CC BY
71
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 10 (191). История. Вып. 39. С. 129-135.
«МОЛИТЕСЬ ЧАЩЕ, НАМ ПРИБЫЛИ БОЛЬШЕ!»: К ВОПРОСУ О МАТЕРИАЛЬНОМ ОБЕСПЕЧЕНИИ ПРИХОДСКОГО ДУХОВЕНСТВА ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX - НА ЧАЛЕ XX ВЕКА
В статье рассматриваются особенности материального обеспечения провинциального приходского духовенства во второй половине XIX - начале XX в. Основываясь на материалах Курской епархии, автор отмечает несоответствие между обязанностями, которые выполняли священнослужители, и материальными условиями их жизни. В работе проанализированы источники получения доходов и их размер, рассмотрены попытки правительства улучшить материальное положение духовенства.
Ключевые слова: православие, российская провинция, духовенство, приход, требы, жалование.
Прошлое Русской Православной Церкви в настоящее время привлекает пристальное внимание со стороны общества, историков и богословов. В отечественной исторической науке происходит становление новых представлений о социальной роли церковной организации в российской истории, в связи с чем перспективным направлением исследовательского поиска стало изучение особенностей повседневной жизни священно- и церковнослужителей в Российской империи. Указанная проблема имеет множество аспектов, при этом один из центральных - вопрос о материальных основах существования приходского духовенства. Материальное состояние, безусловно, оказывало огромное влияние на мир повседневности священнослужителей. Доход, получаемый духовным лицом, а также материально-бытовые условия его существования сказывались на служебном рвении, качестве профессиональной и общественной деятельности, досуге. Эти же факторы до некоторой степени определяли социальный статус представителей церкви. В данной статье анализируются особенности материального обеспечения приходских священнослужителей во второй половине XIX - начале XX в. В качестве фактологической базы используются документы Курской епархии, представлявшей в рассматриваемый период типично-провинциальный регион европейской России.
Предваряя рассмотрение указанной проблемы, нужно заметить, что с момента распространения христианства на Руси приходское духовенство своё содержание получало, в первую очередь, с доходов от служения
треб. Кроме этого, получение доходов происходило:
- из добровольных пожертвований прихожан;
- от государства в виде субсидий натурой или деньгами, т. н. руга;
- с церковных земельных участков, предоставленных государством в пользование ду-ховенству1.
По своей сути, требы были главным источником доходов, так как плата за них была твёрдой и обязательной, хотя и невысокой. В указе Екатерины II 1765 г., устанавливавшем фиксированный уровень платы за требы, отмечалось, что он был принят в интересах крестьянства. Плата назначалась за пять треб: Крещение или погребение младенца - по три копейки; молитва родильнице - две копейки; таинство Венчания или погребение взрослых - по десять копеек. Затем, в начале царствования Александра I (1801 г.) такса за каждую из треб было увеличена в два раза2. Прихожане могли по собственному усмотрению платить и больше, чем положено, а само духовенство было не вправе требовать увеличения вознаграждения. Устав духовных консисторий в § 184 предусматривал достаточно серьёзные наказания за вымогательства: священнослужителей должны были «низводить в причетники», а церковнослужителей - отсылать в монастырь, при повторении проступка - исключать из духовного сословия. Впрочем, на местах оплачивалось значительно большее количество треб, цены на которые сильно отличались от официально установленных, т. к. прожить на те, что предлагало правительство, было невозможно. За исповедь и причастие
брать какую-либо плату запрещалось категорически, но многие прихожане по своей наивности считали, что за деньги молитва будет иметь большую силу, священник же из-за нужды потакал таким представлениям. Это привело к следующим заявлениям со стороны духовенства: «Молитесь чаще, нам прибыли больше!»3 Фактически государственная власть ставила вопросы веры в зависимость от достатка и доброй воли прихожан.
Вполне официально применительно к содержанию приходского духовенства использовался термин «подаяние». Данная ситуация по своей сути означала попадание священнослужителей в экономическую зависимость от прихода. В качестве примера можно привести признание одного священника, относящееся к середине XIX в.: «Священник отслужил молебен, и - тянет руку за подаянием; проводит на вечный покой умершего - тоже; нужно венчать свадьбу - даже торгуется; ходит в праздник по приходу с единственной целью -собирать деньги; словом, что ни делает, одна цель у него - деньги.. ,»4.
