CC BY
33
ВЕСТНИК ПЕРМСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. РОССИЙСКАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ФИЛОЛОГИЯ
2017. Том 9. Выпуск 2
УДК 81.373 + 81'282
doi 10.17072/2037-6681-2017-2-13-23
НАРОДНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ПРИЛИЧНО / НЕПРИЛИЧНО ОДЕТОМ ЧЕЛОВЕКЕ В ПЕРМСКОЙ ДИАЛЕКТНОЙ ЛЕКСИКЕ
Юлия Владимировна Зверева
к. филол. н., доцент кафедры гуманитарного образования в начальной школе Пермский государственный гуманитарно-педагогический университет
614990, г. Пермь, ул. Сибирская, 24. [email protected] SPIN-код: 9483-8453
ORCID: http://orcid.org/0000-0002-0129-2565 ResearcherID: D-9469-2017
Просьба ссылаться на эту статью в русскоязычных источниках следующим образом:
Зверева Ю. В. Народные представления о прилично / неприлично одетом человеке в пермской диалектной лексике // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2017. Т. 9, вып. 2. С. 13-23. doi 10.17072/2037-6681-2017-2-13-23 Please cite this article in English as:
Zvereva Iu. V. Narodnye predstavleniya o prilichno / neprilichno odetom cheloveke v permskoy dialektnoy leksike [Traditional Notions of a Decently / Indecently Dressed Person in the Perm Dialect Vocabulary]. Vestnik Permskogo universiteta. Rossiyskaya i zarubezhnaya filologiya [Perm University Herald. Russian and Foreign Philology], 2017, vol. 9, issue 2, pp. 13-23. doi 10.17072/2037-6681-2017-2-13-23 (In Russ.)
В статье рассматриваются диалектные языковые единицы тематической группы «Одежда», а также наименования человека, характеризующие особенности внешнего облика. Эти единицы позволяют выявить представления носителей пермских говоров о том, что является допустимым и недопустимым во внешнем виде. В системе представлений противопоставляется одежда старая и новая, чрезмерно широкая и сшитая по фигуре, грязная и чистая, традиционная и современная. В говорах отмечено большое количество единиц, называющих старую, изношенную одежду. Часто они имеют негативную окраску, что связано с незначительной ценностью такой одежды для крестьянина. Наименования человека, образованные от названий старой одежды, всегда обладают отрицательной коннотацией. Возможно, это объясняется тем, что носители диалекта считают человека в подобной одежде неопрятным и (или) ведущим асоциальный образ жизни. Негативно воспринимается также слишком просторная, широкая одежда. Такое отношение вызвано не только эстетическими, но и утилитарными причинами: в мешковатой одежде неудобно заниматься хозяйственной деятельностью. От наименований мешковатой одежды образуются также семантические дериваты со сниженной характеристикой человека. Отрицательно оценивается и слишком короткая, обтягивающая одежда, которая постепенно входит в обиход во второй половине XX в. Пожилые жители деревни считали такую одежду не только неприличной, но и неудобной.
Ключевые слова: пермские говоры; тематическая группа; наименования одежды; наименования человека; оценочная лексика.
В данной статье анализируются представления сельских жителей о приличном (одобряемом) / неприличном (неодобряемом) во внешнем облике, в одежде. Одежда во многом определяет внешний вид человека, является маркером его социального статуса, а также характеризует привычки и некоторые внутренние качества личности. Лексика, связанная с традиционной одеж-
дой, изучается с точки зрения мотивации [Ванов-ская 2003; Гапонова 2008; Крылова 2001], происхождения [Судаков 2010], системных отношений [Калинина 2007], территориального распространения [Осипова 2002], культурной значимости [Левкиевская 2011; Осипова 1999; Тихомирова 2013а, 2013б], особенностей лексикографирова-ния [Крылова 2010]. Диалектные названия одеж-
© Зверева Ю. В., 2017
ды на материале пермских памятников письменности и говоров рассматривались в работах Е.Н. Поляковой [Полякова 2006], Ю.В. Зверевой [Зверева 2009].
В пермских говорах фиксируется большое количество диалектных лексем и фразеологических сочетаний, характеризующих человека с точки зрения его облика и манеры одеваться. Часто оценка внешнего вида человека связана с характеристикой его внутренних качеств и социального статуса. Анализ подобных антропономинантов также позволяет выявить представления сельских жителей о допустимом внешнем облике.
Настоящее исследование основано на данных картотеки «Словаря русских говоров севера Пермского края», материалах «Словаря русских говоров Коми-Пермяцкого округа», «Словаря пермских говоров», «Словаря говора д. Акчим Красновишерского района Пермской области», «Словаря русских говоров Южного Прикамья». Картотеки вышеперечисленных словарей начали собираться в 50-х гг. XX в., сбор диалектных материалов продолжается до сих пор, в основном рассматриваемые языковые единицы были зафиксированы во второй половине XX в.
Часто для наименования одного предмета одежды в пермских говорах используются различные слова, среди них преобладает нейтральная лексика, лишенная оценочности. Однако некоторые языковые единицы, относящиеся к тематической группе «Одежда», могут выражать отношение носителей диалекта к ней. Оценку получают и люди, имеющие какие-либо особенности в облике. Большую часть оценочных языковых единиц, называющих виды одежды, а также характеризующих внешний вид человека, вполне ожидаемо составляют пейоративы. Человеку свойственно обращать внимание на то, что отличает другого, одобряемый внешний облик воспринимается как норма. Таким образом, представления сельских жителей об одобряемом облике и одежде можно воссоздать, если отталкиваться от того, что во внешнем виде не принимают диалектоносители.
Тематическая группа «Одежда» неоднородна с точки зрения экспрессивной окраски, чаще всего негативная оценка появляется у языковых единиц, называющих пришедшую в негодность, изношенную одежду. Н. В. Злыднева отмечает, что «в традиционной культуре ценность имеет добротная одежда» [Злыднева 2011: 548], закономерно, что старая одежда не обладает такой значимостью. В некоторых случаях оценочность языковых единиц выражается с помощью суффиксов: -ин(а) (барахлина), -овин(а) (хламовина), -ёшка(а,о) (латанёшка, хламёшко), однако чаще всего они отсутствуют или же слово включает
суффикс собирательности (лоскутьё, ремезьё, тряпьё).
