CC BY
56Рауф КАРАГЕЗОВ
Кандидат психологических наук, ведущий научный сотрудник Центра стратегических исследований при Президенте Азербайджанской Республики
(Баку, Азербайджан).
Рена КАДЫРОВА
Доктор психологических наук, доцент кафедры психологии Бакинского государственного университета
(Баку, Азербайджан).
НАГОРНО-КАРАБАХСКИЙ КОНФЛИКТ В РАКУРСЕ ПОСТМОДЕРНИЗМА:
КУЛЬТУРНЫЕ ОСНОВАНИЯ ПРЕДВЗЯТЫХ ИНТЕРПРЕТАЦИЙ
Резюме
Согласно теории постмодернизма, социальная «реальность» есть производная от диалогического, коммуникативного общения и согласования представлений, присущих участ-
никам дискурса. Опираясь на этот взгляд, теоретики развили представление о том, что функционирование разных форм знания можно понять только через рассмотрение их нарра-
тивной, повествовательной природы. В контексте этих представлений предпринята попытка раскрыть некоторые культурные основания предвзятых ин-
терпретаций на примере анализа нарративной конструкции одного из видеорепортажей Би-би-си, посвященного на-горно-карабахскому конфликту.
В в е д е н и е
О нагорно-карабахском конфликте написано так много (в поисковой системе Google только на русском языке насчитывается 1 400 000 ссылок, а на английском — 1 550 000), что, кажется, едва ли можно добавить к этому массиву что-то новое. Однако мы все же вновь обратимся к этой теме, правда, в качестве исследователей уже не конфликта, а его интерпретаций. Точнее, одной интерпретации, представленной в недавнем видеорепортаже русской редакции Би-би-си1. Почему мы решили обратиться к этому материалу? Во всяком случае, не только потому, что этот репортаж, претендующий на нейтральность, является еще одним примером предвзятости (сознательной или нет — это уже другой вопрос), присущей подавляющему большинству того, что написано, пишется и еще будет написано о нагорно-карабахском конфликте. Наше намерение представляется несколько более амбициозным: мы хотели на примере анализа данного репортажа попытаться раскрыть некоторые культурные основания2, лежащие в основе подобного рода интерпретаций нагорно-карабахского конфликта.
Социальный конструктивизм и нарративный анализ
В решении поставленной задачи нам помогут те новые способы понимания и анализа социальных феноменов, которые возникли в современную эпоху — ее принято называть эпохой постмодернизма. В частности, речь идет о взгляде на социальную действительность как на процесс социального конструирования3. На базе этого взгляда было развито представление о том, что функционирование разных форм знания можно понять только через рассмотрение их нарративной, повествовательной природы. Конец XX века ознаменовался началом «нарративного поворота» в социальных науках, возникновением новой социальной эпистемологии, уделяющей особое внимание разным формам нар-ративов. Вкратце сформулируем некоторые постулаты новой эпистемологии.
1. События, факты, история есть продукт нашего повествования. В ином случае они нам недоступны4;
2. В свою очередь, всякое повествование является результатом определенного конструирования5;
1 Речь идет о видеорепортаже от 18 апреля 2011 года «Карабах: история пишется в двух версиях», подготовленном корреспондентом русской редакции Би-би-си Олегом Болдыревым [http://www.bbc.co.uk/ russian/multimedia/2011/04/110415_v_karabakh_war_history.shtml], 2 мая 2011.
2 Конечно, могут быть и политические и иные основания для предвзятых толкований, но мы их здесь касаться не будем.
3 См.: Berger P., Luckmann T. The Social Construction of Reality: A Treatise in the Sociology of Knowledge. Garden City, NY: Anchor Books, 1996.
4 См.: Ibidem.
5 См.: Martin W. Recent Theories of Narrative. Ithaca: Cornell University Press, 1986.
3. При этом всякое повествование всегда содержит интерпретацию6;
4. Чем искуснее построено повествование, тем оно кажется более достоверным, соответствующим происходившему в действительности7.
5. Зрительные и звуковые (музыка, тон голоса ведущего, фон и т.п.) образы массме-диа могут нести значительное смысловое содержание, порой равное по значимости текстовому сопровождению8.
