CC BY
36Opera musicologica. 2022. Т. 14. № 1. С. 10-33
СТАТЬИ
Научная статья
УДК 784.4; 78.071.2; 398.8
doi: 10.26156/OM.2022.14.1.002
Мужская певческая традиция в бассейне реки Мезень
Инесса Александровна Никитина
Российская академия музыки имени Гнесиных, Москва, Россия, nikins@mail.ru, https://orcid.org/0000-0001-6197-9505
Аннотация. В статье исследуется гендерная структура севернорусской музыкально-фольклорной традиции, расположенной на северо-востоке Архангельской области, в бассейне реки Мезень. Особое внимание уделяется вопросам фиксации мужского пения в этой традиции, которую в целом следует рассматривать как преимущественно женскую. Она ярко демонстрирует жанровую дифференциацию музыкального фольклора. К сфере мужского исполнительства здесь относятся прежде всего эпические жанры (былины, духовные стихи); все остальные, как обрядовые, так и не связанные с традиционными ритуалами — лирические, хороводные и плясовые песни, частушки — по большей части принадлежат женской вокальной культуре. Автор предпринимает попытку выяснить причины ограничений, касающихся мужского репертуара. Кроме того, в статье рассматриваются некоторые особенности мужского исполнительского стиля и певческой манеры (в частности, необычно высокая тесситура пения), определяется их специфика в разных локальных зонах мезенского бассейна. Проводится также первичное сравнение мужской певческой культуры Мезени с печорской и пинежской традициями, типологическое родство с которыми обусловлено географическими, историческими, экономическими и социокультурными факторами. Исследование опирается на обширный корпус архивных и изданных полевых материалов, собранных в бассейне Мезени в течение ХХ века с интервалами в 20-30 лет, что позволяет оценить динамику местной традиции.
Ключевые слова: Русский Север, музыкальный фольклор, гендерные исследования, мужское пение
Для цитирования: Никитина И. А. Мужская певческая традиция в бассейне реки Мезень // Opera musicologica. 2022. Т. 14. № 1. С. 10-33. https://doi.org/10.26156/0M.2022.14.1.002.
© Никитина И. А., 2022
Opera musicologica. 2022. Vol. 14, no. 1. P. 10-33
ARTICLES
Original article
doi:10.26156/OM.2022.14.1.002
The Tradition of Male Singing in the Mezen River Basin
Inessa A. Nikitina
Gnesin Russian Academy of Music, Moscow, Russia, nikins@mail.ru, https://orcid. org/0000-0001-6197-9505
Abstract. The article examines the gender structure of the North Russian tradition of musical folklore, located in the northeast of the Arkhangelsk region, in the Mezen river basin. Particular attention is paid to the issues of fixation of male singing in this tradition, which in general should be considered as predominantly female. It vividly demonstrates the genre differentiation of musical folklore. The sphere of male performance here includes mainly epic genres (epics, spiritual poems), the leading performers of all the other genres (both ritual and those not related to traditional rituals — lyric, round and dance songs, ditties) being girls and women. The author attempts to find out the reasons for the restrictions concerning the male repertoire. In addition, the article examines some of the features of the male performing style and singing manner (in particular, an unusually high tessitura of singing), and determines their specificity in different local zones of the Mezen basin. The article also gives a primary comparison of the male singing culture of the Mezen with the Pechora and Pinega traditions, revealing their typological relationship, which is due to geographical, historical, economic and socio-cultural factors. The study is based on an extensive database of archival and published field materials collected in the Mezen basin during the twentieth century at intervals of 20-30 years, which allows us to assess changes in local tradition.
Keywords: Russian North, musical folklore, gender studies, male singing
For citation: Nikitina I. A. The Tradition of Male Singing in the Mezen River Basin. Opera musicologica. 2022. Vol. 14, no. 1. P. 10-33. (In Russ.). https://doi.org/10.26156/0M.2022.14.L002.
© Inessa A. Nikitina, 2022
Инесса Никитина
Мужская певческая традиция в бассейне реки Мезень
Соотношение мужской и женской певческих традиций исследователи считают одним из важнейших и очевидных параметров дистрибуции русских музыкально-этнографических регионов1. Вместе с тем в исследовании песенной культуры Русского Севера столь важному аспекту уделяется недостаточное внимание, обнародованы лишь некоторые, самые общие наблюдения. Современная фольклористика все больше склоняется к тому, чтобы рассматривать севернорусский регион как этнокультурный массив, сложившийся в условиях доминирования женского пения: «Для Севера характерна высокая сохранность архаических форм женской традиции, в то время как мужская песенная культура характерна для них в меньшей степени» [Дианова 2011, 257]; «Одной из определяющих характерных черт архангельской народной песенной культуры является то, что только на русском европейском Севере, в частности на территории бывшей Архангельской губернии, бытовала и бытует традиция женского хорового исполнительства» [Иевлева 2005, 150].
Привлечение широкого круга архивных данных, накопленных в процессе тщательного полевого изучения тех или иных севернорусских территорий, открывает возможность более детальной и углубленной разработки вопросов традиционного исполнительства. В предлагаемой работе, выполненной в русле развернувшихся в последние десятилетия гендерных исследований в фольклористике, отражены наблюдения над мужской певческой культурой яркой музыкально-фольклорной традиции, сформировавшейся на северо-востоке Архангельской области, в бассейне реки Мезень.
В силу того, что во всех известных ранних публикациях по этой региональной традиции отсутствуют и нотные транскрипции, и паспортизация образцов, в том числе и сведения об исполнителях [Ефименко 1878, 50-97; Киреевский 1917, 8-29], изучаемый материал ограничен экспедиционными записями, осуществленными уже в XX веке. Соответственно и заключения, сделанные на основе данного материала, характеризуют
1 Дорохова Е. А., Енговатова М. А. Региональные песенные системы как объект структурно-типологических исследований : доклад на этномузыкологическом семинаре в Доме творчества композиторов «Руза». МЭЦ РАМ. Рукописный архив. Ед. хр. 129. [Москва], 2001. [Машинопись]. С. 6.
традиционное исполнительство прежде всего в этот период, на более раннее историческое время они могут быть распространены лишь гипотетически, с большой долей условности.
Предпринятое исследование мужской исполнительской культуры опирается на обширный корпус архивных и изданных полевых материалов, собранных на Мезени с интервалами в 20-30 лет, что позволяет оценить динамику местной традиции. Это, в первую очередь, данные целевой экспедиции по фиксации эпических жанров, предпринятой Александром Дмитриевичем Григорьевым в самом начале XX столетия, и комплексного обследования территории в 1928 году, участниками которого были сотрудники Государственного института истории искусств, этномузыко-логи Евгений Владимирович Гиппиус и Зинаида Викторовна Эвальд2. Более поздние временные срезы представлены результатами состоявшихся на рубеже 1950-1960-х годов двух экспедиций Пушкинского Дома, где аудиозаписи проводились Флавием Васильевичем Соколовым и Всеволодом Владимировичем Коргузаловым3, и, наконец, объемной коллекцией архива Музыкально-этнографического центра имени Е. В. Гиппиуса Российской академии музыки имени Гнесиных (далее — МЭЦ РАМ), собранной преподавателями, сотрудниками и студентами в последней чет-
4
верти прошлого века .
