CC BY
55
ишшкш
К.Г. Исупов
космос русского САМОСОЗНАНИЯ*
НаИВНОСТЬ (франц. naivete)
1) Категория, фиксирующая бытовое мироотношение человека и человечества, не отягощенное в соответствующих им типах высказывания амбивалентным вмешательством разума и рассудка; 2) состояние возрастного несовершеннолетия оценочного мира; 3) эстетическое качество образа в искусстве в формах «простого», в имитациях архаической или детской символики (дадаизм, примитивизм; ср. близкие к ним представления японцев о «хрупком», «малом», «нежном» и «милом»). В первых двух значениях Н. для архаического сознания еще не выделена в объект самонаблюдения: в ней запечатлен и пережит переход от глупости к робкому удивлению; Н. противостоит в этом плане серьезности (которая, в свою очередь, отмечает переход от удивления к самопознанию). Как антропологический и психологический коррелят «мифологичного» «человек наивный» пребывает в мире блаженного незнания, в нем нет места греху, лжи, времени, истории и смерти, воли и дерзанию; власть и насилие сублимированы для него в неотмирное семантическое пространство «судьбы». В наивном состоянии своего мира человек «не ведает, что творит», его поступки свободны от оценочных предпочтений и невинны в том пред-трагическом смысле вне- ответственности, в котором он же окажется сплошь виновным, переступив порог Рая и оказавшись лицом к лицу с миром тлена, истории, лжи, войны, соучастного страха и стыда, экзистентной тревоги и личной ответственности за другого. Н. есть доверие миру и форма бессознательного бесстрашия. Для наивности мир есть добрая тайна, и даже испуг перед ней - испуг удивления, узнавания и благодарного приятия. Главный дар мира человеку наивному - нечаянность локального и благодатного познавания, «вдруг» бытия. Н. не знает этики, но как форма нравственно чистого и бескорыстного удивления перед вечной новизной осуществляет в человеке свою гносеологическую и моральную выгоду на фоне всяческой «взрослой» серьезности (которую можно трактовать как позу рефлективного сознания в мире угрозы, кривды и разочарования в повседневном опыте). Главное структурное качество наивности - не «простота», а целость (нерасчлененное пассивно-статическое приятие готовой информации о мире, в отличие от целостности, которая характеризуется динамикой и диалектической активностью). Н. есть род первично-интуитивного «схватывания» недифференцированной массы сведений, они не обобщаются, а тематически коллекционируются (наив предметной памяти лежит в основе собирательства и наследуемой частной собственности). Множество интуитивистских теорий «непосредственного познания» (гностики, мистики, масоны, шеллингиан-
* Продолжение. Начало в №№ 1’06, 1-4’07, 1-4’08, 1-2’09.
Лексикон
Terra Humana
цы, славянофилы, почвенники, бергсонианцы) строится на антисциентистском недоверии к возможностям рассудочной серьезности мироотношения. Иногда (немецкие романтики, экзистенциалистская традиция) эта позиция выражает себя в иронии как форме зависти и даже тоски по утраченной наивности (= невинности) мировосприятия. Так, антитеза «наивность/серьезность» в контексте споров о вере и разуме оказывается центральной для аргументов «языческой» гносеологии (неоплатонизм, «живознание» от А. Хомякова и Киреевских до С. Франка; христианский символизм П. Флоренского; философия Сердца Б. Паскаля, П. Юркевича, Е. Трубецкого и Б. Вышеславцева). На этом пути развилась и традиция юродства мысли - «ученое незнание» (Сократ, Франциск из Ассизи, Н. Кузанский, Г. Сковорода, Н. Федоров, С. Франк); ср. апофатический метод в теологии, христианский мотив вечной правды ребенка в мире взрослой кривды (Ф. Достоевский, Л. Толстой, А. Платонов). Этим убеждениям отвечали социальные формы наивного поведения (юродство, францисканство; разного рода «уходы»: «в природу», «в народ», «на войну», «к цыганам» и т.п.). Гипертрофия неотмирной наивности росла тем стремительнее, чем более изощренным оказывался социальный символизм поведения за церковной оградой, так что православие приходит даже к эстетизации наивности: особую ценность снискала возможность постижения истины в состояниях умудренного «невежества» и внерефлективного церковного купножития; см. так наз. «художество художеств» святых подвижников, подлинных детей Божьих. Н. трактуется как чистота сердца и свобода от лукавого. Н. в этом контексте оказывается бытовым (келейным или сдержанно-мирским) эквивалентом «софийного», «ангельского», «детского» и «женственного». Этот ряд вошел в мировоззренческие вертикали русской софиологии, а в плане стилистической атрибутики богородичных икон примирил настроение «умиления» и трагически взрослую серьезность взгляда Младенца. Эпизодические замечания русских мыслителей о наивности связаны, в основном, с философемой души (см. итоговую формулу М. Бахтина: душа есть «наивность в духе»). Н. как человеческий фактор и возрастная доминанта не имеет внутреннего углубления: лишенная средств защиты и компенсации, она сама по себе является нерушимым щитом девственной первоприроды неопосредованного понятием сознания. Н. стала качеством и средством убеждения в утопиях. Культура как труд рефлексии и зодчества смыслов по определению не может