CC BY
122
УДК 069(091)+94 (470)
К.А.Руденко
МУЗЕЙНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ Б.Ф. АДЛЕРА (КАЗАНСКИЙ ПЕРИОД)
В статье исследуется работы по музейному делу выдающегося российского и советского ученого Б.Ф. Адлера. Большая их часть написана в тот период, когда он жил в Казани и был директором Центрального музея ТАССР. В своих работах он обосновал необходимость реформ в советском музейном деле. Главные изменения должны были быть сделаны в системе подчиненности музеев в России и их ранжирования. Основной лейтмотив его работ - переформатирование музеев в научные учреждения, призванные изучать человека, его культуру в различных проявлениях, заниматься образовательной, просветительской деятельностью, а также сохранением памятников истории и культуры. Образцом для инноваций были музеи Европы и прежде всего Германии.
Ключевые слова: музей, музейное дело, Казань, география, археология, Б.Ф. Адлер, Казанский музейный вестник, гражданская война.
KA.RudenkoMUSEUM ACTIVITY B. Ф. ADLER (THE KAZAN PERIOD)
In article it is investigated B.F.Adlera's works on museum business of the well-known Russian and Soviet scientist. Most important of them are written to the Kazan period of his life when it was the director of the Central museum of the Tatar republic. In the works it has proved necessity of serious reforms for the Soviet museum business. The main changes should be made in system of the organisation of museums in Russia. The basic pathos of its works - reformatting of museums in scientific institutions. They should study mankind, its culture in various displays. Museums should become scientific, educational and educational establishments, and also be engaged in preservation of monuments of history and culture. Museums of Europe and first of all Germany were the sample for innovations. B.F. Adler, considered that museums should not politicise and ideology that was impossible in the Soviet Russia.
Keywords: a museum, museum business, Kazan, geography, archeology, civil war, B.F. Adler, the Kazan museum bulletin.
Бруно (Бруно-Вильгельм-Карл-Адольф) Федорович (Фридрихович) Адлер (1874-1942) -одна из выразительных и противоречивых фигур культурной жизни Казани периода революций в России начала ХХ в. В 1920 году он писал о себе с гордостью и пафосом: «Во главе всего Музея [Казанского - К.Р.] стоит так же специалист музеевед проф. Б.Ф.Адлер, проведший большую часть своей жизни в музеях З[ападной] Европы, Петрограда и Казани» [6, с.29].
Он был идеалистом - романтиком: намечая грандиозные перемены в казанском музее он старался не замечать трудностей, которых в то время было предостаточно: «нужно произвести ремонт - нет материалов и рабочих; необходимо создать музейную мебель, которой абсолютно в Музее нет, если не считать шкапов и витрин, в щели которых свободно проникает не только моль, но и мыши в то время, когда нет ни дерева, ни столяров, стекла, пр. Нужны люди подготовленные, а их нет, нужны средства, а они доставляются не вовремя. Тем не менее, вера в успех, несомненный успех, - налицо у всех знающих жизнь и развитие нашего Музея» [6, с.31].
Родился Б.Ф. Адлер в 1874 г. в обрусевшей немецкой семье, лютеранин. Закончил естественное отделение физико-математического факультета Московского университета. После окончания учебы стажировался в Германии, получив степень доктора философии [14, с.1; 16]. Затем 8 лет Б.Ф. Адлер работал в Музее антропологии и этнографии им. Императора Петра I в С.Петербурге, и одновременно преподавал антропогеографию в Женском Педагогическом Институте и географию в различных средних учебных заведениях города. С 1 января 1911 г. он перешел на службу в Русский музей Императора Александра III в Петербурге на должность хранителя этнографического отдела [14, с.2]. И в том же году осенью был утвержден на вакантную должность профессора по кафедре географии в Казанский университет [15; 17] в чем существенную роль сыграл его музейный опыт.