Особый интерес вызывают данные ранних экспедиций, работавших в мезенском регионе, и прежде всего это звукозаписи музыкального фольклора, сделанные Гиппиусом и Эвальд. Именно в 1928 году состоялась первая масштабная аудиофиксация всех бытующих на Мезени традиционных вокальных жанров, причем с максимальным охватом исполнителей разных гендерных и возрастных групп.
При изучении этих материалов возникает целый ряд вопросов, связанных с мужским исполнительством в регионе. Почему в сеансах звуко-
2 Фонограммархив Института русской литературы (Пушкинского Дома) РАН (далее — ФА ИРЛИ). Коллекция 6. ФВ 272-427.
3 ФА ИРЛИ. Коллекция 287. МФ 381-435.
4 Архив МЭЦ РАМ. 1966 г. Ф. П84 (рук. И. Истомин); 1975 г. Ф. 179-182к (рук. В. Тро-хин); 1977 г. Ф. 1205-1208 (рук. С. Игнатьева); 1978 г. Ф. 1301-1305, 1333-1337 (рук. С. Игнатьева); 1981 г. Ф. 258-266к (рук. В. Федорова), Ф. 1779-1783 (рук. М. Енговато-ва); 1982 г. Ф. 1869-1877 (рук. М. Енговатова), Ф. 734-751к (рук. Е. Кустовский); 1983 г. Ф. 785-794к, 1993-1997, 2027 (рук. М. Енговатова), Ф. 1982-1988 (рук. О. Пашина), Ф. 2075-2080 (рук. В. Мамаева); 1984 г. Ф. 1063-1064к, 2109-2125, 2130-2136, 2169-2172 (рук. М. Енговатова); 1985 г. Ф. 2208-2215 (рук. И. Никитина), Ф. 2258-2272, 3406 (рук. М. Енговатова); 1986 г. Ф. 1065-1083к, 2447-2456 (рук. М. Енговатова), Ф. 2373-2378 (рук. В. Листочкина); 1987 г. Ф. 1101-1112к, 2642-2657 (рук. М. Енговатова); 1988 г. Ф. 568-572к, 2819-2826 (рук. В. Листочкина), Ф. 2690-2695 (рук. М. Енговатова); 1989 г. Ф. 1096-1099к, 3035-3040 (рук. М. Енговатова); 2004 г. Ф. 2663-2670к (рук. О. Пашина).
записи участвовало сравнительно небольшое количество певцов-мужчин, а если их пение и фиксировалось, то далеко не во всех деревнях и селах? Чем можно объяснить незначительное число ансамблей смешанного состава? Почему от мужчин записано столь малое количество образцов и в чем причина столь ограниченного репертуара? Наконец, требуют осмысления и некоторые особенности мужского исполнительского стиля и певческой манеры, в частности, необычно высокая тесситура пения, отмеченная в некоторых записях.
Как представляется, ответы на эти вопросы лежат в области структуры и специфики местной исполнительской традиции в целом. В ней, как и во многих других на Русском Севере, очевидна тенденция к гендерной дифференциации жанров музыкального фольклора: к женским здесь, безусловно, относятся не только обрядовые и календарно приуроченные жанры, но и неприуроченные — к примеру, лирические и плясовые песни; сфера же преимущественно мужского исполнительского искусства представлена только эпосом, прежде всего былинами и духовными стихами. Доминирование женской певческой культуры проявляется и в той значимой роли, которую играли именно женщины в сохранении мезенской музыкально-фольклорной традиции, в том числе, как оказалось, и эпической. Примечательно также, что хранителями традиционного фонда здесь были не замкнутые ансамбли мастеров или отдельные солисты, культивировавшие виртуозные, мелодически развитые формы напевов, что, например, Е. В. Гиппиус отмечал в некоторых зонах южной Архангельщины или западной Вологодчины, а «открытые», преимущественно женские коллективы с незакрепленным составом, представлявшие, по определению ученого, местный обиходный стиль пения [Гиппиус 1979, 6].
Каково же участие мужчин в сохранении мезенской музыкальной культуры? Как отмечалось, мужская певческая традиция связана с жанрами сказового типа. Не случайно исполнение былин на Мезени нередко определялось как «старину / старину сказать», а отдельные образцы могли именовать «сказками». Почти исключительно мужскими являются и нарративные жанры устного фольклора — легенды, предания и сказки.
Главенствующую роль мужчин в исполнении старин демонстрирует, конечно же, собрание А. Д. Григорьева, который в 1901 году довольно плотно обследовал нижнюю и среднюю Мезень до Большой Нисогоры, записав около 100 образцов жанра с развернутыми текстами от 37 исполнителей, большинство из которых знали не по одному тексту, а отдельные сказители — 10 и более [Былины Мезени 2003, 50]. Культивирование эпоса преимущественно в мужской среде, по мнению филолога-фольк-
лориста, было обусловлено промысловой деятельностью. Примечателен и обычай «воздержания от песен» во время промысла, что, вероятно, предопределило приоритетное положение у мужчин именно жанра былин: «Поют их главным образом во время путей, во время рыбной ловли по дальним рекам и во время охоты, когда благодаря разным обстоятельствам бывает много свободного времени; в путях, когда недели две нельзя выйти в море из-за противного ветра в море, хозяева и рабочие заставляют знатоков петь старины» [Григорьев 2003а, 29-30]. Отмечает Григорьев и запрет на звучание песен в домах: по словам дорогорских сказителей, «в деревне в избах не позволяют петь песни, а только старины; поэтому они с братом поют [старины], а другие подтягивают» [Григорьев 2003Ь, 113]. Кстати, собиратель неоднократно фиксировал групповое исполнение былин и считал его вполне традиционным для Мезени. Вместе с тем интересно, что в экспедиции 1901 года среди 37 сказителей было 11 женщин, и это не случайно: уже на тот момент они играли заметную роль в сохранении эпической традиции.
Григорьев застал стадию активного бытования эпоса, на этом основано его заключение: «старины здесь продолжатся еще долго» [Григорьев 2003а, 30]. Однако ситуация изменилась уже к 1928 году, когда в верхнем и среднем течении Мезени работала группа специалистов Государственного института истории искусств. Учет всех материалов экспедиции, в том числе рукописных, показывает, что записи проводились от 17 сказителей, в том числе от двух женщин. Однако, поскольку этномузыколо-ги (Е. В. Гиппиус, З. В. Эвальд) и филологи (А. М. Астахова, Н. П. Колпа-кова, И. В. Карнаухова, А. И. Никифоров и И. М. Левина) часто работали раздельно, на фонограф оказалось зафиксировано только 11 старин5 от 8 мужчин.
