CC BY-NC
64Музеефикация комнат Николая II в Зимнем дворце как культурно-политический проект 1920-х гг.
Онегин Николай Сергеевич
научный сотрудник Отдела истории русской культуры, Государственный Эрмитаж 191181, Россия, г. Санкт-Петербург, ул. Дворцовая Набережная, 34
Статья из рубрики "Культурология и cultural studies"
Аннотация.
В свете современных попыток реконструировать во дворцах России апартаменты императора Николая II, с последующей их музеефикацией, кажется актуальным обратиться к историко-бытовой экспозиции, существовавшей в комнатах царской фамилии в Зимнем дворце в 1922-1926 гг., которая является объектом исследования в предложенной статье. Предметом изучения оказываются те факторы культурного, социального и политического характера, которые повлияли на открытие музея, его деятельность в Зимнем дворце наряду с Государственным Эрмитажем и Музеем Революции, а также на последующее поспешное закрытие данной экспозиции. Изучение вновь выявленных архивных материалов и сопоставление их с мемуарами по данной теме позволило тщательнее исследовать и во многом пересмотреть специфику работы «Исторических комнат» в Зимнем дворце, а также выявить особенности данной экспозиции в контексте развития музейного дела в 1920-е гг. Как следует из документов, открытие музея «Исторические комнаты Александра II и Николая II» стало возможным в силу важных факторов политического, социального, культурного и административного характера, и может рассматриваться как агитационный проект советской власти. В ходе исследования были определены причины открытия этой экспозиции, описаны административные проблемы, особенности работы экскурсоводов и факторы, ставшие определяющими для закрытия музея в Зимнем дворце.
Ключевые слова: Зимний дворец, Государственный Музей Революции,
Государственный Эрмитаж, музеефикация, Николай II, Тройницкий, Сивков, Шульгин, историко-бытовой музей, императорская резиденция
DOI:
10.25136/2409-8744.2018.3.26643
Дата направления в редакцию:
19-06-2018
Дата рецензирования:
20-06-2018
В современной России наблюдаются попытки реконструировать исторические постройки или интерьеры, связанные с семьей императора Николая II, с последующим созданием в них музейных экспозиций. Примерами тому могут служить восстановление апартаментов монарха в Александровском дворце в Царском Селе, воссоздание Нижней дачи в Петергофе и периодические дискуссии о возможности реконструкции комнат царской семьи в Зимнем дворце.
В связи с этим возникают вопросы относительно экспозиционного наполнения данных пространств, что актуализирует изучение опыта предыдущих поколений, в частности, период музеефикации дворцов Петрограда и его пригородов в первые послереволюционные годы.
Специфика этого периода заключалась в том, что музеи во дворцах, с одной стороны, входили в контекст развития историко-бытовых музеев, для которых характерна «типичность», а с другой, делали акцент на личности бывших хозяев, что приближало их к мемориальным музеям. Кроме того, органы новой власти вносили идеологический аспект при оформлении экспозиций и ведении активной «политико-просветительской» работы.
Следовательно, открытие музеев в бывших императорских владениях можно рассматривать как своеобразный культурно-политический проект, где переплелись особенности музейного дела в послереволюционный период и политическая конъюнктура того времени.
В контексте изучения данного процесса интересен пример создания экспозиции «Исторические комнаты Александра II и Николая II» в Зимнем дворце, судьба которой уже находила отражение в литературе. Среди важнейших литературных источников следует упомянуть статью Г. А. Миролюбой и Л. А. Тарасовой «"Исторические комнаты" Зимнего дворца» 1999 г., а также монографию Т. Л. Пашковой «"Квартира" императора Николая II в Зимнем дворце» 2014 г. Впрочем, тщательное изучение вновь выявленных архивных материалов и сопоставление их с опубликованными документами позволяет пересмотреть особенности возникновения, деятельности и закрытия экспозиции в Зимнем дворце.
