CC BY
18УДК 314.742 (=512.31) (520) © О.А. Шагланова
Монгольские иммигранты в современной Японии: мотивация и адаптация
В статье анализируются социальные и культурные практики адаптации монгольских иммигрантов, имеющих различное гражданство в японском обществе, воспроизводятся представления о принимающем сообществе и стране исхода, что оказывает большое влияние на их практики адаптации к социокультурной жизни Японии.
Ключевые слова: иммиграция, монголы, Монголия, Внутренняя Азия, Япония, Китай, Россия.
© O.A. Shaglanova
Mongolian immigrants in modern Japan: motivation and adaptation
This paper considers some social and cultural practices of adaptation of Mongolian immigrants with different citizenships in Japanese society. Among these immigrants, there are different perceptions about both receiving and sending societies, which affect their adaptation practices in social and cultural life in Japan. Keywords - immigration, Mongolian peoples, Mongolia, Inner Mongolia, Japan, Russia, China.
Монгольская иммиграционная среда является сравнительно немногочисленным и молодым социальным организмом в японском обществе. Однако она содержит разнообразные качественные характеристики и богатый исторический опыт, которые делят представителей этой среды на монголов Китая, монголов и бурят, выходцев, граждан трех стран - Китая, Монголии и России. В данной статье рассматриваются особенности их адаптации в японской среде и характер восприятия элементов чужой культуры и понимание своей национальной идентичности.
Монголы Китая и японская среда
Мотивацией для иммиграции у современных внутренних монголов выступают два основных взаимосвязанных фактора - представление о Японии как благополучной, экономически развитой стране и личный идеологический настрой иммигранта против современной политики Китая, все больше растворяющей национальные черты монгольской культуры в АРВМ.
Монголы Китая воспринимают Японию как страну, где им предоставляется возможность свободно выражать монгольскую идентичность, поддерживать через символические ритуалы национальную культуру и помнить без цензуры об историческом прошлом. В их настроениях присутствует стремление противопоставить свою монгольскую культуру полити-
ческой культуре Китая через адаптацию самих себя в японском обществе. И именно поэтому монголы Китая чаще всего настроены на постоянное проживание в Японии и пытаются найти способы для успешной адаптации в новом обществе. Кроме того, идеологические мотивы подталкивают иммигрантов к принятию радикальных решений - отказ от китайского гражданства и получение японского паспорта, смена китайского имени на японское. Такой тип иммиграции определяется западными социологами как конфлитная (conflict migration) и предполагает, что политический иммигрант (political refugee) не может легко и свободно вернуться в страну исхода [Brerrell, 2000: 99].
В свою очередь в принимающем обществе подобные примеры смены гражданства воспринимаются с пониманием и поддержкой. Японцы полагаются на конституционные права своей страны и считают, что они также должны защищать своих новых граждан:
«Теперь этот человек гражданин Японии. Его имя и паспорт японские. Если китайские власти будут его преследовать за его взгляды, японское правительство обязано будет вмешаться и защитить своего гражданина. Я считаю, что это очень важно поддержать своего гражданина за его идеи и взгляды « (японка, 32 года, Осака).
Один из известных японских монголоведов профессор К. Танака высказался следующим образом: «Внутренние монголы чувствуют себя ближе к японцам, чем к китайцам. Они считают, что японская традиция и язык, которые в свое время привнесли японцы во время оккупации Внутренней Монголии и существования государства Манчжоу -Гоу служат основой для того, чтобы противостоять китайской националистической политике. Японцы построили школы и учили японскому языку внутренних монголов до окончания японско-китайской войны в 1945 г. Поэтому внутренние монголы сохранили память о японском вторжении в Китай и культурном влиянии японцев на внутренних монголов, и этот факт рассматривается как положительный момент в их истории» [ПМА, 2011].
Собственная точка зрения внутренних монголов на актуализацию своей национальной идентичности в японской среде отражает стремление самоидентифицировать себя в чужом окружении:
«У нас осознание себя как монгола происходит тогда, когда мы выезжаем из Китая. В Японии внутренние монголы начинают познавать свою культуру и обычаи, объединяются для проведения национальных мероприятий (внутренний монгол, 37 лет, Сендай). <Наши монголы - уже не монголы, потому что все они китаизированы сильно, а в Японии они пытаются быть монголами или делают вид, что они монголы» (внутренний монгол, 43 года, Осака).