Возможно, незначительное количество эпических образцов объясняется и тем, что в зоне собирательского и научного приоритета Гиппиуса на тот момент находились лирические песни, которые не входили в основной мужской репертуар. Помимо былин, эта экспедиция сохранила еще и около десятка записанных на фонограф духовных стихов в исполнении мужчин, а также единичные образцы лирических песен от ансамблей смешанного состава.
Спустя 30 лет, в 1958 и 1961 годах, ускорившееся угасание эпической культуры наблюдали участники экспедиций Пушкинского Дома, повторно прошедшие ранние мезенские маршруты, а также обследовавшие
5 См.: [Былины Мезени 2003, 433-435, 443; Былины Мезени 2004, 33-34, 90-92, 241-243, 350, 610-611; Былины Мезени 2006, 119, 126].
самый крупный левый приток Вашку. Как писала Н. П. Колпакова, «потомки певцов, исполнявших былины А. Д. Григорьеву и А. М. Астаховой, вымерли или переняли только незначительную часть богатого наследия отцов и дедов» [Колпакова 1967, 31]. Многие сохранили в памяти лишь фрагменты старин, кто-то воспроизводил только поэтические тексты или пересказывал содержание в прозаической форме: «Некоторые старухи, которым уже под восемьдесят, помнят отрывки былин» [Колпакова 2002, 300]; «Ни в Печище, ни в Кильце нет ни малейших воспоминаний о былинах и былинщиках времен Григорьева. Былин настоящих нет. Есть отдельные фрагменты, зачины без концов и концы без зачинов. Есть воспоминания о былых мастерах-сказителях, да и то смутные» [Колпакова 2002, 305]. Как следствие, аудиозаписи эпических образцов немногочисленны, правда, в некоторых селах собирателям все же удалось зафиксировать ансамблевое исполнение былин. Показательно и то, что к этому времени произошел переход эпического репертуара из преимущественно мужской среды в преимущественно женскую: больше половины из тех, кто так или иначе помнил старины, — женщины.
Причин столь стремительного угасания традиции немало: и смена социально-бытового, хозяйственного уклада деревни, и отход от артельной деятельности промысловиков, в кругу которых когда-то распространялись старины. Это и преследование за их исполнение как не соответствующее новой идеологии советской эпохи: «По всей Мезени и Вашке в 1930-х годах очень сурово прокатилась волна запрета всякой старины: были сломаны старинные часовни и церкви; за приверженность к старине — пение былин или духовных стихов — виновные подвергались репрессиям; люди со страху жгли целыми кострами печатные и рукописные старые книги... Особенно боялись петь „старины", т. е. былины, так как в них поминались такие одиозные личности, как „князья-бояра", „князь Владимир" и другие подобные персонажи» [Колпакова 2002, 288]. «Не смели петь былины», — в середине XX века вспоминали мезенские старинщики [Колпакова 2002, 297].
В дальнейшем интерес собирателей к эпической традиции Мезени сохранялся, однако в 1970-1980-х годах участниками фольклорных экспедиций, в том числе и Государственного музыкально-педагогического института имени Гнесиных, оказались записаны лишь единичные фрагментарные образцы былинного эпоса. Чаще всего это были повторные фиксации от уже известных сказителей, реже записывали их потомков, причем опять же преимущественно женщин. Показателем того, что постепенно эпическая традиция стала переходить в сферу женского исполнительства (по крайней мере в деревнях от низовьев Мезени до Лешу-
конского), служат данные, опубликованные в мезенских томах «Свода русского фольклора»: из 135 указанных в них знатоков жанра только немногим больше половины — 74 сказителя — мужчины [Былины Мезени 2006, 573-576].
Что касается неэпических жанров музыкального фольклора, то мужское представительство в них весьма незначительно. Это подтверждают и давние наблюдения Н. П. Колпаковой, сделанные почти столетие назад: «На Мезени, как, впрочем, и на любой другой реке [Русского Севера], песня хранится главным образом женщинами... Теперь песня живет в деревне в устах женщин. Они привозят ее из родных мест, выходя замуж в новую деревню; они хранят ее, берегут. От матерей песни переходят к дочерям» [Колпакова 2002, 122]. И действительно, судя по аудиозаписям конца 1920-х годов, большая часть песенных жанров не входила в репертуар мужчин. Единичные образцы свадебных, плясовых, хороводных песен и частушек в мужском исполнении были зафиксированы позднее, в частности, экспедициями Пушкинского Дома на рубеже 1950-1960-х, гнесинцами — в 1970-1980-х годах, причем чаще в смешанных ансамблях, но иногда и в сольных версиях. Примечательно, что в большинстве подобных случаев мужчины не владели эпическим репертуаром.
Особого внимания заслуживают лирические песни, которые во многих русских традициях, прежде всего Юга России, казачьих и переселенческих, весьма репрезентативны и для женской, и для мужской исполнительской культуры. На Мезени же и этот песенный жанр оказался за пределами певческих предпочтений мужчин, утвердившись как почти исключительно женский. Может быть, это в какой-то мере является следствием упомянутого Григорьевым запрета на досуговое пение в домах? Вероятно, именно поэтому лирические тексты в публикациях мезенских фольклорных материалов, записанных в XIX веке, помещены под рубриками «науличные» или «уличные» песни [Ефименко 1878, 50; Киреевский 1917, 29].
На Мезени звучание лирических песен на открытом пространстве связано преимущественно с женской певческой культурой: их пели зимой во время уличных гуляний на Заговенье перед Великим постом, весной на берегу реки в период ледохода или на качелях с Пасхи до Вознесения, в молодежных хороводах-застенках на съезжих престольных праздниках. Есть, правда, редкие упоминания в полевых материалах 1970-1980-х годов о приуроченности лирики и к мужским традиционным практикам: «на озёрах пели, как невода закидывали» (МЭЦ РАМ. Ф. 1984-33), «за реку в лодке поедешь — всю реку пеёшь» (МЭЦ РАМ. Ф. 2264-140). Об этой уходящей в прошлое традиции свидетельствуют и гораздо более ранние
дневниковые записи 1928 года: «Мужчины поют гораздо меньше. Прежде, говорят, много певали на плотах. Весной, бывало, свяжут „караван" свежих смолистых бревен, возведут на плоту маленький шалаш из еловых веток и плывут по тихой полноводной реке, отталкиваясь шестами от берегов и мелей. Плывут день, другой... Паромщик лежит на животе на краю плота или в шалашике и тянет одну за другой „вековешные" продольные песни... Теперь на плотах поют мало» [Колпакова 2002, 122].
Вместе с тем примечателен комментарий одного из мезенских сказителей по поводу лирической песни с балладным сюжетом: «пустяковина, которую лишь девки поют» [Былины Мезени 2006, 226]. Вероятно, многие мастера эпической традиции относились к песенным жанрам с некоторой долей пренебрежения, воспринимали их как не заслуживающие исполнительского интереса.
