CC BY
439
Гайда Радола
МОИ ВОСПОМИНАНИЯ Вступление в Русскую армию (Перевод М.Г. Ситникова)
Предисловие издателя
Радола Гайда (1892-1948), он же Рудольф Гейдль - это, безусловно, один из самых противоречивых персонажей не только времён Гражданской войны в России, но и всей центрально-европейской истории периода Мировых войн. Читатель без труда обнаружит множество биографий этого человека, но если событийная канва стремительного служебного взлёта молодого военачальника, начиная примерно с 1917 года, в них, в общем-то, совпадает, то вот оценки деятельности Гайды на пользу, либо во вред России диаметрально различны и зависят от того, кто и когда эти оценки давал.
Р.Гайда - полковник Чехословацкого корпуса. На груди - знак ордена Св. Георгия 4-й степени.
Источник фото: [1]
Достаточно сказать, что, например, в несоветской Российской периодике Гайда появляется в начале 1919 года под именем Родиона Ивановича, и журналисты совершенно неумеренно расписывают его доблесть в борьбе с большевизмом. И это не случайно: Колчак тогда принимает Гайду на службу, даёт ему чин генерал-лейтенанта Русской армии, награждает орденом и, видимо, надеется, что чехо-словаки вернутся на проти-вобольшевистский фронт, который они покинули в ноябре 1918 года после окончания Мировой войны. Надежда эта, однако, не оправдалась: к лету того же года военное счастье Белым изменяет, их войско стремительно откатывается от Камы на Восток, а 2 сентября Гайда не только теряет свой пост, но и становится в оппозицию к Колчаку и даже будто бы оказывается в центре заговора с целью захвата власти, попытка которого происходит во Владивостоке 17 ноября 1919 г.
Р.Гайда - генерал-лейтенант Русской армии. В руке - наградная «За храбрость» (?) шашка.
Источник фото: [1]
С осени 1919 года Белая пресса называет Гайду не иначе, как политическим авантюристом. Именно с таким резюме он отражается во множестве мемуаров Белых военачальников.
Р.Гайда в форме генерала армии Чехословацкой республики. В руках - сабля, установленная в качестве золотого наградного (Георгиевского) оружия для офицеров и генералов Русской
армии в 1913 г. Русские и иностранные ордена.
Источник фото: [1]
В ноябре 1919 г. Гайда был выдворен за пределы России. Но и на родине он оказался не слишком востребован: его направляют на учёбу в военную академию в Париже. Будучи слушателем Академии, он принимается за написание своих мемуаров о приключениях в России, и они выходят в свет сразу двумя изданиями на чешском языке в 1920 и 1921 г. в Праге. Название книги в буквальном переводе звучит как «Моя память». В книге были опубликованы репортажные фотографии из России, а также схемы некоторых боевых операций, осуществлённых под руководством Г айды.
Обложка книги
Обстоятельства написания мемуаров наложили свой отпечаток на форму и содержание документа; книга представляет собой историю чешского Корпуса в России, а, точнее его путь на Родину через Владивосток,
который сам автор, вслед за древнегреческим военным писателем Ксенофонтом, называет анабазисом. Произведение Гайды стало весьма заметным явлением в истории Гражданской войны; анонсы о выходе книги поместили на своих страницах журналы Русской эмиграции. С другой стороны, были предприняты и попытки дискредитации Гайды теми, кто сражался на стороне большевиков. Так, бывший комиссар Ярослав Гашек, вернувшись в Чехословакию, вывел Гайду в сатирическом виде в своей бессмертной книге под именем кадета Биглера, который сам себя назначает офицером, рисует жутко примитивные схемы боёв и кичится своим дворянским происхождением. Для такого утверждения есть некоторые основания, ибо историки до сих пор не обнаружили документов о том, когда и при каких обстоятельствах Гайда получил свои первые офицерские чины,
а, во-вторых, его мать происходила из обедневшего рода Черногорских дворян, и на фронте он создал особую «ударную» и «имени себя» часть со специальной униформой. Гашек, намекая на долгий путь легионеров в Чехословакию через Сибирь, описал «Будеёвицкий анабасис Швейка», в ходе которого герой стремится попасть в свой «родной» полк, но отчего-то всё время движется в противоположном от места назначения направлении. Впрочем, любознательный читатель найдёт в этой книге и иные аллюзии на судьбы легионеров в России и детали биографии Гайды. Несомненный интерес для историка представляет описание отношений Гайды с Верховным правителем А.В.Колчаком, которого автор мемуаров именует не иначе, как диктатором, совершившим государственный переворот. Впрочем, политические пристрастия самого Гайды претерпели многочисленные метаморфозы: от сочувствия социалистам-революционерам через монархизм до активного участия в деятельности фашистской партии.