Опираясь на эти постулаты, проанализируем репортаж. Для анализа мы используем разработанную нами и представленную в других работах так называемую методику «хронотопирования»9. Суть ее в следующем: мы разобьем текст повествования на отдельные блоки или темы, которые являются законченными высказываниями. Далее выявим те смыслы, которые в них содержатся, затем обобщим их и определим общий смысл повествования. В данном случае нам помогает то обстоятельство, что перед нами материал, подвергнутый монтажу, то есть буквально «собранный» из элементов, — это облегчает «разбивку» повествования на фрагменты (эпизоды).
Объект исследования: «Карабах: история пишется в двух версиях»
Репортаж начинается с видеоряда, соответствующего звучащим за кадром словам10: «Гранатовые деревья дичают, но помочь им нельзя. Местные жители знают, что тут заложены мины. Этот чернеющий сад хранит следы войны уже двадцать лет. Соседнее поле уже проверили. Там было пять мин и несколько снарядов. Но таких полей в Карабахе много». Смысл данного фрагмента, представляющего собой начало повествования, может быть условно обозначен как «трудность ведения сельского хозяйства в Карабахе».
Далее голос, сопровождаемый кадрами перестрелок, затем женщин (азербайджанок), оплакивающих на свежевырытых могилах погибших, и грузовых автомобилей, заполненных беженцами (также азербайджанцами), продолжает: «Сначала были драки булыжниками и палками, затем начались перестрелки, потом в подмогу к «калашниковым» пришли пушки и танки, украденные или купленные на советских военных базах. В итоге в этой войне сошлись армии никем не признанного Карабаха и Армении, с одной стороны, и Азербайджана — с другой. Вражда двух некогда братских республик унесла, по меньшей мере, более двадцати тысяч жизней, более миллиона человек стали беженцами». Данный фрагмент, бесстрастно сообщающий статистику потерь, может быть условно обозначен
6 См.: Gergen K.J. Narrative, Moral Identity and Historical Consciousness: A Social Constructionist Account [http://www.swarthmore.edu/Documents/faculty/gergen/Narrative_Moral_Identity_and_Historical_Consciousness.pdf], 25 April 2011.
7 См.: Bennet W.L., Feldman M.S. Reconstructing Reality in the Courtroom. New Brunswick, NJ: Rutgers University Press, 1981.
8 См.: Kress G., Van Leeuwen Th. Reading Images: The Grammar of Visual Design. New York: Routlege, 1996. 289 pp.
9 Garagozov (Karakozov) R. Development of Sense Comprehension in Reading. SPIEL: 13, 1996, H. 1. P. 114—123.
10 Поскольку данный видеорепортаж не имел письменной текстовой копии (транскриптов), нам самим пришлось, максимально сохраняя стиль высказываний, перекладывать их в письменный текст, который выделен курсивом. Некоторые слова и фразы в письменном тексте подчеркнуты нами в целях анализа и привлечения внимания читателя. В скобках даются наши комментарии и разъяснения к переложенному тексту.
как «.эскалация конфликта и потери». Правда, здесь умалчивается о причине, породившей конфликт, в результате у непосвященного зрителя, слушателя может создаться впечатление, что люди внезапно прониклись взаимной ненавистью и кинулись убивать друг друга. Умалчивается также и о том, что подавляющую часть беженцев составили именно азербайджанцы, изгнанные со своих родных земель.