Отчасти пренебрежительное отношение к старой одежде выражается в том, что большое число единиц образовано от слов, обозначающих 'отрезок, кусок чего-либо'. Так, прозрачную внутреннюю форму имеют слова ло'скуть, лоскутьё (Сказали этому мужику: «Собирай свой лоскуть и отправляйся домой» (Козьмодемьянское Ка-раг.); Худое лоскутьё - тряпьё называют - на хлеб меняли тогда (Каргино Ильинск.) [СПГ 1: 490]); трепло', тряпьё (Было бы чё у неё, дак не носила бы экое трепло. У неё нечем перемениться, всё приносила (Купчик Черд.) [КСРГСПК]; У нас у старика вон сколько обносков, тряпья (Акчим Краснов.) [АС 6: 44]). В некоторых случаях требуется найти однокоренные слова или обратиться к этимологии слова. Например, лексема латанёшка (Латанёшка на нас, хлам-от; на нас чё, латанёшка, а у вас пальта (Володино Сол.) [СПГ 1: 465]) является однокоренной к словам лата 'заплата' [СРНГ 16: 286], латань 'старая изношенная, залатанная одежда' [там же]. В русских говорах фиксируется слово ле'пень 'обрезок, лоскут, кусочек' [там же: 360], которое в пермских говорах приобретает значение 'старая одежда' (Да сними ты этот лепень! (Оса Ос.) [СПГ 1: 472]). Слово обмо'тья (А старьё - старая одежда, называлось ремки, обмо-тья, отрёпья (Ныроб Черд.) [КСРГСПК]) связано с обмотки - 'портянки', 'тряпки, которыми обматывают ноги вместо обуви' [СРНГ 22: 135]. В пермских говорах фиксируется также слово клепо' (Чё ныне жизнь-то супротив нашей! А я ишь како клепо за весь век износила... Эки-те гуни худы-те и звали клепо (В. Мошево Сол.) [СПГ 1: 393]), которое связано с литературным кляп 'кусок дерева или тряпки, насильно всовываемый в рот животному или человеку, чтобы не дать ему возможности кусаться или кричать' [БАС 8: 151]. В диалекты и литературный язык лексема попала из праславянского языка, в котором *клфпъ(ьй) имел значение «гнутый, кривой, скомканный (о колышке дверной петли)» [Шапошников 1: 404]. В диалектах слово является многозначным, в пермских говорах на базе семы 'кусок тряпки' развивается значение 'пришедшая в негодность одежда'.
Большое число слов со значением 'старая одежда' включают корень рям-(рем-): ремежьё (Ремежьё - худа-то лопоть (Рожнево Черд.) [КСРГСПК]); ремезьё (У нас все снаряжёны, одетыё. Ето уж кака пьяница - придёт, ремез-зём тресёт! (Акчим Краснов.). Ты вот в хорошем ходишь пальте, а я в ремезьё! Шалошолка только на мне... (Акчим Краснов.) [АС 5: 28]); ремзы' (Я приду мокрая, она меня разболокала.
Ремзы мои сушит (Редикор Черд.). А старьё [старая одежда] называлось ремки, обмотья, от-рёпья (Ныроб Черд.) [КСРГСПК]); ремки' (Ремки - одёжа старая (Редикор Черд.) [КСРГСПК]); реми'за (Поеду на зиму-то к дочери в Боровск. Дом заколачивать не буду. Добра немного, ремиза только (Толстик Сол.) [СПГ 1: 288]); ремо'жное (Надька-то все времечко в ре-можном ходит, вся одёжа в заплатах (Опали-хино Сукс.) [СРГЮП 3: 36]); ремошо'лья (Всё пропиват, одне ремошолья носит (Вильгорт Черд.) [КСРГСПК]); рему'га (Шуликины - парень наденет бабье, девка штаны опять. Маски делали чё-нибудь из ремуги наденут, плат завяжутся, ходят (Сёйва Гайн.) [СРГКПО: 210]); рех-мо'тьё (Худое рехмотьё, кто его возьмёт? (Мо-сино Ильинск.) [СПГ 2: 290]; рехму'тка (Раньше ведь как, маломальскую рехмутку купишь, в том и ходишь (Сарс Окт.) [там же]); рямошо'лки (Рямошолки. А то же ето, что шолошолки (Камгорт Черд.) [КСРГСПК]); ряму'ха (Дак они же не за знамя рямухи-то уташшыли - думали, чё-то путное (Дуброво Ел.) [СРГЮП 3: 60]); ряму 'шка, ряму 'шки (Ремушка - вот совсем поношенная одежда, вот и ремушка (Черд.). Ре-мушки - бросовые тряпки и изорванная одежда (Покча Черд.) [КСРГСПК]); рямьё (Сними ты это рямьё (Брёхово Сукс.) [СПГ 2: 312]). Появление чередования с х в корне, возможно, связано с метатезой: рему'ха, ремо'ха ^ рахмо'тье, рехму'тка, рехмо'шки. В этимологических словарях лексемы с этим корнем связываются со словом ремень [Фасмер 3: 469; Черных 2: 110]. Однако происхождение общеславянского корня *геш- неясно. В качестве одного из предположений П. Я. Черных приводит следующую версию: лексема может быть заимствована из древневерхненемецкого языка, в котором пото - «лента», «пояс», «ремень» [там же]. В этимологическом словаре А. К. Шапошникова происхождение слова объясняется через связь с основой *йармо (с расширителем основы -м-), восходящей к индоевропейскому корню *ar 'связывать' [Шапошников 2: 277].
Наименования пришедшей в негодность одежды могут быть образованы от слов со значением 'отходы, отбросы, что-либо ненужное'. Например, сочетание требухе'нь-брюхе'нь (А чё у нас там одёжа - требухень-брюхень. Нече было носить (Ермия Чернуш.) [СРГЮП 3: 243]) связано со словом требуха 'внутренности (кишки, желудок) убитого животного' [Ожегов, Шведова: 809]. По сравнению с мясом животного, требуха может осмысляться носителями диалекта как отходы, кроме того, ее внешний вид непривлекателен.
Слова, обозначающие старую одежду, могут возникнуть в результате метафорического пере-
носа с названий волос. Так, лексемы кочубьё (Раньше носить нечего было, кочубьё накинешь да и бежать (Н. Бычино Краснов.) [СПГ 1: 430]) и хохо'лье (Дак какоё трепьё, хохоллё (Акчим Краснов.) [АС 6: 133]) образованы от слов со значением 'клок, пучок волос'. В пермских говорах фиксируются лексемы кочи 'волосы' [СПГ 1: 430], кочка 'вихор волос' [КСРГСПК], хо'хол 'клок волос' [КСРГСПК], хохлатушки 'длинные волосы' [СПГ 2: 510]. Лексемы кочка и хохол приобретают значение 'клок, обрывок, кусок чего-либо', в которое уже не входит сема 'волосы' (например, Я сена ни хохла не привезла нынче [там же]). От лексем с этим, более широким значением, с помощью суффикса -)- образуются собирательные существительные, обозначающие поношенную одежду.
В пермских говорах для обозначения изношенной одежды используется также слово ши'шки, кроме того, зафиксировано сочетание ши'шки-мары'шки (У меня шишки-марышки тут, вы уж не смейтеся (Нилиги Ильинск.) [СПГ 2: 555]) и фразеологизм только ши'шки воют 'о старой, изношенной одежде'. Скорее всего, у лексемы шишка в диалектном значении 'вид прически, волосы, собранные на затылке в волосы' [АС 6: 232] развивается новое - 'непричесанные волосы'. Это подтверждается существованием в пермских говорах лексемы шишко 'растрепанные, поднятые кверху волосы' (Подняла кверху. Ишь, какой шишко. Ну все волосы вверху стоят. У, какой шишко стоит (Черд.) [КСРГСПК]). Далее в говорах происходит следующая трансформация семантики слова шишки: 'растрепанные волосы' ^ 'лохмотья' ^ 'старая, поношенная одежда. Растрепанные, поднятые дыбом волосы также являются маркером отступления от нормы, недаром во многих русских говорах существуют наименования шиш и шишига для обозначения черта [Березович: 472]. Таким образом, в наименованиях ветхой, изорванной одежды, образованных от слов со значением 'волосы', тоже выражается отрицательное отношение к подобной одежде, поскольку пересечение с семантикой 'нечистая сила' всегда ведет к появлению негативной коннотации.