Из контекста социальной поведенческой практики очевидно, что подобная саморефлексия монголов Китая является отражением внутригосударственной политики, развивающейся вокруг решения национального вопроса в Китае. Методы этой политики не позволяют выражать национальные чувства и поддерживать культурные ценности, в частности, внутренним монголам. Поэтому успешная адаптация в китайской культуре позволяет монголам Китая приобрести важные ресурсы для социально-экономического благополучия в существующей политической реальности. И, напротив, смена политической реальности и культурной среды позволяет монголам Китая восстановить свою национальную идентичность хотя бы для того, чтобы самоидентифицировать себя в чужом, сильно структурируемом и контролируемом поле японского социума. Теоретическое осмысление данной социальной практики усиления и уменьшения интенсивности этнического самосознания может рассматриваться как фактор включения и исключения в конкретное общество. Менее интенсивное выражение своей этнической идентичности в китайском окружении внутренними монголами служит базой для конструирования социального сцепления и верности данному обществу. В японском социальном окружении, напротив, необходимость выражать этническую идентичность может быть продиктована желанием самоопределиться в новом окружении через дихотомию мы-они. О подобной практической функции этничности писал Р. Коэн, рассматривая этничность как комплекс включенных противопоставлений исключения и включения. ... Этничность - место и причина для поддержания дихотомии мы/они [Cohen, 1978:385].
В процессе социальной адаптации в Японии монголы Китая, численность которых составляет примерно 10 тысяч человек1, оказываются в более благоприятном положении. Они приезжают в страну с определенным опытом изучения японского языка, с представлениями об историческом прошлом Японии и Внутренней Монголии, что позволяет им сформировать более реалистичный образ о стране и японцах. Более того, большую роль в жизни новоиспеченного иммигранта играют социальные сети, выстроенные предыдушими иммигрантами в принимаемом обществе. Хотя нельзя однозначно сказать, что социальный капитал у монголов Китая является мощной и влиятельной силой, как, например, сети китайцев и корейцев, проживающих в Японии. Однако, как справедливо заметил А. Портес, «социальный капитал в широком смысле подразумевает способность индивидуума распоряжаться скудными ресурсами на основании их членства в социальных сетях» [Portes, 1995:44]. Поэтому социальный капитал внутренних монголов позволяет им решить важные моменты при адаптации, включая и саму возможность приезда в Японию.
1 Точное число внутренних монголов, проживающих в Японии, можно определить лишь по примерным подсчетам, поскольку в общей статистике они отражены как граждане Китая.
Так, например, для въезда в страну наиболее вероятным и относительно легким способом получения японской визы на длительный срок является прикрепление к учебному заведению. Как правило, монголы Китая устанавливают связи с преподавателями и профессорами японских учебных заведений через своих близких друзей, ближайших родствеников и знакомых, которые уже проживают в Японии. Довольно часто встречаются воспоминания, характеризующие функциональность социальных сетей в решении этой проблемы: «Мой брат помог мне найти руководителя в университете, и я смог приехать в Японию и поступить на курсы магистров» (внутренний монгол, 26 лет, Сендай). «Я помог моему земляку найти преподавателя и устроиться в первое время в Японии. Помог деньгами, которые он так до сих пор мне не вернул» (внутренний монгол, 45 лет, Осака).
В повседневной жизни для монголов Китая характерно поддерживание тесных контактов между собой: семейно-родственных, земляческих и дружеских. Именно эти тесные социальные связи, на наш взгляд, позволяют пережить социально-психологическую адаптацию в японском обществе. Халха-монголы высоко оценивают адаптационные способности внутренних монголов, подчеркивая не только их языковую подготовку, но и крепкие социальные сети, которые позволяют последним существовать в Японии без помощи государственных институтов и финансовой помощи из Китая и своей семьи.
Важным моментом является организация мероприятий, позволяющих самоидентифицироваться монголам Китая в японской социальной среде. Так, например, в Осаке монголы ежегодно проводят весенний праздник поклонения культу Чингис-хана, также в Сендае ежегодно проходит весенний национальный праздник. На этих мероприятиях демонстрируются основные атрибуты монгольской культуры: юрта, национальная борьба и танец орла, монгольская национальная одежда в модернизированных стилях, блюда монгольской кухни, игра на морин-хуре и исполнение песен.
