А. В. Власова, С. С. Смирнов
МОТИВЫ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ УРАЛЬСКОГО КУПЕЧЕСТВА В КОНЦЕXVIII- НАЧАЛЕХХВЕКА
Несмотря на большой объем литературы, посвященной истории российской благотворительности, проблема мотивации благотворительной деятельности до настоящего времени не получила достаточного освещения. Предложенные концепции, исходящие исключительно из некой особой православной ценностной ориентации российской буржуазии, представляются недостаточно убедительными. Известно, что купеческое сословие в России сформировалось почти исключительно из крестьянства и на протяжении длительного времени сохраняло крестьянский менталитет. Даже представители крупнейшего столичного капитала часто демонстративно подчеркивали свое крестьянское происхождение: были просты и непритязательны в быту и т.д. Яркие портреты таких «миллионщиков» можно встретить, например, в очерках талантливого журналиста начала ХХ в. В.В. Гиляровского [4].
Связывание с исключительно христианской традицией мотивов социальной помощи объясняется прежде всего некритическим заимствованием идей из досоветской историографии, руководствовавшейся официальным отношением к православной церкви как к носительнице государственной идеологии. Такой подход оставляет без всякого объяснения благотворительную деятельность купцов нехристианского вероисповедания. Кроме того, христианские морально-этические принципы помощи - анонимность, бескорыстие, добровольность - были весьма условны. Стремление стимулировать ее методами морального и материального воздействия, а иногда и прямого администрирования свидетельствуют о том, что власти, духовные и светские, в погоне за «валом» часто их просто игнорировали.
Следует указать и на другой серьезный недостаток современных публикаций на исследуемую тему: почти все они идеализируют купеческую благотворительность, изображая ее в розовых красках, не допуская и тени критики. В результате формируются слащаворафинированные «житейные» образы, ничего общего с реальной действительностью не имеющие.
Между тем существует настоятельная необходимость дать объективную характеристику данному феномену, исходя из реалий сегодняшней социальной политики, в которой большие надежды, возможно, совершенно необоснованные, возлагаются на современное «купечество» в смысле его участия в социальной помощи неимущим. В этой характеристике определенное место должно принадлежать анализу мотивов благотворительной деятельности дореволюционного купечества, достаточно ярко проявившего себя на данном поприще.
Источники свидетельствуют, что главные объекты благотворительности со временем менялись. Так, наиболее значительная доля вкладов долгое время доставалась церкви. Однако с течением времени в сферу поддержки попадают и другие общественные институты: образование, трудовая помощь, борьба с социальными отклонениями и т. д. Нетрудно заметить, что наиболее охотно помощь оказывалась тем объектам, которые официально признавались наиболее ее достойными. Трата средств на цели, не поощрявшиеся официально, хотя и благородные, была редким исключением.
Правильное представление о мотивах купеческой благотворительности, да и вообще о моделях общественного поведения купечества невозможно без осознания степени воздействия корпоративных организаций и корпоративного сознания купеческого сословия на поведение отдельного его представителя. По мере развития буржуазных отношений корпоративно-классовые интересы все больше доминировали над сословно-этическими. Особенно это было заметно в области благотворительной деятельности, где отношения соперничества и вражды на почве борьбы за прибыль сменялись, по крайней мере, внешним единодушием в деле оказания социальной помощи.
Большую роль, в частности, здесь играли органы купеческого сословного самоуправ-
ления. Как правило, первые шаги в выборе главного направления благотворительной деятельности делались наиболее крупными и авторитетными представителями сословия, не без подсказки со стороны государственной власти. Затем примеру «сильных» послушно следовала и остальная масса. Так, в 1863 г. один из богатейших курганских купцов М.П. Менщи-ков обязался ежегодно перечислять в пользу открытой в 1858 г. в городе Кургане женской школы по 84 рубля серебром. Вслед за тем купеческое общество города в связи с приездом в Курган тобольского губернатора составило приговор, в котором «изъявило желание» жертвовать в пользу школы ежегодно: купцы 1-й гильдии - по 10 рублей, купцы 2-й гильдии - по 5 рублей. При этом никто из гильдейского купечества не решился отказаться [9].
Но были и другие примеры. Не удалось, например, собрать денег на восстановление сгоревшей Карамзинской библиотеки; на сооружение памятника Ермаку в Новочеркасске было собрано всего 30 рублей; на памятник генералу Хрулеву, герою Севастопольской войны, по подписке - 8 рублей. Подписка на сооружение памятника Б. Хмельницкому была прекращена, так как жертвователей не оказалось вовсе. На памятник Пушкину в 1871 г. собрали всего 13 рублей [10].
