ИСТОРИЯ КОЛЛЕКЦИЙ И СОБРАНИЙ
А.В. Москаленко
МУЗЕЙ ПАЛЕОГРАФИИ АН СССР: ОТ СОБРАНИЯ ДРЕВНОСТЕЙ Н.П. ЛИХАЧЕВА К ИНСТИТУТУ ВСПОМОГАТЕЛЬНЫХ ИСТОРИЧЕСКИХ ДИСЦИПЛИН
Имя Н.П. Лихачева и его научная и собирательская деятельность, а также события, разворачивавшиеся в Академии наук СССР в 20-30-е годы XX в., широко освещены в научной литературе. Несмотря на это, Музей палеографии Академии наук относится к числу явлений, роль которых в истории науки остается неоцененной.
К изучению судьбы Николая Петровича Лихачева, как крупного ученого, специалисты обращались не раз1. Не раз в этих работах встречается освещение вопроса коллекции Н.П. Лихачева (икон и памятников письменности), истории ее собирания и сохранения.
Проблемы цели создания, научного статуса и функционирования собрания Н.П. Лихачева - составляющие концепции Музея палеографии, напротив, никогда еще не являлись предметом специальных исследований. Между тем, именно концепция Музея палеографии была напрямую связана с важнейшей целью, к которой стремился ученый, кропотливо подбирая и собирая воедино множество памятников письменности.
Николай Петрович Лихачев (1862-1936 гг.) известен как историк бумаги, палеограф, источниковед,искусствовед, коллекционер, член-корреспондент Императорской Академии наук, академик Академии наук СССР. Николай Петрович являлся членом многочисленных научных обществ своего времени: Российского археологического, Общества любителей древней письменности и других2. Выдающуюся роль Лихачев сыграл в развитии одного из направлений специальных исторических дисциплин - «исторического источниковедения», «документального источниковедения истории»3. Показательно, что Л.Н. Простоволосова в биографической справке к библиографическому указателю также называет Музей палеографии - «музеем исторического источниковедения»4.
Еще в юности Лихачев понял «собственную научную задачу как критику источников и собирание для этого материалов»5. При работе с рукописями появился интерес к самому источнику (свидетельство тому - сочинение «Разрядные дьяки XVI в.», защищенное в Казанском университете как магистерская диссертация 1889 г.), затем к бумаге и филиграням (докторская диссертация «Бумага и древнейшие бумажные мельницы в Московском государстве», 3 мая 1892 г.), к дипломатике, сфрагистике и геральдике, нумизматике, а также к книжной миниатюре, затем к иконе, переплету и письму как к графическим изображениям6. Собирание только русских источников не могло быть удовлетворительным. Увлекали вещи «разных времен и многих народов»7. «Руководящим» был интерес Николая Петровича к русской истории вообще в контексте истории всемирной.
Формирование научных взглядов ученого происходит именно в то время, когда наступает пора новых исследовательских подходов и приемов, создания нового исследовательского инструментария8. Вопросы, занимавшие Н.П. Лихачева, были неотделимы от его собирательской деятельности. В результате была сформирована редкая по своему составу коллекции древнерусской живописи, памятников письменности и нумизматики - «источников по истории развития графических знаков»9. В коллекции были предметы, не характерные для собраний современников: имелся раздел «Плохие иконы», куда входили ико-
© А.В. Москаленко
ны плохой сохранности необычные своей иконографией10, поздние иконы XVIII-XIX вв.11, невидные, некрасивые и маленькие памятники, которые не вызывали тогда любительского соревнования и оставались в тени12.
Уникальные особенности коллекции, а также история ее собирания и бытования приковывали к себе основное внимание исследователей. Конечная цель коллекционирования и научной деятельности Лихачева виделась ясной - создание Музея палеографии13. Тем не менее, мысль о музее как сверхзадаче Николая Петровича нуждается в раскрытии.
В работе Д.О. Цыпкина «Формирование историкодокументной экспертизы в России: 1898-1963 гг. (концепции, учреждения, ученые)» (СПб., 2009) в качестве догадки было высказано мнение о стремлении Н.П. Лихачева к созданию крупного экспертного центра14. Д.О. Цып-кин, рассматривая отечественную научную среду 1920-х годов, отмечает, что, фактически, Лихачевым был задуман музей технологии книги и историко-документной экспертизы. В качестве аргументов им приводятся следующие факты: выделение Отдела истории аутентификации документа, систематизация памятников по их материальной основе, по их внешним, структурным и функциональным признаком15. Однако идеологическая основа Музея палеографии в работе Д.О. Цыпкина не анализировалась подробно.
Отсутствие убедительных исследований о смысле и характере функционирования Музея палеографии по требовало специального рассмотрения данного вопроса. Для решения этой задачи ключевое значение имеют документы фонда Н.П. Лихачева (Ф. 246) Санкт-Петербургского филиала Архива Российской Академии наук (СПФ АРАН), не введенные ранее в научный оборот.
