CC BY
12
Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2019. № 4 (24). С. 69-80. УДК 930
DOI 10.24147/2312-1300.2019.4.69-80
С. П. Бычков
«МОЖНО ПУСТИТЬ ДЕЙСТВЕННУЮ СТРЕЛУ В СОЗНАНИЕ ЦЕРКВИ ЛИШЬ СТАВ НА ОБЩУЮ С НЕЙ ПОЧВУ...» А. В. КАРТАШЁВ КАК АНАЛИТИК СОБЫТИЙ ЦЕРКОВНОЙ ЖИЗНИ РОССИИ В 1911-1917 гг. В ГАЗЕТЕ «РУССКОЕ СЛОВО». ПРОБЛЕМАТИКА ПУБЛИКАЦИЙ*
Исследуются особенности привлечения А. В. Карташёва как эксперта церковной жизни России в публицистике второго десятилетия XX в. на страницах газеты «Русское слово», особенности рассматриваемых им тем и сюжетов, характер суждений по ключевым проблемам церковной и религиозной жизни.
Ключевые слова: А. В. Карташёв; русская периодика; церковная публицистика; «Русское слово»; русская православная церковь.
S. P. Bychkov
"YOU CAN PUT AN EFFECTIVE ARROW IN THE CONSCIOUSNESS OF THE CHURCH ONLY BY BECOMING ON COMMON GROUND WITH IT..." A. V. KARTASHEV AS AN ANALYST OF THE EVENTS OF CHURCH LIFE IN RUSSIA IN 1911-1917 IN THE NEWSPAPER "RUSSKOE SLOVO". PROBLEMS OF PUBLICATIONS
The article studies peculiarities of involvement of A. V. Kartashev as an expert of Church life in Russia journalism of the second decade of the twentieth century in the newspaper "Russkoe Slovo", features topics and subjects, the nature of the judgments on the key issues of the Church and religious life.
Keywords: A. V. Kartashev; Russian periodicals; Church journalism; "Russkoe Slovo"; Russian Orthodox Church.
Деятельность Антона Владимировича Карташёва (1875-1960) - известного общественного, церковного, политического деятеля России первой половины XX в., представителя серебряного века русской культуры, религиозно-философского возрождения 19001910-х гг., историка русской православной церкви активно исследуется историками, историографами, философами в последние тридцать лет. Но она оказалась настолько многогранной и разнообразной, что в ней до сих пор остаётся место не только для об-
зорных историографических экскурсов [1], но и для новых исследований как отдельных эпизодов жизненного пути [2], так и обширных аспектов и пластов его богословских, философских, церковно-исторических концепций [3]. Представляемая статья посвящена важному эпизоду жизни А. В. Карташёва, а именно его сотрудничеству с газетой «Русское слово», который выпал из рассмотрения предшествующими исследователями.
Значений у такого исследования несколько: оно не только восполняет пробелы
* Публикация осуществляется при поддержке гранта РФФИ № 18-09-00172 («В поисках Святой Руси: биография А. В. Карташёва (1875-1960)»).
© Бычков С. П., 2019
в биографической канве жизни самого Кар-ташёва, но и помогает актуализировать темы и сюжеты, связанные с жизнью русского православия, волновавшие русское просвещённое общество в 1910-х гг. и находившие отражение в публицистике; определить точку зрения на злободневные проблемы, транслируемую Карташёвым на многотысячную аудиторию в газете «Русское слово» для дальнейшего соотнесения с позицией, высказывавшейся им в кулуарном круге религиозно-философского общества в Петербурге; отследить особенности эволюции его концептуальных взглядов на взаимоотношения церкви и государства, на роль церкви в политике, общественной жизни, культуре и истории страны.
Газета «Русское слово» занимала своё, особое место в периодике России начала XX в. Возникшая в 1890-х гг., она издавалась на средства известного издателя И. Д. Сытина и быстро стала общерусской газетой. Это стало возможным благодаря европейским принципам организации газетного дела, новой полиграфической технике, талантливым редакторам и корреспондентам, приглашению к сотрудничеству лучших русских писателей и журналистов. Перед Первой мировой войной газета имела свыше 1 млн подписчиков.
Позиционируя издание как общероссийскую «фабрику новостей», издатели хотели быть выше партийной ангажированности и тенденциозности. Тем не менее, несмотря на стремление к информационной чистоте и объективности, минимизации проблем с цензурой, в том числе и ради коммерческой прибыли и успеха, «Русское слово» всё же исповедовало либеральные ценности, умеренно критикуя явные общественные и политические проблемы. Стремясь получить наибольшее количество подписчиков, редакция старалась заинтересовать и активно информировать большие группы интеллигентной и просвещённой публики, охватывая журналистскими статьями и репортажами разнообразные общественно-политические, этнографические, культурные, религиозные темы и сюжеты, в том числе связанные и с разнообразной жизнью русской православной церкви, её иерархией, государственно-церковными взаимоотношениями.
Карташёв был приглашён к сотрудничеству в газете при активном содействии Д. В. Философова - друга и соратника по религиозно-философскому движению, с которым он был знаком ещё с зимы 1902 г.1 Философов, активно сотрудничая с газетами «Речь» и «Русское слово», с их религиозными и церковными отделами, порекомендовал кандидатуру Карташёва как хорошего специалиста и эксперта в церковных вопросах. Особыми достоинствами в этом случае была его высокая компетентность и информированность, но при этом - непринадлежность духовному ведомству и отсутствие каких-либо обязательств (Карташёв покинул к тому времени Санкт-Петербургскую духовную академию и работал в Публичной библиотеке).
Первоначальная договорённость была такова, что Карташёв становился «попечителем» церковного отдела газеты с еженедельным появлением одной-двух статей по церковным и религиозным вопросам на 100175 строк с эпизодической публикацией и более обширных материалов, в том числе и в фельетонном стиле. При этом сразу оговаривалась ситуация, что подаваемые статьи не обязательно будут принадлежать самому Карташёву. Он ставил в известность, что своим именем при необходимости будет прикрывать друзей, бывших коллег из Петербургской и других академий, которые сами открыто публиковать свои заметки не могли2, поскольку для них главным условием публичности было получение обязательного благословения со стороны либо начальства академии, либо правящего архиерея. Ни о какой критике церкви и её проблем, даже самой минимальной, изложенной в газете, в таком случае говорить не приходилось бы.
