CC BY
64
УДК 80
МОРФОЛОГИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА ВЫРАЖЕНИЯ ЭТИКЕТНОСТИ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ И
В РУССКОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
Т.Г. Михальчук, Могилевский государственный университет им.А.А. Кулешова (Могилев, Беларусь).
Аннотация. В статье речь идет о морфологических средствах выражения этикетности в русском языке и в русской художественной литературе. В аспекте этикетности рассматриваются такие части речи, как имя существительное и глагол.
Ключевые слова: этикетность, имя существительное, глагол, русский язык, русская художественная литература, перформативы, тематическая группа, число глагола, времена глагола.
Национальной особенностью русского обращения 19 века в среде крестьян была замена мужского имени женским по отношению к мужчине. Приведем пример из произведения И.С. Тургенева с авторским комментарием:... - Пой, Купря!.. Молодец, Александра! (Дворовые люди часто, для большей нежности, говоря о мужчине, употребляют женские окончания). Пой! (И. Тургенев. Записки охотника. Контора).
Среди господ употреблялось обращение голубчик, голубушка: - Съезди, такой-сякой, голубчик, в город (Н. Лесков. Очарованный странник). - Конечно приду, голубушка, -ответил князь Василий (Л. Толстой. Война и мир).
Но, как свидетельствуют художественные произведения, голубчик, мой дружок использовались и по отношению к женщине: - Долли, голубчик, он говорил мне, но я от тебя хочу слышать, скажи мне все, - сказала Анна (Л. Толстой. Анна Каренина). -Прощайте, мой дружок, - отвечала графиня (Л. Толстой. Анна Каренина).
В пьесе А.Н. Островского «Без вины виноватые». Миловзоров слово «мамочка» использует в роли обращения как к мужчине, так и к женщине: [Миловзоров (Шмаге):]Друг, а боишься; хорош, мамочка! [Миловзоров (Незнамову):] Ведь это философия, мамочка! [Коринкина]: Скажу, скажу... [Миловзоров]: Да, мамочка, уж сделай милость.
Вежливо ли называть женщину словом мужского рода? В русском языке коррелятивные существительные, называющие лиц мужского и женского пола, образуют различные оппозиции: эквиполентные (москвич-москвичка, красавец-красавица, румын-румынка; мужчин называют словом мужского рода, женщин - словом женского рода) и привативные (учитель, писатель, поэт - можно сказать и о мужчине и о женщине). Это различие рассматривали многие ученые, см., например: Виноградов [3]. В терминах оппозиций его описал Панов [12]. Целые серии существительных мужского рода -наименования лиц по профессии, роду занятий, деятельности - используются в литературном языке как нейтральные номинации женщин. Типичный пример: «Учителя нашей школы Иванова, Петрова, Семенова летом поедут отдыхать на Волгу».
Обижают ли женщин подобные факты? Не есть ли это проявление невежливости, «мужского засилия»? Во многих языках, в том числе славянских, в соответствии с именами лиц мужского пола регулярно образуются коррелятивные имена лиц женского рода.
Несмотря на очевидность своеобразия русского языка в этом отношении представители феминистической лингвистики считают, что ситуация в русском языке обидна, несправедлива и даже оскорбительна для женщин. Так ли это? «Русский язык
устроен иначе в рассматриваемом отношении, чем многие другие. В нем далеко не все существительные - имена лиц мужского рода имеют женские корреляты. Значительное число слов мужского рода типа педагог, филолог, гид, клоун, доктор, декан, директор не образуют нейтральных наименований женщин. В разговорном языке употребляются слова типа филологиня, клоунесса, докторша, врачиха, директриса, но они имеют явно сниженный характер, шутливую или ироническую окраску. Вряд ли какая-нибудь женщина предпочтет нейтральному слову мужского рода образования, подобные вышеприведенным. Кроме того, от многих слов мужского рода (типа академик) женские корреляты вообще не образуются» [7, с. 279].
Мы имеем дело с конфликтом между абстрактными требованиями справедливости и исторически сложившейся структурой русского языка. Немногие разряды имен лиц (в первую очередь на -тель, -ник, -щик, -ант, -ент) образуют нейтральные женские наименования. Однако, хотя это может показаться парадоксальным, многие женщины не хотят, чтобы их называли словами типа аспирантка, диссертантка. Имеются свидетельства [14, с. 253], что жители Саратова воспринимают подобные слова как невежливые. Вспомним, что Марина Цветаева и Анна Ахматова не хотели, чтобы их называли поэтессами.