В фонде Н.П. Лихачева нам удалось выделить комплекс материалов, связанных с деятельностью ученого в Музее палеографии, которые раскрывают логику создания коллекции и музея, их роли в системе отечественной экспертной науки. На основании найденных источников можно заключить, что коллекция и музей являлись «этапами» на пути воплощения основной идеи ученого.
В связи с этими находками открывается возможность пересмотреть многое, ставшее стереотипным в трактовке Н.П. Лихачева и его работы, касающейся Музея палеографии.
Основным источником является дело № 4716. Оно представляет собой собрание «документов по деятельности Н.П. Лихачева в Музее письменности - Музее палеографии АН СССР». Документы дела датированы составителями «не ранее 1918-1928» гг. Среди материалов дела имеется благодарственная записка от Президиума Государственных курсов при Институте истории искусств (1926 г.), заказы Музея палеографии, счета на приобретения, запросы о стоимости, перечни-заказы и прочее, но наибольший интерес вызывают черновые записи17, которые, не имея общего заглавия, даты и подписи, составляют единый текст и являются автографом Н.П. Лихачева. Именно они, в комплексе с другими документами этого же дела18, главным образом, представляют нам программу развития Музея палеографии и его конечную цель.
Достойны внимания две справки из дела № 4719. Они
17
Фотография. Изображение. Документ. Вып. 2 (2)
выписаны на имя Н.П. Лихачева Институтом книги, документа и письма (ИКДП) в 1935 г. и заверены исполнявшим обязанности ученого секретаря Анатолием Емельяновым. Особое значение они имеют наряду с «Краткой запиской о Музее палеографии (МУП) и академике Лихачеве» от 6 февраля 1991 г., составленной А.С. Емельяновым20.
Дополнением к этому комплексу документов является записка сына Н.П. Лихачева, Алексея Николаевича Лихачева, «О моем отце и его семье»21, составленная в 1978 г., а также сохранившаяся в архиве «Книга посетителей собрания древностей Н.П. Лихачева»22.
Указанные архивные источники проясняют историческую картину создания и закрытия музея, в которой многое до недавних пор являлось неточным или вообще не попадало в поле зрения историков.
Н.П. Лихачевым была осознана и высказана в одной из записок23 необходимость создания массива подлинных вещей, разобранных «и по содержанию, и палеографически»24. По мнению Н.П. Лихачева, в России наблюдалась нехватка материала для исследований в области вспомогательных исторических дисциплин. Чтобы получить представление о западноевропейских материалах, русские ученые вынуждены были пользоваться заграничными альбомами, материал в которых был уже интерпретирован25.
Имея определенными образцами для создания коллекции и музея такие учреждения как парижская Школа хартий (Ecole des chartes), Австрийский институт (Institut fur osterreichische Geschichtsforschung), Государственный архив Венеции (Archivio di Stato di Venezia) и Национальный архив Франции (Archives nationales de France), Николай Петрович желал учесть в своем плане то, что все они представляют материал только национальный. Стремление подобрать источники по истории письма со всего мира демонстрирует нам желание Лихачева создать нечто гораздо более значительное, чем перечисленные европейские институты.
Из историографии известно, что свою коллекцию Н.П. Лихачев начал собирать в 90-е гг. XIX в. Однако, с какого-то именно момента коллекция стала функционировать как «частное учреждение» (эта форма организации предполагала возможность публичного представления коллекции), до последнего времени было неизвестно. Теперь мы можем уточнить нижнюю временную границу открытия палеографического кабинета, который носил название «Собрание древностей Н.П. Лихачева».
Н.П. Лихачев, трепетно относившийся к своей коллекции, с не меньшим вниманием относился к посетителям своего собрания. Для записи гостей Палеографического кабинета была заведена специальная тетрадь, которая насчитывает 23 страницы. Первая запись в «Книге посетителей» сделана 25 января 1911 г. Именно эта дата может считаться датой открытия собрания древностей Н.П. Лихачева для публики26.
Посетителями кабинета были видные ученые-исследователи книги и рукописного наследия (такие, как Вс.И. Срезневский, П.К. Симони, Ж. Эберсоль27 и другие), а также художники Д.С. Стеллецкий, С.В. Чехонин, Е.Е. Лансере, М.В. Добужинский28 - представители объединения «Мир искусства», интерес которых к истории письма требует специального исследования. Видимо, владелец сам принимал по предварительным заявкам желающих осмотреть коллекцию и делал пояснения к представленным в Кабинете экспонатам, в свою очередь посетители оставляли запись в «Книге». Жан Эберсоль, побывавший у Лихачева 6 июля 1911 г., в своей короткой
заметке сравнивает его собрание с «Катакомбами Рима»29.
Коллекции Николая Петровича носили высокопрофессиональный, научный характер с точки зрения палеографии и дипломатики, что выделяло их из круга частных музеев современников. Все же, до 1913 г. Палеографический кабинет был личным собранием древностей.
