Научная статья на тему 'Модификации военной политики США и горизонты ядерного разоружения'

Модификации военной политики США и горизонты ядерного разоружения Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

CC BY-NC
193
26
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ЯДЕРНОЕ РАЗОРУЖЕНИЕ / США / ТРАНСПАРЕНТНОСТЬ / ВЗАИМНОЕ ЯДЕРНОЕ СДЕРЖИВАНИЕ / РЕГИОНАЛЬНЫЕ ТЕАТРЫ ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ / ТАКТИЧЕСКОЕ ЯДЕРНОЕ ОРУЖИЕ

Аннотация научной статьи по политологическим наукам, автор научной работы — Корсаков Георгий Борисович

В статье исследуется политика США в области ядерных вооружений в начале XXI в., включая рост внимания к возможности ограниченного применения ядерного оружия малой мощности в обычных региональных конфликтах. Эволюция политики США в этой сфере рассматривается в контексте проблематики глобального ядерного разоружения. По мнению автора, на первое место выходит стратегический диалог между ядерными державами, повышение уровня транспарентности между ними и формирования на этой основе новых стратегических отношений, которые могли бы вывести эти державы за рамки взаимного ядерного сдерживания.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Модификации военной политики США и горизонты ядерного разоружения»

Военная политика и экспорт вооружений

Г.Б.Корсаков

МОДИФИКАЦИИ ВОЕННОЙ ПОЛИТИКИ США И ГОРИЗОНТЫ ЯДЕРНОГО РАЗОРУЖЕНИЯ

Ключевые слова: ядерное разоружение, США, транспарентность, взаимное ядерное сдерживание, региональные театры военных действий, тактическое ядерное оружие

Аннотация

В статье исследуется политика США в области ядерных вооружений в начале XXI в., включая рост внимания к возможности ограниченного применения ядерного оружия малой мощности в обычных региональных конфликтах. Эволюция политики США в этой сфере рассматривается в контексте проблематики глобального ядерного разоружения. По мнению автора, на первое место выходит стратегический диалог между ядерными державами, повышение уровня транспарентности между ними и формирования на этой основе новых стратегических отношений, которые могли бы вывести эти державы за рамки взаимного ядерного сдерживания.

I.

С распадом двухполюсного мироустройства многим представителям военнополитического истеблишмента США казалось, что эпоха ядерного оружия заканчивается, что оно если и не будет уничтожено, то, по крайней мере, утратит свое политическое и военно-стратегическое значение. Однако с начала XXI в. в США наблюдается возврат ядерного оружия в стратегическую «систему ценностей». По всей вероятности, подобная реконверсия была обусловлена не столько стратегическими установками администрации Дж. Буша-мл., сколько реакцией США на формирование новой системы международных отношений, и в этом плане считалась довольно устойчивой. Именно потому, что в основе этих качественных изменений лежала новая модель мироустройства, схожие изменения начали происходить и в других странах.

Реакцией администрации республиканцев на эти изменения международной ситуации стало выделение в качестве самостоятельной задачи возможного ограниченного применения ядерного оружия малой мощности в обычных конфликтах на региональных ТВД. При этом традиционная задача стратегических ядерных вооружений - взаимное ядерное сдерживание (главным образом США и России), осталась в силе, хотя и в каком-то смысле отошла на второй план. Крупномасштабный (тем более ядерный) конфликт не считался более имеющим непосредственную остроту ни в США, ни в России, да и существующие

разногласия между США и Россией были не настолько глубоки и принципиальны в отличие от периода холодной войны, когда каждая из сторон считала, что речь идет о выживании ее политической и социально-экономической систем.

Впервые с момента первого применения в 1945 г. ядерного оружия американское военно-политическое руководство ставило вопрос о его использовании, не боясь спровоцировать при этом эскалацию ядерного конфликта. Так, если в середине XX в. применение Соединенными Штатами ядерного оружия в ограниченных конфликтах считалось связанным с риском возможности аналогичных действий со стороны СССР, то в новых геополитических условиях американское руководство не видело для этого особых препятствий. Россия более не рассматривалась в качестве глобального конкурента и, соответственно, ничто более не мешало планировать военные операции с применением ядерного оружия против региональных государств. К тому времени возникли однако другие препятствия, например, распространение ядерных и ракетных технологий в третьи страны, неоднозначная реакция некоторых развитых стран, включая союзников США. Но эти препятствия считались барьерами более низкого порядка по сравнению с возможной реакцией ядерной супердержавы.

