CC BY
81
УДК 94(57) : 316.343.64 К. В. СКОБЕЛЕВ
Омский государственный технический университет
«МОЛОЧНЫЕ БУНТЫ» В СИБИРИ В НАЧАЛЕ XX в.____________________________________________
В статье рассматривается процесс возникновения маслоделия в Сибири, сопровождавшийся конфликтом традиционных ценностей, представлений сибирского крестьянства с новыми, капиталистическими взглядами на ведение хозяйства, который в результате голода 1900—1901 гг. вылился в так называемые «молочные бунты».
Ключевые слова: сибирское крестьянство, крестьянское движение.
Наиболее значительные изменения в дореволюционной сибирской деревне произошли в результате распространения в регионе маслоделия. Маслодельные заводы в Сибири росли как грибы, сибирское общество охватила «маслодельная лихорадка» (табл. 1).
Но на самом деле не так все проходило гладко, как то показывают цифры. Когда в 1896 г. в Тобольской губ. инструктором по молочному хозяйству Сокульским было организовано 4 артели, то на первых порах крестьяне боялись нового для них дела, считая грешным пропускать молоко через сепаратор, а потому не сдавали молоко на завод, самого же инструктора чуть ли не изгоняли со сходов [1]. Но жажда наживы брала свое, требуя пересмотра невыгодного мнения об молоканках: для изготовления пуда топленого масла требовалось чуть не вдвое больше молока — до 35 пуд., оплачиваемого не свыше 18—19 коп. за пуд, на 1 пуд масла, средняя цена которого составляла 6 руб., — масса тяжелого труда, забот1, и все-таки оно было значительно дешевле сливочного масла, продававшегося за 8 — 9 руб. за пуд, на пуд которого шло всего 20 — 22 пуд. молока, стоимостью по 30 — 35 коп. [2, с. 3; 3]. Разница существенная даже для небольшого хозяйства.
В результате развития промысла на руках у крестьян оказалась значительная часть денег, которые они до этого не видели, так как топленое масло производилось с весны до осени, а в начале зимы сбывалось на многочисленных в Сибири сельских или городских ярмарках или же продавалось дома скупщикам-торгашам, которые его перепродавали уже крупным торговцам. Крестьяне же денег не видели, так как они в это время уходили на подати. Но когда стали возникать заводы, то они уже покупали молоко, а не масло; в городах появились иностранные торговые конторы, принимающие сливочное масло во всякое время, раздающие в долг сепараторы на льготных условиях и другие принадлежности маслоделия. Перемены произошли быстро и внезапно[4, с. 103— 108].
Если раньше женщина большую часть года с раннего утра до поздней ночи «топталась около горшков», выпаривая в печи кадушки с прогорклой и грязной сметаной, не имея свободной минуты, то с появлением машинного маслоделия их жизнь резко поменялась. Прекратилась возня с бесчисленными горшками, заботы о сметане, и у бабы, до того не имевшей ни минуты покоя, вечно озабоченной горшком, вдруг появился досуг, который она раньше никогда не знала, так как на ее руках осталось почти только одно доение коров, что вызвало на них злобу в их собственной семье. Дело в том, что молочное хозяйство, как
Таблица 1
Рост маслодельных заводов в Сибири [5, с. 159]
Год Всего заводов В том числе артельных
1894 1 —
1895 15 —
1896 30 4
1897 52 10
1898 101 13
1899 242 16
1900 277 35
1901 380 51
1902 564 101
1903 728 157
1904 937 242
1905 1181 359
1906 1478 761
1907 1887 987
1908 2347 1200
самое тяжелое, в больших алтайских семьях лежало обыкновенно на самых младших женщинах — снохах, девушках; что вызвало к ним неприязненное отношение старух — разного рода тещ и свекрови [4, с. 108-109; 5, с. 293].