Далее голос за кадром сообщает: «Сейчас столица непризнанной Нагорно-Карабах-ской Республики похожа на любой другой провинциальный центр. Но стоит свернуть с главной улицы, и недавняя история напоминает о себе (идут кадры стен домов со следами от пуль и снарядов). Столица в долине, в десяти километрах на вершине город Шуша. За три дня в сентябре 1988-го армяне ушли из Шуши, а азербайджанцы покинули Степанакерт. Образовалась линия фронта. Из Шуши по Степанакерту стреляли ракетами «град» (видеоряд — стрельба из «града», люди прячутся по домам), по ночам жители прятались в убежища, утром пытались посмотреть, что осталось от домов (видеоряд — две средних лет женщины-армянки, которым репортер задает вопрос:) «Как вы вообще ходите по улицам?» — (Ответ одной из женщин:) «Вот целый час стою, не могу доехать ни домой, ни на работу». Данный фрагмент, всецело сосредоточенный на превратностях жизни армянского населения Степанакерта во времена «горячей» стадии конфликта, может быть обозначен как «кризисная ситуация в Степанакерте, вызванная обстрелом из Шуши». В следующем фрагменте, с показом танка в кадре, нам сообщают: «На подступах к Шуше стоит танк, начавший победное наступление армян на Шушу 19 лет назад. Но напоминаний хватает и так. Жизнь Шуши едва ли можно назвать городской. Впрочем, тут хотя бы живут, а многие дома омертвели навсегда. Руины этой мечети и брошенной машины бронепехоты — немногое, что напоминает о предыдущих обитателях. Самое важное для идентичности армян уже восстановлено (в кадре армянская церковь). Когда епископ Паркев вернулся в Шуши (репортер почему-то произносит название города Шуша на армянский манер — Шуши), в полуразрушенном храме Христа Спасителя был тот самый склад «градов». Церковь отстроили. (Впервые в кадре появляется репортер.) Епископ уверен, что за ней преобразится и весь город. Шуши, по его словам, превратится в культурный центр Карабаха. И мир будет возможен». Примечателен, как словесный выбор повествования («многие дома омертвели навсегда», «Руины этой мечети и брошенной машины бронепехоты — немногое, что напоминает о предыдущих обитателях», «Самое важное для идентичности армян уже восстановлено»), так и изобразительный ряд данного фрагмента: полуразрушенная мечеть и отстроенная и показанная во всей красе армянская церковь. Все это в полной мере позволяет обозначить данный фрагмент как «преодоление кризиса благодаря захвату города Шуша и изгнанию предыдущих обитателей (азербайджанцев)».
Однако, судя по следующему фрагменту, армянам успокаиваться еще рано. Идиллию нарушает Азербайджан, «почему-то» не желающий смириться со сложившимся положением вещей. Так, повествование продолжается: «Но, как и все тут, епископ считает, что первый шаг навстречу должен сделать Азербайджан. (В кадре епископ Паркев говорит:) «Пока ситуация не разрешится, ни у кого никакой уверенности нет, конечно, возобновятся военные действия или нет, потому что мы часто слышим со стороны лидера Азербайджанской республики все время агрессивные выпады. Но, если мы идем ради мира на компромисс, то компромисс должен быть обоюдным. Но сегодня президент Азербайджана выдвигает абсолютно максимальные требования, там просто даже не пахнет компромиссом». Данный фрагмент может быть обозначен как «не желающие смириться, неуступчивые азербайджанцы, мешающие мирной и спокойной жизни». Далее повествование продолжается так: «Этот дом занят» (в кадре надпись по-русски на воротах дома). Шуша армянская, карабахцы считают, что история уже переписана. На окраине города дом знаменитого азербайджанского композитора Бюльбюльоглы. В саду бюст его отца, развороченный взрывом. Теперь тут живет почтальон Люда из Степанакерта. Но
там ее дом был уничтожен снарядом. «Как вернуться, куда, если квартиры нет?» — говорит Люда. «То есть ее снесло начисто?» — задает вопрос корреспондент. «Да, только земля видна», — отвечает почтальон Люда». Данный фрагмент может быть обозначен как «обживание армянами Шуши». Итак, до сих пор, мы видели и слышали армянскую сторону. В следующем эпизоде мы слышим голос азербайджанцев в лице Бюльбюльог-лы, который только успевает сказать: «Конечно, очень тяжело видеть отчий дом...» — как его речь заглушается голосом корреспондента за кадром: «Бюльбюльоглы — посол Азербайджана в России. Он, что уникально для азербайджанца, сумел навестить свой отчий дом. Два раза был в Шуше с делегацией деятелей культуры, пообщался с нынешней хозяйкой дома. Говорит, что беседовали спокойно. Но персональная позиция — одно, а официальная позиция посла — другое». И вновь в кадре Бюльбюльоглы, который спрашивает: «Когда говорят о компромиссе — в чем заключается компромисс? Отдать кусок своей земли, сказать, идите, живите как хотите? Какой компромисс нам предлагают? Мы предлагаем компромисс. Что мы в составе Азербайджана готовы видеть вот тех армян, которые там живут, совместно с азербайджанцами, которые там проживали, в рамках самой высокой автономии. Это единственный выход из этой ситуации. Но для того чтобы подойти к нему, нужно вначале вернуть оккупированные территории, занятые силой огня. Сегодня именно добрая воля азербайджанского руководства, азербайджанского президента позволяет решить этот вопрос мирным путем. Потому что настроения среди людей, я могу сказать вам откровенно уже, как бы общество созрело. Хватит, надо эту проблему решать». В данном фрагменте, в лице Бюльбюльоглы, впервые, хотя и с перебивками и недомолвками (эти моменты в повествовании подчеркнуты нами), дается голос противоположной стороне конфликта, то есть азербайджанцам. Подспудный смысл, который можно вынести из комментариев репортера, определяется так: «на личном уровне азербайджанцы могут общаться и мириться с армянами, но официальная, непримиримая позиция государства не позволяет».
