ФИЛОЛОГИЯ
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
© 2008 г.
А.Д. Тараканова
МОТИВЫ ПУТЕШЕСТВИЯ И СНА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ УТОПИИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII в.
В научной литературе можно выделить два основных подхода к жанру утопии: либо рассмотрение утопии составного элемента жанра (утопический роман, утопическая повесть и т.п.) либо как самостоятельного жанра. На наш взгляд, правомерно говорить о жанре утопии, а не только об утопических мотивах и моделях, поскольку литературная утопия в ходе многовекового развития выработала свойственную только ей поэтику, а также обрела специфический объект изображения. В связи с этим задачей данной статьи является изучение таких аспектов поэтики утопии XVIII в., как мотивы путешествия и сна, с целью выявления специфических жанровых черт утопии. Именно эти две модели организации сюжета исторически оказались наиболее продуктивными для выражения утопических идей.
Актуальность задачи обусловлена тем, что изучение формы и содержания утопии позволит в дальнейшем выработать единую литературоведческую позицию относительно художественной самостоятельности литературной утопии.
Как отмечает О.А. Павлова, «структура литературной утопии легко узнаваема, поскольку в поэтике этого жанра наличествует комплекс константных признаков. Так называемая «рамочная» композиция, формируемая построением «текст в тексте», изображает ситуацию путешествия (сна или видения) героя, которая открывает идеальный мир и усиливает иллюзию достоверности, факто-графичности описания»1. Е.Н. Ковтун также указывает на то, что в связи с основной задачей утопии — изображением не характеров и обстоятельств, а сообщением читателю максимума информации о социальном устройстве вымышленного мира — строится и поэтика произведений. Так, в любой утопии «неизбежны художественные ограничения: статичность сюжета, лежащий в основе повествования принцип путешествия, строгий стиль философского трак-2
тата» .
Мотив путешествия — один из древнейших в литературе, он был популярен еще в античной литературе. Применительно к жанру утопии «путешествия» становятся востребованными в эпоху Ренессанса на фоне научных и географических открытий. Не случайно «первое литературное изображение идеальной
страны — «Утопия» (1516) Т. Мора — предстала в форме романа-путешествия,
3
став своего рода «литературным архетипом» жанра» .
Жанр путешествия в русской литературе актуализировался в кризисные эпо-
хи. Согласно данным «Словаря русского языка XV—XVII вв.», слово «путешественник» отмечается в XVII в., его же производящее «путешествие» было известно уже в XII в. Наиболее древней литературной формой путешествий были древнерусские «хожения» («Хожение игумена Даниила», «Хожение Трифона Коробейникова» и др.). Однако «оба слова стали популярными лишь в XVIII в. в связи с тем, что программа воспитания в дворянских семьях завершалась путешествием за границу»4. Н.И. Глушанина указывает, что на формирование жанра утопии значительную роль оказала литература Петровской эпохи. Путевые записки, дневники конца XVII — начала XVIII вв. писались дипломатами петровского правительства. Наиболее «литературные» из них принадлежат стольнику П.А. Толстому, Б.И. Куракину, А.А. Матвееву. Эти «путешествия современников Петра существенно дополняли картину литературной жизни эпохи и, несомненно, участвовали в решении задач, стоявших перед правительством великого реформатора: они знакомили читателя с культурой чужих стран, помогая сделать осознанный выбор в смене культурных традиций и в поиске оптимальной модели для новой просвещенной Российской государственности. В путевых записках мотив пути-дороги и мотив встречи играют сюжетообразующую роль, организуя хронотоп «чужого мира», через который пролегает маршрут путешественников»5. Хронотоп чужого мира отражал мировосприятие авторов эпохи, когда идеальная Россия мыслилась не соотнесенной с предшествующей. Именно в петровскую эпоху возникли условия, благоприятные для развития в русской литературе.
