CC BY
122
НАРОДНО-ПОЭТИЧЕСКИЕ ТЕНДЕНЦИИ В РОМАНЕ А.Ф.ВЕЛЬТМАНА «КОЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ» (фольклорные основы интерпретации героя)
М.Н. Красникова
Настоящая статья посвящена рассмотрению народнопоэтических тенденций в романе А.Ф. Вельтмана «Кощей Бессмертный». Они выявляются при анализе образа главного героя Ивы Олельковича, созданного автором на основе фольклорной поэтики. Герой соотносится с образами народных сказок: Иваном-дураком и Иваном-царевичем. В статье показано, что главным элементом хронотопа Ивы можно назвать дорогу. Замкнутость дороги равна и равноценна замкнутому на сказке, на неосуществимых фантазиях круга жизни Ивы. Фольклорная традиция отражается не только в авторской трактовке героя, но и в изобилии привлечения в роман фольклорных элементов.
Ключевые слова: герой, фольклор, сказка, исторический роман.
В.Г. Белинский писал, что «талант г. Вельтмана самобытен и оригинален в высочайшей степени; он никому не подражает и ему никто не может подражать. Он создал себе какой-то особенный, ни для кого не доступный мир; его взгляд и его слог тоже принадлежат одному ему. Более всего нам нравится его взгляд на древнюю Русь: этот взгляд чисто сказочный и самый верный... его романы читаются с удовольствием. Они народны в том смысле, что дружны с духом народных сказок, покрыты колоритом славянской древности. Он понял древнюю Русь своим поэтическим духом... дает нам почуять ее в каком-то призраке, неуловимом, но характеристическом» [1]. В 1834 г. критик отмечал, что роман «Кощей Бессмертный» -самое лучшее произведение писателя, «из него видно, что он изучил старинную Русь в летописях и сказках и как поэт понял ее своим чувством. Это ряд очаровательных картин, на которые нельзя налюбоваться» [1, с. 95].
Роман А.Ф. Вельтмана создавался в тот период, когда в русский литературный процесс живо проникала фольклорная струя. Народное творчество являлось тем источником, из которого русская литература XIX в. черпала сюжеты и образы. Писатели активно включались в процесс изучения и освоения фольклора. Народно-поэтические основы явились для Вельтмана источником его творчества. Свои романы он строил на принципах фольклорной поэтики. Это отражалось и в самой структуре романов, и в авторской интерпретации художественных образов.
«Кощей Бессмертный» вышел в свет в 1833 г., это первый из публикуемых романов
Вельтмана и он недаром был назван автором «Былина старого времени». Писатель впервые в новой русской литературе употребил это понятие. Былина, считал Вельтман, это то, что действительно было, но было в народном сознании, народном восприятии русской истории.
Одним из самых сложных и противоречивых образов «Кощея Бессмертного» является Ива Олелькович. В освещении образа этого героя писателем, достаточно сложно установить связь фольклорной и литературной традиций.
Литературоведение по-разному оценивает образ Ивы, соотнося его с Дон-Кихотом (В.Ф. Переверзев, Л.И. Крекнина) [2; 3], а И.П. Щеблыкин сравнивает героя романа с былинным богатырем [4].
Как же интерпретируется герой автором? Ива живет и действует в двух мирах. И восприятие жизни для него разделено на два мира: мир сказки и мир реальности. «Ива никаких речей не внимал, кроме Сказок, до которых был неутомимый охотник...» [5]. В сказке, т. е. в своих мечтах, Ива - герой, ему подвластно все, он силен, сообразителен, обласкан всеобщей любовью. А в реальности он оказывается несостоятельным, неприспособленным к жизни человеком, в подтверждение этому достаточно вспомнить авторскую характеристику речей Ивы: «Речи его, кроме небольших исключений, состояли из слов: вопросительного и удивительного
«ой?!» и отрицательного «нетуть!». Более того, дополняет образ «дурня» и тот факт, что «Ива стал для всего села как немилость божия: кого за руку - руку выломит, кого за
ногу - ногу вывернет, кого за голову - голова на сторону.» [5, с. 122]. Писатель подчеркивает, как «барич Ива Олелькович ехал по селу Облазне верхом на крестьянине Юрке с сукорем медовика в одной руке, с вожжами и бичом в другой» [5, с. 119]. Герой пытается противостоять окружающему его миру, и протест этот как раз выражается в нежелании жить в реальности.
