CC BY
191
УДК 17
Фурман Феликс Павлович доктор философских наук,
профессор филиала Тюменского государственного нефтегазового университета в г. Когалыме [email protected]
Шабатура Любовь Николаевна
доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой философии Тюменского государственного нефтегазового университета [email protected]
НАРОДНИЧЕСКИЙ РАДИКАЛИЗМ А. ГЕРЦЕНА И Н. ЧЕРНЫШЕВСКОГО КАК СПОРНАЯ ИДЕЯ
Furman Felix Pavlovich
D.Phil., Professor, Kogalym branch of Tyumen State Oil and Gas University [email protected]
Shabatura Lyubov Nikolaevna
D.Phil., Professor, Head of the Philosophy Subdepartment, Tyumen State Oil and Gas University [email protected]
POPULIST RADICALISM OF A. HERZEN AND N. CHERNYSHEVSKY AS A CONTROVERSIAL IDEA
Аннотация:
В статье рассматривается тема народнического радикализма, роль в этом А. Герцена и Н. Чернышевского, ставится под сомнение их участие в радикализме и обосновании народнического террора 70-80-х гг. XIX в. Вопреки распространенному мнению, ни А.И. Герцен, ни тем более
Н.Г. Чернышевский никогда не призывали «к топору», то есть крестьянским войнам. Основанное ими народничество возникло как, по преимуществу, социальная идеология, к топору скорее призывали неуемные, и далеко не все, скажем прямо последователи М. Бакунина, как не парадоксально, также монархисты, не обошли эту «интересную» идею и большевики. Эта идея была прописана и у Платона, и у моистов в Китае.
Ключевые слова:
радикализм, народничество, дискурс, реформы.
Summary:
The article covers questions of populist radicalism and role of A. Herzen and N. Chernyshevsky in it. The author disputes their participation in the radicalism movement and substantiation of the populist terror of 70-80-s of the 19th century. Despite widespread opinion neither A.I. Herzen nor N.G. Chernyshevskiy ever called to “take an axe", i.e. peasant wars. Narodnik movement established by them arose, for the most part, as a social ideology; it was irrepressible followers of Bakunin (but not all of them) who called to take an axe, ironically, together with monarchists. Bolsheviks also paid attention to this interesting idea, which was described by Plato and Chinese mohists as well. The populism founders didn’t think revolution may answer all the questions of life and resolve all the social issues.
Keywords:
radicalism, populism, discourse, reform.
Народническое движение в России пережило и расцвет, и разочарование и падение. Переживает оно и духовное возрождение.
Огромное значение имеет в связи с этим методология дискурс-анализа, позволяющая переоценить, в частности, догматические взгляды основателя большевизма.
Отказ формировавшейся российской социал-демократии от народнического «наследства» дорого обошелся и ей самой, и России. Считается, что основателями народничества являются А.И. Герцен, Н.П. Огарев, Н.Г. Чернышевскому. Противники народничества придумали инсинуацию, их порочащую. Одна из главных инсинуаций - эта та, где народники являются матерыми террористами. Не преодолен этот исторический крен и поныне, например «Российская газета» прямо утверждает, что «политэмигрант Герцен, убежденно звал Русь к топору» [1, с. 7]. Но, это совсем не так!
Призывы «к топору» содержались не в статьях Герцена, а в анонимных письмах, призванных скомпрометировать «Колокол». «Бруты и Кассии Третьего отделения» - так назвал Герцен их авторов. Теперь подобных «деятелей» мы называем дезинформаторами.
И Герцен, и Чернышевский были ярыми противниками жестоких методов в политике. Напомним, что они оба были противниками крепостного права и свободно и честно обсуждали многие вопросы внутренней политики России (для Чернышевского это закончилось ссылкой, и отходом практически от публицистики и политической борьбы), доходило до курьёза, когда Александр III узнавал из «Колокола» А. Герцена то, что происходит в стране раньше, чем ему докладывали чиновники (а ведь А. Герцен, жил в Лондоне!). Закончилось тем, что критика политического режима была расценена как государственное преступление.
Чтобы не подвергать теорию В. Ленина о трех этапах освободительного движения в России, в конце 20-х гг. прошлого века был сформирован харизматический и ретушированный об-
- 29 -
раз Герцена и Чернышевского как воинствующих революционеров, чуть ли не якобинцев и бунтарей. Их определили в «предшественников научного социализма» и предтечами марксизма-ленинизма. Интересно, что в 1935 г. были проведены мероприятия, отражающие отношение власти к народникам: запрещено Общество бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев; закрыт журнал «Каторга и ссылка». Ситуация в дальнейшем развивалась в том же направлении: в «Кратком курсе ВКП(б) не двусмысленно прозвучала отрицательная оценка как либерального, так и революционного народничества; были прекращены издания сочинений основоположников народничества (Герцена, Чернышевского, Лаврова, Ткачева, Бакунина и др.). Многие из выживших в царских лагерях и каторге погибали в ГУЛАГе.
