CC BY
72
ЛИТЕРАТУРА
ГуревГ.А.1933: Коперниковская ересь в прошлом и настоящем. М. Дмитриев И. С. 2006: Искушение святого Коперника. СПб.
Житомирский С. В. 1986: Гелиоцентрическая гипотеза Аристарха Самосского и античная космология // Историко-астрономические исследования. Вып. XVIII, 151-160. Ломоносов М. В. 1950-1959: Полное собрание сочинений: в 10 т. М.; Л. Рак В. Д. 1975: Возможный источник стихотворения М. В. Ломоносова «Случились вместе два Астронома в пиру» // XVIII век.10, 217-219.
Сирано де Бержерак С. 1931: Иной свет, или Государства и империи Луны. М.;Л.
SCIENTIFIC ANECDOTE BY M. V. LOMONOSOV: TWO ASTRONOMS MET EACH OTHER IN (DISCOURSE PECULIARITIES)
T. Ye. Abramzon
This is a study of a scientific anecdote, quite an unusual genre for educational practice. In his twelve line miniature poem Lomonosov gives two astronomic world concepts — geocentric and heliocentric. Using fine rhetoric he establishes scientific truth. The author of the article has concentrated on revealing European sources of Lomonosov's poem and their original remaking by the Russian poet.
Key words: the Age of the Enlightenment, Lomonosov, geocentricism, heliocentricism, scientific anecdote.
© 2010
С. Н. Пузанкова
НАДПИСИ М. В. ЛОМОНОСОВА К СЕРЕБРЯНОЙ РАКЕ АЛЕКСАНДРА НЕВСКОГО: СПЕЦИФИКА ЭКФРАСИСА
Статья посвящена исследованию экфрасиса на материале надгробных надписей, сочинённых Ломоносовым в 1750 и 1752 годах для гробницы Александра Невского. Основное внимание автора статьи сосредоточено на вопросах взаимодействия материального (надгробье) и поэтического (надписи к нему) текстов.
Ключевые слова: Ломоносов, надгробные надписи, экфрасис, Александр Невский.
В 1750 году М. В. Ломоносову была заказана надгробная надпись для серебряной раки Александра Невского — «Надпись, которая изображена на великолепной серебряной раке святому, благоверному и великому князю Александру
Невскому, построенной высочайшим повелением ея величества государыни императрицы Елисаветы Петровны в Троицком Александровском монастыре»1.
Рака с мощами Александра Невского. Фото XIX в.
Серебряный ансамбль, над которым несколько лет трудились лучшие западноевропейские и русские художники и мастеровые, представляет собой уникальное пятиметровое сооружение. Оно включает малый ковчег (творение мастеров 1695 г.), собственно раку с крышкой-иконой пятиярусной пирамиды, два пьедестала с трофеями, два канделябра. На вершине пирамиды, на фоне мантии — рельефный портрет князя. Гробница украшена барельефами по эскизам Якоба Штелина2, воссоздающими героические эпизоды из жизни Александра Невского, в частности битву с ливонскими рыцарями, вступление Александра в Псков, битву на Неве при устье Ижоры.
Сочиненные Ломоносовым надписи к этому монументальному сооружению интересуют нас с точки зрения экфрасиса, т.е. особенностей словесного (художественного) воссоздания предмета материального мира. Мы попытаемся ответить на два основных вопроса: что попадает в вербальное «сопровождение» гробницы и как осуществляется посредническая функция слова?
Краткая история ломоносовских надписей такова. В 1750 году Ломоносов пишет восьмистишие, немедленно вырезанное на раке Александра Невского:
1 Ломоносов VIII, 1959, 283.
2 Власов 2005, 609.
Святый и храбрый Князь здесь телом почивает. Но духом от небес на град сей призирает И на брега, где он противных побеждал И где невидимо Петру споспешствовал. Являя Дщерь Его усердие святое Сему Защитнику воздвигла раку в честь От перваго сребра, что недро Ей земное Открыло, как на трон благоволила сесть3.
Однако императрица Елизавета, инициатор этого культурного события, посчитала, что вырезанные «с правой стороны раки в кругу»4 стихи не слишком заметны, а необходимо, чтобы надпись «от всякого видна была»5. И Ломоносов пишет вторую — прозаическую — надпись на двух языках (русском и латинском6), которую выгравировали на серебряных щитах ангелов, украшающих гробницу. Она звучит следующим образом: «Богу Всемогущему и Его Угоднику, Благоверному и Великому князю Александру Невскому, Россов усердному защитнику, презревшему прещение мучителя, тварь боготворить повелевавшему, укротившему варварство на Востоке, низложившему зависть на Западе, по земном княжении в вечное царство преселенному в лето 1263, усердием Петра Великого на место древних и новых побед пренесенному 1724 года, Державнейшая Елисавета, отеческого ко святым почитания подражательница, к нему благочестием усердствуя, сию мужества и святости Его делами украшенную раку из первообретенного при Ея благословенной державе сребра сооружать благоволила в лето 1752»7. Проза позволила Ломоносову рассказать подробнее и точнее о персонах и фактах, связанных с сооружением раки. Две надписи во многом дублируют друг друга, но нас по большей части интересует первый — поэтический — вариант надписи, к анализу которой мы и обратимся.
