Моральные основания экологической политики: увеличение суммированной выгоды, улучшение качества жизни и принцип предосторожности

Прокофьев Андрей Вячеславович

А. В. Прокофьев

Институт философии РАН

МОРАЛЬНЫЕ ОСНОВАНИЯ ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ: УВЕЛИЧЕНИЕ СУММИРОВАННОЙ ВЫГОДЫ, УЛУЧШЕНИЕ КАЧЕСТВА ЖИЗНИ И ПРИНЦИП ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ

В статье предпринята попытка выявить центральные принципы, позволяющие формировать морально оправданную экологическую политику государства. Нормативным фундаментом данного исследования служит антропоцентристское видение моральных ценностей, в рамках которого морально обоснованная экологическая политика тождественна той, которая обеспечивает достаточный уровень и честное распределение экологических благ. Первый из ее принципов - утилитаристский принцип увеличения суммированной выгоды. Его операциональным выражением является анализ выгод и затрат. Применение анализа выгод и затрат к экологическим благам требует использовать специальные методы выявления их экономической стоимости, среди которых ключевую роль играет так называемая предположительная, или условная, оценка. Вторым принципом служит принцип улучшения качества жизни населения. Необходимость его введения связана с тем, что методы, используемые для выявления экономической стоимости экологических благ, делают экологическую политику зависимой от адаптированных предпочтений одной части граждан и экологической нечувствительности другой. Третий принцип - принцип предосторожности. Необходимость дополнить этим принципом анализ выгод и затрат определяется тем, что тот не работает в условиях неопределенности, не учитывает полноценно интересы будущих поколений и не способен реагировать на невосполнимый характер некоторых экологических потерь.

Ключевые слова: экологическая этика, экологическая политика, увеличение суммированной выгоды, качество жизни, принцип предосторожности.

A. V. Prokofyev

Institute of Philosophy, Russian Academy of Sciences

(Moscow, Russia)

MORAL FOUNDATIONS OF ECOLOGICAL POLICY: MAXIMIZATION OF

AGGREGATE UTILITY, IMPROVEMENT OF QUALITY OF LIFE, AND THE

PRECAUTIONARY PRINCIPLE

The paper tries to establish major moral principles for designing environmental policy. The normative basis of the research is anthropocentric, i.e. identifying goals of morally justified environmental policy with providing citizens with a sufficient and fair share of environmental goods. The first principle is the principle of maximizing of aggregate utility. One of its most popular operational embodiments is the cost-benefit analysis. In application to environmental goods the cost-benefit analysis requires their monetization. The second principle is the principle of improvement of the citizens' quality of life. Its purpose is to correct some drawbacks of the cost-benefit analysis in the environmental sphere. The monetization of environmental goods creates a regrettable dependence of environmental policy on adaptive preferences and ecological insensibility of a large part of the population. The third principle is the famous precautionary principle. It naturally complements the cost-benefit analysis because this way of assessing environmental policy cannot work under condition of uncertainty, take into consideration the interests of future generations and react on irreversibility of some environmental loses.

Keywords: environmental ethics, environmental policy, maximization of aggregate utility, improvement of quality of life, the precautionary principle.

Моральные ценности ориентируют способных к индивидуально ответственной деятельности субъектов на содействие благу других людей как в качестве единичных индивидов, так и в виде групп и сообществ. Среди ключевых ценностей такого рода - непричинение вреда, честность, взаимная или односторонняя помощь, забота [1, с. 102-103]. Совокупность моральных ценностей задает особый угол зрения на общественные институты, традиционные практики, отдельные политические решения, который позволяет рассматривать их как морально обоснованные или необоснованные. Проверке на моральную обоснованность подлежат любые попытки преобразовать или сохранить институциональную структуру общества и любые частные общественно-политические меры, включая те, которые воздействуют на характер отношений между человеком и природой (т.е. на характер природопользования в предельно широком смысле этого слова). Тем самым задается моральное измерение экологической политики. Дальнейшее его обсуждение будет осуществляться в антропоцентристской перспективе, то есть в свете проблемы достаточного и честного обеспечения затронутых политическими решениями индивидов и групп различными экологическими благами. Вывод нон-антропоцентристских нормативных оснований за пределы исследования моральной подоплеки экологической политики связан с признанием обоснованности гипотезы Б. Нортона о том, что взвешенный и разумный антропоцентризм и взвешенный и разумный нон-антропоцентризм в области практических стандартов и критериев оценки приводят к приблизительно одинаковым результатам (см.: [9]).