Социокультурные сложности, переживаемые монголами Китая в период их жизни в Японии, воспринимаются в сравнительном аспекте с теми сложностями, которые они испытывали, находясь в Китае. Поэтому часто высказывания типа «у нас нет выбора», «мы вынуждены здесь жить» или «у нас нет родины, мы ее отдали китайцам» становятся определяющими и мотивирующими жизнь в Японии.
Из опыта адаптации монголов в японской среде
Монголы представляют Японию прежде всего как высокоразвитую экономическую страну и их иммиграция в большинстве случаев определяется экономическими мотивами и рассчитана на приобретение определенного человеческого капитала.
По официальным данным Японской иммиграционной ассоциации, численность монголов, проживающих на территории Японии, существенно снизилась по сравнению с предыдущим годом (табл. 1).
Таблица 1
Численность монголов, проживающих на территории Японии
Год Общая численность Мужчины Женщины
2010 4 949 2 122 2 827
2011 4 774 1 976 2 798
По половозрастным категориям по-прежнему преобладают иммигранты мужского пола в возрасте 20-24 лет, а женского в возрасте 25-29 лет. Если за период с 2008 по 2010 г. общая численность монголов постепенно увеличилась всего на 196, то после катастрофы 11 марта 2011 г. наблюдается резкое снижение иммигрантов, которое составило 175 человек (табл. 1). Основной отток приходится на студентов, о чем свидетельствуют данные официальной статистики. Так, в 2011 г. (1 511 человек) число студентов сократилось на 167 по сравнению с данными 2010 г. (1 678 человек). Во все предыдущие годы отток и приток в этой категории мигрантов находились в плавном увеличении без резких скачков. Например, за три года (2008-2010 гг.) численность монголов со статусом «иностранный студент» увеличилась на 416. Прирост численности именно в этой
группе монголов оказывал существенное влияние на монгольскую иммигрантскую среду в Японии.
Адаптация в японской среде не является важным аспектом жизни монголов, хотя основные культурные модели и язык также осваиваются активно. Социальные сети монголов развиты слабее и менее функциональны, нежели у внутренних монголов. Приезд в Японию может быть организован как через неформальные социальные сети, так и через официальные институты1, которые финансируются японским правительством по линии программ поддержки развивающихся стран, где Монголия занимает одно из особых мест2.
1 Одной из главных правительственных организаций, обеспечивающих общественно-культурные связи Японии с Монголией, является Японское агентство по международному сотрудничеству (Japan International cooperation agency - JICA), офис которого появился в Улаанбаатаре в 1990 г. URL: http ://www.j ica.go .jp/mongolia/english/activities/index. html
2 До установления в 1972 г. дипломатических отношений между Японией и Монголией первые межгосударствнные контакты между двумя странами начали развиваться с 1957 г., когда были достигнуты соглашения о взаимной дружбе и сотрудничестве, в рамках которых активно развивались торгово-экономические взаимоотношения. Эти контакты двух восточноазиатских стран имели определенный успех и развитие, несмотря на то, что два государства принадлежали к разным политическим идеологиям, господствовавшим в то время в мире и экономика их базировалась на разных принципах. Япония всегда была заинтересована в развитии экономических отношений с Монголией и оказывала большую финансовую и техническую помощь, рассчитывая получить доступ к ее богатым природным ресурсам.
Официально история взаимоотношений между Японией и Монголией берет
80
Несмотря на вполне благоприятные внешние условия, которые мотивируют приезд в Японию через правительственные организации граждан Монголии, их адаптация сопровождается глубокими эмоциональными переживаниями. Вне зависимости от сроков пребывания в японском обществе монголы успевают испытать болезненные ограничения своей свободы, что выражается в осознании того, что физическое и социальное пространство вокруг них жестко контролируется хозяевами. Так, например, монголка, приглашенная по программе ЛСЛ, высказалась о своем ограничении свободы в Японии в следующих тонах:
«Наши условия вроде бы с одной стороны прекрасные - привезли за свой счет и поселили в общежитии и дали стипендию. Мы посещаем занятия и учимся у японцев передовым знаниям. Но все это подается нам так, что мы не чувствуем свободы, нам строго запрещено приглашать друзей в гости или ходить друг к другу в общежитии. Все наши действия контролируются и мы себя чувствуем изолированными от жизни. Я испытала стресс от отсутствия общения и культурный шок от японцев. Я приехала на два месяца и не могу дождаться, когда уезду домой, кажется, что я здесь нахожусь очень долго, и это место мне напоминает тюрьму, где трудно дышать» (халх-монголка, 28 лет, Осака).
