CC BY
133
УДК 81’242+801.82 ББК Ш 400.09
Турышева Ольга Наумовна
кандидат филологических наук, доцент
кафедра зарубежной литературы Уральский государственный университет им. А. М. Горького
г. Екатеринбург Turysheva Olga Naumovna Candidate of Philology,
Assistant Professor Department of the Foreign Literature Ural State University named after M. Gorky Yekaterinburg
Мотив чтения в структуре повествовательного сюжета Reading Motive in the Narrative Plot Structure
Предметом статьи является устойчивый мотив повествовательной литературы, именуемый мотивом чтения. Данный мотив рассматривается в своей сюжетообразующей функции. Имеется в виду ситуация, в рамках которой читательский опыт героя моделирует событие, изображенное в произведении. Генетически сюжет чтения выводится из циклической сюжетной модели, модификации которой в литературе о читателе образуют центральный интерес статьи.
The article’s subject is the persistent motive of the narrative literature, called the reading motive. This motive is considered in its plot-shaping function, meaning a situation, within which the character’s reading experience shapes an event, described in the writing. Genetically, the plot of reading is derived from cyclical plot model, whose modifications about a reader in literature form the central interest of the article.
Ключевые слова: мотив чтения, сюжет чтения, герой-читатель, циклическая сюжетообразующая модель, металитературная рефлексия, эстетика постмодернизма, Дж. Хайнс, М. Елизаров.
Key words: reading motive, plot of reading, character-reader, cyclical plot-shaping model, metaliterature reflection, aesthetics of post-modernism, J. Hynes, M. Elizarov.
Мотив чтения - один из устойчивых мотивов европейской повествовательной литературы. В истории литературного героя его образуют любые текстовые указания на читательскую деятельность персонажа. Это может быть как изображение самого события чтения, так и изображение самых разнообразных отношений героя с произведением, а также изображение самых разнообразных отношений героя с действительностью, складывающихся под влиянием его читательских впечатлений.
В рамках данной статьи мотив чтения исследуется в своей сюжетообразующей функции, когда он оказывается своего рода «принудительной силой», направляющей развитие действия «в определенное русло» [1, 56]. Целью статьи и является обоснование функционирования в повествовательной литературе такого типа сюжета, модель которого задается вышеописанным мотивом. Терминологическая идентификация данного типа сюжета представляется возможной на основе наименования «сюжет чтения». Его главной характеристикой является обозначение в событийном ряду произведения непосредственной связи между историей героя и его читательским опытом. Более развернутое определение данного литературного явления составит обозначение ниже тех факторов, на базе которых может быть выстроено его осмысление.
Помимо универсального наличия вышеописанного мотива, специфику сюжета чтения определяет особый тип героя, который является носителем сюжетообразующего события. Это не просто герой читающий (изображенный в процессе чтения или в совокупности тех или иных ссылок на собственный читательский опыт), но герой, который является носителем литературного переживания или литературного сознания, а также - носителем «литературного поведения» (Ю. М. Лотман).
В определение сюжета чтения (помимо ссылки на наличие особого сюжетообразующего мотива и особого типа героя) мы также вводим генетический фактор. В плане происхождения данный тип сюжета представляет собой частную реализацию универсального сюжетного инварианта, который получил название циклической сюжетообразующей модели. Данная сюжетная матрица, как известно, возводится к обряду инициации, ядром которого является символическое путешествие инициируемого в царство смерти. Структура данного сюжетного инварианта трактуется в науке как трех- или четырехчастная. В первом случае она складывается из мотивов потери, поиска и обретения, где мотив потери связывается с уходом героя из дома, мотив поиска - «с его пребыванием в чужом мире и/ или прохождением через смерть», а мотив обретения - с «возвратом либо сменой состояния, предшествующего кризису, последующим воз-
рождением» [2, 204]. Во втором случае матричная схема дополняется мотивом обретения героем нового партнерства, следующим после мотива его ухода. При этом мотив прохождения героя через смерть отождествляется с изображением лимиальной фазы в истории героя, а мотив обретения - с изображением преображения, содержание которого составляет «перемена статуса героя» - внешнего или внутреннего [3, 46].
Общая схема выделяемого нами сюжета чтения содержит в себе данные элементы парадигмального сюжета. Уточним их содержательное наполнение.