Конечно, со временем официально установленный размер платы за требы менялся. Например, с начала XX в. венчание оценивалось в 5 р., крещение в 50 коп., панихида в 3 р.5 Но существенным образом материальное положение священнослужителей это не изменило.
Используя церковные журналы, представители духовенства обсуждали этот вопрос. Необходимость «торговаться» с приходом относительно треб характеризуется как унизительное. Преосвященный Константин, епископ Самарский выделяет существующий способ содержания духовенства как основную причину малоуспешности пастырской деятельности: «Этот способ содержания духовенства, когда оно само бывает сборщиком с народа тех средств, какие на содержание духовенства дает народ, имеет то преимущество, что духовенство получает свое содержание при наименьшем обременении плательщиков, так как дело обходится здесь без всяких посредников между народом и духовенством. Но при этом экономическом преимуществе, этот способ содержания духовенства настолько вреден в духовном отношении, что даже жалованье от Правительства, когда Правительство берет на себя посредство между плательщиком-народом и духовенством, является более желательным, чем су-
ществующий, будто бы апостольский, способ содержания пастырей Церкви и их сотрудников. Осмелился ли бы кто-нибудь предложить апостолу Павлу плату за всенощную в Троаде или апостолу Петру за то, что он пришел в Лидду воскресить Тавифу? Итак, пока в народе и в духовенстве существует убеждение, что за молитву и вообще за пастырский труд можно и должно платить, - настоящий способ содержания духовенства не есть апостольский <...> Самый же большой духовный вред настоящего способа <...> в том, что духовенство становится в глазах народа его эксплуататором, и между духовенством и народом образуется антагонизм; духовенство старается получить возможно больше, а народ старается отделаться возможно меньшим <.> Смешение этих двух понятий "содержание духовенства" и "плата за труд" и создает иллюзию эксплуатации там, где даже и нет эксплуатации»6.
Материальное положение священно- и церковнослужителей находилось в прямой зависимости от богатства прихода. В прошениях о переводах и назначениях на более высокие должности очень часто встречаются формулировки, аналогичные этой: «.в настоящее время мои псаломнические средства по причине бедности прихода являются недостаточными, так что приходится терпеть страшную нужду, переносить холод и голод»7.
Вариантом решения проблемы многие видели введение постоянного налога с прихожан на содержание духовенства, но здесь необходимо было учитывать уровень благосостояния прихода, который мог очень сильно отличаться в столичных и провинциальных городах, а тем более в сельской местности. Другим вариантом признавалось введение постоянного жалования со стороны государства: «Только тогда поднимется пастырская деятельность <...> и от преобразования приходской жизни можно ожидать благоприятных последствий, когда духовенство будет обеспечено жалованьем от казны на тех основаниях, на каких получают его все лица, состоящие на государственной службе по разным ведомствам»8, - писал преосвященный Вениамин, епископ Калужский.
На протяжении XIX в. царское правительство пыталась перевести духовенство на казённое жалованье. Например, вопрос о штатном жаловании был поднят при Александре I. По проекту 1808 г. планировалось разделить
церковные места на пять классов, которым определялось фиксированное жалованье в размере от 300 до 1000 р. в год. Реализация была намечена на 1815 г., но после Отечественной войны 1812 г. государственная казна испытывала трудности, поэтому об идее пришлось забыть на время.
С началом царствования Николая I Святейший Синод вновь касается вопроса о жаловании священнослужителям. Действовать было решено поэтапно: с 1830 г. на содержание приходского духовенства каждый год выделялись средства в объёме до 500 тыс. р. С 18421843 гг. их стали распределять между приходами, которые делили на семь классов по количеству прихожан и членов причта. Примерная сумма получалась от 140 р. до 576 р. на причт, священнику назначалось от 100 до 180 р. В целом, в конце царствования Николая I жалование получало свыше 55 тысяч священно- и церковнослужителей9.
В годы либеральных реформ 60-70-х гг. XIX в. оклады выросли вдвое, и получать их стали и представители сельского духовенства. С. Рункевич приводит такие цифры размера жалования: священник - от 144 до 240 р. в год; дьякон - от 96 до 160 р.; псаломщик - от 48 до 80 р. В 1866 г. утверждаются новые правила о пенсиях священникам, назначаемой после тридцати пяти лет службы (сначала в размере 90 р. в год, с 1878 г. - 130 р. в год), позже небольшие пенсии получили и церковнослу-жители10. Для сравнения, Т. Г. Леонтьева отмечает, что писец в синодальной канцелярии получал 300 р., а провинциальный чиновник духовной консистории - 500 р. в год11.