Л.М. Гинзбург в своей работе «О литературном герое» говорит, что «первая же встреча с литературным героем должна быть отмечена узнаванием, некоей мгновенно возникающей концепцией» [6].
С первых страниц автор предоставляет читателю важные сведения о герое, на основании которых можно составить определенное мнение о внешности Ивы и его возрасте: «Баричу было уже около двадцати лет от роду. Он был среднего роста, как вообще все великие люди; был здоров и красен лицом. Всех прочих телесных и душевных достоинств его невозможно передать несколькими словами. Время и подвиги, которые отличают героев и гениев от людей обыкновенных, покажут потомству: кто барич и как его звали, величали» (с. 120). Нельзя не заметить авторскую иронию, которая подчеркивает непосредственность и нетипичность героя.
Представление об Иве становится более полным только в конце пятой главы второй части романа, именно здесь автор и возвращается к герою. Повествователь подчеркивает также, что все образование Ивы заключается в обыкновенных сказках, которые рассказывает старый пестун Тир и конюх Ла-зарь-сказочник: «.пестуну своему Тиру, и конюху Лазарю-сказочнику, и мамке Иловне верил он больше всех.» (с. 122).
Получив такое «образование», Ива не только представляет себя сказочным героем, но едва отличает реальную жизнь от фантастического мира: «Последнюю материнскую власть над собою он сбросил решительностью своею - идти за тридевять земель, в тридесятое царство, искать себе жену Царевну, у которой во лбу светлый месяц, в косе вплетены ясные звезды, вместо глаз многоцветные камни, на ланитах румяная заря, у которой тело как пух лебединый, душа жемчужная, в жилках переливается разноцветный бисер, а одежда вся из золота. Напрасно
уверяла его родительница, что это небылица в лицах» (с. 23).
Уже после первого знакомства читателя с Ивой можно заметить, что Вельтман вывел определенный образ избалованного и неразвитого молодого человека, который имеет, однако, благородное происхождение. Он -«барич», как называет его автор, у него есть своя деревня, но его власть выражается своеобразно: крестьяне становятся жертвами его богатырских развлечений: «Юрку взнуздал он длинной тесьмой, которую всегда носил с собою, на всякий случай, вместо вожжей, вместо своры и вместо узды; выправил ее, вскочил на спину Иона, хлопнул бичом по воздуху, свистнул и отправился вдоль по селению. Крестьяне кланялись в землю баричу, будущему своему господину-милостивцу» (с. 118).
Сам писатель характеризует своего героя следующим образом: «...он-то тот Русский витязь и сильный могучий богатырь, которого подвиги до сего времени гибли в безвестности» (с. 119). И чуть ниже замечает: «Ива имел все свойства древних богатырей» (с. 18). Правда, подвиги его заключались, главным образом, в том, чтобы наскакивать из-за угла на слуг или поселян и «гвоздить кулаком домашнюю живность».
Следует обратить внимание и на то, что хронотоп героя, вопреки ожиданиям читателя, сжимается до пределов маленького села Облазна. За счет резкого несоответствия ожидаемого и действительного достигается комический эффект.
В литературной традиции символика имени несет на себе большую смысловую нагрузку: «.имя является структурообразующим компонентом персонажа. <.>
.имя литературного персонажа адекватно выражает его сущность (во всяком случае стремится к этому)» [5, с. 122].
Героя романа зовут Ива, тут же возникает ассоциация с именем Иван в большинстве фольклорных сказок. Таким образом, повествование постепенно переходит в несколько иной, фольклорно-мифологический план. Заметим, что в первой части романа, Вельт-ман при помощи каких-либо мотивов и символов лишь иногда отсылал читателей в параллельный основному повествованию сказочный мир, то во второй и третьей частях романа мир сказки начинает преобладать благодаря символичному имени главного
героя. Скорее всего, автор не просто так рассчитывал на читательские ассоциации: вспоминаются сразу два героя с подобными, но резко противоположными по значению именами: Иван-царевич и Иван-дурак.
