CC BY
37
Малькова Я. В. Мотивационное своеобразие русской диалектной лексики со значениями 'брезговать', 'гнушаться', 'пренебрегать' / Я. В. Малькова // Научный диалог. — 2016. — № 2 (50). — С. 89—101.
ЕМ НИШ-4
Журнал включен в Перечень ВАК
и I к I С н' Б Р1ВКИЖЛ1Ч (ЛКСТОКУ-
УДК 8П.161.Г373.421
Мотивационное своеобразие русской диалектной лексики со значениями 'брезговать', 'гнушаться', 'пренебрегать'
© Малькова Яна Владимировна (2016), студент, кафедра русского языка и общего языкознания, Уральский федеральный университет им. первого Президента России Б. Н. Ельцина (Екатеринбург, Россия), yana-malkova@list.ru.
Представлены результаты мотивационного анализа лексики, несущей семантику брезгливости и пренебрежения. Исследование проводится на материале русских говоров и данных общенародного языка, также для сравнения привлекаются некоторые факты славянских языков. Автор исходит из положения о специфике отношения к брезгливости и пренебрежению в народном социуме по сравнению с городской традицией и этим определяет актуальность исследования. В соответствии с наиболее яркими мотивационными линиями, психофизиологической и социальной, лексические факты структурированы в две основные группы. Внутри каждой из них автор останавливается на рассмотрении более частных мотивов, связанных с субъектом и объектом ситуации, их характеристиками и свойствами, а также перцептивной составляющей чувства брезгливости. Особое внимание уделяется рассмотрению точки зрения номинатора и этнолингвистической интерпретации приводимых языковых фактов. Прослеживается линия синестетических метафор в семантическом развитии исследуемых лексем. Составляется сценарий ситуации брезгливости и пренебрежения. Делается вывод о преимущественной экспрессивности рассматриваемой лексики, а также ее социальном характере, поскольку она связана с представлениями о создании и поддержании межличностных связей.
Ключевые слова: русская диалектная лексика; семантика; мотивология; этимология; народная аксиология.
1. Вводные замечания
Брезгливость и пренебрежение кем- или чем-либо являются сложными, многоаспектными феноменами психической и социальной жизни человека, в которых сплетены как различные виды чувственного восприятия, так и нормы взаимодействия людей в обществе. В сущности, брезгливость
и пренебрежение имеют разностороннюю ориентацию: с одной стороны, это собственно индивидуальное отношение к тем или иным явлениям, с другой стороны, выражение эмоционального состояния, влияющее на построение межличностных связей. Сложность и многогранность этих реакций человека на внешние раздражители отражается и в языке.
Выбор русской диалектной лексики в качестве материала для статьи продиктован нашей рабочей гипотезой о том, что в этом словесном массиве будет проявляться специфическое отношение к брезгливости. Поскольку для крестьянского социума характерна ориентация на обычай, традицию, проявление брезгливости и пренебрежения связывается с принятыми моделями поведения человека, в отличие от современной городской традиции, где отвращение чаще сопряжено с индивидуальными предпочтениями человека.
В данной статье осуществляется общий обзор мотивационных моделей, которые воплощают исследуемые значения. В тех случаях, когда это необходимо для прояснения мотивационных отношений, будут анализироваться также семантические особенности изучаемых слов.
Будут последовательно рассмотрены две наиболее выразительно представленные мотивационные линии, в соответствии с которыми лексика распадается на следующие блоки: 1) лексемы, в которых проявляется социальный аспект исследуемого феномена; 2) лексемы, в мотивировке которых отражен психофизиологический аспект брезгливости. Отметим, что для публикации отобраны не все выявленные мотивационные модели, а те, которые наиболее репрезентативны или продуктивны.
2. Социальный аспект ситуации брезгливости и пренебрежения в зеркале русской лексики
Феномен брезгливости и пренебрежения выявляет «болевые точки» в отношениях между людьми и обусловливает конфликты.
Чувство брезгливости очень часто обнаруживает себя в ситуации приема пищи, при этом, судя по языковым данным, брезгливое поведение не является «личным делом» того, кто брезгует, а сказывается на взаимодействии людей в микросоциуме. Сам факт номинативной выделенности идеограммы 'брезговать предложенной едой' говорит о значимости социальной оценки пищевого поведения в крестьянском сообществе: по этому поведению может составляться мнение о личности вообще [Березович, 2007, с. 33]. Брезгливый человек «перебирает» предложенное ему кушанье, отыскивая то, что придется ему по вкусу: диал. шир. распр. гребовать 'брезговать; пренебрегать, гнушаться кем-, чем-либо' [СРНГ, т. 7, с. 125— 126] ^ (раз)гребать, пск. переборливый 'брезгливый' [СРНГ, т. 26, с. 33]
^ перебирать, волог., перм., новг. копоский 'брезгливый' [СРНГ, т. 14, с. 293—294] ^ копаться (данные слова нередко употреблялись и по отношению к пищевому поведению домашних животных). Эти действия могут иметь соответствующий звуковой фон: звукокомплекс пыск, отраженный в яросл. пыгсконить 'брезговать, гнушаться чем-л.' [СРНГ, т. 33, с. 200], и сочетание пш, присутствующее в сиб. припешаться 'брезговать' [СРНГ, т. 31, с. 342], передают характерный звук, возникающий в момент, когда животное мордой разгребает пищу.