быть наивной, но существует культура наивности, отраженная искусством в его кризисном состоянии; в последнем случае мы имеем дело или с жанровой мимикрией наива (городской фольклор, литературная сказка, мультипликация, реклама, женские формы арго), либо с идеологической игрой в формах ментальной агрессии, направленной на обыденное сознание (риторическая Н. призыва, лозунга, плаката, имитации обрядности, политический шаманизм и бытовая магия). Патология культуры демонстрирует негативную обратимость наива в мире необратимой ответственности (наивное отчаяние «тяжелого» рока, наивная жестокость порно, инфантильный языковой эпатаж постмодерна). Обратимая Н. выражается в исторической амнезии общества («старомодное» отождествляется с «наивным» и дезавуируется). Н., фиксируемая в типах поведения героев художественной литературы, насыщается как общечеловеческими (Дон Кихот, кн. Мышкин), так и национальными («тургеневские девушки», институтки-смолянки, бестужевки; чудаки Диккенса и «чудики»
В. Шукшина) этическими ценностями. Бытовая педагогика Англии XVIII-XIX вв. возводит Н. в ранг женской добродетели, а дальневосточная эстетика миниатюрных предметов искусства возвращает нас к катартическому переживанию наивности как исконно-«хтонической», чистой правды, противостоящей
всем формам мирового знакового лицедейства. Отражение наивного видения у 151 Т. де Лотрека, П. Филонова, М. Шагала, Н. Пиросманишвили, Е. Честнякова хранит и завещанный Достоевским опыт демонических спекуляций на наиве (см. анализ альтруизма как наивного эгоизма или сюжетную мотивировку поступков раскольникова и Подростка с позиций наивно-утопических филантропических намерений в трудах достоеведов). Персонология в ХХ в. отыскала в наивности и детскости необходимое условие становления трагического внутреннего опыта: «Детскость - это состояние, в которое мы помещаем существо наивное <...>, которое выводим, даже не особенно желая этого, к тому месту, где располагается наше собственное бытие» (Батай Ж. Внутренний опыт. СПб., 1997. С. 82).
Тексты: Достоевский Ф. М. Идиот, 1868; Подросток, 1875; Николай Кузанский. Простец об уме; Платонов А. П. Фро, 1927; Сокровенный человек, 1928; Происхождение мастера, 1929; Сартр Ж.—П. Слова, 1963-1964; Сологуб Ф. К. Наивные встречи, 1910; Толстой Л. Н. Власть тьмы, 1887; Хозяин и работник, 1895; Кому у кого учиться писать, крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят (1862); Уортон Э. Век наивности? 1920; Федоров Н.Ф. Записка от неученых к ученым, кон. 1870-х.; Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика: 2 т. - М., 1983. Т. 1. - С. 291-292, 307-308.
Исследования: Библер В.С. Образ простеца и идея личности в культуре Средних веков // Человек и культура. - М., 1993. - С. 81-124; Елачич Е.А. О глупости и борьбе с ней. Опыт биолого-психологического понимания вопроса о глупости. - СПб., 1914; Криста В. О смысле и бессмыслице наивности, 1973 // Криста В. От первого лица.
- М., 1990. - С. 78-86; Кликс Ф., Пробуждающееся мышление. У истоков человеческого интеллекта. - М., 1983; Кон И.С. Психология ранней юности. - М., 1989; Кривонос
B.Ш. Инфантилизм и инфантильный герой в «Петербургских повестях» Н.В. Гоголя // Russian Studies. - СПб., 1996. Т. II. № 3. - С. 111-130; Лурия А.Р. Маленькая книжка о большой памяти (Ум мнемониста). - М., 1968; Пиаже Ж. Избранные психологические произведения. - М., 1967; Полани М. Личностное знание. - М., 1985; Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории (Проблемы палеопсихологии). - М., 1974; Принцип развития в психологии. - М., 1978; Руднев В.П. «Злые дети» и мотив «инфантильного поведения» в романе «Бесы» // Проблема автора в художественной литературе. Ижевск, 1990.
C. 105-111; Токарский А.А. О глупости // Вопросы философии и психологии. - 1896. Кн.
5 (35). - С. 679-698; Ходасевич В.Ф Глуповатость поэзии, 1927 // В. Ходасевич. Колеблемый треножник. Избранное. - М., 1971. - С. 191-196.
оДЕЖДА
Внешне-предметное или символическое (татуа) облачение тела. «Одежда находится в непосредственном соприкосновении с человеческим телом, она его окружает (этим. - поставлена о-круг (человека), ср. прасл. ^-ded-Аа от и.-евр.
*dhк - «ставить», «полагать»), хранит его тепло, образуя первую, ближайшую зону иррадиации человеческого начала» (Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ.
М., 1995. С. 62). Мифология О. связана с первыми запретами (на инцест, обнаженность и пр.); первый человечески самостоятельный поступок по искушении Евы мотивирован открытием наготы и рождением стыда: «.и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания» (Быт. 3, 7). Яхве самолично выступил в роли портного: «И сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные; и одел их» (Быт. 3, 21). Инструктивные тексты с чертами философии О. создавались во все эпохи. Лукреций Кар считал «укрытость» всего живого его естественным атрибутом (О природе вещей. IV, 935-6), а Платон советовал «не портить силу головы и ног, облекая их лишними покровами» (Зак. 942d). Греческая античность не знает противопоставления лица и тела; их разделила римская тога, а позднее - хламида святого; Ренессанс приучил к любованию антикизован-
Лексикон