Относясь безразлично к открытию маслоделен в селении как к факту, который ничем их не обязывает, крестьяне в первое время существования маслоделен относились к ним крайне недоверчиво и воздерживались от поставки молока. Протестовали против новшеств прежде всего женщины: грех молоко носить в маслодельню, чтобы мучить его в машине, коровы мучатся — их трясет и они бьются, пока молоко вертят в машине; кто будет носить молоко на машину, у того коровы через 3 года перестанут давать молоко; коровы выдаиваются, телята падают у того хозяина, который на машину сдает молоко; там, где завели маслодельню, телята голыми родятся. Рассказывали, что некоторые бабы на себе испытали вред верченья молока в машине — одна женщина сама «подоилась», она послала своего мужа сдать молоко своей коровы на маслодельню, и, когда стали вертеть молоко, у нее закружилась голова и вся она затряслась [6].
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №3 (88) 2010 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №3 (88) 2010
Особенно крестьян смущали уверения, что сдавать молоко, дар Божий, на машину — грех. Некоторым оправданием пионерам по сдаче молока служило то, что, как они сами отсылали, — раз само правительство помогает устраивать заводы, то ему видней, грех это или нет. Крестьяне с. Большие Дубравы (Тобольская губ.), ездившие на богомолье к Симеону Верхотурскому, заезжали на обратном пути в Камышловском уезде к старцу Адриану советоваться, не грех ли носить молоко на маслодельню. Старец уверил, что нет, и благословил. Иначе отнесся к этому вопросу один из местных священников, который в церкви с кафедры увещевал крестьян д. Круталяхи не сдавать молоко, предсказывая, что в противном случае через 40 лет переведется у них весь скот. Инспектору по молочному хозяйству, проверявшему условия развития маслоделия в Тобольской губернии в июне 1897 г., крестьяне нередко рассказывали о письме, будто бы полученном от какого-то солдата из Европейской России, в котором он предостерегал сибиряков от маслоделен: «в России маслоделы весь скот перевели, вот теперь и перебираются в Сибирь» [6; 7].
Но, несмотря на всякие разговоры о грехе сдачи молока, о вреде этой сдачи для коров и пр., сильный экономический мотив — выгодность дела мало помалу привлекала к себе симпатии населения. В селениях Галишевой, Утятском, где маслодельни существовали больше трех лет, уже не приходилось слышать рассказы ни о голых телятах, ни о грехе сдачи. Напротив, крестьяне подсмеивались над своими соседями — новичками в этом деле. Впрочем, и здесь нет-нет да и возникали былые страхи. Так, в Утятском одной женщине приснился сон, что на том свете мучиться будут те, кто молоко отдает на колесе вертеться, с этих пор хозяйство перестало сдавать молоко [8]. Тем не менее в той же Утятской маслодельне в 1895 г. было принято молока 22000 пуд., в 1896 — 48000, а в 1897 (за 6 месяцев с января по июнь) уже 65000 пуд. [9].
Молоко сдавалось в определенное время — утром и вечером, когда на завод стекалось почти все женское население деревни, продающее на завод молоко, ожидавшее пока оно будет принято, взвешено и записано — что привело к образованию своеобразного деревенского клуба. Стоя в очереди, женщины обсуждали новости, более близкие делились своими радостями и огорчениями. К ним присоединялись молодые парни и даже приходили более зрелые — кто по делу, а кто и просто так — «потолкаться на народе», «покалякать». Во многих деревнях и место хороводов было перенесено поближе к маслодельным заводам. Но маслодельный завод являлся не только местом веселья, но и местом распространения деревенских новостей, характер которых резко изменился. Маслодел и его мастера были людьми, чаще всего чуждыми деревне, находящиеся в постоянных сношениях с городом; через них и проникали в деревню внешние известия, газетные и устные. И сибирская деревня, еще так недавно глухая к внешнему миру, теперь живо стала интересоваться многим, что творилось за ее околицей, во внешнем мире, особенно проявляя интерес к военным событиям, как война с бурами, китайские дела и т.д. Полученные на заводе сведения распространялись по крестьянским избам, оттуда передавались в другие села и расплывались по всему краю. «Прошлым летом (в 1901 г. — С. К.), — замечает С. П. Швецов, — мне приходилось слышать рассказы о различных текущих событиях политики и общественного характера в отделенных глухих деревнях Алтайского округа, куда никакая почта не прони-кает»[4, с. 109].
