CC BY
16УДК 821.161.1-31 Крахт
НА ПЕРЕКРЕСТКЕ ЦИВИЛИЗАЦИЙ: ОТКАЗ ОТ МУЛЬТИКУЛЬТУРАЛИЗМА В (АНТИ)УТОПИИ К. КРАХТА «Я БУДУ ЗДЕСЬ, НА СОЛНЦЕ И В ТЕНИ»
Ю. Л. Цветков,
доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой зарубежной литературы, Ивановский государственный университет, 153025, г. Иваново, ул. Ермака, 39, +7 (4932) 30 02 91, e-mail: jzvetkow@mail.ru
Аннотация
Цветков Ю.Л. На перекрестке цивилизаций: отказ от мультикультура-лизма в (анти)утопии К. Крахта «Я буду здесь, на солнце и в тени».
Противоречивые суждения зарубежных и отечественных критиков о постмодернистском романе современного швейцарского писателя Кристиана Крахта (род. 1966) определили цель и методы исследования. Полемика Крахта с современными социологическими теориями, бытующими в странах Западной Европы и США, ведется в игровой и абсурдистской форме альтернативной истории Швейцарии. Автор подвергает практику европейского мультикульту-рализма остранению на нескольких уровнях текста: нарративном, образном и жанровом. Роман доказывает невозможность для безымянного африканца полного вхождения в иную цивилизацию. Испытав ужасы войны и дезертируя из армии Швейцарии, он восстанавливает потерянную идентичность на родине в Сомали.
Ключевые слова: постмодернизм, альтернативная история, мультикуль-турализм, национальная идентичность, игра, абсурд, эксплицитный и имплицитный нарратив, антиутопия, утопия, роман воспитания от первого лица.
Summary
Tsvetkov Yu.L. At the Crossroads of Civilizations: a Rejection of Multiculturalism in K. Kracht's (Anti)Utopia «I will be Here, in Sunshine and in Shadow».
Controversial views of foreign and domestic critics on the postmodern novel of the Controversial views of foreign and domestic critics on the postmodern novel of the contemporary Swiss writer Christian Kracht (born 1966) have defined the objective and the methods of the present study. Kracht's polemic with the current sociological theories
© Ю. Л. Цветков, 2015
prevalent in the countries of Western Europe and the USA is performed in a playful and absurdist form of an alternative history of Switzerland. The author subjects the practice of European multiculturalism to a defamiliarisation at several levels of the text: narrative, figurative and the level of genre. The novel demonstrates the impossibility for a nameless African to totally assimilate into a new culture. Having experienced the horrors of war and deserting from the army of Switzerland, he restores his lost identity in his native land of Somalia.
Keywords: postmodernism, alternative history, multiculturalism, national identity, game, absurd, explicit and implicit narrative, dystopia, utopia, novel of formation in the first person.
Кристиан Крахт - известный швейцарский немецкоязычный писатель и журналист. Детство он провел в Швейцарии, США, Канаде и на юге Франции, затем какое-то время жил в Центральной Америке и много путешествовал. Крахт - сын исполняющего обязанности генерального директора издательства «Аксель Шприн-гер». В 1993 году за репортаж «Меньше, чем ноль: беспризорные Лондона» Крахт был удостоен премии Акселя Шпрингера. Первый роман Крахта «Faserland» (1995) имел шумный успех, а с 1997 года Крахт работал корреспондентом журнала «Шпигель». Он путешествовал по Азии (Таиланд, Бангкок) и совместно с Экхартом Никелем опубликовал книгу путевых заметок «Каникулы навсегда. Самые приятные места мира» о 66 примечательных отелях, баров и кафе» между Аргентиной и Индонезией. В 1999 году вышел в свет сборник рассказов «Жёлтый карандаш» и сборник эссе «Месопотамия» о пребывании в азиатских странах. В 2001 году был закончен роман «1979» о событиях в Иране и Китае, а в 2004 Крахт исследовал Северную Корею. Затем вновь совместно с Э.Ни-келем он издавал журнал «Друг», в котором были собраны иллюстрации, короткие рассказы, эссе, стихи и интервью.