В целом, процесс перевода духовенства на жалование осуществлялся крайне медленно. Кроме того, для основной массы священно-и церковнослужителей штатный оклад был слишком мал, чтобы существенно улучшить материальное положение. Проблема ещё заключалась и в том, что Николай I издал распоряжение, согласно которому священники, получающие жалование, не должны брать платы за две требы из пяти: за молитву родильнице и Крещение. На самом деле, этому следовали не всегда, а с середины XIX в. приход постепенно вернул себе право определения объёма и форм содержания причта.
Показателен и тот факт, что определение штатного жалования духовенству вызвало и неодобрительную реакцию со стороны общественности, в том числе и внутри самого ду-
ховного сословия. Например, выразителем таких взглядов был ярославский священник Виктор Ливанов, аргументировавший свою позицию следующим образом: «Как ни улучшайте быт духовенства, этим вы не поможете делу пастырства. Обеспеченный священник превратиться в чиновника, будет пренебрегать исполнением своих обязанностей, зная, что он получит назначенный ему оклад»12. Однако, логика данного высказывания несколько не понятна: почему наличие жалования должно развратить духовное лицо? Ведь оклад имеют, например, учителя, и его наличие не сказывается негативно на результатах их деятельности.
В итоге, воплощение идеи с предоставлением жалования представителям приходского духовенства не решала проблемы материального обеспечения. Существенная зависимость от поступления средств со стороны прихода сохранялась, особенно в сельской местности, где, кроме этого, имелась возможность прокормиться с церковных земельных участков. Но здесь существовала ещё одна проблема.
Согласно данным, которые приводит Н. Рубакин, к концу XIX в. русская православная церковь владела 1872000 десятинами земли. Из этого массива в личном пользовании священников находилось лишь 337206 десятин. Для сравнения необходимо отметить, что у дворянства было 53169008 десятин13.
Церковные земли делились, во-первых, на полевые - пашни, сенокосы, выпасы. Во-вторых, на усадебные - сады, огороды, места под церковными и собственными домами. Эти земли законом 1876 г. признавались неприкосновенной собственности Русской Православной Церкви и ограждались от каких-либо посторонних притязаний. Но, с другой стороны, эта земля находилась лишь в распоряжении причтов, индивидуальное владение было исключено, т. е. пользователь земельного надела не мог его продать, оставить в наследство, отдать в заклад.
В среднем сельский священник имел надел, превышающий размеры крестьянского. Но его хозяйственные возможности были невелики. Это было связано, прежде всего, с тем, что на обработку надела требовались силы и время, т. е. то, чего как раз и не хватало. Священник был обременён широким кругом служебных обязанностей, количество которых постоянно увеличивалось. Попытки правильного ведения хозяйства неизменно
оборачивались тем, что страдала пастырская миссия. В своей «Книге о скудности и богатстве» И. Т. Посошков отмечает, что «.в России сельские попы питаются своею работаю, и ничем они от пахотных мужиков не отменны; мужик за соху, и поп за соху, мужик за косу, и поп за косу, а Церковь святая и духовная паства остаются в стороне. И от такова их земледелия многие христиане помирают не токмо не сподобившеся приятия Тела Христова, но и покаяния лишаются и умирают яко скот. И сие, како бы поисправи-ти, не вем: жалованья государева им нет, от миру никакого подаяния им нет же, и чем им питатися, Бог весть»14. Несмотря на то, что данные слова относятся к XVIII столетию, а государство предпринимало меры по улучшению положения священников, тем не менее, коренным образом положение не изменилось. Ещё Павел I хотел освободить духовенство от занятий «не подобающих сану», но эти замыслы не получили дальнейшего развития.
В прошениях от священно- и церковнослужителей епархиальному начальству достаточно часто встречается просьбы о переводе в городские приходы из сельских. Наиболее частая причина - невозможность помимо служебных обязанностей заниматься сельским хозяйством. В качестве примера можно привести прошение псаломщика Димитриевской церкви села Дорогоща Грайворонского уезда Курской губернии Григория Глумова: «Прослужив в должности псаломщика тридцать два года честно и непорочно, я вполне искренне и чистосердечно исполнял свою обязанность, что могут подтвердить местный настоятель и благочинный. Обременённый в настоящее время многочисленным семейством, остающимся, за неимением средств дома, я всё свободное от службы время принуждён заниматься тяжёлым физическим трудом, который вследствие преклонных лет моих становится мне не по силе.»15.