Одной из самых социально «опасных» ситуаций в связи с брезгливыми реакциями человека становится ситуация гощения. Это обусловлено тем, что она строго регламентирована в народном социуме, и каждому из участников приписаны свои роли (см. об этом подробнее [Крылова, 2006, с. 263— 265; Леонтьева, 2015, с. 63—110]). Хозяин должен проявлять радушие, гостеприимство, а гость — принимать эту заботу, не брезгуя угощением, ср. значение глаголов понастоваться (зап.-сиб.), понастояться (том.) — 'угоститься, не побрезговать угощением' [СРНГ, т. 29, с. 249—250] (поведение хозяина может описываться производящим для понастоваться глаголом настовать (диал. шир. распр.) 'присматривать, ухаживать за кем-, чем-либо; беречь кого-, что-либо; заботиться о ком-, чем-либо' [СРНГ, т. 20, с. 192]). Угощение есть материальное воплощение понятия «честь», ср. арх., карел. учестять 'угощать' [Кабакова, 2015, с. 131—132], пища выполняет коммуникативную функцию в ситуации гощения, сигнализируя о согласии между людьми (об этом см. [Пьянкова, 2013, с. 337—348]), и потому, проявляя брезгливость по отношению к угощению, гость ущемляет достоинство хозяина. К конфликтам приводит и пренебрежительное отношение со стороны хозяина, ср. арх. засадить 'посадить в задние ряды в знак пренебрежения' [СРНГ, т. 11, с. 17—18]. Место за столом для гостя подбирается в зависимости от его положения, от уважения со стороны других членов общества [Байбурин, Топорков, 1990, с. 136—137], и потому место в конце стола представляется унизительным.
Брезгливый человек часто «брюзжит», выражая свое раздражение: вят. брюзга 'брезгливый, слишком разборчивый в еде и т. п., требовательный человек' [СРНГ, т. 3, с. 221] < брюзжать. Глагол брюзжать может обозначать немотивированное выражение недовольства, когда раздражение субъекта вызвано не конкретным поводом, а внутренним его состоянием и свойствами характера [Крылова, 2003, с. 182], в таком случае кажется неслучайным выбор именно этого глагола среди других, отражающих идею словесного выражения недовольства. Кроме того, играет роль фонетическая близость не имеющих родства брезговать и брюзжать (об
этих словах см. [ЭССЯ, т. 3, с. 18—19, с. 35]). Сходную мотивацию имеют, очевидно, яросл. хухнаться 'капризничать, пренебрегать чем-л.' [ЯОС, т. 10, с. 41] — глагол звукоподражательного происхождения [Фасмер, т. IV, с. 287], волог. кухнаться 'пренебрегать, брезговать' [СРНГ, т. 16, с. 183] (чередование заднеязычных к // х встречается в русских говорах).
Недовольство может проявляться в мимике, кривлянии лицом, ср. яросл. поморщить 'брезговать' [СРНГ, т. 29, с. 225] ^ морщить(ся), диал. шир. распр. моргать 'брезговать' [СРНГ, т. 18, с. 255], которое связано по происхождению с общенар. моргать.
Брезгливый человек обладает известной долей своенравия, которое позволяет ему вести себя весьма конфликтно. В зеркале лексической номинации такое поведение отражается так: он «плюет» на тех, кем пренебрегает (арх. навзникать 'проявлять по отношению к кому-либо презрение, безразличие, пренебрежение' [СРНГ, т. 19, с. 164] ^ арх. навзникать 'выбрасывать изо рта слюну, плевать' [СРНГ, т. 19, с. 164]), применяет физическую агрессию - «пихается», «топчет» (смол. попихач 'всеми пренебре-гаемый, обижаемый человек' [СРНГ, т. 29, с. 317], влад. ◊ Не потопчите! 'просьба не обидеть кого-л., не пренебречь кем-л.' [СРНГ, т. 30, с. 295] ^ топтать). Идея физического насилия здесь переосмысляется как представление о моральном унижении, из чего следует, что пренебрежение означает не только невнимание к человеку, но и оскорбление его чувств.