Для усиления экспрессии в говорах в некоторых случаях при назывании старой одежды используются повторы в виде рифмующегося сочетания слов. Кроме сочетаний требухе'нь-брюхе'нь, ши'шки-мары'шки, в говорах фиксируется еще одно подобное - шоро'м-боро'м 'старье, тряпье' (Откроешь ящик, а там всякой шо-ром-бором, всё чё-нибудь разно, не укладено, не уверчено (Вильва Сол.) [СПГ 2: 559]). В некоторых случаях на основе повтора формируется фразеологизм, в его состав входит слово, обозна-
чающее 'кусок, отрезок', и предлог на-: рубе'ц на рубце' (Я- рубеч на рубче - резала юбки. Не могу драть-то (Акчим Краснов.) [АС 5: 37]); рямо'к на рямке' (Ты на чё ещё эту кофту надевашь; ведь рямок на рямке висит (Ненастье Окт.) [СПГ 2: 312]). Во фразеологизме рубе'ц да запла'та (А не путна стирка-то у меня: каки-то шоло-шолки, рубеч да заплата да (Акчим Краснов.) [АС 5: 37]) повторяются слова, близкие по значению. Слово рубец в пермских говорах имеет значения 'сильно изношенная одежда' (Рубцы, обноски выбрасываете. Которы годны, на тряпьё дерём (Акчим Краснов.) [АС 5: 37]) и 'плохо, грубо сшитая одежда' (Какой рубец сошьют, такой и носишь (Акчим Краснов.) [там же]). В литературном языке представлены однокорен-ные слова к лексеме рубец: рубаха и рубище. Исследователи отмечают, что все эти лексемы восходят к праславяскому корню *гбЬ, *гбЬа 'отрез полотна, кусок ткани' [Шапошников 2: 287].
В пермских говорах отмечаются и другие фразеологизмы, обозначающие старую, пришедшую в негодность одежду: мару'сины трофе'и (Марусины трофеи каки-то! Шолошолочки (Акчим Краснов.) [АС 6: 43]); на веретне' (на вере-тёшко) стрясти' (Курточка-то - на веретне стрясти. Чёй-но рехмотья одне, дак вот и говорят: на веретне стрясти (Трушники Чернуш.) [СРГЮП 3: 194]. Экой-то моды не было, чтобы ребёнку новый матерьял на пелёнки брать, соберут чё на веретёшко стрясти, лопотину разную, старенькоё, выстирают на пелёнки (Пыскор Ус.) [ФСПГ: 364]), только ши'шки во'ют (Поли, куфайка-та - только шишки воют; надо новую брать, да нету (Мусонкино Караг.) [СПГ 2: 555]). В первом фразеологизме иронически переосмысляется слово трофеи 'имущество, боеприпасы, техника, захваченные у противника' [Ожегов, Шведова: 813], притяжательное прилагательное марусины, образованное от неполного имени Маруся, также вносит шутливый оттенок. И. А. Подюков так объясняет возникновение фразеологизма на веретне стрясти: «Смысл фразеологического образа заключается в уподоблении ветхой одежды куделе, поскольку диалектное выражение веретеном трясти устойчиво использовалось как обозначение процесса прядения» [Подюков 2012: 10]. Уподобление ветхой одежды куделе (куделя - 'волокно льна, обработанное для приготовления пряжи') связано с тем, что хотя куделя - полезная вещь, однако внешне выглядит неприглядно. Т. В. Матвеева, характеризуя дериваты от этого слова, отмечает: «Кудель - это всегда нечто бесформенное, неаккуратное, некрасивое» [Матвеева 1981: 147].
В отношении поношенной одежды носители диалекта часто используют лексику, имеющую
пренебрежительную или шутливую окраску. Если подобную одежду надевает человек, то для его характеристики обычно используются единицы с отрицательной коннотацией: барахо'ль-щик, барахо'льщица (Барахольщик - это парень в худом ходит, его пускать не надо, а девка, так та барахольщица (Редикор Черд.) [СРГСПК 1: 60]); лоску'тник (А я сказать-то ничего не могу, за мной гонятся каки-то лоскутники, да каки-то беглые, таящиеся (Толстик Сол.) [СПГ 1: 490]); лохмо'тник, лохмо'тница (Вон идёт какой лохмотник, лохмотница (Покча Черд.); Лохмотники всё старьё наденут (Покча Черд.) [КСРГ-СПК]); отере'бок 'что-либо изорванное, тряпка' ^ отеребок (Отеребок - кто плохо одетый человек (Воскресенское Уинск.) [СРГЮП 2: 256]); ремезе'нник (Ремушник, чё-то оборвётся, как ремезенник ходит (Велгур Краснов.) [КСРГ-СПК]); ремеше'льник и ремешо'льница (Реме-шельник, когда плохо одет. Ох, ты ремешельник, в плохой одежде который (Кикус Черд.); Реме-шольницы каки-то, ничё у них нет, она уехала, дак они всю лопоть её носили (Редикор Черд.) [КСРГСПК]); шалашо'лка 'старая, рваная одежда' ^ шалашо'льник и шалашо'льница (Человека в худой одёже называют шолошольник (Акчим Краснов.); Человек такой - шалошоль-ник, женьшына - шалошольница (Акчим Краснов.) [АС 6: 216]); шишкотря'с (Дак ты чё, шишкотряс ли чё? Будто ничего получше не нашла надеть! (Нердва Караг.) [СПГ 2: 555]). Слова со значением 'плохо одетый человек' могут также обозначать бедного человека: ря-му'шник (А чё у нашего брата, рямушника, возьмёшь... бедно жили (Тетерина Сол.); ря-му'шница (Наряжались мы уж больно плохо, ничё у нас не было - нас, бедных, рямушницами звали (В. Мошево Сол.) [СПГ 2: 312]).
