CC BY
67
Е. С. Петрушкова, аспирант, кафедра истории русской литературы ХХ-ХХ1 веков, Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова, г. Москва, Россия, pes.86@inbox.ru
МОТИВ ВЗРЫВА КАК РЕАЛИЗАЦИЯ КАТЕГОРИИ УЖАСНОГО В ТВОРЧЕСТВЕ Л. Н. АНДРЕЕВА
Леонид Андреев, как отмечают многие ученые (Л. А. Иезуитова, В. Беззубов, Б. С. Бугров, Е. А. Михеичева, О. Б. Кур-ляндская, И. Ю. Искржицкая и др.), является автором ярко выраженного трагического мироощущения. Гуманистичные в своей основе, исполненные диссонансов, воспевающие индивидуальность и свободу, его произведения отражают трагическое несоответствие мира идеалам добра и справедливости.
Ужас — одна из доминантных категорий, определяющих основные черты творчества Леонида Андреева, его художественный мир изобилует изображением состояния страха, кош- = маров жизни и смерти, атмосфера ужаса становится в его произведениях осязаемой и антропоморфной. Как отмечает исследователь его творчества Л. А. Колобаева, «ужаснувшийся абсурдной жизни и отчаявшийся человек — основной герой в художественном мире Леонида Андреева»1.
Категория ужаса реализуется в произведениях писателя в ряде основных мотивов: стены, молчания, лжи, бездны, смеха и др. По мнению автора, также одним из ключевых для понимания творческой концепции Андреева является мотив взрыва, который возникает в ряде как прозаических, так и драматических произведений автора.
Ужаснувшийся абсурдной жизни
и отчаявшийся человек -основной герой в художественном мире Леонида Андреева.
Выбор такого явления, как взрыв, имеет под собой явную социально-историческую основу: рубеж XIX и XX вв. изобилует событиями, «взрывающими» все основы бытия (научные открытия, перевернувшие представления о точных и гуманитарных науках, философии, психологии, войны, революции, активизация террористических ячеек и др.). Кроме того, взрыв как семантическая единица очень соответствует миросозерцанию самого Андреева, для которого характерно ощущение мира и человеческой жизни на грани катастрофы. Наконец, взрыв как понятие физики относится к области научных достижений последнего времени и связан с цивилизацией, ее отрицательными последствиями, с милитаризацией мира — все это Андреев вос-- принимал крайне трагически и не принимал («Город», «Проклятие зверя», «Красный смех» и др. — плоды цивилизации, в которой индивид теряет свой истинно человеческий облик).
Ужас, который непременно сопутствует образу взрыва, имеет метафизические корни: взрыв — это нечто, не под дающее -ся пониманию человека, оно несет смерть, которая является главной загадкой бытия. По мнению экзистенциалистов, ужас — фундаментальное состояние, которое позволяет проникнуть в Ничто, только перед лицом страха человек ощущает свое бытие,
он действует, как лакмусовая бумажка, выявляя истинные ценности и утверждая личность человека. Образ взрыва — одна из потенций ужаса, одна из его личин, явление, созданное руками человека для уничтожения себе подобных, — страшная сила, напрямую связанная с небытием. Это явление вполне можно связать с местью человеку разгневанной природы: взрывчатка — вместилище концентрированных сил природы, которая несет разрушение, если нарушены ее непреложные законы, очищенное от присущих природе свойств возрождения и красоты. Следующим образом характеризуется убийство в рассказе «Губернатор»: «Но за всеми речами, каковы они ни были, чувствовался легкий трепет большого страха: что-то огромное и всесокрушающее, подобно циклону, пронеслось над жизнью, и за нудными мелочами ее, за самоварами, постелями и калачами, выступил в тумане грозный образ Закона Мстителя»2. Взрыв — это безликая разрушительная сила, во многом подобная Року, управляющему жизнью человека бесстрастному Некоему в сером. Наконец, взрыв может отличаться по своим масштабам: он может нести гибель лишь одному человеку, а может уничтожить огромное количество людей, даже все человечество.
Одной из реализаций мотива взрыва является понимание его как символа войны: в повести «Красный смех» (1904) мотив взрыва постоянно сопутствует Красному смеху — аллегории нечеловеческой жестокости и бессмысленности войны. Появившись как явственный образ в тот момент, когда вольноопределяющемуся, доклады-
Объявить войну - это объявить бурю, взволновать океаны, небо и землю!
