CC BY
232
УДК 81’1 : 316.772.2
ББК 81.0
Б 12
Бабаян В.Н.
Молчащий наблюдатель и феномен молчания как коммуникативная стратегия в диалоге
(Рецензирована)
Аннотация:
Работа посвящена изучению особенностей диалога в присутствии молчащего наблюдателя (далее МН), выявлению значительной роли МН в образуемом им триадном диалоге и феномена молчания как коммуникативной стратегии в диалоге. Анализ позволяет предположить, что молчание является многофункциональной коммуникативной единицей, выступающей в качестве коммуникативной стратегии в определенной ситуации диалогического взаимодействия.
Ключевые слова:
Молчащий наблюдатель, молчание, диалог, триада, альянс, активные члены триады.
Babayan V.N.
The silent observer and a phenomenon of silence as a communicative strategy in dialogue
Abstract:
The paper discusses features of dialogue at the presence of the silent observer, significant role of the silent observer in the triad dialogue formed by him and a phenomenon of silence as a communicative strategy in dialogue. The analysis allows us to assume that silence is the multipurpose communicative unit acting as communicative strategy in a certain situation of dialogical interaction.
Key words:
The silent observer, silence, dialogue, triad, alliance, active members of a triad.
Для современной лингвистики характерна переориентация научных интересов с преимущественного изучения внутренних закономерностей языковой системы на рассмотрение функционирования языка как важнейшего средства человеческого общения.
Настоящая работа посвящена изучению особенностей диалога, представляющего собой одну из основных форм человеческого контактного взаимодействия (общения), при молчащем наблюдателе (далее МН) и самого акта молчания как коммуникативной стратегии в диалоге.
Диалог является специфической формой диадического межличностного взаимодействия. «Диалог (от греч. dialogos - беседа), ...форма устной речи, разговор двух или нескольких лиц, речевая коммуникация посредством обмена репликами» [1: 388]. Следовательно, можно говорить о том, что проблематика диалога не только связана с общей психологией, но относится в своих специфических аспектах и к другим смежным наукам.
Диалогическая речь представляет собой важнейшую форму языкового общения людей и часто происходит в присутствии МН. Хотя МН может и не принимать прямого участия при двустороннем речевом обмене, он, так или иначе, оказывает на него влияние. Подобная роль МН, придающая диалогу специфические особенности, остается до сих пор малоизученной. Некоторые исследователи говорят об этом только в предположительном плане, но тщательному изучению данная проблема до сих пор не подвергалась. Между тем, имеющиеся в нашем распоряжении примеры диалогов в присутствии МН из произведений художественной и научно-популярной литературы, а также
художественных фильмов говорят о том, что роль последнего является весьма значительной.
Два непосредственных собеседника в диалоге составляют Ди-аду, присутствие же МН превращает эту Ди-аду в Три-аду, т.е. триада представляет собой двусторонний речевой обмен (диалог) в присутствии третьего лица, т.е. МН. Само присутствие МН эксплицитно (подсознательно или сознательно) фиксируется адресантом и адресатом -активными членами триады (АЧТ) в рамках конкретного речевого обмена, т.е. так или иначе влияет на содержание и форму вербального общения АЧТ, что и дает основание исследователю включить этого МН - некоммуниканта в данную речевую ситуацию и учитывать факт вовлеченности этого «третьего лица» в акт конкретной коммуникации. Естественно, что коммуниканты будут по-разному реагировать на присутствие МН - они могут говорить более сдержанно, более уважительно или, наоборот, более резко, умалчивать о чем-то или, напротив, заявлять о том, что без «третьего лица» говорить бы не стали и т.д. Можно предположить, что в каждом конкретном случае влияние присутствующего третьего молчащего лица на самих АЧТ и, следовательно, на их речевое произведение - диалог - будет различным. Это естественно, потому что как АЧТ, так и МН могут относиться к разным возрастным, профессиональным, социальным и другим группам, могут являться представителями одной или разных лингвокультур, могут оказаться в разных ситуациях и др., и каждый из не/перечисленных факторов будет естественным образом накладывать на процесс развития диалога свой отпечаток.
Итак, взаимоотношения членов такой триады могут быть чрезвычайно разнообразными и определяться динамикой раскрытия тезаурусов основных активных участников разговора - адресанта и адресата и их адресованности/ неадресованности к его пассивному члену (МН).