Таким образом, задача данной статьи заключается в выявлении специфики музеефикации «Исторических комнат» в контексте развития музейного дела в 1918-1920-е гг.
Следует отметить, что личные покои последнего императора Николая II на втором этаже Зимнего дворца - сакральное пространство для его подданных - впервые приобрели идеологический символизм ещё до установления советской власти. Так, в июле 1917 г. председатель Временного правительства А. Ф. Керенский перенёс заседания министров из Мариинского дворца в комнаты Николая II в Зимнем, и сам переехал туда же, поселившись в апартаментах Александра III. Факт того, что активный борец с монархией, ставший для многих олицетворением демократической России, занял личные покои государей в главной резиденции свергнутого императора, стал частью политической пропаганды.
Подобный идеологический аспект впоследствии оказался важным фактором в процессе музеефикации комнат в Зимнем дворце уже в советские годы.
Возникновение идеи об открытии их для публики в качестве экспозиции можно отнести уже к ноябрю 1917 г., когда А. Н. Бенуа отмечал в своём дневнике возможность подобной музеефикации: «И снова во время моего нового обхода половины Александра II у меня ожила мечта о создании грандиозного музея в Зимнем дворце, точнее, целого
ряда музеев историко-бытового характера» [1, с' 244]. Это особенно стало возможным после выхода декрета Совета народных комиссаров РСФСР «О конфискации имуществ низложенного российского императорского дома» от 13 июля 1918 г., который позволял превратить интерьеры царских покоев в музейные экспозиции.
Однако в бывшей резиденции, называемой теперь «Дворцом искусств», новая власть разместила сразу несколько различных учреждений: кинотеатр, конторы Авиапромснаба, лекторий общества «Старый Петербург», а некоторые залы отдала для постановок Эрмитажного театра. Кроме того, ряд помещений занимали Государственный Эрмитаж, разместивший здесь шедевры из национализированных частных собраний, и Музей Революции, открывший свои двери 11 января 1920 г. В этих условиях вопрос о покоях Александра II и Николая II, всё ещё незанятых, стоял особенно остро. Опечатанные после штурма 1917 г., комнаты на втором этаже простояли нетронутыми несколько лет, но подобное положение вещей многие признавали неприемлемым - так возник вопрос об использовании личных апартаментов императоров.
На решение о музеефикации этих комнат и открытия их для публики оказали влияние различные факторы, каждый из которых по-своему определил судьбу будущего музея.
Важный аспект заключался в относительно хорошей сохранности отделки этих помещений и предметов меблировки, несмотря на штурм Зимнего дворца 25-26 октября 1917 г. и последующее разграбление его ценностей. Это обстоятельство позволяло в ходе открытия музея обойтись минимальными усилиями по приведению апартаментов в порядок. Факт того, что уцелели целые бытовые ансамбли, наполненные личными вещами императорской фамилии, оказался важным подспорьем для их консервации и последующей музеефикации.
Другим фактором, который повлиял на решение об экспонировании комнат Николая II в Зимнем дворце, стала популярность среди широких масс населения историко-бытовых музеев в пригородных дворцах, среди которых был также Александровский дворец, где демонстрировались полностью сохранившиеся личные апартаменты последнего императора и его семьи. На страницах журнала «Музей» можно найти мнение А. Н. Бенуа об этих музеефицированных помещениях: «Все [покои] и каждая деталь в них, самое сопоставление предметов носит отпечаток времени, отражает безотрадную душу эпохи и говорит так красноречиво о причинах падения монархии в России, как того не выразить
и самому знающему и блестящему историку» [2, Сш 26].