Он лично в 1905 г. столкнулся с ситуацией, когда, работая под псевдонимами в «Новом пути» и «Вопросах жизни», всё-таки был опознан церковной цензурой, вследствие чего ректором Санкт-Петербургской духовной академии был поставлен перед выбором: или продолжать критиковать церковь, но уже «свободным художником», или перестать выступать публично без ведома академического начальства. Публицист сам выбрал первое, но своим друзьям не желал повторения своих неприятностей.
Имея обширные знакомства и связи, полученные им в результате десятилетней деятельности в религиозно-философских собраниях 1901-1903 гг. и Санкт-Петербургском религиозно-философском обществе, Антон Владимирович сформировал и круг информаторов (как сейчас бы сказали инсайдеров) в церковных, синодальных, академических, журналистских кругах. Об использовании этой информации он также договаривался уже в первом письме к издателю Благову .
Известны и установленные редакцией объёмы денежного журналистского вознаграждения - помесячное жалование в 100 рублей, построчная плата в 20 копеек самому Карта-шёву и 15 копеек за строку статей его сотрудникам . Издательству было обещано, что статьи не собственные, но прикрываемые его именем будут просматриваться, сокращаться и редактироваться, а гонорар будет отдаваться самим авторам. В целом это устраивало «Русское слово», но в определённой мере сегодня затрудняет установление полной аутентичности текстов, подписанных именем Карташёва, как его собственно авторских.
В общей сложности А. В. Карташёв сотрудничал с «Русским словом» с 1911 по 1917 г. и опубликовал около пяти десятков материалов под своим именем. Как в любом интеллектуальном процессе, возникали проблемы, казусы, недоразумения, которые, впрочем, стороны достаточно легко разрешали. Были и ситуации, когда не обходилось без происков цензуры, и редакция, несмотря на достаточно широкие «границы дозволенного», не печатала и возвращала рукописи статей. Иногда проявляли осторожность и сами редакторы, когда освещение некоторых проблем было, видимо, слишком острым для «Русского слова», пытавшегося быть над партийными и общественными баталиями, фракционными схватками, не выражать идеологии и интересов каких-либо интеллектуальных и культурных кланов, творческих объединений и союзов и сохранить свою отстранённость и неангажированность.
При этом, если происходила передача материала в другие издания (чаще всего именно в кадетскую «Речь»), Карташёв всегда извещал об этом и извинялся перед редакцией «Русского слова», даже спустя длительное время. Связано это было с полити-
кой сохранения репутационных и финансовых активов издания. Сама технология создания газеты, полиграфический процесс требовали надёжных и постоянных сотрудников, вовремя и корректно подающих интересные материалы. Редакция, несмотря на разнообразный состав авторов, всё же стремилась создать постоянный костяк корреспондентов и экспертов. Активная борьба за эксклюзивность материалов, журналистов, умевших трезво описывать и оценивать текущие события и процессы, легко и доступно, интересно подавать их читателю, заставляла солидные издания создавать корпус «своих» авторов, фактически находившихся на содержании и окладе издания. Соответственно, не приветствовались ситуации, когда один и тот же материал публиковался в нескольких изданиях. Постоянное сотрудничество, оплачиваемое высоким гонораром, требовало и «верности» изданию. Уход, пусть и временный, «на сторону» мог закончиться скандалом и разрывом контракта. У Карташёва подобные казусы тоже случались, но неизменно сглаживались, объяснялись им в переписке с издателем и потому проходили безболезненно для его сотрудничества с изданием6.
Предлагал он и свой особый подход в освещении церковных материалов: «... нередко, во всяком случае, чаще, чем думают, и свет и тени в этой области поддаются объяснению и критике только с принятием во внимание самой природы церкви и её доктрины. Обыкновенные приёмы публицистической полемики с церковью тешат только самих полемистов, но отскакивают как горох от стены от совести иерархов и, просто потому, что она видит в своих противниках людей, не понимающих существа обсуждаемых ими фактов. Можно пустить действенную стрелу в сознание церкви лишь став на общую с ней почву, посчитавшись с её догмой и духом, хотя бы в форме одного лишь штриха и намёка, Вот почему мне всегда трудно удерживать себя целиком в рамках банальной позитивной критики церкви (повторяю - для неё абсолютно неубедительной) и хочется воздействовать на неё нравственно-обязательными для неё аргументами. А для этого иногда приходится осложнять общепринятый цикл газетных статей привнесением хотя бы капли идей богословско-
метафизических или просто религиозно-психологических. И я по опыту знаю, что именно эти путём мне удавалось уязвлять сознание иерархов и к этим именно аргументам чутко относится и заурядный читатель,
7
но не чуждый религиозности» , - отмечал в одном из писем к издателю Карташёв.
В «Русское слово» он пришёл уже вполне искушённым автором, работавшим с начала века и в журналах («Новый путь», «Вопросы жизни»), и в газетах («Страна» и «Речь») и прекрасно понимавшим особенности газетного языка, стиля и стратегию существования издания. Неоднократно он пытался оперативно предугадывать грядущие события и сетовал на слишком большую осторожность редакции, отклонявшей такие материалы из-за политических или цензурных соображений.
Карташёв работал в нескольких жанрах: комментария к публикациям в церковной печати, размышления о состоявшемся церковном или общественном событии, юбилейного сюжета, некролога и даже туристического репортажа.
При этом особенностью авторского стиля в «Русском слове» было не только присутствие уже упоминавшихся богословско-мета-физических или религиозно-психологических тонов, но и научная глубина, стоявшая за журналистскими пассажами. Достаточно часто изложение и анализ событий текущей религиозной или церковной жизни сопровождались экскурсами в раннюю христианскую или средневековую историю, активно проводились параллели и сравнения, выявлялись через конкретные сюжеты основы и принципы взаимоотношений церкви и государства как в русской, так и европейской истории.