Так или иначе, в экспедиционных материалах разных лет подавляющее большинство лирических песен записано от женских коллективов; мужские можно считать редчайшим исключением. И даже ансамбли смешанных составов, в которых к преобладающим женским голосам присоединяются обычно один-два мужских, для этого жанра являются редкостью. К примеру, в 1928 году мужчины были участниками лишь трех подобных ансамблей, притом что лирика составила основной массив аудиозаписей той экспедиции. В полевых материалах 1958 года смешанных ансамблей уже восемь, отличаются они своей камерностью — включают в себя до четырех-пяти человек. Гнесинская коллекция, охватывающая многие годы экспедиционной работы, содержит записи только четырех коллективов, в составе которых есть мужчина.
Примечательно, что в таких ансамблях лидирующая позиция по большей части принадлежит женщинам — именно они являются знатоками и запевалами местных лирических песен (пример 1). В отдельных случаях в этой функции выступает мужчина, как, например, в записях лирических песен в Азаполье, где безусловный лидер ансамбля — известный сказитель Иван Львович Шульгин6.
Сольных мужских версий лирических песен на Мезени зафиксировано немного. К примеру, в экспедиции 1928 года из 225 записей таковая лишь одна, в 1958-м сольно пели лирику восемь мужчин, но часто эти версии не отличаются исполнительским мастерством и сложностью лирического распева, в архиве МЭЦ РАМ подобного рода фонограммы вовсе отсутствуют. Преобладают в мужском репертуаре малораспевные образцы с рекрутскими, солдатскими или историческими сюжетами
6 См., например: [Песенный фольклор Мезени 1967, 106-107].
и лирика позднего стилевого слоя (пример 2). По мнению исследователей, проникать в певческую культуру Русского Севера они стали не более двух веков назад, и это обусловлено определенными историческими и социальными факторами: «„Мужские" жанры начали появляться в XIX веке, когда северяне стали активно призываться на службу в царскую армию и возвращаться после службы домой. Так в народном репертуаре появились „завезенные" солдатские и исторические песни, исполняемые мужчинами» [Иевлева 2005, 150].
Мужчин, виртуозно владеющих стилем протяжного пения, исполняющих широкораспевные песни в развитых мелодико-ритмических формах, можно отнести скорее к исключительным явлениям мезенской традиционной культуры. Безусловно, таковым следует считать певческое искусство уроженца Пылемы Михаила Николаевича Мякушина (1889-1971), Ивана Николаевича Бутакова (1886 года рождения) из Кильцы, Ивана Львовича Шульгина (1890 года рождения) из Азаполья (пример 3). Их уникальность заключается и в том, что они обладали обширным репертуаром, в котором были представлены практически все известные на Мезени музыкально-фольклорные жанры.
Но столь ярких личностей в мезенской певческой культуре — единицы. Судя по известным архивным и опубликованным материалам, за столетие экспедиционной работы в регионе было записано лишь пять-шесть мужчин, которые в равной степени владели и мужскими, и женскими жанрами музыкального фольклора, являясь не только хранителями эпоса, но одновременно и исполнителями самых разных песенных образцов. Помимо упомянутых выше М. Н. Мякушина и И. Л. Шульгина, это Евдоким Кириллович Сахаров (1876 года рождения) из Дорогорского, Александр Никитович Спешов (1882 года рождения) из Юромы, Павел Петрович Сауков (1904 года рождения) из Койнаса. Кроме того, разными экспедициями осуществлены записи нескольких певцов, исполнявших песни женского репертуара только в смешанных ансамблях, причем, еще раз подчеркнем, они не проявили себя как носители эпической, собственно мужской традиции.
Как представляется, усвоение мужчинами женских жанров во многом связано с формированием их певческого мастерства в женской среде. Подтверждением этому могут служить воспоминания о постижении местной традиционной культуры того же М. Н. Мякушина или, в более позднее время, Василия Изосимовича Алимова (1957 года рождения), уроженца Чуласы, а ныне здравствующего запевалы лешуконского коллектива. В своих автобиографических заметках Михаил Николаевич рассказывал: «С малых лет любил я слушать и запоминать народные песни, которые
пели на нашей родине. Хорошо пели и много знали песен. Как то: старины, солдатские, лирические, провожальныя, встречальныя, святочные, свадебныя, круговые, застеночные, игрищенские, улочные, плясовые и мн. др. Пели и на свадьбах, и на помочах, и на Петровщине, на пирах, на братчинах, на катушках. Слушал я эти песни с жадностью, и запоминал» [Цит. по: Якубовская 2014, 76]; «На всех работах у нас в народе любили петь. Я внимательно прислушивался ко всем песням, на всякой работе, и сам пел. Пел всегда, и пел так, как пели хорошие мастера, подражая им, чтобы ни один мотив не исказить. А самым лучшим моим учителем и мастером была моя мать Фекла Никифоровна» [Мяку-шин 2016, 32]. Недаром Михаил Николаевич был известен как едва ли не единственный на Мезени знаток сугубо женской причетной традиции: «Наблюдательность и исключительная память позволили ему [Мякуши-ну] перенять и запомнить даже такие элементы традиционной культуры, как напев свадебного хорового причета девушек, что было доступно далеко не каждому мужчине. . Тексты причетов передаются с обстоятельностью, которой могла бы позавидовать знатная деревенская „при-читальница"» [Мякушин 2016, 5].
Сходным образом, через погружение в звуковой мир местных песель-ниц, протекало становление исполнительского мастерства В. И. Алимова: «Голосом меня мама наградила, певунья была. Я ещё маленьким был, а уж петь хотелось. Слов не знал, а что от старших запоминал, в одну песню складывал. Бабушка тут огромную роль сыграла. Дом её всегда открыт, певуньи часто собираются. Бывало, подзовут: „Ну-ка, Вася, иди сюда, песенку научим петь". И когда на наш манер на голосах песню-то начнут поднимать, у меня в душе ровно что всколыхнётся. Потом бабушка каждое слово объяснит, о прошлом житье расскажет. В песне-то я и заплаваю, запою» [Цит. по: Исаенкова 2012, 49].
Безусловный интерес вызывают исполнительские аспекты, касающиеся мужской певческой традиции: тембровая окраска голосов, их тесси-турные характеристики, а также соотношение с женскими голосами в структуре смешанных ансамблей.
По предварительным наблюдениям, основанным на доступных материалах, при сравнении музыкального фольклора разных зон мезенской традиции можно наблюдать определенные различия в певческой тесситуре певцов-мужчин. В поселениях, расположенных в нижнем течении реки, и образцы эпоса, и песенные жанры они поют в довольно низком, баритоновом регистре — начиная от с-е малой октавы, иногда даже ниже — с захватом смежных звуков большой октавы [Песенный фольклор, 104-105, 301-302] (примеры 3, 4). При этом в смешанных ансамблях
естественно возникает октавное удвоение голосовой линии (пример 5), а при двухрегистровом женском пении — утроение.
