CC BY
63
А
Хроника
Н.А. Нарышкина-Прокудина-Горская
МОЯ РОДОСЛОВНАЯ Часть 3. «ЧТОБ НЕ ПОРВАЛАСЬ СВЯЗУЮЩАЯ НИТЬ ВРЕМЕН»
Прокудины-Горские (XVIII-XXI ВЕКА)
Самым известным сегодня представителем рода Прокудиных-Горских является Сергей Михайлович Прокудин-Горский — изобретатель цветной фотографии. Его знают на всех континентах [1].
Исследователям известны «проходящие» по многим старинным родословцам отважные воеводы Древней Руси Прокудины-Горские [2].
Однако и в XVIII веке, во времена новой России, становления Российской империи, укрепления ее могущества, Прокудины-Горские служили Отечеству, «не щадя живота своего».
В роду Прокудиных-Горских были гусары, кавалергарды, кирасиры, кавалеристы — все «конники», всадники, стрелки. Это шло от «первого человека из Золотой Орды» — татарского князя (мурзы Муссы), ставшего на Куликовом поле в решительной битве за государственность Руси другом Дмитрию Донскому и породнившегося затем с Рюриками. Это сохранялось в генах, в плоти и крови.
Стремительность, отвага, острый глаз. «Всегда на коне». Все офицеры лейб-гвардии конных войск России, которые защиту своей страны считали не профессией, но честью.
«Чтоб не порвалась связующая нить времен», обратимся к портретной галерее моих предков, к реконструкции этих исторических портретов, основанной на подлинных документах, современных научных изысканиях, а также на семейных преданиях и документах семейного архива.
А.С. Пушкин, занимаясь историей своего рода, писал: «Устные свидетельства об исторических личностях точнее говорят о времени, нежели труды самых добросовестных историков».
«Восстанавливая» жизнь дорогих мне людей, я еще и еще раз перечитывала их пожелтевшие письма, работала в архивах, расспрашивала знакомых и незнакомых мне людей, искала адреса...
Итак, Отечество и судьбы.
Меценат и покровитель искусств Петр Иванович Прокудин-Горский, который в Нижнем Новгороде в XVIII веке являлся, по выражению князя М.И. Долгорукова, тем, «что Шереметев в Москве», имел двух братьев — Неофита и Михаила.
Неофит Иванович был, как указывает «Владимирский родословец» [3], гвардейцем Измайловского полка, затем директором казенной палаты. Интересна судьба его сына Алексея Неофитовича (Нефедовича) Прокудина-Горского (1785—1827). В 15 лет он уже мушкетер! Считал себя исключительно везучим, не боялся никаких превратностей судьбы, пригнувшись к шее коня, мчался вперед и, словно судьбу, крепко держал в руках уздечку.
Затем стал кирасиром. «Сокрушительный удар сомкнутого строя рослых всадников на мощных конях» — таково назначение кирасир в бою. Сапоги кирасир с медными шпорами, треугольная шляпа с султаном из белых перьев. На
поединок шли в латах. Наступательное оружие — шпага с золоченым эфесом и два пистолета с золоченой оправой. Шпагой Алексей Неофитович владел виртуозно!
Участвовал в сражении под Аустерлицем, которое историки именовали как «роковое», ибо тогда русская гвардия, жертвуя собой, спасала беспорядочно отступавшие войска союзников.
Награжден орденом Святой Анны 4-й степени. Орден этот, учрежденный в память о дочери Петра I Анне Петровне, имел девиз: «Любящим правду, благочестие и верность». Это исключительно военная награда, ею отмечали особо отличившихся офицеров. Звезду ордена Святой Анны носили на правой стороне груди, а знак — красный эмалевый крест на золотом фоне под мечами и короной — на эфесе холодного оружия: шпаги, сабли или кортика. Отсюда и другое название этого ордена: Аннинское оружие. Затем на этом оружии кроме знака ордена Святой Анны стали помещать надпись «За храбрость». Храбрость же Алексея Прокудина-Горского не знала границ, в самых жестоких схватках он почти щеголял ею, возникая перед самым носом у противника.