Далее повествование вновь возвращается в Степанакерт (видеоряд: аэропорт в Степанакерте; голос за кадром:) «Вот новая точка напряжения. Аэропорт в Степанакерте впервые за двадцать лет готовится принять гражданские рейсы. Восстановлена разрушенная снарядами посадочная полоса, и в начале мая из-за гор, из Армении сюда прилетит самолет. Баку протестует: отколовшаяся община не может распоряжаться небом Азербайджана. Карабахцы отвечают: эти земля и небо — их». В кадре появляется фигура одного из местных армянских руководителей, который говорит: «Карабахцы имеют свой главный вопрос — это будущее НКР. Если мы найдем решение для будущего статуса нагорно-кара-бахского конфликта, мы уверены, что это не может быть ниже сегодняшнего статуса, то все остальные вопросы, которые являются результатом или, может быть, следствиями нагорно-карабахского конфликта, намного легче найдут свое разрешение». Данный фрагмент может быть обозначен как «восстановлению жизни в Нагорном Карабахе мешает Азербайджан».
В следующем фрагменте повествование ведущего начинается чуть ли не эпически: «Когда пришла пора защищать свое родное село, Александр (в кадре появляется инвалид на костылях) поднялся на эти холмы и вместе держал оборону против врага, засевшего на соседних высотах». Далее идет фраза, которая, впрочем, не совсем стыкуется с предыдущей: «В феврале 1992-го по этой долине потянулись беженцы из села Ходжалы». (Неясно, почему азербайджанцы из Ходжалы оставляют свое жилье, если речь до этого шла о защите армянами своего села.) Дальше мы видим и слышим, как уже Александр говорит в кадре: «И вот когда они проходили в сторону Агдама, азербайджанцы начали нас атаковать. И артобстрел пошел». (Здесь вновь нестыковка с предыдущим утверждением. Трудно вообразить, как беженцы из Ходжалы могли бы атаковать заранее подготовленные позиции армян. Видимо, понимая шаткость данного утверждения, ведущий заявляет:) «Александр говорит о самых кровавых событиях той войны. Но это только одна из двух противопо-
ложных версий того, что случилось. За два дня около пятисот жителей Ходжалы погибли или умерли от обморожения позже. (Видеоряд: азербайджанцы, плачущие над телами погибших жителей Ходжалы.) Армяне утверждают, что из толпы беженцев стреляли. Азербайджанская сторона уверена, что мирных жителей преднамеренно уничтожили. Карабахцев возмущают эти утверждения. Обвинения, что многих жителей добивали в упор, они называют вымыслом». Этот фрагмент может быть обозначен как «есть разные версии того, что случилось в Ходжалы».