Как уже говорилось выше, классифицировать такие взаимоотношения можно по:
1) целому комплексу социальных, возрастных, половых, образовательных, культурных, национальных и других факторов, которые характеризуют как каждого отдельно взятого коммуниканта, так и МН вербально и невербально;
2) степени вовлеченности ПЧТ, по его (не)желанию участвовать в данном коммуникативном акте, возможности его последующего превращения в АЧТ;
3) степени знакомости МН с АЧТ в различной градации от полной незнакомости до родственных отношений. Иначе говоря, она может определяться как «чужой - свой»;
4) характеру отношения АЧТ к МН: всячески пытаются изолировать МН, игнорируют МН, взывают к его сочувствию, опасаются его и т.д.;
5) степени добровольности участия МН в данном акте общения: случайно и неслучайно. Неслучайно присутствующий МН может быть поделен, в свою очередь, на сознательно слушающих (причем один из общающихся или оба коммуниканта знают, что их слушают) и на тайно подслушивающих. Что же касается случайно оказавшегося при чужом разговоре, то он/она, как правило, стремится показать, что он/она - лицо незаинтересованное, даже если это не так. В свою очередь, сознательно слушающий будет вести себя по-разному в зависимости от своего статуса. Таким образом, можно смело утверждать, что МН различаются и по поведению;
6) участию МН в триаде эксплицитно (явный МН) или имплицитно (неявный МН). Эксплицитный МН может быть далее поделен на непосредственно (явно) присутствующего при диалогическом общении или дистантного (присутствующего на расстоянии), т.е. являющегося молчаливым свидетелем разговора у одного из говорящих, например, по телефону (о чем второй АЧТ может только догадываться в процессе беседы по речи своего партнера по общению либо нет).
Разумеется, оценив свои позиции с учетом присутствующего «третьего лица», АЧТ продолжают обмен репликами, меняя роли «ведущего» и «ведомого», и их тезаурусы в каждом отдельном случае обнаружат разную динамику. Следует также иметь в виду, что присутствие «третьего лица» может оказаться внешним социально-психологическим
барьером и заставить коммуникантов или сменить тему разговора на такую, которая по их обоюдному мнению будет приемлема для данной конкретной ситуации, или переключиться на другой язык (при условии, что они знают о невладении им МН), иногда АЧТ могут только вставлять в свою речь некоторые важные, по их мнению, иностранные слова и выражения, или же полностью прекратить процесс общения (молчать). Всё это, и молчание в том числе, будет являться естественной реакцией коммуникантов на изменение речевой ситуации.
Еще более существенно, что в принципе МН, как уже отмечалось выше, может присутствовать при диалогическом дискурсе только как бы в воображении одного или обоих АЧТ. Этот МН может быть совестью, общественной моралью, авторитетным лицом, а для верующих - Богом и т.д. Г олос совести может заставить говорящего излагать свои мысли совершенно не так, как он излагал бы их, не звучи этот «немой голос» в его ушах. Подобный МН в настоящем исследовании называется имплицитным.
Интересным является тот факт, что нередко в триаде наблюдается некое объединение участников триады, которое можно было бы назвать «альянсом». Под «альянсом» понимается временное или постоянное объединение (на время процесса производства диалогического дискурса) как минимум двух членов триады против третьего. Причем альянс может состоять необязательно из двух коммуникантов. Он может состоять как из МН с одним из АЧТ против другого АЧТ, так и из активных членов против МН. Следует также заметить, что каждая из сторон триады - АЧТі, АЧТ2 и МН, - в свою очередь, может состоять из более чем одного члена, т.е. представлять собой целые группы людей.
Альянс может быть образован как самими двумя любыми членами триады (А и Б) против третьего (В), так и за счет обращения любого одного из членов триады (В) к двум другим одновременно (А и Б), что можно изобразить следующим образом: (А + Б) ^ В или В ^ (А+Б).
Следует также учесть, что альянс можно создать сознательно, намеренно (предварительно договорившись), или он может быть создан непроизвольно, спонтанно, без желания самих сторон. Другими словами, альянс может быть или не быть добровольным.
Понимая суть взаимоотношения членов триады как на вербальном, так и на невербальном уровне, мы можем оценить и прогнозировать поведенческие реакции, а также динамику взаимоотношений этих членов (в частности, наличие или отсутствие альянса).
Итак, альянс может состоять из обоих активных членов триады против МН или одного из АЧТ с МН против второго АЧТ. Схематично это можно изобразить следующим образом:
АЧТі + АЧТ2 ^ МН
АЧТі + МН ^ АЧТ2
АЧТ2 + МН ^ АЧТі
Наблюдение уже само по себе естественным образом создает речевую ситуацию, которая так или иначе влияет на стилевой регистр и тезаурусы членов коммуникативного акта, побуждающую АЧТ стремиться к «корректности/ некорректности» речи и стимулирующую значительно большую (меньшую) ориентацию на литературный стандарт в зависимости от характеристики присутствующего МН.