Организация частного музея стала возможна лишь после вывоза «Музея древней иконописи» в Русский музей30. Известие о покупке государем в 1913 г. столь значительной по качеству и размеру коллекции обсуждалось в прессе31. Л.Г. Климанов, исследуя деятельность Н.П. Лихачева, писал о том, что собрание икон было куплено императором за 300 тысяч рублей, и эти средства были отправлены на новые приобретения для будущего Музея палеографии32. По воспоминаниям сына Николая Петровича, Алексея Николаевича Лихачева, на средства от продажи коллекции икон (он указывает сумму в 200 тысяч рублей) Николай Петрович построил третий этаж дома, «куда выселил всю семью, а два этажа занял под коллекцию книг, папирусов, таблеток»33.
Так или иначе, перемещение части собрания ознаменовало возникновение музея как единицы культурного пространства: окончательно определено направление собирательства, изучения и показа, выделено место для размещения и экспонирования, проведения работ по систематизации предметов.
Последняя запись в «Книге посетителей собрания древностей Н.П. Лихачева» датирована 11 февраля 1917 г. Дальнейшее существование музея в прежней форме - как частного владения - стало невозможным.
Таким образом, названный документ определяет целый этап в жизни будущего Музея палеографии: он свидетельствует об открытии коллекций Лихачева для посещений, о переходе Палеографического кабинета - собрания древностей - к форме частного музея, а также о необходимости поиска нового способа достижения намеченных целей в связи со сложившейся в стране ситуацией.
События 1917 г. лишь отчасти расстроили научные планы Николая Петровича: сохранение музея требовало немалых усилий, но итогом поисков ученого стали такие условия, в которых детище доктора русской истории могло развиваться не только по разработанному ранее плану, но даже более успешно. Материалы фонда Николая Петровича, находящиеся в -, дают основание полагать, что переживания ученого были, в некоторой степени, напрасны. Нельзя отрицать того, что советский период был сопряжен с серьезными трудностями в жизни Лихачева. Однако необходимо подчеркнуть, что именно в это время он получает звание действительного члена Академии наук СССР по кафедре русской истории, а музею присваивается статус подразделения Академии наук СССР. Такое положение открывало новые возможности, ведущие к развитию идеи Николая Петровича.
Начало второго этапа жизни музея было положено, когда Лихачев принимает решение передать коллекцию на хранение Археологическому институту34, который, спустя некоторое время, переходит в ведение Ленинградского университета. Передачу коллекции Археологическому институту можно считать первым шагом к оформлению музея в структуре Академии наук СССР. С 1 июля35 (по другим данным, октября36) 1925 г. коллекцией ведает Академия наук, а сам академик Н.П. Лихачев на общем собрании 14 ноября 1925 г. единогласно избирается директором Палеографического музея и приступает к своим обязанностям37. Так, в 1925 г. Музей палеографии возник как ведомственный музей в структуре Академии наук СССР.
18
Обширная коллекция историко-археологических предметов нового музея, как и бывший Палеографический кабинет, была размещена на трех этажах дома, принадлежавшего Лихачевым на Петроградской стороне (Петрозаводская ул., д. 7.) Как пишет сам Лихачев в публикуемом ниже источнике38 (см. Приложение), «собрания музея были объединены общим заданием - историей письмен вообще и, в особенности, историей документа»39.
Упоминавшиеся нами архивные документы, а также опубликованные записки Н.П. Лихачева40 дают четкие представления о научной работе музея в период с 1925 по 1930 гг. В это время происходило «развертывание музея»41 - создание целостной экспозиции и сложение системы организации фондов. Пространственное выражение структуры фондов музея заслуживает особого внимания: экспозиция была устроена по принципу открытого хранения, вошедшему в российскую музейную практику только в конце XX в.
Основной научной работой, по словам Н.П. Лихачева, была систематизация материалов и их классификация для экспозиции по витринам музея, инвентаризация и каталогизация книг, отдельных коллекций и новых поступлений42. Кроме того, приглашенными специалистами велась работа по описанию, исследованию и изданию отдельных памятников и даже групп памятников. Примером могут служить двухтомный труд М.В. Никольского «Документы хозяйственной отчетности южной Месопотамии» (М., 1911-1915) и статья Г.Э. Зенгера «Принадлежащие Н.П. Лихачеву отрывки списка X в. сатир Горация» (Журнал Министерства народного просвещения. 1912)43.
Коллекции музея не переставали пополняться. Главным образом, это зависело от финансовых возможностей музея. Тем не менее, факт участия новой власти в лице руководства Академии наук СССР важен сам по себе. В архиве РАН хранятся документы, свидетельствующие об этом - заказы44, счета и запросы из музея о стоимости вещей, адресованные, например, книжной фирме К.В. Гирземанг в Лейпциге.