При рассмотрении вопроса об ограниченном применении тактического ядерного оружия речь шла о решении практических задач в локальных конфликтах, прежде всего, в целях поражения научно-промышленных объектов, связанных с созданием, производством и хранением оружия массового уничтожения (ОМУ) на территории ряда так называемых «проблемных» стран. С этим, в частности, были связаны предложения о создании перспективных типов проникающих ядерных боезарядов, предназначенных для поражения высокозащищенных и заглубленных целей. При этом выделение ограниченного применения ТЯО в качестве самостоятельной задачи, не должно было вести к росту стратегической напряженности в отличие от периода холодной войны. Напротив, считалось, что сокращения стратегических ядерных вооружений в США будут продолжаться. Не исключалось также, что со временем к процессу сокращения СНВ присоединятся в той или иной форме и другие ядерные державы, хотя бы за счет обязательств о ненаращивании своих ядерных арсеналов. Новые стратегические установки базировались на том положении, что задачи, поставленные американским руководством для вооруженных сил, не требовали больших запасов ядерного оружия.

В американских доктринальных документах все большее внимание стало уделяться повышению роли ядерного оружия в будущих военных конфликтах на региональных ТВД. Новые задачи для ядерного оружия являлись частью более широкого процесса реформирования национальных вооруженных сил, которое должно было сделать их более приспособленными для ведения войн нового типа. Тогда же во взглядах администрации республиканцев на роль ядерного оружия стали отчетливо проявляться две взаимосвязанные тенденции: с одной стороны, постепенное стирание границ между стратегическим и нестратегическим (тактическим) ядерным оружием, а с другой - стремление снизить порог применения ядерного оружия. Как представляется, это было обусловлено следующими причинами. Во-первых, возможность крупномасштабной ядерной

войны между США и Россией являлась практически нулевой, вследствие чего американскому ядерно-оружейному комплексу становилось всё сложнее обосновывать существование огромного ядерного арсенала периода холодной войны. Во-вторых, признавая сдерживающую роль ядерного оружия, военнополитическое руководство США сознавало, что существующий ядерный арсенал неадекватен новым угрозам. По этой причине решение проблемы виделось в создании таких типов ядерных вооружений, которые можно было бы применять дозированно и при минимальном побочном ущербе.

л

Эта тенденция нашла свое отражение в «Обзоре ядерной политики»,1 опубликованном в январе 2002 г., а также в «Национальной стратегии борьбы с

о

оружием массового уничтожения»,2 утвержденной в декабре 2002 г., где допускалась возможность превентивного применения ядерного оружия в случае угрозы его применения противником. Отметим, что в документах не проводилось четкого разграничения между стратегическими и нестратегическими ядерными вооружениями. В «Обзоре ядерной политики», в частности, была принята концепция строительства новой стратегической триады, включающей ядерные и неядерные стратегические наступательные вооружения, стратегические оборонительные вооружения, а также гибкую, способную к воссозданию своих возможностей научно-промышленную инфраструктуру ядерно-оружейного комплекса, способную в сжатые сроки разрабатывать и производить новые образцы ядерных и обычных вооружений. При этом научно-промышленная база рассматривалась не как обеспечивающий компонент, а как неотъемлемая часть военной инфраструктуры. Все три компонента новой стратегической триады объединялись системой связи, разведки, контроля и управления на основе новейших телекоммуникационных и информационных технологий. Причём ТЯО

~ 3

рассматривалось в качестве составной части новой стратегической триады.3

В «Обзоре ядерной политики» также утверждалось, что, как и в прошлом, применение ядерного оружия является правомерным, когда все силы и возможности для мирного разрешения конфликта, имеющие цель убедить противника в достаточно мощном боевом потенциале США и продемонстрировать ему готовность к решительным действиям в случае развязывания войны, уже исчерпаны. Указывалось, что Соединённые Штаты оставляют за собой право применять ядерное оружие в случае использования другими государствами ОМУ против США, их союзников и партнеров, а также тогда, когда военная политика ряда государств представляет угрозу их национальным интересам. Более того, даже потенциальная возможность какого-либо «несостоявшегося» (failed) регионального государства стать ядерным считалась достаточной для обоснования и оправдания превентивных ударов. При этом из процесса ядерного планирования не исключалась и отработка вариантов осуществления массированных упреждающих контрсиловых ударов. Более того, количество возможных вариантов применения ядерного оружия было увеличено.