В 1792 г. пермское купечество наотрез отказалось выделять средства на содержание главного народного училища. Когда же городская дума попыталась под давлением губернатора ввести дополнительный сбор с «живущих в здешнем городе Перми своими домами почтенных господ, записанных граждан, а потом и всякого звания людей», то ни «почтенные», ни простые граждане «никто ни одной копейки не заплатил» [8, с. 63].
Часть исследователей второй половины Х1Х в. приписывала нежелание горожан поддерживать школу их грубости и невежеству. Однако Д.Д. Смышляев был склонен объяснять этот факт большой обременительностью других сборов с населения, связанных с приданием Перми городского статуса.
С другой стороны, когда в 1793 г. была составлена смета на строительство нового здания для главного народного училища в 15 тыс. рублей, на его постройку заводчики Голицыны, Яковлевы и А.Г. Демидов пожертвовали свыше тысячи пудов разного железа, а заводчик Лазарев «уступил» по просьбе губернского прокурора по сниженной цене кровельный лист и потерял на этой сделке 700 рублей [8, с. 66].
Логично предположить, что уже сам выбор сферы приложения благотворительного капитала был достаточно четко мотивирован. Почему, например, одни предпочитали вкладывать средства в дело просвещения, другие - на церковное строительство, третьи склонялись к меценатской деятельности? Естественно, ответить на этот вопрос гораздо труднее, чем подсчитать, сколько средств было вложено в ту или иную сферу благотворительной деятельности.
Известно, например, что христианская этика требовала творить добро без лишнего шума, без рекламы. Иначе возникали сомнения в истинности религиозного чувства, толкавшего человека на пожертвование. Однако исследователи давно заметили, что богатые уральские горнопромышленники (такие, как В. А. Ратьков-Рожнов, Абамелик-Лазаревы, Демидовы, Строгановы, Яковлевы и др.) не очень охотно участвовали в благотворительных акциях на Урале, предпочитая заниматься этим в столицах, поскольку общественный резонанс в этих случаях был гораздо шире.
Сами пожертвования также имели двойственную природу. С одной стороны, налицо была добровольность, но с другой - купечество ставилось властями в такое положение, когда добровольные взносы становились атрибутом принадлежности к сословию, так что сама эта добровольность, в силу её обязательности и регулярности, не вписывалась в параметры свободного волеизъявления. Показателен в этом смысле отрывок из письма купца П.М. Вишнякова жене в Москву с Нижегородской ярмарки: «Вчерашний день нас вечером приглашал голова Колесов по случаю приезда Государя Императора... По сему предмету сделана подписка и пожертвовали 28 250 рублей, в том числе и я 400 рублей. Делать нечего! От миру не прочь!» [3, с. 112].
Стимулом для участия в благотворительной деятельности зажиточного населения являлись и различные формы морального и материального поощрения, практиковавшегося государством. Наиболее часто награды давались по министерству просвещения, реже - по духовному ведомству. Впрочем, это было всего лишь отражением объективного факта, что в исследуемый период именно церковь и школа являлись наиболее частыми объектами приложения благотворительного капитала. Так, в конце XIX - начале XX в. были награждены орденами попечитель Пермского реального училища И. Любимов (Владимира 4-й степ., в 1883 г.), председатель попечительного совета Челябинской женской прогимназии В. Покровский (Анны 2-й степ., в 1891 г.), почетный попечитель Екатеринбургского Алексеевско-го реального училища А. Казанцев (Станислава 3-й степ.). Золотыми и серебряными медалями были награждены ряд попечителей народных училищ и церковных старост.
Активное участие в деятельности полугосударственных благотворительных организаций способствовало продвижению чиновников по службе. Крупные ведомства имели возможность добиваться для них не только наград, но даже и классных чинов. Например, сенатским указом в конце 1881 г. очередные чины были присвоены некоторым почетным членам Пермского губернского попечительства детских приютов, в том числе М. И. Любимову -чин надворного советника, В. А. Поклевскому-Козеллу - губернского секретаря, И.И. По-клевскому-Козеллу - коллежского регистратора [7]. В 1904 г. В. А. Поклевский-Козелл и М. И. Любимов стали уже действительными статскими советниками. Тот же чин получил и
В.П. Злоказов, бывший почетным членом указанного попечительства с осени 1892 г. Десять лет спустя он уже был надворным советником, а впоследствии по ведомству учреждений императрицы Марии Федоровны дослужился до чина действительного статского советника.