Вне зависимости от формы проявления брезгливость и пренебрежение умаляют чувство собственного достоинства собеседника, что обусловливает закономерную неприязнь к брезгливому или высокомерному человеку, ср. тыв. морготно 'неприятно, отвратительно, мерзко' (Со всеми если морготно дёржишь себя, кто же к тебе с добром будет?) [СРГС, т. 2, с. 291]. Очевидно, что пренебрежение нарушает нормы социального взаимодействия, собственно социальность, понимаемую как «качество, обеспечивающее непротиворечивое существование человека в общине» [Леонтьева, 2014, с. 25].
Традиционное сознание ориентировано на непривередливость и простоту в общении с другими людьми, поэтому брезгливость и пренебрежение трактуются не просто как временная реакция на раздражитель (чувство отвращения); они обнаруживают некоторые свойства характера, которые значимы в социальном взаимодействии.
Часто брезгующий человек надменен; он смотрит на окружающее свысока, ср. влад., яросл. спесивиться 'брезговать' [СРНГ, т. 40, с. 135]. Брезгливость может быть сопряжена с гордостью, ср. перм. арх. погордиться 'побрезговать' [СРНГ, т. 27, с. 307—308]. О. А. Кузнецова пишет о том, что
в народном социуме гордость часто выступает как неадекватная оценка своего положения, что служит причиной появления в русских диалектах семантических дериватов слова гордый, обозначающих некоторые отрицательные качества человека, в том числе пренебрежение и брезгливость [Кузнецова, 2015, с. 82].
Брезгливый человек оказывается непрост в общении, он обладает тяжелым характером, ср. яросл. вередовать 'прихотничать, брезгать' [ЯОС, т. 2, с. 54]; яросл. мравный 'брезгливый' ^ яросл. мравный 'своенравный, капризный' [ЯОС, т. 6, с. 65], ср. литер. нрав. Своими прихотями он досаждает окружающим ему людям, ему нелегко угодить, удовлетворить его завышенные требования, ср. арх. брезгулька 'брезгливый человек' (Она меня бранит: «Пей! Вот какая брезгулька!» А я не хоцю — пахнет) [АОС, т. 2, с. 115—116].
Необходимо отметить, что у брезгливости есть и положительный полюс — она сопровождается требовательностью к качеству предмета / явления со стороны субъекта этого чувства. Однако позитивная оценка встречается нечасто и преимущественно на уровне контекстной семантики, ср. брянск. гребовать 'брезговать' (Вот вы едити, а я гребую, такие харчи плахии сварили, я и гребъвъю) [СБГ, т. 4, с. 57]. Чаще всего излишняя разборчивость воспринимается народным сознанием негативно. Проявление рассудительности может расцениваться как мнительность и подозрительность: сев.-двин. недумный 'небрезгливый; немнительный' [СРНГ, т. 21, с. 38], буков. сумляться 'брезговать' [СРНГ, т. 42, с. 238].
Мотивационно значимым оказывается признак социального положения субъекта и объекта брезгования или пренебрежения. Ограниченность социума влияет на специфику проявления этих чувств. При контакте противопоставленных друг другу сообществ возможно возникновение разногласий, раздора.
Брезгливым человеком может оказаться старообрядец. Замкнутость этого социума, строгое следование традиции порождает отвращение к «мирским», ср. твер. мирщить 'брезговать' [СРНГ, т. 18, с. 175]. Брезгливость, по-видимому, появляется в связи с представлениями о повышенных требованиях к бытовой чистоте, которых придерживаются старообрядцы, ср. перм., твер. мирщить 'осквернять посуду староверов, т. е. есть и пить из нее мирскому человеку, исповедующему православие') [СРНГ, т. 18, с. 175].
Отношения пренебрежения часто складываются между барином и крестьянином, ср. смол. вашеть 'заносчивый, высокомерный человек, пренебрегающий простыми людьми и черной работой' [СРНГ, т. 4, с. 79] (заимствовано из польск. м>а8сес = < м>а82тос, м>а82тос < м>а82а тИо&с,
в свою очередь ст.-польск. слово > ст.-блр. вашмость [Аникин РЭС, т. 6, с. 109,142]). Со временем в народной речи внутренняя форма приведенного слова приобретает отрицательные коннотации, что связано с неравным положением двух социальных групп и напряженностью социальных связей.
Внутри маленького коллектива брезгливость или пренебрежение также иногда становится причиной конфликтных ситуаций, которые могут доходить вплоть до изгнания из сообщества: бурят. моргованье 'пренебрежительное отношение к людям' (За свое моргованье ему пришлось убраться с прииска) [СРГС, т. 2, с. 291]. Брезгливым отношением человек унижает окружающих. Унижение же неречевым воздействием, как отмечает А. В. Санников, связано с тем, что субъект демонстрирует «ничтожное, бесправное зависимое положение объекта, взгляд на него сверху вниз» [Санников, 2006, с. 422], отсюда вытекает закономерность жестких мер, применяемых со стороны общества к брезгливому человеку.