В то же время в документе признавалась необходимость сокращения американского ядерного арсенала, планировалось иметь в структуре Стратегических ядерных сил (СЯС) к 2012 г. 1700-2200 оперативно-развёрнутых ядерных боезарядов. Предпочтительным объявлялось сокращение без жёстких дого-

ворных ограничений, а также устанавливался трехэтапный график сокращений. При этом США оставляли за собой право остановить сокращение и нарастить СЯС для ответа на непредвиденные угрозы. Также декларировалось, что «разгрузка» стратегических носителей является наиболее предпочтительным способом сокращения стратегических ядерных вооружений. Большую часть снятых боезарядов и «разгруженных» стратегических носителей планировалось не уничтожать, а переводить в резерв для возможного реагирования на протяжённые по времени появления угрозы. Как следовало из документа, «контролируемое снижение количества оперативно-развёрнутых ядерных боезарядов должно сохранить структуру стратегической триады в таком состоянии, чтобы не выводить из эксплуатации дополнительные стратегические средства доставки». Предусматривалось создать совершенно новую категорию незасчитываемых ядерных боезарядов - так называемый «потенциал ответного удара» (Responsive Force), который должен был состоять из ядерных боезарядов, не установленных на развёрнутых стратегических носителях, но не считающихся неактивными. Планировалось, что этот компонент СЯС должен находиться в ядерных хранилищах и быть готовым к установке на стратегические носители в сжатые сроки.

В документе отмечалось, что, несмотря на планируемое сокращение стратегических ядерных вооружений и смещение доминанты военной доктрины на развертывание неядерного высокотехнологичного оружия, «ядерное оружие продолжает играть важнейшую роль в военной политике США, а также обладает уникальными характеристиками, которые позволяют решать важные политические и военно-стратегические задачи». Планировалось, что структура и возможности новой стратегической триады должны обеспечить решение следующих задач: гарантировать защиту американским союзникам и партнёрам по безопасности; способствовать разубеждению противника в намерении угрожать США; повысить доверие к гарантиям Соединённых Штатов, призванным сдерживать нападение на союзнические и дружественные страны; обеспечить нанесение решительного поражения противнику. Тем самым, на обозримую перспективу США были намерены сохранить за ядерным оружием преимущественно военно-стратегическую функцию и использовать его не только, как средство политического давления.

В июне 2002 г. президент Джордж Буш-мл. подписал Президентскую директиву по обеспечению национальной безопасности № 14, в которой были закреплены доктринальные положения по применению ядерного оружия против стран «оси зла» - Северной Кореи, Ирана, Ирака, Ливии и Сирии, имеющих, по оценкам аналитиков национального разведывательного сообщества, программы по созданию ядерного и химического оружия.4 При этом планировалось, что ядерное оружие может быть применено против этих стран превентивно.

II.

В соответствии со «Стратегией национальной обороны», утвержденной в марте 2004 г. и «Национальной военной стратегией», утвержденной в апреле 2004 г.,

варианты применения ядерного оружия в конкретной ситуации могли различаться по количеству боезарядов и набору целей - от ограниченного до масси-

с

рованного применения.5 Примечательно, что в документах предусматривалась возможность нанесения превентивных ударов даже в условиях отсутствия непосредственной угрозы для США. Также рассматривался вариант нанесения демонстрационного ядерного удара, который бы служил предупреждающим сигналом для противника о готовности к более решительным действиям.

В «Доктрине объединенных ядерных операций», утвержденной председателем Комитета начальников штабов (КНШ) в декабре 2004 г., также допускалось превентивное применение ядерного оружия.6 Документ не исключал использование ядерных средств для уничтожения хранилищ с ядерным, биологическим или химическим оружием. Отметим, что применение ядерного оружия может быть санкционировано только президентом США, несмотря на то, что носители могут быть развёрнуты на удалённых ТВД и подчинены непосредственно командующим группировками вооружённых сил в регионе.