Печатные работы Б.Ф. Адлера многочисленны. Однако, особый интерес вызывают те из них, которые касаются музейного дела. В дореволюционный период его работы в этой области немногочисленны и касались в основном истории российских музеев и их современного состояния [1]. Одна из них посвящена музею антропологии и этнографии им. Петра Великого. Историческая часть этого очерка, как отмечает сам автор, была заимствована им из статьи К.Ф. Руссова в Сборнике МАЭ [1, с.1, прим.1]1. Далее он пишет о помещениях музея, размещении
1 Кстати, и в статье по истории этнографических музеев России в целом Б.Ф. Адлер так же пользуется этим приемом [4, с.469, прим.1], уделяя основное внимание современным проблемам музейного дела.
коллекций, особенностях освещения и оборудования, сравнивая все это с музеями Германии, хорошо ему знакомыми [1, с.11-12]. Ярким, образным языком он подробно описывает выставленные в залах музея экспонаты и комплексы, отмечая при этом, что научная работа в музее очень слаба [1, с.19].
В Казани Б.Ф. Адлера застали революции 1917 г и гражданская война. В 1919-1920 г. Б.Ф.Адлер был в расцвете сил (45-46 лет), полон энергии и пытался реализовать себя во всех мыслимых областях, связанных с музейным делом и охраной историко-культурных ценностей, что нашло отражение в его печатных работах. Многие из них носят программный характер, некоторые весьма критичны и даже излишне резки (что, впрочем, было в духе того времени).
Интересна его статья о Всероссийском Центральном этнографическом музее в Москве озвученная сначала в виде доклада в 1919 г [4, с.465-495] в которой аккумулировались новые идеи о развитии музеев России, очерченные им весьма выпукло и патетично. «Россия сама является настоящим этнографическим музеем» - заявляет он [4, с.465]. Отметил Б.Ф. Адлер яркую тенденцию послереволюционного времени: «в настоящее время народности, успевшие подвергнуться почти полной русификации <...> под влиянием лозунга о «самоопределении» вспомнили свою самобытность и судорожно цепляются теперь за свое уцелевшее прошлое, стремясь вспомнить свою забытую историю, извлечь забытый костюм, говорить на своем языке и т.д.» [4, с.465]. Писал он, что экономический кризис периода Гражданской войны и первых послевоенных лет вернул к жизни, по сути, этнографический быт: кресала, лучины, домоткань.Этнографическую пестроту добавила массовая миграция евреев и белорусов на восток в период Империалистической войны, а традиции национальные стали рушиться после социальной Великой Октябрьской революции. В некотором смысле реализацией этой идеи стал проект Музея народов Востока в Казани, задача которого была «бросить далеко на Восток идею социального строительства на новых началах, пробудив в угнетенных народах национальное самосознание и жажду просвещения» [18, с.122].
Б.Ф. Адлер заявлял, что настал «последний час для сборов этого поистине бытового музея. Если будет пропущено время, то может быть уже бесповоротно поздно для создания этой школы-зеркала, в которой народ должен познать самого себя, увидеть свое лицо в настоящем и в исторической перспективе» [4, с.467]. Здесь очевидно слышны отзвуки идей немецких этнологов и музееведов, так же считавших, что музеи служат целью познать самого себя [16, с.16]. При этом Б.Ф. Адлер считал, что музей должен быть только этнографическим, не смешанным с географией и историей (археологией). Сама идея Всероссийского Этнографического Музея в условиях новой России, России социалистической, федеративной казалась ему очевидной [4, с.475]. Историю геологическую, историческую должен был отражать Всероссийский Народный Музей, в совокупности с коллекциями археологическими и естественно-историческими. Но и здесь Б.Ф. Адлер видел необходимость представить общий культурологический взгляд на историю материального производства и быта по тематическим блокам: огонь, одежда, жилье, утварь и т.п., что неоднократно описывалось в многочисленных научных и научно-популярных изданиях по этнологии, истории культуры и т.п. Это и было положено в основу экспозиционного показа и в новом музее [4, с.486].