После 2001 года Крахт побывал в Гималаях, в Катманду (Непал) и Сан- Франциско. В 2005 году писатель посетил Афганистан и Парагвай. В этот же год появилась аудиокнига «Охотничье ружьё» японца Ясуси Иноуэ. В ней Крахт выступил в новой для себя роли рассказчика. После поездки Крахта в Танзанию (2007), вышел в свет роман «Метан» и аудиокнига «Завтрак у Тиффани» [5]. В сентябре 2008 года был издан роман «Я буду здесь, на солнце и в тени» (русский перевод 2009 года) [14]. Самым дискутируемым произведением Крахта является роман «Империя» (2012) о судьбе последовательного приверженца движения «за целостное об-
новление жизни» (Die Kqrperkultur- und Reformbewegung) в его конкретных поступках: переселении на небольшой остров, пропаганде нудизма, вегетарианства и кокосоедения. Закончил он свою жизнь безумием, оставаясь при жизни «достопримечательностью Южных морей», а затем был забыт на многие десятилетия.
Крахт-сценарист впервые дебютировал в кино вместе со своей женой - кинорежиссером Фрауке Финстервальдер в фильме «Finsterworld» (2013). В нем ясно звучит тема непреодоленного со времен войны прошлого, включая небольшую страну Швейцарию, пятая часть населения которой предпочитает проживать вне её территории. «Немецко-швейцарской болезнью» Крахт считает недостаток душевного тепла и любви [13]. Писатель и по сей день продолжает активную журналистскую деятельность. Он является обладателем премии города Вецлара за фантастические сочинения (2009), литературной премии кантона Берн (2012), литературной премии Вильгельма Раабе за роман «Империя» и премии немецкой кинокритики за лучший сценарий фильма «Finsterworld» [13]. В настоящее время Крахт живет с женой в Италии и Африке, а его книги переведены на десятки языков мира.
Известно, что Крахта считают весьма «надменным типом», эстетом из мира литературы и часто обвиняют в снобизме. Несмотря ни на что, Крахт является настоящим кумиром огромного количества читателей [6]. Современный автор выпадает из привычного писательского образа. Ему чуждо какое-либо затворничество, а его жизнь полна постоянных и дальних путешествий. Крахт являет собой пример экстерриториальности современного писателя. Сам автор относится к своим книгам, которые популярны во всем мире, с иронией, называя их «развлекательными» [5]. Однако это не так. Обладая широчайшим политическим и страноведческим кругозором, Крахт ставит в своих произведениях актуальные проблемы современного мира. Одной из таких проблем в романе «Я буду здесь, на солнце и в тени» является мультикульту-рализм - официальная идеология Европейского союза, которая оказывается несостоятельной по целому ряду причин.
Как считают некоторые критики, Крахт относится к родоначальникам «поп-литературы» или «нового дендизма». Его не без оснований причисляют к элитарной группе обеспеченных интеллектуа-
лов внутри поп-культуры, интеллектуалов, которые ограничивают себя и остальных посредством системы тончайших эстетических дифференциаций. Примечательно, что для него поп-культура означает постоянную трансформацию, реформирование динамического движения культурного материала и его социального окружения. Автор часто переходит привычные фиксированные границы: классовые, этнические и культурные [12, S. 59]. «Поп» предстаёт в виде тайного кода, который в тоже время является доступным для всех. При этом известно, что ярлык «поп-литература» писателю крайне неприятен, и он отказался от него в своей антологии малой прозы [7].
В одном из многочисленных интервью автор констатировал: «Мне кажется, что хорошее искусство - это такое искусство, которое приносит улыбку, а потом, когда придешь домой и подумаешь, разражаешься смехом» [7]. По мнению критика В.Ветерко-ва, Крахт в России становится автором, которого читает «понимающая публика». Причин для этого много и не последняя из них -экзотичность Крахта. По словам критика, мы начинаем уставать от африканских историй и банальных войн: «... от всяких «рудши-памуков», пишущих о том, как одно их племя тутси сожрало другое племя хуту и наоборот. Страдания экзотических племён и поиск бесконечных аналогий с собственной историей начинает доставать так же, как недавний ширпотребный магический реализм и водители-негры в белых перчатках» [7].