Учитывая то, что деревенские жители редко жили зажиточно и обычно не выбрасывали даже обрывки одежды, возникает вопрос о том, чем вызвано такое негативное отношение к людям, одетым в ветхую одежду. Возможно, это связано с тем, что постоянное ношение старой одежды, по мнению носителей диалекта, свидетельствует о крайней скупости человека, а также о его неопрятности. Часто у лексем со значением 'плохо одетый (человек)' возникает добавочное значение 'неопрятный, неаккуратный (человек)', как, например, у слова шалашо'льный: Лёнька, чё он хороший? Неумытой. Шалашольный (Акчим Краснов.) [КАС]. Кроме того, в некоторых случаях диалектоносители считали отсутствие хорошей одежды у человека следствием того, что он плохо работает или же не может купить одежду, потому что чрезмерно употребляет спиртное: А плохо работат, дак и трясёт шолошолочками,
как нишшый живёт: ни пожить, ни поесь! (Ак-чим Краснов.); Пирует. На себе-то путной-то нет шолошолки! Пьяница! (Акчим Краснов.) [АС 6: 215]. Интересно, что у антропономинантов, образованных от наименований старой одежды и слов со значением 'тряпка', может появляться значение 'распутный человек': шалашо'лка 'о распутной женщине' (Шалашолка - гуляшшая девка, она вся истаскалась, про мужчину - скандалист, хулиган (Покча Черд.) [КСРГСПК]); шмо'тень (шмо'тник) 'об опустившемся, деградировавшем человеке' (Приехал из Москвы и живёт здеся. Стал шмотень, пьяница (Акчим Краснов.) [АС 6: 236]); шалашо'льник 'распутник' (Мушшына разгул ... шолошольник, он имеет несколько жён, разгуливает (Покча Черд.) [КСРГСПК]). Пришедшая в негодность одежда воспринимается как маркер опустившегося человека, его асоциального поведения. В результате этого группа слов со значением 'пришедшая в негодность одежда, лохмотья' служит донором для единиц, обозначающих бедных, неимущих, неопрятных, а также опустившихся, ведущих распутный образ жизни людей.
Неодобрение вызывает не только ветхая, изношенная одежда, но и неаккуратно сшитая, не по фигуре одежда. Неодобрительную окраску имеют языковые единицы балахня' (балахо'ня) 'о непомерно широкой и длинной одежде' (Надел каку-то балахню (Акчим Краснов.); Ба-лахоня - кака-нибудь шкурка, лопотина. Она не по туше какая, балахоня (Акчим Краснов.) [АС 1: 49]); малаха'й 'всякая неаккуратно сшитая, а также мешковатая одежда' (У нас в деревне ладом-то не сошьют; сошьют как-от малахай, токо матерьял испортят (Толстик Сол.) [СПГ 1: 502]; Малахаем зовём верхнюю неаккуратную одежду (Акчим Краснов.) [АС 2: 119]); охлепё-ста 'о широком, неаккуратно сшитом платье, кофте и т. п' (Мануфактуру режут на каку-то летягу (о широком платье с клиньями). Настоя-шшая охлепёста! (Акчим Краснов.) [АС 3: 151]); поло'хало 'об очень широком платье' (Нынче вам надо какоё полохало надевать - то и костюм. А ни выемки ничё нет, ни в талии, нигде (Пянтег Черд.) [КСРГСПК]). Обращение к одно-коренным словам и семантическим связям лексем охлепёста и поло'хало позволяет предположить их отрицательную окраску. Скорее всего, слово охлепёста связано с диалектным глаголом охлопать 'отрясти, отряхнуть' и существительным охлопок 'лохмотья, изношенная одежда' [СРНГ 25: 35] или же со словом охлёст 'грязный, забрызганный или рваный подол одежды [там же 25: 38]. Первое значение лексемы полохало -'пугало в поле, на огороде' [СРНГ 29: 128]. Обычно на пугало надевали старую, пришедшую
в негодность одежду, поэтому у лексемы возникает переносное значение - 'широкая, некрасиво сшитая одежда, балахон' [там же]. Возможно, негативная оценка подобной одежды связана с тем, что она воспринимается носителями как некрасивая, несуразная. Кроме того, слишком широкое, просторное одеяние было неудобно при работе.
От наименований неаккуратно сшитой одежды в результате переноса образуются наименования людей, которые небрежно, неаккуратно одеты: балахня' (Кто-ко наша братия и есь ба-лахня-та. Плохо одетый, грязный ходит да чё да, пьяный да: «О, он, говорит, балахня» (Гаш-кова Черд.) [СРГСПК 1: 52]); как балахо'ня (Чё, говорит, так ты оделася как балахоня? Плохо одеватся, неряха вот он (Гашкова Черд.). Как балахоня, говорит, ходит. Который за собой не следит ничё (Бондюг Черд.) [СРГСПК 1: 52]); малахай (Идёт малахай, по-нашему, нехорошо нарядилась [СРГСУ 2: 112]). Отрицательное отношение к людям в неаккуратной одежде проявляется в возникновении переносных значений. Так, у слова балахня отмечаются значения:
1) 'неуравновешенный, суматошный человек' (Балахня, бойкая она. Кинется, изломат цё-ко (Велгур Краснов.); Балахня-де ты, дикий человек, ничего не понимает (Редикор Черд.);
2) 'ленивый человек' А ничё, говорит, она не по-нимат, балахня, ничё не робит (Гашкова Черд.); Это лентяй. Он говорит: «Чё из его толку, чё-де он балахня» (Бондюг Черд.) [СРГСПК 1: 52]; Они балахня, в колхозе не робят (Воскресенское Ка-раг.) [СПГ 1: 19]. У лексемы малаха'й переносные значения фиксируются в русских говорах Среднего Урала: 1) 'небрежно, неряшливо одетый человек' (Идёт малахай, по-нашему, нехорошо нарядилась [СРГСУ 2: 112]), 2) 'растяпа, разиня, нерасторопный человек' (Малахай я есть, без хлеба пришёл [там же]). Таким образом, на основе лексем со значением 'излишне просторная одежда' развивается семантика 'ленивый человек' и 'человек, поведение которого отличается от общепринятых норм'. Появление первого значения связано с представлением о том, что мешковатая одежда мешает хорошо работать (здесь можно вспомнить историю фразеологизма спустя рукава). Возникновение второго значения ('неуравновешенный, суматошный человек' и 'нерасторопный человек, растяпа') объясняется тем, что человек в мешковатой одежде воспринимался как неспособный одеться в соответствии с определенными правилами, а следовательно, сумасбродный или рассеянный. Отметим, что подобный семантический перенос в говорах довольно распространен, Л. И. Шелепова пишет: «Среди диалектных имен существительных с
характеризующе-оценочным значением лица выделяется многочисленная группа семантических дериватов от названий плохой, ветхой или неуклюжей одежды...» [Шелепова 2014: 28]. «Одежная метафора» активно используется для обозначения человека: значение 'пришедшая в негодность одежда' часто реализуется в характеристике социального положения, семантика 'излишне просторная одежда' - при обозначении личностных качеств человека (неопрятности, неуравновешенности, нерасторопности, лености).