Б.Ф.Адлер предлагал в музейной экспозиции использовать интерьеры, реконструкции костюмов на манекенах2, целые постройки (типа Скансена) и т.п. музейные приемы для того, чтобы «предметы ожили в глазах посетителей» [4, с.477,478]. В этнографическом же отделе он предлагал демонстрировать и археологические артефакты, особенно там, где экспонировались предметы, изготовленные из камня и кости в отделе доисторической археологии. При таком музее должен быть лекторий и Этнолого-антропологический институт (предложение Д.Н.Анучина), а также библиотека, архив, собственный печатный орган.
Для чего все это было нужно? Для реализации миссии музея: быть школой знаний по человековедению для различных слоев народа, быть научным центром и центром распространения научных знаний в «отношении быта народов» [4, с.479]. Идея просвещения этнологией в 1920-х гг. была очень популярна. «Развитие материальной культуры - это огромная ланкастерская школа взаимного обучения земного человечества»,- писал в те годы В.Г. Богораз-Тан [11, с.46).
2 К манекенам у Б.Ф. Адлера отношение неоднозначное, он считал (и вполне справедливо), что они должны быть художественными и воспитывать вкус [4, с.490].
Методы комплектования фондов этого музея Б.Ф. Адлером предусматривались весьма жесткие: разрушение авторских коллекций типа Щукинских в Историческом музее, изъятие как дублетов, так и уникальных этнографических предметов из фондов различных музеев как Москвы, так и провинции. Что бы это было безболезненнее Б.Ф. Адлер предлагал организовать Всероссийскую этнографическую выставку, которая и стала бы основой нового музея, с проведением изначальной каталогизации и инвентаризации. Инвентаризация и каталогизация предлагались им по образцу музеев Западной Европы, в частности Стокгольмского музея (инвентаризационные карточки) [4, с.480-481].
Что отличало Б.Ф. Адлера это его практицизм - он рассматривает сразу все вопросы, предлагая, по сути, готовый проект или точнее техническое задание: требования к музейному зданию, экспозиционному и фондовому оборудованию, структуру залов и различных помещений, вплоть до уборных и выставочных площадей3. Учитывает он и даже осложнения при открытом показе: «при наших посетителях можно быть уверенным, что половина свободно выставленных мелких предметов исчезнет» [4, с.486]. Правда некоторые предполагаемые сюжеты были явно недостижимы, особенно в плане профессионализма музейных работников: «все служащие должны быть, безусловно, специалистами своего дела: ни родства, ни связей, как это, к сожалению, бывает часто в музеях, не должно быть» [4, с.491]. Любопытно, что особое внимание Б.Ф. Адлер уделяет личности Директора: «это должен быть энциклопедист, широко образованный, обаятельный человек, крайне популярный у населения и специалист своего дела высокой марки» [там же].
Экспозиция, по мнению Б.Ф. Адлера должна строиться по принципу смешанного этнографическо-этнологического с географическим элементом «рисующим зависимость человека от природы»: добывание огня, одежда и украшения, жилище, оружие и т. д.[4, с.468] в одном отделе, этнография мира: Россия, Австралия и Океания, Африка, Америка, Азия, где показывается переход одной культуры к другой, указывая на их родство или сходство. Все это было даже осмечено [4, с.487, 492-493]!
Не стоит забывать, что этот проект родился в момент, когда страна Советов испытывала серьезные трудности: «переезды и перевозки по ж.д. и по воде затруднены, цены на все поднялись до несказанных размеров, невозможность достать обменный материал, на который и возможна лишь покупка нужных предметов, являющихся предметами широкого потребления, общее обогащение деревни, неохотно продающей вообще что бы то ни было. Много мест вообще недоступны для сборов, так как заняты чужими войсками. Страну наводнили белые, красные, зеленые войска, население мобилизовано, лошадей нет» [4, с.468].