В Лешуконском же районе, примерно от Малой Нисогоры и выше по течению Мезени (до границы с коми), певческая тесситура, как правило, теноровая: напевы обычно звучат от середины малой октавы или выше (/-и), то есть в тесситуре женских толстых голосов и в октаву с тонкими в коллективах смешанного состава (примеры 1, 6).
Правда, при исполнении образцов эпического фольклора в некоторых селах Лешуконии мужские голоса могут звучать немного ниже, чем в песенных жанрах. Так, например, ценогорский певец Гаврило Михайлович Семёнов (1871 года рождения), которого записывали ленинградские собиратели в 1928 году, рекрутскую песню «Мы во Питере, братцы, бывали» исполнял от и$ (пример 2), а былину «Старину сказать да старопреж-ною» и небылицу «Под горою-то Ёршик идёт» в более низкой тесситуре — от е-/. В целом же заметна тенденция к повышению вокальной мужской тесситуры при пении в смешанных ансамблях, по сравнению с редкими сольными версиями. Иногда, как в аудиозаписях той же экспедиции в Лебском, мужчины не выходят и за пределы первой октавы, по крайней мере в лирических песнях (пример 7). Кстати, судя по ранним записям 1928 года, в этом можно усмотреть сходство с традиционным мужским пением в сопредельных селах коми, где певцы-мужчины и в смешанных ансамблях (пример 8), и в сольных версиях поют чрезвычайно высоко.
Непривычно высокое звучание мужских голосов в верховьях «русской» Мезени иногда воспринимается как женское пение толстыми голосами, настолько оно темброво нейтрально. Думается, в этом проявляется некое подстраивание мужского пения под доминирующее женское исполнительство. Не случайно в одной из гнесинских экспедиций 1980-х годов местные жители, настойчиво направляя собирателей к хорошо поющему, по их мнению, мужчине, говорили: «Он так хорошо поет, высоко, по-бабьи!»7 Можно допустить, что именно такое мужское пение воспринималось как эталонное.
Вероятно, в этом же ключе нужно рассматривать и уникальный образец, записанный в том же Лебском в 1928 году. В лирической песне, исполненной квинтетом смешанного состава, двое мужчин, как представляется, в подражание женскому певческому стилю, пели запредельно высоко — фальцетом во второй октаве, где звучали тонкие голоса женщин. Показательно, что в неоднородных коллективах в подавляющем большинстве исполнительских версий запевают именно женщины, тогда
7 Из воспоминаний М. А. Енговатовой о мезенской экспедиции 1987 года.
как при запевах мужчин (такие записи редко, но встречаются) зачастую в ансамбле не выстраиваются чистые вертикали и кто-то из участниц поет не в октаву или унисон, а в иные, случайные интервалы.
Обращает на себя внимание и то, что одни и те же певцы могут изменять тесситуру: при сольных женских запевах они поют выше, сами же запевают на терцию-кварту ниже. Или же в части песен их голоса звучат в одном регистре с женскими, а в других, при слишком высокой тесситуре, дублируют их в нижнюю октаву. К примеру, Игнатий Философович Сидоров (1894 года рождения) из Ценогоры в смешанном ансамбле большую часть лирических образцов пел в теноровом регистре (от g-a), в унисон с женщинами (пример 1), а когда запевала заметно подняла тесситуру, его голос опустился глубоко вниз и стал звучать в октаву с женскими.
Конечно, исследование исполнительской проблематики, связанной с мужской певческой традицией на Русском Севере, требует дальнейшего продолжения и более глубокого осмысления. На данном этапе изучения аудиоматериалов, зафиксированных в бассейне Мезени в XX веке, эта региональная севернорусская традиция демонстрирует очевидную тенденцию к гендерной дифференциации репертуара и доминированию женской певческой культуры, вобравшей в себя и традиционно мужские жанры. Мастерицы на все руки, «амазонки» Русского Севера стали и главными хранительницами традиционного музыкального наследия.
У исследователя традиционной вокальной музыки Мезени неизбежно возникает вопрос о мужской исполнительской культуре в смежных региональных зонах, прежде всего в традициях Печоры и Пинеги. Как показывают опубликованные материалы, здесь можно наблюдать сходные явления.
Так, на Печоре в мужском репертуаре безусловно доминируют эпические жанры, а из песенных также преобладает лирика8. Интересно, что и здесь лирические песни к концу XX века почти полностью ушли из сугубо мужской исполнительской практики, что еще встречалось в экспедициях 1950-х годов, и стали фиксироваться либо в женских, либо в смешанных коллективах. Кроме того, в печорской традиции также заметны аналогичные мезенским тесситурные различия в пении мужчин при сравнении двух локальных зон — верховий русской Печоры и ниже Усть-Цильмы. Вероятно, такие пересечения обусловлены сложившимися
8 См.: Песни Печоры / изд. подгот. Н. П. Колпакова, Ф. В. Соколов, Б. М. Добровольский. Москва ; Ленинград : Изд-во Академии наук СССР, 1963. 459 с.; Традиционная культура Усть-Цильмы. Лирические песни / сост. Т. С. Канева, А. Н. Власов и др. Москва : Гос. респ. центр русского фольклора, 2008. 350 с.
историческими контактами населения в соседних региональных традициях, а также, возможно, их расположением на этнокультурном пограни-чье — по соседству с селами коми.
Ситуация на Пинеге имеет свои незначительные отличия. В этом регионе уже ранние экспедиции Государственного института истории искусств 1927 и 1930 годов показали, что все неэпические жанры сохранялись исключительно в женской среде9. В исполнении мужчин фиксировались только лирические песни, да и то преимущественно при их участии в коллективах смешанного состава. Не случайно Н. П. Колпакова в своих записях по следам мезенской экспедиции отмечает: «То, что на Пинеге знали отдельные, особо „певкие" жёнки и старухи, тут [на Мезени] знают очень многие. Здесь поют не только женщины, но и многие пожилые мужчины» [Колпакова 2002, 106]. Показательно, что и сегодня пинеж-ские старожилы, еще заставшие певцов-мужчин в 1960-1970-е годы, подтверждают, что их певческое искусство было ярким, но не самодостаточным, они, при желании, пели только вместе с женщинами, следуя за ними в общем ансамбле.
Таким образом, изучение мужской певческой традиции Мезени и ее беглое сравнение с иными севернорусскими культурами позволяют определить особенности ее бытования, выявить степень влияния женского вокального искусства, наконец, еще раз подтвердить гендерные доминанты в музыкальном фольклоре региона. Такой фокус исследования дает возможность по-новому осмыслить черты сходства и различия музыкально-фольклорных традиций Русского Севера, что может быть обусловлено миграционными процессами, протекавшими в эпоху освоения северных территорий, и вероятными контактами с певческой культурой коренного населения.
9 См.: Гиппиус Е. В. Культура протяжной песни на Пинеге // Крестьянское искусство СССР. Искусство Севера. Т. 2: Пинежско-мезенская экспедиция. Ленинград : Academia, 1928. С. 98-116; Песни Пинежья: материалы фонограмм-архива, собранные и разработанные Е. В. Гиппиус[ом] и З. В. Эвальд. Кн. 2. Москва : Музгиз, 1937. 590 с.
