. Обосновывается типологическая общность и своеобразие русских и восточных, прежде всего казахских, источников текстов писателя. В качестве источников образов благословенных «спокойных», «хлебородных» земель и идеальных городов в книге рассказов Иванова «Седьмой берег» и романе «Голубые пески» указываются русская народная утопическая традиция (легенда о Беловодье, о реке Дарье и др.) и казахская легенда (сказка) о том, как Асан Скорбящий искал спокойную землю. В то же время обращается внимание на то, что созданные в произведениях писателя утопические сюжеты всегда маркированы современностью: в текстах упомянуты «большевики, «пролетарии», Ленин, Маркс, что указывает на их политический контекст. Раскрывается связь утопических образов писателя с активно обсуждавшейся в пореволюционные годы идеей мировой революции, в частности ее «азиатской ориентации», в народном, прежде всего крестьянском восприятии. Сделан вывод о том, что трагические финалы рассказов Иванова указывают на недостижимость нового утопического идеала и, таким образом, обозначают позицию автора, а именно, «попутчик революции» Иванов ставит под сомнение утверждавшийся в стране после революции новый идеал общественного устройства и последствия его осуществления, оценивая их с позиции народного социально-утопического идеала.
Ключевые слова: произведения Всеволода Иванова 1920-х гг., утопические мотивы, фольклорные источники, политический контекст, мировая революция, народный идеал общественного устройства.
FOLK UTIPIAN IDEAL IN THE WORKS OF VSEVOLOD IVANOV «A FELLOW-TRAVELLER OF THE REVOLUTION»
E.A. PAPKOVA Institute of World Literature named by A.M. Gorky RAS 25a, Povarskaya str., Moscow, 121069, Russian Federation E-mail elena.iv@bk.ru
In the article for the first time the utopian motives in the works of an outstanding Russian writer of the XX-th century Vs. Ivanov are considered in an integrated way: from the point of view of their folklore sources and on the background of the historical and political situation of the time. It is stated that the utopian legends about far-away lands, included into the works in the 1920-s, were created by Vs. Ivanov on the basis of a broad folklore material of Siberian peoples' culture. The article gives
ground for the unity and peculiarities of Russian and oriental sources of the texts of the author, and first of all the Kazakh ones. Speaking of images of blessed, «calm» («spokoinyh») lands and ideal cities, there are some sources of Russian folk utopian traditions in Ivanov's book of short stories «The Seventh shore» («Sed'moy bereg») and his novel «Blue Sands» («Golubye peski»). This stories have their roots in legends of Belovod'ye, of Dariya river and in the kazakh legends of Asan the Mourner and his searching for the peaceful land. At the same time some utopian plots in Ivanov's works are always marked as his current contemporaneity. There are «Bolsheviks», «proletarians», Lenin, Marks and his indicates the political context of his works. In this article we expounded connection between utopian images in author's books and the idea of «World Revolution» which was actively discussed in postrevolutionary years/And its «asian orientation» in national (mostly pea sant) mind in particular. Tragic finals of Ivanov's short stories indicate this inaccessibility of the brand utopian ideal. A conclusion is made that «a fellow-traveller of the revolution» Vs. Ivanov casts doubts on the new ideal of the social structure, which was being established in the country at that time, as well as the consequences of its implementation judging it from the position of social-utopian ideal.
Key words: works of Vsevolod Ivanov of the 1920-s, utopian motives, folklore sources, political context, world revolution, folk ideal of social structure
Горький опыт ХХ в. - мучительное расставание с мыслью об осуществленном «светлом коммунистическом будущем» в пореволюционной России и кризис социально-утопических идей в Европе - в XXI в. стремятся осмыслить философы и социологи, историки и филологи. Необходимость целостного изучения социально-утопических идей и движений диктуется желанием не только понять прошлое, но и вновь попытаться найти ответ на «вечный» вопрос о возможности достижения в ходе истории идеала общественного устройства. Изучая природу утопизма на разных социальных уровнях, выдающийся исследователь К.В. Чистов показал, что человеческое мышлении рождало не только утопические системы философов, ученых и политиков, но и народные легенды и движения, которые «развивались задолго до появления ученого утопизма, параллельно с ним и независимо от него» и «были тем фундаментом, питательной почвой, без изучения которой история утопизма непредставима»1.
Слова «попутчики революции», как известно, были употреблены Л.Д. Троцким в 1922 г. по отношению к некоторым писателям группы «Серапи-оновы братья», в частности к Вс. Иванову, а также к Б.А. Пильняку, С.А. Есенину и Н.А. Клюеву. В творчестве «мужиковствующих попутчиков» Троцкий находил черты «советского народничества», предъявляя упрек в том, что обещаемый ими через революцию рай - это «только увеличенное и приукрашенное мужицкое царство; пшеничный, медвяный рай»2. Пшеничный рай - вольная земля, где человек может свободно трудиться на пашне, как показали исследователи русской народной утопии К.В. Чистов, А.И. Клибанов и другие, являлся почти всегда неотъемлемым компонентом русских утопических легенд «о далеких землях». В прозе Иванова этот образ далеко не случаен.
1 См.: Чистов К.В. Русская народная утопия (генезис и функции социально-утопических легенд). СПб.: Дмитрий Булавин, 2011. С. 444 [1].
2 См.: Троцкий Л.Д. Литература и революция. М.: Красная новь. Главполитпросвет, 1923. С. 42-47 [2].