Представляется важным разграничить такие на первый взгляд кажущиеся близкими понятия, как «Молчащий Наблюдатель» («МН») и «Молчание»: под понятием «МН» подразумевается некий субъект, т.е. деятель, а понятие «Молчание» выражает как раз то, что продуцирует этот субъект. Иначе говоря, «Молчание» есть частный случай речевого действия (акта), производимого МН, пассивным членом триады (ПЧТ).
Разумеется, молчание как коммуникативная стратегия всегда коммуникативно значимо, т.е. имеет смысл, который актуализируется в конкретном речевом акте, т.е. контексте. Следует учитывать, что значение молчания не всегда однозначно.
В.В. Богданов называет следующие причины, способствующие возникновению молчания как нулевого коммуникативного акта:
1) вербальная невыразимость некоторого содержания (хотя есть мнение, что невыразимость есть индивидуальная неспособность выразить идею);
2) наличие большого общего коммуникативного тезауруса («фоновых знаний») у коммуникантов;
3) наличие ситуации, более-менее однозначно определяющей тему и тональность общения;
4) этикетные причины;
5) индивидуальные особенности коммуникантов [2: 14-15].
Молчание как коммуникативная стратегия в процессе общения выражается в нежелании вступать в него [3]. При нежелании одной из сторон общаться выделяются три возможные стратегии: 1) невступление в коммуникацию; 2) неохотное вступление, сопровождающееся пассивным речевым поведением; 3) попытка дисквалифицировать общение. Рассмотрим эти пути подробнее.
В обычной (и в межкультурной особенно) коммуникации ситуация, когда одна сторона пытается избежать коммуникации, инициируемой другой стороной, может возникать по разным причинам: из боязни общения (с представителем другой культуры -в межкультурной коммуникации), из-за политических, идеологических, социальных причин, боязни нового опыта и т.д. Как правило, она приводит к конфликту интересов и создает атмосферу психологического напряжения, неловкости, обиды или враждебности. Выбор такой коммуникативной стратегии (особенно в межкультурной коммуникации) в высшей степени нежелателен. Неправильно думать, что это средство избежать коммуникации, т.к. поведение такого рода представляет очень явную форму коммуникации, которая шлёт «сообщение» другой стороне. Если до сих пор между сторонами не было никаких отношений, то невступление в коммуникацию, как правило, становится началом негативных взаимоотношений между ними [3: 294].
Помимо вышеизложенного, основными причинами использования молчания в дискурсе являются, по Н.Б. Корниловой, вариации на тему страха сказать и исказить, урезать словом истинные чувства, упростить и приземлить их. Так, например, влюбленные молчат, потому что странное, сильное, подавляющее своей невыразимостью чувство не дает им выразить себя словами [4: 145]. Следует заметить, что молчание здесь практически никогда не является просто паузой, передышкой в разговоре, которая может быть вызвана накалом эмоций или обусловлена физиологически (удивление, негодование, усталость и т.д.). Молчание влюбленных является лакуной, «провалом», знаком отсутствия явно читаемого смысла, тесно сопряженным с чувственной, иррациональной составляющей. Молчание здесь тесно связано с терпением, с табу, с любовной тайной, которую следует всячески оберегать от завистников и подлых людей.
Ещё одну стратегию молчания в коммуникации - стратегию «молчаливого протеста» - выделяет В.И. Карасик, говоря о различиях в речевом поведении мужчин и женщин. Установлено, что в процессе общения женщины в большей мере проявляют тенденцию задавать вопросы, поддерживать диалог, выражая солидарность и соглашаясь с собеседником, часто стимулируют беседу минимальными ответами в виде междометий mmm, hmm и местоимений («Вы» и «мы»), если же их прерывают/ не поддерживают в беседе, то они принимают стратегию «молчаливого протеста» [5: 57].
В целом, молчание как коммуникативную стратегию можно свести к следующим «группам намерений»:
1) молчание как согласие;
2) молчание как незнание/избегание ответа, молчание как некомпетентность;
3) молчание как выражение негативных эмоций (гнев, презрение), а также аффективных состояний, психологически и физиологически парализующих речь;
4) молчание как потеря интереса к ситуации общения, к собеседнику;
5) молчание как вопрос (молчаливый вопрос плюс изумление, недоумение и пр.);
6) молчание как стратегия защиты (желание поставить собеседника в неловкое положение, намерение невербализации своего мнения, сдерживание коммуникативного действия);
7) молчание как несогласие (нерешительное, вежливое);
8) молчание как (открытый) протест;
9) молчание как невмешательство.
