CC BY
28
УДК 882
Воронежский государственный университет
Аспирант кафедры русской литературы 20
и 21 века, теории литературы и фольклора
Новикова М.В.
Россия, г. Воронеж,
тел. 8 (919) 246-61-11
e-mail: marisha-rus@ yadex.ru
Voronezh state University Postgraduate student of the Department of Russian literature of 20and the 21st century, theory of literature andfolklore Novikova M. V. Russia, Voronezh, 8 (919) 246-61-11 e-mail: marisha-rus@yadex.ru
М.В. Новикова
МОТИВ ИГРЫ В СБОРНИКЕ В. ШЕРШЕНЕВИЧА «ЛОШАДЬ КАК ЛОШАДЬ»
В статье рассматривается игровая поэтика сборника В. Шершеневича. Прослеживается трансформация мотива игры на протяжении всего сборника.
Ключевые слова: имажинизм, игра, поэтика, арлекин.
M.V. Novikova
THE MOTIVE OF THE GAME IN THE SHERSHENEVICH'S «HORSE AS A
HORSE».
The article discusses on game poetics in Shershenevich's works collection. The transformation of the motive of the game throughout the book is investigated.
Keywords: imagism, game, poetics, harlequin.
В. Шершеневич в своей книге «2*2=5» писал: «Имажинизм таит в себе зарождение нового, внеклассового, общечеловеческого идеализма арлекинадного порядка». [3; c. 47] Иначе говоря «арлекинада» - это «игра». И отсюда возникает вопрос, какой смысл поэт вкладывал в термин игра? И могут ли быть у игры какие-либо задачи, кроме самой игры? Может ли она быть вполне самодостаточна? Поэт в данной книге изложил краткие теории имажинизма, но так и не дал развернутого ответа на эти вопросы.
Однако вскоре, В. Шершеневич выпустит сборник стихов с эпатажным названием «Лошадь как лошадь», в котором, он воплотил свои имажинистские идеи на практике, тем самым дав дополнительную возможность публике глубже понять его взгляды на имажинизм. Игровая форма представляется поэтом уже в самом графическом оформлении стихов - все стихотворения выровнены по правому краю, нумерация страниц отсутствует. Интересно и то, что В. Шершеневич каждое стихотворение снабжает наукообразным заголовком, но при прочтении стихотворения становится понятно, что далеко не всегда название отражает содержание. Порой эта связь сохраняется лишь на ассоциативном уровне. Как отмечает Е. Иванова: «Создается ощущение, что перед нами не список названий стихотворений, а названия разделов учебника по поэтике. Действительно,
приведенные выше названия кратко выражают основные постулаты теории имажинизма, дополняя некоторые моменты, не вполне проясненные в теоретических работах мэтра имажинизма»[1]
Итак, если мы обратимся непосредственно к стихотворениям, то увидим, что почти каждое из них заключает в себе мотив игры, выраженный через различные образы.
Стихотворение «Принцип басни», которое открывает сборник, заключает в себе мотив шутовства, иронии. В. Шершеневич выстраивает стихотворение по принципу уподобления, что дает возможность объединить два разноплановых явления. Читающая публика становится подобна воробьям, а сам поэт и его творчество опорожняющейся лошади: И чу! Воробьев канители полет Чириканьем в воздухе машется. И клювами роют теплый помет, Чтоб зернышки выбрать из кашицы.. .[4]. Далее мы видим комическое сравнение: Эй, люди! Двуногие воробьи, Что несутся с чириканьем, с плачами, Чтоб порыться в моих строках о любви. Как глядеть мне на вас по-иначему?! [4].
Как отмечает исследователь Т.А. Тернова в своей книге « Феномен маргинальности в литературе русского авангарда: имажинизм»: « Эпизод приобретает нарочито карнавальный характер, когда высокое и низкое меняются местами» [2; с. 53]. Здесь содержание для поэта уходит на второй план главное это образ и новое конструктивное построение, игра ради игры. Стоит заметить, что в дальнейшем ассоциативная связь воробьи - люди развивается и воплощается поэтом и в других стихотворения:
Май идет краснощекий, превесело празднуя Воробьиною сплетней распертый простор. (Сердце - частушка молитв) [4]. Или:
За окошком воробьиной канителью веселой Сорваны лохмотья последних снегов. (Принцип краткого политематизма) [4].