Несмотря на многообразие тем и сюжетов, жанров статей и материалов, лейтмотив большинства из них определяется без особого труда: русская православная церковь в русском обществе и государстве не занимает того положения, которого достойна и с морально-нравственной, и с богословской, и с исторической точек зрения. Карташёв отмечал, что именно Петровская эпоха стала переломной, когда церковь перестала быть самостоятельным общественным организмом и превратилась в инструмент государственной политики, стала мёртвым государственным механизмом,
ведомством. Отсюда и часто повторяемая им фраза Ф. М. Достоевского о том, что русская церковь находится «в параличе»8, т. е. в глубоком политическом, общественном, культурном застое: «Стоит она бедная без собора, без науки, без свободы, с нищим духовенством и пьяным, диким народом, разбегающимся по сектам. Стоит в истинном параличе. А теоретики личной, безцерковной религиозности, не имеющей ничего общего с православием, вселенской церковью вообще, укре-
9
пляют этот паралич навеки» .
Обер-прокурор в силу исторических обстоятельств из координатора и наблюдателя за церковными делами превратился в распорядителя и управленца русской церковью. Церковь утратила свою живую общественную роль. Такое положение дел Карташёв отказывался признать нормальным.
При этом «паралич», в который впала русская церковь, привёл к тому, что и жизненно важные церковно-общественные проблемы не решались десятилетиями (к примеру, проблемы убыстрения церковного развода, создания чина погребения инославных10 или отпавших от церкви , окончательного и бесповоротного возвращения старообрядцев в общественную жизнь страны и создания внятного общественного объяснения причин раскола и признания одинаково благодатными таинств и иерархии русского старообрядчества ). Дело дошло до того, что церковная иерархия отказывалась от любых назревших изменений, если они не были инициированы государственной властью. «Вся она преисполнена трусостью пред малейшими пустяками реформ канонических, бытовых и просто бытовых формальных... Трусость тут фатальная, неподвижность прямо болезненная, воистину параличная, при всех видимых порывах к движению. Не могут решиться даже с бракоразводной грязью в консисториях, тем более бессильны допустить приходское самоуправление и уже окончательно робеют перед собором и патриаршеством. Паралич у русской церкви, конечно общий, с инерцией государственной. Особенно это сказалось на патриаршей реформе. Перезрели все сроки, исчерпаны все поводы для неё, и всё-таки не хватило духу провести её, Воля занемела, скована страхом: как бы чего не вышло...» -отчаянно констатировал публицист13.
Обращаясь к допетровской Руси, Кар-ташёв отмечал, что иерархи Московской Руси в своих внутренних делах были намного свободнее - своей духовной соборной властью «вязали и решили», боролись с ересями и расколом без особой оглядки на светскую власть. Большинство же обер-прокуроров, во власть которых была отдана церковь, главную свою задачу видели в сохранении ста-тус-кво14. Жизнь политическая и общественная, общий религиозный расклад внутри России далеко ушли вперёд и изменились, особенно после первой русской революции, а церковь оставалась на месте. Реформы в ней назрели очень давно.
Проблема реформы церкви до революции 1917 г. для Карташёва во многом оставалась проблемой только политической. Он отмечал, что «.наши церковные делишки часто движутся самыми грубыми мелочно-житейскими и чисто политическими кружками. Разумеется, для критики их нет нужды сходить с почвы позитивно-политической. Но нередко, во всяком случае, чаще, чем думают, и свет и тени в этой области поддаются объяснению и критике только с принятием во внимание самой природы церкви и её доктрины»15. (На наш взгляд, здесь совершенно не идёт речь о богословском понимании церкви, под «природой» и «доктриной» публицист имеет ввиду сложившийся цезаре-папистский порядок взаимоотношения государства и церкви, который именно государством в России был доведён до своей крайней формы - полного подчинения церкви государству.)
Если мы принимаем его речь «Реформа, реформация и исполнение Церкви», сказанную в Религиозно-философском обществе в 1916 г., и как итог предшествующих раздумий в самом обществе, и как квинтэссенцию того, что писалось им в «Русском слове», вполне красноречивы его слова оттуда, что «от реформы русской церкви было бы наивно ждать непосредственного раскрытия каких-либо мировых вопросов христианства. Ведь русская церковь в настоящий момент так ещё тесно повита пеленами национальных, местных интересов, что её кругозор не превышает горизонта своей колокольни, а разговоры её типичных сынов о реформе насквозь пронизаны мелкими, нищенскими,
плаксивыми жалобами, в лучшем случае узкой патриархальной деревенщиной»16.
Одним из важнейших направлений реформ после манифеста 17 октября 1905 г., по мысли Карташёва, являлось установление принципа паритетности религий. «Патриархальное теократическое государство отжило свой век. Оно неотвратимо превращается в механизм вневероисповедный. Нельзя не способствовать процессу этого перерождения для снятия позора с самого христианства и церкви», - указывал Карташёв. И далее: «Само собой понятно, что и в России в этом справедливом ряде уравненных в свободе религий православию, как вероисповеданию главенствующего в племенном и государственном значении большинства будет принадлежать первенствующее положение даже и без казённого "господства". Правда, при свободе пропаганды это первенство должно непрестанно поддерживаться всем напряжением живых и внутренних сил православия, но не верить в запас их для обер-прокурора недопустимо»17. Но обер-прокуратура в лице В. К. Саблера всячески противодействовала попыткам законодательного оформления и организационного решения этой паритетности. При такой реформе обер-прокуратура неизбежно должна была превратиться в министерство исповеданий (что и было сделано только в 1917 г.).