Выйдя в отставку и поселившись в своем имении Круглые Паны Нижегородской губернии, в 20 верстах от Саровской пустыни, Алексей Неофитович посвятил жизнь делам милосердия. Ничего не жалел для нищих, больных и сирот. О нем писали, что «памятниками его благочестия» служили построенные им церкви.
Алексей Неофитович Прокудин-Горский пожертвовал в Успенский собор Московского Кремля большую икону «Распятие» в «богато украшенном» окладе. Икона славилась своей красотой и роскошью обрамления. И как указывается в «Сборнике биографий кавалергардов» [4], во всех упоминаниях об Успенском соборе эта икона значилась всегда как «Прокудинская».
Алексей Неофитович стал другом и любимым учеником чудотворца преподобного старца Серафима Саровского. Об этом говорится в «Воспоминаниях» Надежды Аксаковой, дочери известного писателя — автора прекрасной сказки «Аленький цветочек». Она представила читателю Алексея Неофитовича как соседа по
имению, который свое милосердие простер до того, что «раздал бедным все свое имущество», обрисовав его как высокого господина в отставном гусарском мундире, человека еще молодого по гибкости стана и блеску черных глубоких глаз, старца же по седине в усах и по морщинам, бороздившим высокий лоб [5].
«Выполняя просьбу богомольцев, Алексей Неофитович быстро прошел к двери в толстой стене монастырского приюта отшельника, нагнулся к невысокому дверному проему и с уверенностью друга дома с улыбкой уже готового привета на лице мягко проговорил знакомым нам грудным тенором:
— Господи Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй нас.
Но и на его симпатичный голос не послышалось ответа из-за двери.
— Коли Вам, Алексей Неофитович, не ответил, стало быть, старца-то и в келлии нет».
Когда читаешь написанное Аксаковой, то видишь Алексея Неофитовича перед собой как живого, и мне он представляется очень похожим на моего деда Владимира Михайловича Прокудина-Горского.
«Алексею Неофитовичу Серафимом Саровским был заранее предсказан день кончины: "В Покров". Когда наступил праздник Покров, в Нижнем Новгороде стало твориться что-то невообразимое. Все стремились к дому, где квартировал Алексей Неофитович. Весь город спешил туда.
— Ну что наш Прокудин? — спрашивали всех, кто выходил из дома.
— Что ваш Прокудин, — отвечал доктор, — здоровее всех нас и проживет до ста лет.
Вдруг дверь наверху распахнулась, и опрометью вниз по ступеням сбежал бледный как смерть лакей: "Умирает!". Умер тот, кого бедные и богатые называли другом нищих и убогих».
Под звон колоколов длинная вереница людей потянулась проститься с Прокудиным-Горским, со своим благодетелем и целителем. Горько оплакивали его кончину, на плечах несли гроб до могилы. «Может статься, в Нижнем Новгороде или в окрестностях Сарова и сейчас найдется кто-либо, помнивший смерть Прокудина-Горского», — пишет Н. Аксакова [Там же].
Брат Петра и Неофита Михаил Иванович Прокудин-Горский (1744 —1813) был гвардейцем и литератором. В детстве его, как и братьев, записали в Измайловский полк. В 15 лет он был зачислен «дворянином посольства» в свиту чрезвычайного посланника в Константинополе князя Г.И. Шаховского.
По возвращении посольства в Россию Михаил Иванович поступил на действительную службу в лейб-гвардии Преображенский полк, учрежденный Петром I. Преображенцы зарекомендовали себя отважными воинами: когда молодой шведский король Карл XII под Нарвой повел свои войска в атаку со словами «Нам ли бояться мужиков московских?», именно преображенцы и семеновцы, «огородившись рогатками», дали врагу дружный отпор и остановили его стремительный натиск. Своей стойкостью они спасли русскую армию от разгрома, удерживая позиции у единственной переправы через реку Нарову, давая возможность остаткам армии отступить. Карл XII был восхищен мужеством «мужиков московских» [6].