Первой фазе архаической сюжетной схемы в сюжете чтения соответствует кризисный период в жизни героя. Фазу партнерства в сюжете чтения обеспечивает выбор героем книги как источника «перспективы видения» (С. Н. Бройт-ман) или модели поведения. При этом взаимодействие героя с книгой представляется семантическим эквивалентом фазы путешествия в царство мертвых, так как оно имеет ту же семантику (поиска сакрального знания) и связано с временным преодолением героем актуального жизненного контекста.
Лимиальная (испытательная) фаза археосюжета в сюжете чтения реализуется в изображении того, как герой, вооруженный сакральным знанием, претворяет свой литературный опыт в жизнь. В рамках данной фазы не только герой испытывает новое знание, но и сама его новая позиция подвергается испытанию. Таким образом, эта фаза семантически эквивалентна фазе возвращения умудренного героя в мир живых.
Наконец, четвертая фаза знаменует то преображение, которое переживает герой в результате коллизии, которую повлекло за собой воплощение им в жизнь собственного читательского опыта.
Конкретизируя структуру сюжета чтения еще более дифференцировано, мы выделяем не четыре, а пять элементов в истории героя-читателя:
1. фаза кризиса, неудовлетворенности, разочарования (элемент, идентичный традиционному мотиву потери);
2. фаза выбора книги и/или ситуация непосредственного обращения к ней (элемент, идентичный традиционному мотиву поиска);
3. фаза использования героем книжного знания;
4. фаза переживания героем коллизии, возникшей в результате претворения им в жизнь книжного знания;
5. фаза преображения, которое становится итогом «книжной» деятельности героя.
Последние три элемента в истории героя-читателя идентичны традиционному мотиву возвращения. Данная сюжетная схема не обязательно реализуется в произведении о читателе в совокупности всех своих элементов, но обозначенным в тексте с сюжетом чтения (так или иначе, даже в самой редуцированной или аллюзивной форме) является каждый из них. В целом, повторим, главную характеристику сюжета чтения составляет обязательное обозначение причинноследственной связи между историей героя и его читательским опытом.
Данная сюжетная схема «работает» в литературе на протяжении уже целого ряда веков. Одно из самых ранних ее воплощений находим в «Исповеди» Августина Блаженного, в восьмой книге которой он воспроизводит собственный опыт чтения Священного Писания, следуя в его изображении от описания «болезни души» к описанию радости преображения, завершившегося, как известно, обращением.
Данная сюжетная матрица присутствует и в сюжете средневековых читателей, изображенных Данте - в том фрагменте «Божественной комедии», который представляет собой исповедь Франчески да Римини о страшных последствиях предпринятой ей совместно с возлюбленным цитаты из романа Кретьена де Труа о Ланселоте. Данную сюжетную модель обнаруживаем и в сюжетах позднеренессансных героев-читателей (Дон Кихота, Гамлета)5, а также в большом количестве сюжетов сентименталистской, романтической и реалистической литературы о подражателях литературным героям, пытающихся в поведенческом плагиате осуществить свой «жизненный проект». Собственно, и модернизм сохраняет верность данной сюжетной схеме, когда обращается к исто-
5 Об этом см. в нашей ст. «Герой читатель в литературе трагического гуманизма» // Известия Уральского государственного ун-та. - 2008. - № 55. - Серия 2. Гуманитарные науки. - Выпуск 15. - С. 260-267.
риям читателей (например, Г. Гессе - в притче «Книжный человек», Г. Айзен-райх - в рассказе «Приключение как у Достоевского»). Однако в литературе постмодернизма начинается очевидный распад циклической модели, ранее неизбежно образующей сюжет повествования о читателе. Нельзя сказать, что архаическая сюжетная матрица бесследно исчезает. Многие произведения о читателе откровенно воспроизводят схему археосюжета. Среди них назовем роман Ж.-Ф. Арру-Виньо «Урок непослушания» (1995), роман А. Байетт «Обладать» (1991), роман Г. Грасса «Долгий разговор» (1995). Но в целом ряде произведений о читателях обнаруживаются лишь отдельные следы парадигматической сюжетной модели, и мотив чтения в них уже не образует с принудительностью завершенной циклической схемы.