Обер-прокуратура не дождалась от Карташёва ни одной положительной характеристики. Единственное, чему хорошо научилась обер-прокуратура, - изящной бюрократической игре, манёврам и лавированию только для сохранения имеющегося статус-кво. Слухи и обещания, запугивания и опасения, проекты о выведении церковного законодательства из подотчётности Госсовету и Думе , высказываемые обер-прокурату-рой, оказались фикцией. Именно благодаря усилиям обер-прокуратуры всё больше вопросы реформ, имитационно переводясь в практическое русло, мельчали, растворялись. «Какие теперь живые, движущиеся вопросы в духовном ведомстве? Вопрос об обеспечении учащих и администрации духовных школ, вопрос о жаловании духовенству, вопрос об окладах педагогов духовно-учебных заведений, о жалованьи профессоров духовных академий, а затем идут про-
гонные для чинов синода, восторговских питомцев и другие подобные им "реформаци-онные" проблемы. Ни церковного, ни религиозного тут нет ни капли. Просто финансы и культура. Но выходило всегда так, что лишь только поднимали вопрос о реформе церкви, профессионалы начинали говорить о консисторском бракоразводстве или жаловании духовенству. Получалось как бы злостное вышучивание серьёзной проблемы. Однако, делалось это, несомненно, не ради шутки, а по глубокому убеждению, что о буквально понимаемой церковной реформе, о реформе самой религиозной жизни непозволительно и думать. Любители и ревнители церкви стали смотреть одними глазами на вещи вместе с отрицателями церкви и её врагами. И верующие и неверующие одинаково под реформой церкви практически разумеют вопросы администрации да жалования» .
Несмотря на постоянные слухи о Соборе и патриаршестве, он так и не был созван до Первой мировой войны, а в войну стало уже и не до Собора. Кроме присутствия духовенства в Думе, ничего принципиального в общем раскладе государственно-церковных взаимоотношений не произошло20. Само духовенство через это представительство не получило никакого улучшения своего положения или нового общественного статуса: ни постоянного жалования из казны, ни отдельной партии, фракции или группы в Думе21, а ещё и вынуждено было поддерживать правых с их рискованными политическими выпадами . Надежды на возможности продвижения вопроса о реформах духовенством в Государственной Думе23 тоже оказались неоправданными. Обер-прокурор Саблер после постановки вопроса в Думе об «обеспечении свободы совести» пошёл в наступление и стал отрицать само право Думы на постановку таких вопросов. «Старая крепость снова окопалась, собралась с духом и из обороны переходит в наступление», - саркастически отмечал Карташёв24. Не был осуществлён и двухэтапный минимальный проект реформы, предполагавший как освобождение законодательства от власти Думы, так и право доклада первого лица Синода непосредственно Императору как главе церкви25.
События политической революции 1905-1907 гг. накалили общественную об-
становку и создали в церкви совершенно неожиданно ряд эксцессов и проблем, которые предугадать было невозможно. Прежде всего, это всплеск черносотенства как религиозно-политического течения и последовавшая за ним гермогеновско-распутински-илиодо-ровская эпопея.
«Союз Русского народа» в эпоху первой русской революции стал достаточно мощной силой, которая, наряду с обер-прокуратурой, попыталась использовать церковь в своих политических интересах. Погромная репутация черносотенцев, их юдофобство и антиинтеллигентность стали «притчей во языцех» и появление фигуры Илиодора (Труфано-ва)26, критиковавшего церковь «справа», доставили много хлопот и умаляли и так не сильно высокий церковный авторитет. Распутин27 и его «хождение во власть», активное сотрудничество, а затем и яростное противостояние с Илиодором и поддерживавшим его епископом Гермогеном (Долга-нёвым) , в силу принадлежности их церкви, только «подливали масла в огонь». При этом, к сожалению, высшая церковная власть оказалась весьма слабой против такого натиска.
Так, митрополит Петербургский и Ладожский Антоний (Вадковский) - сторонник реформ и изменения нездорового порядка вещей в государственно-церковных отношениях сдался и прибыл на съезд «Союза русского народа», чем серьёзно навредил церковному реноме, обозначив согласие высшей иерархии с целями и программой черносотенцев . При этом, «разнуздавшегося» Илиодора, с высоких трибун критиковавшего и Синод и губернаторов, именно синодальным постановлением привлекли к ответственности, снятой после аудиенции «друга Григория» Распутина к императрице. Этот всероссийский скандал, отразившийся во всей русской печати, Карташёв анализировал во вполне умеренном тоне, но тем не менее одна статья была отклонена (видимо, как сильно острая), в которой он предсказывал отзыв синодального наказания30. Рассуждая об истоках и результатах выпадов Илиодора против церковных и государственных властей, Карташёв отмечал: «Когда Илиодор громит губернаторов, судей, полицмейстеров, богачей или фабрикантов изобличает иерархов, не повинуется Синоду, кричит о
порабощении церкви светской властью и грозится именем константинопольского патриарха, мне и в голову не приходит беспокоится и ждать от него серьёзной демагогии политической, социальной или религиозной. .Это просто демократическое буйство по временам трогательное в своей прямоте и искренности. Это псевдосвобода, повторяющая чужие слова о порабощении церкви мечом железным и тут же дискредитирующая себя услугами этого меча. Было жаль иерархов, заседавших год тому назад в Синоде, когда корректно и осторожно наложенное ими взыскание на защитника "церковной свободы" по его ходатайству, вмиг снято без мотивов. Более эффектного проявления церковного порабощения, большей остроты публичного унижения епископского авторитета не было за весь XIX век. Вот порочный круг, в котором бессильно путаются неистовые Роланды черносотенной церковности» .
Активная критика со стороны всех общественных слоёв слабости противостояния обер-прокуратуры и лично В. К. Саблера гермогеновски-распутинскому «шабашу» закончилась обещанием к концу 1912 г. созыва Предсоборного присутствия и перспективой восстановления патриаршества. При подведении итога церковных дел 1912 г., в одной из первых статей 1913 г., Карташёв с наполовину шутливой интонацией в очередной раз заметил, что «на свитке церковных событий истекшего года нет места на котором хотелось бы с "отрадой взор остановить"»32. В который уже раз он высказывал пожелание «русской церкви в новом году сделать шаг к подлинному освобождению от уродующих её ценный облик черт рабской зависимости от политических давлений, а вместе с тем и освобождению и от рабства внутреннего. Если этапом к этому освобождению, хоть и односторонним, сможет послужить патриаршество, то да здравствует и сей воскрешённый мертвец. Лучше что-нибудь, чем безнадёжное ничто, лучше однобокий сдвиг вперёд, чем несносная и кошмарная мёртвая зыбь прошедшего года» .