В доме моего деда под Орлом висел живописный портрет Михаила Ивановича в мундире гвардейца Преображенского полка и со стопкой книг. В нижнем углу холста красовалась маленькая пушка и весы — символ справедливости. По тому, как весы «наезжали» на пушечку, можно было предположить, что портрет выполнен самоучкой, скорее всего, домашним художником.
Выйдя в отставку, Михаил Иванович вернулся в родной Владимир, служил асессором в Палате гражданского суда Владимирского наместничества. Избирался предводителем дворянства в Киржачском уезде.
Михаил Иванович был человеком разносторонних дарований и активной жизненной позиции. Он состоял «членом вольного Российского собрания, что в Императорском Московском университете». Подробнее о жизненном пути и литературном творчестве Михаила Ивановича можно узнать из современного издания «Словаря русских писателей XVIII века» [7]. Здесь же отметим только, что активная выборная и литераторская деятельность Михаила Ивановича сблизила его со многими достойными людьми. Свое первое произведение «Уединенные размышления» он посвятил своему другу М.Ф. Соймонову (1730—1804)—сенатору, одному из организаторов
горного дела в России (его отец Ф.И. Соймонов был автором первой печатной карты и первого «описания» Каспийского моря, одним из организаторов первых морских плаваний в Тихом океане). Во время эпидемии чумы в Москве в 1770—1772 годах Михаил Иванович остался в городе, чтобы помочь своему другу генерал-губернатору П.Д. Еропкину, который ради «надзора за здравием» жителей первопрестольной прибегал к самым экстраординарным мерам. Здесь пригодилась молодая энергия Михаила Ивановича.
Деятельность Михаила Ивановича на посту предводителя дворянства высоко оценил генерал-губернатор Р.Л. Воронцов. Он отмечал также, что М.И. Прокудин-Горский «особливое свое изъявил усердие» в открытии Владимирского и Тамбовского наместничеств.
Михаил Иванович был плодовитым писателем, его перу принадлежат несколько пьес, торжественных «Речей» и даже методическое пособие «Сокращенное познание математики от начала арифметики до фортификации или военной архитектуры. С приличными тому чертежами, изданное в пользу Российского благородного юношества». Струна просветительства, видимо, не замолкала в его душе. Может быть отсюда, от пособий «для благородного юношества», и проистекает у автора этих строк та же непреодолимая страсть писать, писать для следующих поколений.
У Михаила Ивановича была дочь Прасковья и три сына — Лев, Сергей и Николай. Его старший сын Лев Михайлович Прокудин-Горский (1772—1843), похороненый в Москве на Ваганьковском кладбище, умер почти одновременно с М.Ю. Лермонтовым. Он также служил в лейб-гвардии гусарском полку. Был участником знаменитого сражения под Аустерлицем, которое описал Лев Толстой в романе «Война и мир».
Лев Михайлович видел тогда Кутузова и запомнил выражение его лица в тот момент, когда под натиском французов солдаты дрогнули. Наш знаменосец был сражен вражеской пулей. Лев подхватил знамя и с криком «Ура-а!» ринулся навстречу отступавшим. Он услышал, как несколько голосов поддержали его крик. В ту минуту, выполняя свой долг, делая то, что единственно нужно было делать, Лев чувствовал себя одним из самых счастливых. Ему был пожалован орден Святой Анны IV степени.
В Российской национальной библиотеке сохранились письма 52-летнего Льва Михайловича, раскрывающие его как человека строгих правил и благородной души. Подписаны они по-старинному: «Остаюсь Вам всегда преданный слуга и друг Лев Прокудин-Горский» [8].
Второй сын Михаила Ивановича — Сергей Михайлович Прокудин-Горский, как указывает «Владимирский родословец» [3], родился в 1792 году. В Отечественную войну 1812 года он пошел во Владимирское ополчение. С 1827 по 1840 год был земским исправником.