С середины XVIII в. появляется новая разновидность записок о путешествиях — научная («Описание земли Камчатской» С. П. Крашенинникова и «Описание Сибирского царства» Г.Ф. Миллера, «Оренбургская топография» П.И. Рыжкова). В них «стало складываться особое просветительское понятие «путешествия». Первым собственно художественным просветительским путешествием, по мнению Г.П. Макогоненко, был «Отрывок путешествия», опубликованный в 1772 г. в «Живописце», т.к в центре его повествования находилась жизнь людей и образ путешественника6. В целом, термин «литературное путешествие» применим к произведениям путевой литературы, которые отражают особенности творческого мировосприятия героя-повествователя и обладают яркими чертами беллетристического стиля'.
Форма литературного путешествия была необходима утопии для решения специфических для нее художественных задач. Прежде всего оправданной оказывалась описательность утопии, одновременно решалась и проблема посещения утопии. «Роман путешествия подсказал путь в утопию: рассказчик отправлялся в морское плавание и его корабль приставал к зачарованному острову»8. Если в классической схеме утопии мотив «путешествия» объяснял перемещение в пространстве, то в дальнейшем в утопии все большую роль приобретает прием «сна», который обеспечивал перемещение не только по воображаемому пространству, но и во времени.
В произведениях художественной литературы «проблематика сновидений широка и огромна, часть из них имеют выраженную политическую окраску, в других случаях сны помогают глубже понять субъективные переживания героев или служат иносказанием. Сон выступает в произведении как средство сделать
текст более занимательным, в то же время отражая связь творческой фантазии писателя с реальной жизнью»9. Сон всегда был излюбленным ходом русских утопистов, поскольку ассоциировался с открытием «границы между настоящим и прошлым». Отсюда — восприятие сна как предсказания, пророчества, вера в вещий смысл снов10. Содержательно эти «сны» были и серьезными, и вещими, но именно форма, способ обретения прекрасного мира снимали с автора долю ответственности за реализацию сказки11. Сон как необязательная и условная
форма стал традиционным повествовательным приемом в русской утопической
12
литературе из-за жесткой цензуры .
Мотивы «путешествия» и «сна» прослеживаются в наиболее известных литературных утопиях XVIII в. Творческое наследие А.П. Сумарокова включает в себя образцы стихотворной и прозаической утопии, в которых автор излагает свою социально-этическую программу. Первая утопия писателя, «Сон. Счастливое общество», была напечатана в последнем номере «Трудолюбивой пчелы»
(1759). По мнению И.З. Сермана, смелая критика в утопии обусловлена тем,
13
что Сумароков знал о скором закрытии оппозиционного журнала13.
В утопии «Сон. Счастливое общество» А.П. Сумароков предлагает свой взгляд на проблему счастья, центральный вопрос всей утопической мысли. По мнению автора, гармоничное состояние общества делает человека счастливым. В рассматриваемой утопии большое значение придается прежде всего духовности как основе идеального социума. Как известно, А.П. Сумароков разделял масонские взгляды, популярные среди интеллектуальной элиты России второй половины XVIII в. Проблемы морали, внутреннего совершенствования занимали существенное место в идеологии масонства.
С религиозных позиций писатель осмысливает законы утопического общества, приравнивая гражданский закон к божественному. «Сия книга начинается тако: чего себе не хочешь, того и другому не желай. А оканчивается: за добродетель воздаяние, а за беззаконие казнь»14. В этих постулатах обнаруживается генетическая связь с библейскими заповедями. Параллель государственных законов «счастливого общества» с религиозными текстами объяснима тем, что в каждом из них заложен нравственный императив. Христианская аксиология становится основой законов в утопии. Согласно Сумарокову, нравственный закон может заменить государственный (в его традиционном понимании) и способен регулировать жизнь общества. Таким образом, идеи добродетели, духовности являются исходной точкой для построения автором модели совершенного общества. Идеальное государство непосредственно основано на нравственных качествах каждого отдельного гражданина и, в особенности, правителя страны. Государь в «мечтательной стране» обладает набором всех возможных моральных достоинств: «подданных своих приемлет он ласково и все дела выслушивает терпеливо... Слабости прощает милосердно»15. Оценкой справедливого правления государя в утопии является народная любовь.