Второй удар церковь получила издалека, но на совершенно неожиданном, казалось бы, незыблемом для неё «полигоне» канонов и догматов. На Афоне с 1907 г. тлела и вдруг ярко вспыхнула в 1912 г. ересь имяславия.
Часть монахов стали говорить о присутствии Бога в самом его имени. На первых порах дело не выходило за пределы споров в кели-ях и собраниях, но высшая церковная власть и здесь упустила «точку невозврата». Имя-славцы выдворили из монастыря настоятеля и его сторонников. Все попытки решить дело путём догматических обсуждений и увещеваний со стороны прибывших из России епископов не венчались успехом. Расписавшись в собственном бессилии, Синод отдал решение проблемы в руки государственной императорской власти, которая не нашла ничего более лучшего, как подавить ересь военной силой. Высланные на кораблях на Афон военные арестовали мятежников, перевезли в Россию. По некоторым свидетельствам, в дороге имяславцы подвергались издевательствам и избиениям, затем в самой России были расселены по монастырям для покаяния и исправления.
Размышляя над ситуацией, Карташёв считает, что тщетны попытки видеть в христианстве только религию спасения, оно по своей природе теократично. Только в мирные времена монахи смогли жить и самоуправляться. Как только возник кризис, они не преминули воспользоваться рычагами силы гражданской власти, обратившись к русскому послу и к Синоду. «Афон на своём примере показал, что даже христианское общество, живущее по принципу "не от мира сего" не в состоянии обойтись без некоторых начал государственности»34. Объём участия государства в афонском деле оказался чрезмерным. Грубое военное решение тонкого духовного имяславного вопроса, по мнению Карташёва, покоробило даже правые церковные круги и способствовало только усилению греческого влияния на Афоне, когда константинопольская церковь, пользуясь возникшей смутой, постаралась максимально сократить русское присутствие. Синод снова грубо и недальновидно сработал в ущерб общему русскому церковному делу.
Размышляя над причинами этого, он вспоминает и Афанасия Великого, и полемику с арианами, в которую был вмешан император Константин, и Августина Блаженного с эпизодом изгнания донатистов. Насилие в делах веры недопустимо, но сам принцип начинает сильно меняется, когда церковь,
будучи государственной, не в силах избавиться от использования аппарата насилия, имеющегося у государства, даже, казалось бы, в самых благовидных целях. Видимый быстрый эффект подавления ереси и мнимой победы оборачивается поражением . Поражения можно было бы избежать, если бы си-нодалы принимали решение, опираясь на общее церковное мнение - собор .
Происходили и незначительные на фоне большой церковной жизни эксцессы, в которых в очередной раз отражались все «хронические» проблемы. Преданный анафеме церковной и похороненный без церковного покаяния и всех православных обрядов, Лев Толстой был тайно отпет по просьбе жены Софьи Андреевны уже после смерти неизвестным никому рядовым священником русской православной церкви. По некоторым сведениям, этим священником был настоятель храма с. Иваньково Полтавской губернии Григорий Калиновский. Карташёв осудил такое поведение, когда священник, пользуясь своим саном, «по-личному» отпел старца-отступника. С его точки зрения, при всём страстном желании облегчить посмертную участь нераскаянному гению России можно было только от лица церкви и никак иначе. При этом надо и «принять всю ответственность и тяжесть слияния с её догмой и жизнью». «И если вам станет тесно в ней -откройте ей ваши запросы, боритесь с её косностью, встаньте в оппозицию к "любящей матери", разделитесь на конкурирующие партии в поисках общей церковной истины и совершенных форм церковно-общественной жизни» - отмечал Антон Владимирович37.
Оказалась не на высоте церковь и на площадке «малых дел», когда она не только не сотрудничала со здоровыми общественными силами, но и в некоторых случаях способствовала их преследованию. С началом Первой мировой войны и введением сухого закона, по иронии судьбы, усиливается активное преследование успешно действующего трезвенного движения и его лидера И. Чурикова , основавшего трезвенную общину и ведшего энергичную борьбу с пьянством. Как и любое крупное духовное явление начала века, трезвенное движение, приобретая успех, рисковало превратиться в религиозную секту с обожествлением лидера. (Самым
неоднозначным таким течением стало течение иоаннитов, использовавшее как знамя имя о. Иоанна Кроштадтского.)
Чуриковцы в отличие от иоаннитов, в основном паразитировавших на имени праведного Иоанна, действовали более результативно и общественно позитивно. На первых порах чуриковцы, действуя в рамках традиционного православия, тем не менее смогли вернуть на путь нормальной трезвой жизни несколько тысяч человек Понятно, что в условиях явного проявления массового социального чуда для малограмотных и экзальтированных членов такой общины существовал соблазн превратить личную харизму лидера в сияющие белые одежды пророка, святого или даже самого Христа. Церковь же вместо активного союза и правильного корректирования деятельности чуриковцев снова пошла по пути запрещения, контроля и отлучений.
В очередной раз размышляя над тем, почему все сильные общественные движения покидают церковь и кто в этом виноват, Карташёв отвечал так: «Беда в том, что в церкви стало неимоверно тесно и душно для живых сил молодого, растущего, не раздавленного тысячелетними невзгодами, не убитого дикостями и рабством русского народа. Эти силы бурлят и переливаются через край, проливаются и гибнут даром в изнурительной борьбе с тесными обручами казённого православия. Казённая она, бюрократка до мозга костей! И все её добродетели казённые и её ревность! И с водкой она будет бороться по казённому -с чиновничьим трудолюбием, с чиновничьей суетливостью и, разумеется, с такими же казёнными, вялыми результатами» .
Первая мировая война на первых порах привела к остановке поиска решений старых проблем. Вначале казалось, что «изменилась вся перспектива и так необычайно, что старые вопросы в старой постановке стали почти невозможными» . Война породила иллюзии скорой победы и изменения границ государства, в силу чего должна была измениться и стать более пёстрой и неоднозначной религиозная карта империи (присоединиться территория с униатским населением, восстановиться древние православные кафедры га-личская, пржемышльская, львовская, выстроиться новые отношения с автокефальной
Буковинской церковью, Белокриницкой старообрядческой кафедрой). Кружилась голова и от перспектив утверждения России на Босфоре и, следовательно, слияния в одном государстве двух церквей - русской и константинопольской. Война ускорила и признание автокефалии Болгарской церкви, объявленной константинопольским патриархом схиз-матичной. В этой связи и Карташёв выражал надежду, что все «вступили в новую и весьма живую полосу русской жизни вообще и церковной в частности» . Но со временем все эти красочные перспективы оказались иллюзиями, разбившись о кровавые реалии и будни мировой войны и революционной катастрофы.