Очевидно, это связано с тем, что в рамках эстетической теории постмодерна происходит активное разоблачение культа литературы как источника истины и сакрального знания - культа, «питавшего» повествовательную литературу о читателе испокон веков. Сам сюжет чтения, первые проявления которого мы обнаружили в христианской средневековой литературе, складывается на почве культа сакрального текста, и оттого, очевидно, отливается в матрицу циклической инициационной схемы. В рамках же литературной теории второй половины ХХ века культ письменного слова становится объектом тотального разоблачения: лингвистического, философского, психоаналитического, собственно литературоведческого. Основные проявления этого «процесса» против авторитета литературы в критике ХХ века - это разоблачение иллюзии референтности художественного произведения, описание механизмов суггестивного воздействия художественного языка на сознание читателя, а также разоблачение самих механизмов формирования идеи искусства как нравственного начала жизни6.
На этой почве в то же время создается новый миф - миф об утрате литературой своей былой функциональности, которую раньше ей обеспечивала читательская вера в то, что она содержит в себе комплекс безусловных и неоспори-
6 Например, в книге К. Палья «Личины сексуальности», которая настаивает на «аморальности и агрессии великой литературы» [4, 7].
мых смыслов, опора на которые гарантирует ценностную ориентацию в мире. В рамках самой постмодернистской литературы комплекс идей, который родился на почве концепции «смерти литературы», порождает знаменательный виток металитературной рефлексии - рефлексии о значении литературы в жизни читателя. В постмодернистской литературе она получает активное сюжетное выражение. Его специфика видится в принципиальной трансформации той матричной схемы, которую мы обнаружили в повествованиях о читателе - схемы путешествия за сакральным знанием. Выразительную иллюстрацию в данном случае мог бы составить роман американского писателя Дж. Хайнса «Рассказ лектора» (2001), в котором литература изображается как обладающее фантастической властью существо, жестоко мстящее филологическому сообществу, понимающему чтение как «борьбу с мертвецами» [5, 210]. Именно так (как «борьбу с мертвецами») определяет суть современного профессионального чтения герой, университетский преподаватель, констатируя тот факт, что филологическое чтение в эгоцентрической практике производства гиперинтерпретаций превращается из благоговейного путешествия в страну мертвых в «убийство» «великих мертвецов». Однако в финале повествования герой, став объектом мщения со стороны призрака литературы, переживает катарсическое перерождение: освобождаясь от теоретического морока, он отстаивает горячее желание верить в то, что «все, что нужно» - это просто текст книги. Придя в студенческую аудиторию «без конспекта и критических работ», он вместо лекции читает по памяти «Дэвида Копперфилда». Причем предварительно оглашенное им название первой главы диккенсовского романа - «Я родился» - безусловно приобретает в его собственной ситуации символический смысл: смысл преображения, начала новой жизни. Трансформация матричной схемы о читателе, совершающем сакральное путешествие в мир мертвых, в романе Дж. Хайнса очевидна: читатель-путешественник подменен читателем-«убийцей», читателем-
«соперником», а взаимоотношения героя с персонажем читаемого произведения в матричном варианте сюжета чтения подменены на взаимоотношения героя с материализованной формой возмущенной литературы. Однако при такой
фантасмагоризации темы разрешение сюжетного действия в романе Хайнса удивительным образом воспроизводит матричное для сюжета чтения событие преображения читателя: покаянный отказ героя от «борьбы с мертвыми» обра-чивается началом новой инициации.
Другого рода функционирование мотива чтения в сюжете повествовательного произведения находим в романе М. Елизарова «Библиотекарь» (2007) [6]. В данном случае гротескную материализацию обретает сам культ книги как источника «абсолютной перспективы видения» и сама идеология чтения как модуса обеспечения жизни сакральным измерением. Книги некого советского писателя, представленные в романе как предмет борьбы нескольких «библиотек», изображены как способные проявлять в отношении усердного читателя таинственные магические качества. При соблюдении определенных правил чтения они наделяют читателя властью, терпением, яростью, силой, радостью, счастливой памятью и, наконец, сакральным знанием относительно спасения страны и собственного бессмертия. Последнее в свою очередь осуществимо при условии последовательного чтения всего «сокровенного Семикнижия». Замысел нового Писания и осуществляет главный герой: замурованный в бункере, он обречен быть бессмертным и бессменным «хранителем Родины», в непрерывном и тщательном чтении обеспечивая ей магическую охрану, а себе - непрерывный труд как условие бессмертия.