«Доктрина» была призвана привести ядерную доктрину в соответствие со «Стратегией национальной безопасности», утвержденной в сентябре 2002 г., которая больше известна как «Доктрина Буша».7 Её главный элемент - нанесение превентивных (упреждающих) ударов по экстремистским и террористическим группировкам, а также «проблемным» странам, от которых может исходить угроза национальной безопасности США. По мнению некоторых американских аналитиков, администрация Буша-мл. основную ставку сделала на стратегию упреждения, при этом задача стратегического сдерживания, очевидно,

о

окончательно не отменялась.8

Важнейшим решением в ядерном планировании стало формирование Объединённого стратегического командования (U.S. Strategic Command) - основного компонента военного механизма США, ответственного за применение ядерного оружия с использованием стратегических носителей и информационно-разведывательных средств космического базирования, в частности, средств спутниковой навигации, позволяющих наводить оружие на цель с высокой точ-ностью.9 Организационные мероприятия по созданию Объединённого стратегического командования, которое было образовано в результате его слияния с Объединённым космическим командованием, были завершены в октябре 2002 г. Объединение командований было обосновано необходимостью сосредоточить под единым руководством силы и средства, обеспечивающие оперативное реагирование на угрозы национальной безопасности, с которыми США могут столкнуться в XXI в. Новое командование получало глобальную зону ответственности. Его штатная структура не предусматривает фиксированного состава боевых компонентов. Командующий несёт личную ответственность за организацию боевого применения стратегических сил, своевременное предоставление информации и предупреждение высшего военно-политического руководства страны об угрозе нанесения ракетно-ядерных ударов по территории США. Под его руководством также разрабатываются планы применения космических систем и контролируется их выполнение, осуществляется подготовка и проведение информационных операций в масштабе всех вооружённых сил. В 2003 г.

на Объединённое стратегическое командование было возложено решение дополнительных задач, в том числе планирование и нанесение ударов стратегическими носителями как в ядерном, так и обычном оснащении по объектам в любой точке планеты, а также планирование и координация деятельности, связанной с подготовкой и проведением операций с задействованием глобальной системы ПРО.

Как писал в своей статье «Ядерный подход к сегодняшней реальности» профессор Массачусетского технологического института Дж. Дейч (занимал посты заместителя министра обороны, председателя Совета по ядерным вооружениям и директора ЦРУ в администрации Клинтона, а также заместителя министра энергетики в администрации Картера), «сегодня в том, что касается управления американским ядерным арсеналом, следует иметь в виду решение двуединой задачи: удерживать от ядерного нападения на США, их союзников и партнеров посредством сохранения превосходящих ядерных сил с высокой выживаемостью, а также гибко и с точностью реагировать на широкий спектр чрезвычайных ситуаций, включая нападение с применением химического или биологического оружия. Цель заключается в том, чтобы заставить любую страну или террористическую группировку, планирующую использовать ОМУ для осуществления теракта, грозящего катастрофическими последствиями, учитывать возможность ядерного возмездия и полного уничтожения их инфраструк-

1 П

туры или убежищ».10 При этом Дж.Дейч считал, что в новых геополитических условиях требуется значительно меньшее количество ядерных вооружений, чем в период холодной войны. Так, группировка из девяти ПЛАРБ - половина от имевшегося на тот момент количества из 18 атомных подводных ракетоносцев стратегического назначения, могла бы, по его мнению, представлять собой силу для ответного удара и обладать достаточной выживаемостью. Постоянное боевое патрулирование должны были бы нести три частично оснащенные ПЛАРБ, при этом остальные атомные подводные ракетоносцы могли бы в это время находиться в пути к району патрулирования, а также на техническом осмотре (следовательно, без вооружения). Такое развёртывание оказалось бы меньше предложенной администрацией Буша-мл. программы сокращения стратегических ядерных вооружений к 2012 г. Этого, по мнению Дейча, было бы достаточно и для стратегического сдерживания, и для операций на ТВД.