Если судить по «подвигам» Ивы, то он оказывается ближе к образу Ивана-дурака. А с житейской точки зрения Иву, пожалуй, можно назвать удачливым человеком: некоторыми благами он располагает по праву рождения, кроме того, все его приключения заканчиваются благополучно: жену он себе возвращает и даже получает свою порцию славы благодаря рассказам Лазаря.
Но, в отличие от сказочного Ивана, Ива получает все случайно. В жизни сказочного героя случай играет одну из важнейших ролей. Ива же, делая глупость за глупостью, что вполне очевидно для читателя, вдруг оказывается героем.
Таким образом, параллель с Иванушкой-дурачком может быть справедливой, но только на первый поверхностный взгляд.
В.Ф. Переверзев приводит следующий тезис, касающийся сходства Ивы с фольклорным персонажем: «Ива Олелькович -смешной чудак, даже дурень, с точки зрения здравого смысла, в конце концов, вовсе не так смешон и глуп, как кажется, и в его наивности есть своя мудрость. Он вроде дурака народной сказки, который оказывается мудрее своих умных братьев» (с. 15). Л.И. Крек-нина развивает эту точку зрения дальше: «.главный герой романа Ива Олелькович -представляется как . идеальный национальный потенциал нравственного исторического опыта». В этой фразе снова звучит намек на фольклорные корни данного персонажа, так как именно в образе героя сказки или былины народ выражал свои чаяния, идеалы: «Иван-дурак в волшебной сказке в сущности герой не менее положительный, чем Иван-царевич, народный рыцарь «без страха и упрека» (с. 15).
В образе героя идеализация тесно переплетается с иронией. Иванушка-дурачок глуп с точки зрения его практичных, эгоистичных, здравомыслящих братьев, но обладает какой-то мудростью, которая, в конечном счете, дает ему преимущество перед братьями [7]. Возможно, что исследователи, говоря о положительных чертах Ивы, обратили внимание на созвучие его имени с именем фольк-
лорного персонажа. Тем не менее говорить об Иве как о человеке, в глупости которого проглядывается мудрость, как о носителе национального идеала, на наш взгляд, не представляется возможным.
Несомненно, фольклорный дурак - достаточно глубокий и идеальный образ, так как он всегда оказывается смелее, умнее, удачливее других героев. Однако поступки Ивы не могут показаться разумными. Странной, с точки зрения обычного человека, кажется слепая вера Ивы сказке. Так, поверив в то, что клубок, найденный в одиноко стоящей в лесу избушке, является магическим, он оказывается посреди реки, куда этот клубок закатился. Он усердно считает, сколько ему осталось еще проехать, так как абсолютно уверен, что Кощей живет именно в тридесятом царстве. Конечно, можно сказать, что Ива пользуется сказочными формулами и понятиями, так как даже в его имени мы обнаруживаем сказочную символику. Но этим Ива как раз и отличается от фольклорного героя, потому что он следует сказочным законам в реальном мире, что постоянно подчеркивается автором.
Следовательно, можно утверждать, что Ива ближе к образу Ивана-царевича. В частности, Н.И. Новиков дает следующие характеристики этого персонажа: «Круг его интересов сказка обычно ограничивает женитьбой, для чего собственно он отправляется в дальние странствия и испытывает различного рода приключения» [7, с. 69].
Сравним: Ива имеет благородное происхождение; так же, как и Иван-царевич, он отправляется в странствия, чтобы освободить «похищенную» невесту. Кроме того, исследователь утверждает, что «.говорить об Иване-царевиче только как об идеальном герое сказки было бы неверно. Он идеален там, где является единственным или самым младшим из трех родных сыновей царя. Там же, где этого нет, где рядом с ним оказываются представители «низов», сказка все предпочтение отдает последним» [7, с. 69]. Ива -единственный сын, но идеальным героем назвать его нельзя, наоборот, он постоянно опровергает образ идеального героя своими поступками. Таким образом, параллель между Ивой и Иваном-царевичем тоже оказывается достаточно поверхностной, так как данные образы схожи лишь в отдельных элементах.