Закономерно, что главным «героем» надписи должен быть Александр Невский, которому и посвящен первый катрен стихотворения. Ломоносов не называет имени героя, пользуясь парафразом «святый и храбрый Князь». Выбранные поэтом эпитеты являются исторически точными определениями: «святый» — в 1381 году, на следующий год после Куликовской битвы, Александр Ярославович Невский был причислен к лику святых митрополитом московским и киевским8; «храбрый» — Александр Невский был талантливым полководцем, не проигравшим ни одного сражения.
С целью сращения материального текста (т.е. раки) и его комментирующей надписи Ломоносов традиционно использует указательное слово «здесь»: «<...> Князь здесь телом почивает»9. Кроме того, в этом стихе оговорено непосредствен-
3 Там же, 283
4 Хитров 1983, 202.
5 Ломоносов VIII, 1959, 996.
6 Там же, 996-997.
7 Там же, 491-493.
8 Фортунатов 2009, 63.
9 К подобному приёму Ломоносов прибегает в таких надписях, как «Сей гроб скрывает отрока.» (1742 г.); «Се образ изваян премудрого героя ...» (1750 г), «Се Елисавета, Петра Великаго Великая Дщерь.» (1762 г.); «Прекрасный видим здесь Екатерины взор» (1762 г.) и др.
ное назначение монументального сооружения: в нем находятся мощи великого князя.
Правда, второй стих, вводимый с помощью противительного союза «но», обесценивает это земное воплощение и обозначает вечную ипостась Александра Невского как небесного патрона «града сего», Санкт-Петербурга, что также является исторической реалией. Дело в том, что прагматика Петра Великого не исключала сакральную область, необходимую и в новом государстве: новой столице был нужен святой покровитель, причем из российского пантеона. Наиболее подходящей кандидатурой на роль христианского «genius loci», связывающего исторические, духовные, эмоциональные явления с Невским пространством, оказался Александр Невский, воин и святой в одном лице.
Пётр Великий возвёл почитание великого князя в официальный общегосударственный культ «после основания Санкт-Питербурха (1703) и Свято-Троицкого Александро-Невского монастыря (1710)»10, а с 1704 года Александр Невский «почитался покровителем нового города на Неве вслед за апостолами Петром и Павлом»11.
Отражение такого взгляда на Александра Невского как на «гения места» находим в следующем стихе: «И на брега, где он противных побеждал». Нева опять же не звучит, но однозначно вычитывается из пространственного указания «на брега». Однако эта строка является и элементом экфрасиса, т.е. словесным комментарием к барельефам саркофага, изображающим основные сражения под предводительством Александра, в том числе битву на Неве.
В следующей — четвертой — строке устанавливается не только пространственная связь (тело — рака — берега, где побеждал), но и персонально историческая: «И где невидимо Петру споспешствовал». Появление в надписи имени Петра более чем ожидаемо. Интересно то, что Ломоносов выстраивает перспективу исторической преемственности, начиная ее с древнерусского князя. В этой надписи происходит любопытное смещение Петра I с роли демиурга Новой России и тот самый процесс «спаивания» (Ю. М. Лотман) старой и новой культуры. Александр оказывается тем, кто помогает великому Петру. Но и эта строка потенциально экфрастична: пространственное указание «где», изоморфное указательному местоимению «здесь» в первой строке, объединяет двух великих российских правителей не только единым местом действия (Невские берега), но и местом нахождения мемориального сооружения.
В следующем катрене появляется третий исторический персонаж надписи — правящая императрица Елизавета, связанная с обоими предшественниками: с Петром Великим — родственными отношениями («Дщерь Его»), с Александром Невским — святостью (ср.: «святой» Князь/ Елизавета Петровна, которая являет «усердие святое»). Однако особый — экфрастический — фокус надписи представляет императрицу в новом качестве как инициатора «святого» дела, причем обозначает это Ломоносов прямо, без каких-либо метафорических изысков: «Сему Защитнику воздвигла раку в честь».
В финальном двустишии Ломоносов обозначает материал, из которого сооружена рака, и обстоятельства его появления: «первое сребро», найденное по-
10 Бегунов 1995, 168.
11 Фортунатов 2009, 63-64.