Увеличение суммированной выгоды

Традиционным способом решения вопроса о морально обоснованном уровне обеспечения индивидов и групп экологическими благами является применение утилитаристского критерия увеличения суммированной выгоды, получающего свое формализованное выражение в экономическом анализе коллективных выгод и затрат. Интеграция экологической проблематики в эту нормативную модель обеспечивается за счет того, экологические блага принадлежат к числу общественных. В идеале самым эффективным механизмом увеличения суммированной выгоды является свободный рынок. В рамках рыночного обмена каждый его участник обнаруживает свои предпочтения и удовлетворяет их, взаимодействуя с другими участниками. При этом моральной значимостью обладают два обстоятельства. А. Точность учета предпочтений рынком: участник обмена готов передать другому его участнику только то, что для него действительно обладает меньшей ценностью, чем предмет или услуга, получаемые взамен. Б. Отсутствие внешнего приписывания, навязывания предпочтений: участнику рыночного обмена не вменяется никаких желаний, интересов и потребностей, он определяется с ними самостоятельно. Именно поэтому рынок является самым притягательным механизмом распределения благ для многих этически ориентированных

либеральных мыслителей. Он оставляет выбор стандартов полной и достойной жизни за самими его участниками, а значит, защищает их автономию и является «этически нейтральным» (что в словаре либеральной социальной этики является не осуждением, а похвалой в адрес публичных институтов; важным свидетельством их моральной обоснованности) [2, с. 63-64].

Однако, отождествление эффективного увеличения совокупной выгоды с рыночным обменом перестает работать в сфере «публичных» или «общественных» благ. Изначальный смысл этого термина, восходящий к работе П. Самуэльсона «Чистая теория общественных расходов», связан с такими свойствами как «неисключаемость» и «несоперничество» [5]. «Неисключаемость» означает, что потребление какого-то блага осуществляется параллельно всеми членами сообщества и от него невозможно кого-то отстранить. Однако дело не только в том, что внешнее исключение является в этом случае невозможным или нерационально дорогим. Отдельные индивиды не могут и сами исключить себя из числа пользователей какого-то общественного блага, во всяком случае, они не могут единолично выбирать уровень потребления этого блага, варьируя свои затраты на его получение. Например, при наличии эффективной системы обеспечения внешней безопасности государства никто из граждан не может быть лишен такой безопасности, даже если он отказывается ее поддерживать своими усилиями, и никто не может единолично уменьшить свой уровень безопасности в обмен на увеличение уровня потребления других благ. Так как потребление общественных благ одним членом сообщества возможно без уменьшения доли другого, то за них не разворачивается конкуренция между потребителями. Например, граждане определенного государства не могут конкурировать между собой за доступ к повышенной безопасности от внешних военных вторжений. В этом смысл «несоперничества». Особые свойства общественных благ предрешают их систематическое недопроизводство в экономической системе, регулируемой рынком, поэтому обеспечение граждан общественными благами вынуждено брать на себя государство. Подобная роль государственных институтов является оправданной как с точки зрения экономической целесообразности, так и с точки зрения морали.

Несложно заметить, что благоприятная окружающая среда более или менее строго отвечает понятию «общественное благо». Представим себе, что жители отдельного городского квартала пытаются обеспечить чистоту воздуха. Во-первых, решить эту задачу в одиночку им не под силу, поскольку ее реализация требует рационального размещения жилых зон, зеленых насаждений и источников загрязнения в пределах города в целом, контроля за уровнем вредных выбросов на предприятиях и т.д. Во-вторых, если у них и есть ограниченные возможности улучшить качество воздуха за счет зеленых насаждений, то пользоваться плодами их труда будут все соседние кварталы, несмотря на то, что их жители не захотят участвовать в борьбе за чистый воздух или материально компенсировать усилия соседей. Схожие проблемы существуют при решении иных экологических проблем, затрагивающих иные заинтересованные стороны и иные уровни принятия решений. В перспективе

индивидуализированной деятельности экологические цели оказываются недостижимыми, а если они и достижимы отчасти, то ставящие их перед собой субъекты вынуждены обслуживать общий интерес без тех гарантий взаимности, которые дает рыночная сделка.