По его мнению, сама стилистика жилых апартаментов и характер предметов являлись важным отражением вкусов последних Романовых, а значит, позволяло понять их внутренний мир и сделать выводы о необратимости революций 1917 г. По всей видимости, такие же предположения делали и создатели музея в комнатах Николая II в Зимнем дворце, считая, что через подлинный сохранившийся комплекс этих апартаментов они смогут нести в массы важные идеологические установки. В этом подходе можно увидеть связь с экспозициями историко-бытовых музеев, в которых именно «ансамбль предметов», «комплекс памятников» становились наиболее полноценным и аттрактивным способом музейного показа особенностей повседневности людей. Как отмечал историк В. Зубов, «музей-дворец есть, прежде всего, памятник жизни, книжка с картинками, ярче, чем все слова, способная воссоздать атмосферу
известных эпох, повседневный обиход» [3, с- 2671.
Помимо культурно-социальной и музеологической причин для музеефикации апартаментов в Зимнем дворце, существовали также предпосылки политического характера. Описание их сути можно обнаружить в рукописи директора Государственного Эрмитажа С. Н. Тройницкого, который отмечал, что при открытии музея его организаторы стремились также «показать, как осторожно Советская власть относится к вещам даже условного исторического значения и тем опровергнуть клеветнические выпады о гибели культурно-исторических памятников в СССР» [4, Сш 80].
Итак, согласно документам, можно утверждать, что превращению личных комнат Александра II и Николая II в бывшей императорской резиденции способствовали различные факторы культурного и политико-идеологического характера, а также стремление сохранить мемориальные памятники для истории. Ради удовлетворения любопытства публики, рационального использования целого ряда помещений Дворца искусств и демонстрации заботы государства о культурном наследии власти пошли на создание, фактически, мемориального музея, посвященного, однако, не герою революционного движения, а свергнутому политическому врагу.
В апреле 1922 г. вышло постановление Народного комиссариата просвещения РСФСР об организации музея в комнатах Александра II и Николая II. Для этой цели апартаменты привели в порядок, а сохранившиеся личные предметы монархов разместили согласно описям комнатного имущества, запискам Историко-художественной комиссии и подлинным фотоснимкам. Впрочем, немаловажно отметить, что из интерьеров были убраны (или утрачены?) напольные ковры и живые цветы - это заметно при сравнении дореволюционных фотоснимков, сделанных членами царской семьи в Зимнем дворце, с фотографиями музейной экспозиции.
В это же время решались административно-хозяйственные вопросы относительно статуса новой экспозиции. В данном ключе следует обратить внимание на тот факт, что в специальной литературе данные о подчинении музея разнятся: Т. Л. Пашкова относит
его в ведение Музея Революции ^———другие авторы указывают на полную самостоятельность «Исторических комнат». Однако тщательный анализ документов показывает, что экспозиция входила в подчинение не Музею Революции, а Государственному Эрмитажу, и была частью именно его структуры, поэтому хозяйственные вопросы решались через администрацию Эрмитажа.
Тем не менее, фактически, внутри здания Дворца искусств помещения двух музеев были отделены друг от друга перегородками и ограничительными шнурами, а экскурсионные группы не пересекались. Более того, вход в новый музей также был отдельным: организованный через бывший Подъезд Её Императорского Величества, получивший впоследствии название Октябрьского, он не совпадал ни с вестибюлем Государственного Эрмитажа, ни с входной зоной Музея Революции.
В штат нового музея вошли 13 сотрудников, а его заведующим стал уполномоченный по обследованию Отдела музеев и охраны памятников искусства и старины, управляющий хозяйственными делами Дворца искусств Николай Владимирович Васильев, прекрасно знавший как передаваемые в его ведение помещения, так и особенности ведения дел внутри Государственного Эрмитажа.
1 декабря 1922 г. во Дворце искусств состоялось открытие музея, который получил название «Исторические комнаты Александра II и Николая II». Несмотря на то, что
экспозиция была открыта намного позже большинства новых историко-бытовых и мемориальных музеев того периода, она оказалась крайне востребованной публикой, что было обусловлено, разумеется, личностями императоров Александра II и Николая II.
В архиве Государственного Эрмитажа хранятся документы, в которых можно найти сведения об организации приёма посетителей, маршрутах экскурсий, заказах на одежду и музейные тапочки, а также прочесть правила поведения в музее [6, Сш 278 - 285].