Начавшийся в 2000-е гг. новый этап изучения творчества одного из выдающихся писателей ХХ в. Вс.В. Иванова дает возможность говорить о нем как об оригинальном мыслителе своего времени, попытавшемся в своей художественной прозе 1910-1920-х гг. осмыслить масштабные социально-политические движения в европейской и азиатской России в контексте народных утопических представлений культур Востока и Запада. Всеволод Иванов родился в 1895 г. в казачьем селе Лебяжьем Семипалатинской губернии. Причудливое соединение разнородных фольклорных традиций многочисленных народов Сибири (прежде всего русских, казахов и алтайцев), вер и обычаев (старообрядцев, сектантов, шаманов) - вся эта «азиатчина» - нашло отражение в произведениях писателя и многое определило в его судьбе. Центральным событием его юности был поход в Индию в 1912-1915 гг., которая представлялась ему страной высочайшей духовной культуры. Конечной точкой путешествия стала Бухара, оттуда, вновь через всю Сибирь, Иванов возвращается в родные места. В Кургане с 1916 г. печатается в региональной периодике. С осени 1917 г. поселяется в Омске.
В феврале 1921 г. благодаря А.М. Горькому Иванов приезжает в Петроград и начинает новую страницу своей литературной биографии. В прошлом, о котором он в публикуемых в печати автобиографиях высказывается как о революционном, остаются членство в партиях эсеров и социал-демократов, работа в типографии Дальневосточной Армии «Вперед!», публикация статей и рассказов в «белой прессе», поездка в качестве военного корреспондента газеты «Сибирский казак» на колчаковский фронт в сентябре - ноябре 1919 г., т. е. незадолго до разгрома армии Верховного Правителя, наконец, неудавшаяся попытка уехать вслед за бегущей армией Колчака на Восток. Петроградский период жизни Иванова с 1921 по 1923 г., когда были опубликованы повести «Партизаны». «Бронепоезд 14-69» и «Цветные ветра», принесшие ему заслуженную славу в Советской России и в среде русской эмиграции, несмотря на большое количество исследовательских работ о группе «Серапионовы братья», документирован недостаточно. Настроения и стиль жизни молодого сибиряка в первые два года петроградской жизни передают обнаруженные нами в 2013 г. в Центре истории Новосибирской книги неизвестные письма Иванова сибирскому писателю и другу К.Н. Урманову. Первое письмо Иванова в Сибирь от 30 марта 1921 г. рисует образ чрезвычайно занятого литературой -«только читаю и пишу» - и весьма довольного собой молодого провинциала, которому явно покровительствует М. Горький: «пристраивает ... рассказы в журналы и заботится», познакомил «с рядом умных и полезнейших людей»3. В письме, датированном декабрем 1921 г., Иванов называет себя человеком «пробивающим литературную скорлупу»4, что, надо сказать, ему вполне удается. В 1921 г. он активно печатает рассказы в советской России и за границей: сотрудничает в пролеткультовском журнале «Грядущее» и в газете «Петроградская
3 См.: Письма Вс. Иванова К.Н. Урманову // Персональный фонд К.Н. Урманова. Центр истории Новосибирской книги. ПФ-КУ Оп. 11. ед.хр. 3 [3].
4 Там же, ед.хр. 7
правда»; первый советский «толстый» литературный журнал «Красная новь» открывается повестью Иванова «Партизаны», в течение 1922 гг. публикуются другие партизанские повести; сочинения Иванова издаются в «Эпохе» наряду с прозой А. Белого, Е. Замятина, Ф. Сологуба, А. Ремизова; в Берлине готовятся к изданию повести и рассказы. «Воронский дурак большой, но есть дураки еще больше...»5 - откомментирует свои писательские успехи Иванов в письме другу и расскажет о том, как тратит полученные гонорары: «А здесь - пивные. А здесь - ресторан. Музыка играет.» [3. ед.хр. 7]. Одновременно с этой похвальбой Иванов описывает, как меняется его душевное состояние, и заодно передает собственное видение политической ситуации в стране: «.пахнет войной и всякими гадостями. ... в Гёнуэзскую я не верю, а если бы война - это очень плохо - при нашем поносе, именуемом НЭПом. Много не навоюешь. Да и в голове понос, а идеи и жизнь вот так <—> в разные стороны. Спекулируют все, и коммунисты, и некоммунисты. <.> Читаю Брет йрта... главное, все хорошо кончается. А в жизни все так плохо кончается. Даже социальные революции. (6 марта 1922 г.)» [3, ед.хр. 8]; «.в Сибирь все-таки (в частности на Д<альний> В<осток>) поеду. Тому много причин, одна из важнейших - огромная душевная боль. Я всякую психологию из своих работ выкинул, - а в душе-то у меня образовалась - достоевщина. Если я поеду, то в поездке буду пьянствовать месяца три, думаю, пройдет (17 июля 1922 г.)» [3, ед.хр. 11].
Несовпадение «идей» и «жизни» отразят произведения Иванова, созданные в этот период, причем не прославившие его «партизанские повести», а написанные немного позднее и считавшиеся тогда менее художественно значимыми рассказы, которые в 1922 г. составили книгу «Седьмой берег» (2-е издание - 1923 г.), и роман «Голубые пески» (1923).
Заглавие «Седьмой берег» отсылает, как впоследствии объяснял писатель, к казахской легенде о седьмом береге счастья, которого достигает герой-богатырь, пройдя «три неимоверно быстрых реки»: «реку рождения», «реку учения» и «реку работы»6. В книге легенда нигде не называется, но большая часть рассказов содержит упоминания, то совсем небольшие, то достаточно развернутые, о неких благословенных городах и землях, куда мечтают добраться герои. При этом речь идет не об известных русских народных утопических легендах о «далеких землях», например о Беловодье, возникавших в крестьянской среде в ХУШ-Х1Х вв. Поэтические тексты о «непознаваемых странах» Иванов, как ранее «Легенды об ушедшей Сибири» (1916-1917), создает сам, широко используя фольклор разных народов и вводя знаковые отсылки к топонимам, тесно связанным с бытовавшими в европейской и азиатской России народными утопическими представлениями. Чаще всего это Индия, Китай, но встречаются и другие.