Другое прошение исходит от священника Александра Яструбинского, который жалуется, что из-за плохого здоровья жены у него нет «никакой возможности вести сельское хозяйство и постоянно имеет нужду в медицинской помощи, чего в деревне трудно бывает найти...»16. Как мы видим, условия жизни сельских священно- и церковнослужителей были очень не простые, поэтому многие старались перевестись в более богатые приходы или в города.
Земельный надел потенциально мог способствовать улучшению материального положения священника, но для реализации этой возможности необходимо было иметь достаточно свободного времени и сил, а с этим, учитывая большое количество служебных обязанностей, лежащих на плечах духовенства, как раз и были существенные проблемы. Несколько увеличить доход с церковной земли могла сдача её в аренду. Тем более, что с 70-х гг. XIX в. с появлением кредитных учреждений с согласия причта и церковного старосты такая возможность появилась. Однако и здесь не всё было гладко. Дело в том, что арендаторы в массе своей пытались заполучить землю для коммерческого использования, но согласно церковному законодательству священник не мог становиться пайщиком подобного рода предприятий. Со временем было разрешено сдавать в аренду причтовую недвижимость: мельницы, дома, водоёмы и т. д. Но это оказалось востребованным в очень незначительном количестве. Причины этого были различны. Например, было достаточно трудно сдать земли в аренду, учитывая то обстоятельство, что она разделена между членами причта. Кроме того, всегда присутствовал особого рода риск, связанный с тем, что крестьяне часто «забывали» платить арендную плату, скорее всего, считая, что священнику «долг спишется». Кроме того, необходимо учитывать фактор, связанный с массовым сознанием большей части паствы, которая считала, что бедность предполагает добродетель, а священник своим собственным примером должен вдохновлять прихожан. Поэтому достаток духовного лица создавал препятствия в общении с паствой.
Вопрос о приобретении в собственность недвижимости священником был весьма сложен. Правительственный указ 1829 г. предписывал по мере возможности в помещичьих приходах строить дома для священников. Судя по тому, что в 1866 г. он был подтверждён Определением Святейшего Синода, проблема решалась очень медленно. К тому же данные постройки считались собственностью церкви, и приобрести их в постоянное пользование священник практически не мог. Если он покидал своё место или выходил за штат, то и дом передавался в пользование его преемника.
С 1863 г. проблема открытия новых приходов была увязана с жилищным вопросом - это
дозволялось делать лишь в том случае, если прихожане гарантировали полное содержание домов членов причта. В данной ситуации увеличивалась зависимость священника от общины, и он лишался возможности приобрести дом в частную собственность. А это, в свою очередь, укрепляло обычай брачных договоров. В качестве иллюстрации данного положения дел можно привести следующий пример: в своём прошении от 19 сентября 1864 г. священник Василий Лобачевкий отмечает, что «приближается к старости», поэтому своё место при новостроящейся Троицкой церкви хутора Илька-Кошеры Грайворонского уезда Курской губернии уступает тому, кто женится на дочери его двоюродного брата с условием содержать его [Василия Лобаческого] с женой до самой смерти. При рассмотрении данного прошения была составлена опись дома, в котором он проживал, и отмечалась его передача тому, кто станет преемником. Дом, кстати, был достаточно неплохой. Опись фиксирует: «.. .деревянный, рубленный из разного дерева <...>, в длину 19 аршин, в ширину по улице 1аршин, а в двор 9 аршин, без фундамента <...> Комнат в нём 4 небольших и в трёх <.> полы досчатые, а в четвёртой земляной, с кухней и чуланчиком в сенях и одним небольшим крыльцом, во всём доме находится потолок». Дом оценён в 500 р. серебром17.