Иногда казалось, что дело сдвигается с мёртвой точки, когда, например, 1 марта 1916 г. был подписан монарший указ о личном докладе и аудиенции первого иерарха Синода вместе с обер-прокурором царю, когда почудилось, что с 1 марта «потекла новая эпоха истории русской церкви - потекла по руслу свободного самоуправления и мирного сочетания с новым, обновляющимся строем всего политического тела России» . Но, увы, месяцы и дни монархии уже были сочтены и, по иронии судьбы, эти же слова можно было буквально повторить через год в принципиально иной политической и религиозной ситуации.
Было и несколько публикаций, выбивавшихся из общего ряда. Так в 1912 г. Антон Владимирович посетил Святую Землю. В двух материалах, написанных в виде дорожного описания-репортажа, он увлекательно и живописно рассказывая о путешествии в Вифлеем и на Иордан . Здесь присутствуют интересные географические, архитектурные, этнографические, религиозные описания и наблюдения. Путешественник размышляет об особом духовном зрении, помогающем иначе видеть сквозь несовершенство природы и быта современного Востока высшие духовные христианские истины и образы.
Иногда в репортёрский поток речи врывались почти поэтические строки, далёкие и от научной рациональности и от журналистского прагматизма. Так, в 1913 г. вспоминая о миланском эдикте Константина Великого и его 1600-летнем юбилее, он писал: «Отличие великих людей от малых и в обы-
денной жизни и в истории состоит в способности различать с телескопической ясностью невидимые дали будущего, правильно читать карту исторических ветров и развёртывать свой парус под самую властную, жизнеспособную, вдаль уносящую струю, не боясь встречных вихрей, обречённость на медленное или скорое вымирание»45.
Или например, говоря о полноте церкви в статье «Церковь в борьбе с пьянством» -далёкой от философии и религиозной поэзии он вдруг начинает размышлять о полноте церкви: «Три грани определяют полноту церкви: царство, священство и пророчество. У нас посажено в тюрьму, связано как сила злая "на тысячу лет" пророчество. Дух пророчества. не знает, как ему быть в церкви и а церковь не знает, как ему быть с ним. Но народное сердце загорается от пламени духа и народная сила отливает от церкви. Тоскливо с одним священством. Душа жаждет живой силы пророчества. И к "братцам" и сектантам льнут наиболее ценные в религиозном смысле массы, наиболее отзывчивые и живые. Около церкви, около священства остаются все неподвижные и равнодушные, получаются самые расточительные растрата церковной энергии и бессилие церкви во всём. Дряхлеющую и падающую государственность ставит вновь на ноги освобождённое общество. Ветхую священническую церковь оживит только признанное в ней пророчество, т. е. освобождённое религиозное творчество всех её элементов и даже преимущественно не носящих рясы» .
Размышляя о необходимости возвращения старообрядчества в в полном объёме в русское религиозное церковное пространство он предлагал и захватывающий проект, кстати, так и не реализованный до сих пор. «Нужно любовное возвращение к старому обряду, не принудительное, а свободное, для всех желающих. Наряду с общим уклоном всего культа к древнерусскому стилю, здесь возможны различные виды усвоения старого обряда. Например, могла бы быть представлена свобода отдельным монастырям и приходам большинством голосов избирать себе навсегда древнее чинопоследование или остаться на новом. Что касается столичных и кафедральных храмов - в них могла бы установиться стильная специализация. Пусть
в петербургской лавре, у Исаакия и в Храме Христа Спасителя неизменно совершалось бы пышное и прекрасное богослужение XIX века, в соответствующей архитектурной обстановке, но в кремлёвских бы соборах безраздельно царила бы дониконовская Русь XVII столетия»47. «Я предпочёл бы видеть во многих церквах вместо бездушной, я бы сказал, безрелигиозной итальянской живописи, строго стильные иконостасы Успенского собора, Троице-Сергиевой лавры и других старых и старообрядческих церквей. Сколько жуткой, неземной силы и умиления в старой иконе!.. Итак, дорогу старому обряду! Он национален, он силён, он красив»48.
Каков же оптимальный сценарий реформ и места русской церкви в новых исторических и социальных условиях второго десятилетия XX в., до событий 1917 г., видевшийся А. В. Карташёву, прорисовывается из комплекса статей в «Русском слове»?
Во-первых, признание паритетного существования религий в государстве. В этом случае русская православная церковь как главный религиозный институт русского народа и царствующей династии признавалась бы ведущей общественной и религиозной организацией в ряду других, пропорционально представленных инославных организаций. Во-вторых, избавление от обер-прокуратуры как абсолютно анахроничного института в условиях и демократизации русского общества и либерализации религиозной жизни в целом, отпуск церкви государством «в свободное плавание», вплоть до патриаршего самоуправления и церковного самофинансирования. В-третьих, формирование церковной общественности и формулирование этой общественностью внятного ответа на большинство активных жизненных запросов (рабочего вопроса, образования и просвещения, культурного досуга, трезвости и т. д.). На период не очень быстрого формирования такой общественности - самое активное сотрудничество со всеми здоровыми общественными силами, с верующей православной русской интеллигенцией. Всё это требовало бы неустанной работы по исправлению имиджа «паралитика», черносотенца, обскуранта. Ну и в-четвёртых, быстрое решение собственно внутрицерковных проблем (прекращение каких-либо преследований духовенства и граж-
дан из-за отсутствия публичных церковных ритуалов в отношении крещёных в православии, но не ведущих религиозную жизнь и общение с церковью49, составление и активное внедрение чинов отпевания инославных и отступников, убыстрение и смягчение условий церковного развода, примирение со старообрядцами, более активное сотрудничество с желающими богословского и церковного общения старокатоликами, англикана-ми , более энергичная и корректирующая политика в отношении сектантов, вывод их на дорогу совместного активного врачевания общественных пороков и язв).