В автобиографических «Рассказах о себе», открывавших первое издание книги, появляется ведущий для Иванова мотив «голубых песков», с которым будет связано три его утопических сюжета. По степи, где «голубые запахи пес-
5 Письма Вс. Иванова К.Н. Урманову. Оп. 11. ед.хр. 3
6 См.: Иванов Вс. История моих книг // Наш современник. 1957. № 3. С. 146 [4].
ков», движется киргизский (так в то время называли казахов) караван: «Скрипят неподмазанные арбы, медленно шагают верблюды, и киргизы не глядят на нас, а упрямо на запад». На вопрос, куда они бегут, мать героя отвечает: «От мору бегут. <...> Може, в Китай. Може, в Индию... Они поди и сами не знают. Жрать нечего - и бегут» [5, с. 40-41].
Через «голубые пески» земли и неба ищут пути в «далекие земли, полые земли Арапские»7 жители русской деревни из рассказа «Полая Арапия», написанного Ивановым весной 1922 г. после поездки в голодающее Поволжье и вошедшего во второе издание книги «Седьмой берег». Появляется старица Ефимья со Святого ключа и велеречит: «Открылись на небольшие времена ворота Арапской полой земли. Идите все, кто дойдет песками, через сарту, от-тедова по индейским горам. На тридцать семь лет отверзлись врата. Кто первой поспеет, тому близко землю вырежут. Трава там медовая, пчелиная. Хлебушко спеет на три недели» [5, с. 95]. Мужики из сгоревших хуторов и деревень, с детьми, со стариками, отправляются в Полую Арапию. В дороге едят палых лошадей, кору, начинается трупоедство и людоедство.
В рассказе «Лоскутное озеро» жителям деревни, из которой «мужики были в красных и белых», и «над теми и над другими бабы плакали одинаково»8, некий человек, «тонкорукий и востроглазый», рассказывает, что «исцеление наших мученьев» будет, если сорок раз обойти вокруг «подвижницкава Лас-кутного озера»: «.читай молитвы, кто каки умет! Главно - сорок раз обойти, чтобы плоть блюсти, поститься, и толды на сороковой раз расступится, грит, камыш - и пойдет себе крещеный люд на спокойную землю». «Открылись, бают, в Расеи спокойные земли. где, грит, жи-и-иви...» - переговариваются мужики; отгоняя невольные сомнения: «А поди так брешет - нету их по всем царствам» [5. с. 110-112]. Поселившимся в камышах отчаявшимся жителям сгоревших деревень разных сибирских губерний «спокойные земли» представляются в общем одинаково: там есть дом и пашня.
Деревенская девушка Авдокея, секретарь «ичейки» из рассказа «Вахада, ксара гуятуи», не может написать протокол заседания, где принято решение «воевать с японцем до смерти», и обращается за помощью к матери. Старинными словами старуха помогает ей передать «горе людей»: «.мужику дадена пашня - паши да корми, нам, бабам, скотину гонять. А над пашнями-то палы идут, скотину-то поедает красный волк да барс.». И вновь воскресает утопическая мечта о мужицком счастье: «Сказывают, счастье наше за девять морей, за девять земель, на девятом острову на Сарачинском. А как тебе пешком туда идти, в три года не дойти, орлом лететь тебе - в три года не долететь.» [5, с. 167-168].
Представление о сокровенном месте - чудесном городе Верном в Туркестанских землях, который «ушел» - «сквозь землю провалился», «от мук скрывшись», - помогает жить деревенскому портному Кузьме - герою рассказа «Жаровня архангела Гавриила»9.
7 См.: Иванов Вс. Седьмой берег. М.; Пг.: Круг, 1923. С. 96 [5].
8 Там же. С. 107.
9 Там же. С. 227.
Помимо рассказов, созданных на материале русской жизни начала 1920-х гг., в книгу «Седьмой берег» включены два восточных текста, в которых также появляются утопические мотивы. Китаец Чжень-Люнь из рассказа «История Чжень-Люня, искателя корня шень-жень», живущий в России в горах Маньчжурии, мечтает поехать «на жарком судне» в Китай, в Шанхай, и там обрести счастье: «В Шанхае в фанзе можно пить сулею - рисовую водку. Можно курить опиум и рассказывать, как жил в тайге». [5, с. 198]. Персонажи рассказа «Шо-ГГуанг-Го, амулет Великого города», корейцы, работающие в Уссурийском крае на японских промыслах морской капусты, жадно слушают одноглазого каули: «Идет сюда русский. <...> На груди, к сердцу, у него амулет с пятихвостами, медный». Русский, которого послал «Великий город» - «сладкий город», обещает, что «круглоголовых людей с островов в Корее не будет. Будут люди с широких земель, с широкими, как у медведя, сердцами» [5, с. 237].
Завершает книгу рассказ «Дите» о русских мужиках из партизанского отряда Красной гвардии товарища Селезнева. Текст открывается описанием Монголии, где сражается отряд: «Монголия - зверь дикий и нерадостный. <.> А у человека монгольского сердце неизвестно какое - ходит он, говорят, в шкурах, похож на китайца и от русских далеко, через пустыню Нор-Кой стал жить. И говорят еще, уйдет он за Китай и Индию в синие непознаваемые страны» [5, с. 281].
Наконец, роман «Голубые пески», где речь идет об антибольшевистском восстании в Сибири, которое подавляет комиссар Запус, также заканчивается одной из ивановских утопических легенд о том, как монгольская орда Быык-Буу, устав «от суровой окружающей ее природы, захотела воды, которая бы доставалась даром, - и заклубила дороги, ища счастья». Народ попадает в пустыню с голубыми песками, и юноша Зоршинкид рассказывает, что в скалах гор есть золотая дорога, «ведущая вверх, к счастью; там, вверху, кому нужно - будет хлеб, масло и сыр, женщины и кони, юрты и постели». Но когда люди увидели «лепящуюся по скалам над пропастью золотую дорогу не шире ладони, у немногих были силы подойти к началу ее» [6, с. 317-318].