Не менее важные сведения о делах музея содержит «Краткая записка о МУПе и академике Н.П. Лихачеве», оставленная сотрудником Музея книги, документа и письма Анатолием Степановичем Емельяновым . Отметим, что текст записки был составлен в 1991 г., когда оценка событий 60-летней находилась под влиянием новых взглядов, предполагавших особое внимание к тяготам судьбы старшего поколения интеллигенции в 1930-х гг.
В записке А.С. Емельянов45 сообщает, что когда в начале 1930 г. он поступил на работу в Музей палеографии, «в музее не имелось ни научных описаний музейных коллекций, ни элементарных описей музейных предметов, всего того, что имеется в том или ином шкафу»46. Фактически, это мнение по поводу результатов фондовой работы за пять лет жизни музея. Но означает ли это, что никаких видимых изменений, запланированных Н.П. Лихачевым, не произошло? Мы, безусловно, должны подходить к факту подобного воспоминания с позиции современного исследователя и учитывать особенности источника, представившего нам такой взгляд на ситуацию в музее. Далее Анатолий Степанович делает акцент на том, что присутствие музея в составе учреждений Академии наук было формальным, на деле он «продолжал оставаться частным собранием ученого коллекционера»47.
В отношении того, продолжал ли музей фактически оставаться частным, принадлежащим Лихачеву, или ведомственным учреждением Академии наук, важно от-
метить двойственность, которая присутствует во многих документах. Слова бывшего сотрудника, наряду с другими фактами, позволяют говорить о Музее палеографии Н.П. Лихачева как музее продолжавшем развиваться по схеме частного учреждения, согласно планам Николая Петровича, обладавшем, в то же время высоким статусом учреждения АН СССР.
Двоякое мнение можно составить и о важных для советской идеологии и формальной организации музея просветительских функциях, которые упоминаются освещаются в опубликованных статьях Н.П. Лихачева48 и в некоторых записках, сохранившихся в архивных делах. Но в последней записи, сделанной за две недели до смерти, и ставшей своего рода подведением итогов жизни ученого49, нет никакого упоминания об образовательных ресурсах музея.
Судя по изданным текстам, просветительская задача музея объявлялась одной из первоочередных. Также сообщалось, что Музей палеографии посещался как небольшими (вследствие малого размера помещений) экскурсиями, так и отдельными лицами по соглашению с директором. Доступ в музей был возможен ежедневно с 11 до 15 часов, в воскресные и праздничные дни посещение необходимо было согласовать с директором. Н.П. Лихачев пишет о том, что посетителей было немало, и заинтересованность экспозицией рядовыми рабочими, особенно типографскими, была высока. Этим сведениям противоречат слова А.С. Емельянова о том, что «ставши академическим институтом, МУП оставался как бы закрытым учреждением; он не был по сути тем, что принято называть музеем, широкая публика его не знала, для посетителей, кроме отдельных ученых, он был закрыт».
Подтверждение мнения А.С. Емельянова о состоянии научной работы музея находим в письме Н.П. Лихачева М.С. Боровковой-Майковой, посланном из ссылки50. В нем ученый высказывал сожаление о том, что не оставил заметок к отдельным памятникам, происхож-дение которых было известно только ему51. Повозвращении в Ленинград у Н.П. Лихачева появится возможность отчасти исправить ситуацию. Этой возможностью он воспользуется. Среди вероятных причин, объясняющих то положение музея, которое описывает А.С. Емельянов, можно назвать занятость директора, нехватку сил (весь штат музея изначально составлял 4 человека, позже - 2 )52, возможно, некоторую ревность в отношении к «собственному» музею, а также собственное видение работы учреждения. Определяя научную составляющую музея, мы должны были, прежде всего, сказать, что главной целью Н.П. Лихачева было создание научно-исследовательского Института исторического источниковедения53. Коллекция и Музей палеографии - этапы на пути к становлению Института («... огромное собрание (Музей палеографии), из которого готовил Институт вспомогательных исторических знаний»54). Н.П. Лихачев, отмечая специальную направленность музея, называл его ядром будущего института, аппаратом института, который мог бы справиться с решением узких специальных вопросов «выявления взаимных влияний»55. Институт, по замыслу Н.П. Лихачева, должен был предоставлять «систематически подобранный материал разнообразных образцов»56. Задачи, которые ставит перед музеем-институтом ученый, действительно могут быть обозначены как экспертные.
Выражая с естественной субъективностью мысль об отсутствии должного порядка в музее и порой создавая путаницу в фактах, верность которых мы пока не в силах доказать или опровергнуть, А.С. Емельянов оказывается
19
Фотография. Изображение. Документ. Вып. 2 (2)
прав в том, что Музей палеографии не состоялся в том виде, в каком он был задуман.