Пример 1. Лирическая песня «Калинушка с малиною лазурьёвой цвет», с. Ценогора Лешуконского района Архангельской области Example 1. Lyric song "Kalinushka s malinoyu, lazurevoy tsvet" ["Viburnum with raspberries, azure color"], Tsenogora village of Leshukonsky district of the Arkhangelsk region
«,tJ;66 . = --—
m
И ла_ зу
рьё _ вой цвет
да..
FE
Што не _ ве _ сё _ ла
да бе _ сё... бе _ сё _ ду _ шка,
где ми
во дру _ жка нет.
} Lf^WЫШ 'Ы?1 ШIИJw
Пример 2. Рекрутская песня «Мы во Питере, братцы, бывали», с. Ценогора Лешуконского района Архангельской области Example 2. Recruiting song "My vo Pitere, brattsy, byvali" ["Weve been to St. Petersburg, brothers"], Tsenogora village of Leshukonsky district of the Arkhangelsk region
Ай, да мы во Пи _ те_ри, бра.тцы, бы_ ва
ли, эи.
по всим ра _ з _ ны-то бы_ло го _ ро _ дам,
г4г— II
т Р р;Р Е Р ■ Г ^ Г ^ У ^ Р — ' у
вни, эи,
Пример 3. Протяжная песня «Что никто-то ле про то не знат да не ведат», д. Азаполье Мезенского района Архангельской области Example 3. Lyric song "Chto nikto-to lepro to ne znat da ne vedat" ["That no one knows about it and does not know"], Azapolye village of Mezen district of the Arkhangelsk region
Пример 4. «Женатое» виноградье «Не во далечем-далечем, во чистом было поле», д. Жердь Мезенского района Архангельской области
Example 4. "Married" vinograde "Ne vo dalechem-dalechem, vo chistom bylo pole" ["Not far, far away, it was in a clean field"], Zherd village of Mezen district of the Arkhangelsk region
Тут сто я _ ла- то я _ бло.ныса ку _ дря _ вча _ та _ я да,
ви _ но гра _ ди _ ё крас но - зе _ ле _ нно _ я
о^ Пример 5. Протяжная песня «По вёсны было, по вёсны красноей», д. Азаполье Мезенского района Архангельской области
Example 5. Lyric song "Ро vesny bylo, po vesny krasnoey" ["In the spring it was, in the red spring"], Azapolye village of Mezen district of the Arkhangelsk region
J = 74
IJ Эй да по вё _ сны да О. Л 9 0 9 0 Л 9 по вё _ сны pTjf п бы _ ло да по вё... о _ й, \ * Ь J 9 0^9 9 0 9 f 9f0» rf 0 Г
Г 1 1 г 1 иг г 1 р ■ л Г р^^У --1г Г Г -^EsJLfclLI 1
fl J ■' ¿JiJOj JJJ JJl как по вё.с . ны к . pa... a _ й, ft •/ Г Iе 0~л h'9 0 J J ^0 9 0 m Г 0 1 m да no У J^T«1 bj^J JJJ—— кра _ сной, ой, по вё.сны Щ p fi 0 ,i кра сно _ ей.
I:' M Г [J JLT - J Г II U 1 V 1 Ц Г u У P ^ k P [ LI 'J " 11
Пример 6. Историческая песня «Ты Россия, мать российская земля», с. Лешуконское Лешуконского района Архангельской области Example 6. Historical song "Ту Rossiya, mat' rossiyskaya zemlya" ["You are Russian, mother Russian land"], Leshukonskoye village of Leshukonsky district of the Arkhangelsk region
p r^r Pr ¿J t
m
мать Po _ ссий _ ска _ я
зе _ мля да
про _ ела _ ви _ лась хо _ ро _ ша.
ю Ч|
Пример 7. Лирическая песня «Екой Ваня разудала голова», д. Лебское Лешуконского района Архангельской области Example 7. Lyric song "Екоу Vanya razudala golova" ["What Vanya is a dashing head"], Lebskoye village of Leshukonsky district of the Arkhangelsk region
Пример 8. Лирическая песня «Как было за Невагою», д. Латьюга Удорского района Республики Коми
Example 8. Lyric song "Как bylo za Nevagoyu" ["How it was across the Nevaga river"], Latyuga village of Udorsky district of the Komi Republic
■j, IT I frfh J, v Ity Г tjJJTTTjT j| I у j jTiji ^ ii
За дру-гой ре _ чка да ре.чка Пе _ ре_бра... ре _ чкаПе _ ре _ бра... да бра _ го _ ю.
Комментарии к примерам
Пример 1. Калинушка с малиною лазурьёвой цвет, лирическая. Зап. 06.07.1928 г. Е. В. Гиппиусом, З. В. Эвальд в с. Ценогора Лешуконского р-на Архангельской обл. от Сидорова Игнатия Философовича, 1894 г. р., Сидоровой Александры и еще трех женщин (около 60 лет). Фонограммархив Института русской литературы (ФА ИРЛИ). ФВ 393.02. Нотация И. А. Никитиной.
Пример 2. Мы во Питере, братцы, бывали, рекрутская. Зап. 06.07.1928 г. Е. В. Гиппиусом, З. В. Эвальд в с. Ценогора Лешуконского р-на Архангельской обл. от Семенова Гаврило Михайловича, 1871 г. р. ФА ИРЛИ. ФВ 399.03. Нотация И. А. Никитиной.
Пример 3. Что никто-то ле про то не знат да не ведат, протяжная. Зап. 28.07.1958 г.
В. В. Коргузаловым в д. Азаполье Мезенского р-на Архангельской обл. от Шульгина Ивана Львовича, 1890 г. р. ФА ИРЛИ. МФ 429.03. Нотация И. А. Никитиной.
Пример 4. Не во далечем-далечем, во чистом было поле, женатое виноградье. Зап.
в июле 1983 г. Л. Н. Ивановой, О. А. Пашиной в д. Жердь Мезенского р-на Архангельской обл. от Емеева Егора Диомидовича, 1907 г. р. Архив Музыкально-этнографического центра им. Е. В. Гиппиуса Российской академии музыки им. Гнесиных (МЭЦ РАМ). Ф. 1985-57. Нотация И. А. Никитиной.
Пример 5. По вёсны было, по вёсны красноей, протяжная. Зап. 28.07.1958 г.
В. В. Коргузаловым в д. Азаполье Мезенского р-на Архангельской обл. от Шульгина Ивана Львовича, 1890 г. р., Казаковой Анны Анисимовны, 1899 г. р. ФА ИРЛИ. МФ 429.04. Нотация И. А. Никитиной.
Пример 6. Ты Россия, мать российская земля, историческая. Зап. в июле 1981 г.