Как видно, ведущие мотивы романа и рассказов Иванова 1921-1922 гг. так или иначе связаны с бытующими в народной культуре утопическими представлениями о некой идеальной стране (городе). При этом в описание благословенного места писатель практически везде вводит прямые отсылки к современности - ситуации в пореволюционной России. Так, в «Полой Арапии» Ефимья начинает свой рассказ с призыва: «Собирайтесь, православные, со усех концов!»10, представляющего собой ироническую аллюзию к лозунгу «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» (отмечено ЕМ. Ханиновой). В «Лоскутном озере» старик Хрументил передает слух о том, как «пришли в Ерусалим большевики» и предложили «на место Христа-то Ленина», «а гроп восподен заколотить за ненадобностями!»11. О Китае, куда стремятся страдающие люди, в рассказе «Лога» сказано: «Китай-то, бают, весь от чумы вылез, голай! Как зна-
10 См.: Иванов Вс. Седьмой берег. С. 95.
11 Там же. С. 109.
чит появился у них бальшавик-то, так и пошло» [5, с. 127]. Над Кузьмой, верящим в сокровенный город Верный, народ в деревне посмеивается: «...больше-вицких неизвестных вер человек»12. В другом благословенном городе - Великом городе - живет «самый большой русский Ле-и-но»13. Время создания легенды о голубых песках из одноименного романа датируется рассказчиком так: «Произошло это задолго до Карла Маркса.»14.
Названные отсылки указывают на политический контекст ивановских образов «далеких земель» Прежде всего, на наш взгляд, здесь прослеживается связь с активно обсуждавшейся в пореволюционные годы идеей мировой революции. «Ход развития революции в Германии и Австро-Венгрии, рост революционного движения во всех странах . - все это показало, что началась эра всемирной пролетарской коммунистической революции» [7, с. 315] - эти слова стояли в начале новой Программы РКП (б), принятой в марте 1919 г. В это же время в Москве совместно с представителями европейских стран был основан Третий Коммунистический Интернационал. Тогда же, в 1919 г., начинается подготовка элементов «азиатской ориентации» мировой революции. 20 февраля 1919 г. заместитель наркома по иностранным делам Л.М. Карахан направляет срочное секретное письмо В.И. Ленину о необходимости пропаганды коммунистических идей на Востоке и отчитывается о том, что в настоящее время Народный Комиссариат по Иностранным Делам оказывает финансовую помощь китайской рабочей организации и корейскому национальному союзу. На Дальний Восток, сообщает Карахан, посылаются китайские и корейские агитаторы, задачей которых является установление связи с пролетарскими демократическими организациями; такие же командировки предполагаются в Персию и в Индию15. Августом 1919 г. датируется известное письмо Л.Д. Троцкого в ЦК РКП (б), где он не без оснований предполагает, что «инкубационный подготовительный период революций на Западе может длиться еще весьма значительное время». «Иначе представляется положение, если мы станем лицом к Востоку», - указывает Троцкий и предлагает «открыть довольно широкие ворота в Азию». Показательно, что в перспективе у стратега мировой революции та же, что и в известных утопиях, манящая цель - «дорога на Ин-дию»16. Результаты советской «активности по азиатским линиям» (слова Л. Троцкого) сказываются скоро: 1 марта 1919 г. происходит революция в Корее, в апреле в Петрограде собирается Всероссийский съезд корейских национальных союзов, тогда же в Шанхае создается Временное Правительство Корейской республики, которое летом 1920 г. устанавливает связь с Советским
12 См.: Иванов Вс. Седьмой берег. С. 228.
13 Там же. С. 237.
14 См.: Иванов Вс. Голубые пески. М.; Пг.: Круг, 1923. С. 317 [6].
15 См.: Письмо Л. Карахана В. Ленину о пропаганде на Востоке // Коминтерн и идея мировой революции. Документы / сост. и авт. коммент. Я.С. Драбкин и др. М.: Наука, 1998. С. 130-131.
16 См.: Письмо Л. Троцкого в ЦК РКП (б) о подготовке элементов азиатской ориентации // Коминтерн и идея мировой революции. Документы / сост. и автор коммент. Я.С. Драбкин и др. М.: Наука, 1998. С. 145-149 [8].
правительством. Проходящий летом 1920 г. II Конгресс Коммунистического Интернационала принимает «Воззвание к народам Востока», вслед за тем в сентябре в Баку собирается Первый съезд народов Востока. «В Индии, в Персии, в Корее, в Китае растет движение, ... остановить которое никому не дано, -говорилось в обращении «Трудящимся всего мира». - Да здравствует международная Советская республика! Да здравствует коммунизм!» [9, с. 1447]. Перспективы движения рисуются радужные: «.трудящиеся массы Востока при помощи европейских и американских товарищей, победив иноземных и отечественных поработителей, превратят Азию - страну религиозных достижений -в коммунистический оазис революционных достижений» [10, с. 2160].
1921 год, когда Вс. Иванов приезжает в Петроград, демонстрирует нарастание в Азии движения за свободу и счастье. В июле при поддержке Коммунистического Интернационала основана Коммунистическая партия Китая, в Шанхае проходит ее первый съезд, а в декабре газеты сообщают, что в Кантонском парламенте Китая образовалась коммунистическая фракция. С 1921 г. в Иркутске начинается издание «Бюллетеня дальневосточного Секретариата Коммунистического Интернационала». Помимо общего, журнал имеет разделы: «Восток и Россия», «Япония», «Корея», «Китай», «Монголия», «Индия». «Быстрое распространение революционного движения» в Монголии, Китае и Корее, по мнению издателей журнала, «может повести при благополучном стечении обстоятельств даже к совершенному изгнанию Японии из Кореи, русского Дальнего Востока, Маньчжурии и смежных китайских провинций и к торжеству идеи мировой революции на материке Азии» [11, с. 12]. В июне 1921 г. собравшийся в Москве III конгресс Коминтерна особо приветствует делегацию из стран Ближнего и Дальнего Востока. Конгресс широко освещается в центральной печати, в том числе в газете «Петроградская правда», в которой сотрудничает и молодой Иванов.