Идеал общественных отношений, по Сумарокову, это взаимное уважение, «братолюбие». «Мечтательное» общественное устройство заключается в том, что закон «чего себе не хочешь, того другим не желай» исключает любые конфликты, утверждая миролюбие и доброжелательность в качестве универсальных принципов человеческих отношений. В духе литературы своего времени,
взявшей на себя функции воспитания монарха и народа, Сумароков создает образец государственного устройства, который строится на идее просвещенной монархии. Но основанием всеобщего благополучия, по мысли автора, является нравственность, духовный стержень общества.
Писатель утверждает в утопии, что принципы управления «счастливого общества» могут быть перенесены в любое другое — реальное — общество: «увидел я ... благополучия общества, приведенного в такое состояние, какового несовершенство естества достигнуть может», а в финале утопии становится явным главный адресант утопии: «Дай боже, чтобы сны, подобные сему, многим виделися, а особливо наперсникам фортуны»16. Автор надеялся, что своим художественным творчеством он может помочь изменить российскую действительность и приблизить ее к желаемому идеалу.
Другая утопия А.П. Сумарокова, «Хор ко превратному свету» (1763), была написана для театрального шествия и маскарада в честь коронации Екатерины II. Маскарад «Торжествующая Минерва» провозглашал перелом в политике и воцарение «просвещенного» монарха. В этом политически важном маскараде Сумарокову было поручено изображение «превратного света» — антипода «золотого века». В первом разделе маскарада содержались сатирические намеки на Петра III, затем осмеивались пороки: пьянство, прожектерство, бюрократизм. К этому разделу шествия Сумароковым написан хор народным складом.
Содержание произведения во многом близко идеям «Сна...», но строится на более детальном и конкретном противопоставлении «должного» и «сущего». Тщательное сравнение порядков двух стран строится как «отчет» о путешествии прилетевшей «из-за океана» синицы. Сопоставляя два государственных устройства, в финале «Хора» А.П. Сумароков подводит к выводу, что истинно «превратным светом» является Россия, которая нуждается в коренных преобразованиях.
Форму «путешествия» использует и М.М. Щербатова в описании своего общественного идеала. «Путешествие в землю Офирскую г-на С... швецкого дворянина» написано в середине 1780-х гг. Идейное своеобразие утопии заключается в том, что всякое индивидуальное, личное начало подчинено государственному в целях всеобщего благоденствия. Щербатов полагает, что, регламентировав все стороны жизни, можно превратить страну в гармоничное и процветающее общество. Просветительское стремление видеть все непротиворечивым, систематизированным переносится им на общество, которое разделено в утопии на жестко разграниченные сословия, жизнь которых регламентирована вплоть до мелочей.
За соблюдением предписанных правил в государстве Щербатова следит полиция. Следует отметить, что в XVIII в. термин «полиция» подразумевал средства, осуществлявшие внутреннюю государственную политику. В широком смысле «полиция» была учением об оптимальном устройстве жизни в государстве. Таким образом, полиция противостоит политике как внутреннее — внеш-
17
нему и потому близка экономике, праву и морали17. Полиция в Офире занимается попечением о здоровье жителей, их безопасности, об освещении и чистоте улиц и пр., кроме того, полицейские начальники следят и за общественной нравственностью.