Особых лексем для грязной одежды в пермских говорах не отмечено, зафиксированы только два фразеологизма: жму'лька жму'лькой 'о мятой, неопрятной одежде' (Одёжа на ём дак жмулька жмулькой (Трушники Чернуш.) [СРГЮП]) и как ба'нная заты'чка 'о крайне мятой, грязной вещи, одежде' (Юбка-та небас-кая, как банна затычка; стирать бы надо [СПГ 1: 313]). Однако в говорах существует много языковых единиц, которые характеризуют человека в грязной, неопрятной одежде, например, бахме'тко, гала'х, грязноподо'лка, ка'ля-ма'ля, как ку'кша, как оже'говна, как пу'жиха, ку-та'фья, ма'ша-чува'ша, му'ля, обмолы'зга, орёпа, распозни'ха, ря'па, хо'вря и др. Неопрятность в одежде вызывает резко негативную реакцию носителей диалекта: «Ряпа она настоящая, така неаккуратная баба, заряпистая, она сама себя не дозорит: пойдёт к скоту в том, и стряпать будет в том, и на народ пойдёт в том» (Толстик Сол.) [СПГ 2: 312]. Интересно, что большинство таких лексем относится к женщинам, т. е. неопрятный вид женщины вызывал больше неприятия, чем грязная одежда мужчины. В представлении носителей диалекта внешний вид мужчины и детей во многом зависит от жены и матери: Вот, скажете, кака баба необи-ходлива, ничё у иё не прибрано; и старик-от у иё тоже необиходливой, ведь страм (Володино Сол.) [СПГ 1: 591]. Таким образом, грязная одежда женщины характеризовала не только особенности ее внешнего облика, но и ее хозяйственные способности. Так, фиксируемое в пермских говорах слово обихо'дница содержит семы 'рачительная, расторопная и чистоплотная хозяйка' и 'опрятная женщина' (Обиходница всё хорошо ведёт в избе. Знацит, цистоплотная, сама себя хорошо ведёт. В цём она утром стря-пат, переодинется и циста (Покча Черд.) [КСРГСПК]). Наши наблюдения подтверждают и данные других русских говоров: исследователь сибирских говоров Т. А. Демешкина пишет о том, что лексемы в группе слов со значением 'опрятный/неопрятный' в большинстве случаев употребляются по отношению к женщинам, поскольку «хранительницей чистоты в восприятии
носителей диалекта является женщина» [Демеш-кина 1995: 64].
Названий хорошей, нарядной одежды в говорах гораздо меньше, чем изношенной, плохо скроенной, грязной. В пермских говорах эти единицы, как правило, образуются от корней ряд- (вы'ряды, наря'д, обря'д, снаря'д, сряд, сря'ды) и люд- (вы'людник, вы'людное, вы'людье). Во втором случае образование лексем мотивировано тем, что праздничные наряды обычно одевались «в люди» (Вылюдьё - в гости идти. На вылюдьё платьё снарядно надевашь (Покча Черд.); Вылюдное - токо вот в праздник поносят и положат (Илаб Сол.) [СРГСПК 1: 325]). Все перечисленные слова не имеют эмоциональной окраски, в некоторых случаях окраску приобретает наименование человека, который носит хорошую одежду, следит за своим внешним видом. Интересно, что только существительное наря'дница (Нарядница нарядная хо-дит-от. Нарядница, а мушшына нарядной (Покча Черд.) [КСРГСПК]) и несколько однокорен-ных прилагательных вы'рядный, обря'дный, снаря'дный, сря'дный 'нарядный, хорошо одетый' образованы от слов с корнем ряд-.
В пермских говорах отмечены и другие языковые единицы, называющие хорошо одетого человека, однако они образованы от слов с другими корнями. Например, для наименования человека, который заботится о своем внешнем виде, любит наряжаться, используются слова и выражения: басёна, баси'ха, басу'ля, басулька, бодрёна, вы 'тулка, как ку 'кла, кра'ля бубно'вая, моди'стка, мо'дная пе'нка, пя'ленка, у'бран-ный, форсу'нья, как чечётка. Чаще всего эти языковые единицы характеризуют женщин, очень редко применяются и по отношению к мужчинам, особых единиц для именования хорошо одетых лиц мужского пола в пермских говорах очень мало (басо'к 'любитель модно одеваться, щеголь'). Возможно, такая несоразмерность связана с тем, что наружность и одежда мужчины реже оценивается, чем внешний облик женщины. Обычно лексемы со значением 'хорошо одетый человек' либо лишены коннотации, либо имеют шутливую окраску. Видимо, у носителей диалекта такой человек вызывает двоякое чувство. С одной стороны, хорошая одежда воспринимается как один из признаков внешней красоты, так, корень бас- (присутствующий в словах басёна, баси'ха, басу'ля) имеет значение 'красота'. В иллюстрации к слову убранный 'нарядно одетый' (Жених хороший будет: белой, чистой, упрятный, убранный (Акчим Краснов.) [АС 6: 66]) также выражается представление о красивом, одобряемом внешнем виде. С другой стороны, привлекательный внешний вид может
быть связан с тратой времени на прихорашива-ние около зеркала, что вызывает у жителей деревни отрицательное отношение. Негативно оценивается и нарядная, не соответствующая будничной обстановке, одежда: Николаевна за коровами пойдёт и то как на сряды вырядится (Ненастье Окт.) [СПГ 2: 391], в обычные дни крестьяне носили будничную (вожидённую) одежду. Кроме того, в некоторых случаях красиво одетый человек воспринимается как одетый в соответствии с городской модой, что тоже нередко оценивается негативно.
Таким образом, в пермских говорах отрицательное отношение вызывают люди, одежда и внешний облик которых не соответствуют представлению носителей диалекта о норме, резко отличаются (по опрятности, ситуации) от других. Подобные наблюдения сделаны также исследователями других русских говоров. Так, Ж. К. Га-понова отмечает, что наименования человека в ярославских говорах отражают с одной стороны, неодобрительное отношение, к людям, одетым небрежно, в рваную и неопрятную одежду, с другой стороны - порицание безвкусно и вычурно одетых людей [Гапонова 2008: 136].
На протяжении XX в. одежда претерпела ряд изменений: в крестьянский быт вошли новые предметы одежды, ее покрой сильно изменился, постепенно самодельная одежда сменилась покупной. Все эти процессы нашли отражение в лексике пермских говоров. Так, были зафиксированы слова, называющие городскую, военную одежду, одежду из современных тканей, например, вельветка 'куртка, сшитая из вельвета, жемперок 'детская кофточка фабричной вязки', кожанка 'куртка из кожи или брезента' и др. Однако современная одежда в обиход жителей деревни входила медленнее, чем в городе, диалектные записи свидетельствуют о том, что еще в середине XX в. в деревнях носили некоторые из предметов традиционной одежды. Е. Е. Лев-киевская отмечает, что на селе в советское время, особенно в довоенное, традиционный костюм, вследствие тяжелого экономического положения и отсутствия денег и промышленных товаров, оставался почти единственной повседневной одеждой [Левкиевская 2011: 141]. Естественно, что современная одежда вызывала эмоциональные суждения диалектоносителей и появление оценочно окрашенных языковых единиц.