Жилищный вопрос для священно- и церковнослужителей стоял достаточно остро. Домов и квартир на всех не хватало. Это приводило к тому, что представителям духовенства приходилось ютиться там, где позволяли обстоятельства. Дьякон Порфирий Фёдоров в своём прошении о переводе пишет: «В виду крайнего неудобства относительно квартиры в приходе слободы Терновки Белгородского уезда, где состою диаконом, - так как, когда я прибыл в приход, то обществом была временно назначена квартира для моего семейства в хате одного из прихожан, отлучившегося на заработки, и по приезду которого, дом тот придан, а я с семьёю в настоящее время квартирую временно в помещении Земской школы, других же квартир в приходе совершенно нет»18.
Эта проблема становилась одним из поводов прошений о переводах в другие места службы, более обеспеченные жильём. В данных прошениях формулировки вроде «из-за крайне затруднительного положения за отсутствия квартиры в селе»19 или «за от-
сутствием подцерковных усадеб и при невозможности приобрести усадебное место у своих прихожан»20 и т. п. достаточно часты. За 1897 г. из 47 прошений о переводе, написанных на имя Епископа Курского и Белгородского Ювеналия в двенадцати в качестве основной причины называют отсутствие нормальных жилищных условий. Кстати, на большинстве из них стоит резолюция «место занято»21.
По сути дела, в решении вопроса о материальном обеспечении священников наблюдается работа по остаточному принципу. Слишком половинчаты были принимаемые законы и постановления, а их реализация осуществлялась спустя рукава. В пореформенный период духовенству по-прежнему запрещалась коммерческая деятельность. Причт мог выступать в качестве юридического лица, но здесь существовал ряд ограничений: свободные церковные средства разрешалось помещать в банк лишь при согласии всех членов причта, а также церковного старосты; церковные средства разрешалось размещать только в государственных банках, которые завещанные суммы (составляющие основу церковных капиталов) не возвращали, а выплачивали с них проценты22.
Говоря о материальном положении священно- и церковнослужителей в России во второй половине XIX - начале XX в., в первую очередь, следует отметить крайне высокую зависимость духовенства от прихожан. Конечно, в течение данного периода она постепенно снижалась, но темпы этого процесса были очень медленными. Такое положение существенным образом оказывало влияние на образ священника и отношения, которые складывались внутри прихода. Преосвященный Михаил, епископ Минский пишет: «.мы полагаем, что главною причиною нестроения приходской жизни и даже некоторой враждебности в отношениях клира с прихожанами, особенно в селах, в настоящее время является обоюдная бедность сторон. Один благочестивый наблюдатель приходской жизни в нашем крае с грустью однажды сказал нам, что все зло в том, что в нашей деревне живут два одинаково голодных волка -поп и мужик, которые, будучи обречены жить на те скудные средства, которые дает деревня, и не имея никакого источника дохода извне, должны пожирать друг друга. Замечание это глубоко справедливо. С одной стороны, церковный причт, не будучи в состоянии жить на
нищенское жалованье от казны, занят прежде всего заботою о приискании насущного куска хлеба для себя и своей семьи и возможном обеспечении себя и семьи в будущем и, вследствие этого, отдается не деланию на ниве Христовой, а возделыванию своих нив и садов и выколачиванию доходов от прихожан, а с другой стороны - убогие прихожане не только не проявляют ни малейшего старания улучшить жалкое положение причта, но еще ищут удобного момента захватить себе что-нибудь с поповой нивы, с попова луга. Поэтому первою мерою к восстановлению нормальной жизни в приходах должно быть полное материальное обеспечение клира»23. Сложившееся положение многими представителями общественности и церковными иерархами считалось ненормальным и остро нуждающимся в изменениях. Причем большинство рассматривало проблему содержания клира приходом как одну из наиболее существенных. Так преосвященный Георгий, епископ Астраханский, размышляя о том, что может содействовать большему единению причта с приходом, в первую очередь называет «освобождение священнослужителей от теперешней экономической зависимости от
24
прихожан»24.
Круг обязанностей священника был обширен, и год от года он множился. Помимо богослужебной, проповеднической и миссионерской деятельности он вынужден был заниматься хлопотной канцелярской работой, вести церковные летописи (с 1866 г.), отвечать на запросы всевозможных ведомств и учреждений. С 1869 г. добавилась обязанность контроля над изготовлением просфор. Кроме того, было много неформальных обязанностей: поддержания храма в должном виде, сохранность церковного имущества и утвари, содержание церковного кладбища и т. п. Священник выполнял и ряд функций, которые на него возлагала светская власть: доводить до сведения паствы правительственные распоряжения, надзирать за инакомыслием, помогать властям в важных для страны мероприятиях (например: перепись населения, оспопрививание и т. д.).