Крахт на этом фоне выглядит удивительно своеобразно. Швейцарец, который пишет по-немецки, периодически включает в свои тексты материалы о разных странах. Через Крахта они включаются в мировой политический и культурный контекст. Экзотично Крахт выглядит и для европейцев. По словам В.Ветеркова, в романе «Я буду здесь.» Крахт признал право включённости российской культуры в европейскую: «В своём произведении «Я буду здесь, на солнце и в тени» автор проворачивает тот же фокус, что провернул в своём «Береге утопии» Стоппард, то есть, в сущности, признал включённость и право на неё российской культуры в культуру европейскую. Правда, делает это несколько «трешево» [1]. Как считает критик, основной момент «включения» - это эксперимент в романе «Я буду здесь.» с Лениным, основателем Советской
Швейцарии. Понятно, что фактически Крахт признаёт некоторый мессианский характер революции. Но прикрепляет его не к России (в книге на её месте - заражённая пустыня), а к носителю идеологии - Ленину: «По сути, Крахт превращает Ленина в спасителя-космополита, которому не нужна Галилея для благой вести. Уже за одно это евро-коммунисты и российская прогрессивная «левая» общественность должны поставить Крахту памятник» [1].
К. Решетников, напротив, пишет об отсутствии в произведении Крахта политического посыла. По его мнению, это самая интересная особенность романа «Я буду здесь..»: «Крахт работает где-то на перепутье между мифом и классическим абсурдизмом. Читая эту книгу, несложно заметить изысканную вязь иллюзий: нити разного цвета и неодинаковой толщины тянутся и к детективно-антиутопическому «Фатерланду» Роберта Харриса, и к «Зимней войне в Тибете» Фридриха Дюрренматта, и к Оруэллу, и даже к Эрнсту Юнгеру с его высокохудожественными военными дневниками. Но Крахта ни в коей мере нельзя считать эпигоном кого-либо из перечисленных авторов. Просто он не хуже, чем они, умеет создавать иную реальность и при этом отчётливо чувствует, что глобальный мир и глобальная война - практически одно и то же» [8].
Отметим также суждение Е. Дьяковой. Она пишет о том, что вслед за романом «1979» о компании западных юношей и девушек в Тегеране времен исламской революции и культурной революции в Китае, а также повести «Метан» о войне цивилизаций вокруг газовой трубы, Крахт написал веселую и пародийную антиутопию «Я буду здесь...»: «Давным-давно, когда до Москвы добирались двадцать переводных романов в год, в каждом из них открывались бездны. Теперь, когда их выходит две сотни в месяц, ... то ли бездны измельчали, то ли смыслы примелькались. То ли читатель уже не может отпраздновать столько текстов: отравлен, как солями золота. И все же хроники швейцарской революции Крахта честно заработают свою жердочку в вольерах рейтингов» [2].
О. Рогов замечает, что роман Крахта «Я буду здесь.» не случайно вышел под эгидой издательства С.Минаева, высказывание которого красуется на обложке: «Дебютный роман Крахта «Faserland» стал отправной точкой для моего литераторства». По словам критика, издатель способствовал оперативному переводу
и изданию на русском языке нового романа Крахта. Перевод романа вышел в свет в «Издательстве Сергея Минаева «Литпром»: «Благодарный ученик способствовал оперативному переводу и изданию на русском нового романа своего учителя, и это не может не радовать, ведь многие книги интересных прозаиков выходят в России с непростительным запозданием» [9].
Свои предшественники были и у Крахта. Е. Дьякова считает, что Крахт числит среди учителей Пола Боулза. Если вспомнить роман «1979», можно увидеть такую же тягу к экзотическим и жутким феноменам чужих цивилизаций, а в романе «Я буду здесь...» автор нашёл удачный приём «отстранения» в самом сердце Европы - в Швейцарии: «Сто лет назад Ленин не вернулся в Россию, а остался делать революцию в Швейцарии, в чём и преуспел. Теперь мир поделён между воюющими Германией в союзе с Британией (империалисты) и Швейцарскими Советами, кооптирующими наёмников из Африки (коммунисты)» [2]. О.Рогов отмечает также, что читатель не найдёт в книге забавных или ужасных историософских игр, как это обычно водится в текстах подобного жанра: «Откровенно трэшевый сюжет тоже развивается довольно лениво, главное для Крахта - провести читателя по Ной- Берну, столице Швейцарской Советской Республики, потыкав его носом во всякие вкусные кошмары военного времени. Герои гадают по «И Цзин» и едят псилоцибиновые грибы, живут на заводах, переделанных в корабли и, в конце концов растворяются в некоем универсуме, который уже трудно назвать реальностью» [9].
Разнородные суждения критиков определили цель и методы настоящего исследования. Полемика Крахта с современными социологическими теориями, узаконенными в странах Западной Европы, ведется в причудливой и во многом абсурдистской форме, подвергая явление мультикультурализма остранению на нескольких уровнях художественного текста: нарративном, образном и жанровом.