Интересна статья «Областные и местные музеи» (1920 г.) [2]. Здесь Б.Ф.Адлер как теоретик музейного дела, поставив задачу «в установлении типа музея, нужного нашей провинции» [2, с.13], предлагал музеи России классифицировать по значимости на общие и местные, а последние по административному признаку: областные, губернские, уездные [2, с.6]. Он оговаривался, что размер территории, которую охватывает музей, еще не является критерием богатства его фондов и экспозиции [там же]. По его мнению, Казанский музей «по своему центральному положению должен быть областным, поэтому среди его этнографического отдела естественно должны быть представлены финские и тюркские народы нашей С.В. области. Однако этнография этих племен не может быть понята без этнографии остальных тюрков Европы и Азии, особенно теперь, когда тюркофильство, идеи панисламизма далеко распространились по земле. Поэтому в таком [курсив - Б.А.] областном музее должны быть и якуты и киргизы, теленгуты, уйгуры и пр.» [2, с. 7].
Характеризуя свое видение истории музейного дела в России, Адлер пишет о том, что путь возникновения российских музеев идет от частного собрания к музею; от общественных научно-промышленных выставок; от музеев Научных Обществ и Губ. Архивных Комиссий; от музеев городских и губернских земств к местному музею. Особо он отмечает университетские музеи, считая, что «музеи при русских университетах не носят характера местных, как учебные, они обнимают понемногу весь предмет» [2, с.8].
Процесс роста музеев в России Адлер связывает с национально-федеративной структурой послереволюционной России, причем он считает, что необходимо определиться с тем, где эти музеи нужно создавать и объединить их в единую сеть: «когда центр наметит совместно сеть
3 Сама идея проекта оспаривалась многими, в том числе и Д.Н. Анучиным [4, с.494-495].
музеев, будет исключена та гибельная случайность в возникновении мелких музеев, которые скорей мешают росту, создавая отток материала от больших музеев, и которые все равнообречены на гибель вследствие своей бедности. Лучше создать меньше музеев, но пусть они будут жизнеспособны, питаются соками из родной почвы, чем создать бесконечное число мыльных пузырей. Для них нет пока (!) ни сил, ни средств, ни культурной питательной среды. Для таких центров пока (!) наиболее пригодны небольшие подвижные наглядные музеи, разъезжающие или в вагоне, или на барже. Такие музеи не могут претендовать на уники и ценный материал, хорошие и поучительные слепки могут заменять оригиналы, место который, конечно, в более крупных центрах» [2, с.9].
Таких музеев не должно быть много, но со временем в каждой губернии, а затем и в уезде должен быть свой музей [2, с.10]. Для этого нужно образовать музейных работников, провести мониторинг музейной деятельности для привлечения внимания и отклика населения, рекламную компанию - показать путем выставок что музей — это интересно и полезно, организовать съезды музейных работников, а также сформировать общие фонды для малых музеев при губ.подотделах распределяемых на музейных съездах. Кроме этого музей должен быть активным - проводить экспедиции, выставки, лекции - обеспечив тем самым симпатии общества [2, с.11].
Практические рекомендации Адлер давал схематично, учитывая (и указывая) что в тот период времени нет возможности получить отдельное здание, провести ремонт, закупить музейное оборудование, провести реставрацию и консервацию экспонатов и т.п. и создать грамотную в плане расстановки и освещения экспозицию. Следующий этап, конечно, был идеальным - издать путеводитель или этикетаж в экспозиции, организовать экскурсионное обслуживание и чтение лекций [2, с.12].