Пролетарским откликом на события в Москве (III конгресс и митинг трудящихся Японии, Китая и Кореи) становится «Неделя Коммунистического Интернационала» в Петрограде, проходившая с 20 по 30 ноября 1921 г. Во всех районах города, как комментирует «Петроградская правда», проводятся собрания, в повестке дня которых доклад о Коминтерне, концерт и новый кинофильм. 25 ноября на первой странице печатается «Обращение к международному пролетариату рабочих организаций Петрограда», принятое на Торжественном собрании в Мариинском театре. В редакционной статье «Коминтерн и Советская Россия», напечатанной в газете 22 ноября, прямо заявляется: «400 лет тому назад Томас Мор изобразил под именем «Утопии» остров, на котором царит коммунистический строй и который окружен государствами, где сохраняется еще частная собственность. Своеобразное воплощение моровской «Утопии» представляет собой Советская Россия - этот пролетарский остров, уже пятый год отражающий набегающие на него волны капиталистического мира» [12, с. 1].
Датировки рассказов Иванова, вошедших в книгу «Седьмой берег»: «Шо-Гуанг-Го - амулет Великого города» - декабрь 1921 г., «История Чжен-Люня, искателя корня шень-жень» - январь 1922 г., - позволяют предположить, что в текстах молодого писателя, который продолжает, как и в Сибири, пристально следить за политической ситуацией в стране и в мире, далеко не случайно по-
явятся утопические мечтания китайцев и корейцев. Судя по первым публикациям рассказов «Дите» (Красная газета. 1922. 22 февраль), «Лоскутное озеро» (Петербургский альманах. 1921. январь), «Жаровня архангела Гавриила» (Петроградская правда. 1922. 15 мая), в которых ярко представлены утопические мотивы, они также создаются в конце 1921 или в начале 1922 г. Видимо, тогда же Иванов собирает рассказы близкой тематики в книгу со знаковым заглавием «Седьмой берег», первое издание которой выходит в сентябре 1922 г.
В каком-то смысле можно говорить о том, что книга Иванова «Седьмой берег» стала художественным откликом на идею мировой революции в народном ее понимании - на тот утопический образ, который представлялся не ее идеологам, а простым людям европейской и азиатской России. Русские, казахи, китайцы, корейцы в рассказах писателя по-своему соотносят обещанный коммунистический рай для всего человечества с утопическими традициями своих культур. Иванов, владеющий несколькими языками и хорошо знающий фольклор многонациональной Сибири, а в первый петроградский год изучавший его и по книжным источникам, дал в своей книге широкую картину различных утопических представлений. Прежде всего, это русские народные легенды о «далеких землях», с которыми переплетаются мотивы восточных легенд и преданий, носящих типологически близкий характер.
В литературном портрете Вс. Иванова 1922 г. - одной из первых развернутых рецензий на его произведения - ведущий советский критик А.К. Воронс-кий обратил внимание на народные источники «упований и исканий» героев писателя: «.Вс. Иванов вскрывает прежде всего истинную подоплеку мужицкой веры, мужицких исканий, смутных порывов и алканий. Это - деревня, какая создала сказание о сокровенном граде Китеже, бродила по Руси из края в край в поисках праведной земли и жизни» [13, с. 209]. Действительно, больше всего в рассказах Иванова отсылок к русской традиции. Чудесный «город Верный, который под водой плывет»17 из «Жаровни архангела Гавриила» в первую очередь напоминает о сокровенном граде Китеже. К китежской легенде восходят и мечты крестьян из рассказа «Лоскутное озеро»: чтобы попасть на спокойные хлебородные земли, люди должны сорок раз с молитвами обойти озеро. Как отмечает исследователь русской мифологии Н.А. Криничная, «возможность приблизиться к вратам сокровенного града . достигается посредством углубленной сосредоточенной молитвы. <.> Приближению к вратам сакрального града способствует . обход вокруг Светлояра, чем обеспечивается подключение человека к неким универсальным ритмам многосоставного мироздания» [14, с. 797]. Индия, упомянутая в «Рассказах о себе» и в «Дите», безусловно, имеет родство с Индейским царством из Сказания, широко распространенного на Руси. С Китаем связана напрямую русская народная утопическая легенда о Беловодье: в соответствии с «Путешественником» Марка То-позерского, дорога в обетованную землю идет через Китайское государство18.
17 См.: Иванов Вс. Седьмой берег. С. 220.
18 См.: Чистов К.В. Русская народная утопия (генезис и функции социально-утопических легенд). С. 403.
Целый спектр мотивов русских утопических легенд отразился в рассказе Иванова «Полая Арапия». Название благословенной страны, давшее заглавие рассказу, принадлежит писателю и образовано от слов: полый - растворенный, распахнутый настежь, открытый; и «Арапия» или «Белая Арапия» - легендарная неведомая страна из народных фантастических рассказов. Старинные русские книжники отличали от «черных арапов», обозначавших негров, белокожих представителей Аравии. Рассказы о «белых арапах» и стране, где они живут, имели хождение в народе. По Иванову, пройти в Арапию можно «по индейским горам», а сама благословенная земля находится «за Сыр-Дарьей»19. Еще один народный источник этой легенды - русская утопическая легенда о реке Дарье. Подтверждая популярность легенды, бытовавшей в некоторых приволжских губерниях (напомним, что рассказ написан после поездки в район Поволжья), К. Чистов приводит документы XIX в. о бегстве крестьян после неурожаев 1820 и 1840-х гг. в «блаженные страны на Дарье-реке», где «можно было занять сколько хочешь земли без податей, без помещиков, без начальства»20.