Академия наук СССР в 30-х гг. XX в. - нестабильный по своей структуре организм. В первое время после ареста Н.П. Лихачева, исполнявший обязанности директора Музея палеографии академик С.Ф. Ольденбург предложил весной 1930 г. создать на базе Музея книги, документа и письма, приобщив к нему экспонаты из Библиотеки Академии наук, Азиатского музея и Археографической комиссии57. Таким образом, бывший Музей палеографии становился и научно-исследовательским учреждением, и музеем Всесоюзного значения, сочетающим в своей деятельности теоретический, просветительский и педагогический аспекты58.
Вскоре директором только что образованного МКДП стал москвич А.С. Орлов, литературовед, историк древнерусской литературы. По указанию Президиума Академии Наук, в котором решающую роль играл секретарь В.П. Волгин, музейные собрания были перемещены с Петроградской стороны на Васильевский остров, в здание Библиотеки Академии наук на Биржевой линии. Приобрел музей и новое название - Институт книги, документа и письма, и идеологическую направленность деятельности59, потеряв при этом собственное пространство и часть экспонатов: на новое место не перевезли так называемые стелы с восточными надписями (их отправили в Эрмитаж). Это можно считать началом расчленения единого комплекса памятников письменной культуры, собиравшихся Н.П. Лихачевым по продуманному плану.
В строгом смысле, если не развивать идею о преемственности Ленинградского отделения Института истории учреждению Н.П. Лихачева, еще до того, как ИКДП прекратил существование как самостоятельное академическое учреждение, точка в амбициозном плане Н.П. Лихачева уже была поставлена.
В 1936 г. собрание музея поступило в ведение Института истории Академии наук СССР. Коллекции древнерусских рукописных памятников были отправлены в Институт русской литературы (Пушкинский Дом) (в Отдел древнерусской литературы, которым заведовал А.С. Орлов). Так прекратилось существование Музея палеографии. Сессия Академии наук СССР еще в ноябре 1935 г. приняла решение о преобразовании ИКДП в Сектор вспомогательных исторических дисциплин Института истории60.
После возвращения из астраханской ссылки, Николай Петрович продолжил заниматься привычной деятельностью. Естественно, насколько позволяла ситуация. Трудности, испытанные ученым во время сфабрикованного «Академического дела» - ссылка, лишение звания и содержания, возможности работать - неоспоримы, о них подробно рассказывается в работах биографов Лихачева. Нельзя отрицать сложного положения бывшего академика, но также невозможно говорить о полной изолированности Н.П. Лихачева от науки и его музея.
В последние годы и даже дни жизни ученого готовился к изданию второй том его «Материалов для истории Византийской и русской сфрагистики» (сам Лихачев называл его «Сфрагистическим альбомом русских и византийских матерьялов»61). Об этой работе Николай Петрович упоминает в записке, подготовленной незадолго до смерти : «Альбом и издание его получила от Нумизматического общества ГАИМК. Клише остались у меня и перешли в ИКДП»62. К сожалению, «Материалы» так и не вышли в свет, но переписка по поводу их издания сохранилась63.
Факт непричастности Николая Петровича к музею в то время, когда он уже имел название «Институт книги, документа и письма», также преувеличен. О том, насколько недостойным в это время было отношение к директору Музея палеографии и его научным заслугам, пишет А.С. Емельянов64. Все его слова можно было бы воспринимать всерьез, если бы не документы, подтверждающие обратное - несколько справок65, выданных на имя Н.П. Лихачева институтом в марте и октябре 1935 г., заверенные подписью все того же А. С. Емельянова. Документы представляют собой справки на бланках ИКДП Академии наук СССР и сообщают нам, что Н.П. Лихачев в феврале 1935 г. проводил консультацию по происхождению эпиграфических предметов из состава музейных коллекций ИКДП, а также, что Николай Петрович по поручению руководства института занимался разбором и классификацией свинцовых печатей. Указывается также, что этот труд был оплачен («оплата труда Н.П. Лихачева - повременная»66).
Судя по этим данным, сложно говорить о полной невостребованности ученого. Николай Петрович до последних дней жизни уделял пристальное внимание и был приобщен к работе с ценнейшими коллекциями Музея палеографии, который по его планам, должен был стать ядром будущего научно-исследовательского Института исторического источниковедения67, Института вспомогательных исторических знаний68. Такой институт мог бы стать незаменимым подспорьем для русских исследователей. Его главным достоинством Николай Петрович называет высокую концентрацию подлинных материалов в одном месте («разнообразные памятники <...> не всегда первоклассного значения, но всегда оригиналы»69). Упоминая европейские институты, в том числе французскую Школу хартий и Австрийский институт, Н.П. Лихачев указывает на их узкую ориентированность (национальную) и малый объем специального аппарата. Однако стремление известного источниковеда и палеографа к исправлению данных недостатков при создании первого в России, уникального научно-исследовательского Института исторического источниковедения в системе академических институтов, увы, не нашло должного воплощения.