Однако, в условиях поздней российской монархии, как показали все дальнейшие события, осуществление этого проекта оказалось невозможным, ибо все ключи такого поворота событий находились в руках монарха и обер-прокурора. Николай II принципиально не занимался церковными делами, отдав всё на откуп обер-прокурорам. Те же в условиях революционных волнений и довоенной постреволюционной стабилизации, лавируя между «левым» духовенством, в том числе представленном в Думе, и между правыми черносотенскими «илиодоро-гермогеновски-ми» выпадами предпочли путь имитации реформ и откладывания их до бесконечности.
Тем не менее, несмотря на все критические стрелы, выпущенные Карташёвым в сторону и обер-прокуратуры, и Синода, и слабых сторон жизни русской церкви, всё же это была критика интеллигента, богослова и историка, желающего церкви процветания и исправления, позиция сына, болеющего о «хворой» матери.
Таким образом, на примере его публицистики, мы понимаем, что он постоянно «держит руку на пульсе», чувствует динамику церковно-государственных и общественных процессов и хотя несколько разочаровывается в церковных реформах, вполне справедливо полагая, что всё сдвинется при переменах политического режима. Рухнувшая монархия оставила церковь один на один и со своими проблемами, и с военным, революционным русским обществом. Карташёву, так хорошо знавшему церковные проблемы, судьба приготовила миссию их решения в новых исторических условиях в роли министра исповеданий Временного правительства.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Дмитрий Владимирович Философов (18721940) - известный общественный и культурный деятель России Серебряного века, издатель «Мира искусства», двоюродный брат С. Дягилева, участник религиозно-философских Собраний 19011903 гг., религиозно-философского общества в Санкт-Петербурге (1907-1917). Вместе с А. В. Кар-ташёвым входил в общину Мережковских.
2 Письмо А. В. Карташёва Д. И. Благову 27.11.2011 // НИОР РГБ. Ф. 259: Русское слово. Д. 15.16. Л. 1-2.
3 Там же.
4 Благов Фёдор Иванович (1866-1934) - зять И. Д. Сытина, журналист, главный редактор и издатель «Русского слова» с 1901 по 1917 г.
5 Письмо А. В. Карташёва Д. И. Благову. 27.11.2011.
6 Письмо А. В. Карташёва Д. И. Благову. 7.Х1.1912 // НИОР РГБ. Ф. 259: Русское слово. Д. 15.16. Л. 8-9.
7 Письмо А. В. Карташёва Д. И. Благову. 22.Х.1912 // НИОР РГБ. Ф. 259: Русское слово. Д. 15.16. Л. 5-7.
8 Карташёв А. Уход Самарина // Русское слово. - 1915. - 30 сент.
9 Карташёв А. Вредное непонимание церкви // Русское слово. - 1913. - 15 (28) февр. - № 38. -С. 1.
10 Карташёв А. Молитва за иноверцев // Русское слово. - 1912. - 12 (25) февр. - № 35.
11 Карташёв А. Молитва о Толстом // Русское слово. - 1913. - 3 (16) янв. - № 1.
12 Карташёв А. Старый обряд // Русское слово. - 1912. - 8 (21) февр. - № 31.
13 Карташёв А. В параличе // Русское слово. -1913. - 31 янв. (13 февр.). - № 26.
14 Карташёв А. Старый обряд.
15 Письмо А. В. Карташёва Д. И. Благову. 22.Х.1912.
16 Карташёв А. В. Реформа, реформация и исполнение Церкви // Карташёв А. В. Церковью История. Россия. Статьи и выступления. - М., 1996. -С. 211.
17 Карташёв А. Жупелы обер-прокурора Синода // Русское слово. - 1913. - 10 (23) февр. -№ 34.
18 Карташёв А. Церковный переворот // Русское слово. - 1913. - 8 (21) окт. - № 231.
19 Карташёв А. Церковные реформы и бюджет // Русское слово. - 1913. - 16 (29) марта. - № 63.
20 Карташёв А. Подождут // Русское слово. -1913. - 25 янв. (4 февр.). - № 18.
21 Карташёв А. Первый блин // Русское слово. - 1912. - 20 нояб. (3 дек.). - № 268.
22 Карташёв А. Ещё один итог // Русское слово. - 1913. - 18 (31) июля. - № 165.
23 Карташёв А. Преддверие к реформе церкви // Русское слово. - 1912. - 23 сент. (5 окт.). -№ 219.
24 Карташёв А. Религиозная свобода // Русское слово. - 1913. - 5 (18) февр. - № 29.
25 Карташёв А. В. Реформа Синода и пути к независимости церкви // Русское слово. - 1915. -24 окт. (6 нояб.). - № 244.
26 Илиодор Труфанов - в миру Сергей Михайлович Труфанов (1880-1952). Из козаков, воспитанник Новочеркасской духовной семинарии и Санкт-Петербургской духовной академии, на третьем курсе был пострижен в иеромонахи, в 1905-1907 гг. - иеромонах Почаевской лавры, активный участник «Союза Русского Народа», инициатор многотысячных собраний с лозунгами против евреев, интеллигенции, а затем и губернаторской и даже Синодальной власти. С 1908 г. в Саратове и Царицыне, где получает широкую поддержку местного архиерея Гермогена (Долга-нёва). Вошёл в конфликт с местным губернатором Татищевым, критиковал даже П. А. Столыпина. В 1909 г. был Синодом запрещён к служению, но с помощью Распутина добился снятия запрета. В январе 1911 г. отказался подчиниться решению Синода о переводе из Царицына в Тульскую епархию, мобилизовал своих сторонников на двухдневную голодовку в знак протеста против происков врагов в Синоде и губернии. В результате этих действий и широкого освещения в прессе получил всероссийскую скандальную известность. Совершил побег из места назначения, вернулся в Царицын. В начале 1912 г. выдворен во Владимирскую губернию. В мае 1912 г. подал прошение о снятии сана, в декабре решением Синода расстрижен. После основания новой секты из-за опасений уголовного преследования бежал за границу. В советскую эпоху вернулся в Россию, контактировал и ВЧК и с обновленцами, покинул СССР, пытался создать собственную церковь в эмиграции. Получил устойчивое реноме психически больного, авантюриста, беспринципного карьериста, сектанта и «правого» революционера, черносотенца.