Корни мужицких упований и исканий у Иванова советский критик Ворон-ский видел «в земле», которую дала русская революция: «Пашня освобождена от тех, кто ее не давал мужику»21. Однако герои книги «Седьмой берег», живущие в пореволюционной России, мечтают найти землю, где «хлебушко спе-ет»22, отнюдь не в Коммунии, а где-то очень далеко от нее - за индейскими горами. Вольную пашню, о которой идет речь именно в русских народных утопических легендах, ищут герои «Полой Арапии» и «Лоскутного озера». В то же время истоки утопических мечтаний крестьян из «Лоскутного озера» и Кузьмы из «Жаровни архангела Гавриила» связаны и с другой, восточной традицией. Так, город Верный впитал в себя представление не только о Китеже. Название топонима и упоминание об уцелевших мусульманской мечети и мулле23 отсылает к истории селения Верное (Верный), основанного в 1854 г. и в феврале 1921 г. переименованного в город Алма-Ата по названию реки Алма-Аты и находившейся на ней с 1855 г. казачьей станицы Алмаатинской. По данным 1907 г., из 37 000 населения города - 26 000 составляли русские, остальную часть -татары, киргизы, а также переселенцы из Китая - дунганы и уйгуры. Истоки легенды, в которую верит Кузьма, о том, что город исчез, с одной стороны, лежат в реальности 1921 г.: Верного больше не существует, с другой - имеют обоснование в истории поселения. В 1887 и в 1911 гг. в городе произошли два крупных землетрясения, давшие ему славу одного из самых опасных в мире с точки зрения природных катастроф. Первое землетрясение, одно из сильнейших в мире, продолжалось три года, из 1794 домов в городе уцелел один. Вся
19 См.: Иванов Вс. Седьмой берег. С. 95, 93.
20 См.: Чистов К.В. Русская народная утопия (генезис и функции социально-утопических легенд). С. 326-327.
21 См.: Воронский А.К. Всеволод Иванов // Воронский А.К. Искусство видеть мир. Статьи. М.: Сов. писатель, 1987. С. 209 [13].
22 См.: Иванов Вс. Седьмой берег. С. 95.
23 Там же. С. 222.
Россия собирала деньги в пользу пострадавших. Упомянутое Кузьмой озеро имеет отношение не только к Светлояру, но и к озерам, образовавшимся после второго землетрясения в его эпицентре - в горных долинах, где местность претерпела необычайные изменения из-за бесчисленных обвалов24.
Русская и казахская традиции соединены Ивановым в «Лоскутном озере». «Спокойные земли», куда надеются попасть крестьяне разных сибирских деревень, - это земли с пашней: пойдет туда «крещеный люд». В то же время, судя по трудам К.В. Чистова и А.И. Клибанова, для русской народной утопии не характерно понятие «спокойная» земля, скорее - это земля «вольная». Напротив, идея «спокойной земли» присутствует в восточной традиции, например в китайской. Понятия «Датун» («Великое единение» или «Великая гармония») и «Тайпин» («Великое равновесие» или «Великое спокойствие»), с которыми «неразрывно связана вся история . утопической мысли Китая», как отмечают исследователи, были «выработаны уже в древнюю эпоху китайской истории»25. Возможно, создавая в рассказе образ «спокойной земли», Иванов использовал казахскую легенду о том, как Асан-Кайгы искал обетованную землю Жеруюк. «Название страны вымышленное, - указывает исследователь казахского фольклора С.А. Каскабасов, - оно образовано из слов жер (земля) и уйык (спокойствие, покой, согласие)» [17, с. 216]. Главное действующее лицо легенды - реальный человек, поэт, живший в Х1У-ХУ вв. при хане Джанибеке. Легенда могла быть известна Иванову и из книжных источников: текст опубликован ГН. Потаниным в издании «Казак-киргизские и алтайские предания, легенды и сказки» (Пг., 1917), она бытовала и как народная сказка в устном фольклорном варианте. Показательно, что перевод сказки «Как Асан-кайгы искал Жеруюк», вошедшей в издание «Казахские народные сказки» (М., 1952), выполнен одним из близких друзей Иванова (с 1919 г.) - писателем Н. Ановым (Ивановым). Фольклористами были записаны разные варианты легенды. В одном Асан в поисках счастливой страны, где «много плодородной земли и многоводных рек», а «народ в ней живет, не зная нужды, горя, гнета и вражды», едет через крепость Сауран, город Туркестан, видит полуостров Мангышлак, Баян-аульские горы и другие места, но нигде не останавливается. Посещает он земли на Сыр-Дарье, доезжает до Жидели-Байсын, но не находит спокойную землю и умирает26. Записанный Потаниным вариант легенды завершается иначе: Асан-койды, «имевший способность предвидеть будущее», семь лет отыскивает земли, где люди (киргизы) «могли бы жить спокойно, не боясь, что их потревожат». Финал легенды счастливый: «Он был и в Семиречье, и в Алтайских горах, и в других местах и, наконец, нашел такую местность где-то около Ирана. Эта местность называется Джийдели Байсын. Она - в 15 днях езды за Бухарой. Потомки
24 См.: Лухтанов А.Г. Город Верный и Семиреченская область: справочник. Алматы: [б.и.], 2009. С. 36, 72 [15].
25 См.: Делюсин Л.П., Берох Л.Н. Предисловие // Китайские социальные утопии: сб. ст. / под ред. Л.П. Делюсина. М.: Наука, 1987. С. 3-4 [16].