В последнее время появились новые сведения. В сентябре 2010 года я получила письмо от исследователя наследия изобретателя цветной фотографии С.М. Прокудина-Горского — В. Дрючина. Он писал, что его друг, исследователь-энтузиаст В. Ратников, ездил в деревню Фуникова Гора и город Киржач и привез фотографии надгробного памятника Сергея Михайловича, расположенного возле церкви Михаила Архангела Архангельского погоста. На фотографии хорошо видны надписи, сделанные на памятнике полтора века назад:
Под сим камнем погребено тело Сергея Михайловича Прокудина-Горского Родившегося 1789 года (?) сентября Скончавшегося 1841 года (?) января Жит1я его было 51 год 4 месяца Путь его совершается (?) 25 сентября. Трогает сердце надпись на боковой стороне могильного камня:
Тебе, добрейший из людей Наш незабвенный другъ Съ сердечной горестью в глазах И сокрушенъ. Глядя на эту фотографию, нельзя не вспомнить строки Пушкина, для которого история его рода была неотделима от истории Отечества:
Два чувства дивно близки нам — В них обретает сердце пищу -Любовь к родному пепелищу, Любовь к отеческим гробам. Обнаруженная могила Сергея Михайловича Прокудина-Горского позволяет уточнить даты его жизни. Родился он не в 1792 году, как указано во «Владимирском родословце», а на три года раньше — в 1789-м, а умер в январе 1841-го. Уточнения незначительные по датам, но ценны
тем, что могут быть приняты как бесспорные временные координаты.
Поваленный надгробный памятник, вросший в землю деревянный домик и старые дубы — это все, что осталось от деревни Фуникова Гора, что связывает нас с древней нашей историей, с нашей седой стариной.
Будучи в городе Киржаче, где Михаил Иванович был предводителем дворянства, В. Ратников предложил директору местного историко-краеведческого музея открыть в нем экспозицию, посвященную Прокудиным-Горским, жизнь которых с XVI века находила отражение во владимирских родословцах. Выставка уже открыта. Славные традиции и события многовековой истории России, отразившиеся в истории рода Прокудиных-Горских, не будут забыты. И мы не будем говорить, как часто теперь говорим: «Россия славная, но забытая», но скажем: «Россия достославная и досточтимая».
Из «Владимирского родословца» [3] известно, что у Сергея Михайловича было два сына — Егор и Михаил, оба гвардейцы. Георгий (Егор) Сергеевич Прокудин-Горский служил в Чугуевском уланском полку. Затем был лесничим, земским исправником, мировым посредником Покровского уезда Владимирской губернии. Впоследствии, как и его дед Михаил Иванович, стал писателем. До нас дошла фотография, сделанная с живописного портрета Егора Сергеевича: из темноты фона выступает бледное лицо с густыми черными бровями и глазами «с раскосинкой». В нем есть что-то неуловимое, присущее почти всем представителям этого рода, как бы исходящее от «самого Чингисхана».
Произведения Егора Сергеевича пользовались популярностью и утверждали новый жанр в литературе — «рассказы охотника», жанр, мастером которого был обессмертивший свое имя И.С. Тургенев. На страницах книг Егора Прокудина-Горского мы встречаемся с интересными людьми и необычными ситуациями. Круговая чаша чудаков-охотников, гитара, костры под песню глухаря, и среди всего этого настоящий «лесовик» Егор Прокудин-Горский [9].
Другой сын Сергея Михайловича — Михаил Сергеевич Прокудин-Горский (1833 — после 1882), могила которого обнаружена совсем недовно, был прапорщиком лейб-егерского Бородинского Его
Величества полка (егеря — отборные стрелки, предназначенные для разведки), участвовал в обороне Севастополя в 1853—1854 годах, а также в Альминском и Инкерманском сражениях, в битвах на Сапун-горе и Черной речке [10].
За время, которое Михаил Сергеевич провел на севастопольских бастионах, начав службу двадцатилетним юношей, он сильно изменился, привык к постоянному чувству опасности, близкой смерти. На его глазах гибли прибывавшие на бастионы солдаты, но появлялись новые, совсем молодые, быстро привыкавшие к опасности, смерти и подвигу. И он все более убеждался: русский солдат ведет себя так, словно нет у него страха перед смертью. Даже в поражении солдаты оставались героями, не терявшими высоту духа российского воинства.