Очевидно, что в каждом языке и культуре формируется свое представление о вежливости. Исторически сложившаяся структура языка (которую иногда называют «маскулинной») не всеми народами воспринимается как угнетение прекрасного пола [8, с. 95] .
В 19 веке форма глагола ед.ч. употреблялась подобно местоимению «ты» при обращении «вышестоящего к нижестоящему», в неофициальной обстановке общения при дружеских, близких, интимных отношениях, а также при возрастном неравенстве (старшего к младшему, родителей к детям): [Хлынов (богатый подрядчик) Аристарху (мещанину):]. Ну, братец, говори скорей!.. (А. Островский. Горячее сердце). [Кабанов (жене):]. Почитай, Катя, маменьку, как родную мать! (А. Островский. Гроза).
Личные формы глагола и краткие формы прилагательного во мн.ч. являлись средством выражения значения вежливости так же, как и местоимение «вы» по отношению к одному лицу: [Дудукин (Коринкиной):] . Ревнуете, бесценная моя! (А. Островский. Без вины виноватые). [Милонов (Гурмыжской):]. Вы прекрасны. Прекрасны!.. (А. Островский. Лес).
В речи крестьян, как показывает художественная литература, вежливое вы отсутствовало [16]. Его отсутствие в речи крестьян 19 века интересно сопоставить с иным специфическим феноменом русского языка: употреблением формы 3-го лица мн.ч. глагола по отношению к одному человеку. Такое употребление как показатель гипервежливости, сверхпочитательности было присуще некоторым слоям городского населения (мещанству, купечеству, прислуге) - по отношению к господам, родителям или почитаемым родственникам. Это явление находит отражение в языке художественной литературы, особенно часто у А. Островского. Приведем иллюстрации из творчества И.А. Гончарова. В романе «Обломов» «почтительное согласование» фиксируется как постоянная особенность языка вдовы Пшеницыной - по отношению к братцу и Обломову (братец потребовали, объявили, пришли...), кухарки Обломова Анисьи и горничной Ольги (барышня плачут да молчат), реже в речи мужчин - братца (какие деньги брали Илья Ильич) и Захара. Такое согласование находит опору в наименовании тех же лиц формой местоимения 3-го лица мн.ч. - они. Так, Пшеницына, говоря об Обломове, постоянно именует его они: Они мне никакого письма не давали; Они ничего не должны (И. Гончаров. Обломов).
Применение форм 3-го лица мн.ч. глагола по отношению к одному человеку дожило до наших дней, оно отмечается в речи горожан и сельских жителей [15].
В русском языке просьба часто выражается перформативами прошу, просил бы, попрошу, попросил бы: - Я просил бы вас продолжать ваш прежний разговор, - заметил он, - если только я не мешаю... (Д. Мамин-Сибиряк. Приваловские миллионы).
Ю.Д. Апресян обращает внимание на то, что при перформативном употреблении этих форм различия между ними «лежат не в области семантики вида, времени, наклонения, а в области прагматики и сводятся к различиям в степени вежливости: сослагательное наклонение - самая вежливая форма просьбы, а совершенный вид - самая жесткая» [2, с. 215].
Так же оценивают характер иллокутивного воздействия просьб, выраженных эксплицитными перформативами, Н.И. Формановская, А.А. Акишина, В.М. Матвеева: «Сослагательное наклонение подчеркивает некатегоричность просьбы или предложения: Я очень просил бы тебя писать мне чаще» [1, с. 108]. В.М. Матвеева по отношению к примеру
- «Просьба выражена менее категорично, смягченно» [11, с. 59]. - Я просил бы вас потише,
- сказал один из интеллигентов, поглядев на маску через очки. - Здесь читальня, а не буфет... Здесь не место пить (А. Чехов. Маска).
В статье, опубликованной в 1991 году, М.Я. Гловинская настаивает на том, что глагол «просить» «перформативно в значении чистой просьбы употребляется только в несовершенном виде, настоящем времени: Прошу вас помочь моему сыну. В значении просьбы невозможны: Я попросил бы, просил бы, попрошу вас помочь моему сыну» [4, с. 63]. Модифицируя спустя год свои взгляды на значении формы просил бы, М.Я. Гловинская утверждает, что и в значении просьбы невозможен перформатив СВ: Попрошу (я попросил бы) вас помочь моему сыну» [5, с. 129], значит, возможен перформатив НСВ «я просил бы».