Нас мемуар этого генерала интересует, прежде всего, как источник по истории Ижевско-Воткинского восстания и боевого пути Ижев-ско-Воткинских частей и соединений в Белом войске.
Вопрос об участии чехо-словаков в нашем Восстании уже становился темой исследования; в предыдущей книжке мы подробно описали историю про то, как ещё в начале 1917 г. в Воткинске несколько сот бывших военнопленных перешли в православие, приняли Российское гражданство, а некоторые из них даже вступили в брак с местными девушками и стали отцами детей. Впрочем, вопрос о военных подвигах чехо-словаков у нас ос-
таётся до сих пор открытым: пробольшевистские историки утверждают, что наше Восстание было совершено в поддержку «белочехов» и при активном участии последних, при том, что Белые историки и мемуаристы участие чехов в событиях Восстания категорически отрицают, и лишь упоминание в Приказе по Народной армии о том, что все военнослужащие-чехи должны носить на головном уборе отличительный знак в виде бело-красной ленточки, может служить косвенным свидетельством того, что чехо-словаки на стороне повстанцев всё же воевали [2, с. 10-51].
Интересно, что книга Гайды сопровождается словариком понятий. Здесь понятие «Воткинская армия» объясняется следующим образом: « военная организация противобольшевистских повстанцев в Вятской губернии в августе 1918 г. (с помощью чехословацкого легиона) с центром в Ижевске и Воткинске, которая состояла в основном из рабочих» [3, с. 321].
*
Предлагаемый читателю перевод сделан с чешского издания 1996 г. [3], которое, в свою очередь, воспроизводит отредактированное второе издание мемуаров 1921 г.
Перевод сделал Ситников Михаил Григорьевич, а отредактировал и снабдил предисловием и иллюстрациями А.В. Коробейников. Тест представляет собой полную главу, которая расположена на с. 182-186 указанного издания.
*
С самарского фронта начала сниматься 1-я Чехословацкая дивизия уже перед омским переворотом, и после переворота, собственно, осталась на фронте только лишь подчиненная мне 2-я Чехословацкая дивизия. Генерал Сыровой поэтому перестал быть Верховным главнокомандующим противобольшевистского фронта, и верховное командование было сосредоточено в ставке адмирала Колчака. Противобольшевистский фронт был разделен на три части: Сибирскую армию, Западную и Южную. На сочельник мои войска захватили Пермь1. Неожиданная победа произвела в тылу странное впечатление. Вместо того, чтобы это все шло навстречу потребностям народа, мужественно переносящего на фронте величайшие страдания, усилилась реакция, которая почувствовала под ногами
1 В заграничной прессе, главным образом, английской, такой военный успех объяснялся эффективностью новой власти Колчака. Это неправда: фундамент для этого успеха был заложен нами задолго до омского переворота <18 ноября 1918 г> (прим. Р. Гайды)
крепчайшую почву.
Тогда, по достижению первой решительной победы, адмирал Колчак мог спокойно смотреть в будущее и ослабить военный режим, но не сделал этого. И сторона реакции ловко использовала победу для своей выгоды.
