Моральная составляющая утилитаристских концепций Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

УДК 17.0

М.В. Заладина МОРАЛЬНАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ УТИЛИТАРИСТСКИХ КОНЦЕПЦИЙ

НИЖЕГОРОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

ИМ. Р.Е. АЛЕКСЕЕВА

Предметом анализа настоящей статьи является утилитаризм как один из основных наиболее реалистичных способов обоснования морали. Проводится сопоставительный анализ моральных установок утилитаризма, с одной стороны, и гедонизма, перфекционизма и альтруизма - с другой. Констатируется, что классическая этическая концепция утилитаризма представляет комбинацию двух принципов: консеквенциалистского, согласно которому нравственно то, что имеет полезные результаты для всех заинтересованных лиц, и гедонистического. Показано, что утилитаризм становится актуальным в исследованиях теоретиков морали в качестве альтернативы этическому априоризму. Автором утверждается, что утилитаризм относится именно к рационально ориентированным разновидностям ценностных типов мировоззрения. Предложено модифицировать классический принцип пользы в направлении гармонизации отношений личности с социумом.

Ключевые слова: утилитаризм, мораль, ценностные ориентиры, этическая система, принцип пользы, рационализм, гедонизм, нормативная этика.

Кризисное состояние современной нравственности делает особенно актуальной проблему обоснования морали, относящуюся к разряду «вечных» философских проблем. Обосновать в данном случае - означает подкрепить необходимость следования её принципам ссылкой на внеморальные источники: либо когнитивные, либо утилитарные. Проблема обоснования морали во всех этических системах решается по-разному. «Из всех теорий морали, пожалуй, только утилитаризм охватывает весь широчайший диапазон человеческих взаимоотношений. Эта теория судит о правильности или неправильности любых поступков по их предполагаемому воздействию на благополучие людей» [1]. Преобладание в комплексе ценностных ориентиров индивида партикулярного интереса в комбинации с предрасположенностью преимущественно к собственной личности является отличительным признаком гедонизма; а в комбинации с приоритетным отношением к остальным людям - отличительным признаком утилитаризма. В то время как преобладание общего интереса в комплексе с преимущественной предрасположенностью к себе определяет перфекционизм, а в комплексе с приоритетной предрасположенностью к остальным - альтруизм. Характерной особенностью утилитаризма является то, что он относится к рационально ориентированным разновидностям ценностных типов мировоззрения. Оживление интереса к утилитаризму является показателем реабилитации нормативной этики, восстановлением определённого доверия к натуралистическим элементам в моральной философии. «Нормативная этика, со своей стороны, представляет собой систематическое компаративистское исследование различных конкурирующих между собой теорий морали (утилитаризм, деонтология, этика добродетелей и т.д.). Философы, настаивающие на проведении демаркационной линии между этими двумя противоположными способами мыслить этическое, в целом, могут быть объединены на основании всем им свойственного скептицизма, направленного против этического субстанциализма» [2]. Утилитаризм привлекает внимание теоретиков морали как антитеза этическому априоризму. Этика «чистого морального мотива» и «чистого выбора», противопоставленная всякому практическому интересу чревата формализмом и аскетизмом. Она в некотором смысле воспринимается как вызов человеческому стремлению к счастью и как недоверие к потенциально добрым склонностям человека.

Этический априоризм так и не смог убедительно показать отличие моральной интуиции от воображения, самозаконодательства от самоотчуждения, свободы от скрытого внушения. Отказ от интуитивистского тезиса в этике создал предпосылки, с одной стороны, для

Вестник НГТУ им. Р.Е. Алексеева. «Управление в социальных системах. Коммуникативные технологии».

ревизии основных этических понятий свободы и нравственной автономии субъекта с позиций бихевиоризма, с другой - для утилитарно-ситуативной теории морали. Бихевиоризм выступил с призывом отказаться от автономии субъекта и способа объяснения индивидуального нравственного поведения через субъективные склонности, мотивы и установки сознания, и переориентации на объективно верифицируемые формы детерминации: подкрепление и контроль. Представитель этого направления в этике американский философ и психолог Б. Скиннер считает, что технология поведения сводится в своём функционировании к поддержанию баланса между двумя тенденциями: поведением на благо других и поведением ради собственного блага [3].