Данный фрагмент заслуживает особого внимания, поскольку является одним из ключевых элементов репортажа. Дело в том, что хотя сам репортаж назван «Карабах: история пишется в двух версиях», но только в этом фрагменте из уст ведущего мы впервые узнаем, что существуют «противоположные версии того, что случилось». Это утверждение, как мы полагаем, имеет особое значение для понимания всего повествования, о чем мы будем говорить более детально чуть дальше. Вернемся, однако, к репортажу. Далее ведущий сообщает: «Следы боев такие, как будто все это было вчера. И ярость, с которой отстаивают свою правду армяне и азербайджанцы, тоже нисколько не угасла. Полтора десятилетия после войны история по-прежнему пишется в двух вариантах. Там, на утесе, памятник одному из шестидесяти погибших армянских бойцов. Тропа лежит мимо позиций, на которых в течение четырех лет окапывались то армяне, то азербайджанцы. Александр считает, что лучше не ворошить прошлое, и мирное соседство получится. Но, как всегда, не без условий. (Александр говорит:) «Никогда к хорошему не приводит опять копаться в прошлом. Тот, кто копается в прошлом... Все равно выходит все это. Самое лучшее — договориться. Договориться как, что мы будем независимо жить. Пусть они себе живут. Это наша земля, мы отсюда никуда не уйдем». Этот фрагмент может быть обозначен как «не надо копаться в прошлом, азербайджанцы должны согласиться на наши условия». Далее сообщается: «И в истории копаются, иногда буквально. Историк Ваграм Вари-цян (появляется в кадре) привел меня к развалинам города Тигранакерта. Вот тут основы церкви пятого — шестого веков. На горе цитадель, основанная в первом веке до нашей эры. Казалось бы, мирная археология, но Варицян не отрицает, что есть и политический подтекст. Надо доказать, что и здесь, в равнинном Карабахе, издревле жили армяне. У подножия древнего города свежая история. Цепь не затянувшихся травой окопов. Тут спят древние камни. Там два врага стоят вплотную». Этот фрагмент, содержащий исторический экскурс сомнительного характера (чего стоит признание Варицяном существования политического подтекста археологических изысканий), может быть обозначен как «Карабах есть древнеармянская земля». Далее вновь появляется ведущий, заявляющий:) «Там, на горизонте, где горы, находится одна из самых хорошо укрепленных границ в мире, так называемая линия соприкосновения между Нагорным Карабахом и Азербайджаном. Война была остановлена в 1994 году, когда стороны прекратили стрельбу. Но, конечно, никакого соприкосновения там нет. Десятки тысяч солдат с обеих сторон разделены сотней метров минных полей. (Вновь голос ведущего за кадром:) И эти десятки тысяч солдат по-прежнему пребывают в полной боевой готовности». Смысл: «Кризис еще не миновал полностью». (В кадре появляется В. Казимиров11:) «Безусловно, я, конечно, считаю достижимым мирное урегулирование. Но для этого надо, прежде всего, вопрос номер один... Исключение возможности возобновления военных действий. Как только будут исключены военные действия, у азербайджанцев не останется ничего другого, как искать развязки за столом переговоров, а у армян — никаких аргументов удерживать те территории, которые они зах... (быстро исправляется) заняли в ходе военных действий». Этот «миротворческий» призыв к азербайджанцам со стороны Казимирова, который чуть было не «про-
11 Экс-сопредседатель Минской группы ОБСЕ от России, дипломат в отставке, который известен своей проармянской позицией, проявляемой в призыве к азербайджанцам исходить из существующих реалий и признать «статус-кво», сложившееся в ходе войны.
говорился», есть, по сути, призыв к «азербайджанцам признать сложившееся на данный момент положение и смириться с ним». Далее вновь мы слышим голос ведущего: «Там вдали разоренный город Агдам, подаривший советской стране знаменитый портвейн. До войны тут жило почти тридцать тысяч азербайджанцев. Во время войны отсюда из орудий стреляли по армянским позициям. В 1993-м десятки тысяч агдамцев стали беженцами. Советская конституция (вот тут ее, судя по всему, восхваляют) ничем не могла помочь им. Город разобрали на кирпичи. Теперь для карабахцев этот мертвый ландшафт — всего лишь часть оборонного комплекса, который держит пушки врага на безопасном расстоянии». Данный фрагмент примечателен тем, что продолжает армянскую версию событий (Во время войны отсюда из орудий стреляли по армянским позициям). Но отчего-то не объясняется, почему именно «десятки тысяч агдамцев стали беженцами». Смысл данного эпизода: «Агдам был уничтожен потому, что азербайджанцы стреляли по армянам». И, наконец, заключительная фраза ведущего: «Люди на этой земле могут часами говорить о том, что происходило на этой земле двести или пятьсот лет назад. Но на вопрос, каким будет будущее, рассуждают неохотно (в кадре — цветет дерево), разве что сравнят Карабах с ближневосточным конфликтом. Если это так, то выходит, что в этом краю главное наследие советской империи — это взаимная ненависть и недоверие». Резюмирующая мысль ведущего: «У этого края будущее неопределенное, а главное наследие советской империи — это взаимная ненависть и недоверие».