В мирное время Михаил Сергеевич стал заседателем Покровской дворянской опеки и мировым судьей. Его дом славился гостеприимством. Когда гостей было много, старинные двери, постоянно открываясь и закрываясь, издавали певучие звуки, как будто вели музыкальную мелодию. Отсюда родилась шутка: «Ходить к Прокудиным-Горским под музыку» [8]. Парадные двери украшал герб, вырезанный из дерева.
В Отечественную войну 1812 года, когда Наполеон вторгся на территорию России, многие дворяне шли в ополчение и жаловали на него деньги. В ополчение пошел и третий сын Михаила Ивановича Прокудина-Горского — Николай Михайлович Прокудин-Горский (дед моего деда), будучи совсем мальчиком, как Петя Ростов.
Семейное предание сохранило один из эпизодов его походной жизни. Возвращаясь однажды вечером в лагерь и проходя мимо кладбища, он услышал доносившиеся оттуда стоны. Рядом с поваленными надгробиями Николенька увидел лицо мертвеца... только глаза живые. Луна освещала это лицо и саблю европейского образца, лежавшую рядом. Николенька понимал: одно дело враг в бою, другое дело — раненый. Как Пушкин писал: «В бою мы павших не топтали.». Юный Прокудин-Горский перевязал раненому ногу своим шарфом, дал ему глотнуть воды и потащил на себе в лагерь. Здесь выяснилось,
что это не враг, а «друг» — офицер союзной армии, направлявшийся в русский штаб с дипломатическим поручением. Ядром убило его лошадь, он оказался засыпанным землей и придавленным мертвой лошадью. Долго он пролежал так, сутки, а может, и больше.
Прощаясь, раненый произнес: «Господь Вас храни. Европа не забудет великодушия русского офицера». Через некоторое время пришла реляция, благодарность неизвестному русскому офицеру за «содействие дипломатической миссии». Но Николенька в силу свойственной всем Прокудиным-Горским скромности промолчал («о чем там говорить»), так никто и не узнал имени ополченца, представленного к дворянской медали 1812 года.
Сын Николая Михайловича — Михаил Николаевич Прокудин-Горский (отец моего деда) в военное время служил в гренадерском полку, а в мирное — в Императорском человеколюбивом обществе. Родился он в 1837-м, в год смерти Пушкина. Поэт был для него примером для подражания. Пушкин, изучая жизнь своих предков, с осуждением говорил: «У нас некоторые гордятся больше звездой, чем славой своих предков». Михаил Николаевич мог подписаться и под другим пушкинским изречением: «Изучение истории дворянских родов России есть изучение истории российского народа». Хорошо зная многие страницы жизни своих предков, Михаил Николаевич взялся за составление летописи, саги о Прокудиных-Горских, начиная с Куликова поля.
В 1863 году у Михаила Николаевича родился старший сын Сергей — будущий изобретатель цветной фотографии, в 1878 году — средний сын, названный в честь деда Николаем, а в 1879 году — младший сын Владимир (мой дед).
Николай Михайлович Прокудин-Горский в 17 лет поступил на военную службу. Защищая честь любимой женщины, дрался на дуэли, причем, делая это, объяснялся ей в любви. И хотя затем он был отослан сначала в Ташкент и далее в Мукден, в Маньчжурскую армию, любящим сердцам все же удалось через несколько лет соединиться.
Николай Михайлович имел множество наград за лучшие показания в офицерской стрельбе. Был настоящим снайпером. Дома его называли Стрелком [11].
Сохранилась сильно выцветшая старинная семейная фотография, с которой смотрят люди яркие, благородные, никогда мною не виденные, но такие близкие и родные. На этой фотографии можно узнать Николая Михайловича и его жену, а также его братьев и сестер. Наверное, семья Ростовых из «Войны и мира» выглядела бы на фотографии приблизительно так же. Возможно, эту фотографию делал известный фотограф и химик Сергей Михайлович Прокудин-Горский. В верхнем ряду выделяется романтик Владимир Михайлович Прокудин-Горский. В этой молодой веселой компании он единственный сохраняет серьезность. Всадник, скачущий навстречу жизненным бурям. Кавалерийский офицер. Домашнее прозвище «Рыцарь».