Обычно негативно оценивалась излишне короткая или обтягивающая одежда, например: как обмоло'ток 'о коротком платье' (Ноне платья как обмолотки носят (Камгорт Черд.) [КСРГ-СПК]); обу'зда 'узкое, стесняющее бельё' (Нонче оденут обузды-то - сколь небаско, девки (Труш-ники Чернуш.) [СРГЮП 2: 214]); свистива'ль
'узкое современное платье' (Весной Нюра платье наладила, а нынче уж не полизит, как сви-стиваль. Узкое платье - свистиваль, как насмешку. Ну ешо которое подходя, а которое две четверти, куды уж она шагнёт. Соберёмся старые люди, дак смеёмся (Пянтег Черд.) [КСРГСПК]); хохоту'нчик 'короткая одежда' (Чё это нонче - одежда рази, носят хохотунчи-ки (Осинцево Сукс.); Надела как-от хохотунчик, конечно, замерзнёшь (Суксун) [СРГЮП 3: 326]). В сравнительном обороте как обмоло'ток одежда сравнивается с обмолоченным снопом, само сравнение основано на общем признаке 'лишенный важных частей'. Лексемы обу'зда и свистива'ль относятся к узкой одежде, первое слово, скорее всего, образовано от глагола обузить 'сделать узким', второе - контаминация слов свистеть и фестиваль. Окказиональное образование подчеркивает ироничное отношение носителей говора к такой одежде. Лексема хохоту'н-чик встречается не только в пермских говорах, но и в говорах Среднего Урала, в которых имеет схожее значение 'короткое пальто, старый, обрезанный плащ' [СРГСУ 6: 153], внутренняя форма слова свидетельствует о насмешке по отношению к человеку в короткой одежде. В течение XX в. кардинально изменилась длина юбок у женщин, естественно, что в большинстве упомянутых лексем характеризуется именно женское платье.
Осуждают жители деревни и женщин в чрезмерно короткой одежде, используя лексемы го-ленда'й (Голендайка, голендай - полураздетый человек, видно части тела (Искор Черд.) [КСРГСПК]; И женщина котора, как голендай, идёт, на босую ногу, юбка коротенька, необоло-чёная (Толстик Сол.) [СПГ 1: 591]); подхалю'за (Приходят - юбки коротенькие со всякими оборочками. Нам-то, старухам, это позорно кажется, смотреть стыдно: не молодушки, а подхалюзы (Ушакова Сол.) [СПГ 2: 133]) и одер-га'нка (У деушки короткое платье было, дак «Как одерганка ходит» - говорят (Илаб Сол.) [КСРГСПК]). Фразеологизм рукава' соба'ки оборва'ли 'о безрукавой одежде' (Ходят нонче -рукава собаки оборвали, мне не надо такое платье (Пож Юрл.) [СРГКПО: 224]) свидетельствует о том, что отсутствие рукавов также вызывает у пожилых жителей деревни неприятие. В представлении диалектоносителей, излишнее обнажение ног и рук неприлично. Об этом свидетельствуют и отрицательные характеристики человека голена'стый, голени'стый 'с обнаженными ногами, без чулок и т. п.' (Сёдня матерь-то не обула. Голенастая бегашь (Акчим Краснов.); Она загнула штаны и ходит голенистая (Акчим Краснов) [АС 1: 209]) и голору'кий 'с обнажен-
ными, голыми руками' (Вон эта идёт, голорукая (Шульгино Бер.) [СПГ 1: 174]). Критическое отношение у носителей диалекта вызывает также чрезмерное, по их мнению, обнажение мужчин и детей. Так, человек в расстегнутой одежде, через которую видно тело, или снявший часть одежды, вызывает осуждение, его могут назвать голя 'щий или гола'н: Что рубашку расстегнул - совсем голящий (Дедюхино Сол.) [КСРГСПК]. Иди, го-лан, оденься! Без майки ходит, дак голан и есть (Свалова Сол.) [СПГ 1: 170].
Отрицательное отношение можно объяснить не только этическими, но и прагматическими причинами: короткая и узкая одежда не подходила для работы, как и слишком длинная и свободная одежда. Так, носители диалекта называют удлиненную сзади юбку хвосту'щей и считают ее неудобной: Юбка хвостушшая, у иё передняя часть намного короче задней. Наденут девки юбки хвостушшие да всю грезь и собирают (Каргино Ильинск.) [СПГ 2: 498], а сильно расклешенную юбку раздува'лом (Косоклинные дубасы-те были; кроят же эки-те раздувала нонче: идёшь, дак раздуват (Вильва Сол.) [СПГ 2: 263].
Прагматические причины также лежат в основе негативной оценки людей, одетых не по погоде. Известно, что неумение выбрать одежду в соответствии с условиями внешней среды может привести к болезни. Недостаточно одетого человека чаще всего называют, используя корни гол- и наг-, голенда'й (голенда'йка), наго'й (Ты не знашь голендаев? Голендай - которые бежит необолочёной, робёнок... (Толстик Сол.) [СПГ 1: 71]; Всё ещё голендайкой бегаешь. Оденься, холодно уж стаёт (Сарс Окт.) [там же]; Вот нагая бегат, а?! Погоди ужо, добегашь! (без пальто) (Акчим Краснов.) [АС 3: 15]). Человек, надевший на себя слишком много одежды, именуется сби'тнем: Он чё-нибудь три-четыре лопотины наденет, ровно сбитень оделся (Нытв.) [ДАК-ТиПЯ]; Оденется, много на себя наденет, дак сбитнем называют (Камгорт Черд.) [КСРГСПК].
Итак, анализ рассмотренных языковых единиц позволил выявить представления диалекто-носителей об одежде, о том, что является приличным или неприличным (недопустимым). Чаще всего в говорах фиксируются оценочные наименования неподходящей одежды; одежда, соответствующая условиям и традиции, обычно не получает эмоциональной оценки. Оценочные наименования человека, одетого определенным образом, помогают также выявить традиционные представления диалектоносителей об одежде. В говорах нередко происходит семантический перенос: наименования пришедшей в негодность, излишне просторной или грязной одежды могут
использоваться для именования личностных характеристик человека (неопрятности, лености, неуравновешенности) или же его социального положения (бедности). Носители диалекта чаще обращают внимание на внешний облик женщины, чем мужчины: большая часть оценочных единиц, характеризующих одежду и внешность, относится к женщинам. В целом можно говорить о сложившейся системе представлений носителей диалекта о приличном / неприличном во внешнем виде человека и в одежде. В этой системе можно выделить ряд противопоставлений: старый / новый, мешковатый / скроенный по фигуре, грязный / чистый, современный / традиционный, не соответствующий/ соответствующий погоде.
Сокращения
Бер. - Берёзовский район
Гайн. - Гайнский район
Ел. - Еловский район
Ильинск. - Ильинский район
Караг. - Карагайский район
Краснов. - Красновишерский район
Нытв. - Нытвенский район
Окт. - Октябрьский район
Сол. - Соликамский район
Сукс. - Суксунский район
Ус. - Усольский район
Черд. - Чердынский район
Чернуш. - Чернушинский район
Юрл. - Юрлинский район
Список источников
АС - Словарь говора д. Акчим Красновишер-ского района Пермской области (Акчимский словарь). Пермь, 1984-2011. Вып. 1-6.