3. Психофизиологический аспект ситуации брезгливости и пренебрежения в зеркале русской лексики
Феномен брезгливости, несмотря на его социальную значимость, в своей основе все же имеет индивидуальную физиологическую и / или психологическую реакцию.
В рамках гнезд, включающих лексику со значениями брезгливости, наблюдается, по терминологии И. Юдицкой, «этимологическая синестезия» (об этом термине см. в [Толстая, 2014, с. 142]): синестетическая метафора, которая состоит в том, что «слово, значение которого связано с одним органом чувств, употребляется в значении, относящемся к другому органу чувств» [Ульманн, 1970, с. 279], разворачивается в историческую перспективу. Так, в гнезде *brëzg- (ср. брезговать), по мнению Брюкнера, отражается перенос со зрительных (ср. чеш. 'заря', 'свет') реакций
на вкусовые (рус. диал. обрезнуть 'о скисшем молоке', брезгать 'брезговать'): «'рассвет' как 'просветление', откуда, далее (также с переносом со зрительных на вкусовые ощущения), 'вкус, делающийся более редким, кислым'» [ЭССЯ, т. 3, с. 18—19]. Перенос в данном случае, вероятно, базируется на идее брезжащего, постепенно распространяющегося света и, соответственно, медленно раскрывающегося вкуса, а также на представлении о легких болевых ощущениях, возникающих как при восприятии утреннего света, так и горького / кислого вкуса (ср. также слуховое восприятие — чеш. bfesk 'пронзительный свист, крик' [ЭССЯ, т. 3, с. 17]). Можно предположить, что и возникновение значений типа укр. диал. бреск 'сырость, плесень' [ЭССЯ, т. 3, с. 18], чеш. bfezdëti 'становиться болотистым;
размякать', зап.-морав. brëskat т1е^ 'мешать молоко с водой, подделывать' ^Р, т. 1, с. 375] обусловлено признаками потери концентрации / плотности (как на уровне зрительного восприятия, так и на уровне внутренних свойств предмета), разреженности.
Связь зрительной, вкусовой и обонятельной перцепций можно увидеть в гнезде *тъщ- (о нем см. [ЭССЯ, т. 20, с. 237—238]). В его лексике, с одной стороны, отражается признак мерцающего, трудноуловимого света (ср. рус. моргать 'непроизвольно быстро опускать и поднимать веки' [ЭССЯ, т. 20, с. 238]), с другой стороны, признак неприятного запаха (пск., твер. морготйна 'дым, чад' [СРНГ, т. 18, с. 256]), а с третьей, идея брезгования (диал. шир. распр. морговать 'брезговать, гнушаться' [СРНГ, т. 18, с. 256]). Учитывая подобное сочетание смыслов, можно провести параллель развития значений с гнездом *brëzg-.
Значение неприятных тактильных ощущений исходно для гнезда *brid- (краснояр. брйткий 'брезгливый' [СГЦКК, т. 1, с. 127]) < и.-е. *bher-'резать' [ЭССЯ, т. 3, с. 31]. Вкусовое восприятие невозможно без осязательных реакций, поэтому можно предполагать, что в основе подобного переноса лежат неприятные, легкие болевые ощущения от острого / кислого / терпкого вкуса. Дальнейшие семантические переходы, очевидно, представляют собой синестетические метафоры: томск. брыдко 'едко, горько (для дыхания)' [СРГС, т. 1, с. 91], пск. брйдкий 'резкий, пронзительный, холодный (о ветре)' [СРНГ, т. 3, с. 179].
Отметив тонкие переходы в сфере перцептивных значений, обратим внимание на общее движение такой семантики в сторону абстрагирования и отражения психических реакций, связанных с мировоззрением человека. Известно, что вкусовые, тактильные, обонятельные ощущения сочетаются с чувствами удовольствия / неудовольствия, к примеру, горечь — качество вкусового ощущения — может быть распространено на эмоции (ср., к примеру, сочетание горечь разочарования), что свидетельствует о существовании в языке универсального перехода «ощущение ^ эмоция» [Воронин, 1983, с. 128], ср. перм. поморговать 'побрезговать' (А она не поморгова-ла — на четырёх детей приехала) [СПГ, т. 2, с. 163]. Исследуемая семантика, таким образом, имея первоначально перцептивную физиологическую основу, переходит в психосоциальную сферу и служит индикатором несоответствия внутренним установкам человека.