О Владимире Михайловиче Прокудине-Горском (моем деде) я многое узнала от его товарища по юнкерскому кавалерийскому училищу Дмитрия Несвицкого. Например, он рассказывал, что, будучи прекрасным наездником, Владимир Михайлович держал первые места на конных скачках. Во время одной из них, когда весь ипподром гудел от напряжения, а зрители вскочили с мест, «болея» за него, Владимир дал возможность обойти себя, передав тем самым лавры победителя незнакомому публике юному всаднику. На возмущенные реплики, что он, «сильнейший», уступил первенство, спокойно ответил: «Среди офицеров должны быть первые, последних быть не должно...».
В 1905 году во время Русско-японской войны Владимир Михайлович был командирован в город Двинец для формирования 6 военно-санитарных транспортов. Стал командиром 41 военно-санитарного транспорта.
С 1907 по 1913 год избирался земским начальником в Тверской губернии. К нему обращались даже из других городов, верили, что решит по справедливости. В дворянском собрании стали сетовать, что Владимир Михайлович слишком много времени тратит на чужие беды, да и просьбы-то из другой губернии. Он отвечал: «На дворянском гербе Прокудиных-Горских вот уже полтысячи лет знак справедливости — весы правосудия. Справедливость не принадлежит губерниям. Ее исповедовали мои прадеды, ее будут исповедовать мои правнуки».
Когда началась Первая мировая война, пошел на фронт в кавалерийский полк. О его хра-
брости ходили легенды. Уходя на фронт, Владимир Михайлович отдал в воинскую часть своих лучших скаковых лошадей. В своем доме под Орлом разместил лазарет для раненых.
Он был стремительным в бою, сдержанным в общении, преданным своим друзьям и нежным к «своим двум Машенькам» — жене и дочке.
Со своей будущей женой Марией Петровной Пушковой (1889—1920), которую называл своей «чудотворной иконой», Владимир Михайлович познакомился во время Первой мировой войны. Мария Петровна закончила хирургическое отделение сестер милосердия Общины Святой Евгении в Санкт-Петербурге под патронатом принцессы Е.М. Ольденбургской. Прямо из Общины совсем девочкой поехала в зону боевых действий Русско-японской войны. В семейном архиве сохранились ее письма с фронта, из Мукдена, Порт-Артура [12]. Имела награды: медали «За храбрость», «За попечение о раненых и больных воинах», «За мужество», серебряную медаль «В память Русско-японской
Мария Петровна Прокудина-Горская (Пушкова), сестра милосердия трех войн — Русско-японской, Первой мировой и Гражданской, бабушка автора
войны 1904—1905 гг.», а также серебряный с эмалью знак «За оборону Порт-Артура».
Мария Петровна была красавица. Когда своим голосом, звеневшим как серебряный колокольчик, она заводила в лазарете печальную «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан», раненые смахивали слезы.
После венчания Мария Петровна и Владимир Михайлович Прокудины-Горские некоторое время жили в Петербурге. На балах в Офицерском собрании они считались одной из самых красивых пар. Ходили в Мариинский театр. Владимир Михайлович был знаком с примой Матильдой Кшесинской и вместе с женой часто заходил к ней. Примадонна повторяла одну и ту же любезность, что «Вольдемару (Владимиру Михайловичу) нет равных в мазурке, а императорская сцена многое теряет оттого, что чаровница Мари (Мария Петровна) не выходит на нее».
Когда у Марии Петровны должен был родиться ребенок, семья переехала в Отрадное, что под Орлом.