Там же отражена финансовая сторона деятельности «Исторических комнат». Из анализа документов следует, что изначально цена билета для одиночных посетителей составляла 40 рублей, однако уже в октябре 1923 г. она выросла до 200 рублей. Впрочем, цена билета в составе экскурсионной группы, судя по архивным данным [Архив Государственного Эрмитажа, оп. 8, д. 1, 1923-1924, Л. 74], составляла 50 рублей. Из этого следует, что одиночному посетителю было финансово выгоднее осматривать музей с экскурсией, а значит, через идеологически выдержанный текст экскурсовода. Высказывая свои оценочные суждения, экскурсоводы помогали посетителям сделать «правильные выводы» о личности последнего монарха, что отражено в отзыве одного посетителя: «Это место, где крепнет моё самосознание, место, где во мне укореняется
ещё большая ненависть к прошедшему» [6, Сш 286].
Экскурсионный маршрут был организован исходя из расположения самих апартаментов в Зимнем дворце: после осмотра анфилады личных комнат Александра II публика могла без особых усилий пройти один небольшой зал и оказаться уже в покоях Николая II, которые начинались с Салтыковской лестницы и заканчивались Малахитовой гостиной.
К сожалению, методические указания или тексты экскурсий по интерьерам Зимнего дворца не сохранились, но существует ближайший аналог: кинохроника с показом экскурсии по комнатам Николая II и Александры Фёдоровны в Александровском дворце, которые были открыты для публики в июне 1923 г. Вмонтированные титры с текстом экскурсовода позволяют представить, какими могли быть оценочные суждения и комментарии в ходе прогулки по Зимнему дворцу: «для связи с небесной канцелярией» (показ телефонного аппарата на стене), «армия святых охраняла царский покой» (показ иконостаса в Опочивальне), «автограф Распутина» (показ записки от Г. Е. Распутина) и т.д.
Интересные дополнительные сведения о методологии проведения экскурсий можно обнаружить в воспоминаниях В. В. Шульгина, который лично принимал участие в отречении Николая II от престола. Инкогнито посетив Ленинград в январе 1925 г., Василий Витальевич посетил сначала Музей Революции во Дворце искусств, а затем -апартаменты свергнутого императора. В. В. Шульгин отмечал, что в «Исторических комнатах» было «много народа», и сотрудники музея рекомендовали «выбрать себе по
росту пару [сандалий] и надеть поверх обуви» ^———21Ш. Далее «две барышни немедленно повели новую партию [посетителей] наверх, в которую и нас включили. Первая барышня шла впереди и давала пояснения, вторая барышня шла сзади, очевидно, для того, чтобы чего-нибудь не украли. Первая барышня, судя по выговору, когда-то, может быть, бывала в этих стенах в несколько иной роли. Мы вошли в личные покои последнего Государя. Они по жестокой иронии охраняются его убийцами с особой
тщательностью» [7, с- 317].
Следует отметить, что, несмотря на высокую стоимость входного билета и большое количество историко-бытовых музеев в Петрограде-Ленинграде и его пригородах, посещаемость «Исторических комнат» в Зимнем дворце постоянно росла. Так, в марте
1923 г., через три месяца после открытия, музей принял 3,588 человек, а в декабре 1925 г. - уже 18,545 человек. Причина такого интереса населения к «Историческим комнатам», на фоне других музеев, состояла в личностях самих императоров, чьи покои и быт были интересны обывателям.
Факт большой популярности «Исторических комнат», однако, не стал решающим в те последующие годы, когда возник вопрос о дальнейшей судьбе этого музея. Более того, именно высокая посещаемость во многом стала причиной того, что экспозиция в конечном итоге была закрыта.
Каковы же были предпосылки к появлению намерений ликвидировать пользующийся популярностью музей?