Щербатов считает взаимовыгодным союз государства и религиозных институтов. Основным законом утопического государства Щербатова является «Ка-техизм нравственный Офирской империи», включающий в себя следующие разделы: «Должности человека, относительные к высшему Естеству и самому себе» и «Должности человека относительно к обществу». Офирские законы носят по преимуществу характер моральных императивов. Правильное нравственное и религиозное воспитание сплачивает общество, способствует формированию не только человеческих, но и гражданских добродетелей. Офирец чтит, во-первых, добродетель, потом — закон, а после — царя и вельмож. Образ государя в утопии воплощает важнейшие нравственные качества (милосердие, добродетель и т.д.). Высшей оценкой его деятельности является, как и в утопии
А.П. Сумарокова, «народная любовь». Требуя от граждан подчинения нравственным нормам, император и сам подчиняется этому установлению. Например, чтобы оградить государя от гордыни, тщеславия, в Офирской земле запрещается выражать эмоции, т.к. «...показуемые знаки радости и усердия от народа
могли бы некоим Государям вложить мысли гордости и предубеждения, что
18
они весьма любимы народом, что может вредные следствия произвести»18.
В целом, тотальный контроль над личностью, верховенство закона и апелляция к нравственным ценностям составляют сущность утопического Офира. Форма путешествия позволила автору расширить проблематику произведения, затронув множество актуальных социальных вопросов, и максимально подробно описать различные сферы жизни в утопии: от бытовых деталей (внутреннее убранство домов, освещение улиц и т.п.) до государственной системы (местное самоуправление, деятельность губерний).
Сочетание мотивов «путешествия» и «сна» находим в утопии В.А. Левшина «Новейшее путешествие, сочиненное в г. Белеве» (1784). Образ утопического государства входит в художественное пространство «Путешествия... » через использование мотива сна. Герой произведения Нарсим, заснув, совершает путешествие на Луну, где знакомится с новыми для себя государственными порядками, общественными ценностями и отношениями. В.А. Левшин рисует в «Новейшем путешествии» образ «общества-семьи» и находит в семейных основах, а не в государственных, источник благоденствия. «Законы» идеальной страны строятся на нормах морали: «всяк разумеет, что должно любить бога, яко благодетеля; а ближнего как самого себя, ибо через то приобретет и любовь к себе... всякий другой закон есть обществу вредоносный и мерзкий перед богом»19. Герой, выполняющий функции рассказчика, старец Фролагий, неслучайно называет закон «заповедью», подчеркивая его нравственно-религиозные истоки. Две заповеди Библии регулируют всю жизнь лунного государства. Первая («любить Бога») определяет бытие человека, его взаимоотношения с окружающим миром; вторая («любить ближнего») — сферу межличностных отношений. Определяя своеобразие «Новейшего путешествия...», можно утверждать, что в утопии В.А. Левшина семья становится альтернативой совершенного государственного устройства, которое традиционно культивировалось в эпоху Просвещения.
С целью большей убедительности и одновременно внесения в фабулу интриги и динамики писатель использует построение «текст в тексте». На Луну не-
ожиданно возвращается ученый Квалбоко, который покинул планету в поисках новых знаний. Во вставном эпизоде рассказывается о его путешествии на Землю. Столкнувшись с земным миром, грабежами, религиозными войнами, странник раскаивается в том, что покинул Луну и считает это «преступлени-ем»20. Таким образом, в утопии переосмысливается библейская история о блудном сыне. Квалбоко возвращается поверженным, разочарованным в прежних мечтах о новых знаниях и поиске другого устройства жизни.
В.А. Левшин отрицает в утопии как основные просветительские ценности (наука, познание и т.п.), так и сами основы монархического строя, право одного несовершенного человека управлять другими людьми: «Кто бы мог меня уверить, что предыдущее мое блаженство будет зависеть от того, что я вверю безопасность мою человеку беспокойному?»21. Вероятнее всего, это связано с тем, что к концу XVIII в. вера в просветительскую идею о том, что государство, управляемое мудрым монархом, способно сделать человека счастливым, разрушается и писатели пытаются найти новый общественный идеал, не связанный с исправлением реального государства. В «Новейшем путешествии, сочиненном в городе Белеве» В.А. Левшин строит новый совершенный мир в другом пространстве и по совсем иным законам, нежели его предшественники.