Смысловой план и моральные импликации репортажа
Следуя нашей методике «хронотопирования», выявленные в нашем анализе смысловые определения можно сгруппировать в следующие обобщающие смысловые «блоки» (А, Б, В, Г):
(A) «Период кризиса и страданий для армян, который был преодолен»:
1) «кризисная ситуация в Степанакерте, вызванная обстрелом из Шуши»;
2) «преодоление кризиса вследствие захвата города Шуша и изгнания предыдущих обитателей (азербайджанцев)»;
3) «также был уничтожен город Агдам, потому что азербайджанцы стреляли оттуда по армянам»;
(Б) «Восстановление мирной жизни»:
1) «обживание армянами Шуши»;
2) «Карабах — древнеармянская земля»;
(B) «Кризис еще не совсем миновал, так как восстановлению мирной жизни мешают не желающие смириться азербайджанцы»:
1) «трудность ведения сельского хозяйства в Карабахе»;
2) «восстановлению жизни в Карабахе мешает Азербайджан»;
3) «не желающие смириться, неуступчивые азербайджанцы»;
4) «кризис еще не совсем миновал».
(Г) «Азербайджанцам следует признать сложившееся на данный момент положение и смириться с ним»:
1) «есть разные версии того, что случилось в Ходжалы»;
2) «не надо копаться в прошлом, а азербайджанцы должны согласиться на наши (армян) условия»;
3) «на личном уровне азербайджанцы могут помириться с армянами, но официальная позиция государства не позволяет это сделать»;
4) «азербайджанцам следует признать сложившееся на данный момент положение и смириться с ним».
Итак, данный репортаж, повествующий о нагорно-карабахском конфликте, по преимуществу, выражает позицию одной стороны конфликта — армянской. Эту позицию озвучивают армяне, Казимиров и, наконец, сам ведущий, что уже выходит за рамки нейтральности, диктуемой журналистской этикой. «Проармянская» позиция ведущего проявляется в том, как сконструирован нарратив. Например, рассказывается, как азербайджанская сторона стреляла по армянам из Шуши или Агдама. Однако нигде не говорится об обстреле армянской стороной азербайджанцев, хотя ведь именно азербайджанцев вынудили бежать из Карабаха. Практически (за исключением Бюльбюльоглы) мы не слышим голоса азербайджанцев. В целом сам нарратив внутренне противоречив. Вербальный и звуковой ряд репортажа вступают в известное противоречие друг с другом: нам все время сообщают, что «азербайджанцы нападают, а армяне защищаются», однако мы видим образы рыдающих от горя азербайджанских женщин и мужчин и беженцев из их числа. Кульминация однобокости репортажа достигается в эпизодах, повествующих о ходжалинских событиях. Здесь важно даже не то, что, сознательно или по незнанию, преуменьшается число погибших в этой бойне людей, хотя и это определенным образом характеризует автора репортажа. Гораздо важнее и серьезнее по своим последствиям утверждение репортера о существовании разных версий того, что случилось в Ходжалы.
Казалось бы, в чем тут репортерский «грех», тот всего лишь передает мнение сторон: азербайджанской («мирных жителей преднамеренно уничтожили») и армянской, даже если аргумент, к которому прибегает армянская сторона, стремящаяся оправдать массовую бойню ходжалинцев, выглядит нелепо («армяне утверждают, что из толпы беженцев стреляли»).