Подобные переживания сохраняются и у тех, кто прожил длительное время в стране. Монгол, получивший докторскую степень по программе Джайка, описал собственные ощущения от проживания в условиях, предоставленных японцами:
«Я прожил здесь три года и очень устал от тотального контроля и давления со стороны японцев во время обучения в Джайке. Я не имею возможности сам что-либо делать по своему выбору, все решается японцами. Поэтому хочу быстрее вернуться домой и вздохнуть свободно. Я не чувствую себя свободным человеком здесь, жду-не дождусь, когда я уеду домой» (халх-монгол, 28 лет).
Существующая хронология официальных отношений между Монголией и Японией может лишь свидетельствовать о взаимоотношениях, основанных на экономических интересах двух стран. Восприятие монголами Японии строится на основе современных партнерских или экономиче-
начало с установления японско-монгольских двусторонних дипломатических отношений в феврале 1972 г. В рамках этого межгосударственного соглашения торгово-экономические интересы двух стран продолжают определять общую направленность международных взаимоотношений. (См.: Буянтогс. Монгол япо-ны эдийн засгийн харилцаа, онгорсон ба одоо // Монгол-японы харилцаа: онгор-сон ба эдугээ (ХХ зуун). Улаанбаатар, 2011. 123-133 н.).
ских взглядов и в этой иммиграционной стратегии Япония не рассматривается как место для постоянного проживания и реализации жизненных планов. Как правило, после определенного этапа накопления человеческого капитала монголы стремятся вернуться на родину и реализоваться в своей стране. Один из наших респондентов сообщил нам о своих планах:
«Я приехал сюда на деньги, которые дала мне моя семья. Сейчас я учу японский язык и еще изучаю экономику Японии. После завершения курса обучения я обязательно вернусь в Монголию и буду там применять все, чему меня научили здесь. Монголия сейчас развивается очень быстро и там есть большой потенциал для нас, чем жить в чужой стране с чужими традициями. Я очень уважаю японцев, но жить в их стране я не собираюсь» (монгол, 24 года, Осака).
Для халх-монголов характерно стремление подчеркивать закрытость японского общества и сложность взаимоотношений между его членами. Поэтому весьма важным фактором, исключающим возможность адаптироваться в Японии, они считают традиционные модели поведения японцев, характеризующиеся эмоциональной сдержанностью и закрытостью, что не совпадает с собственными представлениями о коммуникативной культуре.
«Если ты идешь по улице, то не увидишь японцев, свободно и открыто выражающих свои эмоции. Они идут, как роботы, без эмоций, задавленные своими правилами и этикетом. Здесь долго жить невозможно, потому что у тебя начинается депрессия, многие покидают эту страну» (монголка, 45 лет, Осака).
Сложность социального пространства японцев и его физическая при-своенность и управляемость осознаются халх-монголами на разных уровнях социального поля. Так, столкнувшись с профессиональным сообществом японцев, монгол передал ощущение ограничения своей социальной свободы в японском обществе следующим образом: <Как только ты приезжаешь в Японию, тебя забрасывают бумагами и подписями, правилами и ограничениями» (монгол, 35 лет, Осака).
По сравнению с внутренними монголами халх-монголы определяют для себя более важным национальный праздник Наадам. Во время его празднования в Монголии в середине июля халх-монголы, проживающие в Японии, собираются за праздничным столом с семьей, друзьями и земляками. Кроме того, монголы активно участвуют в ежегодном монгольском весеннем национальном празднике в Токио.
Как мы уже говорили, основная часть монголов не рассматривает Японию как постоянное место проживания. По концепции временного пребывания (concept of sojourner) возвращение на родину является изначальной стратегией иммигранта, даже если возвращение часто отклады-
вается. Иммигранты приезжают с определенной целью - заработать денег, приобрести человеческий капитал, после достижения своих конкретных задач они возвращаются на родину для внедрения полученных денег и знаний в своей стране [ВгейеП, 2000: 100]. Вероятно, именно поэтому в среде иммигрантов из Монголии вопрос самоидентификации в японском обществе не переживается так остро, как в случае с внутренними монголами.