Идеи Б.Ф. Адлера в деле организации музейного дела в России были продолжены в другой его статье, касающейся научных обществ и музеев при них [3]. Мысль автора была ясной и прозрачной: эти музеи надо ликвидировать, поскольку большая часть из них «влачит жалкое существование» [3, с.45]. Далее автор дает обзор истории музеев при обществах, архивных комиссиях, епархиях, достаточно аргументировано обосновывая свое мнение. Особое внимание он обратил на музейную деятельность ОЕИ и ОАИЭ при Казанском университете. В первом случае музея практически не было (все собранное передавалось в музеи университета), а тот, который был создан в 1914 г., просуществовал недолго и в 1916 г. был закрыт. ОАИЭ создало свой музей, но у него не было постоянного пристанища, и он в конечном итоге попал в подвал студенческого общежития, где «был обречен на гибель». Идея музея была чужда Обществу [ОАИЭ - К.Р.]» -утверждал Адлер [3, с.47,48]. Однако члены ОАИЭ не выражали желания передавать коллекции в какое-либо другое учреждение (музей), соглашаясь только на временное экспонирование. «Такое отношение проходит красной нитью через деятельность буквально всех обществ» - писал Б.Ф. Адлер [3, с.48]. Касаясь разобранных им примеров, он пишет: «Наши казанские Общества обязаны отказаться от мысли создать свои музеи. Это время для Казани прошло» [3, с.49].
Завершая эти сюжеты, появляется статья «Главмузей» [5]. Подчеркивая необходимость единого руководства музеями, Б.Ф. Адлер усиленно подчеркивает разрозненность российских музеев до 1917 г., их «жалкое существование», за исключением «аристократических» музеев финансировавшихся царским двором. На примере Казанского музея он показывает, что различная ведомственная подчиненность, оставшаяся отчасти в наследство от царизма, является не только практически неудобной, но и абсурдной во многих своих реальных проявлениях [5, с.41]. Аргументы своих оппонентов о сложностях единых подходов к деятельности всех музеев, например, художественных и краеведческих, быть не может. Да и как соблюсти баланс интересов музеев разного уровня? Б.Ф. Адлер парирует весьма просто: нужно исходить из того, что, попадая в музей, предмет становится музейным объектом (ср.: музейным предметом) и «музейность предметов - вот их общие сходные черты» [5, с.42]. Рефреном звучит его мысль, что в музее должны работать профессионалы. Не только художники-историки искусства и гуманитарии, но и натуралисты (естественники) создавая тем самым нужный паритет в мнениях [5, с.61]. К слову сказать, Главмузей был создан, но просуществовал непродолжительное время.
Определенный итог развития музейного дела первых лет Советской власти Б.Ф. Адлер подвел в обширной статье, опубликованной в Германии на немецком языке в 1922 г. и ставшей роковой и его карьере. Тайной эта публикация не была. В Казанском музейном Вестнике в том же году была помещена информации о ней [13, с.313]. Но на русском языке статья была
опубликована спустя более 50 лет после смерти автора [7;8]. Тон статьи можно назвать критическим. Б.Ф. Адлер оценивал состояние науки в СССР с позиций человека, который констатирует инновации глядя на них больше позитивно, чем негативно, но с точки зрения прошлого, досоветского времени. Музейное дело в России, по мнению Б.Ф. Адлера, в первые годы революции «вступило на правильные рельсы» [8, с.5]. Касаясь этой темы, он сетует не столько на советскую идею, а сколько на чисто бытовые вещи - нехватку помещений, кадров и т.п., отмечая продуктивную работу своих коллег, например, С.И. Руденко, Б. Вишневского и др. [8, с.6-7]. Отмечает он и особое внимание в советских музеях к археологии (на примере Исторического музея в Москве) и инновации в этой области в Русском музее [8, с.7]. Идея его вдохновившая -объединить все этнографические коллекции Ленинграда, создав единый музей и сэкономив при этом средства на его содержание [8, с.10]. Но говоря об этнографических музеях в целом он характеризует их весьма критически [8, с.9], особенно московские этнографические музеи -университетский, Румянцевский, критикуя их экспозицию, хранение коллекций и т.п. В заключении Б.Ф. Адлер помимо прочего отметил, что, по его мнению, «не все начинания нового правительства удались ему» [8, с.14]. Немудрено, что при таком резюме оценена эта статья была как клеветническая и антисоветская и вызвала бурную реакцию в отношении автора, правда спустя.8 лет, но что было вполне предсказуемо.