вающему герою повести просьбу генерала, оторвало взрывом голову, и герой «узнал» Красный смех, понял «безумие и ужас» войны, он разрастается до масштабов всей Земли, которая, сойдя с ума и захлебываясь в крови, выплевывает трупы. Совершенно логично связывать оружие с войной, но в данном случае оба эти понятия приобретают сверхчеловеческий смысл, включаются в общую картину хаоса и гибели человечества, поглощенного жаждой убивать, заложенной в самой его природе.
Важно отметить, что мотив взрыва, как правило, соотносится с властью: светской, насажденной насильно, и народной, органичной, освященной самой Россией. Взрыв — это явление, которое, по мнению Андреева, по своей силе может быть связано только с людьми и массами людей, обладающими достаточной властью для того, чтобы отнимать жизнь или даровать ее. Так, губернатор в «Рассказе о семи повешенных» (1908), узнав, что на него готовится покушение, постоянно чувствует на себе «огненную силу взрыва», ощущает, как тело его разрушается, подвластное воле непонятных и неведомых ему террористов. Аналогичная ситуация происходит и с другим губернатором — героем одноименного рассказа (1905). Чувство вины перед народом и обреченность на гибель, которые испытывает Петр Ильич, передаются окружающим, и вскоре уже все начинают говорить о том, что губернатора убьют, как о свершившемся или неизбежном факте («"Бомбой убьют", — говорил один, видимо, более осведомленный. "Н-ну, бомбой?" — удивлялся другой. "Ну да, бомбой, а то как же", — он затянулся папиросой, выпустил дым прямо в глаза собеседнику и строго и положительно добавил: "На клочки разнесет"»3). Однако в итоге он был застрелен, и, возможно, в этом проявилась определенная снисходительность автора к герою, который был неплохим человеком, но бремя власти принуждало его совершать поступки, идущие вразрез с нравственными представлениями и, что самое главное, с волей народа (по-
сле того, как по его приказу расстреляли рабочих, он твердо уверился в том, что его «Россия убьет»). Для сравнения: сам герой думает о том, что его сына, Алексея, не чувствующего силы и власти народа, когда он будет губернатором, обязательно убьют бомбой.
Пожалуй, самым показательным примером, иллюстрирующим соотношение понятий власти и взрыва, является диалог императора Вильгельма Второго Великого с пленным солдатом (рассказ 1915 г. «Ночной разговор»), в котором он характеризует свою власть и войну как проявление власти, как взрыв энергии, взрыв воли, меняющий облик земли, уничтожающий тех, кто этой власти не угоден, очищающий территории для сильнейшего: «Какому из народов под силу такой взрыв энергии, такая смелость? Объявить войну — это объявить бурю, <...> взволновать океаны, небо и землю! Объявить войну — это самого себя гордо бросить на весы божественного правосудия, это ничего не бояться: ни анархии, ни смерти, ни совести, ни Бога. И я — объявил войну!»4. Однако солдат возражает ему, противопоставляя отдельную личность в ходе истории массе: «Когда происходит взрыв, частицы окружающей материи должны оказывать сопротивление расширяющемуся газу. Иначе взрыва не будет, вы понимаете? И чем плотнее материя, чем крепче ее сопротивление, тем яростнее взрыв. И я — я только частица материи, оказывающая сопротивление. В этом мой долг»5 — и затем утверждает, что в конце концов «частицы» сумеют поглотить силу взрыва и тиран будет побежден.
Произошедшее в 1917 г. не было революцией, оно было бунтом, и тогда «в русскую Революцию вступил новый герой - Дьявол».
«взрывается», восстанавливая тем самым природный баланс.
Взрыв также становится в творчестве Леонида Андреева символом революции, неслучайно в качестве своих героев-террористов он выбирает именно бомбометателей (Алексей из рассказа «Тьма» (1907), планирующие покушение революционеры из «Рассказа о семи повешенных», Савва из одноименной пьесы). Для писателя революция — это стихия, это хаос звуков, ощущений, действий: «слова едва слышны; отчетливо выделяются только музыкальные такты, падения и подъемы, мгновенная тишина и грозные взрывы. К оружию, граждане! Сбирайтесь в батальоны! Идем — идем!»6 (рассказ 1905 г. «Так было»), и взрыв как безликая сила разрушения очень хорошо вписывается в такое понимание.