26 См.: Как Асан-кайгы искал Жеруюк // Казахские народные сказки / под ред. М. Ауэзова и Н. Анова. М.: Гослитиздат, 1952. С. 250-252 [18].
Асан-койды и теперь там. С собой Асан-койды увел много разных казак-киргизов, и потому там найдутся родичи и здешних акмолинских киргизов»27.
Земля Жидели Байсын, как пишет С. Каскабасов, «существует реально и находится на территории Сурхандарьинской области» Узбекистана, «она как символ богатой земли вошла в легенду об Асане-Койгы позднее, в XVIII веке, когда тема поисков обетованной страны возродилась снова в результате сложившихся трудных обстоятельств»28. Она же упоминается в легендах об Уте-гене Утегулове - персонаже казахского героического эпоса, который ищет обетованную землю не один, а со всею своей дружиной, с которой всегда выступает на защиту родных земель от чужеземных захватчиков». В соответствии с преданиями, причинами поисков счастливой земли были «его разногласия с ханом Аблаем и отсутствие хороших угодий и пастбищ для скота»29. В отдельных легендах Утеген находит такую землю Жидели-Байсын, но разочаровывается в ней и возвращается обратно. Комплекс казахских легенд о спокойной земле, возможно, нашел свое отражение в генезисе самой известной легенды Иванова - о голубых песках, которая также представлена в романе в разных вариантах. В соответствии с первым, «мудрецы говорили речи; молодежь собрала силы и побежала вверх по дороге. Все они расшиблись, и на голубых песках было много крови». Зоршинкид пошел один: «голубые пески несли голубую пыль над ним», и всем казалось, что юноша «уходит в небо». Но он не возвратился. Народ подождал его и спустился к старым жилищам. По другим вариантам, комментирует рассказчик, «видно, что народ кидается вслед Зор-шинкиду. Горы удивляются их смелости, пропасти закрываются, и все они, за исключением мертвых, попали в круг счастья»30.
Собранный впервые материал, представляющий мотивы различных народных утопических легенд, прежде всего русских и казахских, активно вводившиеся Вс. Ивановым в произведения 1922-1923 гг. и данные писателем в историко-политическом контексте времени, потребует, вероятно, не сиюминутного осмысления. Здесь скажем лишь, что в книге «Седьмой берег» и в романе «Голубые пески» автор противопоставляет новый революционный утопический идеал, который должен, по мнению идеологов мировой революции, воплотиться во всех странах, и страшные последствия его осуществления: война, смерть, сгоревшие деревни, голод, - утопическим представлениям народа об идеальном общественном устройстве. Ни в романе, ни в рассказах Иванова народный идеал, о котором мечтают крестьяне центральной России, а также казахи, китайцы и корейцы восточной России, не реализуется: финалы всех рассказов трагичны. Умирают от голода и ожидают смерти крестьяне из рас-
27 См.: Асан-койды // Казахский фольклор в собрании ГН. Потанина (архивные материалы и публикации) / сост. и коммент. С.А. Каскабасова, С. Смирновой, Е.Д. Турсунова]. Алма-Ата: Наука, 1972. С. 68-69 [19].
28 Каскабасов С.А. Казахская несказочная проза. Алма-Ата: Наука Казахской ССР, 1990. С. 217 [17].
29 Там же. С. 222.
30 См.: Иванов Вс. Голубые пески. С. 318-319.
сказа «Полая Арапия». Уходит к чернобандистам мужик Анрейша из рассказа «Лоскутное озеро», а другие жители этой сгоревшей деревни под угрозой смерти роют военные окопы. Убивает себя так и не доехавший до Шанхая китаец Чжень-Люнь, а веривший в город Верный Кузьма теряет веру: «так, для утешения своего люди придумали»31. Убит японцами русский из Великого города, и к фанзам корейцев приближается японское судно. Книгу завершают авторские слова: «Незнаемо куда бежала Монголия - зверь дикий и нерадостный»32.
«Попутчикам революции», как их определил Л.Д. Троцкий, «чужда ее коммунистическая цель. Они все более или менее склонны через голову рабочего глядеть с надеждой на мужика»33. Взгляд Вс. Иванова в 1922-1923 гг. почти лишен этой надежды, хотя в дальнейшем своем творчестве писатель еще не раз обратится к указанным темам, вновь и вновь пытаясь ответить на вопрос о возможности реального воплощения в России народного утопического идеала.
Список литературы
1. Чистов К.В. Русская народная утопия (генезис и функции социально-утопических легенд). СПб.: Дмитрий Булавин, 2011. 523 с.
2. Троцкий Л.Д. Литература и революция. М.: Красная новь. Главполитпросвет, 1923. 392 с.
3. Письма Вс. Иванова К.Н. Урманову // Персональный фонд К.Н. Урманова. Центр истории Новосибирской книги. ПФ-КУ Оп. 11.
4. Иванов Вс. История моих книг // Наш современник. 1957. № 3. С. 120-150.
5. Иванов Вс. Седьмой берег. М.; Пг.: Круг, 1923. 296 с.
6. Иванов Вс. Голубые пески. М.; Пг.: Круг, 1923. 321 с.
7. Бухарин Н., Преображенский Е. Азбука коммунизма: Популярное объяснение программы РКП (б). М.: Госиздат, 1920. 340 с.
8. Письмо Л. Троцкого в ЦК РКП (б) о подготовке элементов азиатской ориентации // Коминтерн и идея мировой революции. Документы / сост. и автор коммент. Я.С. Драбкин и др. М.: Наука, 1998. С. 145-149.
9. Трудящимся всего мира // Коммунистический Интернационал. М.; Пг., 1920. № 10. С. 1445-1550.
10. Пак Диншунь. Революционный Восток и очередная задача Коммунистического Интернационала // Коммунистический Интернационал. М.; Пг., 1920. № 12. С. 2156-2162.