Я знал, каких жертв стоила эта победа, и хотел помочь своим влиянием против этих неразумных дел. В конце декабря 1918 года я принял предложение занять должность командующего Сибирской армии, так как к этому времени получил <на это> разрешение от министра генерала Штефаника, который был в Сибири. Генерал Штефаник дал мне временное разрешение для вступления в русскую армию, т.к. об этом поступила <к нему> просьба адмирала Колчака и от представителей русской общественности. Свою просьбу они обосновывали тем, что мой отказ от командования мог иметь плохие последствия для молодой русской армии. Тем более, что после занятия Кунгура наша 2-я дивизия была отведена в тыл, а со взятием Перми начатая мною операция ещё не была закончена. Хорошо предвидя, как будет трудно мне работать среди одних русских, я попросил генерала Штефаника, чтобы он временно командировал в мой штаб несколько способных чешских офицеров, и на это он дал свое согласие. Одновременно со мною 1 января 1919 года были назначены: командующий Западной армией гене-
рал-лейтенант Ханжин и командующий южной армии генерал-майор Дутов, походный атаман Оренбургского казачьего войска. Этим было произведено разделение всего фронта на три армии. Западная армия была вновь организована. Немедленно, в первую очередь, я обратил внимание адмирала Колчака на ненадежность воинского духа этой армии, который его офицерам необходимо было привить. Сам командующий Западной армией был старый царский генерал. Это был человек бесспорно сведущий, однако, он не мог представить иную систему, чем та, которая была у старого режима, и он не имел доверия к молодому офицерскому поколению. Его штаб, сложенный по старым схемам, со своим сложным бюрократическим аппаратом был отражением всей армии.
Дисциплина поддерживалась лишь по отношению к нижним чинам, а состоянию дисциплины среди офицерства внимания уделялось мало. Забота офицеров о материальном обеспечении войск также была недостаточна; снабжение Западной армии было на очень низком уровне. Этим можно объяснить переход целых полков Западной армии к большевикам, случившийся позднее.
Отношения в Южной армии, по моему личному мнению, были на приличном уровне. Там была полностью другая система организации; армия складывалась, главным образом, из тамошних казаков, давно ненавидевших большевиков, защищающих родной очаг от нашествия ненавистного врага.
Все три армии были в административном плане самостоятельны, и их командующие были подчинены непосредственно адмиралу Колчаку, который своей особой воплощал должности Верховного правителя и Верховного Главнокомандующего.
Фронт моей бывшей екатеринбургской группы был ныне расширен к югу, и границей между моей и Западной армией была <воображаемая> линия, идущая южнее города Красноуфимска. Она проходила через впадение реки Белой в Каму и деревни Кориера, Верхний Кубаш и Новая Гордина2.
Для укрепления Западной армии от меня должна была отойти туда в ближайшие дни 7-я Уральская дивизия горных стрелков генерала Голицына, имеющая кадры в Екатеринбурге3, и как компенсация за нее мне досталась Воткинская армия, численность которой оценивалась в интервале от 7 до 12 тысяч человек4. Не могу не сказать несколько слов о возникновении и природе этой незнакомой для меня воинской части.
На правом берегу реки Камы, приблизительно в 80 км. северо-восточнее г. Сарапула, находятся близко друг от друга два больших завода: Воткинский и Ижевский.5 Первый из них строил на большой верфи речные пароходы, второй завод производил оружие и броню. Оба завода давали работу тысячам рабочих, собранных со всей России. Приход большевиков к власти в обоих заводах натолкнулся на сопротивление рабочих.
Лишь краткое время наместникам «народных» комиссаров удалось управлять заводами. Вскорости рабочие обоих заводов, соединившись с окрестными крестьянами, восстали против власти советов и комиссаров: одних выгнали, других поубивали. Это было
2 Имеется ввиду разграничительная линия между Сибирской и Западной армиями (здесь и далее все примечания без указаний на их авторство принадлежат переводчику).
3 Дивизия была сформирована в Екатеринбурге из местных офицеров и солдат, поэтому Гайда считал ее своей.
4 На 29 декабря 1919 года Воткинская дивизия насчитывала 8.722 штыков и сабель [4, с.142.].