Дело в том, что утверждение репортера о существовании разных версий того, что случилось в Ходжалы, на самом деле релятивизирует и тем самым отчасти ставит под сомнение фактическую сторону действительно самого страшного и трагического события карабахской войны — уничтожение азербайджанского города Ходжалы и массовой бойни мирного населения. Гибель сотен мирных обитателей Ходжалы (в общей сложности 613 человек, в том числе 106 женщин, 63 малолетних ребенка, 70 стариков) от рук армянских боевиков — не версия, а факт, который известен12. Ставить его под сомнение значит
12 Согласно данным авторитетных международных организаций, в ночь с 25 на 26 февраля 1992 года в течение нескольких часов армянскими боевиками при поддержке военнослужащих 366-го полка Объединенных сил СНГ был стерт с лица земли азербайджанский город Ходжалы, а сотни мирных его жителей были с особой жестокостью уничтожены. Во время этих событий, по официальным данным, было убито 613 человек, 1 000 мирных жителей различного возраста стали инвалидами от полученных пулевых ранений. В ночь трагедии 1 275 мирных жителей было взято в плен, о судьбе 150 из них до сих пор ничего не известно. Международными организациями зафиксирована особая жестокость армян по отношению к беззащитному гражданскому населению Ходжалы, в том числе многочисленные факты надругательства над трупами погибших азербайджанцев (см: Human Rights Watch World Report, 1993; Goltz Th. Nagorno-Karabagh Victims Buried in Azerbaijani Town // The Washington Post, 28 February 1992; [http://en.wikipedia.org/wiki/Khojaly_Massacre# cite_ref-4], 3 мая 2011; BBC1 Morning News at 08:12, Tuesday, 3 March 1992; Massacre by Armenians Being Reported // The New York Times, 3 March 1992; Human Rights Watch / Helsinki. Azerbaijan: Seven Years of Conflict in Nagorno-Karabakh. New York, 1994 [http://www.hrw.org/legacy/reports/1993/WR93/Hsw-07.htm], 3 мая 2011; наконец, существует признание Сержа Саркисяна, бывшего в ту пору одним из руководителей армянских вооруженных отрядов, атаковавших Ходжалы, а ныне президента Армении, заметившего: «До Ходжалы азербайджанцы
нивелировать моральную природу человека, «покрывать» моральные аспекты содеянного зла. Но можно ли рассчитывать на достижение мирного разрешения конфликта, который носил бы устойчивый и долгосрочный характер, если факты преступления против человечности, кем бы и во имя чего бы они ни совершались, останутся неназванными как таковые? Осознавал ли этот аспект автор репортажа, и если да, то какую цель он при этом преследовал? Мы не будем «копаться» в мотивации автора.
Можно допустить, что автор репортажа не имел сознательной цели оспаривать факт ходжалинской трагедии. Возможно, он стал жертвой одноголосого характера своего репортажа, отражающего армянскую версию истории. Дело в том, что любое историческое повествование выполняет целый ряд социальных функций, в том числе способствует конструированию нашей идентичности, наделению нас моральными качествами. Раскрывая логику «моральной» функции исторического нарратива, К. Герген замечает: «Люди с нашей историей не могут участвовать в Х; мы придерживаемся идеалов Y. Так как ты предпочитаешь выбрать Y, а не X, то ты один из нас; ты хороший и достойный человек, моральное существо»13. Именно поэтому факт ходжалинской бойни не укладывается в армянское представление о своей идентичности и истории и, соответственно, в рамки той одноголосой, «проармянской» версии истории конфликта, которая предлагается нам в этом репортаже и во многих других интерпретациях.
Сказанного, как мы полагаем, достаточно для того, чтобы признать «одноголо-сость» репортажа, его односторонность и, в этом смысле, его предвзятость.
Культурные основания предвзятых интерпретаций
Предвзятые репортажи о нагорно-карабахском конфликте, собственно говоря, не новость. В этом смысле данный репортаж ничего нового нам не сообщает. Однако нарративный анализ данного репортажа позволяет увидеть культурные основания предвзятых интерпретаций. В этой связи мы остановимся только на некоторых.