Кроме имени Иву Олельковича с героем сказки роднит и то, что он совершенно лишен каких-либо психологических характеристик. Вельтман создал абсолютно статичный, линейный образ. Г.М. Фридлендер так объясняет данное явление: «.самодовлеющий интерес к искусному плетению тонкого «кружева рассказа». в романе Вельтмана почти всегда превалирует над интересом автора к психологии героев и к их жизненной судьбе» [8].
Однако в данном романе для Вельтмана не являлось самоцелью показать внутренний мир героя. Собственно, и внутреннего мира как такового у Ивы нет, в чем можно не раз убедиться в продолжении романа.
Дав герою символичное имя, Вельтман, вероятнее всего, рассчитывал на то, что у читателя возникнет желание сопоставить поступки Ивы с поступками Ивана-дурака и Ивана-царевича. Эта параллель объясняется фольклорными интересами эпохи Вельтмана. Вместе с тем писатель создает персонаж, принадлежность которого к миру сказки постоянно ставится под сомнение. На это обращает внимание исследователь А.В. Чернов: «От прикосновения Ивы все сказочные атрибуты тускнеют, утрачивают волшебную силу» [9].
Наиболее ярко оппозиция Ивы по отношению к сказке проявляется в его сне. В начале сна Ива - сказочный богатырь на богатырском коне, он борется с Полканом. С одной стороны, сон написан в сказочной стилистике, с другой - сказочность мира сна нарочито разрушается: вместо коня под Ивой оказывается Юрка, которого читатель видел в первой сцене романа. Когда Ива просыпается, перед ним посиневший от крика верный Лазарь. Таким образом, читатель снова убеждается, что Ива чужд сказке, несмотря на то, что пытается существовать по ее законам.
Говоря о литературных традициях в отношении образа главного героя, нужно обратиться к работе М.М. Бахтина «Формы времени и хронотопа в романе». В ней он посвящает целую главу таким литературным типам, как плут, шут и дурак. Так, исследователь указывает, что «плут, шут и дурак создают вокруг себя особые мирки, особые хронотопы. <.> Им присуща своеобразная особенность и право - быть чужими в этом мире» [10]. Следовательно, Ива, который
сознательно отчуждается от окружающей его действительности, - воплощение литературного образа дурака. По словам Бахтина, все перечисленные персонажи являются масками, которыми прикрывается не столько герой, сколько сам автор. Присваивая повествователю или герою маску дурака или шута, писатель, таким образом, получает большую свободу слова и мысли. Вельтман не просто использует маску «человека не от мира сего», но он, что немаловажно, делает его главным героем своего романа. Таким образом, он, с одной стороны, дистанцируется от своего персонажа, с другой - благодаря маске, он может более свободно высказывать собственную точку зрения.
Итак, Ива - чужой в окружающем его мире, но он не столько разоблачает существующий миропорядок, сколько постоянно каждым своим поступком разоблачает самого себя: «.«мечтательность» - это не завидное свойство героев, а своего рода болезнь. Находясь в мире мечты, они вовсе не находят в нем того «блаженства», которое ищут. Уходя от действительности, они либо обманывают себя, либо терпят крах при столкновении с реальностью. <.> Ива Олелькович, настолько ушел от жизни, что окончательно порывает с нею, переселясь в мир иллюзий» [11].
Нельзя не учитывать и того, что подобное имя уже появлялось на страницах романа. Напомним: Ивой звали одного из предков нашего героя - «рябого зегзицу», который 40 лет странствовал из-за желания жены избавиться он него. Видимо автор намеренно прибегает в данном случае к повтору. Вероятнее всего, Вельтман хотел подчеркнуть сходство между двумя представителями рода. Автор подчеркивает, что Иву Олелькови-ча назвали в честь прапрадеда, чем и предопределили его дальнейшую жизнь. Возникает параллель между судьбами двух героев.