Во внутренней форме исследуемых слов содержится также указание на объекты, вызывающие чувство брезгливости. В качестве примера можно привести слова типа сев.-двин. сгадовать 'побрезговать' [СРНГ, т. 37, с. 10], смол. гидлйвый 'брезгливый, имеющий хороший вкус' [СРНГ,
т. 6, с. 170]), которые являются дериватами корня *gad-, ср. рус. общ. гад 'всякое земноводное и пресмыкающееся животное' [ЭССЯ, т. 6, с. 81—82]; литер. гнушаться, восходящее к *gnus-, ср. литер. гнус собир. 'мелкие вредные, главным образом жалящие, насекомые' [ЭССЯ, т. 6, с. 183—184]. Таким образом, в первую очередь, объектами брезгования становятся различные насекомые, грызуны, пресмыкающиеся — те животные, которых человеческое сознание фиксирует как «нечистых» [Гура, 1997, с. 277].
Чувство крайнего отвращения вызывают различные нечистоты, о чем свидетельствует арх. гаведь 'что-н. отвратительное, вызывающее брезгливое чувство; гадость, дрянь' [АОС, т. 9, с. 18], являющееся продолжением прасл. *gavëd-, ср. арх. гаведь 'нечистоты, грязь, сор', 'сорная трава' [АОС, т. 9, с. 18]; новг. музга 'брезгливый, излишне разборчивый человек' [НОС, с. 570] — дериват корня *muzg-, который передает признак скользкого, неприятного, грязного, ср. твер. мусыка 'материя, гной', мусоко коми 'туманно, мутно', блр. мусока 'сукровица; кровь из носа от удара ' [ЭССЯ, т. 20, с. 196—197].
Таким образом, очевидно, язык задает определенную систему координат, систему предостережений, определяя те фрагменты действительности, которые могут быть опасны человеку. Т. А. Демешкина отмечает, что в народном сознании «все, что составляет угрозу жизни, воспринимается как нечистое» [Демешкина, 2004, с. 33] и, следовательно, отвращает от себя, ср. яросл. претко, претно 'брезгливо' [СРНГ, т. 31, с. 97] < претйть.
Ряд лексем указывают на физическое состояние брезгливого человека. Такие слова, как калин. тосковать 'брезговать' [СРНГ, т. 44, с. 296], ср. тосковать ряз., мурман., яросл. 'испытывать боль', ряз., яросл. 'ныть, болеть (о частях тела)', ряз. 'беспокойно вести себя, проявлять беспокойство (о животных)' [СРНГ, т. 44, с. 296]; новг., черепов. мордовать 'тошнить, рвать' ^ 'брезговать' [СРНГ, т. 18, с. 259], свидетельствуют о том, что появление брезгливости сопровождается разнообразными физическими неудобствами.
Мотивационно значимым признаком оказываются последствия брезгливого поведения. В народной среде принято обильно есть, чтобы была энергия для выполнения тяжелой физической работы. Брезгливый человек, постоянно отказываясь от еды, теряет силу; изменения отражаются в его нездоровом внешнем виде, худощавом телосложении: яросл. чамной 'брезгливый, привередливый в еде (чаще о животном)' [ЯОС, т. 10, с. 47] < прасл. *сат-, ср. болг. чамав 'больной' [Куркина, 1996, с. 28]; помор. либйвой 'брезгливый, разборчивый на еду в кушаньях' [Дуров, 2011, с. 208] < карел. лйбивый 'тощий, слабый' [СРНГ, т. 17, с. 40]; новг. норной
'брезгливый' [СРНГ, т. 21, с. 282] < новг. морной 'такой, у которого плохой аппетит' [НОС, с. 562].
Чувство брезгливости часто имеет поведенческое выражение в непроизвольных телодвижениях и жестах, ср. краснояр. передёргиваться 'проявлять брезгливость' [СРНГ, т. 26, с. 83—84], волог. ломаться 'пренебрегать, брезговать кем-либо' [СРНГ, т. 17, с. 118—119] ^ ломаться 'упорствовать, упрямиться'. Действия брезгливого человека также могут уподобляться поведению животного, ср. смол. забрыкать 'начать пренебрегать кем-л.' [СРНГ, т. 9, с. 117] ^ брыкать 'лягать (о лошади, корове, козе и т. п.)'. Данная группа лексики мотивационно связана с физиологией, однако если речь идет о причине выбора признака, закладываемого во внутреннюю форму слов, то правильнее говорить о социальном аспекте феномена брезгливости. Внешнее проявление брезгливости обнаруживает тип взаимоотношений между людьми. Человек, согласуясь с социальными нормами, может подавлять в себе возникающие эмоции. В противном случае выражение брезгливости и пренебрежения становится импульсом для возникновения конфликтных ситуаций, ср. краснояр. передёргиваться 'проявлять брезгливость' (Не надо было садиться за стол, чем так передёргиваться) [СРНГ, т. 26, с. 83—84].