сле восшествия Елизаветы Петровны на российский престол (ср. в прозаической надписи: «<...> из первообретенного при Ея благословенной державе сребра»12. На сотворение раки было выделено более девяноста пудов высокопробного серебра, что, конечно, следует признать щедрым и благим жестом Елизаветы Петров-
Итак, данный ломоносовский экфрасис включает следующие черты: прямое называние предмета изображения («рака»); парафрастическое имя героя («святой и храброй Князь»), в честь которого она воздвигнута; указание на создателя (инициатора) этого сооружения («Дщерь» Петра); описание отдельных элементов раки, а также материала, из которого сделана гробница. Ломоносову удалось в восьми стихотворных строках описать великолепный мемориальный памятник, вписав это религиозно-культурное действо в мифоисторию России.
ЛИТЕРАТУРА
Ломоносов М. В. 1950-1959: Полное собрание сочинений: в 10 т. М.; Л.
Власов В. 2005: Новый энциклопедический словарь изобразительного искусства. Т. III. СПб.
Хитров М. 1983: Святый Благоверный Великий князь Александр Ярославич Невский. Подробное жизнеописание с рисунками, планами и картами. М.
Фортунатов В. В. 2009: Российская история в лицах. СПб.
Бегунов Ю. К. 1995: Житие Александра Невского. СПб.
M. V. LOMONOSOV'S INSCRIPTIONS FOR THE SILVER RELIQUARY OF ALEXANDER NEVSKY: ECPHRASIS PECULIARITY
S.N. Puzankova
The article, dealing with ecphrasis study, is based on tombstone inscriptions written by Lomonosov for Alexander Nevsky's tomb in 1750 and 1752. The author's primary consideration is the interaction of material factors (tombstone) and poetic texts (tombstone inscriptions).
Key words: Lomonosov, tombstone inscriptions, ecphrasis, Alexander Nevsky.
12 Известно, что рака с мощами Александра Невского была изготовлена из серебра, «которое было доставлено в Петербург с Колывано-Воскресенских заводов А. Н. Демидова, где серебро было открыто впервые в 1742 г., т.е. в первый год царствования императрицы Елизаветы» // Ломоносов VIII, 1959, 966.
© 2010
С. В. Рудакова
РОМАНТИЧЕСКИЙ КОНФЛИКТ В ЛИРИКЕ Е. А. БОРАТЫНСКОГО
(к постановке проблемы)
В основе художественного мировосприятия Е. Е. Боратынского лежит традиционное для романтиков критическое отношение к действительности. Столкновение в лирическом герое Боратынского чувства и рассудка, веры и истины, надежды и опыта заставляет осознать, что, возможно, единственный выход для него — бесстрастное и рассудочное отношение к жизни. Но для героя Боратынского «жизнь» и «волненье» хотя и не равнозначные, но, бесспорно, неотделимые друг от друга категории. Потому лирический герой Боратынского, наделенный сильными чувствами, живущий богатой внутренней жизнью, пребывающий в постоянных духовных метаниях, все же не может признать истинной жизнь, исполненную «безнадежности» и «покоя».
Ключевые слова: романтизм, Боратынский, конфликт, лирический герой, мечта, жизнь, волненье, покой.
В основе художественного мировосприятия Е. Е. Боратынского лежит традиционное для романтиков критическое отношение к действительности, обусловленное убеждением, что в мире есть две субстанции: материальная и духовная, определяющие непримиримое противоборство в человеке двух начал — «телесного» и «умственного»: «Земным ощущеньям насильственно нас / Случайная жизнь покоряет. / Но в искре небесной прияли мы жизнь, / Нам памятно небо родное1. Лирический герой Боратынского, с одной стороны, ощущает себя принадлежащим «высокой небесной гармонии», называя себя «жителем неба»2, утверждая, что «Ко благу пылкое стремленье / От неба было мне дано»3, а с другой стороны, понимает, что его желание одухотворить земной мир, избавив его от противоречий, оказывается невыполнимым. Со временем поэт осознает, что материальное не только не преображается под влиянием гармоничного духовного мира, но, напротив, подчиняет его своей власти. Более того, поэту открывается страшная истина — духовное бытие отравлено тлетворным влиянием жестокой действительности: «Знать миру явному дотоле / Наш бедный ум порабощен, / Что переносит поневоле / И в мир мечты его закон!»4 .
Художественное мироощущение Боратынского определяет появление в его творчестве системы антиномий. Так, духовное пространство раскрывается поэтом через такие категории, как «чувство», «мечта», «надежда», «вера», «поэзия», которые противопоставлены «рассудку», «реальности», «опыту», «истине», «холодности, прозаичности и вообще исключительному стремлению к практической деятельности»5. Последний из рядов понятий, по мысли поэта, являет собой непременное условие действительности.
1 Баратынский 1989, 78.
2 Там же, 87.
3 Там же, 140.
4 Там же, 153.
5 Киреевский 1911, 91.