В атмосфере некоторого третирования человеческого фактора утилитаризм выглядит реалистической, честной и гуманной позицией, которая способна обеспечить деятельные устремления человека хотя бы в заранее определённых границах. Кроме того, он предлагает программу воспитательного воздействия, проявив намерение участвовать в формировании личности, которая, действуя, проверяет свои возможности и убеждается в правильности каких-то установок и стиля поведения. Сугубо академические доктрины эту сторону вопроса не предусматривают и в демократическом ключе не решают, а бихевиоризм демонстративно игнорирует самодеятельность субъекта. Этическая концепция И. Бентама, считающегося классиком утилитаризма, представляет комбинацию двух принципов: консеквенциалистско-го, согласно которому нравственно то, что имеет полезные результаты для всех заинтересованных лиц, и гедонистического, допускающего анализ счастья в терминах удовольствия и страдания, действительно испытываемых индивидами. Бентамизм в этике развивает традицию европейского Просвещения, органично включая морализацию в универсалистско-теоретичные схемы. Начиная с XVIII века, эта теория оказывает значительное влияние на английскую философию морали. В утилитаризме Бентама существует внутреннее противоречие между натуралистическим осмыслением конкретно-исторического содержания человеческих устремлений и сущностью моральной регуляции поведения. Утверждение не связанного с личностью единства мира посредством принципа полезности вело бы к телеологическому и фаталистическому завершению концепции, если бы этому не воспрепятствовало наметившееся расхождение между декартовско-спинозистским пониманием разума, с одной стороны, и изменённым бентамовским вариантом, с другой. У Бентама понятие разума, которое мы встречаем у Декарта и Спинозы, превращается в «калькулирующий разум» или рассудок. Правда, он также нацелен против авторитетов, предрассудков и традиционности, но уже не способен к «внутреннему созерцанию» моральных истин. Другими словами, он не способен почувствовать целостность мира как внутреннюю реальность, объективную необходимость - как свой собственный закон. Фантастическая идея Бентама создать моральную и политическую арифметику появилась именно тогда, когда критерий иллюзорности с позиций разума был заменён критерием иллюзорности с позиций рассудка. Представления обыденного сознания со своими критериями иллюзорного и достоверного, на которые во многом опирался Бентам, ещё более отдалили его от рассмотрения закона нравственности как аспекта объективной целостности мира, как, допустим, у Спинозы. В природе индивида, его сознании и мышлении, по Бентаму, заключён источник и образ нравственности, который изменяется всякий раз, как только изменяются эти индивидуальные черты.

Одно из главных теоретических заблуждений Бентама - то, что эгоизм может быть основой любви к миру, что эгоизм и альтруизм различны только как поведенческие установки, но одинаково мотивированы желанием собственного блага. Мысль о том, что эгоистический интерес выражает сущность собственной воли, нельзя положить в основу дифференцированного подхода к ценностям и вообще в основу учения о морали. Установка на извлечение пользы, будучи отправной для утилитаризма, - не тождественна гедонистической установке на поиск наслаждения. Последнее самоценно, в то время как полезность является условной, корреспондирующей как с целями действующего субъекта, так и со средствами их достижения. Можно сказать, что взаимодействие с универсумом у утилитариста глубже, чем

у гедониста. По утверждению Р.Г. Апресяна, утилитарист - это пользователь, а гедонист -потребитель. «Если говорить об узнаваемых образах, то прагматизм представляет собой тот тип сознания, который вырабатывается благодаря развитию рыночного хозяйства и предпринимательства в широком смысле этого слова. Указывая на предпринимателя, я хочу показать архетип той разновидности нравственности, которая получила название утилитаризма, или прагматизма, хотя далеко не всякий моральный утилитарист может быть предпринимателем и, наоборот, случаются предприниматели, придерживающиеся иной, нежели прагматизм, нравственной ориентации» [4].

Фрагментарное использование идей этического универсализма позволяет утилитаризму сочетать такие характеристики, как консеквенциализм, рационализм, субъективизм и легализм, авторитаризм и отказ от моральной автономии субъекта. Бентамизм причудливо исказил этическую мысль, сведя моральную мотивацию к себялюбию и филантропической симпатии, мораль - к законодательству, отождествив добро с правильным, одобряемым, приятным, придав удовольствию характер морального чувства. Но он оказал большое влияние на современную ему философию, в особенности на своего последователя - Джона Стюарта Милля. Природа долженствования, по Миллю, целиком субъективна или «натуралистична» в том смысле, что источник и критерий долженствования относится к субъекту. Общность интересов достигается «взаимным признанием интересов». Распознание хорошего и плохого, построенное на субъективном чувстве удовольствия и неудовольствия, невозможно универсализировать в понятиях добра и зла. Можно сделать универсальной цель действий - полезность, а добро и зло служат, согласно Миллю, лишь средствами продвижения к этой цели. Мораль предоставляет возможность человеку выйти за пределы субъективности желаний для того только, чтобы убедиться, что польза достижима и не нарушает ничьих прав. «Если вы стремитесь уважать личность определенного человека, вы не будете использовать его как средство для удовлетворения интересов других лиц. Значит, причинять вред одному человеку ради облегчения участи другого нельзя, даже если других много, а он один. Классические примеры, приводимые для иллюстрации оправданности этого утверждения, таковы: принудительный труд (если его масштабы невелики, а результаты крайне благотворны); публичное причинение смерти и страданий (если оно выступает как источник удовольствия огромного количества людей, как в случае кровавых представлений в римских цирках); применение пыток (если следствием будет спасение множества жизней) и т. д.» [5].