4. Некоторые выводы
Итак, завершая исследование мотивации слов со значениями 'брезговать', 'гнушаться', 'пренебрегать', отметим некоторые концептуальные особенности исследуемого фрагмента языковой картины мира.
Само ощущение брезгования, пренебрежения (и вызванные им действия) имеет сложную психофизиологическую природу, оно весьма экспрессивно, вызывает к себе пристальное внимание со стороны социума. Все это заставляет языковое сознание переосмыслять брезгливость и пренебрежение через лексемы, несущие разнообразную перцептивную семантику, и через слова с социальными значениями. Эти лексические единицы описывают такие компоненты ситуации, как объект, субъект, состояние или действие, вызванное брезгливостью и пренебрежением.
Первоначально брезгливость, как кажется, фиксируется языком исключительно как телесное ощущение. Будучи связанными изначально с одной зрительной перцепцией, исследуемые слова обладают широким потенциалом для синестетических переносов в область обозначений вкусового, слухового, осязательного, температурного восприятия. Более того, происходит типичный для лексической системы языка перенос от физического к абстрактному, ментальному действию. В данном случае в связи с семантикой брезгливости подтверждается мысль С. М. Толстой о том,
что язык «стремится выразить общность внутреннего мира человека, мира его ощущений и чувств, его "непрерывность", нестрогую дискретность отдельных видов восприятия и состояний и даже не абсолютную разграниченность сферы чувственного, эмоционального и ментального» [Толстая, 2014, с. 133].
Социальная составляющая, как кажется, становится принципиальной в тот момент, когда в семантической структуре рассматриваемых слов появляется компонент акциональности. Испытывающий брезгливость человек нередко проявляет ее внешне (в привередливом поведении за столом, критике чего-либо, физической агрессии) — и это приводит к ухудшению взаимоотношений и даже открытым столкновениям. Сложные качества характера, сопряженные с брезгливостью (высокомерие, привередливость, капризность), также воспринимаются как аномалия в традиционном обществе и потому порицаются носителями языка.
Таким образом, брезгливость и пренебрежение неизменно связываются с препятствиями к построению крепких социальных связей. Конфликты могут возникать как внутри одного микросоциума (гость / хозяин), так и между несколькими противопоставленными (к примеру, старообрядцы / миряне, помещики / крестьяне). Для того чтобы нормально существовать в традиционном обществе, человек должен являть в высшей степени бесконфликтность, стремясь к общепринятой норме. Исследуемые же феномены значительно затрудняют поддержание гармоничных межличностных отношений, поскольку они связаны с осознанием превосходства одного человека над другим и противопоставлением своего / чужого.
Источники и принятые сокращения
1. Аникин РЭС — Аникин А. Е. Русский этимологический словарь / А. Е. Аникин. — Москва : Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова РАН ; Ин-т филологии Сибирского отделения РАН, 2007—2015. — Вып. 1—9.
2. АОС — Архангельский областной словарь / под ред. О. Г. Гецовой. — Москва : Изд-во Моск. ун-та, 1980—2012. — Вып. 1—14.
3. Дуров — Дуров И. М. Словарь живого поморского языка в его бытовом и этнографическом применении / И. М. Дуров ; отв. ред. И. И. Муллонен. — Петрозаводск : ИЯЛИ КНЦ РАН, 2011. — 453 с.
4. НОС — Новгородский областной словарь / Ин-т лингв. исслед. РАН ; изд. под-гот. А. Н. Левичкин, С. А. Мызников. — Санкт-Петербург : Наука, 2010. — 1435 с.
5. СГЦКК — Словарь русских говоров центральных районов Красноярского края / под ред. О. В. Фельде (Борхвальдт), С. П. Васильевой. — Красноярск : Крас-нояр. гос. пед. ун-т им. В. П. Астафьева, 2003—2010. — Вып. 1—5.
6. СПГ — Словарь пермских говоров / под ред. А. Н. Борисовой, К. Н. Про-кошевой. — Пермь : Книжный мир, 2000—2002. — Вып. 1—2.
7. СРГС — Словарь русских говоров Сибири : в 5 томах / под. ред. А. И. Федорова. — Новосибирск : Наука. Сиб. предприятие РАН, 1999—2006. — Т. 1—5.
8. СРНГ — Словарь русских народных говоров : в 47 томах / под ред. Ф. П. Филина, Ф. П. Сороколетова, С. А. Мызникова. — Москва ; Ленинград ; Санкт-Петербург : Наука, 1965—2014. — Вып. 1—47.