5 Воткинск расположен почти строго на север от Сарапула на расстоянии 70 км., Ижевск - в 60 км. на северо-запад (прим. издателя).
еще перед нашим выступлением.6 Большевики собрали большое войско, чтобы рабочих усмирить и привести к послушанию, и оба завода окружили. Но рабочие, приготовив к отпору вооружённую силу числом около 10.000 штыков, выдержали атаки большевистских войск, и при подходе чехословацких войск из Закамья совместно с русским отрядом генерала Люпова воевали на нашем фланге.7 При последующем наступлении большевиков, когда весь наш фронт отступал, воткинцы и ижевцы остались верны своим убеждениям и эвакуировали оба завода, <сделав> лучшее, что смогли в той спешке, и, взявши с собою женщин и детей, отступили к чехословакам. Воткинцы отступили прямо на восток в направлении Екатеринбурга. Ижевцы отошли южнее, на Уфу. В описываемое время воткинцы находились на левом фланге моей армии, а ижевцы остались в Западной армии.
Вид у героев-воткинцев был печальный. Они были утомлены долгим отступлением с постоянными боями, спали в ветхих мизерных хатах, либо под своими повозками, были в рваной гражданской одежде, обуты в разбитые лапти8 и голодны. Прожили эти люди, <в том числе и> дряхлые старики и дети, всю дождливую осень, когда русские части перемещались в потоках грязи, и даже первые месяцы студеной зимы, но не покинули свои полки. Эта дивизия, под командой демократически избранных начальников9, состояла из 4-х полков: из них первые два были названы в честь завода, третий имел наименование Осинский имени «Чехословаков» полк, а четвертый - сводный10. Офицерские кадры были очень слабые, и, по большей части, офицеры были назначены на должность просто из
6 Реально, восстание в Ижевске началось гораздо позднее мятежа чехо-словаков (прим. издателя).
7 Реально, Ижевско-Воткинские повстанцы воевали в полном отрыве от войск Самарского Комуча и Сибирской армии (прим. издателя).
Лыковые башмаки, привязанные к ноге (прим. Р.Гайды).
9 В оригинале: рогаёпа ёт2е. Рогаё - толковище, совет, договорно-совещательный орган (прим. издателя).
10 В январе 1919 года Воткинская дивизия включала Воткинский заводской 17-го Августа (подполковник Вольский), Сайгатский имени Чехословаков (полковник Крейер), Осинский им. Минина и Пожарского (полковник Феофилов), Воткинский имени Союзных держав (подполковник Отмарштейн) стрелковые полки, прифронтовой (запасный) полк, легкий артиллерийский дивизион (пор. Курбановский) и саперный батальон [4, с. 142; 5; 6; 7].
числа образованных людей. Но этот недостаток был немного возмещен; хотя воинские способности этих офицеров были, разумеется, часто недостаточными, но зато они ладили со своими людьми очень хорошо и <отношения > были почти братскими, как в чехословацкой армии.
После поступления этой воинской части под мое командование, я, первым делом, сократил материальную нищету этих людей и дал им хороших и одновременно зрелых в военном отношении офицеров, чтобы снова из <Воткинской> дивизии надлежащим образом была образована воинская единица. Эта задача была, разумеется, очень тяжелой, потому что и старые сибирские части в тылу было не во что обмундировать по сезону и добротно. Подходящих командных кадров на фронте было очень мало, ибо <офицеры> по большей части бездельничали в тылу, отлынивая от фронта, и оттуда никаким способом не было возможности доставить их на передовую.
Моя новая <Сибирская> армия, помимо Воткинской дивизии, на тот момент небоеготовой, имела 33.640 штыков, 2.465 сабель, 443 пулемета и 73 орудия, против 42.800 солдат у большевиков. Кроме русских сил стояла на фронте, охраняя город Кунгур с юго-запада, 2-я Чехословацкая дивизия, которой после меня командовал полковник Крейч; но она играла пассивную роль, ожидая вывода на отдых.