11. Внешняя Монголия // Бюллетень Дальне-Восточного Секретариата Коминтерна. Иркутск, 1921. №. 2. С. 10-12.
12. Коминтерн и Советская Россия // Петроградская правда. 1921. 22 нояб. С. 1.
13. Воронский А.К. Всеволод Иванов // Воронский А.К. Искусство видеть мир. Статьи. М.: Сов. писатель, 1987. С. 200-222.
14. Криничная Н.А. Русская мифология. Мир образов фольклора. М.: Акад. проект: Гаудеамус, 2004. 1008 с.
15. Лухтанов А.Г. Город Верный и Семиреченская область: справочник. Алматы: [б.и.], 2009. 220 с.
16. Делюсин Л.П., Берох Л.Н. Предисловие // Китайские социальные утопии: сб. ст. / под ред. Л.П. Делюсина. М.: Наука, 1987. С. 3-9.
31 См.: Иванов Вс. Седьмой берег. С. 232.
32 Там же. С. 296.
33 Троцкий Л.Д. Литература и революция. С. 42.
17. Каскабасов С.А. Казахская несказочная проза. Алма-Ата: Наука Казахской ССР, 1990.
238 с.
18. Как Асан-кайгы искал Жеруюк // Казахские народные сказки / под ред. М. Ауэзова и Н. Анова. М.: Гослитиздат, 1952. С. 250-252.
19. Асан-койды // Казахский фольклор в собрании ГН. Потанина (архивные материалы и публикации) / сост. и коммент. С.А. Каскабасова, С. Смирновой, Е.Д. Турсунова. Алма-Ата: Наука, 1972. С. 68-69.
References
1. Chistov, K.V Russkaya narodnaya utopiya (genezis i funktsii sotsial'no-utopicheskikh legend) [Russian folk utopia (genesis and functions of social-utopian legends)], Saint-Petersburg: Izdatel'stvo «Dmitriy Bulavin», 2011. 523 p.
2. Trotskiy, L.D. Literatura i revolyutsiya [Literature and revolution], Moscow: Krasnaya nov'. Glavpolitprosvet, 1923. 392 p.
3. Pis'ma Vs. Ivanova K.N. Urmanovu [Letters of Vs. Ivanov to K.N. Urmanov], in Personal'nyy fond K.N. Urmanova. Tsentr istorii Novosibirskoy knigi [Personal fund of K.N. Urmanov. The Centre of history of Novosibirsk Book]. Op. 11.
4. Ivanov, Vs. Istoriya moikh knig [History of my books], in Nash sovremennik, 1957, vol. 3, pp. 120-150.
5. Ivanov, Vs. Sed'moy bereg [The Seventh shore], Moscow; Petrograd: Krug, 1923. 296 p.
6. Ivanov, Vs. Golubye peski [Blue sands], Moscow; Petrograd: Krug, 1923. 321 p.
7. Bukharin, N., Preobrazhenskiy, E. Azbuka kommunizma: Populyarnoe ob»yasnenie programmy RKP(b) [The ABC of communism: Popular summary of the Programme of RKP (b)], Moscow: Gosizdat, 1920. 340 p.
8. Pis'mo L. Trotskogo v TsK RKP (b) o podgotovke elementov aziatskoy orientatsii [L. Trotsky. The letter to the Central Committee of the RKP (b) on the preparation of the elements of the Asian orientation ], in Komintern i ideya mirovoy revolyutsii: Dokumenty [Comintern and the idea of the world revolution: Documents], Moscow: Nauka, 1998, pp. 145-149.
9. Trudyashchimsya vsego mira [To the working people of the world], in Kommunisticheskiy Internatsional. Moscow; Petrograd, 1920, no. 10, pp. 1445-1550.
10. Pak Dinshun'. Revolyutsionnyy Vostok i ocherednaya zadacha Kommunisticheskogo Internatsionala [Revolutionary East and the immediate of the Communist International], in Kommunisticheskiy Internatsional. Moscow; Petrograd, 1920, no. 12, pp. 2156-2162.
11. Vneshnyaya Mongoliya [Outer Mongolia], in Byulleten' Dal'ne-Vostochnogo Sekretariata Kominterna [Bulletin of the Far-East Secretariat of Comintern], Irkutsk, 1921, vol. 18, pp. 10-12.
12. Petrogradskaya Pravda, 1921, 22 nov., p. 1.
13. Voronskiy, A.K. Vsevolod Ivanov, in Iskusstvo videt' mir. Stat'i [The art to see the world. Articles], Moscow: Sovetskiy pisatel, 1987, pp. 200-222.
14. Krinichnaya, N.A. Russkaya mifologiya. Mir obrazov fol'klora [Russian Myphology. The world of folklore images], Moscow.: Akad. рroekt. Gaudeamus, 2004. 1008 p.
15. Lukhtanov, A.G. Gorod Vernyy i Semirechenskaya oblast' [The city of Verny and the Semyrechenskaya region], Almaty: [b.i.], 2009. 220 p.
16. Delyusin, L.P., Berokh, L.N. Predislovie [The foreword], in Sbornik statey «Kitayskie sotsial'nye utopii» [Chinese social utopias], Moscow: Nauka, 1987, pp. 3-9.
17. Kaskabasov, S.A. Kazakhskaya neskazochnaya proza [Kazkh non-fairytale prose], Alma-Ata: Nauka Kazakhskoy SSR, 1990. 238 p.
18. Kak Asan-kaygy iskal Zheruyuk [Asan-Kojgy searching for the Zheruyuk], in Kazakhskie narodnye skazki [Kazakh folk tales], Moscow: Goslitizdat, 1952, pp. 250-252.
19. Asan-koydy, in Kazakhskiy fol'klor vsobranii G.N. Potanina [Kazakh folklore in collection of G.N. Potanin], Alma-Ata: Nauka, 1972, pp. 68-69.