Внешне Ива Олелькович отличается от своего прапрадеда. Внешность последнего была достаточно уродлива, в то время как первый довольно хорош собой: «.Ива
Олелькович был росту с своего родителя, Олеля Лавровича; лицем бел, и вылит в свою родительницу Мину Олъговну, глаза у него были, как две капли воды, бабушкины, только волосы были у него ничьи; витые кудри как лен сыпались на плечи и лицо» [11, с. 146]. Заметим, что портрет Ивы во многом
напоминает описание фольклорных героев: используются постоянные эпитеты, такие как: бел лицом, кудри как лен, которые, как ни удивительно, схожи с кудрями Ивы Иво-ровича (автор неоднократно подчеркивает на страницах романа, что между членами рода Пута-Заревых нет кровного родства). Ива обладает недюжинной физической силой, но это еще более подчеркивает его недостатки, так как его ум мало отличается от ума тезки-предка.
Кроме того, из Ивы Олельковича его окружение, хотя и невольно, тоже делает шута. Так, Тир и Лазарь, рассказывая ему сказки, тем самым воздействуют на его и без того слабый ум, все более отрывая его от реальности. Мать, окружая его заботой и ограждая от малейших жизненных трудностей, культивирует в нем инфантилизм. Даже Мириана Боиборзовна, которая сбегает на следующий день после свадьбы, выставляет на посмешище своего жениха не только самим фактом побега, но более событиями, произошедшими после него. Народ, который верит в россказни Лазаря и принимает Иву как героя, русского богатыря, также немало способствует снижению персонажа.
В данном случае мы встречаемся с одним из проявлений «двойничества» как способа характеристики персонажа [12]. Ива Иворович - двойник Ивы Олельковича. Все его поступки - отражение поступков потомка. Увидев знакомое имя, читатель уже настраивается на определенное восприятие героя, и совершенно естественным ему кажется побег Мирианы Боиборзовны из-под венца. Этот побег был «предсказан» поведением Глебовны - жены Ивы Иворовича, которая отправила мужа с глаз долой в Иерусалим.
Еще одним двойником Ивы Олельковича является пан Воймир - похититель Мирианы Боиборзовны. «Ей нравились его быстрые глаза, красивый стан, его шитая одежда, его борзый конь, его меч, его шапка с перьми. А ему нравилась она - вся без исключения» (с. 154).
Исходя из данной характеристики, можно отметить, что на фоне данного персонажа недостатки Ивы будут еще ярче и заметнее. Вероятно, этот герой и введен автором в роман именно для этого. Рядом с ним Ива кажется еще более инфантильным и смешным.
Исследователи рассматривали данного героя лишь в связи с самим похищением.
Воймира и Иву сравнивает Мириана во время сцены сватовства. Сравнивает их и читатель, вспоминая сцену, где Воймир поет песню под окном своей возлюбленной, когда видит, как равнодушно ведет себя Ива по отношению к невесте. Можно предположить, что Воймир - образован, неглуп, красив, способен на отчаянные поступки; недаром сначала Мириана, а затем и Ненила Алмазовна убегают с ним из-под венца.
Но образ главного героя интересен не только наличием текстуальных двойников, но более еще и тем, что читатель имеет возможность видеть его поступки под двумя углами зрения. С одной стороны, о поступках Ивы, равно как и о жизни его предков, мы узнаем от автора-повествователя, этот пласт романа - реальный. С другой стороны - история странствий главного героя подается читателю со слов конюшего Лазаря, который «.был хвастун. Он взвел и взнес на своего барича небылицу в лицах» (с. 134). Несомненно, ирония писателя быстрее достигает цели, когда он представляет нам одно и то же событие с разных точек зрения. Интересно и то, что повествователь и Лазарь вступают в своеобразный диалог, где первый постоянно указывает на неверное изложение событий вторым. Можно даже сказать, что Лазарь является в этой ситуации своеобразным двойником повествователя. Этот персонаж представляет собой достаточно древний, идущий еще из фольклорной традиции, тип спутника героя. В некоторых сказочных и былинных сюжетах герой отправляется в странствие не один, а со спутником.