Состояние на моем фронте было следующим: на правом фланге капитан Куренков двумя колоннами пробился по Верхотурскому тракту и по Чусовской железной дороге к городу Соликамску11, расположенному на реке Каме приблизительно в 200 км. северо-восточнее Перми. Южнее, на правом берегу Камы, около с. Ильинского, победно оперировал генерал Вержбицкий. Далее к югу по железной дороге в сторону Вятки, приблизительно в 30 км западнее Перми, стоял генерал Пепеляев. Его левый фланг был сильно загнут на восток, переходя на левый берег Камы к Ниж-не-Мулинскому заводу, где большевики держали оборону на тракте Пермь - Оса12, и даже пытались делать контратаки по этому тракту, чтобы отрезать передовые части Пепеляева, стоящие в окрестностях Перми. Участок фронта около Бизарского завода и Белогорского монастыря, юго-западнее13 Кунгура, занимал генерал Го-
11 На Соликамск двигались две колонны: от ст.Чусовской 18-й Тобольский полк полковника Киселева и по Верхотурскому тракту отряд капитана Куренкова.
12 Тракт Пермь - Оханск.
13
Северо-западнее Кунгура.
лицын, и далее по реке Турку генерал Гривин; южнее был, временно подчиненный мне, Красноуфимский партизанский отряд поручика Рычагова, охраняющий тракт Кунгур - Бирск. Воткинцы были южнее этого тракта приблизительно на широте Красноуфимска. Далее к югу, в зоне действия Западной армии, тракт находился в руках большевиков. Линия моего фронта имела вид большой дуги, достигая наибольшего расстояния на пермских предмостных укреплениях.
Неустойчивый участок был в северной части, южнее половины изгиба фронта, где большевики отчаянно обороняли каждую пядь земли, стараясь подрезать эту дугу до прихода достаточных сил, с которыми начать наступление против нас. Все мои русские отряды были хороши, их настроение было боевым, несмотря на вынесенные трудности, после месячного наступления на Пермь в наитяжелейших условиях.
Мой штаб был выделен из штаба, который формировался давно в Омске и назывался раньше штабом Сибирской армии. Он был переведен в Екатеринбург, очищен от избыточных людей и дополнен некоторыми офицерами штаба моей бывшей Екатеринбургской группы. Начальником штаба армии был полковник, впоследствии генерал-майор Богословский, назначенный еще раньше, после смерти полковника Ушакова, начальником штаба Восточного фронта. Генерал Богословский был выпускником академии Генерального штаба. После большевистского переворота он принял службу в академии Генерального штаба, организованной большевиками в Екатеринбурге. Когда в июле 1918 года к Екатеринбургу подошли чехословаки, ему удалось оттуда убежать и пробраться к нашим войскам. Богословский был способным оперативным штабным работником, но <человек был> не самостоятельный, способный на компромиссы, о чем свидетельствует его вступление на большевистскую службу.
Из остальных русских штабных офицеров отмечу добросовестных сотрудников: инспектора артиллерии генерал-майора Тома-шевского, генерал-майора Фукина, который занимал должность дежурного генерала Сибирской армии, и, наконец, главного начальника снабжения армии генерал-лейтенанта Рычкова. Дальнейшие успехи армии зависели от того, какое отношение будет в тылу, как будут заботиться об армии, и как будет она пополняться и снабжаться.
Источники и библиография
1. Klub pratel gen. Gajdy. Режим доступа: http://radolagaj da. cz/ fotogalerie/? album=2&photo
2. Коробейников А.В. Воткинская Народная армия в 1918 г. Ч. 1. Людской состав. Ижевск: Иднакар, 2013. 128 с.
3. Gajda Radola. Moje pameti. Nakladatelstvi Bonus A, Brno, 1996. 352 с.
4. Белая гвардия. № 5. Москва, 2001.
5. ГАПК Ф. Р-656. Оп.1. Л.15;
6. РГВА Ф. 39499. Оп.2. Д. 2 л. Л.131 об;
7. Лотков С.Н. Камско-Воткинский завод и его рабочие. Режим доступа: http://www.dk1868.ru/history/LOTKOV.htm