Анализ документов учреждений местного самоуправления показывает на тесную связь благотворительности с участием в работе городских дум, земств, мировых судов, биржевых комитетов, попечительских советов школ и т. д., то есть с причастностью к власти. Естественно, что власть и деньги имеют тенденцию быть рядом, взаимно дополнять и взаимно усиливать друг друга. Деньги открывают дорогу к власти, а власть - к богатству. Тем не менее в большинстве современных публикаций причастность купечества к деятельности подобных учреждений интерпретируется как исключительно бескорыстная служба обществу из альтруистических побуждений. Однако достаточно объективно взглянуть на современную жесткую борьбу за «возможность бескорыстно отдавать силы и здоровье службе обществу» в ранге, например, руководителя городской или районной администрации, чтобы понять наивность подобных утверждений. Если учесть, что ни природа власти, ни даже формы ее организации в настоящее время ничем принципиально не отличаются от конца XIX - начала XX в., то напрашивается вывод, что и цели «вхождения во власть» в принципе остаются прежними.
Для полноты картины рассмотрим портреты некоторых уральских благотворителей под углом зрения мотивации их общественной деятельности. Уже упоминавшийся выше И.М. Любимов (1836-1899), потомственный почетный гражданин г. Перми, купец первой гильдии, пароходчик и заводчик, пожертвовал один из своих домов под Алексеевское реальное училище, поддерживал материально Богородицкий приют (Пермская губерния). В 1871-1874 и 1876-1878 гг. избирался пермским городским головой. Примечательно, что головой он впервые стал после того, как в 1876 г. стал инициатором основания Алексеевского реального училища. В должности главы города получал 4 тыс. рублей годового оклада. Это, конечно, не идет в сравнение с прибылями от выполнения заказов на перевозку грузов, но на такие деньги в Перми можно было купить приличный двухэтажный дом, один из тех, в которых размещались многие городские училища [6]. За свою благотворительную и общественную деятельность получил чин коммерции советника, а также «все русские ордена до ордена св. Владимира 3-й степени включительно и бриллиантовый перстень с вензельным изображением Великого князя Алексея Александровича, пожалованный ему за пожертвова-
ние дома реальному училищу». Как видим, определенные дивиденды от благотворительности он всё-таки имел.
Пермские купцы братья Федор Кузьмич и Григорий Кузьмич Каменские, основавшие Успенский женский монастырь, обеспечив его первичным капиталом в 50 тыс. рублей, построившие ряд церковных зданий и купившие дома для Мариинской женской гимназии, убежища для детей бедноты и ночлежного дома, в итоге также получили все ордена до св. Владимира 3-й степени включительно и право участвовать в городском самоуправлении.
Наиболее яркие представители челябинского купечества братья Покровские первые шаги на ниве благотворительности сделали после смерти отца (24 сентября 1873 г.), решив увековечить его имя, пожертвовав на приобретение дома для Челябинской женской прогимназии 1 700 рублей. В память об этом император Александр II позволил установить портрет их отца, К.И. Покровского, в одном из залов этого учебного заведения и дал разрешение на отправление в день его кончины ежегодной панихиды. Таким образом, фамилия Покровских стала известна в высшей сфере государственной власти. Вероятно, подобная реклама стоила истраченных на нее денег. Братья получили реальную возможность заниматься активной общественной и даже государственной деятельностью. В. К. Покровский стал почетным мировым судьей (что давало ему только должностного оклада 4 тыс. рублей в год), гласным городской думы, городским головой, получал государственные награды, в 1907 г. стал первым Почетным гражданином Челябинска. Второй брат со временем достиг высокой должности члена Государственного совета.
Купец В.М. Пупышев завещал свое наследство на содержание известной в г.Троицке больницы-богадельни, будучи совершенно одиноким и не имея наследников. Такое последнее вложение капитала в психологическом плане было более выгодным, чем просто признание его выморочным и безымянная передача в казенную собственность [11, с. 113-117].