Исследователи судьбы «Исторических комнат» высказывали разные причины, которые привели к закрытию экспозиции. В. Н. Несин связывал это решение с празднованием
десятилетия Октябрьской революции в 1927 г. [8, Сш 7]. В монографии Т. Л. Пашковой говорится о неприятии новых властей интерьеров эпохи Модерна, которые оказались неприемлемыми для пространства Дворца искусств и потому были уничтожены [5, Сш 1741.
Однако, судя по документам, эти причины носили не столько художественно-эстетический характер, сколько политический и административный.
Советское правительство ставило перед музеем важную задачу: укоренить в сознании граждан, что особенности характера последнего монарха накладывали отпечаток на его действия, что в итоге привело к неизбежности революционных событий 1917 г. Должного эффекта, однако, не получалось. Во-первых, не все экскурсоводы следовали рекомендациям руководства, что отмечает В. В. Шульгин: «Она давала объяснения
холодно, но совершенно прилично. Без всякой тенденции» [7, Сш 316]. Во-вторых, реакция публики явно не соответствовала ожиданиям властей. Это важное обстоятельство, неуловимое в документах, описано в тех же мемуарах: «Комнаты, указывавшие на скромную личную жизнь государей и особенно государынь, производили некоторую сенсацию среди окружавших нас горсточки людей. Произносились не особенно ясные междометия, смысл которых был, однако, очевиден: не того ждали. [...] Трагизм недавнего мученичества веял в этих комнатах. [...] Было нечто в высокой степени тяжелое в обнаруживании этих интимных комнат, так сказать, перед могилой, ещё
свежей. Чуткая к этого рода вещам русская душа это понимала» [7, Сш 317].
По всей видимости, открытые для публики личные апартаменты двух императоров не оказывали на посетителей того психологического (вместе с этим и идеологического) воздействия, которое ожидали власти; а растущий интерес к этим комнатам со стороны населения всё больше напрягал советское правительство. Постепенно, с усилением давления партии большевиков на музейное сообщество, эта особенность музея в Зимнем дворце становилась проблемой.
Сомнения властей относительно судьбы «Исторических комнат» проходили на фоне борьбы за помещения Дворца искусств между Музеем Революции и Эрмитажем: обоим музеям требовалось расширение выставочного пространства и оба были тесно связаны с бывшей императорской резиденцией. Согласно документам, формально уже с декабря 1922 г. Зимний дворец перешёл в ведение Эрмитажа, и именно его руководство оплачивало расходы по содержанию здания, в котором немалую площадь занимал Музей революции. Экономические и административные разногласия привели к тому, что в конце 1926 г. был поставлен вопрос о размежевании двух музеев.
В ходе этой «бумажной войны» обсуждалась принадлежность «Исторических комнат Александра II и Николая II» и их финансирование, но вскоре возник вопрос о целесообразности данного музея как такового. Так, директор Эрмитажа С. Н. Тройницкий считал, что «культурно-историческое и агитационное значение комнат даже при очень умелом их показывании, в лучшем случае ничтожно, а скорее даже носит отрицательный характер. Массы идут в них, движимые обыкновенным вредным любопытством, и нет никакой возможности в течение 40-50 минут [...] ясно показать или объяснить все отрицательные стороны помещений, характерную упадочность представителей павшего режима. Дурной вкус обстановки показателен только для людей с определенным уровнем развития [...] Для огромной же, подавляющей массы посетителей исторические комнаты не выявят своего мещанского убожества, а ослепят блеском позолоты, богатством убранства и роскошью ковров и материй» [6, Сш 284].
Интересно в этом контексте вспомнить мемуары В. В. Шульгина, который отмечал реакцию посетителей на увиденные комнаты: «Не того ждали». Действительно, отделка личных апартаментов Александра II и Николая II не отличалась роскошью и великолепием. Недаром последний император однажды в дневнике назвал свои комнаты «квартирой».