Действительно, в романе Крахта «Я буду здесь.» автор создает альтернативную историю и прибегает, прежде всего, к абсурду и (анти)утопии, в которой наиболее интересен яркий образ рассказчика от первого лица. Как известно, термин «рассказчик» чаще всего обозначает инстанцию «субъективную», личную, со-
впадающую с одним из персонажей или принадлежащую миру повествуемых событий. В отличие от стилистически нейтрального «повествователя» рассказчик характеризуется специфическим, маркированным языковым обликом, что наилучшим образом подтверждает роман Крахта. В.Шмид предлагает различать два основных способа изображения нарратора: эксплицитное и имплицитное. По его словам, эксплицитное изображение основывается на самопрезентации нарратора. Он может называть свое имя, описывать себя как повествующее «я», рассказывать историю своей жизни и излагать образ своего мышления. Эксплицитное изображение не обязательно выражается в подробном самоописании. Уже само употребление местоимений и форм глагола первого лица представляет собой самоизображение. Если эксплицитное изображение является факультативным приемом, то имплицитное имеет фундаментальный, обязательный характер [10].
Примечательно, что Ф. Штанцель, рассматривая романы, написанные от первого лица, справедливо подчеркивал, что существует заметное отличие между «я»-рассказчиком, который повествует обо всех событиях и тем, как он переживает описанные ситуации: «В квазиавтобиографических «я-романах», в которых «я-рассказчик» становится центром всех событий, существует некое напряжение между переживающим события «я» и рассказывающим «я», что и определяет смысл всего романа [15, S. 31]. В таком контрастном напряжении «я» рассказывающего и «я» переживающего персонажа происходит действие романа Крахта.
Главный герой романа и рассказчик - безымянный африканец, повествующий о своем взрослении на африканской родине, о зрелых годах офицерской службы в Советской Швейцарии, ставшей для него поначалу страной обетованной. После мучительного прозрения истинного смысла существования рассказчик отказывается от внушенной ему идеи мультикультурализма и возвращается к своей родовой принадлежности - африканскому роду-племени. Он остроумно представлен в антиутопической реальности Западной Европы, которая имеет непосредственное отношение к современной европейской реальности, так как в ней заостряются самые актуальные проблемы мировой политики. Заключительная утопия Крахта - достижение героем истинного счастливого существова-
ния в Африке - подается в остранённом виде, с чертами игрового начала, абсурда и гротеска, следуя, в целом, жанровым особенностям немецкоязычного воспитательного романа. Можно отметить его главные аспекты в сопряжении с подробной характеристикой образа рассказчика.
С зачина произведения Крахта наблюдается, во-первых, контрастное смещение реального пространства. Автор меняет местами стороны света: вместо Востока с Советской республикой, основанной Лениным, в романе - центральное пространство Запада: Советская Швейцарская республика, которая ведет жестокую войну в течение более девяносто лет против немецко-фашистских войск в союзе с Британией и Турцией. Во-вторых, смещение происходит и по оси Юг - Север. Вместо привычного южного места обитания безымянного африканца - его романное пребывание в качестве партийного комиссара города Ной-Берна, который уполномочен Верховным советом Швейцарии арестовать некого поляка-еврея полковника Бражинского. В-третьих, безымянный персонаж восстанавливает связь с местом своего рождения - Африкой. Он идет по следам подозреваемого Бражинского, находит его, получает рану в левой стороне груди, а затем уплывает на корабле в Африку, прочь от европейской военной бойни, демонстрируя своим негероическим шагом не коммунистическую идею, а идею спасения человека в мирной природе. Так мрачная антиутопия длительного военного европейского хаоса сменяется для рассказчика утопическими картинами мирной жизни в Сомали.
Другое смысловое смещение касается общепринятого конструкта - представления о Швейцарии как стране свободы и нейтралитета. В романе Швейцария становится центром советской идеологии коммунизма. Любопытно, что герой-рассказчик «я»-романа - африканец, человек иной этнической принадлежности чем офицеры и солдаты швейцарской армии. Рассказчик в Швейцарии -чужак и борется за чужие идеалы и коммунистическую идеологию. В финале романа он отказывается от всего «чужого», ощущая свою принадлежность африканским корням.