Дом Владимира Михайловича, в котором два года размещался лазарет, обветшал, поэтому Прокудины-Горские поместились во флигеле. Он был кремового цвета, и Мария Петровна назвала его «Бисквитным домиком». Там и родилась Мария Владимировна Прокудина-Горская (моя мама). Она многое помнит из жизни «Бисквитного домика». И «Портретную», где висели в старинных рамах потемневшие портреты Прокудиных-Горских, и любимую «Лошадиную комнату» ее папы, где были картины и рисунки, на которых изображены лошади. Помнит, как к ним приезжали ее тети и дяди, дарили ей игрушки. Помнит, как приезжал в Отрадное известный на всю
Россию фотограф Сергей Михайлович Прокудин-Горский — «дядя Сележа»...
Но вскоре счастливая детская жизнь с мамой и папой в «Бисквитном домике» закончилась. Пришли чужие люди, чтобы их «эк-спро-при-иро-вать». Старый полу-
разрушенный дом и флигель в Отрадном стал срочно нужен новым властям. Всю многочисленную семью Прокудиных-Горских разметало так, что и следов не осталось. Дом в Отрадном оказался сожженным, пропали библиотека, рукописи, живописное собрание портретов Прокудиных-Горских.
Мария Петровна погибла, защищая раненых в лазарете, где лежали и «красные», и «белые». Она пыталась преградить путь в палату подвыпившим бандитам. В воздухе мелькнули шашки... Она упала беззвучно. Умирая, Мария Петровна звала то Володю, своего мужа, то дочку Машеньку.
Пятилетняя Машенька Прокудина-Горская осталась сиротой. Ее взяла к себе тетя, родная сестра Марии Петровны — Пелагея Петровна Нарышкина (Пушкова). В эпоху бурь и потрясений школьная учительница Пелагея Петровна удочерила Машеньку, дала ей свою фамилию, посвятила ей всю жизнь без остатка. Умерла Пелагея Петровна в 1960 году. Я называла ее бабушкой.
Прошли годы. В 2005 году мы нашли наконец могилу маминого папы. И вот я стою
Флигель дома Прокудиных-Горских в Отрадном под Орлом
Машенька Прокудина-Горская, мама автора
Леонид Никитич и Пелагея Петровна Нарышкины
перед его надгробной плитой. Разгребаю руками землю на могиле, выравнивая ее. Стебли ландыша пробиваются сквозь прошлогодние листья... Что происходило с моим дедом, какие испытания выпали на его долю?..
А на фотографии, которая висит у нас дома, Владимир Михайлович еще молодой, красивый. Руки его, сложенные на коленях, точно такие же, как у моей мамы и у меня... На обороте
1. Нарышкина-Прокудина-Горская, Н.А. Моя родословная [Текст]. Ч. 2. Цвет России. Изобретатель цветной фотографии Сергей Михайлович Прокудин-Горский / Н.А. Нарышкина-Прокудина-Горская // Науч.-техн. вед. СПбГПУ. Сер. Гуманитарные и общественные науки. — 2010. — № 2.
2. Она же. Моя родословная [Текст]. Ч. 1. Потомственные московские дворяне Прокудины-Горские. История родового герба / Н.А. Нарышкина-Прокудина-Горская // Там же. — № 1.
3. Фролов, Н.В. Владимирский родословец [Текст] / Н.В. Фролов. - Ковров: БЭСТ-В, 1999.
4. Сборник биографий кавалергардов.1801-1826 [Текст] / сост. под ред. С.А. Панчулидзева. — СПб., 1906. — С. 124.
Н.А. Нарышкина-Прокудина-Горская дома возле портретов деда и бабушки
фотографии выцветшими от времени чернилами рукой жены Марии Петровны написано: «Мое счастье».
Мой дед Владимир Прокудин-Горский, русский офицер, человек чести, гордился своими предками, «колыбель имевшими в России». Представители не одного поколения этого древнего рода отдали жизнь за Россию. И при Минине и Пожарском, и в Отечественную войну с Наполеоном...
Сражались они не для наград — для Отечества...
Старинный род, давший России столько мужественных и отважных воинов...
Сама история предстает перед нами в их лицах.
