CC BY
121
Литература
1. Жукова О.А. Ценности и социальная практика христианского либерализма в России. Опыт графини С.В. Паниной. Мыслящие миры российского либерализма? Графиня Софья Владимировна Панина (1871-1956). - М., 2012.
2. Соллогуб В.А. Тарантас. Путевые впечатления. Русские повести XIX в. - М.,
1952.
3. Струве П.Б. Интеллигенция и народное хозяйство. Избранные сочинения. -М., 1999.
4. Струве П.Б. Познание революции и возрождение Духа. Patriótica. Политика, культура, религия, социализм. - М., 1997.
5. Чичерин Б.Н. Курс государственной науки. Ч.3. - М., 1898.
Н.А. Омельченко
НАРОДНОЕ ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВО И СУДЬБЫ ПАРЛАМЕНТАРИЗМА В
ИСТОРИИ РОССИИ (ИЗ ОПЫТА СТАНОВЛЕНИЯ И ЭВОЛЮЦИИ РОССИЙСКОГО ПАРЛАМЕНТАРИЗМА В НАЧАЛЕ XX ВЕКА)
Аннотация. В статье на историческом материале раскрываются национальные особенности становления и эволюции российского парламентаризма, выясняются причины неудачи либеральной альтернативы развития политического развития страны в начале прошлого столетия.
Ключевые слова. Народное представительство, парламент, либеральные ценности, правительство, Государственный совет, думская монархия, дуалистическая монархия.
«Мне кажется, мы вступаем в качественно новую ситуацию, трагизм которой заключается в том, что, какую бы партию сейчас в Москве ни создали, ее не поддержат, потому что политика последних десяти лет привела к дискредитации в глазах самостоятельно думающего населения и парламентаризма, и партийной системы, и избирательной системы» [5], - к такому неутешительному выводу пришел в начале 2013 г. политолог Дмитрий Орешкин, член Совета при президенте РФ по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека. Весьма симптоматичным в этом контексте представляется сделанное практически в то же время заявление Председателя Отдела по взаимоотношениям Церкви и общества Московского патриархата о. Всеволода Чаплина, считающего, что многие православные люди надеются на восстановление монархии, которая представляется ему более высокой формой государственного устройства, чем республика [6].
События, происходящие в России в последние годы, заставляют задуматься о самом насущном вопросе нашей политической жизни - о судьбе молодой российской демократической государственности, принципах управления обществом и перспективах развития политической демократии в России. Очевидно, для этого есть свои причины.
Нам уже приходилось писать о смысле и характере современных политических споров, связанных с попытками осмыслить прошлое и будущее демократического транзита в России. С нашей точки зрения, здесь мы имеет больше вопросов, чем ответов. Почему, например, обрушившие в феврале 1917 г. Российскую империю демократические идеи, набравшие к тому времени силу в российском обществе, бесславно погибли затем под ее обломками? Должны ли и можем ли мы развиваться в
© Омельченко Н.А., 2013
русле либерально-демократического тренда, по которому уже более века идут многие передовые западные страны, или нам необходимо учитывать наши традиции и искать свой собственный путь развития? И дело не только в том, что последнее положение наглядно подтверждается господствующим в современном российском обществе крайне негативным отношением к либеральным ценностям, которое воспроизводится и возводится политическим классом и государственной бюрократией в ранг государственной идеологии [4]. Вопрос, очевидно, должен стоять по-другому: насколько жизненной или, напротив, утопичной является сама идея русского конституционализма в историческом и современном контексте? Насколько применимы к нашей почвенной психологии идеи и принципы западной «секулярной демократии», не нашедшие, как представляется, достаточного идейного обоснования и практических подтверждений в условиях исторической и современной России?
Эти и другие вопросы побуждают нас вспомнить события российской политической истории конца XIX - начала XX вв., когда в общественно-политической жизни России впервые открыто дал о себе знать один из самых острых общественных конфликтов - ценностный конфликт между сохранявшимися традиционными институтами самодержавия и новыми, активно проникавшими в жизнь страны модернизационными ценностями (представительное правление, развитие гражданского общества и т.д.). При всех возможных оговорках, Россия начала XX в. представляла собой клубок противоречий - экономических, политических, социальных, национальных, которые накладывались на этот главный конфликт в обществе, обостряя их до предела. Обстановка усугублялась тем, что правящие круги России до конца не осознавали кризисность ситуации в стране, жили иллюзией, что русская государственность несокрушима, и постепенно утрачивали инициативу преобразования общества. Власть словно не хотела замечать того, что видно было уже даже «незрячему»: остановить общественный прогресс было невозможно, необходимы были преобразования в политической системе общества в соответствии с новыми потребностями развития страны [3, с.280]. Как писал один из видных деятелей кадетской партии В.А. Маклаков, представители старого строя вместо того, чтобы, воспользовавшись своей неограниченной и никем не оспариваемой властью, «вести Россию по тому пути, по которому ей все равно неизбежно было идти», принимали лицемерно ее государственную отсталость «за ее преимущества» [2, с.280].