Сохраняется легкость и игривость, данный образ выделяется из поэтических текстов и может быть воспринят читателем как индивидуально-авторский художественный прием.
Стоит обратить внимание на то, что стихотворения данного сборника, имеют достаточно узкий круг сквозных тем. Игровой мотив отчетливо проявляет себя в темах, так или иначе связанных с религией.
В. Шершеневич в шутливой, комической форме вводит образ Христа. Так происходит в стихотворении « Сердце - частушка молитв»: Если верю во что - в шерстяные материи, Если знаю - не больше, чем знал Христос. [4].
© Новикова М.В., 2014
Поэт указывает на подчеркнутое сходство своего лирического героя и Христа, тем самым принижая божественную сущность Иисуса. Интересны также следующие строки данного стихотворения:
Мое имя попробуйте, в Библию всуньте-ка. Жил, мол, эдакий комик святой.. .[4].
Желание попасть в Библию и упоминание святости лирического героя - это лишь игра поэта. Как отмечает Т.А. Тернова: «Такой прием является прямой реализаций имажинистских позиций, согласно которым Библия предстает не более как текст в ряду других текстов, ровно являющихся источниками цитат, материалом для поэтического пересотворения».[2; с. 53]. Герой не стремится к самопожертвованию, напротив, он жаждет плотской любви и насмехается над великим. С подобным мы встречаемся и в стихотворении «Принцип проволок аналогии»:
Ах! Этот жуткий миг придуман Богом гневным, Его он пережил воскресною порой, Когда насквозь вспотев в хотеньи шестидневном Он землю томную увидел пред собой... [4].
Здесь мы видим, как поэт путем сравнения разноположенного ряда объектов приводит их к единой мысли. Сначала мы сталкиваемся с описанием процесса интимной связи, затем с процессом написания поэтом стихотворения и в конце с библейской историей о божественном сотворении земли. Некая градация, которая дает понять, что поэт намеренно объединяет описание всех этих действий в стихотворении, тем самым реализуя игровой момент. И снова божественное принижается, эпатирует читателя.
Если обратится к стихотворению «Принцип академизма», то мы снова увидим, как легко поэт меняет полярность, возвышая своего лирического героя и опуская Бога:
Но смирись, одинокий в холодном жилище, И не плачь по ночам, убеленный тоской, Не завидуй Господь, мне, грустящий и нищий, Но во царстве любовниц себя успокой! [4].
Но далеко не всегда у В. Шершеневича получается реализовать поэтическую теорию имажинизма. Так, из-за маски шута порой пробивается одинокий, отчаянно жаждущий любви поэт. Игровой мотив остается, но воплощается он уже не через комическое снижение Божественного образа, а через сопоставление страданий Христа и страданий лирического героя. Так происходит в стихотворении «Композиционное соподчинение»:
И вновь на Голгофу мучительных слов Уводили меня под смешки молодежи. И опять как Христа измотавшийся взгляд, Мое сердце пытливое жаждет, икая. И у тачки событий, и рифмой звенят Капли крови на камни из сердца стекая. [4].
Герой ищет любви, родную душу, которая способна услышать и понять его. Он раскаивается и готов нести кару за « сладкие язвы грехов» лишь бы не оставаться в одиночестве. Не случайна здесь и отсылка к Н.В. Гоголю, все это напоминает современный романтизм, описывающий одинокого чуждого обществу героя.
В стихотворении « Принцип развернутой аналогии» мы снова видим героя несчастного и страдающего. И хотя здесь вновь присутствует момент игры (кошка с мышкой), это уже не кажется комичным. А параллель лирический герой - Христос трансформируется. На этот раз они не равны, поэт подвергается Господней каре, так же как несчастная мышь, попадающая в лапы кота: Как тебя понимаю, скучающий Господи чистый, Что так часто врагам предавал, как мышонка меня!.. [4].
Нет столь резкого снижения божественного образа, хоть В. Шершеневич и наделяет Господа эпитетом «скучающий», но все же он находится над поэтом и отсюда эпитет «чистый» в противовес лирическому герою. И снова возникает отсылка к романтизму - образ Офелии.