Изменению патриархальных взглядов способствовало и общение крестьян с мастерами, которые представляли иную категорию людей, прежде практически незнакомую деревни, с более широким кругозором и другой культуры. Но не следует переоценивать данного факта, так как многие мастера по уровню своей нравственности были даже ниже крестьян, что отмечалось некоторыми лицами на Совещании уполномоченных кооперативных маслодельных товариществ, доверенных и мастеров, проходившем в октябре 1904 г. Безнравственное поведение мастеров заключалось в пьянстве и ухаживаниях за женщинами, приносящими молоко на завод, выражающемся в грубых выражениях и в непристойном обращении. «Где завод — там распущенность», — говорили часто крестьяне. Многие семейства, которые не имели других носчиков молока, кроме своих дочерей-девиц, переставали даже сдавать молоко, боясь дурного влияния завода [10; 11]. Не нравились молоканки также консервативно настроенной части крестьянства, стоявшей за «исконный порядок». Так, в Малодубровской артели было одно семейство, вступившее в нее только после 12 лет существования артели. Раньше вступать не решались, боясь греха [1]. Хотя тех мастеров, которые чисто держали помещение маслодельни, аккуратно и бережно обращались с молоком, крестьяне уважали. Это находилось в связи со взглядами крестьян на молоко — как на божий дар, точно так же как они относились и к хлебу [12].
Обильные деньги, появившихся в сибирской деревне после открытия маслоделен, естественно, распределялись между крестьянами неравномерно. По сведениям Первого Тобольского отделения Московского общества сельского хозяйства, обследовавшего маслоделие в 1897 г., в селениях, где маслодельни действовали 2 года, молоко поставляло 75 % крестьянских дворов. В последующее время этот процент сохранялся. Среди различных слоев деревни число сдатчиков молока было неодинаковым. Обследование маслоделия, проведенное в 1906— 1907 гг. Томским юридическим обществом, показало, что из хозяйств с 1 коровой сдавало молоко 30 %, с 2 коровами — 69, а с 10 и более коровами — 96 %. Основным поставщиком молока были зажиточные слои населения [5, с. 161], что вело к дальнейшему социальному расслоению и порождало чувство глубокой вражды между жителями одной и той же деревни. Имея на руках свободные деньги, более богатые начинали покупать себе лишние самовары, эмалированную и др., более дорогую посуду, всевозможные платки, платья, ботинки и т.д., что только имело в глазах деревни значение роскоши. Каждая такая покупка не могла остаться неизвестной, весть о ней быстро разносилась по соседям, вызывая у некоторых зависть, стремление «не отстать от людей», сделать самим такие же, а то и лучшие приобретения. За богатыми тянулись зажиточные, за ними середняки и т.д. до последних рядов деревенской бедноты. Желание «не отстать от людей», «быть как все», — заставляло сдавать молоко на заводы и тех, у кого было мало скота, кому молоко необходимо было для семьи. Были и такие, которым нечего было сдавать на завод, даже ценою отнятия молока у собственных детей, они оставались лишь с чувством неудовлетворенной зависти и раздражения [4, с. 111; 13].
Маслодельный завод с ручными сепараторами и с ручной же маслобойкой не требовал для себя обширного помещения, почему для него могли быть оборудованы обычные крестьянские дома и избы. Маслоделы так и поступали, нанимая у крестьян под свое «заведение» их дома. Имея в этом случае дело с отдель-
ными домохозяевами, они совершенно игнорировали общину, членами которой являлись жители деревни, не спрашивали у нее разрешение на открытие завода, не несли в ее пользу никаких расходов. На что общество смотрело иначе, считая себя единственным хозяином деревни, требуя, чтобы заводы открывались только с его позволения и за плату в 10 — 20 руб., которые тут же и пропивались. Если же заводчики не соглашались на эти условия, то это приводило их к конфликту с основной массой общественников, которые, собственно говоря, получили бы от этой сделки несколько копеек, но тем не менее считали себя обиженными: «Нам что молоканка? Ни к чему она, потому мы молоком не займуемся, не сдаем значит...Не хотел Р. в обчество платить, пускай убирает ее совсем. Плакать не будем!» [4, с. 111 — 112, 115].