Менее заметен в тексте, но по-своему важен для характеристики главного героя еще один персонаж - пестун Тир. Автор говорит о нем не так много, как о Лазаре, но и эта небольшая характеристика несет в себе важную информацию: «Пестун Тир был немного туп от природы. Минерва никогда не решилась бы принять на себя его наружности. Восклицания: «Так государь, родной отец, так, вот, те бог, так!.» - дали об уме его выгодное мнение и Тира определили из дворовых сторожей в дядьки к юному баричу» (с. 123).
Для характеристики главного героя немаловажным представляется, как организован его хронотоп. Главным элементом хронотопа Ивы можно назвать дорогу. Дорога -
важная деталь фольклорного произведения, а также авантюрно-бытового романа. Параллелизм изображения жизни героя не случаен: он идет по реальной исторической Руси XV столетия, но сознание постоянно отбрасывает его в сказочное прошлое. Пространственно он находится здесь и в другом измерении, и эта раздвоенность четко видна. Например, Ива и Лазарь набредают в лесу на избушку, которая в их сознании непременно должна быть избушкой Бабы-Яги, благодаря игре воображения, герои оказываются в мире сказки, телесно присутствуя в реальном мире. Это можно назвать своеобразным «путешествие» во времени и пространстве.
Дорога, по которой идет главный герой на поиски своей невесты - проекция всей его жизни. Но дорога Ивы - это тропинка, дорожка: «Бьется тропинка, извивается в чаще дерев»; «Ива Олелькович пустился тропинкой, по которой проехал незнакомец с девицею», «Вот спускается однажды Ива Олель-кович с крутой горы по извилистой дорожке» (с. 165) и т. п. Дорога - жизнь, прожитая достойно, а тропинка или дорожка - жизнь, не отмеченная особыми подвигами и деяниями, жизнь, прожитая зря. На извилистую тропинку похожа жизнь Ивы: он совершает мелкие поступки, делает незначительные, никому не нужные дела.
Важно отметить и то, что эта дорожка замкнута: Ива собирается проехать до тридесятого царства, но никак не может выехать за пределы Руси: «Таким образом, скачет мой богатырь на север, на юг, на запад, на восток; а его конюх Лазарь за ним хоботом; скачет через горы, бологи, холмы, леса, дебри, дубравы, боры, луга, болони, бугры, поляны, реки, ручьи, потоки, города, городища, при-городки, посады, застенья, вежи, торги, станы, селы, селища, деревни, становища, скачет так сисе, как и в первый день, без отдыха, без устали» (с. 176). Кажется, что герой движется по кругу. В каждом селении дивится на него народ, кормит и поит его - и это постоянное повторение действий, перечисление пройденных объектов создает обратное впечатление полного бездействия героя. В то время как жизнь его в мире фантазии оказывается более динамичной. Затягивание времени, созданное при помощи повторов, как нам кажется, работает на то, чтобы показать полную непригодность героя для жизни в ми-
ре реальном. По этой причине он и не может выехать за пределы Руси. Замкнутость дороги здесь равна и равноценна замкнутому на сказке, на неосуществимых фантазиях кругу жизни Ивы. Как не может он покинуть Русь, постоянно двигаясь, так же он не может покинуть пределов своей собственной сущности.
Самой важной в романе является сцена заключения Ивы в подвал княгини Яснельды. По-видимому, подвал в данном случае символизирует замкнутость, ограниченность жизни героя. Попадает он туда из-за своей излишней доверчивости, а освобождения ждет покорно, надеясь на чудо. Его истинное пространство жизни - серый полутемный подвал. И хотя из княжеского подвала Ива впоследствии был освобожден, темница собственного «я» так и не была им разрушена. Он запер себя, как в тюрьму, в мир своего вымысла, глупости и невежества.