20
1 Исчерпывающая научная биография Н.П. Лихачева представлена в работах Л.Г. Климанова (см. ниже ссылки на его работы о Н.П. Лихачеве).
2 Список научных обществ, комиссий и комитетов, членом которых состоял Н.П. Лихачев см.: Из коллекций академика Н.П. Лихачева: Каталог выставки. СПб., 1993. С. 278.
3 Климанов Л.Г. Ученый и коллекционер, «известный всей России, а еще более Европе» // Репрессированная наука. Л., 1991. С. 424.
4 ПростоволосоваЛ.Н. Н.П. Лихачев: Судьба и книги: Библиогр. указ. М., 1992. С. 3.
5 Климанов Л.Г. Н.П. Лихачев: «Быть, чем только могу, полезным первенствующему ученому сословию» // Трагические судьбы: репрессированные ученые Академии наук СССР. М., 1995. С. 91.
6 Климанов Л.Г. Ученый и коллекционер... С. 424 ; Вздорнов Г. И. Реставрация и наука. Очерк по истории открытия и изучения древнерусской живописи. М., 2006. С. 223. Г. И. Вздорнов считает коллекцию икон Н. П. Лихачева, в первую очередь, коллекцией иконографических образцов.
7 ЕмельяновА.С. Краткая записка о МУПе и академике Н. П. Лихачеве (февраль 1991 г.) // СПФ АРАН. Ф. 246. Оп. 2. Д. 145. Л. 1.
8 Климанов Л.Г. Ученый и коллекционер. С. 424.
9 Там же.
10 Вилинбахова Т. Б. Русская иконопись и прикладное искусство // Из коллекций академика Н.П. Лихачева: Каталог выставки. СПб., 1993. С. 128-129.
11 Вздорнов Г.И. Указ. соч. С. 244.
12 Климанов Л.Г. Н.П. Лихачев: византиноведение в рукописном наследии ученого // Архивы русских византинистов. СПб., 1995. С. 181212.
13 См.: Климанов Л.Г. Ученый и коллекционер. С. 424, 428 ; Лихачев Н.П. Воспоминания библиофила и собирателя рукописей и автографов / публ., предисл. и примеч. Л.Г. Климанова // Книга: Исслед. и материалы. М., 1991. Вып. 62. С. 193, 195.
14 ЦыпкинД.О. Формирование историко-документной экспертизы в России: 1898-1963 гг. (концепции, учреждения, ученые): Дисс. . канд. ист. наук. СПб., 2009. 209 с.
15 Цыпкин Д.О. Указ. соч. С. 126.
16 СПФ АРАН. Ф. 246. Оп. 2. Д. 47.
17 Там же. Л. 53-57.
18 Там же. Л. 25-28, 58, 59, 91.
19 Там же. Л. 82, 87.
20 СПФ АРАН. Ф. 246. Оп. 2. Д. 145. 14 л.
21 СПФ АРАН. Ф. 246. Оп. 2. Д. 36. 4 л.
22 СПФ АРАН. Ф. 246. Оп. 2. Д 138. 23 л.
23 СПФ АРАН. Ф. 246. Оп. 2. Д. 138 ; Д. 47. Л. 25-26, 27-28.
24 СПФ АРАН. Ф. 246. Оп. 2. Д. 47. Л. 27.
25 На это указывает сам Н.П. Лихачев (СПФ АРАН. Ф. 246. Оп. 2. Д. 47. Л. 25-28).
26 СПФ АРАН. Ф. 246. Оп. 2. Д 138. Л. 1.
27 СПФ АРАН. Ф. 246. Оп. 2. Д 138.
28 Там же.
29 Там же. Л. 6.
30 Климанов Л.Г. Ученый и коллекционер. С. 428.
31 СПФ АРАН. Ф. 246. Оп. 2. Д. 23 (Газетные вырезки). Л. 18-22, 26.
32 Климанов Л.Г. Ученый и коллекционер . С. 429.
33 Лихачев А.Н. О моем отце и его семье (Воспоминания) // СПФ АРАН. Ф. 246. Оп. 2. Д. 36. Л. 4.
34 Климанов Л.Г. Ученый и коллекционер . С. 430 ; Лихачев Н. П. Музей палеографии: Исторический очерк. Л., 1925. С. 1-2.
35 Лихачев Н.П. Музей палеографии. С. 1.
36 СПФ АРАН. Ф. 246. Оп. 2. Д. 47. Л. 53.
37 Климанов Л.Г. Ученый и коллекционер . С. 430.
38 СПФ АРАН. Ф. 246. Оп. 2. Д. 47. Л. 53-57.
39 Там же. Л. 53.
40 Лихачев Н.П. Музей палеографии: Исторический очерк. Л., 1925. 8 с. ; Его же. Музей палеографии // Научные учреждения АН СССР: Краткое обозрение ко дню десятилетия (1917-1927). Л., 1927. С. 102-108.
41 Лихачев Н.П. Музей палеографии // Научные учреждения АН СССР. С. 108.