Версия о Герцене и Чернышевском как «предшественниках научного социализма» надолго стала непререкаемым идеологическим догматом. Это со временем привело к тому, что говоря языком политического дискурса, появились:
1) критический подход к знанию, принятому на веру (наши знания не есть непосредственное отображение реальности, а продукт дискурса);
2) историческая и культурная обусловленность (мы встроены в исторический и культурный контекст, то есть способы понимания и представления мира имеют специфику, связанную с историческим и культурным контекстом);
3) связь между знаниями и социальными процессами (наши способы понимания мира созданы и поддерживаются социальными процессами);
4) связь между знаниями и социальным поведением (различное социальное понимание мира ведет к различному социальному поведению и поэтому социальная структура знаний и истины имеет социальные последствия).
Была ситуация, когда народническая программа демократических реформ могла быть реализована и в годы «оттепели», да и период «перестройки».
Мы должны допускать, что Н.Г. Чернышевский не был таким уж ярким представителем «несгибаемых революционеров». Об этой проблеме говорили в частности российские философы М. Маслин, и В. Пустарнаков, да и американский ученый У. Уорлин. По словам последнего, Чернышевский, был готов к компромиссу с монархией и либералами. Он возлагал надежды и на «просвещение», и на «революцию», но «не позволял ни просвещению, ни революции стать единственным доктринерским подходом» [2, р. 262].
Дж. Скэнлен считал, например, что идея представить Чернышевского как «революционного демократа» стала «результатом попыток отвести ему подобающее место в генеалогии большевизма», и восполнить зияющую идеологическую дыру между эпохой Белинского и Плеханова (читай В. Ленина) [3, р. 123].
Мы должны Sine ira et studio (без гнева и пристрастия) сказать следующее, ни А.И. Герцен, ни его Alter ego Огарёв, ни тем более Н. Чернышевский не были и не могли в середине XIX в. быть «кровавыми» революционерами. Это не раз отмечалось в зарубежной литературе. «По мере того, как росло его понимание действительности, Герцен становился все большим противником насилия и кровопролития», - писал Г. Кон [4, р. 152]. Вопреки распространенному мнению, ни А.И. Герцен, ни тем более Н.Г. Чернышевский никогда не призывали «к топору», то есть крестьянским войнам. Основанное ими народничество возникло как, по преимуществу, социальная идеология, к топору скорее призывали неуемные, и далеко не все, скажем прямо последователи М. Бакунина, как не парадоксально, также монархисты, не обошли эту «интересную» идею и большевики. Эта идея была прописана и у Платона, и у моистов в Китае.
Накануне подготовки крестьянской реформы 1861 г. главной из семи в ряду Эпохи Великих реформ, до конца которых А. Герцен (умер в 1870 г.), в частности, не дожил, народники предупреждали об опасности половинчатых реформ, эту известную «русскую» болезнь мы не смогли преодолеть, этого не произошло, ни в феврале 1917 г., ни в период «оттепели», ни в 1965, ни в период «перестройки», ни в начале XX в. Вероятно, здесь та самая двойственность русского характера, о которой упоминал Н. Бердяев и предупреждал П. Чаадаев.
Были или нет, хотя в конце жизни и А. Герцен, и Н. Чернышевский теми, кто что-то «заподозрил» и доброе и не очень в марксизме, сказать теперь мы не сможем, но теперь мы с большой долей правды можем утверждать, что на рубеже конце Х1Х-ХХ вв. народничество стало главной альтернативой большевистскому дискурсу.
Основатели народничества не считали, что революция может дать ответы на все вопросы бытия, и разрешить все социальные проблемы, с большой долей амбивалентности.
С одной стороны, они хорошо понимали, что такое «русский бунт, бессмысленный и беспощадный», с другой стороны, понимали, что не-реформированное российское общество, да еще с упорными «Победоносцевыми», и с правительственным террором в придачу, в конце концов, все-таки к революции приведут.
- ЗО -
А.И. Герцен в конце жизни вообще от идеи революции отказался, более того считал, что когда революционные идеи в массовости пойдут гулять в народ, то это приведет к «разнуздыванию дурных страстей» [5, т. 8, с. 417].