Основным вопросом государственного развития в начале XX в. оставался вопрос о судьбе самодержавия и необходимости проведения политической реформы. На рубеже веков в отличие от подобной ситуации середины XIX в. власть упустила шанс предотвратить революцию «снизу» путем осуществления революции «сверху», у нее не хватило силы воли пойти навстречу требованиям времени и провести реформирование политической системы. Заявление Николая II о своем намерении продолжать прежний курс на укрепление самодержавия усилило наметившийся еще раньше раскол между верховной властью и либеральными общественными силами, требовавшими перемен. Консервативный курс самодержавной власти способствовал радикализации общества, распространению революционных настроений. Набирало силу земское оппозиционное движение, опираясь на которое укреплял свои позиции «земский конституционализм».
Отказ правящей элиты что-либо менять в системе верховного управления побуждали общество, в том числе представителей высшего эшелона власти искать пути ее реформирования. Не только С.Ю. Витте считал, что Николай II должен уступить и решиться, наконец, на реформу системы управления с участием в нем общества, чтобы предотвратить революцию и спасти монархию. Безнадежность положения, в котором оказалось самодержавие благодаря своему нежеланию идти на уступки, наиболее точно выразил В.К. Плеве, признавший, что сами способы управления «обветшали и
нуждаются в значительном улучшении» и что лично он вынужден сидеть на пороховой бочке, и взорвется вместе с ней [3, с.284].
Россия уже стояла на пороге социального взрыва, поставившего страну перед неизбежностью буржуазной революции. 17 октября 1905 г. в обстановке политического кризиса и под давлением оппозиционных сил Николай II подписал подготовленный по его просьбе С.Ю. Витте знаменитый манифест, в котором объявлялось о создании Государственной Думы, наделенной законодательными полномочиями. Император вынужден был согласиться на ряд уступок, на которые он, по свидетельству Витте, никогда бы не пошел в более спокойное время. В Манифесте 17 октября царь обещал даровать населению гражданские права и свободы, основу которых должны были составлять общедемократические принципы: неприкосновенности личности, свободы совести, свободы слова, свободы собраний и организаций.
Тогда же по повелению императора был осуществлен ряд мер, направленных на объединение деятельности министров и положивших начало формированию первого в истории России самостоятельного правительства. Им стал реформированный рядом императорских указов Совет министров, который превращался из нерегулярно созываемого органа в постоянно действующий высший орган исполнительной власти во главе с премьер-министром.
Можно утверждать, что реорганизацией Совета министров центральная власть решила одну из самых острых проблем государственного управления в России, связанную с отсутствием объединенного правительственного органа, обеспечивавшего единство в центральном и местном управлении. Эту проблему безуспешно поднимали, начиная с П.А. Валуева, многие представители высшей бюрократии. Однако создание объединенного правительства объяснялось и другими более прозаическими соображениями власти. Учредив законодательную Думу, верховная власть должна была позаботиться о реорганизации исполнительной власти. При этом речь шла не столько о разделении властей, характерной для парламентского строя, сколько о стремлении создать в лице нового исполнительного органа, полностью зависевшего от императора, реальный противовес Государственной Думе.
Указ 19 октября 1905 г. о введении в России должности премьер-министра лишал главу правительства (председателя Совета министров) права подбирать и представлять императору кандидатов на министерские посты, то есть самостоятельно формировать правительство. Его полномочия в этой части были сведены только к обсуждению в Совете министров кандидатур на ту или иную должность в центральном и местном аппарате управления. Была также сохранена прежняя практика личных всеподданнейших докладов министров императору, хотя и оговаривалось, что содержание докладов министры должны были предварительно согласовывать с главой правительства.
Все это создало основу для будущих конфликтов между царствующей особой и премьер-министром. По сути, первому премьеру (им был назначен С.Ю. Витте) пришлось работать в весьма сложной обстановке, сталкиваясь, с одной стороны, с растущей неприязнью к нему императора, который не мог простить ему авторство Манифеста 17 октября, и открыто называл своего премьер-министра «политическим хамелеоном», с другой стороны, с недоверием либералов, отказавшихся войти в правительство [3, с. 289-290].