Содержание рассмотренных утопий А.П. Сумарокова, М.М. Щербатова,
В.А. Левшина, безусловно, оригинально, и авторская позиция в каждом из произведений различна. Но для выражения своих идей все авторы используют одни и те же художественные средства, что обусловлено жанровой традицией, заложенной еще в XVI в. Т. Мором. Кроме того, мотивы «путешествия» и «сна» вносят в утопический текст элементы беллетристики и оправдывают описа-тельность утопии. На наш взгляд, здесь очевидны специфические содержательные признаки формы утопии, позволяющие выделить утопию в самостоятельный жанр. Использование данных мотивов в утопической литературе XVIII в., естественно, не исчерпывается рассмотренными утопиями. Утопические сны и путешествия мы встречаем у М. Хераскова в «Кадме и Гармонии», в «Путешествии из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева (глава «Спасская По-лесть»); в XIX в. к ним обратятся другие авторы («Сон» А.Д. Улыбушева, «Европейские письма» В. Кюхельбекера, главы из романа «Что делать?» Н.Г. Чернышевского и т.д.).
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Павлова О.А. Метаморфозы литературной утопии: теоретический аспект. Волгоград, 2004. С. 3-4.
2. Ковтун Е.Н. Поэтика необычайного: Художественные миры фантастики, волшебной сказки, утопии, притчи и мифа (На материале европейской литературы первой половины XX века). М., 1999. С. 76.
3. Павлова. Ук. соч. С. 167-168.
4. Шадрина М.Г. К вопросу о становлении и развитии жанра путешествий // Русский язык в школе. 2003. № 3. С. 78.
5. Глушанина Н.И. Поэтика жанра. Барнаул, 1996. С. 4, 8.
6. Макогоненко Г.П. Радищев и его время. М., 1956. С. 430-431.
7. Шадрина. Ук. соч. С. 79-80.
8. Чернышёва Т.А. Поэтика русской советской прозы. Иркутск. 1975. С. 28.
9. Витовцева М. Сон как литературный метод постижения действительности // Литература: Прилож. к газ. 1 сентября, 2004 — Июнь (№21). С. 20.
10. Толстой Н.И. Сон — семиотическое окно // XXVI Випперовские чтения. М., 1993. С. 91.
11. Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М., 1992. С. 223.
12. Шестаков В.П. Русская литературная утопия. М., 1986. С. 14.
13. Серман И.З. Мечтательная страна А.П. Сумарокова // Философский век. Альманах. Вып 13. Российская утопия эпохи Просвещения и традиции мирового утопизма. СПб., 2000. С. 216.
14. Сумароков А.П. Сон. Счастливое общество // Русская литература XVIII века. 1700-1775: Хрестоматия. М., 1979. С. 240.
15. Там же. С. 239
16. Там же. С. 239,242.
17. Артемьева Т.В. От славного прошлого к светлому будущему: Философия истории и утопия в России эпохи Просвещения. СПб., 2005. С. 286.
18. Щербатов М.М. Путешествие в землю Офирскую // Русская литературная утопия. М., 1986. С. 68.
19. Левшин В.А.Новейшее путешествие, сочиненное в г. Белеве // Взгляд сквозь столетия. М., 1977. С. 83.
20. Там же. С. 86.
21. Там же. С. 80.
MOTIVES OF TRAVEL AND DREAM IN RUSSIAN LITERARY UTOPIA AT THE
SECOND HALF OF THE 18th C.
A.D. Tarakanova
The subjects under consideration are specific aspects of a genre poetics in literary Utopia. Basing on the analysis done upon utopian motives of «travel» and «dream» the author concludes that these formal attributes of Utopia have a quite steady genre character. The combination of typical and individual-author's features allows to allocate Utopia into the independent literary genre basing on the research of the literary works.