Другие американские аналитики отмечали, что применение ядерного оружия в ограниченных конфликтах чревато риском расширения задач, которые могут быть поставлены перед ядерным оружием.11 Так, по мнению Дж. Ро-сенвэссера из влиятельного нью-йоркского Совета по международным отношениям, несмотря на то, что основной целью для поражения служат объекты хранения ОМУ в «проблемных» странах, спектр ядерных задач может быть значительно расширен (например, прорыв обороны противника), особенно в

л <2

случае неблагоприятного развития военно-стратегической ситуации.12 Он также он обращает внимание на предусмотренное в «Доктрине объединенных ядерных операций» стирание граней между стратегическим и тактическим ядерным оружием. По мнению Росенвэссера, в современных военных конфликтах, которые США ведут в удалённых регионах, могут быть задействованы, прежде все-

го, средства стратегической дальности, находящиеся в распоряжении Объединённого стратегического командования, например, тяжёлые бомбардировщики, а не тактическая авиация.

На этой же проблеме акцентирует внимание и другой известный американский аналитик, вице-президент вашингтонского Центра стратегических и бюджетных оценок Джим Томас в своей статье «Почему сухопутным войскам

л о

США нужны ракеты: новая задача для сохранения службы».13 А, например,

адьюнкт-профессор Джорджтаунского университета К.Либер и адьюнкт-профессор Дартмутского колледжа Д.Пресс вообще заявляют, что в новых геополитических условиях ядерное оружие может предоставить военнополитическому руководству США новые возможности при ведении операций на ТВД - применение ядерных боезарядов малой мощности, что, в свою очередь, должно свести к минимуму «сопутствующие» потери. Об этом они подробно пишут в своей статье «Мы нуждаемся в ньюках: сохранение американского

14

средства сдерживания».14

Подобный подход, как представляется, отражает эволюцию принципов ядерного планирования периода холодной войны, когда задачи непосредственной поддержки боевых действий планировались преимущественно с применением ТЯО, в то время как весь арсенал СЯС был задействован для выполнения задач стратегического сдерживания. Новый подход связан, прежде всего, с понижением уровня взаимного американо-российского ядерного противостояния и, следовательно, со снижением роли стратегического сдерживания в двусторонних отношениях, а также с относительно небольшим количеством ядерного арсенала, необходимого для решения задач глобального режима нераспространения ядерных и ракетных технологий, которые позволяют переориентировать стратегические ядерные вооружения на другие цели.

Важное значение ТЯО, закрепленное в доктринальных документах Пентагона, означает, что тактическая авиация двойного назначения обладает почти всеми преимуществами стратегической. Однако тот факт, что истребители базируются, как правило, вблизи предполагаемого ТВД, позволяет оказывать дополнительное психологическое давление на противника, повышая порог сдерживания. Аналогичными свойствами обладают и многоцелевые атомные подводные лодки, оснащенные КРМБ, причём их присутствие недалеко от зоны боевых действий позволяет в меньшей степени опираться на тактическую авиацию двойного назначения, развертывание которой зависит также и от согласия на это союзников. К тому же, в отличие от авиационного компонента, морской - обладает более высокой выживаемостью. Поэтому использование ТЯО, по мнению американского военного руководства, позволяет предотвратить эскалацию ядерного конфликта, не прибегая к варианту применения СЯС.

В целом, к концу первого десятилетия XXI века в американских доктринальных документах была сделана попытка адаптировать ядерную доктрину к новым геополитическим условиям. Ликвидация биполярной модели международных отношений, наряду с прочим, значительно усложнила проблему обеспечения национальной безопасности США. С одной стороны, конец конфронтации с главным потенциальным противником открыл путь к осуществлению глу-

боких сокращений накопленных в период холодной войны арсеналов стратегического и тактического ядерного оружия. С другой стороны, возник целый ряд новых угроз, потребовавших адекватной реакции на них, что, в свою очередь, послужило стимулом к изменению роли ядерного оружия в военной политике.

III.