С образом главного героя тесно связано и название романа. Полностью название звучит так: «Кощей бессмертный: Былина старого времени». Здесь отражается именно его жанровое своеобразие: с одной стороны, в заглавии заявлен фольклорный персонаж; а с другой - слово «былина» заключает в себе указание на некую конкретную жанровую основу произведения. Заголовок романа оправдан его двойственной жанровой природой: «Кощей бессмертный» носит необычное название «былины», и автор сам подчас не определяет его формы, точно колеблясь, к какому жанру отнести свое произведение» [13].
Собственно, само заглавие - «Кощей бессмертный», на первый взгляд, кажется весьма парадоксальным. На протяжении почти ста страниц идет повествование о роде Пута-Заревых, а о Кощее Бессмертном речь еще даже и не начиналась. Сам Вельтман, создавая интригу, от лица воображаемого читателя задает вопрос: «Где Кощей Бессмертный? Где Ива?» и до конца произведения так и не отвечает на первую часть этого вопроса. Как действующее лицо Кощей появляется лишь во вставной легенде, которую читает Иве монах Симон, да еще в фантазиях самого Ивы и его верного Лазаря. И это неслучайно. Это соответствует авторской концепции, согласно которой в поле его зрения находится прежде всего главный герой Ива Олелькович.
Следует отметить, что фольклорная традиция отражается не только в авторской трактовке героя, но и в изобилии привлечения фольклорных элементов: старый ворон, рассказывающий своим братьям о страшном чуде-юде и бабе-яге, лютый змей, таинственный напиток эмшан, исполняющий желания, леший и др. Роман Вельтмана и, прежде всего, освещение главного героя свидетельствуют об использовании фольклорной поэтики, органическом слиянии ее с литературной традицией. Вельтман создает свой оригинальный самобытный художественный мир, пропитанный фольклором. Народно-поэтические традиции, использованные писателем, являются основным фундаментом его произведений.
1. Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: в 13 т. М., 1986. Т. 1. С. 115.
2. Переверзев В.Ф. // У истоков русского реализма. М., 1989. С. 106.
3. Крекнина Л.И. Жанровое своеобразие прозы А.Ф. Вельтмана 1830-1840-х годов: автореф. дис. . канд. филол. наук. 1985. С. 10.
4. Щеблыкин И.П. // Бунинский сборник. Орел, 1974. С. 64.
5. Вельтман А.Ф. Кощей Бессмертный. Роман. М., 1985. С. 122.
6. Гинзбург Л. О литературном герое. Л., 1979.
С. 11. (Далее цитируется это издание с указанием страниц в тексте.)
7. Новиков Н.В. Образы восточнославянской волшебной сказки. Л., 1974. С. 68.
8. Фридлендер Г.М. // История русского романа: в 2 т. / под ред. А.С. Бушмина и др. М.; Л., 1962. Т. 1. С. 273.
9. Чернов А.В. // Рус. лит. 1987. № 2. С. 108.
10. Бахтин М.М. Эпос и роман. СПб., 2000. С. 88.
11. Кошелев В.А., Чернов А.В. Достоевский: материалы и исследования. Л., 1985. Вып. 6. С. 57.
12. Рымарь Н.Т. Поэтика романа. Куйбышев, 1990. С. 86-87. (Далее цитируется это издание с указанием страниц в тексте.)
13. Ефимова. З.С. // Русский романтизм. Л., 1927.
С. 75.
Поступила в редакцию 18.10.2007 г.
Krasnikova M.N. The folk-poetic trends in A.F. Weltman’s novel “Koschei the deathless”. The article is dedicated to consideration of the folk-poetic trends in A.F. Weltman’s novel “Koschei the deathless”. They can be found during the analysis of the main character Iva Olelkovich who was made by the author on the basis of the folklore poetics. The main character correlates with the images of folk-tales: Ivan the Fool and Tsarevitch Ivan. The article says that a road is a main part of Iva’s chrono-top. The road is closed like a tale and like Iva’s unreal imagination is. The folklore tradition is not only reflected in the author’s understanding of the main character but also in the majority of folklore elements that are used in the novel.
Key words: character, folklore, fairy tale, historical novel.