Таким образом, наблюдается явный дисбаланс между теми функциями, которыми наделяли духовенство государство и церковь, и условиями существования, которые они предлагали. Нерешённость вопроса материального обеспечения приводила к тому, что свя-
щеннику приходилось существенное внимание уделять тому, как прокормить себя и своё семейства. Это приводило к ослаблению внимания к основным служебным обязанностям, сказывалось на взаимоотношениях с приходом. Данная ситуация носила вынужденный характер, т. к. государственное жалование получали далеко не все, его размер не всегда соответствовал условиям нормального существования, не все приходы были достаточно богаты, чтобы обеспечивать священно- и церковнослужителей, домов и квартир на всех членов причта не хватало, их приходилось снимать. Прокормить могла земля, но чтобы её обрабатывать, были необходимы свободные силы и время, которых у священников из-за широкого круга обязанностей не хватало. Необходимость заниматься земледелием отрывала клириков от основных занятий.
Большая часть представителей духовенства была недовольна своим материальным положением. Нарекания вызывали не только размер и количество доходов, но и способы их получения. Естественно, что в данной ситуации поддержка идеи введения государственного жалования находила широкую поддержку в кругах священно- и церковнослужителей. Но процесс перевода на денежное жалование шёл достаточно медленно, поэтому большая часть приходского духовенства оставалась слабо обеспеченной материально, доходов едва хватало, чтобы содержать себя и свою семью в соответствии с занимаемой должностью. Как следствие, привилегии священнослужителей часто оказывались эфемерными. Они сводились на нет тяжелым бременем служения и слабым материальным обеспечением жизни, что приводило к ослаблению влияния православного духовенства на паству.
Примечания
1 Смолич, И. К. История русской церкви 1700-1917. Ч. 1. М., 1996. С. 357.
2 Знаменский, П. В. История Русской Церкви : учеб. руководство. М., 1996. С. 348.
3 Рождественский, А. К. Улучшение положения пастыря, как одно из главных средств к оживлению приходской жизни. Сергиев Посад, 1908. С.12-13.
4 Белюстин, И. С. Описание сельского духовенства // Рус. загранич. сб. № 4. Berlin - Paris - London. С. 69.
5 Кильчевский, В. А. Богатство и доходы духовенства. М., 1907. С. 8.
6 Отзывы епархиальных архиереев по вопросу о церковной реформе : в 2 т. Т. 1. М., 2004. С.497-498.
7 Государственный архив Курской области (ГАКО). Ф. 20. Оп. 3. Д. 139. Л. 28.
8 Отзывы епархиальных архиереев. Т. 1. С. 63.
9 Знаменский, П. В. История Русской Церкви... С. 347-348.
10 Рункевич, С. Русская церковь в XIX веке // История Православной Церкви в XIX веке. Кн. 2 : Славянские Церкви. М., 1998. С. 638639, 722.
11 Леонтьева, Т. Г. Вера и прогресс : православное сельское духовенство России во второй половине XIX - начале XX в. М., 2002. С. 29.
12 Сельское духовенство и пастырство / свящ. Виктор Ливанов // Приход. жизнь. 1901. Окт. С.480-481.
13 Рубакин, Н. Россия в цифрах. СПб., 1912. С. 81.
14 Посошков, И. Т. Книга о скудности и богатстве // Памятники русской истории. М., 1911. С. 10.
15 ГАКО. Ф. 20. Оп. 3. Д. 139. Л. 5.
16 Там же. Л. 125.
17 ГАКО. Ф. 20. Оп. 3. Д. 40. Л. 16-19.
18 ГАКО. Ф. 20. О. 3. Д. 139. Л. 1.
19 Там же. Л. 34.
20 Там же. Л. 39.
21 Там же. Л. 1, 5, 39, 45, 66, 71, 81, 104, 105, 117, 118, 127.
22 Сборник действующих и руководственных церковных и церковно-гражданских постановлений по ведомству православного исповедания / сост. Т. В. Барсов. СПб., 1885. Т. 1. С. 445-446.
23 Отзывы епархиальных архиереев по вопросу о церковной реформе : в 2 т. Т. 1. М., 2004. С. 75-76.
24 Там же. С. 362.