Н. Дёгтевой, Г. Казаковой, Н. Савицкой в с. Лешуконское Лешуконского р-на Архангельской обл. от Алимова В. И., 1957 г. р., Андреевой А. И., 1935 г. р., Кафеевой Л. А., 1935 г. р., Дмитриевой Н. Л., 1937 г. р., Пантюхи-ной М. Г., 1937 г. р., Алимовой В. С., 1947 г. р., Половиковой Г. Н., 1957 г. р. МЭЦ РАМ. Ф. 1781-1-2. Нотация И. А. Никитиной.
Пример 7. Екой Ваня разудала голова, лирическая. Зап. 27.06.1928 г. Е. В. Гиппиусом, З. В. Эвальд в д. Лебское Лешуконского р-на Архангельской обл. от Гольчи-ковой Настасьи Демьяновны, 1882 г. р., двух мужчин и еще одной женщины (40-50 лет). ФА ИРЛИ. ФВ 330.01. Нотация И. А. Никитиной.
Пример 8. Как было за Невагою, лирическая. Зап. 24.06.1928 г. Е. В. Гиппиусом, З. В. Эвальд в д. Латьюга Удорского р-на Республики Коми от коми-зырян Букина Федора Иевлевича, 1895 г. р., Устиновой Ириньи Андреевны, 1861 г. р., и еще трех женщин. ФА ИРЛИ. ФВ 315.01. Нотация И. А. Никитиной.
Аббревиатуры
МЭЦ — Музыкально-этнографический центр имени Е. В. Гиппиуса
МФ — фонд магнитофонных записей
РАМ — Российская академия музыки имени Гнесиных
Ф — фонограмма
ФА ИРЛИ — Фонограммархив Института русской литературы (Пушкинского Дома) ФВ — фонд записей на восковых валиках
Рукописные источники
Дорохова Е. А., Енговатова М. А. Региональные песенные системы как объект структурно-типологических исследований : доклад на этномузыкологическом семинаре в Доме творчества композиторов «Руза». МЭЦ РАМ. Рукописный архив. Ед. хр. 129. [Москва], 2001. [Машинопись]. 12 с.
Список источников
[1] Былины Мезени 2003 — Былины : в 25 т. Т. 3: Север Европейской России. Былины
Мезени / гл. ред. А. А. Горелов. Санкт-Петербург : Наука, 2003. 528 с. (Свод русского фольклора).
[2] Былины Мезени 2004 — Былины : в 25 т. Т. 4: Север Европейской России. Былины
Мезени / гл. ред. А. А. Горелов. Санкт-Петербург : Наука, 2004. 714 с. (Свод русского фольклора).
[3] Былины Мезени 2006 — Былины : в 25 т. Т. 5: Север Европейской России. Былины
Мезени / гл. ред. А. А. Горелов. Санкт-Петербург : Наука, 2006. 598 с. (Свод русского фольклора).
[4] Гиппиус 1979 — Гиппиус Е. В. От составителя // Местные стили русских народных
песен. Вып. 1: Двадцать русских народных песен в ранних звукозаписях / сост., нот., общ. ред. Е. В. Гиппиуса. Москва : Советский композитор, 1979. С. 5-7.
[5] Григорьев 2003а — Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Гри-
горьевым в 1899-1901 гг. с напевами, записанными посредством фонографа : [в 3 т.] / под ред. А. А. Горелова. Санкт-Петербург : Тропа Троянова, 2003. Т. 2, ч. 3: Кулой. 559 с.
[6] Григорьев 2003Ь — Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Гри-
горьевым в 1899-1901 гг. с напевами, записанными посредством фонографа : [в 3 т.] / под ред. А. А. Горелова. Санкт-Петербург : Тропа Троянова, 2003. Т. 3, ч. 4: Мезень. 703 с.
[7] Дианова 2011 — Дианова Т. Б. Песни «общерусского репертуара» в составе тради-
ций Русского Севера: диапазон адаптации песенно-лирического текста // Ря-бининские чтения — 2011 : Материалы VI научной конференции по изучению и актуализации культурного наследия Русского Севера. Петрозаводск : Гос. историко-архитектурный и этнографический музей-заповедник «Кижи», 2011. С. 257-259.
[8] Ефименко 1878 — Труды этнографического отдела Императорского Общества
любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете. Кн. 5, вып. 2 : Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии, собранные П. С. Ефименко. Ч. 2: Народная словес-
ность. Москва : тип. Ф. Б. Миллера, 1878. 276 с. (Известия Императорского Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии; Т. 30, вып. 2).
[9] Иевлева 2005 — Иевлева И. Е. Традиционная народная песенная культура — осно-
ва музыкальной идентичности Архангельского Севера // Экология культуры. 2005. № 1 (35). С. 150-157.
[10] Исаенкова 2012 — Исаенкова Д. В. Фольклор Архангельской области в репертуаре
Лешуконского любительского народного хора : выпускная квалификационная работа / науч. рук. В. Т. Назарова. Архангельск : филиал Санкт-Петербургского государственного института культуры, 2012. 79 с.
[11] Киреевский 1917 — Песни, собранные П. В. Киреевским : Новая серия / под ред.
В. Ф. Миллера и М. Н. Сперанского. Москва : О-во любителей рос. словесности при Моск. ун-те, [1917]. Вып. 2, ч. 1: Песни необрядовые. 125 с.
[12] Колпакова 1967 — Колпакова Н. П. Песенный фольклор Мезени // Песенный
фольклор Мезени / изд. подгот. Н. П. Колпакова, Б. М. Добровольский и др. Ленинград : Наука, 1967. С. 9-32.
[13] Колпакова 2002 — Колпакова Н. П. У золотых родников: Записки фольклориста.
Санкт-Петербург : Русская земля, 2002. 331 с.
[14] Мякушин 2016 — Мои песни: Лешуконские песни, собранные М. Н. Мякушиным
/ подгот. и комент. Е. И. Якубовской. Архангельск : Лоция, 2016. 556 с.
[15] Песенный фольклор Мезени 1967 — Песенный фольклор Мезени / изд. подгот.
Н. П. Колпакова, Б. М. Добровольский, В. В. Митрофанова, В. В. Коргузалов. Ленинград : Наука, 1967. 367 с.
[16] Якубовская 2014—Якубовская Е. И. Михаил Мякушин: мужской взгляд на фольк-
лорную традицию // Вопросы этномузыкознания. 2014. № 4 (9). С. 74-93.
References
[1] Gippius, Yevgeniy V. (1979). "Ot sostavitelya" ["From the compiler"]. In Mestnye stili
russkikh narodnykh pesen [Local styles of Russian folk songs]. Issue 1: Dvadtsat' russkikh narodnykh pesen v rannikh zvukozapisyakh [Twenty Russian folk songs in early recordings]. Compilation, notation, general edition by Yevgeniy V. Gippius. Moscow : Sovetskiy kompozitor, pp. 5-7 (in Russian).
[2] Gorelov, Aleksandr A. (2003). Byliny [Epics] : in 25 vols. Vol. 3: Byliny Mezeni [Epics of
Mezen]. St. Petersburg : Nauka, 528 р. (Svod russkogo fol'klora [Corpus of Russian folklore]) (in Russian).