Этические выводы Милля в целом сводятся к следующему. Удовольствие - это единственное, чего желают люди. Единственным доказательством того, что нечто и в самом деле желательно, является актуальное хотение. Индивидуальное счастье хорошо для отдельного человека, следовательно, общее счастье хорошо для каждого. Люди могут желать и других вещей, кроме удовольствия, но только как средства для его достижения. Вещь, отмеченная нашим особым расположением, и по качеству выше, нежели какая-то другая. В отличие от Бентама, Дж.С. Милль почувствовал актуальность защиты индивидуальной свободы от «тирании большинства», от «деспотизма общества над индивидуумом». Но индивидуализм декларируется им в виде некоего социального атомизма. То есть он ещё не противопоставляет личность с её собственными нравственными убеждениями обществу с его моральными стандартами. Натурализация индивидуальной и общественной нравственности ещё не означали у Милля субъективизма. Отвергая в принципе всякое интуицирование, он, создавая культ самоочевидности, в то же время пытается дифференцировать субъективный ряд ощущений. Под видом анализа его качественной неоднородности он использует сложившуюся систему социального оценивания побуждений. Не порывая с натуралистически-атомарными установками теории, Милль смог лишь показать, что свобода сводится к усложнению причинност-ных связей, в которых определенная роль принадлежит субъекту, который может принять либо отвергнуть нечто, не прибегая к доказательству. Утилитаризм Милля отрывает субъективные основания действий от самих поступков и пытается рассмотреть их в отрыве друг от друга. Так, Милль утверждает: «Мотивы действия имеют значение для оценки нравственного достоинства действующего лица, но не имеют значения для оценки самого действия» [6]. Но

Вестник НГТУ им. Р.Е. Алексеева. «Управление в социальных системах. Коммуникативные технологии».

как мы в действительности можем что-либо знать об индивидуальных предпочтениях независимо от действия, которое мы хотим объяснить? На примере философии Милля можно убедиться, что идея полезности обнаруживает полную свою абстрактность. В самом общем виде она замещает, обозначает всё, что люди в действительности хотят, и в самом общем виде указывает на то, что нечто всё же существует либо может быть. Именно поэтому утилитаризм не встречает препятствий в отождествлении полезности с чем угодно, но всякий раз оказывается обманутым, когда пытается отождествить полезность с какой-либо конкретностью, практикуя избирательный подход.

Бентам и Милль считали человека по природе несвободным от поисков удовольствия. Однако, гедонистический принцип оценки явлений не содержит перехода от количественного метода сравнения видов удовольствия к установлению их качественной иерархии. Это дезориентирует личность в выборе морально целостного стиля жизни и в выборе среди высших и низших ценностей. Стремление к счастью содержит деонтический момент, поскольку мы подчёркиваем социальную ценность счастливой, разносторонней жизни и право человека смотреть на жизнь не как на темницу духа, а как на источник радостей и величайшее благо. Однако простое указание на то, что некоторая перспектива (счастье) лучше другой (страдание), нельзя интерпретировать, как моральный долг, добиваться актуализации целей, соответствующих этой перспективе. Мораль строится как раз на том, что не всякий волевой акт и импульс выражает на практике морально должное. Чтобы понять специфику моральной мотивации и регуляции в форме долженствования, следует долг противопоставить интересу, а внутренние санкции - внешним. И в том, и в другом случае гедонистическая позиция принимает вид противоположности долженствованию.

Единственный способ включить счастье в нравственную программу -представить его в виде удовлетворения от выполненного морального долга. Последовательно же проведённая гедонистическая линия разрушает долженствование, ставит его в зависимость от внешнего подкрепления - объективных возможностей удачи, общественного наказания и т.п. Закономерно, что развитие личности по утилитарному образцу не имеет высоконравственных перспектив. Прогрессировать в умении избирать лучшее, опираясь на принципы нормативного индивидуализма, отнюдь не то же самое, что следовать моральной необходимости. Нормативный индивидуализм базируется на исторически развитой высокоорганизованной и индивидуализированной способности мышления. Но для того, чтобы перейти от личного интереса к общественным формам его признания, утилитаризм вынужден обратиться к различным авторитетам: правовой практике, филантропическим институтам, церкви, идеологии. Такое важнейшее моральное чувство, как совесть, остается элементом культурной традиции и не отличается от филантропии, любви к богу и самолюбия.