Буряты в японской среде
Буряты из России, Китая и Монголии заполняют по своей численности1 небольшую часть иммиграционной среды монголов в Японии и вследствие разнообразия исторических судеб они демонстрируют разные адаптационные практики и взаимоотношения с принимаемой средой.
Существуют едва заметные устремления бурят, оказавшихся в Японии, объединиться в некое сообщество внутри монгольской иммиграционной среды. Для этой цели активно используются интернет-пространство и национальный новогодний праздник Сагаалган. Однако социальные сети между бурятами этих трех стран развиты слабее и менее функциональны в силу культурно-языкового барьера. Особенно отдалены от монгольской среды буряты из России, которые с момента адаптации в японской среде поддерживают контакты с русскоязычными иммигрантами.
Мне проще найти общий язык и взаимопонимание с русскими в Японии, чем с монголами или другими бурятами» (российская бурятка, 34 года, Токио).
Адаптационные практики в среде бурят России сопровождаются переосмыслением себя с позиции российской истории и далекого монгольского прошлого.
Мы являемся частью российской культуры и образования, нам европейский менталитет намного ближе, чем восточный. В особенности японский менталитет является чрезвычайно специфическим. Да, мы часть монгольского мира, история нас связывает с монголами, но сейчас мы совершенно отличаемся от монголов не только в языковом плане, но и культурой и менталитетом, поэтому я не могу сказать, что они мне ближе, чем россияне (российская бурятка, 36 лет, Токио).
Основной мотивацией для иммиграции российских бурят в Японию можно считать экономическую и культурную привлекательность этой
1 По неофициальным данным, не более чем 100 человек, из них бурят из Монголии и Китая насчитывается не более 10.
83
страны, позволяющую рассматривать ее как благоприятную страну для приобретения человеческого капитала и определенного социального опыта. Как правило, для российской части бурят характерно восприятие японской среды через призму культурных моделей, которые они усвоили еще в России. Однако сложности адаптации в новой среде ведут к определенным разочарованиям и усиленной саморефлексии. Так, например, в среде российских бурят существует мнение о том, что японская культурная традиция напоминает восточнобурятскую культурную традицию.
Японцы очень сдержанны в выражениях эмоций и намерений, поэтому нам сложно понять, что у них на уме и о чем они не говорят в лицо. В большинстве случаев они не говорят конкретно, все оставляют в неясном и недосказанном виде, и это мне напоминает наших восточных бурят, которые редко выражают свои мысли открыто и твердо. В то время как мы, западные буряты или современные буряты, имея на себе влияние русской культуры, привыкли обсуждать проблемы открыто и прямо выражать свои эмоции (российская бурятка, 39 лет, Токио).
Монгольские и шэнэхэнские буряты, которых насчитывается единицы, активно включены в социальные сети монголов, внутренних и внешних, но при этом сохраняют стремление поддерживать связи с российскими бурятами. В среде монголов российские буряты воспринимаются совершенно оторванными от монгольского мира, что выражается порой в самых острых словах:
«Вы не знаете своего языка и забыли свою культуру, вы уже русские, не буряты. Вас нужно называть не буряты, а орос» (монгол, 56 лет, Осака).
По высказыванию профессора К. Танаки, «буряты были закрыты совершенно и потеряли всякую связь с монгольским миром во время советской идеологии. Бурятам нужно вернуть прежнее имя Бурят-Монголия, чтобы символически сохранять связь с остальным монгольским миром. В научном плане буряты были мало изучены монголоведами и ими занимались в основном русисты, сибиреведы. Но как о части монгольского прошлого о них мало кто писал в Японии. Японские ученые узнавали о бурятах через европейских исследователей. В сравнении с внутренними монголами буряты получили сильное влияние русской культуры, почти не знают языка. В Бурятии почти нет радиопередач и газет на бурятском языке, которые слушали и читали бы все буряты. Даже вывески самых обычных социальных учреждений не имеют названий на бурятском языке. Каждый народ должен сохранять свою независимость, чтобы сохранить свою культуру, иначе это будет судьба инородца в чужом политиче-
ском и культурном окружении, кем и являлись буряты в России» [ПМА, 2011].