БАС - Большой академический словарь русского языка / под ред. А. С. Герда. М.; СПб., 2007. Т. 8. 640 с.
ДАКТиПЯ - Диалектологический архив, хранящийся на кафедре теоретического и прикладного языкознания ПГНИУ.
КАС - Картотека словаря говора д. Акчим Красновишерского района Пермской области.
КСРГСПК - Картотека словаря русских говоров севера Пермского края.
Ожегов, Шведова - Ожегов С. И. и Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М.: ИТИ Технологии, 2008. 944 с.
СПГ - Словарь пермских говоров / под ред. А.Н. Борисовой, К.Н. Прокошевой. Пермь: Книжный мир, 2000. Вып. 1: А-Н. 480 с. 2002. Вып. 2: О-Я. 576 с.
СРГКПО - Словарь русских говоров Коми-Пермяцкого округа / науч. ред. И. А. Подюков. Пермь: ПОНИЦАА, 2006. 272 с.
СРГСПК - Словарь русских говоров севера Пермского края/ гл. ред. И.И. Русинова. Пермь, 2011. Вып. 1. А-В. 364 с.
СРГСУ - Словарь русских говоров Среднего Урала. Свердловск: Изд-во Урал. ун-та. Т. 1-7. 1964-1988.
СРНГ - Словарь русских народных говоров говоров / под ред. Ф. П. Филина (вып. 1-22), Ф. П. Сороколетова (вып. 23-42), С. А. Мызни-кова (вып. 43-46). М.; Л.; СПб.: Наука, 19662016. Вып.1-49 (издание продолжается).
СРГЮП - Словарь русских говоров Южного Прикамья. Вып. 1-3 / И. А. Подюков (науч. ред.), С. М. Поздеева, Е. Н. Свалова, С. В. Хоробрых, А. В. Черных. Пермь: Изд-во Перм. гос. пед. унта, 2010-2012.
Фасмер - Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4-х т. Т. 3. / пер. с нем. и доп. О. Н. Трубачева. М.: Прогресс, 1987. 832 с.
ФСПГ - Прокошева К. Н. Фразеологический словарь пермских говоров. Пермь: Изд-во Перм. гос. пед. ун-та, 2002. 432 с.
Черных - Черных П. Я. Историко-этимоло-гический словарь русского языка. М.: Рус. язык, 1999. Т. 1-2.
Шапошников - Этимологический словарь русского языка / сост. А. К. Шапошников: в 2 т. М.: Флинта, Наука, 2010. Т. 1-2.
Список литературы
Березович Е. Л. Язык и традиционная культура: Этнолингвистические исследования. М.: Ин-дрик, 2007. 600 с.
Вановская Л. А. Семантика русской одежды (на материале тамбовских говоров): автореф. дис. ... канд. филол. наук. Тамбов, 2003. 212 с.
Гапонова Ж. К. Наименования одежды в мо-логских ярославских говорах // Ярославский педагогический вестник. 2008. № 2. С. 134-139.
Демешкина Т. А. Способы описания концептов диалектной культуры // Культура Отечества: прошлое, настоящее, будущее. Томск, 1995. Вып. 4. С. 63-65.
Зверева Ю. В. «Одежда для ног» в пермских говорах // Лингвокультурное пространство Пермского края. Материалы и исследования / Перм. гос. ун-т. Пермь, 2009. С. 128-142.
Злыднева Н. В. Одежда и время: мотив ветхой одежды как палимпсест // Коды повседневности в славянской культуре: еда и одежда / отв. ред. Н. В. Злыднева. СПб.: Алетейя, 2011. С. 547- 556.
Калинина М. В. Общие названия одежды в донских казачьих говорах // Лексический атлас русских народных говоров (Материалы и исследования) 2007. СПб.: Наука, 2007. С. 112-117.
Крылова О. Н. Наименования сарафана в севернорусских говорах // Лексический атлас рус-
ских народных говоров (Материалы и исследования). 1998. СПб.: Наука, 2001. С. 249-253.
Крылова О. Н. Этнографическая лексика в диалектном словаре: проблемы лексикографиро-вания (на материале лексики одежды) // Лексический атлас русских народных говоров (Материалы и исследования). СПб.: Наука, 2010. С. 81-87.
Левкиевская Е. Е. Народная одежда. Семантика и прагматика // Коды повседневности в славянской культуре: еда и одежда / отв. ред. Н. В. Злыднева. СПб.: Алетейя, 2011. С. 135-144.
Матвеева Т. В. Оценочная внутренняя форма как средство экспрессивности // Этимологические исследования. Свердловск: Урал. гос. ун-т, 1981. С.142-148.
Осипова Е. П. Диалектные наименования одежды в лингвогеографическом аспекте // Лексический атлас русских народных говоров (Материалы и исследования). СПб.: Наука, 2002. С.208-216.
Подюков И. А. Русская диалектная лексика в речи лупьинских коми-пермяков // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2012. Вып. 3(19). С. 14-21.
Полякова Е. Н. Что носили модницы в Прикамье в XVII - начале XVIII века (по данным лексики пермских памятников письменности) // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2010. Вып. 2(8). С. 14-24.
Судаков Г. В. История русского слова / Воло-год. гос. пед. ун-т. Вологда, 2010. 334 с.
Тихомирова А. В. Ассоциативно-деривационная и фразеологическая семантика наименований одежды в русской языковой традиции: дис. ... канд. филол. наук. Екатеринбург, 2013а. 350 с.
Тихомирова А. В. Символика наименований одежды и обуви в русской диалектной лексике и фразеологии свадебного обряда // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2013б. Вып. 1(21). С. 43-50.
Шелепова Л. И. Данные диалектов и история русского слова (семантический и словообразовательный аспекты) // Филология и человек. 2014. № 1. С. 16-30.
References
Berezovich E. L. Yazyk i traditsionnaya kul 'tura: etnolingvisticheskie issledovaniya [Language and traditional culture: ethnolinguistic studies]. Moscow, Indrik Publ., 2007. 600 p. (In Russ.)
Vanovskaya L. A. Semantika russkoy odezhdy (na material tambovskikh govorov). Diss. kand. filol. nauk. [Semantics of Russian clothing (based on Tambov dialects) Cand. philol. sci. diss.]. Tambov, 2003. 212 p. (In Russ.)
Gaponova Zh. K. Naimenovaniya odezhdy v mologskikh yaroslavskikh govorakh [The names of
clothes in the Mologa Yaroslavl dialects]. Yaro-slavskiy pedagogicheskiy vestnik [Yaroslavl Pedagogical Bulletin], 2008, issue 2, pp. 4-27 (134139). (In Russ.)
Demeshkina T. A. Sposoby opisaniya kontseptov dialektnoy kul'tury [Methods for describing the concepts of dialect culture]. Kul'tura Otechestva: proshloe, nastoyashchee, budushchee [Culture of the Fatherland: past, present, future]. Tomsk, 1995, issue 4, pp. 63-65. (In Russ.)