Несмотря на ряд ограничений, связанных с формированием и деятельностью Государственной думы, сам факт создания первого в истории России законодательного парламентского учреждения имел выдающееся значение для дальнейшего развития российской государственности. Впервые широкие массы населения получили право представлять свои интересы во власти, оказывать влияние на судьбу страны. Выборы в Государственную думу проходили в обстановке всеобщего подъема и по всем правилам избирательных кампаний: все партии получили право вести предвыборную агитацию,
выступать со своими предвыборными программами. Следует заметить, что в выборах в российский парламент открыто участвовали не только официально признанные, но и запрещенные правительством политические партии, кандидаты которых нередко побеждали на выборах и оказывались в Таврическом дворце в качестве депутатов Государственной думы. При этом на выборах в I и II Государственные думы поддержку большинства граждан получили оппозиционные царскому правительству партии.
Вместе с тем становление новой системы власти в форме думской («дуалистической») монархии, возникшей в условиях первой русской революции, происходило крайне противоречиво. За два месяца до открытия заседаний I Государственной думы, 20 февраля 1906 г. указом царя «Об изменении Учреждения Государственного совета и пересмотре Учреждения Государственной думы» была осуществлена реорганизация Государственного совета, который преобразовывался в верхнюю палату российского парламента и наделялся равными с Государственной думой полномочиями. Этим актом власть создавала еще один реальный противовес народным представителям, низводя Думу вопреки положениям Манифеста 17 октября на уровень нижней палаты. Состав Государственного совета увеличивался вдвое (с 98 до 196 человек) и становился наполовину выборным (от губернских земских учреждений, дворянских обществ и городских дум, Совета торговли и мануфактур, биржевых комитетов, православного духовенства и творческой интеллигенции).
I Государственная дума, торжественно открывшаяся 27 апреля 1906 г. в присутствии императора, с самого начала оказалась в остром противостоянии с правительством. Не оправдались, прежде всего, надежды верховной власти на политический консерватизм крестьянства. Аграрный вопрос занял центральное место в работе I Государственной думы. Крестьянские депутаты (фракция трудовиков), представлявшие вторую по численности парламентскую фракцию в Думе (102 депутата), требовали передела земли, выступив с законопроектом об отчуждении помещичьих и других частновладельческих земель, превышавших «трудовые нормы». Предлагалось создание «общенародного земельного фонда» и введение уравнительного землепользования. Значительная часть парламента, в первую очередь, депутаты от конституционно-демократической партии, завоевавшей большинство мест в Государственной думе (153 депутатских мест), настаивали на создании правительства, ответственного перед Думой, и не желали договариваться с действующим правительством на взаимовыгодных условиях.
С другой стороны, сама царская власть предпочитала видеть в Думе не своего помощника, а скорее политического противника, покушающегося на ее прерогативы, и стремилась действовать в обход или даже вопреки воле народных избранников. Для тогдашней власти либерал, говорящий о конституции, был не менее, если не более опасен, чем анархист, ибо в отличие от анархиста-мечтателя, как писал один из русских эмигрантов, либерал говорил о конкретной, позитивной программе преобразований [7, с.10]. В качестве наглядного примера бесправия Думы в исторической литературе приводится «парламентский кризис» 1911 г., возникший в связи с предложенным правительством П. А. Столыпина (1906-1911 гг.) законопроектом о введении земства в 6-ти западных губерниях. Законопроект был провален Государственным советом. В этой ситуации власть пошла на беспрецедентный шаг, который был невозможен в любом другом парламентском государстве: царь прервал на три дня заседание обеих палат и провел важный для правительства проект по статье 87, показав тем самым, что так называемая «конституция» может нарушаться монархом без особых проблем.
Положение осложнялось деструктивной позицией, которую занимало по отношению к правительству левое большинство Государственной думы, как первого, так и особенно второго созыва. Во многом именно его стараниями были заложены многие далеко не лучшие «традиции» работы российских парламентариев, которые
получили достойное продолжение в деятельности современной Государственной Думы. В любом случае левые социалистические партии, бойкотировавшие выборы в I Государственную думу и вошедшие в состав II Государственной думы, рассматривали парламент как арену для борьбы с царской властью, а не как орган власти, созданный для конструктивной законотворческой работы, к которой левые депутаты по большей части не были подготовлены. В свою очередь депутаты от крестьянства, пришедшие в Думу не как поборники идей парламентаризма и политических свобод, к которым они в своем большинстве были равнодушны, а с целью решения насущного для них вопроса о земле, склонны были поддержать любого, кто обещал им решить все и сразу.