Отсюда следуют два вывода: вывод о моральной оправданности ограничения свободных рыночных отношений в тех видах человеческой активности, которые несут с собой угрозу окружающей среде, а также вывод о необходимости принудительного коллективного финансирования мероприятий по ее охране и восстановлению. В перспективе, заданной теорией общественных благ, деятельность по сохранению благоприятной окружающей среды сталкивается со следующей существенной проблемой: ее организаторам необходимо избрать обоснованный уровень обеспечения граждан данным общественным благом и, значит, обоснованный уровень затрат на эти цели.

Казалось бы, ответ на него прост и очевиден. Обоснованным уровнем затрат на проведение экологической политики будет тот, который позволяет поддерживать деятельность государства по производству иных общественных благ и не оказывает разрушительного воздействия на регулируемую рынком сферу производства благ частного характера. Однако, этот предельно общий тезис не позволяет уточнить, в какой мере должны потесниться как свободный рынок, так и параллельные статьи бюджетного финансирования, такие как национальная оборона, образование, социальные программы, нацеленные на уменьшение имущественного неравенства и т.д. Сложность ситуации состоит в том, что, хотя производство общественных благ осуществляется в интересах отдельных индивидов, составляющих определенное сообщество, последние не могут однозначно выразить степень своей заинтересованности в каждом конкретном благе, выступая в качестве его приобретателей на рынке.

Как же реализовать применение анализа выгод и затрат в этой сфере, то есть как придать экологическим благам определенную экономическую стоимость. Существует несколько основных средств достижения этой цели. Во-первых, можно определить масштаб прямых экономических потерь от ухудшения окружающей среды или от сохранения ее низкого качества. Эти потери выражаются в убытках, возникающих из-за болезней и преждевременных смертей работников, вызванных неблагоприятными экологическими факторами. Во-вторых, можно проанализировать реальные цены на те частные блага, готовность платить за которые косвенно свидетельствует об истинных предпочтениях граждан в отношении состояния окружающей среды (так называемый «анализ гедонистических цен»). Таковы, например, цены на недвижимость, зависящие от экологического состояния района, цены на рекреационные услуги, варьирующиеся в зависимости от территории их предоставления и т.д. [11, р. 70-74]. Наконец, можно задействовать так называемую «условную, или предположительную, оценку». Она требует проведения специальных социологических опросов, устанавливающих готовность населения оплачивать из собственного дохода природоохранные мероприятия или же готовность получить денежную компенсацию за экологические потери. На основе результатов таких опросов

можно моделировать действие рынка для той сферы, где реальный рынок не способен осуществлять свои регулирующие функции [13, р. 17-38]. Первые два способа позволяют ввести в расчет выгод и затрат лишь те потери, которые связаны с непосредственным воздействием неблагоприятных экологических факторов на жизнь людей. Третий - дает возможность оценивать любые потери, в том числе, относящиеся к состоянию природной среды в целом на локальном и глобальном уровнях. Опросы, связанные с готовностью платить за сохранение окружающей среды могут касаться разрушения близких и далеких экосистем, исчезновения видов и т.д. и т.п.

Улучшение качества жизни

Казалось бы, методы установления рыночной стоимости экологических благ позволяют органично вписать процесс принятия экологически значимых решений в рамки увеличения суммированной выгоды и экономического анализа выгод и затрат. Однако, у этого проекта возникают серьезные затруднения тогда, когда он рассматривается на фоне морального требования уважения к каждому человеку и в свете идей равенства и справедливости. Опора на актуальные предпочтения граждан, выявленные на основе предположительной оценки или анализа гедонистических цен, имеет все шансы оказаться на практике пренебрежением их фундаментальными, хотя и отчетливо неосознаваемыми интересами и потребностями. Конкретные претензии таковы. А. Применение анализа выгод и затрат в экологической сфере игнорирует существование так называемых «адаптированных предпочтений» - заниженных жизненных запросов, сформированных опытом систематических лишений - или, по крайней мере, недооценивает их роль в формировании позиции людей в отношении того, какие экологические блага, в каком количестве и на каких условиях им необходимы. Б. В вопросах, не связанных с сохранением здоровья и безопасности, политические стратегии, формирующиеся на основе определения экономической стоимости экологических благ, часто идут на поводу у низкой экологической чувствительности значительной части населения. Разработчики таких стратегий теряют из вида влияние принимаемых государством или местным самоуправлением решений на общий характер жизни затронутых их решениями людей. За эффективными в рыночном или квази-рыночном отношении мероприятиями может скрываться ее существенное обеднение по широкому ряду параметров.