9. Фасмер — Фасмер М. Этимологический словарь русского языка : в 4 томах / Макс Фасмер; пер. с нем. и доп. О. Н. Трубачева. — Москва : Прогресс, 1986— 1987. — Т. I—IV.
10. ЭССЯ — Этимологический словарь славянских языков : праслав. лексич. фонд / отв. ред. акад. О. Н. Трубачев. — Москва : Наука, 1974—2011. — Вып. 1—37.
11. ЯОС — Ярославский областной словарь. — Ярославль, 1981—1991. — Вып. 1—10.
12. SP — Slownik praslowianski / pod. red. Fr. Slawskiego. — Wroclaw ; Warsza-wa ; Krakow ; Gdansk : Wydawnictwo PAN, 1974—1991. — T. 1—6.
Литература
1. Байбурин А. К. У истоков этикета : этнографические очерки / А. К. Байбу-рин, А. Л. Топорков. — Ленинград : Наука, 1990. — 166 с.
2. Воронин С. В. Синестезия и звукосимволизм / С. В. Воронин // Психолингвистические проблемы семантики / отв. ред. А. А. Леонтьев, А. М. Шахнарович. — Москва : Наука, 1983. — С. 120—131.
3. Гура А. В. Символика животных в славянской народной традиции / А. В. Гура. — Москва : Индрик, 1997. — 912 с.
4. Демешкина Т. А. Концепт в речевой диалектной культуре (Возможные подходы к описанию) / Т. А. Демешкина // Материалы и исследования по русской диалектологии / отв. ред. Л. Л. Касаткин. — Москва : Наука, 2004. — Вып. II (VIII). — С. 25—35.
5. Кабакова Г. И. Русские традиции гостеприимства и застолья : монография / Г. И. Кабакова. — Москва : Форум : Неолит, 2015. — 464 с.
6. Крылова Т. В. Наивно-языковые представления о вежливости и обслуживающая их лексика / Т. В. Крылова // Языковая картина мира и системная лексикография / В. Ю. Апресян [и др.] ; отв. ред. Ю. Д. Апресян. — Москва : Языки славянских культур, 2006. — С. 241—404.
7. Крылова Т. В. Немотивированное выражение недовольства : модели поведения, этические и этикетные аспекты оценки / Т. В. Крылова // Московский лингвистический журнал. — 2003. — Т. 7. — № 2. — С. 175—188.
8. Кузнецова О. А. Лексико-семантическое поле «Гордость» : мотивационно-генетический аспект : диссертация ... кандидата филологических наук : 10.02.01 / О. А. Кузнецова. — Томск, 2015. — 359 с.
9. Куркина Л. В. Диалекты как источник пополнения славянских этимологических гнезд / Л. В. Куркина // Русская диалектная этимология : тез. докл. Второго науч. совещания. 17—19 апреля 1996 г. / отв. ред. М. Э. Рут. — Екатеринбург : УрГУ, 1996. — С. 27—29.
10. Леонтьева Т. В. Лексика социальной регуляции в русских народных говорах / Т. В. Леонтьева ; науч. ред. Е. Л. Березович. — Екатеринбург : Изд-во Рос. гос. проф.-пед. ун-та, 2013. — 219 с.
11. Леонтьева Т. В. Номинации лексико-семантического поля «Гощение» в мо-тивационном аспекте / Т. В. Леонтьева // Научный диалог. — 2015. — № 3 (39). — С. 63—110.
12. Пьянкова К. В. К вопросу о коммуникативных функциях пищи (на материале славянской культурно-языковой традиции) / К. В. Пьянкова // Ритуал в языке и коммуникации : сборник статей / сост. и отв. ред. Л. Л. Федорова. — Москва : Знак ; РГГУ, 2013. — С. 337—348.
13. Санников А. В. Понятия достоинства и смирения / А. В. Санников // Языковая картина мира и системная лексикография / В. Ю. Апресян [и др.] ; отв. ред. Ю. Д. Апресян. — Москва : Языки славянских культур, 2006. — С. 405— 470.
14. Толстая С. М. Палитра чувств в зеркале языка / С. М. Толстая // Rocznik Slawistyczny — 2014. — X LXШ. — S. 129—144.
15. Ульманн С. Семантические универсалии / С. Ульманн // Новое в лингвистике (Языковые универсалии) / пер. с англ., под ред. и с предисл. Б. А. Успенского. — Москва : Прогресс, 1970. — Вып. V. — С. 250—299.
Motivational Peculiarity of Russian Dialect Lexis with Meanings 'to Be Fastidious', 'to Shrink', 'to Disdain'
© Malkova Yana Vladimirovna (2016), student, Department of Russian Language and General Linguistics, Ural Federal University named after the first President of Russia B. N. Yeltsin (Yekaterinburg, Russia), yana-malkova@list.ru.