В результате произошедших изменений в деревне появились категории крестьян, недовольных развитием капиталистического маслоделия:
— скупщики топленного масла, потерявшие с появлением маслоделен большую часть дохода;
— старухи, недовольные облегчением труда молодых женщин по производству топленого масла;
— старики, негодующие по поводу увеселительных собраний молодежи у молоканок;
— деревенская беднота, не сдающая молоко на завод, и завидовавшая богатым односельчанам;
— да и целые крестьянские общества, поссорившиеся с владельцами маслозаводов из-за попрания обычного права общины.
Достаточно было искры, чтобы вспыхнул пожар. Это и произошло летом 1901 г., когда по Сибири прокатились так называемые «молочные бунты»2. Дело в том, что второе лето стояла засуха. Крестьяне во всех своих невзгодах стали винить «молоканки» (так в деревне называли сепараторы и маслодельное заведение), только совсем недавно появившиеся в Сибири, так как они считали, что через машины проявляет себя нечистая сила [14; 15]. Крестьяне считали, что в каждой маслобойке для охлаждения масла находится змея, что внутри сепаратора можно найти сатанинскую кровь [4, с. 117— 118]. В сибирской деревне всегда можно было услышать о неблагоприятном влиянии маслоделия на здоровье скота: «телята, — говорят вам, — хворают сильным расстройством кишечника, много их гибнет; гибнет и взрослый скот от повальных заболеваний», что приписывалось влиянию «обрата», т.е. молока, из которого сепаратором выделены все жировые части, и который отдавался заводами обратно крестьянам. Крестьяне же употребляли обрат на пойло скоту, не кипятя его, что и приводило к печальным последствиям [4, с. 115—116; 2, с. 21 —22].
Другое обвинение маслоделия того же порядка состояло в том, что будто бы там, где работают заводы, телята часто рождаются голыми, в чем крестьяне были склонны видеть проявление гнева Божьего. По мнению специалистов, более частые случаи преждевременного рождения телят, когда они еще не покрыты шерстью, объясняется увеличением скотоводства, что вызывало большую тесноту выгонов, вследствие чего чаще стали возможны ушибы и др. повреждения, вызывающие у коров выкидыши. Хотя возрастание скота и следует признать влиянию маслоделия, вызвавшего спрос на молочный скот [4, с. 116; 16]. Таким образом, крестьяне, верно приметив связь между наличием маслозавода и учащением случаев рождения голых телят, неверно ее истолковали в рамках традиционных представлений.
«Молочные бунты» вылились в массовые крестьянские выступления. На крестьянских сходах нередко
принимались решения о недопущении маслоделия. С мест шли следующие сообщения: например, из д. Ново-Каменской, той же волости и уезда, писали, что «маслодельни нет и пускать сельчане не хотят, и что будто бы от нее нет дождей»; из с. Чумайского, Алчедатской волости, Мариинского уезда: «ни маслодельни, ни сепаратора нет, а потому молоко как есть остается для собственного употребления»; из с. Мало-Песчанского, Мало-Песчанской волости, Мариинского уезда сообщалось о том, что в селе «была маслодельня и прикрылась, потому что оказалось в селе нездорового народа 270 человек; поэтому крестьянский начальник приказал прикрыть маслодельню!» [17].
В Томской губернии в Бийском и Каинском уездах крестьяне громили сепараторы и маслодельни, оказывая сопротивление полиции. Это было вызвано тем, что значительная часть местного крестьянства принадлежало к старообрядцам, «двоеданам», как они сами себя называли, относящихся к беспоповщин-скому толку, к так называемой «стариковщине, у которых хранительницей суеверных традиций являлись женщины, а как известно, молочное хозяйство находилось в женских руках[2, с. 21]. Подобные акции были вызваны крестьянскими представлениями на причины засухи. По их убеждениям, засуха была вызвана маслоделами, которые «отводили тучи»: «сам, — рассказывали крестьяне, — сидит на заводе вечером, да книжку читает, а хозяйка его (жена маслодела) выйдет на крыльцо, поглядит на небо, махнет платком — тучи-то и отнесет от деревни.» [4, с. 96 — 97]. «Молоканка» гремит на земле, — от этого нет грома на небе», — говорили крестьяне, объясняя появившимся маслоделием засуху 1901 г. [2, с. 33; 14, с. 202; 15, с. 173; 18].