В романе отсутствуют какие-либо портретные характеристики рассказчика, но есть две особенности его личности: меняющийся в концовке романа цвет глаз: от коричневого к ультрамари-
новому и необычное расположение его сердца - с правой стороны, благодаря чему он сохраняет себе жизнь в поединке с Бра-жинским. Образ рассказчика примечателен активной общественной позицией партийного комиссара. Во-первых, его офицерские обязанности весьма ответственны: поддержание порядка в городке, который находится недалеко от военных действий. Оперативную информацию он подробно записывает, что свидетельствует о его серьезности в достижении целей и в стремлении к точности в действиях. Его жизнь проходит на войне, для которой все рождаются и живут: «Было нужно, чтобы война продолжалась. Эта война была целью и смыслом нашей жизни. Для неё мы появились на свет» [4, с. 27].
Время для рассказчика словно застыло, и ничего нового и в жизни людей, кажется, не происходило. Главный персонаж не мог вспомнить, как выглядела природа прошлым летом, да и вспомнить что-либо из прошлого ему трудно, потому что всё стало безликим: «Исчезли времена года, цикличность жизни, время словно застыло, никаких колебаний, лунных фаз, шел девяносто шестой год войны. Как же все это было прошлым летом, а позапрошлым? А что было в последнее полнолуние? Река времени все смыла из памяти» (15).
Во-вторых, образ рассказчика немыслим без подробного изложения истории его детства и юности, как это принято в воспитательном романе. Автор знакомит читателя с законами суровой реальности Восточной Африки. Мальчик родился четвертым ребенком в маленькой африканской деревне. Его мать умерла родами. Поэтому он не знал ни материнской любви, ни заботы. Рассказчик уважал своего отца, образ которого являлся во снах. Он стал для сына проводником, за которым следует идти в жизни. В романе открывается причина гибели всех братьев: они стали солдатами и оказались в ипритовых полях буров. Только одному молодому африканцу удалось получить образование: научиться читать и писать от британских и португальских миссионеров, живших поблизости от деревни. Младшего сына отправили на обучение в военную академию в Блантайре, такая была традиция. Мальчику было всего четырнадцать лет, когда он стал рекрутом. Повод для вербовки вполне серьезный: для затянувшейся войны в Ев-
ропе нужны солдаты, поэтому швейцарские офицеры набирали молодых людей из густонаселенной Африки: «Для швейцарской войны были нужны хорошие солдаты и офицеры, а откуда их взять, как не из никогда не иссякающего потока африканских союзников» (79). Рассказчик научился читать и писать по-немецки, был целеустремлённым в учебе и умел хорошо общаться с сослуживцами.
В академии, где он учился, курсанты уважали швейцарских преподавателей, потому что те были корректны и надёжны, снисходительно относились к насмешкам над цветом кожи, прививали дисциплину, щедро кормили и давали новую веру. Главный герой был поражён скромностью швейцарцев. Самым заветным его желанием было стать как они. Герой поверил в новые идеалы, стремился подражать наставникам и во всем им соответствовать.
В-третьих, потеря африканской идентичности героем представляет в романе сложный процесс её последовательного обретения. Поначалу, вскоре после рекрутской вербовки, герой перестаёт разговаривать на родном языке и переходит на швейцарский. Следует подчеркнуть, что в этом обстоятельстве находится первый переломный момент жизни героя. Потеряв свой язык, забыв свою веру, герой почувствовал себя настоящим швейцарцем: «Спустя какое-то время уже и друг с другом мы разговаривали не на чива, а на швейцарском диалекте» (83-84). «В Блантайре я узнал о существовании мира ледников на севере, о справедливой войне, идущей там на до льдом и под ним, о братской борьбе швейцарских советских людей за справедливый мир, свободный от расовой ненависти и эксплуатации» (88-89). Рассказчик часто вспоминает тот момент в жизни, когда он впервые увидел снег на западном склоне Килиманджаро. Снег стал важным символом, последним рубежом к достижению цели - стать настоящим швейцарцем: «Мы набросились на него, мы слизывали снег, ели его, ступали по нему сапогами и рассматривали свои следы, кидались им друг в друга и, смеясь, лепили из него львов, и шары, и крокодилов <...>. Мы были швейцарцами. В тумане под нами кричали птицы, мы были как они» (95).