Иногда благотворительность сопровождалась сутяжничеством и другими неблаговидными поступками, более подходившими обычной коммерческой деятельности, нежели богоугодному делу. В 1873 г. «Оренбургские епархиальные ведомости» сообщали об обстоятельствах строительства челябинским купцом П. И. Перцевым Покровской церкви. Построив ее как бесприходную и, по существу, для города ненужную, он обратился к населению окрестных деревень и при помощи «усердного троекратного спаивания водкой, которой у него в содержимых им кабаках много, отобрал от целых трех деревень формальные приговоры о перечислении в приход новопостроенной церкви» [5, с. 22]. Только после этого внес он деньги (3 000 рублей) на содержание причта. Однако церковь так и не была признана приходской и с согласия строителя была передана местному духовному училищу, за что ее строитель получил место почетного блюстителя училища.
А.В. Новиков, специально исследовавший деятельность российских предпринимателей начала XX в. на предмет ее мотивации к содержанию социальной инфраструктуры, не являвшемуся обязанностью фабрикантов и потому носившему явный благотворительный оттенок, указал на такие мотивы, как «православные идеалы», попытки сгладить социальные противоречия, карьерные соображения администрации предприятий. Однако, будучи с экономических позиций явно убыточной, такая деятельность не могла быть широкомасштабной и потому не достигала своей цели, что заметно ослабляло стремление к ее расширению [1, с. 208-210].
Таким образом, купеческая благотворительность, не приносившая непосредственной прибыли, нуждалась в серьезных мотивах и стимулах. Что касается мотивов, то они имели не столько мифически-религиозную, сколько реальную социальную и экономическую основу, и только на такой основе благотворительность могла иметь масштабы, которые в современных условиях нам кажутся недостижимыми.
Список литературы
1. Благотворительность предпринимателей России начала XX века: истоки и социальнопсихологические последствия // Историко-культурное наследие: новые открытия, сохранение, преемственность: Материалы всерос. науч.-практ. конф. Березники, 1999.
2. Верхоланцев В.С. Город Пермь. Его прошлое и настоящее: Краткий исторический очерк. Пермь, 1913.
3. Вишняков Н.П. Сведения о купеческом роде Вишняковых. М., 1905. Ч. II.
4. Гиляровский В.А. Москва и москвичи. Минск, 1980.
5. Дегтярев И., Боже В. Купола над городом. Челябинск, 1992.
6. Злобина Т. Русский американец // Звезда (Пермь). 1992. 4 сент.
7. Пермские губернские ведомости. 1881. №.102.
8. Пермский сборник. 1859. Т. 1.
9. Тобольские губернские ведомости. 1863. №34.
10. Xорькова Е.П. История предпринимательства и меценатства в России: Учеб. пособие для вузов. М., 1998.
11. Шамеутдинов Н.И. Творящие добро и благо. Троицк, 1993.
ДИСКУССИЯ
Т.И. Волкова
СТАТУС ИССЛЕДОВАТЕЛЯ: УПРАВЛЕНЧЕСКИЙ АСПЕКТ
Статус исследователя как объект управления является одним из ведущих звеньев системы управления воспроизводством творческого потенциала науки. Исследуя особенности управления этим сложным и многогранным процессом, следует прежде всего определить, на наш взгляд, его ведущую цель, основополагающие принципы и критерии.
Ведущей стратегической целью управления нам представляется создание условий для расширенного воспроизводства творческого потенциала науки. Основополагающим общеэкономическим принципом управления воспроизводством творческого потенциала науки, своеобразным «управленческим рулем» является, по нашему мнению, обеспечение баланса экономических и социально-экономических интересов субъектов, участвующих в данном воспроизводственном процессе. При этом на современном этапе развития экономики и науки системообразующим характером обладает сбалансированность интересов научного сообщества и государства.
Экономические отношения, законы и закономерности, носящие объективный характер, реализуются только в процессе деятельности субъектов общественного производства. В силу этого представляется необходимым анализ интересов субъектов отношений, а также тех стимулов, которые способствуют их продуктивной и эффективной деятельности.
Категория «экономический интерес» отражает, по нашему мнению, диалектику взаимоотношений субъектов, стремящихся к удовлетворению потребностей, получению благ и выгод от участия в процессе общественного воспроизводства. Сбалансированность экономических интересов субъектов, приводящая иногда к их общности, непосредственно связана с согласованием, увязкой общей (совокупной) выгоды с частной выгодой отдельных субъектов, понимаемой нами широко: как польза, достижение преимущества, получение дополнительных финансовых средств, дохода, прибыли и т.д.
В системе воспроизводства творческого потенциала науки интересы, мотивы, стимулы занимают особое место. В отличие от других категорий работников, труд которых не носит ярко выраженного творческого характера или не склонных к творческой деятельности, для исследователей характерно доминирование внутренних, а не внешних побудителей к трудо-