27 Распутин Григорий Ефимович (1869-1916) -из сибирских крестьян, известный фаворит последнего императорского семейства Романовых. Активное влияние Распутина на принятие государственных, церковных, дипломатических и военных решений возбудил к нему ненависть со стороны русской элиты накануне падения монархии, способствовало дискредитации монархии. В истории с Илиодором Распутин вначале выступил его покровителем и защитником, но в дальнейшем после конфликта стали смертельными врагами и Распутин способствовал окончательному религиозному и гражданскому уничтожению Илиодора.
28 Гермоген, епископ - в миру Георгий Ефремович Долганёв (1858-1918) - открыто выступил на заседании Синода против попытки введения чина диаконисс и заупокойного чина об инослав-ных, идейно поддерживал Илиодора, будучи саратовским епископом, вместе с ним выступил против Распутина В результате был освобождён от членства в Синоде, отказался подчиниться решению о переводе в новую епархию, отправлен на покаяние в Жировицкий монастырь. После революции 1917 г. - епископ Тобольский и Сибирский. Летом 1918 г. погиб, казнённый на пароходе «Ока» на реке Туре. Канонизирован.
29 Карташёв А. Митрополит Антоний (+) // Русское слово. - 1912. - 3 (16) нояб. - № 254.
30 Письмо А. В. Карташёва Д. И. Благову. 19.IX.1912 // НИОР РГБ. Ф. 259: Русское слово. Д. 15.16. Л. 3-4.
31 Карташёв А. В. «Либерализм» еп. Гермогена // Русское слово. - 1912. - 14 (27) янв. - № 11.
32 Карташёв А. Церковный год // Русское слово. - 1913. - 1 (14) янв.
33 Там же.
34 Карташёв А. Уроки афонского дела // Русское слово. - 1914. - 23 февр. (8 марта). - № 45.
35 Карташёв А. Оправдания // Русское слово. -1913. - 29 авг. (11 сент.). - № 199.
36 Карташёв А. Уроки афонского дела.
37 Карташёв А. Вредное непонимание церкви.
38 Иван Алексеевич Чуриков - самарский купец, основатель трезвенного движения в Самаре и Петербурге, создатель сети религиозно-трудовых общин. Подвергался преследованиям, как при монархическом режиме, так и при Советской власти. В 1929 г. отправлен в лагерь, дальнейшая судьба неизвестна
39 Карташёв А. Церковь в борьбе с пьянством // Русское слово. - 1914. - 11 (24) марта. - № 58.
40 Карташёв А. Церковные дела и война // Русское слово. - 1915. - 15 янв.
41 Там же.
42 Карташёв А. Важный акт // Русское слово. -1916. - 6 (19) марта. - № 54.
43 Карташёв А. Вифлеем // Русское слово. -
1912. - 23 дек. (5 янв.). - № 296.
44 Карташёв А. На Иордане // Русское слово. -
1913. - 5 (18) янв.
Информация о статье
Дата поступления 30 сентября 2019 г.
Дата принятия в печать 5 ноября 2019 г.
Сведения об авторе
Бычков Сергей Павлович - канд. ист. наук, доцент кафедры современной отечественной истории и историографии Омского государственного университета им Ф. М. Достоевского (Омск, Россия)
Адрес для корреспонденции: 644077, Россия, Омск, пр. Мира, 55а E-mail: spbyhkov@gmail.com
Для цитирования
Бычков С. П. «Можно пустить действенную стрелу в сознание церкви лишь став на общую с ней почву...» А. В. Карташёв как аналитик событий церковной жизни России в 19111917 гг. в газете «Русское слово». Проблематика публикаций // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2019. № 4 (24). С. 69-80. DOI: 10.24147/23121300.2019.4.69-80.
45 Карташёв А. 1600-летний юбилей // Русское слово. - 1913. - 14 (27) сент. - № 213.
46 Карташёв А. Церковь в борьбе с пьянством.
47 Карташёв А. Старый обряд.
48 Там же.
49 Карташёв А. Великое кощунство // Русское слово. - 1912. - 7 (20) июня. - № 130.
50 Карташёв А. Англикане и русская церковь // Русское слово. - 1912. - 17 (30) янв. - № 13.
ЛИТЕРАТУРА
1. Антощенко А. В. Историографический обзор исследований жизни и творчества А. В. Карташёва // Учёные записки Петрозаводского государственного университета. - 2019. -№ 4. - С. 26-33.
2. Воронцова И. А. Участие А. В. Карташёва в религиозном движении «неохристиан» и эволюция его взглядов на «историческую» церковь (по письмам 1906-1907 годов) // Вестник Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Серия 2: История. История Русской Православной церкви. -2006. - № 3 (20). - С. 27-46.
3. Сухова Н. Ю. Антон Владимирович Карташёв: попытка христианского осмысления истории // Церковь. Богословие. История : материалы IV Междунар. науч.-богослов. конф., посвящ. Собору новомучеников и исповедников Церкви Русской. - М., 2016. - С. 322-331.
Article info
Received
September 30, 2019 Accepted
November 5, 2019 About the author
Sergey P. Bychkov - PhD in Historical Sciences, Associate Professor of the Department of Modern Russian History and Historiography of Dostoevsky Omsk State University (Omsk, Russia)
Postal address: 55a, Mira pr., Omsk, 644077, Russia
E-mail: spbyhkov@gmail.com For citations
Bychkov S.P. "You Can Put an Effective Arrow in the Consciousness of the Church Only by Becoming on Common Ground with It..." A. V. Karta-shev as an Analyst of the Events of Church Life in Russia in 1911-1917 in the Newspaper "Russkoe Slovo". Problems of Publications. Herald of Omsk University. Series "Historical Studies", 2019, no. 4 (24), pp. 69-80. DOI: 10.24147/23121300.2019.4.69-80 (in Russian).