После избрания в 2009 г. Б.Обамы на пост президента США администрация демократов объявила о намерении значительно сократить ядерный арсенал. Незадолго до этого видные представители военно-политического истеблишмента периода холодной войны - бывшие госсекретари Генри Киссинджер и Джордж Шульц, бывший министр обороны Уильям Перри, бывший сенатор Сэм Нанн, а также известный физик-ядерщик, профессор Стэнфордского университета Сидни Дрелл выдвинули идею всеобщей и полной ликвидации

Л с

ядерного оружия (Инициатива «Глобальный ноль»).15 По их мнению, в XXI в. «абсолютное» оружие, как фактор военной силы, утратило свою значимость, и в условиях кардинально изменившегося геополитического ландшафта планеты превращается отжившим рудиментом холодной войны.

Эти специалисты утверждают, что мировой порядок находится в опасной поворотной точке и меры, предпринимаемые международным сообществом для противодействия новым ракетно-ядерным угрозам, явно недостаточны. Поэтому они призвали военно-политическое руководство стран, обладающих ядерным оружием, принять экстренные меры по укреплению международной безопасности и созданию условий для всеобщей и полной ликвидации ракетноядерного оружия. Показательно, что Роберт Макнамара, занимавший пост министра обороны в период президентства Джона Кеннеди, подчеркивал в этой связи, что возможное применение в рамках доктрины «взаимного гарантированного уничтожения» (Mutual Assured Destruction) ядерного оружия во всё более неустойчивом и разбалансированном мире способно привести к суицидальному концу для всего человечества.16

Между тем, такой кардинальный поворот в военно-стратегических установках влиятельных американских специалистов, некоторые из которых ещё недавно занимали высокие посты и отвечали, в том числе, и за ядерное планирование, заставляет задуматься об истинных причинах возможной трансформации американской ядерной политики. Отметим, что ещё в начале 1960-х гг. в США было создано целое направление науки, занимающееся изучением раз-

Л -7

личных аспектов ведения ядерной войны и возможной победы в ней. Так, один из основоположников ядерной доктрины периода холодной войны, аналитик корпорации РЭНД Герман Кан в своих «размышлениях о немыслимом» рассматривал «ядерный фактор» как неотъемлемый компонент военнополитической стратегии, играющий первостепенную роль в достижении победы

американских вооруженных сил не только в ограниченной ядерной войне, но и в

1 ft

затяжном ядерном конфликте.18

Вместе с тем, столь радикальные инициативы президента Обамы в области ядерного разоружения требуют, по мнению влиятельных американских спе-

циалистов, глубокой проработки. Так, руководимая бывшими министрами обороны Уильямом Перри и Джеймсом Шлесинджером специально созданная в 2009 г. двухпартийная комиссия Конгресса, внимательно изучив проблему ядерного разоружения, пришла к выводу: «В обозримом будущем не существует необходимых условий, при которых могла бы возникнуть возможность всеобщей и полной ликвидации ядерных вооружений в глобальном масштабе. Появление таких условий потребовало бы фундаментальной трансформации всего мирового политического порядка».19 Комиссия рекомендовала американскому военно-политическому руководству до начала кардинальных изменений в ядерной сфере «придерживаться стратегии эффективного и надёжного ядерного сдерживания».

Как следует из американских доктринальных документов в области национальной безопасности, в XXI веке основным элементом глобального военного баланса станет масштабное развертывание и применение неядерного дальнобойного высокотехнологичного оружия, усиленное эшелонированной глобальной системой ПРО, а ракетно-ядерному оружию будет отведена роль, прежде всего, средства стратегического сдерживания возможного военного нападения, способного поставить под вопрос само существование государств - объектов нападения.20 Между тем, применение ядерного оружия ещё недавно рассматривалось в качестве эффективного средства решения региональных проблем. Так, со времени создания и первого применения в 1945 г. ядерного оружия американское военно-политическое руководство осуществляло ядерное планирование во всех крупных конфликтах, в которых были задействованы ВС США,

- в период Берлинского (1961 г.) и Карибского (1962 г.) кризисов, в период ведения войн в Корее (1950-1953 гг.) и во Вьетнаме (1965-1975 гг.), а также в хо-

ОЛ

де первой войны в Персидском заливе (1990-1991 гг.).21

Отметим, что стратегия применения Соединёнными Штатами ядерного оружия первыми была закреплена ещё в так называемых «негативных гарантиях безопасности» (negative security assurance), предложенных в 1978 г. (и модифицированных в 1995 г.) тогдашним госсекретарём Сайрусом Вэнсом. Документ декларировал, что США не будут применять ядерное оружие против неядерных государств-членов Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), которые действуют в соответствии с взятыми обязательствами. В то же время, американскому руководству фактически дается право на применение ядерного оружия первыми против ядерных государств-оппонентов или «проблемных» государств, стремящихся создать или приобрести ОМУ.