Настоящее народничество - это не 1874 г., когда началось «хождение в народ», «благодаря» идеям М. Бакунина, ни тем более террор 1876-1887 гг.
Народничество - это земские учителя, врачи, землемеры, библиотекари, агрономы, статистики (собиратели не земли русской, но народа) конца 60-90-х гг. Х!Х в., заслужили славу и уважение крестьян (вспомним кинофильм с Верой Марецкой в главной роли). Это были русские кооператоры (а, возможно, и представители того самого «социализма с человеческим лицом»).
«Смена парадигм основывается на принятии принципиально новой онтологии социальнопсихологического, человеческого гуманитарного мира, противопоставляемой традиционной онтологии материального физического мира» - раскрывая философско-методологические основания дискурс-анализа и «дискурсивного переворота» в социально-гуманитарном знании ХХ в., как пишет М.Л. Макаров [6, с. 16].
Можно утверждать, что народнический дискурс являлся альтернативой развития России Нового времени. Именно в России он приобретает выраженный, обособленный, самобытный характер осознанного социального движения. Это продиктовано исключительным сопротивлением властей в деле сокращения культурно-правовой дистанции между господствующими слоями и народом: слишком глубокой была борозда, проведенная петровскими реформами между бытием народа, погруженного в рабство и восточно-деспотический способ управления им, и новым (по сравнению с традиционным «русским барством») господским классом, ориентированным на европейскую культуру и европейски понимаемые идеалы свободы и справедливости. Этот контраст температур в русском социальном генотипе и должен был предопределить возрастающую амбивалентность русской жизни, вынужденной сочетать в себе ценностные полярности. Народничество явилось одним из центральных ее проявлений: оно и притягивало к себе, завораживая глубиной «народного духа», и внушало тревогу возможным проявлением бунтарской стихии, но действовало с какой-то неотвратимостью, заявляя себя повсюду и самым неожиданным образом.
Парадокс русской интеллигенции состоит в том, что, когда ее критикуют с разных сторон, то критикуют не разные ее отряды и даже не разные, заведомо противоречивые стороны этого сложного социально-культурного явления, а критикуют одну и ту же ее сущность, по-разному высвечиваемую с того или иного угла обзора.
Тогда задача состоит в том, чтобы открыть эту противоречивую сущность и при этом помнить, что речь идет об особой части большого культурного слоя общества, о которой известно, но она более разночинна в социальном отношении и менее утонченна в культурном отношении, что она образует большую нравственную цельность в себе, чем остальная, во многом атомизированная, часть образованного класса.
Народничество представляет собой сложное и многогранное явление в русской общественной жизни и философии второй половины XIX - начала ХХ в., включающее в себя ряд направлений: консервативное, либеральное, революционное, анархическое.
Основное различие между ними проходит по линии радикализации народнической парадигмы, состоящей из нескольких обязательных элементов:
1) научно-материалистического мировоззрения;
2) антропоцентризма, выразившегося в философии личности и оценке ее исключительной роли в историческом процессе, в концепции «критически мыслящих личностей» и революционной деятельности;
3) восприятия народа как абсолютной цели и ценности общественного мироустройства как активного участника строительства справедливого общества, субъекта и объекта общественного прогресса;
4) ориентации на практику и общий приоритет практического над теоретическим;
5) понимания традиций России как наилучших условий для осуществления социалистических преобразований и построения подлинно гуманного общественного строя.
Ссылки:
1. Сабов А. Три тайны президента Миттерана // Российская газета. 2000. 29 марта.
2. Woehrlin W. N.G. Chernyshevskii. The Man and Journalist. Mass. 1971.
3. Scanlan J.P. Nikolai Chernyshevskii and Soviet Philosophy // Studies in Soviet Thought. N.Y., 1967. Vol. 7. № 1.
4. Kohn H. The Mind of Modern Russia. N.Y., 1955.
5. Герцен А.И. Сочинения в девяти томах. М., 1956.
6. Макаров М. Основы теории дискурса. М., 2003.
References (transliterated):
1. Sabov A. Tri tayny prezidenta Mitterana // Rossiyskaya gazeta. 2000. March 29.
2. Woehrlin W. N.G. Chernyshevskii. The Man and Journalist. Mass. 1971.
3. Scanlan J.P. Nikolai Chernyshevskii and Soviet Philosophy // Studies in Soviet Thought. N.Y., 1967. Vol. 7. № 1.
4. Kohn H. The Mind of Modern Russia. N.Y., 1955.
5. Gertsen A.I. Sochineniya v devyati tomakh. M., 1956.
6. Makarov M. Osnovy teorii diskursa. M., 2003.