Все это предопределило судьбу первых двух Государственных дум. I Государственная дума была распущена царским манифестом 8 июля 1906 г., проработав в общей сложности 72 дня. Поводом к роспуску парламента стало принятие Думой вотума «полного недоверия» правительству и требование его отставки после категорического отказа правительства удовлетворить требования думцев, сформулированные в обращении (адресе) к правительству (к этим требованиям относились: введение всеобщего избирательного права, создание ответственного перед Думой министерства, наделение Думы правом пересмотра законов, ликвидация Государственного совета и установление личной ответственности министров, разработка аграрной реформы, равномерное распределение налогов, введение всеобщего бесплатного обучения, отмена смертной казни, удовлетворение требований национальных меньшинств).
Та же участь ожидала II Государственную думу, начавшую свою работу 20 февраля 1907 г. и оказавшуюся значительно левее первой в связи с участием в выборах революционных партий социал-демократов и эсеров. Хотя в отличие от прежнего значительная часть депутатов, прежде всего кадеты и октябристы, между которыми наметилось сближение на почве общего стремления сохранить Думу, старалась избегать конфликтов с властью и пыталась работать в рамках законности, правительство не собиралось больше терпеть непослушную Думу и готовилось к ее роспуску.
3 июня 1907 г. на основе, как считается, сфабрикованного дела о подготовке военного переворота 55 членами социал-демократической фракции указом императора II Государственная дума была распущена и назначен созыв новой III Государственной думы на 1 декабря 1907 г. Одновременно был опубликован царский манифест об изменении Положения о выборах, имевший целью ограничить доступ к депутатским мандатам нежелательных для власти элементов. Эта мера явно противоречила Основным государственным законам, в соответствии с которыми изменять избирательный закон царь не мог без предварительного согласия обеих палат парламента. По сути, решение царя единолично изменить Положение о выборах означало государственный переворот.
В перспективе события 3 июня 1907 г., вошедшие в историю под названием третьеиюньского государственного переворота и во многом восстанавливавшие прежние прерогативы самодержавной власти («третьеиюньская монархия»), обеспечивали создание лояльной, покорной правительству Думы. В III Государственной думе, проработавшей в отличие от первых двух Дум весь пятилетний срок (с 1 ноября 1907 г. по 9 июня 1912 г.), наибольшее представительство имели октябристы (154 места) и монархисты различных оттенков (147 мест). Кадеты получили 54 мандата, социал-демократы - 19. Благодаря новому избирательному закону, правительству удалось не только получить удовлетворительный состав Думы, но и образовать в Думе два большинства (правооктябристское, состоявшее из 283 членов, и октябристско-кадетское, включавшее 225 членов), опираясь на которые власть могла маневрировать и достигать поставленных целей.
Практически ничем не отличалась по своему составу IV Государственная дума, которая начала свою работу 15 ноября 1912 г. Однако в условиях обострившегося военно-политического кризиса в стране, оказавшейся втянутой в первую мировую войну, вновь усилились противоречия между народными представителями и верховной властью. Думцы стали выражать открытое недовольство безответственными действиями правительства, слышалась критика в адрес императора, окружившего себя людьми бездарными, в том числе лицами с сомнительной репутацией (распутинщина). С целью оказания парламентского давления на правительство по инициативе лидера кадетской партии П.Н. Милюкова в Думе было образовано оппозиционное большинство, получившее название «Прогрессивный блок», в который вошли 236 депутатов из 442. В качестве первоочередной политической задачи в условиях нараставшего революционного кризиса выдвигалось требование создания «министерства общественного доверия», т.е. ответственного и компетентного правительства.
Хотя оппозиция призывала императора обновить власть, прислушаться к голосу разума и пока еще не поздно призвать к власти лиц, сильных доверием страны, верховная власть осталась глухой к этим призывам. Более того, был усилен режим личной власти монарха, принимались меры, направленные на ограничение влияния представительных органов власти. 26 февраля 1917 г., когда все уже говорило о начавшейся революции, был издан императорский указ об отсрочке думской сессии, которому Дума вынуждена была подчиниться. Тем самым Николай II в очередной раз продемонстрировал редкую политическую близорукость и полное непонимание сложившейся к этому времени взрывоопасной ситуации в стране, приведшей, в конечном счете, к февральской революции и свержению монархии.