Многие современные этики и некоторые экономисты считают, что метрика измерения успешности социальной, экономической и экологической политики государства должна включать в себя не удовлетворение наличных предпочтений, а реализацию возможности каждого члена общества полноценно функционировать в качестве человеческого существа. Другие стандартные обозначения для этой метрики - жизненное процветание и качество жизни. Именно их призвана обеспечить морально обоснованная государственная политика. Ее соответствие моральным ценностям определяется а) правильным выбором цели, б) правильным выбором самых эффективных способов ее достижения, в) равным и беспристрастным отношением ко всем людям (ко всем

тем, кто имеет хотя бы минимальные способности к ведению качественной человеческой жизни).

Набор функциональных возможностей человека широк - от возможности полноценно удовлетворять физические, телесные потребности и возможностей общения с близкими людьми до возможностей контролировать свою социально-экономическую среду. Среди его неотъемлемых составляющих присутствуют и такие, которые могут быть реализованы только за счет взаимодействия с природой. Так, одна из родоначальниц теории «функциональных возможностей человека», философ-аристотелианец М. Нассбаум, обсуждает в качестве отдельной функциональной возможности возможность вести здоровую жизнь, которая зависит от благоприятных условий окружающей среды, и жить, устанавливая отношения с животными, растениями, миром природы в целом и заботясь о них. Примером обеспечения условий для реализации этой части человеческого потенциала для М. Нассбаум выступает комплекс мероприятий правительства Норвегии по сохранению «лесной линии» вдоль побережья. Ее охрана оправдывается, в том числе, необходимостью сохранить пространство, в котором люди могли бы получать удовольствие от одиночества в незатронутом человеческой деятельностью лесу [10, р. 79-80].

Эта теоретическая парадигма гораздо более близка для экологически чувствительных индивидов. Она ограничивает этическую нейтральность государства исключительно вопросами отношения к религиозным мировоззрениям и их нормативным выражениям в виде религиозно-нравственных кодексов. Как заметил еще один сторонник аристотелианской установки в социальной этике, Р. Байнер, даже если государство и должно быть нейтрально по отношению к верующим и атеистам, мусульманам и христианам, католикам и членам англиканской церкви, оно просто не может быть нейтрально по отношению «к тем, чье понимание блага подчиняет экономическую выгоду экологическому благосостоянию, и тем, чье понимание блага подчиняет экологическое благосостояние экономической выгоде... Государство будет вынуждено установить моральную иерархию, еще раз оправдывая здравый смысл аристотелианского понимания политики» [8, р. 65].

Однако, для того, чтобы признать идею качества жизни единственным моральным основанием экологической политики, пришлось бы проигнорировать ее ключевой недостаток, являющийся обратной стороной ее основного достоинства. Над социальной этикой, построенной на основе идеи качества жизни, постоянно тяготеет обвинение в гуманистическом авторитаризме. Так, Дж. Уоллах уже два десятилетия назад небезуспешно попытался показать, что теория «человеческого функционирования» М. Нуссбаум имплицитно содержит идею патерналистского правления философствующих экспертов по человечности, кулуарно решающих фундаментальные проблемы человечества без участия прочих его представителей [14, р. 629]. Отсюда следует вывод о том, что ориентированный на реальные предпочтения людей принцип увеличения суммированной выгоды и прочерчивающий перспективу коррекции или

возвышения этих предпочтений принцип улучшения качества жизни должны быть дополняющими друг друга основаниями социальной этики. При этом в рамках экологической политики их взаимное ограничение особенно важно. Апелляции энвайронменталистов к экологическому качеству жизни людей должны попадать в реалистический контекст экономического анализа, а результаты экономического анализа природоохранных стратегий дополняться перфекционистской перспективой наполненного экологическими благами человеческого существования.