В отношении стран, на которые не распространяются гарантии безопасности - т.е. обладающих ядерным оружием и/или не выполняющих своих обязательств в области ядерного и ракетного нераспространения, стратегические ядерные силы США будут и дальше служить фактором стратегического сдерживания возможного нападения на США, их союзников и партнёров с применением не только ядерного, но и обычного, химического или биологического оружия. Тем самым, в США продолжает действовать стратегия применения ядер-

22

ного оружия первыми.22

Так, в соответствии с этими военно-стратегическими установками и в рам-

ках перехода от ядерного планирования на основе Единого интегрированного оперативного плана (Single Integrated Operational Plan - SIOP) периода холодной войны к серии более специализированных и гибких планов ведения ядерной войны, в частности, Оперативного плана 8010 «Стратегическое сдерживание и глобальный удар» (Strategic Deterrence and Global Strike - OPLAN 8010), введённого в действие в декабре 2008 г., главными целями стратегических ядерных сил США считаются - Россия, Китай, Северная Корея, Иран, Сирия, а также различные террористические группировки, действующие во взаимодействии с каким-либо «проблемным» государством.23 Наряду с нанесением ядерных ударов по вероятному противнику, план включает также различные варианты применения неядерного дальнобойного высокотехнологичного оружия. Отметим, что в доктринальных документах Пентагона Россия по-прежнему обозначена как «наиболее мощный потенциальный противник США».

Примечательно, что в ежегодном докладе, сделанном в марте 2013 г. директором Национальной разведки Джеймсом Клэппером в сенатском комитете по разведке в ряду основных угроз национальной безопасности США, вместе с активным применением государствами-оппонентами информационного оружия, усилением влияния международного терроризма, распространением ядерных и ракетных технологий, различными мероприятиями иностранных разведок на территории США, а также растущей уязвимостью Соединённых Штатов в космическом пространстве был в том числе назван рост военного потенциала России и Китая, особенно в сфере ракетно-ядерных вооружений.24

Технологическим инструментарием проведения ядерной политики США служат МБР «Минитмен 3» (Minuteman III), БРПЛ «Трайдент 2» (Trident II D-5), а также тяжёлые бомбардировщики B-52H «Стратофортресс» (Stratofortress) и B-2A «Спирит» (Spirit).

В целях повышения боеготовности ракетного и авиационного компонентов стратегической триады для решения ядерных задач в декабре 2009 г. было сформировано и приступило к несению боевого дежурства Командование глобальных ударов (Air Force Global Strike Command). С февраля 2010 г. в структуру командования (авиабаза Барксдейл, штат Луизиана) входят силы МБР и стратегической авиации. Командование глобальных ударов будет выделять эти средства в оперативное подчинение Объединённому стратегическому командованию для решения ядерных задач с задействованием МБР и тяжёлых бомбардировщиков.

Срок службы МБР «Минитмен 3» продлен до 2030-х гг., что отодвигает ранние планы Пентагона по их замене в 2018 г. Планируется, что МБР следующего поколения начнут поступать на вооружение с середины 2030-х гг. С 2011 г. все МБР оснащаются моноблочной ядерной боеголовкой. Стоящие на боевом дежурстве тяжёлые бомбардировщики B-2A «Спирит» оснащаются ядерными авиабомбами B-61 и B-83 (до 16 авиабомб на каждом) различных модификаций, тяжелые бомбардировщики B-52H «Стратофортресс» - КРВБ (до 20 крылатых ракет на каждом) в ядерном и обычном оснащении, так как считается, что эти машины не могут преодолевать развитую систему ПВО противника. Также Пентагон планирует начать программу глубокой модернизации КРВБ AGM-86B,

оснащённых ядерной боеголовкой W80-1. Программа, стоимостью около 1,3 млрд. долл., должна завершиться к 2019 г.