Таким образом, в рамках романа М. Елизарова чтение оказывается способом осуществления утопического, сверхчеловеческого замысла, и весь сюжет романа выстраивается вокруг ситуации его обеспечения, а именно, вокруг ситуации принуждения избранного чтеца к осуществлению возложенной на него «сокровенным Семикнижием» миссии. Сам мотив чтения как спасительного акта, конечно, восходит к той идеологии чтения, которая впервые нашла свое сюжетное выражение в историях средневековых читателей Священного Писания. Однако у Елизарова матричный сюжет о спасительности чтения оказывается травестийно вывернут наизнанку: речь идет не о чтении, преображающем читателя и обеспечивающем осуществление его «жизненного проекта», а о чте-
нии насильственном, принудительном, лишающем читателя индивидуальной истории и так обеспечивающем власть идеологии. При этом «Спаситель» оказывается не субъектом добровольной жертвы во имя спасения других, а объектом жертвования со стороны других. Обретенное им в чтении сакрального текста бессмертие тождественно смерти, недаром оно осуществляется в подземном бункере: преображение читателя оборачивается здесь погребением вопреки завершению евангельского сюжета о мессии, архетип которого с очевидностью просматривается в истории героя.
Итак, в постмодернистском контексте разоблачения культа литературы тотального исчезновения циклической матрицы путешествия за сакральным знанием в постмодернистских произведениях о читателе не происходит. И у Хайнса, и у Елизарова матричный сюжет дает о себе знать в финале повествования, когда речь идет о завершении романного пути читателя. У Хайнса - в описании нового периода в преподавательской деятельности героя, у Елизарова - в описании читательской деятельности героя по защите Родины. В том и другом случае читательская деятельность героя подразумевает наступление определенных преобразующих его самого последствий (отказ от теории, умерщвляющей литературу - у Хайнса, обретение бессмертия - у Елизарова). Происходит, таким образом, не разрушение циклической схемы археосюжета, а реализация (подчас травестийная) ее событийного потенциала. При этом мотив воздействия книги на читателя, получая самые разные сюжетные воплощения, остается универсальным мотивом литературы о читателе.
Библиографический список
1. Бройтман С. Н. Истоическая поэтика [Текст] / С. Н. Бройтман // Теория литературы : Учеб. пособие для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений: В 2 т. / Под ред. Н. Д. Тамарчен-ко. - Т. 2. - М.: Академия, 2004. - 360 с.
2. Теория литературы : Учеб. пособие для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений: В 2 т. / Под ред. Н. Д. Тамарченко. - Т. 1. - М., 2004. - 510 с.
3. Тюпа В. И. Аналитика художественного [Текст] / В. И. Тюпа. - М.: Лабиринт, 2001. - 188 с.
4. Палья К. Личины сексуальности [Текст] / К. Палья. - Екатеринбург: У-Фактория, 2006. - 871 с.
5. Хайнс Дж. Рассказ лектора [Текст] / Дж. Хайнс. - М.: АСТ: ЛЮКС, 2004. - 462 с.
6. Елизаров М. Библиотекарь [Текст] / М. Елизаров. - М.: Лё Маг§тет, 2007. - 444 с.
Bibliography
1. Broitman, S. Historic Poetics [Text] / S. Broitman // Theory of Literature: Textbook for Students of Philological Faculties: In 2 Vol. / Edited by N. Tamarchenko. - V. 2. - М., 2004. -360 p.
2. Elizarov, М. Librarian [Text] / M. Elizarov. - М.: Ad Marginem, 2007. - 444 p.
3. Hynes, J. Lecturer’s Tale [Text] / J. Hynes. - М., 2004. - 462 p.
4. Paglia, K. Sexual Personae: Art and Decadence from Nephertiti to Emily Dickenson [Text] / K. Paglia. - Yekaterinburg: U-Factoria, 2006. - 871 p.