Принцип предосторожности

Еще одним существенным дополнением к увеличению суммированной выгоды является знаменитый принцип предосторожности, также содержащий альтернативную нормативную логику по отношению к анализу выгод и затрат. Причины, заставляющие ввести это дополнение таковы.

Прежде всего, необходимость приспособить процесс принятия экологически значимых решений к фактору неопределенности. В момент принятия решения будущая суммированная выгода оценивается на фоне предположения о вероятности наступления тех или иных событий. При этом анализ выгод и затрат имеет дело с определенными коэффициентами такой вероятности, или с исчисляемым риском возникновения неблагоприятных в экологическом отношении последствий. Среди методов, позволяющих приписывать событиям точные коэффициенты вероятности, важную роль играет работа с экспертными оценками. Однако, довольно часто хорошо подготовленные и имеющие одинаково удачный прошлый опыт прогнозирования эксперты расходятся во мнении по поводу ожидаемых последствий обсуждающегося решения или ряда альтернативных решений. В таких случаях в качестве коэффициента вероятности можно было бы использовать усредненное значение. Однако, это означало бы, что каждая экспертная оценка может оказаться правильной с равной вероятностью, что не отвечает действительной ситуации, в которой такая вероятность не равна, а просто неизвестна. Единственным адекватным ответом на неопределенность (при условии, что принимающий решение орган стремится минимизировать риск неблагоприятных последствий) будет выбор в пользу той оценки, которая предсказывает наступление наиболее тяжелых последствий или приписывает им наибольшую степень вероятности [16]. А это означает, что наряду с анализом выгод и затрат начинает действовать какой-то иной нормативный принцип, заставляющий пренебрегать прямолинейного увеличения суммированной выгоды.

Второй фактор, требующий учета со стороны разработчиков экологической политики, состоит в том, что они должны принимать в расчет не только потребности и интересы уже существующих на настоящий момент людей, но и интересы и потребности будущих поколений. Когда-то апелляция к ним была или простой фигурой политической риторики, или частью идеологии радикальных социально-преобразовательских движений, ориентированных на построение «светлого будущего». Расхождение интересов будущих поколений с потребностями и запросами ныне живущих людей вне такой радикально-

трансформационной установки было минимальным. Сегодня складывается принципиально иная ситуация. Горизонт последствий той деятельности, которая не направлена на сознательное формирование общества будущего, т.е. горизонт последствий текущих хозяйственных практик, военных приготовлений, научных исследований, расширился до самых отдаленных точек во времени. Количественные и качественные особенности современных технологий создают множество проблем, в связи с которыми будущие поколения могут впоследствии выставить нравственный счет своим предшественникам. И в этой связи, несмотря на фактическое отсутствие этих людей в мире, они оказываются морально значимы. Обладая технологической мощью, достаточной для разрушения основы существования будущих поколений, мы не можем с полным правом заявить, что они способны позаботиться о себе сами (см. подробнее: [3]). А если о них должны позаботиться те, кто определяют экологическую политику сегодня, то планирование экологически значимых мероприятий приобретает чрезвычайно широкую временную перспективу. Такую, в которой неопределенность играет не менее существенную роль, чем исчисляемый риск, что и обуславливает приоритетную роль негативных прогнозов.

Третья причина коррекции методов принятия решений, опирающихся на увеличение суммированной выгоды, состоит в том, что в экологической сфере широко распространены некомпенсируемые потери. Анализ выгод и затрат предполагает, что любые сегодняшние убытки могут быть возмещены завтрашней прибылью. Однако, это предположение наталкивается на три затруднения.

Первое касается того, что выгоды и затраты могут быть разнесены между разными людьми и их группами, что ставит вопрос о том, сохраняется ли при этом равный моральный статус тех, кто теряет, и тех, кто приобретает. В случае экологических потерь в межпоколенческом контексте он получает особую остроту. Кто и как будет компенсировать будущим поколениям невозможность жить в благоприятной окружающей среде или невозможность соприкоснуться с нетронутой человеком дикой природой. Можно ли вообще представить себе эффективно работающие компенсационные механизмы на таких длительных промежутках времени и в условиях постоянно изменяющихся социально-политических институтов? Скорее всего, нет. Поэтому наиболее эффективный способ снять эту проблему состоит в том, чтобы найти такие нормативные принципы, которые будут обеспечивать примат предотвращения потерь над их компенсацией.