[3] Gorelov, Aleksandr A. (2004). Byliny [Epics] : in 25 vols. Vol. 4: Byliny Mezeni (2004)
[Epics of Mezen]. St. Petersburg : Nauka, 714 р. (Svod russkogo fol'klora [Corpus of Russian folklore]) (in Russian).
[4] Gorelov, Aleksandr A. (2006). Byliny [Epics] : in 25 vols. Vol. 5: Byliny Mezeni (2006)
[Epics of Mezen]. St. Petersburg : Nauka, 598 р. (Svod russkogo fol'klora [Corpus of Russian folklore]) (in Russian).
[5] [Grigor'ev, Aleksandr D.] (2003a). Arkhangel'skie byliny i istoricheskie pesni, sobrannye
A. D. Grigor'evym v 1899-1901 gg. s napevami, zapisannymi posredstvom fonografa (2003) [Arkhangelsk epics and historical songs collected by Aleksandr D. Grigoriev
in 1899-1901. with tunes recorded by means of a phonograph] : [in 3 vols.]. Vol. 2, part 3: Kuloy [Kuloi]. Ed. Aleksandr A. Gorelov. St. Petersburg : Tropa Troyanova, 559 p. (in Russian).
[6] [Grigor'ev, Aleksandr D.] (2003b). Arkhangel'skie byliny i istoricheskie pesni, sobrannye
A. D. Grigorevym v 1899-1901 gg. s napevami, zapisannymi posredstvom fonografa (2003) [Arkhangelsk epics and historical songs collected by Aleksandr D. Grigoriev in 1899-1901. with tunes recorded by means of a phonograph] : [in 3 vols.]. Vol. 3, part 4: Mezen' [Mezen]. Ed. Aleksandr A. Gorelov. St. Petersburg : Tropa Troyanova, 703 p. (in Russian).
[7] Dianova, Tat'yana B. (2011). "Pesni 'obshcherusskogo repertuara' v sostave traditsiy Rus-
skogo Severa: diapazon adaptatsii pesenno-liricheskogo teksta" ["Songs of the 'all-Russian repertoire' as part of the traditions of the Russian North: the range of adaptation of the song-lyric text"]. In Ryabininskie chteniya — 2011: Materialy VI nauch-noy konferentsii po izucheniyu i aktualizatsii kul'turnogo naslediya Russkogo Severa [Ryabinin's readings — 2011: Materials of the VI scientific conference on the study and actualization of the cultural heritage of the Russian North]. Petrozavodsk : State Historical, Architectural and Ethnographic Museum-Reserve "Kizhi", 2011, pp. 257-259 (in Russian).
[8] [Efimenko, Pyotr S.] (1878). Trudy etnograficheskogo otdela Imperatorskogo Obshchestva
lyubiteley estestvoznaniya, antropologii i etnografii pri Moskovskom universitete [Proceedings of the ethnographic department of the Imperial Society of Devotees of Natural Science, Anthropology, and Ethnography at Moscow University]. Book 5, no. 2: Materialy po etnografii russkogo naseleniya Arkhangel'skoy gubernii, sobrannye P. S. Efimenko [Materials on the ethnography of the Russian population of the Arkhangelsk province, collected by P. S. Efimenko]. Part 2: Narodnaya slovesnost' (1878) [Folk literature]. Moscow : F. B. Miller's printing house, 276 p. (Izvestiya Imperatorskogo Obshchestva lyubiteley estestvoznaniya, antropologii i etnografii [Proceedings of the Imperial Society of Devotees of Natural Science, Anthropology, and Ethnography]; Vol. 30, issue 2) (in Russian).
[9] Ievleva, Irina E. (2005). "Traditsionnaya narodnaya pesennaya kul'tura — osnova muzy-
kal'noy identichnosti Arkhangel'skogo Severa" ["Traditional folk song culture — the basis of the musical identity of the Arkhangelsk North"]. In Ekologiya kul'tury, no. 1 (35), pp. 150-157 (in Russian).
[10] Isaenkova, Dar'ya V. (2012). Fol'klor Arkhangel'skoy oblasti v repertuare Leshukonskogo
lyubitelskogo narodnogo khora [Folklore of the Arkhangelsk region in the repertoire of the Leshukonsky amateur folk choir] : vypusknaya kvalifikatsionnaya rabota [graduate work]. Scientific supervisor Valeriya T. Nazarova. Arkhangelsk : branch of the St. Petersburg State Institute of Culture, 79 p. (in Russian).
[11] [Kireevskiy, Pyotr V.] (1917). Pesni, sobrannye Petrom V. Kireevskim: Novaya seriya
[Songs collected by Peter V. Kireevsky: New series]. Issue 2, part 1: Pesni neobryadovye (1917) [Non-ritual songs]. Ed. Vsevolod F. Miller, Mikhail N. Speransky. Moscow : Society of lovers of Russian literature at Moscow University, 125 p. (in Russian).
[12] Kolpakova, Natal'ya P. (1967). "Pesennyy fol'klor Mezeni" ["Song folklore of Mezen"]. In
Pesennyy fol'klor Mezeni [Song folklore of Mezen]. Ed. prepared by Natal'ya P. Kolpakova, Boris M. Dobrovol'skiy, Vera V. Mitrofanova, Vsevolod V. Korguzalov. Leningrad : Nauka, pp. 9-32 (in Russian).
[13] Kolpakova, Natal'ya P. (2002). U zolotykh rodnikov: Zapiski fol'klorista [At the golden
springs: Notes of a folklorist. St. Petersburg : Russkaya zemlya, 331 p. (in Russian).
[14] [Myakushin, Mikhail N.] (2016). Moi pesni: Leshukonskie pesni, sobrannye M. N. Mya-
kushinym [My songs: Leshukonskie songs, collected by M. N. Myakushin]. Preparation and comments by Elena I. Yakubovskaya. Arkhangelsk : Lotsiya, 556 p. (in Russian).
[15] Pesennyy fol'klorMezeni (1967). [Song folklore of Mezen], ed. prepared by Natal'ya P. Kol-
pakova, Boris M. Dobrovol'skiy, Vera V. Mitrofanova, Vsevolod V. Korguzalov. Leningrad : Nauka, 367 p. (in Russian).
[16] Yakubovskaya, Elena I. (2014). "Mikhail Myakushin: muzhskoy vzglyad na fol'klornuyu
traditsiyu ["Mikhail Myakushin: a man's view of folklore tradition"]. In Voprosy etnomuzykoznaniya, no. 4 (9), pp. 74-93 (in Russian).
Статья поступила в редакцию: 15.09.2021; одобрена после рецензирования: 01.10.2021;
принята к публикации: 25.01.2022. The article was submitted 15.09.2021; approved after reviewing 01.10.2021; accepted for publication 25.01.2022.
This is an open access article distributed under the Creative Commons Attribution 4.0 International (CC BY 4.0)