5. Theory of Literature : Textbook for Students of Philological Faculties: In 2 Vol. / Edited by N. Tamarchenko. - V. 1. - М., 2004. - 510 p.
6. Tyupa, V. Analytics of the Artistic [Text] / V. Tyupa. - М.: Labyrinth, 2001. -188 p.
«Вестник Челябинского государственного педагогического университета»
ISSN 1997-9S-S6
Журнал учреждён ГОУ ВПО «Челябинский государственный педагогический университет». Свидетельство о регистрации журнала ПИ № 77-i4i7i выдано от 20 декабря 2002г. Министерством Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций.
Журнал включен в перечень периодических научных и научно-технических изданий, выпускаемых в Российской Федерации, в которых рекомендуется публикация основных результатов диссертаций на соискание учёной степени доктора наук по педагогике и психологии, филологии и искусствоведению, биологическим наукам и физике (список принят в апреле 200S ВАК Российской Федерации).
Журнал включен в Реферативный журнал и Базу данных ВИНИТИ. Сведения о журнале публикуются в международной справочной системе по периодическим и продолжающимся изданиям «Ulrich’s Periodicals Directory».
Журнал распространяется по подписке - индекс 70095 в каталоге «Роспечать».
В журнале публикуются результаты исследований учёных.
Качество публикуемых статей контролируется редколлегией, в состав которой входят ведущие ученые ГОУ ВПО «ЧГПУ», других вузов России и зарубежных стран.
Правила оформления рукописи статьи
Рукопись статьи, объемом не менее S страниц, должна быть набрана в текстовом редакторе Microsoft Word в формате *. doc или *. rtf шрифтом Times New Roman Cyr, i4 pt, интервал - i,5, все поля по 20 мм. В начале статьи помещаюются УДК и ББК, фамилия, имя, отчество автора (авторов), ученая степень, ученое звание, город, аннотация объемом 5-б строк, ключевые слова. Все эти данные предоставляются также на английском языке (см. образец в архиве).
Содержащиеся в статье формулы и символы помещаются в текст с использованием формульного редактора Microsoft Eguation. Рисунки должны быть размещены в тексте статьи, ссылки на рисунки в тексте обязательны. Ссылки на первоисточники в тексте заключаются в квадратные скобки с указанием номера из библиографического списка и страницы, список размещается в конце статьи с соблюдением ГОСТ 7.i 2003 www.biblioraphy.ru. (Например, Игнатьева, Т.М.
Педагогическое управление [Текст]/Т.М. Игнатьева. - М.: Флинта, 2006.-198с.). Постраничные сноски должны иметь сквозную нумерацию. В конце статьи указываются сведения об авторе (авторах) - место работы: вуз, факультет, кафедра, учёная степень, ученое звание, шифр специальности, согласно номенклатуре научных работников, адрес электронной почты, контактные телефоны, почтовый адрес.
Пристатейный список литературы и сведения об авторе также предоставляются на английском языке после русской версии.
Рукопись статьи подписывается автором (авторами) с фразой: «статья публикуется впервые» и
датой.
В редакцию журнала рукопись статьи передается в распечатанном виде на бумаге формата А4 и в электронном виде одним файлом по электронной почте [email protected]. или на диске.
Публикация статей аспирантов осуществляется бесплатно.
Материалы, не соответствующие указанным требованиям, не рассматриваются.
Адрес редакции журнала: 454000, Россия, г. Челябинск, пр. Ленина,б9, офис 4i9, редакция журнала «Вестник ЧГПУ».
Тел. (S-35i)-2-39-37-2S. Консультации ^^^б^ (Катерина).
Электронная почта редакции [email protected], [email protected]
Ответственный редактор журнала - доктор педагогических наук, профессор
Елена Юрьевна Никитина.
ВЕСТНИК
ЧЕЛЯБИНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО ПЕДАГОГИЧЕСКОГО
УНИВЕРСИТЕТА
Научный журнал № 1 2010 г.
Отпечатано и сброшюровано в ООО «Полиграф-Мастер» г. Челябинск, ул. Академика Королева,26 тел.: (351) 281-01-64, 281-01-65, 281-01-66 E-mail: [email protected] Подписано в печать 26.02.2010. Формат 60х84 1/8 Усл. печ. л. 23,3. Тираж 500 экз. Заказ № 216