Второе затруднение связано со спецификой значительного количества экологических благ, потерю которых можно скомпенсировать лишь очень условно даже в краткосрочной временной перспективе. Исчезновение видов, разрушение экосистем и ландшафтов является, как правило, окончательным и необратимым. Компенсация этих потерь другими благами приемлема только для людей, лишенных экологической чувствительности, шире - лишенных важнейшего морального свойства человека - понимания того, что существуют

вещи, которые не поддаются монетизации и в этом смысле являются бесценными [6].

Третье затруднение вновь отсылает нас к масштабности тех негативных воздействий на природу, на которые способны современные технологии и безмерно расширившаяся хозяйственная деятельность человека. Они столь велики и порой настолько внезапны, что, в случае их реализации невозможно придумать компенсационные механизмы. Глобальные катастрофы, также как и слишком отдаленные некатастрофические потери, не умещаются в логику увеличения суммированной выгоды. На них невозможно реагировать в рамках нормативной модели, заданной анализом выгод и затрат. Как заметил У. Бек, «хотя мечта о безопасности, характерная для первого модерна, не исключает возникновение ущерба (и даже чрезвычайно значительного ущерба), этот ущерб рассматривается как компенсируемый: его разрушительный эффект может быть возмещен деньгами или как-то еще. Но если изменение климата бесповоротно, если человеческая генетика допускает необратимые вмешательства в основы человеческого существования, если террористические группы уже обладают оружием массового уничтожения, то уже поздно. Принимая во внимание новое качество угроз человечеству... [следует сделать вывод], что логика компенсации уже рухнула и сменяется логикой предосторожности, осуществляемой через предупреждение негативных последствий» [7, р. 52].

Порожденный этими тремя факторами принцип предосторожности гласит: если деятельность человека может нанести морально неприемлемый ущерб, возможность которого неопределенна (т.е. нет достоверных научных доказательств на этот счет), но при этом вполне реальна, следует предпринять действия, позволяющие избежать или уменьшить такой ущерб. Это отношение к возможному ущербу налагает особые обязанности как на полномочную инстанцию, от которой зависит принятие решений о внедрении или сохранении способной породить ущерб практики, так и на тех социальных агентов, которые пытаются повлиять на эту инстанцию с целью внедрить или сохранить такую практику (в некоторых случаях эти две роли совпадают). Регулирующая инстанция при появлении информации о научно недоказанной, но возможной угрозе должна принять меры, предупреждающие неблагоприятные последствия. Сторонник создания или сохранения источников такой угрозы должен продемонстрировать, что эта угроза отсутствует или является сильно переоцененной. Именно он обеспечивает переход от неопределенности к достоверному знанию. На нем лежит бремя доказывания как в отношении проведения ответствующих исследований, так и в отношении доведения их результатов до сведения регулирующей инстанции и широкой общественности. Парадигмальными формулировками двух версий принципа предосторожности - «сильной» и «слабой» - считаются Рио-де-Жанейрская декларация по окружающей среде и развитию (1992) [4] и заявление ученых и экологических активистов, участвовавших в Уингспредской конференции (1998) [15]. Приведенная выше его характеристика в большей мере соответствует второй версии.

Ключевая проблема, связанная с применением принципа предосторожности на практике, состоит в том, чтобы определить то более или менее строго ограниченное пространство, в котором он заменяет анализ выгод и затрат. Ведь этот принцип не может быть всеобщим правилом: попытка реагировать на огромное количество разнонаправленных угроз, вероятность которых плохо поддается определенному количественному выражению, привела бы к полному параличу ориентированных на такое правило центров принятия решений [12]. Дискуссия о разграничении функций между двумя подходами к устранению вероятностных угроз влияет на параметры морально оправданной экологической политики также глубоко, как и дискуссия о разграничении функций между анализом экологических проблем в перспективе увеличения суммированной выгоды и улучшения качества жизни.

Литература

1. Апресян Р. Г. Этика: учебник. М.: КНОРУС, 2017. 356 с.