Следует заметить, что все вышеперечисленные стратегии молчания, чаще всего, сопровождаются соответствующими им средствами невербального общения (мимикой, жестами, движениями и др.).
В зависимости от того, насколько правильно или неправильно будет истолковано значение стратегии молчания адресатом, можно судить об успешности/ «провале» акта коммуникации. Очевидно, что второй результат, а именно провал, приведет к разрыву, завершению процесса общения. Все это может иметь место из-за многозначности акта молчания и соответственно проблемы его адекватного толкования (интерпретации). Здесь уместно говорить о совпадении/ несовпадении «значения адресанта» со «значением адресата». Последний приписывает свое собственное значение посланному ему адресантом молчанию, которое не всегда будет (полностью) совпадать со значением адресанта, т.к. у коммуникантов разные фоновые знания и др.
Пониманию молчания адресатом может способствовать знание таких факторов, как социальные и диалогические роли партнеров по общению, жанр и сценарий диалога, момент в развитии диалога, структура коммуникативных намерений, предшествующая реплика.
Реакция адресата на молчание может быть различной в зависимости от целого ряда (индивидуальных, ситуативных и др.) факторов.
Итак, феномен молчания в общении является весьма интересной и неоднозначной проблемой вследствие его многозначности (по сравнению со словом) и, следовательно, сложностью его интерпретации адресатом.
Целесообразно привести классификацию функций речевого акта молчания С.В. Крестинского, который на основе обобщения нескольких классификаций функций молчания (В. Йенсен, Т. Брюно, А. Стредье и К. Циммерман) предлагает «целостную модель молчания» и выделяет:
1) контактную функцию (маркер близости людей, их взаимопонимания, когда слова оказываются излишними);
2) дисконтактную функцию (изоляция и отчужденность людей, негативное отношение друг к другу и пр.);
3) эмотивную функцию (выражение различных эмоциональных состояний человека);
4) информативную функцию (свидетельство согласия/ несогласия и одобрения/ неодобрения и т.д.);
5) стратегическую функцию (нежелание говорить с определенной целью - в силу некомпетентности, нежелания признаться в чем-либо и т.д.);
6) риторическую функцию (привлечение внимания к высказыванию);
7) оценочную функцию (оценка действий, слов и отношение к ним);
8) акциональную функцию (молчаливое выполнение какого-либо действия -извинения, прощания, большую роль здесь играют мимика и жесты) [6: 59-66].
Таким образом, можно сделать вывод о том, что молчание является многофункциональной коммуникативной единицей, выступающей в качестве коммуникативной стратегии в определенной ситуации диалогического взаимодействия. Этот феномен требует более широкого и всестороннего исследования для его полного и адекватного
понимания и использования в акте коммуникации, для выявления некоторых особенностей партнеров по общению, применяющих акт молчания в диалоге, для более полного раскрытия и анализа речевой ситуации, в которую, кроме непосредственных членов коммуникативного акта, могут быть вовлечены некие третьи лица (МН), оказывающие влияние на процесс общения, на самих общающихся (либо одного из них), на форму диалогического дискурса и др.
Примечания:
1. Большой энциклопедический словарь. М., 1991. Т. 1, 2.
2. Богданов В.В. Молчание как нулевой речевой акт и его роль в вербальной коммуникации // Языковое общение и его единицы. Калинин, 1986.
3. Леонтович О.А. Русские и американцы: парадоксы межкультурного общения. М., 2005. 352 с.
4. Корнилова Н.Б. Онтология молчания (на примере ранней прозы Леонида Андреева): дис. ... канд. филол. наук. Ярославль, 2002. 164 с.
5. Карасик В.И. Язык социального статуса. М., 2002. 333 с.
6. Крестинский С.В. Коммуникативно-прагматическая структура акта мол-чания//Коммуникативно-функциональный аспект языковых единиц. Тверь, 1993.
References:
1. The big encyclopaedic dictionary. M., 1991. V. 1, 2.
2. Bogdanov V.V. Silence as the zero speech act and its role in verbal communication // Language dialogue and its units. Kalinin, 1986.
3. Leontovich O.A. Russians and Americans: paradoxes of intercultural dialogue. M., 2005. 352 pp.
4. Kornilova N.B. Ontology of silence (basing on an example of Leonid Andreev’s early prose): Thesis for Candidate of Philology degree. Yaroslavl, 2002. 164 pp.
5. Karasik V.I. Language of the social status. M., 2002. 333 pp.
6. Krestinsky S.V. Communicative-pragmatic structure of the act of silence // Communicative -functional aspect of language units. Tver, 1993.