Следует обратить внимание на то, что С. Н. Тройницкий настаивал на закрытии музея, который и так был в его ведении, в первую очередь с намерением передать сами помещения в Зимнем дворце под выставочные залы Эрмитажа, одного из главных музеев страны советов. То есть в данном случае основным предметом споров были квадратные метры, а не отделка интерьеров. С. Н. Тройницкий считал «вполне целесообразным и желательным ликвидацию исторических комнат, и использование освободившихся, прекрасных в музейном отношении, помещений для размещения в них собраний Эрмитажа» [РНБ, ф. 585, ед. хр. 6838, л. 1 - 4]. Свои доводы известный знаток искусства подкреплял вопросами эстетики: «Все эти помещения могут быть великолепно использованы для музейных целей, без нарушения их архитектурной отделки, если вообще необходимо сохранять эту совсем не связанную с таким исключительным памятником, как Зимний дворец, бездарную отделку, для того чтобы показывать будущим поколениям яркий пример дурного вкуса» [РНБ, ф. 585, ед. хр. 6838, л. 1 - 4].
Главный архитектор Эрмитажа А. В. Сивков был солидарен с С. Н. Тройницким, полагая, что «весьма добротная по качеству исполнения, но совершенно неприемлемая по своему дурному вкусу отделка его [императора Николая II] апартаментов не могла быть терпима, а тем более в залах музея» [9, с- 108].
В ходе споров о «вкусах», в которых переплелись насущные проблемы двух музеев и давление советской власти, «Исторические комнаты Александра II и Николая II» были осмотрены специально созданной комиссией, в которую вошли С. Н. Тройницкий, М. Б. Каплан, Г. С. Ятманов, А. Н. Бенуа, В. К. Макаров. Возникшие в процессе осмотра покоев дискуссии стали касаться также вопросов художественного значения интерьеров, выполнения музеем агитационных функций, работой с большим потоком посетителей и др.
Результатом краткой деятельности комиссии стал вывод о возможности закрытия экспозиции «Исторические комнаты».
26 июля 1926 г. вышло распоряжение Ленинградского отделения Главного управления научными, научно-художественными и музейными учреждениями (Главнауки) Наркомпроса РСФСР о закрытии «Исторических комнат», и уже 2 августа вся экспозиция,
кроме апартаментов Николая I на первом этаже Зимнего дворца, была опечатана [Архив Государственного Эрмитажа, ф. 1, оп. 5, ч. 2, д. 518 (67)].
Таким образом, можно утверждать, что на решение о ликвидации музея повлияли различные факторы, среди которых популярность экспозиции у населения, эстетические взгляды деятелей искусства, а также нехватка выставочных помещений для Эрмитажа и Музея Революции. Но главная причина заключалась в том, что те агитационно-идеологические задачи, которые ставила перед «Историческими комнатами» советская власть, не были исполнены в полной мере.
Закрытие популярной экспозиции оказалось спорным решением. Неожиданно для многих, в прессе стали публиковать письма с требованием простых граждан вновь открыть «Исторические комнаты». Причем в качестве аргумента использовалась как раз идеологическая составляющая музея, возникавшая через особенное психологическое воздействие апартаментов на посетителей. «Поток писем с требованием открыть исторические комнаты б. Зимнего дворца увеличивается. Вместе с тем среди читательских масс «Ленинградской правды» растёт недоумение по поводу упорного и презрительного молчания тех, кто вопреки воле рабочих Ленинграда провел закрытие
исторических комнат» ———285". Против закрытия музея выступило и руководство Истпартотдела Ленинградского Губкома ВКП(б), но решение Главнауки осталось неизменным.
По распоряжению дирекции Государственного Эрмитажа, помещения в северо-западном ризалите Дворца искусств передавались в качестве выставочных залов Отдела Востока, поэтому отделка интерьеров и их наполнение личными вещами царской семьи входили в противоречие с новой функцией. Уже в 1927 г. началось приспособление залов под нужны музея, которое проводилось по проекту архитектора А. В. Сивкова. В ходе этого процесса со стен снимали ситцевые обои и деревянную отделку, пробивали новые дверные проёмы, закрывали различные проходы, демонтировали печи и камины, ломали лестницы, снимали с петель резные двери, закрашивали плафонную живопись, а затем заново штукатурили стены.