В большинстве своем российские буряты являются временно пребывающими и не рассматривают Японию как свое постоянное место проживания. Однако среди тех, кто не решил этот вопрос, важными переживаниями становятся тоска по родине и именно эта причина, известная как концепция соудаде (saudade) [BretteU, 2000: 100], зачастую выталкивает их из японской среды. Важным пояснением для этого чувства у бурят, также как у других российских граждан, является разница менталитетов, которую они понимают как европейская - российская и восточная - японская.
Заключение
Сравнение разных групп монгольских иммигрантов, проживающих в Японии, позволяет нам говорить о существующей разнице в иммиграционных мотивациях и адаптации в новой среде. Неодинаково всеми воспринимается японская культура и собственная аутентичность в ней.
Для внутренних монголов социальные сети играют большую роль в приобретении иммигрантом социального капитала в процессе адаптации в принимаемом сообществе. Поэтому их социальное поведение встроено в структуру социальных сетей. Личные взаимоотношения среди акторов и встроенность в структуру (embeddedness) являются основой существования, творчества и усиления социального капитала [Heisler, 2000:83]. В то же время социальные сети других групп иммигрантов не столь развиты и функциональны в силу разных причин - в бурятской среде отсутствует сама структура по причине их малочисленности и разобщенности вследствие разного происхождения.
Важным дифференцирующим моментом является прошлый исторический опыт, который у рассматриваемых групп монгольских иммигрантов существенно отличается и ведет к разному восприятию Японии. Если для внутренних монголов эта страна связана в первую очередь с историей военной оккупации и вследствие этого ее культурным влиянием в прошлом, то для монголов японские связи рассматриваются преимущественно в экономическом ключе, как возможность приобретения определенных ресурсов. Для немногочисленных российских бурят-иммигрантов привлекательность Японии заключается, также как у халх-монголов, в экономической мощи страны, но и немаловажным привлекательным фактором является японская культура.
Работа подготовлена при поддержке Японского фонда
Литература
1. Statistics on the foreigners registered in Japan. Japan Immigration Association (Зайрю: гайкокудзин то: кей
2 0 11 Japan, 2011.
2. Буянтогс A. Монгол японы эдийн засгийн харилцаа, онгорсон ба одоо // Монгол-японцы харилцаа: онгорсон ба эдугээ (ХХ зуун). Улаанбаатар, 2011. 123-133 н.
3. Полевые материалы автора. Япония. 2011-2012.
4. Brettell C. Theorizing Migration in Anthropology // Migration theory. Talking across disciplines. Edited by Caroline B. Brettell and James F. Hollifield. New-York; London, 2000. P. 97-135.
5. Cohen R. Ethnicity: problem and focus in anthropology // Annual review of Anthropology. Vol. 7. New-York, 1978. Р. 379-403.
6. Heisler B. The sociology of immigration // Migration theory. Talking across disciplines. Edited by Caroline B. Brettell and James F. Hollifield. New-York; London, 2000. Р. 77-96.
7. Portes A. Economic Sociology and the Sociology of immigration: a conceptual overview // The economic sociology of immigration. New-York, 1995. Р. 1-45.
Шагланова Ольга Андреевна - стажер-исследователь Японского фонда,
Университет Тохоку, Япония.
Shaglanova Olga A. - Reseacher of Japan foundation, Tohoku University, Japan.
УДК 314.743 © Kaneshiro Itoe
Who is a 'successful' emigrant?
(Some notes about social differences among the emigrant community in China)1
This work reveals the social differences that immigrants' 'success' bring to their native village in China. Author first illustrates the situation surrounding migration and then elucidates and analyzes the image of 'successful' immigrants in the eyes of native villagers as well as the code of conduct expected from these immigrants. Keywords: emigrant, success, social differences, China.
© Канеширо Итое
Кто «успешный» мигрант?
(Некоторые заметки о социальной дифференциации в эмигрантском сообществе в Китае)
Эта работа раскрывает социальные различия, которые привносит в родную китайскую деревню иммигрантский «успех». Автор иллюстрирует ситуацию вокруг миграции, освещает и анализирует образ «успешных» иммигрантов в глазах родной деревни, также как нормы поведения, ожидаемые от этих иммигрантов.
1 This work is part of my paper «Stratification in cultural context: cased from East and Southeast Asia», which will be published (2013 March) in »Stratification and Inequality series» of the Center for the study of Social Stratification and Inequality, Global COE Program, Tohoku University, Japan.
86