В некотором смысле, Б.Ф. Адлер сам делал себя уязвимым, особенно в статьях, которые он выбирал для Казанского Музейного Вестника. Подчеркнутая аполитичность многих материалов, упорное желание сохранить дух ушедшей эпохи, проявлялось очень откровенно. На страницах журнала можно было прочитать, например, статью о потребности для Германской Империи (!) этнографических музеев, необходимости изучения колониальных территорий и аборигенов [16]. В статье об экскурсионном деле в России после октября 1917 г. известный искусствовед А.В. Бакушинский, писал: «всякий культурный факт, а в особенности искусство, таит в себе последний остаток, - устойчивый и постоянный, - надклассового общечеловеческого значения. И чем глубже в даль веков отходят от нас культурные ценности, тем ярче и убедительнее из-под классовой подоплеки выступает для последующих поколений их общечеловеческий лик» [10, с.89]. В публикациях имеются и весьма резкие оценки последствий гражданской войны для памятников старины, причем в устах автора статьи нет разницы кто виновен в их уничтожении - белые ли, анархисты ли, советы или немецкие оккупанты [19, с.162].
Стоит задаться вопросом: почему Б.Ф. Адлер, столь неоднозначно относившийся к новой власти не уехал из Казани в 1918 г вместе с Колчаком, как это сделали многие его коллеги по университету, почему ушел из университета в музей и почему на взлете успеха срочно уехал в загранкомандировку в Германию в 1922 г. и вернулся обратно, но не в Казань, а в Москву, бросив свое любимое детище - Казанский музей? На первый вопрос ответ дает сам Б.Ф.Адлер: «революция все изменила: она вдохнула новый дух в музейное дело, заговорили о плане, о музейном строительстве» [5, с.40]. Это был шанс, единственный в жизни, которым Б.Ф.Адлер, несомненно, хотел и готов был воспользоваться для осуществления своих музейных проектов и замыслов, даже рискуя при этом. Музейные работники получили абсолютную свободу творчества. Б.Ф.Адлер мечтал реформировать все российское музейное дело, уничтожить разношерстность музеев по всей стране, наполнить их реальным музейным содержанием, опираясь на недоступные доселе силы: массовое краеведение, и мощную, сильную диктатуру пролетариата. Об этом он говорил уже осенью 1919 г., когда еще не отгремели бои на фронтах гражданской войны, выдвинув проект Всероссийской Коллегии по делам музеев [5, с.41-43].
Это было созвучно и мыслям его коллег, которые высказывались в том духе, что музеи должны поступиться «своим спокойным положением мрачных кладбищеобразных хранилищ и положив начало общей реорганизации всего музейного дела согласно действительным требованиям жизни и строгим велениям революционного момента» [9, с.148]. Любопытно, что в годы Гражданской войны часть музейных работников даже высказывалось сожаление, что «белая» власть приносила тяжелую политическую атмосферу в музеи: «в воздухе свистели розги и ни у кого язык не поднимался говорить о привлечении «широких масс» к изучению края, о популяризации краеведных идей и т.д.» [12, с.235].
Экспроприации частных собраний, как и пожертвования из личных коллекций классовых оппонентов пролетариату окрыляли его: сокровища культуры текли рекой, и нужно было только направить в нужное русло эти потоки, оградить их от невежества и пьянящего духа революционного разрушения «старого мира», духа хищнического эгоизма, уголовного воровства
и грабежей. Из пылающих в огне революционных пожаров, а потом и гражданской войны «дворянских гнёзд» удавалось спасти далеко не все - но эти жертвы Б.Ф.Адлер воспринимал достаточно спокойно, прилагая максимум усилий, чтобы они были минимальны. Грандиозность открывшихся возможностей затягивала его в свой круговорот и явно, будучи не сторонником большевизма, он, тем не менее, считал, что у СССР есть реальные перспективы обогнать Европу в культурном музейном строительстве.