Андреев как человек, чутко воспринимающий процессы, идущие и в душе отдельного человека, и в стране, всегда осознавал двойственную природу революции: освобождение и насилие, которые она несет, и отношение его к русской революции претерпело серьезные метаморфозы: от восторженного приятия и восхваления до ощуще-
В данных примерах сила взрыва подобна очищающей силе огня (аналогичным образом мотив огня реализуется в романе «Сашка Жегулев»): народ, доведенный до крайней черты унижающей его властью,
ния ее как антропологической катастрофы (в 1919 г. в статье «Европа в опасности» говорит, что произошедшее в 1917 г. не было революцией, оно было бунтом, и тогда «в русскую Революцию вступил новый ге-
рой — Дьявол»7). И в его художественных произведениях революционер выступает как в роли праведника, чистого душой и сердцем, мученика, добровольно идущего на заклание во имя народа (Алексей, добровольно погружающийся во тьму, чтобы быть среди падших и страдающих, а не выше их; Муся из «Рассказа о семи повешенных», ощущающая свою смерть как подвиг и радостно ее встречающая), так и в образе революционера-анархиста, который хочет разрушить все основания человеческого бытия ради утверждения собственной идеи свободного человека, избавленного от всех нравственных и религиозных оков (Савва). -
Мотив взрыва имеет амбивалентную природу: с одной стороны, он воплощает идею разрушения всего сущего, но, с другой стороны, он несет мысль об очищении, освобождении пространства от старого, отжившего, мешаю- = щего человечеству развиваться. Так, в драме «Савва» (1906), эпиграфом для которой автор выбрал латинское выражение ignis
Мотив взрыва имеет амбивалентную природу: с одной стороны, он воплощает идею разрушения всего сущего, но, с другой стороны, он несет мысль об очищении, освобождении пространства от старого, отжившего, мешающего человечеству развиваться.
8аиа1 (огонь исцеляет), главный герой решает взорвать чудотворную икону Христа Спасителя, чтобы доказать людям, что Бога нет, а религия — лишь обман, сковывающий свободу человека. Савва — типичный для Андреева герой-индивидуалист, провозглашающий конкретную личность высшей ценностью и отвергающий всякие религиозные, моральные, общественные догматы, он хочет, чтобы остался «голый человек на голой земле», человек, не скованный никакими рамками. Однако план его не удается, и он погибает, своим поступком лишь сильнее утвердив веру людей в божественное чудо. Для него разрушение, взрывание — это только механический управляемый процесс, подвластный воле человека: «не забудут они уже, что динамит сильнее ихнего Бога! А человек — сильнее динамита»8. Однако для самого автора за этим явлением кроются более глубокие метафизические процессы: даже если действительно во всей Вселенной нет сил, охраняющих человека и помогающих ему, людям необходима иллюзия того, что они есть, это единственное, что помогает им не впадать в отчаяние, дает силы жить, и иллюзия эта непобедима, она укоренена в сознании людей веками ожидания чуда, которое становится средством манипуляции в руках тех, кто обладает достаточной властью его обещать (мысль эта развивается автором в его последнем романе «Дневник Сатаны»).
Другим героем, поглощенным лишь одной идеей, является доктор Керженцев (рассказ 1902 г. «Мысль»). Единственной целью и смыслом его жизни было утверждение силы и гибкости его мысли, но после того, как мысль «предала» его, оставив наедине с безумием, Керженцева захватывает желание взорвать всю Землю, он пишет: «я окружу себя вашими книгами, я возьму от вас всю мощь вашего знания, которой вы гордитесь, и найду одну вещь, в которой давно назрела необходимость. Это будет взрывчатое вещество. Такое сильное, какого не видали еще люди: сильнее динамита, сильнее нитроглицерина, сильнее самой
мысли о нем. Я талантлив, настойчив, и я найду его. И когда я найду его, я взорву на воздух вашу проклятую землю, у которой так много богов и нет единого вечного Бога»9. Для героя взрывание планеты также носит трансцендентальный характер: это желание перевернуть существующий мир, в котором все пропитано ложью, и даже собственная мысль не может служить человеку, необходимость создания нового мира, в котором будет властвовать хаос и случайность, но, по крайней мере, человек будет избавлен от условностей, и удары судьбы не будут для него столь неожиданными.
Наконец, в незаконченном романе Леонида Андреева «Дневник Сатаны» (1919) мотив взрыва становится, пожалуй, важнейшим. Постоянными характеристиками Фомы Магнуса — человека, унизившего и победившего вочеловечившегося Сатану, — являются его «взрывчатая» голова («в силу ли внушения, которое шло от Магнуса, или от простого утомления этот круглый череп,
Даже собственная мысль не может служить человеку, необходимость создания нового мира, в котором
будет властвовать хаос и случайность, но, по крайней мере, человек будет избавлен от условностей, и удары судьбы не будут для него столь неожиданными.