В свое время исследования14 показали, что хорошо сконструированный нарратив (четкий сюжет, хорошо выделенные начало и конец, логические связи между частями и т.п.), рассказывающий выдуманную историю, воспринимается людьми как более правдоподобный, «реальный», чем плохо сконструированный рассказ о реальных событиях. Надо сказать, что в целом нарратив, сконструированный репортером Би-би-си, не лишен изъянов. К примеру, он, так сказать, внутренне противоречив. Вербальный и образный ряд репортажа вступают в известное противоречие друг с другом — например, нам все время сообщают, что «азербайджанцы нападают, а армяне защищаются», однако мы видим образы рыдающих азербайджанских женщин и мужчин и азербайджанских беженцев. Однако у неискушенного в деталях конфликта зрителя или слушателя, едва ли способного идентифицировать этническую принадлежность плачущих и бегущих в кадре людей, этот видеорепортаж может порождать определенное представление о «реальности»: азербайджанская сторона, «в силу упрямства, давления государства или еще неизвест-
думали, что с нами можно шутки шутить, они думали, что армяне не способны поднять руку на гражданское население. Мы сумели сломать этот [стереотип]. Вот что произошло». Приводящий эти слова английский исследователь Томас де Ваал замечает: «Оценка Саркисяна заставляет под другим углом взглянуть на самую жестокую бойню карабахской войны. Не исключено, что эти массовые убийства явились, пусть хотя бы и отчасти, преднамеренным актом устрашения» (Де Ваал Th. Черный сад. Армения и Азербайджан: между миром и войной. М.: Текст, 2005. С. 235).
13 Gergen K.J. Op. cit.
14 См.: Bennett W.L., Feldman M.S. Op. cit.
но чего, препятствует воссозданию мирной жизни в Карабахе». В этой связи, говоря о культурных основаниях предвзятости, следует отметить еще один важный момент. Армянская культура имеет долгую традицию конструирования исторических нарративов, к тому же построенных на «жертвенной» основе, в то время как азербайджанская культура относительно молода15. И «хорошо сконструированные» «жертвенные» наррати-вы армянской стороны, несомненно, имеют преимущество (помимо всего прочего жертвенный тип нарративов всегда вызывает сочувствие у публики): им легче уверить неискушенную аудиторию в воссоздаваемой «реальности». Но из этого вовсе не следует, что автор данного репортажа, как, впрочем, и авторы других повествований о конфликте, должны следовать кажущейся правдоподобной истории, — если, конечно, они хотят продемонстрировать свою компетентность, сохранить верность своей профессиональной этике и просто человечность. В этой связи важным средством, позволяющим до некоторой степени избежать нарративной «ловушки», является создание нарративов, обладающих таким качеством, как многоголосость, позволяющая передавать разные перспективы и точки зрения.
В м е с т о з а к л ю ч е н и я
В конечном счете история, повествующая только о позиции одной стороны в конфликте, вряд ли поможет понять этот конфликт, найти диалогические точки соприкосновения и выйти на путь его действительного разрешения. Ведь «реальность», как учат нас теоретики постмодернизма, есть продукт диалогического, коммуникативного общения и согласования точек зрения сторон.
В ситуациях конфликтов, подобных нагорно-карабахскому, требуются особые виды «диалогических» нарративов, раскрывающие, а не затемняющие истину. Очевидно, что для порождения диалога необходимо включать голоса другой стороны, в нашем случае — азербайджанцев. При этом важно услышать их версию истории, даже если они не столь искусны в своем рассказе. И тогда мы, вероятно, можем узнать о том, как на исходе XX века на подмостках Карабаха разыгрывалась «карта» армянского этнического национализма; о том, как происходила этническая чистка деревень и сел, населенных азербайджанцами; о трагедии в Ходжалы, о том, как дорога и важна для идентичности азербайджанцев Шуша и сам Карабах и многое другое. Наверное, в таком «диалогическом режиме» стороны могут услышать много нелицеприятных историй друг о друге. Однако только таким образом, создавая пространство для диалогического общения (и в этом деле сторонам конфликта должны не мешать, как порой мы это видим, а помогать претендующие на беспристрастность журналисты и международные организации), мы можем питать надежду на преодоление той взаимной ненависти и недоверия между сторонами конфликта, о которых автор говорит в заключение своего репортажа.
15 См.: Карагезов Р. Метаморфозы коллективной памяти в России и на Центральном Кавказе. Баку: Нурлан, 2005.