Но не только неуклюжесть и недальновидность политики русского самодержавия предопределили такой исход событий. Значительная доля вины за неудачу конституционного опыта в России лежала на российском либерализме и его главной политической партии - партии кадетов. Как считал уже в эмиграции один из ведущих лидеров кадетской партии В. А. Маклаков, глубоко ошибочной была позиция кадетов в I Государственной думе, вылившаяся в острый конфликт Думы с правительственной властью. Для этого конфликта, по мнению Маклакова, не было достаточных оснований. Партия же кадетов, встав не на конституционный, а на революционный путь резко оттолкнула «протянутую ей правительством руку» и проиграла дело. Напротив, во II Думе в связи с отходом части кадетов от революционной идеологии и продвижением правых к центру намечался «здоровый процесс образования либерального рабочего центра», были созданы условия для серьезной конструктивной работы. С этой точки зрения, роспуск II Думы был, как считал Маклаков, большим политическим несчастьем для России и ошибкой правительства [1, с.249-259].
Литература
1. Маклаков В. А. Вторая государственная дума (воспоминания современника). - Париж, 1946.
2. Маклаков В.А. Из прошлого // Современные записки, 1929. - Кн. XXXVIII.
3. Омельченко Н.А. История государственного управления в России: учеб. -М.: Проспект, 2008.
4. Омельченко Н.А. Русские антиномии и судьбы национальной государственности (политические споры о прошлом и будущем демократического транзита в России) // Проблемы управления в реальном секторе экономики: вызовы модернизации. (Актуальные проблемы управления - 2012): материалы Международной научно-практической конференции. Вып. I. - М.: ГУУ, 2012. - С.43-46.
5. Российский парламентаризм: эволюция неизбежна [Электр. ресурс]: http://temydnya.mirtesen.rU/blog/43533161197/Rossiyskiy-parlamentarizm:-evolyutsiya-neiz bezhna?from=mail&l=bnq_bn&bp_id_click=43533161197&bpid=43533161197.
6. Россия вполне созрела для восстановления монархии [Электр. ресурс]: http://www.km.ru/v-rossii/2013/02/22/vnutripoliticheskaya-situatsiya-v-rossii/704655-rossiya -vpolne-sozrela-dlya-voss.
7. Рысс П. Русский опыт. Историко-психологический опыт русской революции. - Париж, 1921.
А.А. Романов
РАЗВИТИЕ ШЕЛКОВОЙ ОТРАСЛИ В МОСКВЕ В ПОСЛЕДНЕЙ ТРЕТИ XIX -
НАЧАЛЕ ХХ ВВ.
Аннотация. Данная статья является частью диссертационного исследования о превращении Москвы в капиталистический и индустриальный центр Российской империи. Статья знакомит с особенностями формирования шелковой промышленности Москвы в последней трети XIX - начале ХХ вв. Для анализа поставленной проблемы автор привлекает материалы и документы Центрального исторического архива Москвы, Российского государственного исторического архива, справочную литературу.
Ключевые слова. Шелковая фабрика, паровая машина, ткацкий станок, оборудование, механизация, техническое перевооружение, ручной труд, иностранный капитал, промышленная выставка, предприниматель, отрасль производства, себестоимость продукции, концентрация производства, шелковая ткань, акционерное общество, монополистическое объединение.
В пореформенный период центром шелкового производства России была Москва. В 1890 г. здесь действовало 20 шелкоткацких фабрик (18% от общего числа предприятий шелковой отрасли России) с 3610 рабочими (32% рабочих шелковой отрасли России), сумма производства составляла 4199 тыс. руб. В 1900 г. число предприятий выросло до 28 (13% от общего числа предприятий шелковой отрасли России), число рабочих увеличилось до 9483 (40,2% рабочих шелковой отрасли России), сумма производства выросла до 14387 тыс. руб. Росли и показатели объёма продукции: в 1890 г. предприятиями Москвы выпускалось 50,4% всей шелковой продукции, в 1900 г. - 50,7% [13, с.72-79, 82-83].
Наряду со старыми фирмами Сапожниковых, Залогина, Фомичева, в 80-90 гг. XIX в. получили признание фабрики «К.О. Жиро», «Г. Симоно и К°», «Товарищество шелковой мануфактуры в Москве». В 1901 г. здесь трудилась У часть всех рабочих-шелковиков России, производилось более Уз шелка страны. Были известны: ленточная фабрика «Гандшин и Верц», шелкопрядильная фабрика «Анонимное общество коконных отбросов в Москве», шелкокрутильная фабрика «Франко-Русское товарищество московской шелкокрутильни».
Механизация в шелковом деле шла медленнее, чем в других отраслях текстильной промышленности. В хлопчатобумажной отрасли техническое перевооружение завершилось к концу 60-х гг., в шерстяной - к концу 70-х гг. XIX в. В шелковой отрасли до 90-х гг. XIX в. ручной труд имел большое значение.
В механизации шелковой отрасли можно выделить 2 направления: 1) внедрение на фабриках паровых двигателей; 2) замена ручных станков механическими.
© Романов А.А., 2013