42 СПФ АРАН. Ф. 246. Оп. 2. Д. 47. Л. 54.
43 Лихачев Н.П. Музей палеографии: Исторический очерк. Л., 1925. С. 8.
44 СПФ АРАН. Ф. 246. Оп. 2. Д. 47. Л. 37-52.
45 Емельянов А.С. Ук. соч. Л. 1.
46 Там же. Л. 5.
47 Там же Л. 6.
48 Имеются в виду следующие работы: Лихачев Н.П. Музей палеографии. М., 1925 (2-е изд. - 1927) ; Его же. Музей палеографии // Научные учреждения АН СССР: Краткое обозрение ко дню десятилетия (1917-1927). Л., 1927. С. 102-108 ; Его же. Музей палеографии: Исторический очерк. Л., 1925.
49 СПФ АРАН. Ф. 246. Оп. 2. Д. 47. Л. 91. Записка датирована 30 марта 1936 г. и, скорее всего, записана со слов Н.П. Лихачева. Рукой Лихачева выполнены заголовок и дата.
50 В 1930 г. Н.П. Лихачев был арестован по «Академическому делу», в 1931 г. исключен из числа действительных членов Академии наук (восстановлен посмертно в 1968 г.), и 1931-33 гг. провел в ссылке в Астрахани. См.: Академическое дело 1929-1931 гг.: Док. и материалы следств. дела, сфабрикованного ОГПУ. СПб., 1993-1998. Вып. 1-2.
51 Климанов Л.Г. Ученый и коллекционер . С. 449.
52 Лихачев Н.П. Музей палеографии: Исторический очерк ; Емельянов А.С. Ук. соч. Л. 4. Кроме директора в штат музея входили научный сотрудник (Зинаида Николаевна Шамонина) и вахтер-истопник (Заявление Н.П. Лихачева в Президиум Академии наук СССР (19 октября 1925 г.) // СПФ АРАН. Ф. 246. Оп. 2. Д. 47. Л. 13). Там же (Л. 9) имеются сведения о том, что в 1925 г. в музее были младшие служащие - Мария Ивановна Милешина и Алексей Алексеевич Прозоровский.
53 СПФ АРАН. Ф. 246. Оп. 2. Д. 47. Л. 25, 53.
54 Там же. Л. 91.
55 Там же. Л. 54.
56 Там же. Л. 28.
57 СвойскийМ.Л. Музей палеографии // Вопросы истории. 1977. № 4. С. 215.
58 Там же.
59 См.: Свойский М.Л. Институт книги, документа и письма по материалам Ленинградского отделения архива Академии наук СССР // Книга: Исслед. и материалы. М., 1975. Вып. 30. С. 189.
60 Там же. С. 187.
61 СПФ АРАН. Ф. 246. Оп. 2. Д. 47. Л. 91.
62 Там же.
63 Там же. Л. 69, 70, 91.
64 Емельянов А.С. Ук. соч. Л. 1.
65 СПФ АРАН. Ф. 246. Оп. 2. Д. 47. Л. 82, 87.
66 Там же. Л. 87.
67 Там же. Л. 25.
68 Там же. Л. 91.
69 Там же. Л. 26, 27.
21
Фотография. Изображение. Документ. Вып. 2 (2)
ПРИЛОЖЕНИЕ.
ЗАПИСКА Н.П. ЛИХАЧЕВА О МУЗЕЕ ПАЛЕОГРАФИИ1.
Академия наук СССР мыслится в настоящее время как объемлющая все научное знание сеть научноисследовательских институтов, объединенная по своим задачам в коллективный организм. Музей палеографии является ядром будущего научно-исследовательского Института исторического источниковедения, аппаратом этого Института, дающим возможность одинаково развить как научно-исследовательскую деятельность, так и общественно-просветительскую.
Музей палеографии уже в настоящее время охватывает обширнейшее поле историко-археологических материалов. Собрания музея объединены общим заданием историй письмен вообще и историей документа в особенности. Серии подлинников музея располагаются хронологически на продолжении пяти тысячелетий: памятники гиероглифических систем письма, памятники клинописи, документы различных восточных алфавитов, документы на греческом, латинском и новых европейских языках; история материалов, послуживших для изготовления документов - камень, глина, металлы, папирус, пергамен, бумага; истории аутентикации документа -сигиллографической и путем скрепы подписей; история изучения документа подлинного и актов интерполированных, фальсифицированных и совершенно подложных, начиная с мнимого документа о даре Константина, послужившего материалом для начатков дипломатической критики; история службы типографского станка для напечатания и опубликования документов.
Такова цепь отделов музея. Указанные общие отделы подразделяются на более мелкие серии.
По существу своему каждый отдел состоит из трех частей: 1) выставки подлинных образцов в витринах; 2) подлинников, хранящихся в картонах и шкафах и 3) специальной литературы предмета, разложенной в книжных шкафах.