Особенную путаницу в умы приносило присвоение здесь некоторыми кругами маслоделам и при-носителям молока названия «молокан», что нередко приводило к смешиванию их с последователями известной секты [2, с. 33].
Данные примеры раскрывают перед нами одну из черт традиционной крестьянской ментальности, когда темные люди, не могшие понять истинные причины природных катаклизмов, склонны были во всем винить, в первую очередь, все то новое, что недавно только появилось в их консервативном быту.
В то же время зарождаются люди новой формации, стремящиеся ради получения выгоды всеми силами рационализировать свое производство. Например, в с. Скородуме один бессемейный старик, до маслодельни имевший 2 коровы, в скором времени обзавелся уже 16, доить которых приходила специально нанятая для этого женщина — соседка. Прежде бедный, которого оставили все родственники, в 1897 г. этот старик являлся самым крупным поставщиком молока, так, в мае им было поставлено 165 п. 33 ф. на сумму 43 р.45 к., в июне 174 п. 16 ф. на сумму 43 р. 60 к. Подобный пример имел место и в с. Камышной, где у одного малозажиточного хозяина никогда не имевшего более 3 коров, содержалось теперь 18. Раньше в этом селе средние хозяева держали больше овец, а богатые — мясной скот; после же появления маслодельни продавали что можно и покупали коров. Так, один крестьянин продал хлеб, избу, и на вырученные деньги купил коров, сам же жил в шалаше [19]. Это уже примеры того — как рушится полифункциональ-ное крестьянское хозяйство, происходит его дифференциация и рационализация.
В целом крестьяне туго перестраивались на капиталистические отношения, представляя из себя темный, забитый народ. Об этом, в частности, говорит
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №3 (88) 2010 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №3 (88) 2010
модель взаимоотношений артельных маслоделен с экспортными фирмами. В одной из корреспонденций — «Маслоделы и экспортеры. Картина с натуры» — газета «Омский телеграф» писала о деятельности экспортных контор в р-не ст. Исиль-Куль Петропавловского уезда: «Доверенный крестьянской артели привез масло. Еще за 10 шагов до конторы он снимает шапку, осторожно открывает дверь, робко переступает порог и, точно виноватый, останавливается у двери... Г. экспортер, слегка кашлянув, строго спрашивает: «Ну, что скажешь?» — «Да вот, барин, к вашей милости маслица привез». — «Где масло?» — «Да близенько, через улицу». — «Сюда вези!» Масло подвозится, осматривается. Экспортер, ни слова не говоря, уходит в контору. За ним плетется крестьянин. «Десь с полтиной. Больше не дам, масло плохое», — решает барин. И дверь захлопывается у крестьянина перед носом. Но крестьянин не может везти масло обратно, он должен обязательно его продать. И начинает упрашивать приемщика взять масло. А тот роется и выискивает несуществующие дефекты масла — то недоквашено, то переквашено, то пересолено, то недосолено. Дефектов нет, и приемщик начинает лгать: «Если бы привез пораньше, дали бы дороже, а сейчас получили телеграмму — цены пали». Крестьянин знает, что везти масло в другую контору — дело безнадежное, ибо между экспортными конторами, действовавшими в районе, заключено соглашение об одинаково низком уровне цен. И он продает масло со скидкой в 2 р. на каждый пуд. Масло принималось с обязательным условием покупать соль, укупорочный материал и др. товары у экспортеров, а если крестьяне не желали их брать, то даже принятое масло возвращалось назад как недоброкачественное» [20].
Тем не менее маслоделие оказало наиболее значительный вклад в рационализацию крестьянского поведения, которая выражалась в создании артельных маслоделен и быстром изживании предрассудков по отношению к этому роду занятий.
Примечания
1. Способ приготовления топленного масла был следующим: молоко разливали по вонючим крынкам, квасили его, собирали прогорклую сметану и сбивали из нее масло, которое затем перетапливали, а кислое молоко выливали на пойло скоту [4, с. 103].