The results of motivational analysis of lexis having the semantics of disgust and disdain are presented. The study is carried out on the material of Russian dialects and national language data, the facts of some Slavic languages are involved for comparison. The author supposes about the specifics of attitude to the disgust and disdain in traditional society in comparison with the urban culture and this determines the relevance of the study. In accordance with the most striking motivational lines, psychophysiological and social, the lexical facts are structured in two main groups. Within each of these, the author dwells on consideration of more specific motives related to the subject and object of the situation, their characteristics and properties, as well as the perceptual component of the sense of disgust. Special attention is paid to consideration of the perspective of the nominator and ethno-linguistic interpretation of the given language facts. There is a line of synesthetic metaphors in the semantic development of considered lexemes. The scenario of the situation of disgust and disdain is composed. The conclusion is made about the predominant expressiveness of the considered lexis and its social nature, because it deals with the concepts of creating and maintaining interpersonal relations.
Key words: Russian dialect lexis; semantics; motivology; etymology; folk axiology.
References
Bayburin, A. K., Toporkov, A. L. 1990. U istokov etiketa: etnograficheskiye ocherki. Leningrad: Nauka. 166. (In Russ.).
Demeshkina, T. A. 2004. Kontsept v rechevoy dialektnoy kulture (Vozmozhnyye podkhody k opisaniyu). In: Kasatkin, L. L. Materialy i issledovaniya po russkoy dialektologii. Moskva: Nauka. II (VIII): 25—35. (In Russ.).
Gura, A. V. 1997. Simvolika zhivotnykh v slavyanskoy narodnoy traditsii. Moskva: Indrik. 912. (In Russ.).
Kabakova, G. I. 2015. Russkiye traditsiigostepriimstva izastolya: monografiya. Moskva: Forum: Neolit. 464. (In Russ.).
Krylova, T. V. Naivno-yazykovyye predstavleniya o vezhlivosti i obsluzhivayushchaya ikh leksika. In: Apresyan, Yu. D. (ed.). Yazykovaya kartina mira i sistemnaya leksikografiya. Moskva: Yazyki slavyanskikh kultur. 241— 404. (In Russ.).
Krylova, T. V. 2003. Nemotivirovannoye vyrazheniye nedovolstva: modeli povedeniya, eticheskiye i etiketnyye aspekty otsenki. Moskovskiy lingvisticheskiy zhurnal, 7 (2): 175—188. (In Russ.).
Kurkina, L. V. 1996. Dialekty kak istochnik popolneniya slavyanskikh etimologicheskikh gnezd. In: Rut, M. E. Russkaya dialektnaya etimologiya: tez. dokl. Vtorogo nauch. soveshchaniya. 17—19 aprelya 1996. Ekaterinburg: UrGU. 27—29. (In Russ.).
Kuznetsova, O. A. 2015. Leksiko-semanticheskoye pole «Gordost'»: motivatsionno-geneticheskiy aspekt: dissertatsiya ... kandidata filologicheskikh nauk. Tomsk. 359. (In Russ.).
Leontyeva, T. V. 2013. Leksika sotsialnoy regulyatsii v russkikh narodnykh govorakh. Yekaterinburg: Izd-vo Ros. gos. prof.-ped. un-ta. 219. (In Russ.).
Leontyeva, T. V. 2015. Nominatsii leksiko-semanticheskogo polya «Goshcheniye» v motivatsionnom aspekte. Nauchnyy dialog, 3 (39): 63—110.
Pyankova, K. V. 2013. K voprosu o kommunikativnykh funktsiyakh pishchi (na materiale slavyanskoy kulturno-yazykovoy traditsii). In: Fedorova, L. L. (ed.). Ritual v yazyke i kommunikatsii: sbornik statey. Moskva: Znak; RGGU. 337—348. (In Russ.).
Sannikov, A. V. 2006. Ponyatiya dostoinstva i smireniya. In: Apresyan, Yu. D. (ed.).
Yazykovaya kartina mira i sistemnaya leksikografiya. Moskva: Yazyki slavyanskikh kultur. 405—470. (In Russ.).
Tolstaya, S. M. 2014. Palitra chuvstv v zerkale yazyka. Rocznik Slawistyczny, LXIII: 129—144. (In Russ.).
Ulmann, S. 1970. Semanticheskiye universalii. In: Uspenskiy, B. A. (ed.). Novoye v lingvistike (Yazykovyye universalii). Moskva: Progress. V: 250—299. (In Russ.).
Voronin, S. V. Sinesteziya i zvukosimvolizm. 1983. In: Leontyev, A. A., Shakhnarovich, A. M. (eds.). Psikholingvisticheskiye problemy semantiki. Moskva: Nauka. 120—131. (In Russ.).