2. Дворкин Р. Либерализм // Современный либерализм: Ролз, Берлин, Дворкин, Кимлика, Сэндел, Тейлор, Уолдрон. М.: Дом интеллектуальной книги: Прогресс-Традиция, 1998. С. 44-75.

3. Прокофьев А. В. Защита интересов будущих поколений: теория и практика // Человек. 2013. № 5. С. 5-20

4. Рио-де-Жанейрская декларация по окружающей среде и развитию. 1992 [Электронный ресурс] // Организация Объединенных Наций: офиц. сайт. URL: http://www.un.org/ru/documents/decl conv/declarations/riodecl (дата обращения: 16.05.2017)

5. Самуэльсон П. Э. Чистая теория общественных расходов // Вехи экономической мысли: хрестоматия. СПб.: Эконом. школа, 2004. Т. 4: Экономика благосостояния и общественный выбор / под ред. А. П. Заостровцева. С. 371-376.

6. Ackerman F., Heinzerling L. Priceless: On Knowing the Price of Everything and the Value of Nothing. N. Y.: The New Press, 2004. 277 p.

7. Beck U. World at Risk. Cambridge: Polity Press, 2009. 269 p.

8. Beiner R. What's the Matter with Liberalism. Berkeley, Los Angeles: University of California Press, 1992. 197 p.

9. Norton B. G. Convergence and Divergence: the Convergence Hypothesis Twenty Years Later // Nature in Common? : Environmental Ethics and the Contested Foundations of Environmental Policy / Ed. by B. A. Minteer. Philadelphia: Temple University Press, 2009. P. 36-48.

10. Nussbaum M. C. Women and Human Development: The Capabilities Approach. Cambridge: Cambridge University Press, 2000. 313 p.

11. Siebert H. Economics of the Environment: Theory and Policy. N.Y.: Springer, 2008. 325 p.

12. Sunstein С. R. Laws of Fear: Beyond the Precautionary Principle. Cambridge: Cambridge University Press, 2005. 234 p.

13. Turner R. K. The Place of Economic Values in Environmental Valuation // Valuing Environmental Preferences: Theory and Practice of the Contingent Valuation Method in the US, EU, and Developing Countries / Ed. I. J. Bateman, K. G. Willis. N.Y.: Oxford University Press, 1999. P. 17-38.

14. Wallach J. R. Contemporary Aristotelianism // Political Theory. 1992. Vol. 20. № 4. P. 613-641.

15. Wingspread Statement on the Precautionary Principle // Protecting Public Health and the Environment: Implementing the Precautionary Principle / Ed. by C. Raffensperger, J. Tickner. Washington: Island Press, 1999. P. 353-355.

16. Woodward R. T., Bishop R. C. How to Decide When Experts Disagree: Uncertainty-Based Choice Rules in Environmental Policy // Land Economics. 1997. Vol. 73. № 4. P. 492-507.

References

1. Apresyan, R. G. Etika: uchebnik [Ethics: textbook. Moscow: KNORUS, 2017. 356 p.

2. Dworkin R. Liberalizm [Liberalism] // Sovremennyy liberalizm [Modern Liberalism]: Rawls, Berlin, Dworkin, Kimlika, Sandel, Taylor, Waldron. Moscow: Dom intellektual'noy knigi: Progress-Traditsiya, 1998. P. 44-75.

3. Prokofyev A. V. Zashchita interesov budushchikh pokoleniy: teoriya i praktika [Protection of the future generations' interests: theory and practice] // Chelovek. 2013. No 5. P. 5-20

4. Rio de Jane Declaration on Environment and Development. 1992 [Electronic resource] // United Nations: official site. URL: http://www.un.org/ru/documents/decl conv/declarations/riodecl (accessed: 16.05.2017)

5. Samuelson P.E. Chistaya teoriya obshchestvennykh raskhodov [The pure theory of public expenditure] // Vekhi ekonomicheskoy mysli [Milestones of economic thought]: reader. Saint-Petersburg: Econom. school, 2004. Vol. 4: Ekonomika blagosostoyaniya i obshchestvennyy vybor [Welfare economics and public choice] /ed. by A. P. Zaostrovtsev. P. 371-376.