В стихотворении «Усеченная грамматика» мы видим уже совсем другого героя, который обращается с мольбой к Господу: Любовь! Отмерла, Отмерла Ты, а кроме -
Только выслез и бред вчера...
Господь! не соблазняй меня новой страстью,
Но навек отучи от курения!!! [4].
Мотив куреня это - метафорически завуалированная потребность писателя в любви. Несмотря на игровую подмену понятий, смысл остается ясен. Боль от потери любимой настолько сильная, что лирический герой боится испытать что-то подобное вновь.
В большинстве стихотворений поэта, мы видим, что за иронией и шутовством стоит одинокий, непонятый лирический герой. Важно отметить, что В. Шершеневич не делает различия между своим героем и собой. Так в стихотворении « Квартет тем», мы видим, как поэт играет, надевая множество масок: Многие научились говорить о Вадиме Шершеневиче, Некоторые ладонь о ладонь с Вадимом Габриэлевичем, Несколько знают походку губ Димы, Но никто не знает меня. [4].
Но ни одна из примеренных масок, на этом маскараде жизни не способна передать его настоящего Я.
Апологетом чувств поэта является стихотворение «Последнее слово обвиняемого»:
Говорят, что когда-то заезжий фигляр,
Фокусник уличный, в церковь зайдя освященную,
Захотел словами жарче угля
Помолиться, упав перед Мадонною...
Но молитвам не был обучен шутник.
Точно так же и я... Мне до рези в желудке противно
Писать, что кружится земля и поет, как комар.
Нет, уж лучше перед вами шариком сердца наивно
Будет молиться влюбленный фигляр. [4].
Поэт ищет правильный путь выражения своих любовных, эстетических, философских мыслей. Это стихотворение - синтез всех чувств поэта. Он ищет свой, индивидуальный путь, пытаясь остаться верным себе, пусть даже сквозь боль и непонимание. Исследователь Е. Иванова пишет: « В книге «Лошадь как лошадь» мотив шута, арлекина, клоуна не несет в себе структурообразующего начала. В лирике В. Шершеневича 1917-1919 годов утрачивается характерная для его раннего творчества связь арлекинадного начала и творчества. Можно сказать, что образ лирического героя смягчается, романтизируется. Арлекин превращается во «влюбленного фигляра» [1]. Это действительно так, если сборник начинается стихотворением «Принцип басни», полностью подчиненным выдвинутой имажинистской теории поэта, то последнее стихотворение показывает, что сквозь формалистический эксперимент, проглядывает лицо живого, одинокого, страдающего человека. Мотив игры начинает провяляться не только ради самой игры, но ради того чтобы показать подлинные чувства и эмоции, закодированные художественными метафорами. Игра, шутовство, клоунада эпатируют публику, и в тоже время за ними поэт прячет настоящие чувства и эмоции. Таким образом, можно сделать вывод, что те теоретические идеи, которые В. Шереневич изложил в книге «2*2=5», не смогли в полной мере реализоваться на практике. Образ мыслей поэта эволюционировал в сторону личностной включенности и исповедальности.
Библиографический список
1. Иванова Е. Есенин и поэзия России XX - XXI веков: традиции и новаторство. Москва - Рязань - Константиново: РГПУ, 2004. С. 98-106.
2. Тернова Т. А. Феномен маргинальности в литературе русского авангарда: имажинизм: монография. Воронеж: « Наука-Юнипресс», 2011.
3. Шершеневич В.Г. Листы имажиниста: Стихотворения. Поэмы. Теоретические работы. Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд., 1997.
4. Шершеневич В. Лошадь как лошадь. Режим доступа: http://az.lib.ru/s/shershenewich_w_g/ text_0010. shtml.
References
1. Ivanova E. Esenin and Russian poetry of XX - XXI century: traditions and innovations. Moscow - Ryazan - Konstantinovo: RSPU, 2004. P. 98-106.
2. Ternova T.A. rear axle suspension the Phenomenon of marginality in the literature of Russian avant-garde: imaginism: monograph. Voronezh: «Science-Unipress», 2011.
3. Shershenevitch V.G.The imagist's leaves: Lyrics. Poems. Theoretical works. Yaroslavl : the upper Volga ed., 1997.
4. Shershenevitch V. The horse as a horse. URL: http://az.lib.ru/s/shershenewich_w_g/text_ 0010. shtml.