Его проекты были жизнеспособны, реалистичны и, казалось бы, отвечали духу времени. Музеи в Советской России были нужны людям прежде всего малограмотным или неграмотным крестьянам и рабочим. Это был наглядный учебник (как предлагали немецкие музееведы в начале ХХ в.), более того - мощный инструмент наглядной агитации и воздействия на умы тысяч людей. Однако за этим скрывалась и огромная опасность, которая дала себя знать к концу 1920-х гг. К 1930-му г. главная задача музеев стала пропагандистская. Научно-исследовательская работа стала считаться второстепенной. Даже угроза ареста и политических репрессий не испугала Б.Ф. Адлера, правда Казань он покинул. В Германии начиналась эпоха фашизма, и профессор из Красной России явно мог попасть в б0льшую беду, чем в СССР. Отсюда и решение вернуться на Родину, но не в Казань, а в Москву, пойдя ва-банк.
Что касается ухода Б.Ф. Адлера в музей, то можно предположить, что, во-первых, это отвечало его амбициозным замыслам и, во-вторых, это было связано с «пролетаризацией высшей школы», активно осуществлявшейся с ноября 1919 г (открытие рабфаков, ликвидация автономии высшей школы). Именно в музее сосредотачиваются старые кадры высшей школы, активно вытесняемые из преподавания и общественной деятельности.
Литература
1. Адлер Б.Ф. Музей этнографии и 1. Adler B.F. Muzej jetnografii i antropologii антропологии имени Императора Петра Великого imeni Imperatora Petra Velikogo pri Imperatorskoj
при Императорской Академии наук. - М., 1904.- 22 с.
2. Адлер Б.Ф. Областные и местные музеи // КМВ.- 1920.- №1/2.-С.5-12.
3. Адлер Б.Ф. Научные общества и музеи при них // КМВ.- 1920.- №5/6.- С.45-49.
4. Адлер Б.Ф. Всероссийский Центральный Этнографический Музей в Москве / / ИОАИЭ. Т. XXX. Вып. 4. Казань, 1920. С. 465-495.
5. Адлер Б.Ф. Главмузей // КМВ.- 1921-№3-6.- С.39-61.
6. Адлер Б.Ф. Казанский Губернский Музей в 1920 г. и его очередные задачи // Казанский Губернский музей за 25 лет. Юбилейный сборник статей. - Казань: типография Комбината издательства и печати «Восток», 1923 - С.29-31.
7. Адлер Б.Ф. Современное состояние науки о человеке в СССР // Человек. -2008.- №4.- С.11-19.
8. Адлер Б.Ф. Современное состояние науки о человеке в СССР // Человек. -2008. №5. С.5-24.
9. Бабенчиков М. В. Вести из Ярославля // КМВ.- 1922.- №1.- С.148.
10. Бакушинский экскурсионное дело в экскурсии // КМВ.- 1921.11. Богораз-Тан
культуры на земле. Основы этногеографии. Государственное изд-во, 1928. 315 с.
12. Вишневский Б.Н. Музеи Пермского края и местное краеведение // КМВ.- 1922.- №2.- С.235.
13. Корнилов П.М. Хроника // КМВ.- 1922.-№2.- С.313
14. Кротов П.И. Б.Ф. Адлер и его ученые труды по географии и этнографии. - Казань: Типолитография Императорского университета, 1911. -8 с.
А.В. Современное России. Художественные ■ №3-6. - С.47 - 54. В.Г. Распространение М., Л.:
Akademii nauk. - M., 1904.- 22 s.
2. Adler B.F. Oblastnye i mestnye muzei // KMV.- 1920.- №1/2.-S.5-12.
3. Adler B.F. Nauchnye obshhestva i muzei pri nih // KMV.- 1920.- №5/6.- S.45-49.
4. Adler B.F. Vserossijskij Central'nyj Jetnograficheskij Muzej v Moskve // IOAIJe. T. XXX. Vyp. 4. Kazan', 1920. S. 465-495.