Примечательно, что герой испытывал уважение к благородной Швейцарии за то, что она давала шанс бедным африканским де-
тям стать швейцарскими офицерами и послужить во благо новой родине. Он первоначально верил в справедливость революции, верил, что с приходом коммунизма в стране станет меньше предателей и мир станет лучше. В своих рассуждениях о Швейцарской Советской республике он говорил, что её сила в человечности. Однако реальность войны свидетельствовала об обратном. Рассказчик столкнулся с жестокостью швейцарских офицерских нравов, с циничным отношением к пленным врагам. Военные швейцарской армии отвечали на агрессию и зло жестокостью. Один из них «гвоздями прибил одному пленному, раздетому догола немецкому солдату его же погоны к плечам, орудуя деревянным молотком. Потом этого окровавленного, визжащего и обезумевшего от страха немца привязали к липе и расстреляли» (28). Рассказчик не приемлет бесчеловечную жестокость к пленным, поскольку они уже сдались. Он подумал о том, сколько же людей было убито солдатами швейцарской армии, и стал корить себя за то, что не смог остановить этот ужас, ведь он, как комиссар, отвечал за действия своих подчинённых.
Наконец, наступившее прозрение рассказчика определяет его новое мироощущение и обретение потерянной идентичности: он чувствует себя не комиссаром швейцарской армии, а африканцем в лоне своей родины - Африки. В своем воображении он наслаждался жизнью: купался в ручьях, вечером дремал в рощах и под сенью деревьев, питался грибами, одуванчиками и травами. Он больше не был способен воевать. В этом другом, невоенном мире он стал прежним африканцем. Глаза персонажа изменили цвет, следовательно, изменился и его внутренний мир. Герой вновь почувствовал свободу. Для него наступило время тишины и спокойствия, время радости жизни: «Война - теперь она была далеко отсюда. Голубое-голубое небо, распускавшиеся повсюду прекрасные весенние цветы и уютное жужжание первых насекомых, которые, еще вялые после долгой зимы, насыщались энергией солнца, сидя на камнях у края дороги, - все это наполняло мою кровь могучей энергией, давно не подпитывавшей меня; ощущалось приближение лета, смягчение холода, таяние ледников, откровение нового времени, которое, пусть медленно и тягуче, но все же неудержимо прорывалось в мир» (205).
В финале романа рассказчик полностью порвал со своим военным прошлым: он жил в кронах деревьев, разговаривал с маленькими братьями, со старым целителем. Главный герой становится частью природы и частью человеческого сообщества. Он больше не раб войны и не её заложник. Он видел себя тем, кем хотел быть: писать книги: историю медовых муравьёв, энциклопедию лис, происхождение мира, подземных потоков. Момент уничтожения героем зонда становится символом подавления внутри себя принадлежности к швейцарской армии и обретения истинной идентичности. Герой увидел прошлое своего народа и своих предков. В итоге он отправился за своим будущим на корабле в Сомали.
Роман-антиутопия с элементами финальной утопии Крахта является не только подчеркнуто антимилитаристским романом, романом-предупреждением, но и поднимает важнейшие проблемы современной Европы: мультикультурализм, пропаганда европейских ценностей и технологий, специфика этнического понимания культуры и ментальности отдельного человека. Понятно, что надежда на коммунизм не оправдывается в романе, а игровая ситуация с перемещением мест Востока и Запада ещё раз подчеркнула величайшую роль Советского Союза в приостановлении Второй мировой войны, иначе бы она длилась столетия.
Воинствующий и богатый на военные изобретения Север и благодатная природа бедной и не всегда мирной Африки, выступают в романе резким контрастом эмоционального восприятия рассказчика. Они подчеркивают не столько различные жизненные установки, сколько невозможность полного вхождения в иную культурную среду и цивилизацию даже при наличии необходимых образовательных и воспитательных учреждений. Испытав ужасы войны и дезертируя из армии, молодой африканец не становится представителем «потерянного поколения». Своим личным неучастием в военных действиях он восстанавливает потерянную идентичность, ищет мира у себя на родине, находит его и ощущает себя счастливым человеком.