Й. Крекич считает, что все перечисленные эксплицитные перформативы (прошу, попрошу, просил бы, попросил бы) способны выражать просьбу, а не только форма прошу, которая кроме значения просьбы в состоянии передавать и предложение, и приглашение, и требование, и даже приказание [9, с. 145]. В другой своей работе Й. Крекич категорически не соглашается с высказыванием М.Я. Гловинской, что «в значении просьбы невозможен перформатив СВ». Аргументация приводится следующая: «глагол попрошу в состоянии обозначать и просьбу, а во-вторых, потому что он в значении усиленной просьбы может сочетаться с наречием высокой степени (очень, убедительно) [10, с. 62].
Приведем пример из художественного произведения, в котором вежливая просьба выражается формой сослагательного наклонения совершенного вида глагола испить (испить ба - разговорно-просторечный вариант глагола попить бы): Молчала деревня. Большак вытер лицо подолом рубахи, вздохнул: - Испить ба. Враз трое молодиц из толпы брызнули. Одна к колодцу, две - по погребам. Пока первая бадьей гремела, две другие уже из погребов вынырнули, и к большаку все три подошли одновременно: с водой, молоком и квасом. - Спасибо, бабоньки, - сказал он и попил всего понемногу. - Вода у вас вкус имеет. Молоко отстоялось, холодненькое. А квасок-то, квасок - аж душа просветлела. Храни вас Христос, бабоньки (Б. Васильев. Вы чье, старичье?).
Как показывает пример, «просьба» нередко дается в одном функционально-речевом блоке с «благодарностью», «одобрением», «пожеланием». Обычно присутствует обращение и, как правило, мотивировка: - Товарищи, ведите себя прилично, - снова попросил Руководитель. - Что они подумают о русских (В.Токарева. Сентиментальное
путешествие). Этак помыкался парень с год, потом приходит ко мне, и - «Папаша, продайте шерсть, сделайте милость! Ничего я в этих делах не понимаю» (А. Чехов. Степь).
«Близки к просить глаголы апеллировать, запрашивать (что-л.), упрашивать, испрашивать (устар.), обращаться (с просьбой), отпрашиваться, проситься, ходатайствовать. При этом апеллировать, запрашивать и ходатайствовать указывают на официальный статус и официальный характер самой просьбы. Клянчить и особенно канючить содержат указание как плаксивый и настойчивый тон говорящего. К умолять близки по смыслу глаголы взмолиться, взывать о., вымаливать, заклинать, молить» [6, с. 181]. Эти перформативы широко употребляются писателями в авторских ремарках, подчеркивающих характер просьбы: - Да посиди ты, посиди, Аля! Сейчас Митя придет, чай будем пить... Лида не просила ее - упрашивала. Глядела на нее с восхищением, с обожанием (Ф. Абрамов. Алька).
О глаголах тематической группы «Поздравление» пишет М.Я. Гловинская в статье [6, с.210]. Речь идет о перформативе поздравлять - поздравить: Поздравляю вас с праздником, ваше сиятельство, с благодатью господней (И. Бунин).
Р.И. Розина в своей работе говорит о существовании релевантного семантического класса глаголов обладания с речевыми компонентами, «считая, что предмет, который он передает Бенефицианту, представляет собой некоторую ценность. Субъект действия хочет, чтобы Бенефицианту было хорошо». В некоторых случаях осуществление речевого акта поздравления достаточно для того, чтобы передача собственности состоялась - например, сказать дарю, назвав непосредственно находящийся рядом предмет или указывая на него, может быть достаточно, чтобы он был подарен, и дарю превращается в перформатив» [13, с. 305].
Глаголы тематической группы «Пожелание».
М.Я. Гловинская выделила перформативы: желать (удачи, счастья) - пожелать, напутствовать: - Так пожелаю же тебе, Василий Палыч, деньжонок, пока они вовсе не отомрут (М. Зощенко. Деньги). «Глагол напутствовать обозначает пожелание при прощании. Сама прощальная формула напутствием быть не может: «До свидания,» -напутствовал он нас. Напутствовать не является перформативом, этот глагол менее конвенционален, чем желать, напутствие может выражаться достаточно разнообразными формулами» [6, с. 211].
Морфолого-синтаксический способ предполагает в ситуации «согласие-несогласие» употребление некоторых морфологических форм с целью смягчения категоричности выражение несогласия.