5. Adler B.F. Glavmuzej // KMV.- 1921-№3-6.-S.39-61.
6. Adler B.F. Kazanskij Gubernskij Muzej v 1920 g. i ego ocherednye zadachi // Kazanskij Gubernskij muzej za 25 let. Jubilejnyj sbornik statej. - Kazan': tipografija Kombinata izdatel'stva i pechati «Vostok», 1923 - S.29-31.
7. Adler B.F. Sovremennoe sostojanie nauki o cheloveke v SSSR // Chelovek. -2008.- №4.- S.11-19.
8. Adler B.F. Sovremennoe sostojanie nauki o cheloveke v SSSR // Chelovek. -2008. №5. S.5-24.
9. Babenchikov M. V. Vesti iz Jaroslavlja // KMV.- 1922.- №1.- S.148.
10. Bakushinskij A.V. Sovremennoe jekskursionnoe delo v Rossii. Hudozhestvennye jekskursii // KMV.- 1921.- №3-6. - S.47 - 54.
11. Bogoraz-Tan V.G. Rasprostranenie kul'tury na zemle. Osnovy jetnogeografii. - M., L.: Gosudarstvennoe izd-vo, 1928. 315 s.
12. Vishnevskij B.N. Muzei Permskogo kraja i mestnoe kraevedenie // KMV.- 1922.- №2.- S.235.
13. Kornilov P.M. Hronika // KMV.- 1922.- №2.-S.313
14. Krotov P.I. B.F. Adler i ego uchenye trudy po geografii i jetnografii. - Kazan': Tipo-litografija Imperatorskogo universiteta, 1911. - 8 s.
15. Ljudi i sud'by. Biobibliograficheskij slovar' vostokovedov - zhertv politicheskogo terrora v sovetskij
15. Люди и судьбы. Биобиблиографический словарь востоковедов - жертв политического террора в советский период (1917-1991). — С.-Пб.: Петербургское Востоковедение, 2003. - 496 с.
16. Рихтер О. Идеальные и практические задачи этнографических музеев // КМВ.- 1921-№3-6. С.3-38.
17. Руденко К.А. Б.Ф. Адлер: реконструкция биографии (1911-1917 гг.) // Историк в историческом и историографическом времени. Материалы Международного форума, посвященном 100-летию со дня рождения профессора А.С Шофмана. - Казань: Изд-во «Яз», 2013. - С. 326-328.
18. Х[арлампович] К. Из Положения о Комиссии по организации Музея народов Востока // КМВ.- 1920.- №7-8.- С.122-124.
19. Янсон А. Живописный Псков // КМВ.-1922.- №1. - С.162-165.
perюd (1917-1991). — S.-Pb.: Peterburgskoe Vostokovedenie, 2003. - 496 s.
16. Rihter O. Ideal'nye i prakticheskie zadachi jetnograficheskih muzeev // 1921-№3-6. S.3-38.
17. Rudenko K.A. B.F. Adler: rekonstrukcija biografii (1911-1917 gg.) // Istorik v istoricheskom i istoriograficheskom vremeni. Materialy Mezhdunarodnogo foruma, posvjashhennom 100-letiju so dnja rozhdenija professora A.S Shofmana. - Kazan': Izd-vo «Jaz», 2013. - S. 326-328.
18. H[arlampovich] ^ Iz Polozhenija o Komissii po organizacii Muzeja narodov Vostoka // KMV.-1920.- №7-8.- S.122-124.
19. Janson A. Zhivopisnyj Pskov // KMV.- 1922.-№1. - S.162-165.
СОКРАЩЕНИЯ
ИОАИЭ - Известия Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете КМВ - Казанский музейный вестник МАЭ - Музей антропологии и этнографии
ОАИЭ - Общество археологии, истории и этнографии при Казанском университете ОЕИ - Общество естествоиспытателей при Казанском университете