Zvereva Yu. V. «Odezhda dlya nog» v permskikh govorakh ["Clothes for feet" in Perm dialects]. Lingvokul'turnoye prostranstvo Permskogo kraya. Materialy i issledovaniya [Linguistic and cultural space of the Perm region. Materials and studies]. Perm, Perm State University Publ., 2009, pp. 128142. (In Russ.)
Zlydneva N. V. Odezhda i vremya: motiv vetkhoy odezhdy kak palimpsest [Clothes and time: a motif of worn clothes as a palimpsest]. Kody pov-sednevnosti v slavyanskoy kul'ture: eda i odezhda [Codes of everyday life in the Slavic culture: food and clothing]. St. Petersburg, Aleteya Publ., 2011, pp. 547-556. (In Russ.)
Kalinina M. V. Obshchie nazvaniya odezhdy v donskikh kazach'ikh govorakh [Common names of clothes in the Don Cossack dialects]. Leksicheskiy atlas russkikh narodnykh govorov (Materialy i issledovaniya) [Lexical atlas of Russian folk dialects (Materials and studies)]. St. Petersburg, Nauka Publ., 2007, pp. 112-117. (In Russ.)
Krylova O. N. Naimenovaniya sarafanov v severnorusskikh govorakh [The names of sarafans in the Northern Russian dialects]. Leksicheskiy atlas russkikh narodnykh govorov (Materialy i issledo-vaniya) [Lexical atlas of Russian folk dialects (Materials and studies)]. St. Petersburg, Nauka Publ., 2001, pp. 249-253. (In Russ.)
Krylova O. N. Etnograficheskaya leksika v di-alektnom slovare: problemy leksikografirovaniya (na materiale leksiki odezhdy) [Ethnographic vocabulary in the dialect dictionary: problems of lexicography (on the material of the clothing vocabulary)] Leksicheskiy atlas russkikh narodnykh govorov (Ma-terialy i issledovaniya) [Lexical atlas of Russian folk dialects (Materials and studies)]. St. Petersburg, Nauka Publ., 2010, pp. 81-87. (In Russ.)
Levkievskaya E. E. Narodnaya odezhda. Semantica i pragmatika [Folk clothes. Semantics and pragmatics: eda i odezhda]. Kody povsednevnosti v slavyanskoy kul 'ture [Codes of everyday life in the Slavic culture: food and clothing]. St. Petersburg, Aleteya Publ., 2011, pp. 135-144. (In Russ.)
Matveeva T. V. Otsenochnaya forma kak sred-stvo ekspressivnosti [Evaluation form as a means of expressiveness]. Etimologicheskiye issledovaniya [Etymological studies]. Sverdlovsk, Ural State University Press, 1981, pp. 142-148. (In Russ.)
Osipova E. P. Dialektnye naimenovaniya odezhdy v lingvogeograficheskom aspekte [Dialectal names of clothing in the linguo-geographical aspect]. Leksicheskiy atlas russkikh narodnykh govorov (Ma-terialy i issledovaniya) [Lexical atlas of Russian folk dialects (Materials and studies)]. St. Petersburg, Nauka Publ., 2002, pp. 208-216. (In Russ.)
Podyukov I. A. Russkaya dialektnaya leksika v rechi lup'inskikh komi-permyakov [Russian dialect vocabulary in the Lupinsk Komi-Permyak speech]. Vestnik Permskogo universiteta. Rossiyskaya i za-rubezhnaya filologiya [Perm University Herald. Russian and Foreign Philology], 2012, issue 3(19), pp. 14-21. (In Russ.)
Polyakova E. N. Chto nosili modnitsy v Prikam 'e v 17 - nachale 18 veka (po dannym leksiki permskikh pamyatnikov pis 'mennosti) [Fashion in Prikamye of the 17th - beginning of the 18th centuries (based on the lexicon of Perm written monuments)]. Vestnik Permskogo universiteta. Rossiyskaya i zarubezhnaya filologiya [Perm University Herald. Russian and Foreign Philology], 2010, issue 2(8), pp. 14-24. (In Russ.)
Sudakov G. V. Istoriya russkogo slova [History of the Russian word]. Vologda, Vologda State Pedagogical University Publ., 2010, 334 p. (In Russ.)
Tikhomirova A. V. Assotsiativno-derivatsion-naya i frazeologicheskaya semantika naimenovaniy odezhdy v russkoy yazykovoy traditsii. Diss. kand. filol. nauk [Associative-derivational and phraseological semantics of names of clothes in the Russian language tradition. Cand. philol. sci. diss.]. Ekaterinburg, 2013. 350 p. (In Russ.)
Tikhomirova A. V. Simvolika naimenovaniy odezhdy i obuvi v Russkoy dialektnoy leksike i frazeologii svadebnogo obryada [Symbolism of clothes and shoes' names in Russian dialectal lexis and phraseology of the wedding ritual]. Vestnik Permskogo universiteta. Rossiyskaya i zarubezhnaya filologiya [Perm University Herald. Russian and Foreign Philology], 2013, issue 1(21), pp. 43-50. (In Russ.)
Shelepova L. I. Dannye dialektov i istoriya russkogo slova (semanticheskiy i slovoobrazovatel'nyy aspekty) [Data of dialects and history of the Russian word (in terms of derivation and semantics)]. Filologiya i chelovek [The Philology and a Person], 2014, issue 1, pp. 16-30. (In Russ.)
TRADITIONAL NOTIONS OF A DECENTLY / INDECENTLY DRESSED PERSON IN THE PERM DIALECT VOCABULARY
IuliiaV. Zvereva
Associate Professor in the Department of Humanities Education in Primary School Perm State Humanitarian Pedagogical University
24, Sibirskaya st., Perm, 614990, Russian Federation. [email protected] SPIN-code: 9483-8453
ORCID: http://orcid.org/0000-0002-0129-2565 ResearcherlD: D-9469-2017
The article discusses the dialectal linguistic units of the thematic group "clothing", as well as the designations of a person in terms of his or her appearance. These lexical units make it possible to identify the traditional ideas of the Perm region citizens as to what is acceptable and unacceptable in appearance. Within the dialectal worldview, the names of old clothes are contrasted with those of new ones, excessively loose clothes - with tight-fitting, dirty - with clean, traditional - with modern. In the dialects, there is a considerable number of lexical units denoting old, worn-out clothes. They often have a negative connotation since such clothes are of low value to peasants. Designations of people derived from the names of old clothes always have a negative connotation. Perhaps this is due to the fact that the dialect speakers believe people in untidy clothes lead an antisocial way of life. Too large and loose clothing are also negatively perceived. This attitude is due not only to aesthetics, but also to utilitarian reasons: people feel it uncomfortable to work in baggy clothes. Semantic derivatives which negatively characterize the person are also formed from the names of baggy clothes. Unreasonably short and tight clothing, which gradually comes into use in the second half of the 20th century, is also negatively evaluated. Elderly villagers thought such clothing to be not only indecent but also uncomfortable.
Key words: Perm dialects; thematic group; names of clothes; designation of a person; evaluative vocabulary.