Мораль здравого смысла, с одной стороны, и авторитарные высказывания об общественном благе, с другой, совмещены утилитаризмом так, что освещают практику индивидуалистического поведения альтруистическими жестами. «Лишённый предрассудков человек увидит, что всё, что восхваляют в качестве бескорыстия, великодушия и самопожертвования, только называется разными именами, но по сути дела не отличается от совершенно элементарных основных инстинктов человеческой природы, от «низких» вожделений и страстей. Не существует никакой нравственной величины, которая поднималась бы над этим уровнем; ибо какими бы высокими ни были стремления воли, какие бы сверхземные блага и сверхчувственные цели она себе ни воображала, - она всё равно остается в плену эгоизма, честолюбия и тщеславия. Общество не в состоянии подавить эти элементарные инстинкты, оно может только сублимировать и прикрывать их» [7]. Согласно В.К. Кантору, «идея разумного эгоизма и есть сублимация природных инстинктов» [8].

Происходит сведение морально должного к морально допустимому и возможному. То, что правильно с точки зрения существующих социальных нормативов, диктует такая логика, то и является морально должным. Смысл морального поведения заключается тогда в соблюдении или практиковании определенных правил, фиксирующих «идеальное» общест-

венное состояние. Человек «имеет своё представление о самых заметных и трудноустранимых пороках общества и об альтернативных им идеальных качествах и состояниях» [9]. Выбрать лучшее из возможного, то есть допускаемого нормой, является вопросом наиболее эффективного использования правила. Само понятие эффективности, по сути, стирает различие между истинными и неистинными нормами, а моральный идеал делается вообще излишним, так как установить эффективность или эмпирически верифицировать значимость этой формы не представляется возможным в рамках какой-то специальной научной или логической процедуры. Утилитаризм тем самым обедняет сферу моральных регуляторов, не включая туда всего, что пока не нашло широкого отражения в социальной практике.

Как считает Р.Г.Апресян, максимы миропонимания, нацеленные на получение пользы, сами по себе нейтральны в моральном отношении. Но с точки зрения нравственной теории неизменно сохраняется кардинальное различие между собственно моралью и отношениями полезности. Утилитаризм эксклюзивно принадлежит области сущего, причём в качестве системы «ценностей, адекватных именно отношениям обособленных, отчужденных индивидов. Это чревато игнорированием высших ценностей - идеала, должного. Какими бы ни были результаты усилий прагматика, их моральные основания, с этической точки зрения, никогда не достоверны: в той мере, в какой польза становится приоритетным ценностным представлением, добро трактуется как польза, а добродетель в собственном (этическом) смысле этого слова - как средство реализации частного интереса» [10, с. 173]. Существующая возможность приоритета принципа полезности в сознании личности несёт угрозу исчезновения всех других регуляторов. В таком сознании иные ценности будут считаться второстепенными. Поэтому с точки зрения этики перфекционизма, утилитаризм в своих крайних проявлениях является моментом дегуманизации и корыстолюбия в отношениях между людьми. Исходя их этого, принцип пользы следовало бы переформулировать следующим образом: «Успешно осуществляя свой интерес, стремись к гармонизации человеческих и общественных отношений и не относись к другим людям только как к средству» [10, с. 175]. А с точки зрения этики любви, приоритет пользы в качестве нравственного принципа необходимо модифицировать в принцип солидарности и взаимовыручки, который требует при успешной реализации личного интереса способствовать благу других.

Библиографический список

1. Хардин, Р. Пределы разума в моральной теории [Текст] / Мораль и рациональность. - М.: Институт философии, 1995. - 197 с.

2. Ястребцева, А.В. Метаэтика: реализм и антиреализм в современных дискуссиях об основаниях нормативности [Текст] // Вопросы философии. 2016. № 10.

3. Skinner B. F. Recent issues in the analysis of behavior. Columbus, OH: Merrill. 1989.

4. Апресян, Р.Г. Нормативные модели моральной рациональности [Текст] / Мораль и рациональность. - М.: Институт философии, 1995. С. 170. - 197 с.

5. Прокофьев, А.В. Проблема применения силы в утилитаристской этике [Текст] // Этическая мысль. 2015. Т. 15. № 2. С. 88-107.

6. Милль, Дж.С. Утилитаризм. О свободе [Текст] / Дж. Ст. Милль. - СПб., 1900. - 116 с.

7. Кассирер, Э. Философия Просвещения [Текст] / Э. Кассирер. - М.: РОССПЭН, 2004. С. 41-42.

8. Кантор, В.К. Что значил разумный эгоизм Чернышевского в общинной стране? [Текст] // Вопросы философии. 2014. № 3.

9. Заладина, М.В. Критерии и границы утопии как методологическая проблема [Текст] / М.В. Заладина, Е.Д. Шетулова // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. 2016. №8. С. 3-8.

10. Апресян, Р.Г. Нормативные модели моральной рациональности. Мораль и рациональность. - М.: Институт философии, 1995. - 197 с.