5. Радость моя [Текст]: сб. рассказов, стихов о преподобном Серафиме Саровском. — М.: Даниловский благовестник, 1997.
6. Чичерин, А. История лейб-гвардии Преображенского полка [Текст]. Т. 4. — СПб., 1883. — С. 135.
7. Словарь русских писателей XVIII века [Текст]. — Л.; СПб., 1988—1999. — С. 496—497.
8. Нарышкина-Прокудина-Горская, Н.А. В дружбе с Дмитрием Донским, в родстве с Рюриком [Текст] / Н.А. Нарышкина-Прокудина-Горская // История Петербурга. — 2010. — № 2.
9. Архангельский, В. По старой Орловской дороге [Текст] / В. Архангельский, В. Герман, Г. Иванов [и др.] //Охотничьи просторы. Кн. 6. — М., 1956.
10. Рерберг, П.Ф. Севастопольцы: сборник портретов участников обороны Севастополя в 1854— 1855 гг. / П.Ф. Рерберг. - Вып. 3 - СПб., 1907.
11. Нарышкина-Прокудина-Горская, Н.А. Русские фамилии [Текст] / Н.А. Нарышкина-Прокудина-Горская //
Семейная сага. — Русский м1ръ. Пространство и время русской культуры. — 2008. — № 1.
12. Она же. Письма из семейного архива [Текст] / Н.А. Нарышкина-Прокудина-Горская // Лит. знакомства. — 2010. — № 1.
Е.Н. Болотникова
РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ
Соловьева С.В. На стороне власти: очерки об экзистенциальном смысле власти: монография / С.В. Соловьева. — Самара: Изд-во «Самарский университет», 2009. — 248 с.
Предлагаемая вниманию читателя работа масштабна и по своему замыслу, и по исполнению. Как справедливо отмечает в Предисловии к монографии С.В. Соловьева, «настало время быть "за", на стороне власти». Столь броское заявление идет вразрез с принятой в нынешних интеллектуальных кругах практикой. Философский дискурс, успешно освободившийся (по многим причинам) от идеологического пресса за последние тридцать лет, теперь уже в рамках новой традиции занимает критическую (в смысле негативистскую) позицию в отношении власти. Речь идет о власти-насилии, власти-цензуре, власти-диктате. На конференциях и в многочисленных публикациях авторитетных журналов дискутируется вопрос о механизмах и приемах властвования, достоинствах и недостатках демократической и авторитарной моделей политического управления, поднимается вопрос о возможности «человеческого измерения» власти. Вместе с тем в пылу и жажде интеллектуального протеста упускается из виду тот факт, что в действительности человеческого бытия власть маркирует себя, являет себя в многочисленных формах и видах, далеко отстоящих от политических дебатов и выборных механизмов. Исходный пункт рассуждений о власти для автора — ее неполитическое измерение.
Эта позиция не уменьшает значение власти, не ограничивает поле исследования, а, наоборот, выводит автора в пространство философского осмысления власти во всем многообразии ее форм и способов существования. Методология, на основании которой конструируется собственное видение власти, экзистенциально-феноменологическая. Опора на М. Хайдег-гера, Ж.-П. Сартра, А. Кожева, М. Бахтина, С. Хоружего придает работе фундаментальное звучание. Это позволяет говорить не о модернистском или постмодернистском прочтении власти, но о попытке ее серьезного анализа в актуальном философском поле. Обращение к названным авторам дает надежду на критическую (в кантовском понимании), актуальную и при этом положительную перспективу всего исследовательского проекта.
С.В. Соловьева считает, что «власть — способ на(у)правления силой, энергией, это способность свершения события» (С. 10), при этом важно, что «власть и событие не совпадают, но событие понимается как то, что возникает в результате действия власти» (С. 11). В таком ракурсе власть предстает фундаментальной константой человеческого существования. Она являет себя в событиях, придавая им мощь и силу, делает разрез живой ткани экзистенциального существования человека, разделяя его на «до» и «после». Именно так разделяется жизнь человека, его понимание себя и мира в целом при столкновении с собственностью, любовью и совестью. Этот план анализа власти