2. Конфликт назревал уже во время первого неурожая 1900 г., вызванного появлением кобылки, которая поела хлеба и траву. Уже тогда начались гонения на молоканки. В Битие Н. Л. Скало-зубову рассказывали следующее. В июне крестьяне с попом ходили по полям молебны служить, устали, зашли в полевую избушку к крестьянину, посидели, закусили, вышли, пошли далее. Священник говорит: ризу забыл в избе. За ней послали парня лет 25. Вошел парень в избу — сидит старик.
«— Здравствуй. — Здравствуй. — Тебе что? — Да вот ризу поп забыл. — Подожди, передай попу записку.» В руках у него появилась бумажка, покрутил он ее в руках, как скалку. « — На!» Взял молодец ризу, бумажку, идет назад. Грамотный был, захотел полюбопытствовать, что написал старик. Хочет посмотреть бумажку, рука не разгибается, он другой рукой пальцы разжимать —
нет. Испугался, бежит к священнику, разъясняет, так и так: в избушке старика застал, просил тебе письмо передать, хотел посмотреть, руку зажало. Священник сотворил молитву «Бог с тобою». Тот разжимает руку — бумажки нет, а на самой руке 7 слов написано: «Прошу вас, бросьте вы эти самые молоканки» [21].
Библиографический список
1. Указатель маслодельных заводов в Тобольской губернии и смежных уездах Пермской, Оренбургской губерний и Акмолинской области. — Омск, 1911. — С. 2.
2. Мурашкинцев, А. О производстве и сбыте экспортного масла в Западной Сибири / А. Мурашкинцев. — СПб., 1902. — 34 с.
3.ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 1. -Д. 113. Л. 5.
4. Швецов, С. «Молочные бунты» в Сибири и их причины / С. Швецов // Русское богатство. — 1902. — № 3 — С. 96-118.
5. Горюшкин, Л.М. Сибирское крестьянство на рубеже двух веков (конец XIX — начало XX в.) / Л. М. Горюшкин. — Новосибирск : Наука, 1967. — 412 с.
6.ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 1. Д. 113. Л. 10 об. —11 об.
7. Посельский, В. К вопросу о маслоделии в Сибири / В. По-сельский // Омские епархиальные ведомости. — 1902. — 15 мая. — № 10. — С. 29 — 31.
8. ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 1. Д. 113. Л. 12.
9.ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 1. Д. 113. Л. 12 об.
10. Отчет Министерству земледелия и государственных имуществ заведывающего организацией по устройству кооперативных маслодельных товариществ А. Н. Балакшина за 1904 г. — СПб., 1905. — С. 118 — 121.
11. ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 1. Д. 113. Л. 8 об.
12. ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 1. Д. 113. Л. 9.
13.ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 1. Д. 113. Л.11 об.-12.
14. Горюшкин, Л. М. Крестьянская община и маслодельная
кооперация в Сибири (конец XIX — начало XX в.) / Л. М. Горюшкин // Крестьянство Сибири XVIII — начала XX в. (классовая борьба, общественное сознание и культура). — Новосибирск, 1975. — С. 202.
15. Крестьянство Сибири в эпоху капитализма / Л. М. Горюшкин [и др.] ; Редкол. : Л. М. Горюшкин (отв. ред.) и др. — Новосибирск : Наука : Ленингр. отд-ние, 1983. — С. 173.
16. И. Г. Маслоделие в Сибири / И. Г. // Сибирский наблюдатель. — Томск, 1902. — Кн. 5. — С. 94.
17. Сибиряк. Неурожай в Томской губернии 1901 года (По официальным данным правительственного агронома И. К. Окулича) / Сибиряк // Сибирский наблюдатель. — Томск, 1902. — Кн. 7. — С. 125.
18. ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп. 1. Д. 113. Л. 10 об. 12.
19. ТФ ГАТО. Ф. 417. Оп.1. Д. 113. Л. 17—17 об.
20. Омский телеграф. — 1909. — 1 авг.
21. ТФ ГАТО. Ф. 147. Оп. 2. Д. 20. Л. 84 — 84 об.
СКОБЕЛЕВ Константин Владимирович, кандидат исторических наук, доцент кафедры отечественной истории.
Адрес для переписки: e-mail: skobelewkonstantin@ rambler.ru
Статья поступила в редакцию 30.06.2009 г.
© К. В. Скобелев