Разрушение хрестоматийных стереотипов Крахтом позволяет взглянуть на современную мультинациональную (эмигрантски ориентированную) и идеологически единую (в блоке ЕС) Европу в контексте более значимых мировых проблем. «Гражданин мира» Крахт
конструирует новую виртуальную историю Европы в духе постмодернизма, что создает интеллектуальную провокацию для читателя. Например, в статье «Ницше, генеалогия, история» М. Фуко писал: «Традиционные средства конструирования всеобъемлющего взгляда на историю и воссоздания прошлого как спокойного и неразрывного развития должны быть подвергнуты систематическому демонтажу. История становится «эффективной» лишь в той степени, в какой она внедряет идею разрыва в само наше существование» [Цит. по: 3, с. 76]. Антиутопия Крахта поднимает в подобном демонтаже ключевые проблемы Центральной Европы и отдаленных от неё стран, в данном случае - России и африканского континента, что позволяет автору, как и в предыдущих романах, мыслить не только масштабно географически, но и провоцировать читателя отказаться от «европоцентричности» и по-новому взглянуть на проблемы континента и роли России в контексте мировой истории и современности [11, с. 153].
Очень типичный эксперимент для современных тысяч африканцев, любыми способами переплывающими Средиземное море, по переселению в европейский «рай» заканчивается неудачей или смертью. Рассказчик в романе возвращается на родину по экзистенциальным причинам. Остро стоящая проблема мультикульту-рализма современной Европы не находит в романе своего подтверждения, но с такой точкой зрения не хочет считаться официальная Европа. Швейцарец Кристиан Крахт во многом играет в постмодернистском романе-бестселлере с реальным и воображаемым миром, с историческими фактами и историческими личностями. Роман демонстрирует в гипотетических литературных приемах не только широкий кругозор в области культуры, этнографии и мировой истории, но и представляет творчество писателя как непосредственный ответ на актуальные культурно-политические проблемы наступившего XXI века. Нежелание поднимать их со стороны правящих элит Европы и США придает роману Крахта особую востребованность у читателей.
Список использованных источников
1. Ветерков В. «Я буду здесь, на солнце и в тени». Антиутопия о том, что могло бы случиться, если бы Европа вовремя не от-
правила В.И. Ленина обратно в Россию [Электронный ресурс]. -Режим доступа: http://www.actualcomment.ru/book/282 (дата обращения 18.02 2012).
2. Дьякова Е. Роман К. Крахта «Я буду здесь, на солнце и в тени» [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http:// www.uisrussia.msu.ru/docs/nov/2012/14/apr.html (дата обращения 06.11.2012).
3. Ильин И. Постмодернизм. Словарь терминов. М.: ИНИОН РАН - INTRADA, 2001. 384 с.
4. Крахт К. Я буду здесь, на солнце и в тени: роман / пер. с нем. С. Горбачевской и Д. Лынника. М.: «Издательство Сергея Минаева "Литпром"»: Астрель, 2009. 223 с. (Далее цитаты по этому изданию с указанием страницы в скобках).
5. Крахт К. Биография [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.journalista.ru/kracht.php (дата обращения 15.04. 2013).
6. Крахт К. Биография. Библиография. Титулы, награды и премии. Экранизации. Ссылки. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.livelib.ru/author/5315 (дата обращения 07.05.2013).
7. Крахт К. Эстет из мира литературы [Электронный ресурс]. -Режим доступа: http://www.peoples.ru/art/literature/prose/roman/ christian_kracht (дата обращения 20.04.2013).
8. Решетников К. Новый роман Кр. Крахта [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.gzt.ru/229928.html (дата обращения 21.02.2012).
9. Рогов О. Кошмар в Советской Швейцарии [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.haskor.ru/article/koshmar v sovetskoj shvejtsarii 11421 (дата обращения 20.02.2011).
10. Шмид В. Нарратология [Электронный ресурс]. - Режим доступа: htpp://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Literat/shmid (дата обращения 02.02.2013).
11. Цветков Ю.Л. Образ России в романах «Я буду здесь, на солнце и в тени» К. Крахта и «Измеряя мир» Д. Кельмана // Проза Кристиана Крахта: коды постмодернизма: монография / под ред. Т.Н. Андреюшкиной и др. Тольятти: Изд-во ТГУ, 2015. С. 151-156.
12. Ernst Th. Popliteratur. Hamburg: Europäische Verlagsanstalt, 2005.96 S.
13. Kracht Ch. „Gott sagt: Dies geschieht" [Electronic Resource] - URL: http://www.zeit.de/2013/42/film-finsterworld-christian-kracht (дата обращения 10.10.2015).
14. Kracht Nh. Ich werde hier sein im Sonnenschein und im Schatten. München: Deutscher Taschenbuch Verlag, 2010. 149 S.
15. Stanzel F.K. Typische Formen des Romans. Göttingen: Vanderhoeck u. Ruprecht, 1993. 339 S.