сверкающий огнями глаз, постепенно стал превращаться в моих глазах в настоящий взрывчатый снаряд, в готовую бомбу с светящимся фитилем...»10), «взрывчатая» сила его слов. Фома Магнус, как и доктор Керженцев, хочет взорвать Землю, только его план еще более коварен — в качестве динамита для него выступает сам человек: «недостаток всякого взрывчатого вещества, начиная с пороха, заключается в том, что взрыв действует на ограниченном пространстве и поражает только ближайшие предметы: для войны этого, пожалуй, достаточно, но этого мало для более широких задач. Кроме того, как сила узкоматериальная, динамит или порох требует для себя непрерывно направляющей руки: сам по себе он глуп, слеп и глух, как крот»11. Человек же — снаряд думающий, чувствующий, и сила взрыва его может быть столь велика, что с лица Земли будут стерты города, страны, а может быть, и весь мир, и способ взрыва этого снаряда — обещание чуда. Религия в лице кардинала Х. должна обеспечить это
чудо, и тогда Фома Магнус, вооруженный миллиардами Сатаны-Вандергуда, сможет полностью изменить облик мира, перестроив его по принципам коммерческой выгоды и взаимообмана. В романе сущность человека представляется вмещающей в себя все возможные грехи и ужасы, а хитрость его превосходит самого Сатану. Другими словами, человек существует в мире без Бога и без Дьявола даже не потому, что их нет в действительности, а потому что сам он давно поставил себя на их место, перешел границы человеческого и творит жизнь по принципам тщеславия, пользы и благообразия.
Таким образом, мотив взрыва в произведениях Леонида Андреева в любой своей вариации (аллегория народной воли, войны, революции, абсолютного разрушения
Человек существует в мире
без Бога и без Дьявола даже не потому, что их нет в действительности, а потому что сам он давно поставил себя
на их место, перешел границы человеческого и творит жизнь по принципам тщеславия, пользы и благообразия.
основ бытия) всегда восходит к предвечной категории небытия, которая может реализовать себя в мире лишь через одну потенцию = — метафизический ужас, который непременно испытывают герои произведений Андреева, и которым должны проникнуться его читатели.
Считаем, что выделение и разработка мотива взрыва в рамках феномена ужаса в рассказах и драмах писате-= ля, чего раньше не делалось, поможет акцентировать внимание на метафизических основах его художественного мира, позволит вписать мироощущение Андреева в культурно-исторический контекст начала XX в., внесет свой вклад в понимание концепции личности в творчестве автора. ^
1. Колобаева Л. А. Концепция личности в русской литературе рубежа Х1Х-ХХ веков. — М.: Изд-во МГУ, 1990. С. 119.
2. Андреев Л. Н. Собрание сочинений в 6 т. Т 2. Рассказы; Пьесы 1904-1907 гг. М.: Художеств. лит., 1990. С. 135.
3. Там же. С. 125.
4. Андреев Л. Н. Собрание сочинений в 6 т. Т. 5. Рассказы; Пьесы 1914-1915 гг. Сатирические миниатюры для сцены: 1908-1916 гг. М.: Художеств. лит., 1995. С. 63.
5. Там же. С. 74.
6. Андреев Л. Н. Собрание сочинений в 6 т. Т. 2. Рассказы; Пьесы 1904-1907 гг. М.: Художеств. лит. 1990. С. 165.
7. Андреев Л. Н. Верните Россию! : Сборник / Сост. И. Г. Андреевой, послесл. и коммент. В. Н. Чувакова. — М.: Московский рабочий, 1994. С. 178.
8. Андреев Л. Н. Собрание сочинений в 6 т. Т. 2. Рассказы; Пьесы 1904-1907 гг. М.: Художеств. лит. 1990. С. 404.
9. Андреев Л. Н. Собрание сочинений в 6 т. Т. 1 Рассказы 1898-1903 гг. М.: Художеств. лит. 1990. С. 420.
10. Андреев Л. Н. Собрание сочинений в 6 т. Т 6. Рассказы; Повести: Дневник Сатаны: Роман: 1916-1919 гг.; Пьесы: 1916 г.; Статьи. М.: Художеств. лит., 1996. С. 202.
11. Там же. С. 201.