Перенос согласия во времени:. - Мы сейчас опять за дело... - Может быть, вы устали, Игнатий Львович, - проговорил Привалов, - тогда мы в другой раз... (Д. Мамин-Сибиряк. Приваловские миллионы). - Чего вы здесь, однако, сидите, Сергей Александрович, пойдемте лучше вниз: там встретим много знакомого народа. - Я приду немного погодя, а теперь пойду здороваться с Антонидой Ивановной, - отвечал Привалов (Д. Мамин-Сибиряк. Приваловские миллионы). - ...а пока, с вашего позволения, я познакомлю вас в общих чертах с нашей опекой. - Нельзя ли в другой раз, Александр Павлыч? - взмолился Привалов, чувствовавший после обеда решительную неспособность к какому-нибудь делу (Д. Мамин-Сибиряк. Приваловские миллионы! - Хочешь есть?.. Нет? Ну, тогда докладывай свои мытарства, странница. - Может, поспать мне хоть часок? -заикнулась Поля, то и дело поникая от утомления. - А то просто голова у меня, Павел
Арефьич, отымается (Л. Леонов. Русский лес).
Из приведенных примеров видно, что несогласие на данный момент, выраженное согласием «в будущем времени», заключает в себе две части (в большинстве случаев), одна из которых собственно перенос, а другая - указание на причину, вызвавшую его. Форма переноса согласия во времени, таким образом, обычно снабжается дополнительным обоснованием. Это указание причины несогласия делает его вежливым по форме.
В последнем из приведенных примеров «Может, поспать мне хоть часок?» - собственно перенос во времени (дополнительно смягчается вводно-модальной частью «может» и вопросительной формой предложения, снижающими категоричность высказывания), а вторая часть «А то просто голова у меня, Павел Арефьич, отымается» является пояснением к первой указанием причины переноса согласия во времени (отказа).
Литература:
1. Акишина А.А., Формановская Н.И. Этикет русского письма. - М.: Русский язык, 1986.
2. Апресян Ю.Д. Перформативы в грамматике и в словаре // Изв. Акад. наук СССР. Сер. лит. и яз. - 1986. - Т. 45.
3. Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. - М., 1947.
4. Гловинская М.Я. Словарная статья глагола просить // Семантика и информатика. -Вып. 32. - М., 1991.
5. Гловинская М.Я. Русские речевые акты и вид глагола // Логический анализ языка. Модели действия. - Вып. 5. - М., 1992.
6. Гловинская М.Я. Семантика глаголов речи с точки зрения теории речевых актов // Русский язык и его функционирование. Коммуникативно-прагматический аспект. - М.: Наука, 1993.
7. Земская Е.А. Категория вежливости: общие вопросы - национально-культурная специфика русского языка // Zittschreft für Slavische PHILOLOGIE Band LVI. Begründet von M. Vasmer Universitätsverlag C/ Winter. Heldelberd, 1997.
8. Земская Е.А., Китайгородская М.В., Розанова Н.Н. Особенности мужской и женской речи // Русский язык и его функционирование: коммуникативно-прагматический аспект. -М., 1993.
9. Крекич Й. Побудительные перформативные высказывания. Szeged, ICYTF Kiado,
1993.
10. Крекич Й. Употребление эксплицитных перформативов просить и попросить // Русистика. - Берлин: Dieter Lenz Verlag. - 1996. - № 1/2S.
11. Матвеева В.М. (ред.) Пособие по русскому языку. - М.: Русский язык, 1984.
12. Панов М.В. О развитии русского языка в советском обществе // Вопросы языкознания. - 1962. - № 3. - С. 3-16.
13. Розина Р.И. Дарю (релевативный семантический класс глаголов обладания // Лики языка. - М.: Наследие, 1998. - С. 305-314
14. Сиротинина О.Б. Языковой облик г. Саратова // Разновидности городской устной речи. - М., 1988.
15. Скитова Ф.Л. Об одной синтаксической особенности городского просторечия // Живое слово в русской речи Прикамья. - Пермь, 1989.
16. Фет А.А. Воспоминания. - М., 1983.
Mihal'chuk T.G. Morfologicheskie sredstva vyrazhenija jetiketnosti v russkom jazyke i v russkoj hudozhestvennoj literature // Nauka. Mysl'. - № 11. - 2015.
© Т.Г. Михальчук, 2015.
© «Наука. Мысль», 2015.
— • —
Abstract. This article examines the morphological means of etiquette expression in the Russian language and Russian literature. Regarded in the light of etiquette, the author considers such parts of speech as a noun and a verb.
Keywords: etiquette, noun, verb, the Russian language, Russian fiction, performatives, thematic group, verb number, verb tenses.
— • —
Сведения об авторе
Тамара Григорьевна Михальчук, кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка, Могилевский государственный университет им.А.А. Кулешова (Могилев, Республика Беларусь).
— • —
Подписано в печать 13.12.2015.
© Наука. Мысль, 2015.