В конечном итоге, из личных покоев Александра II и Николая II лишь некоторые в целом сохранили свою декоративную отделку до наших дней: Белая (Малая) столовая, Готическая библиотека Его Величества и ванная комната Её Величества.
Что же касается личных предметов из этих комнат, то самая ценная их часть была передана в Государственный Музейный Фонд, Государственный Эрмитаж и Историко-бытовой отдел Государственного Русского музея (с тем, чтобы в 1941 г. снова вернуться в стены Зимнего дворца). Большинство же вещей, в первую очередь предметы мебели и обихода, оказалось в разных городских учреждениях или было продано на аукционах Госторга, которые проходили по иронии судьбы там же, в Зимнем дворце.
Стоит отметить, что закрытие музея «Исторические комнаты» стало частью целой кампании по перепрофилированию или ликвидации в конце 1920-х гг. историко-бытовых и мемориальных музеев, которые на страницах специальных изданий всё больше обвиняли в «вещизме» и недостаточном выполнении агитационных функций. В этом смысле «Исторические комнаты» оказались жертвами важных изменений в музейной сети, но все же на их закрытие повлияли особые факторы, которые были связаны со спецификой расположения этого музея и его политическим характером.
Судьба музеефицированных «Исторических комнат Александра II и Николая II» в Зимнем дворце оказалась отражением сложных политических, культурных и социальных
процессов, происходивших в 1920-е гг. Проведенная как культурно-политический проект с идеологическим наполнением, музеефикация «Исторических комнат» призвана была, с одной стороны, сохранить аутентичный ансамбль предметов мемориального характера, а с другой, отражать политические и агитационные устремления властей, и влиять на воззрения населения. Однако с точки зрения политического посыла проект потерпел неудачу, и, несмотря на высокую посещаемость экспозиции и историческую ценность интерьеров, музей в апартаментах Александра II и Николая II был закрыт.
Изучение архивных документов и сравнение их с мемуарами позволило обозначить факторы, которые способствовали открытию особого музея в стенах Дворца Искусств. Удалось также выявить причины закрытия экспозиции, которые были связаны не только с политическим контекстом эпохи, но и с факторами музейной деятельности внутри самого Дворца Искусств.
Исследование особенностей существования экспозиции в Зимнем дворце (Дворце искусств) уточняет важные моменты из истории музейного дела 1920-х гг. и позволяет обозначить некоторые особенности его развития в послереволюционное время, чтобы учитывать их уже в современной деятельности, связанной с превращением императорских резиденций в экспозиционное пространство.
Библиография
1. Бенуа А. Н. Мой дневник. 1916-1917-1918. М., 2003. 704 с.
2. Бенуа А. Н. Дворцы-музеи // Музей. 1923. № 1. С. 20-28.
3. Третьяков Н. С. К 90-летию музеефикации пригородных дворцов г. Санкт-Петербурга // Вестник СПбГУ. Сер. 2. Вып. 1. 2009. С. 265-268.
4. Миролюбова Г. А., Тарасова Л. А. «Исторические комнаты» Зимнего дворца // Материалы научной конференции памяти П.Ф. Губчевского. СПб, 1999. С. 78 - 83.
5. Пашкова Т. Л. «Квартира» императора Николая II в Зимнем дворце. СПб, Издательство ГЭ. 2014. 184 с.
6. Конивец А. В. Зимний дворец: от императорской резиденции до Кавшколы Осоавиахима. СПб, издательство ГЭ, 2014. 114 с.
7. Шульгин В. В. Три столицы. М., 1991. 496 с.
8. Несин В. Н. Зимний дворец в царствование императора Николая II. СПб: Летний сад. 1999. 219 с.
9. Сивков А. В. Дворцы Эрмитажа в советский период. Рукопись. Ч. 1. Архив Государственного Эрмитажа. 45 с.