Таким образом, музей по своему составу и задачам является родственником знаменитому Лейпцигскому музею, но со своеобразным самостоятельным уклоном, доходящим до коренных отличий: в Лейпциге - дом книги, центр - типографское дело, в Музее палеографии - дом документа, центр - подлинники и их критика. Музей палеографии, с одной стороны, представляет глубоко специальное, чисто академическое учреждение, дающее материал для выявления взаимных влияний, взаимоотношений и преемственности форм в различных отделах дипломатики и сфрагистики, с другой стороны, по экспозиции памятников, Музей палеографии представляет обширное просветительское общеобразовательное учреждение, знакомящее не только с историей письмен, но и с наглядной историей документа и с историей книгопечатания, причем особые выставки дают рядом с историей книги картину печатания документов и службу печатного станка в эпохи политической борьбы.
Деятельность музея в настоящее время [всецело]2 обуславливаемая материальными возможностями, проводится в следующих направлениях:
1) систематизация материалов и их классификация для экспозиции по витринам, по мере научного оборудования Музея ;
2) Инвентаризация и каталогизация книг, так и отдельных коллекций (как например мазаринады [1623 б. д.]3, буллы [1161]4, банди, эдитти [1844]5 и т. д.). Инвентаризация новых поступлений [488]15. Дублеты мазаринад переданы в Институт Маркса и Энгельса7.
3) Работы приглашаемых специалистов для описания, исследования и издания отдельных памятников и целых их групп. Музей находится в сношениях с многими научными работниками разнообразных специальностей и не только в РСФСР, но и в некоторых других частях Союза.
4) Посещение музея отдельными лицами и экскурсиями вызвали необходимость давать самые разнообразные
объяснения, смотря по квалификации посетителей, и материал для объяснительной записки [постепенно]8 подготавливается по мере научного оборудования экспозиционных помещений.
Как примечание следует отметить, что музей привлекал внимание не только специалистов в представляемых ими дисциплинах, библиотеко- и музееведов9, но и любознательных людей вообще. Нельзя обойти молчанием любопытное явление: были случаи посещения музея отдельными наборщиками и типографскими учениками, сознательно искавшими возможности наглядно ознакомиться с историей шрифта и постепенного развития техники книгопечатного дела. В этом отношении следует подчеркнуть, что в будущем, когда закончится развертывание систематических выставок в области истории документа, его аутентификации, опубликования и изучения (т.е. история дипломатики), МУП приобретет большое значение для просвещения учащегося юношества и подготовления научной смены, как наглядная иллюстрация лекционных курсов по целому ряду научных дисциплин.
5) Пополнение музейных собраний продолжается главным образом в зависимости от валютных возможностей.
Музей палеографии поступил в ведение Академии наук с 1 октября 1925 года в здании, которое не отапливалось в течение нескольких лет, с коллекциями крайне скученными в набитых иногда до отказу шкафах. Отдельные предметы, книги и переплеты не только отсырели, но некоторые даже заплесневели и требовали чистки и продолжительной сушки. Все шкафы и шкапчики должны были быть открыты и содержимое их разнесено по свободным помещениям другого этажа. При этом сказалась недостаточность научного оборудования в смысле витрин и прочей мебели, которая не изжита еще и в настоящее время.
За краткое время существования музея при Академии наук достигнуты большие результаты: для общего обозрения выставлены коллекции гиероглифического письма (Египет, Хеты), собрание по истории клинописи на протяжении трех тысяч лет; вставлены образцы разнообразных восточных писем, истории письма на папирусе, история шрифта греческого и латинского. В небольших висячих витринах сделана специальная экспозиция документов папской дипломатики, развернута история дипломатики Венецианской, представлены образцы документов Священной Римской империи, иллюминированных хартий Италии (Милан) и Испании. В особых комнатах выставлены, пока провизарно10, в сжатом виде Rossica и документы Франции, кончая Французской революцией. В залах второго этажа расположена история книгопечатания, главным образом, печатания документов, и история переплета книг и документов.
[Таким образом - первый этаж - эпиграфика и документы в подлинных образцах,
второй этаж - печатные и опубликованные, третий - аутентикация - автографы, печати, изучение документов]11.
I Публикуется по ркп.: Архив СПбИИ РАН. Ф. 246. Оп. 2. Д. 47. Л. 53-57. Основной текст написан печатными буквами черными чернилами. Все примечания и вставки сделаны скорописью, зелеными чернилами, предположительно рукой Н.П. Лихачева.
2Дописано над строкой.
3 Дописано над строкой.
4 Дописано над строкой.
5 Дописано над строкой.
6 Дописано над строкой.
7 Дописано в нижней части страницы.
8 Дописано сверху скорописью.
9 Зачеркнуто: [ами]. Первоначально так:«музееведами».
10 Дописано сверху. Первоначально так: «провизионно».
II Дописано в нижней части страницы.
22