Активные мероприятия руководство ВВС проводит и в области создания крылатой ракеты воздушного базирования следующего поколения, которую планируется принять на вооружение к середине 2020-х гг. Работы при участии ведущих военно-промышленных корпораций ведутся в рамках программы LRSO (Long Range Standoff). Тактико-технические характеристики перспективной КРВБ будут сопоставимы с основными параметрами крылатой ракеты морского базирования RGM-109E «Тактикал Томахок» (Tactical Tomahawk). Планируется, что основным типом оснащения крылатой ракеты станет ядерное, однако с учетом новейших оперативно-стратегических концепций часть ракет предполагается оснащать обычными боезарядами.

Масштабные работы характерны и для области создания стратегического бомбардировщика следующего поколения, предназначенного для решения задач с применением, в том числе, ядерного оружия. Планируется, что первые такие машины начнут поступать в боевые подразделения с середины 2020-х гг.25 При этом в отличие от МБР и БРПЛ, стратегическая авиация может быть развернута в различных регионах планеты для подтверждения обязательств США перед союзниками и партнерами по обеспечению региональной безопасности.

Что касается морского компонента стратегической триады, то с 2010 г. все

14 ПЛАРБ класса «Огайо» (Ohio) оснащаются новейшей модификацией БРПЛ «Трайдент 2», срок службы которых продлён с 30 до 44 лет. Каждый атомный подводный ракетоносец может нести 24 БРПЛ с восемью ядерными боеголовками на каждой, однако в соответствии с планами по сокращению оперативноразвёрнутых ядерных боезарядов, Пентагон ограничил количество боеголовок на каждой БРПЛ четырьмя единицами.

В связи с изменившимися в XXI веке военно-стратегическими установками и переориентацией военной мощи США в Азиатско-Тихоокеанский регион и Юго-Восточную Азию, Министерство обороны планирует, что восемь ПЛАРБ будут нести боевое дежурство в акватории Тихого океана, а шесть - в акватории Атлантического.

Планируется, что с начала 2030-х гг. ПЛАРБ класса «Огайо» будут постепенно заменяться на атомные подводные ракетоносцы следующего поколения, общее количество которых составит к середине 2040-х гг. 12 единиц с 16 БРПЛ на каждом. Для обеспечения большей оперативной гибкости с 2008 г. часть БРПЛ оснащается усовершенствованной модификацией ядерной боеголовки W76-1, которая позволит поражать широкий спектр мобильных и стационарных целей, в том числе высокозащищённых и заглубленных, с высокой точностью и большой поражающей мощью. Запланировано производство и поставка в ядерные хранилища около 2 тыс. таких боезарядов до 2017 г.

По состоянию на начало 2013 г. США имели 200 оперативно-развернутых нестратегических ядерных боезарядов - авиабомб B-61 различных модификаций. Еще 800 нестратегических ядерных боезарядов, включая 200 ядерных боеголовок W80-0 для КРМБ «Томахок» (Tomahawk Land Attack Missile / Nuclear -

TLAM/N) находятся в неактивном резерве. С 2011 г. все КРМБ «Томахок» в ядерном оснащении сняты с боевого дежурства.

Около 200 тактических ядерных авиабомб B-61 развёрнуто на шести авиабазах в пяти странах НАТО - Бельгии, Германии, Италии, Нидерландах и Турции.26 В 2005 г. авиабомбы B-61 были выведены с авиабазы Рамштайн (Германия), а в 2006 г. - с авиабазы Лэйкенхит (Великобритания). Помимо ударных истребителей F-16C/D «Файтинг Фэлкон» (Fighting Falcon) американских ВВС, под ядерные задачи сертифицированы бельгийские и голландские истребители F-16 A/B, а также немецкие и итальянские истребители PA-200 «Торнадо» (Tornado). Планируется, что постепенно эти машины будут заменяться на новейшие многофункциональные истребители F-35A «Лайтнинг 2» (Lightning II) после их сертификации под ядерные задачи. В рамках программы модернизации тактического ядерного оружия, базирующегося в Европе, США намерены значительно продлить срок службы авиабомб B-61. Программа, стоимостью 10 млрд. долл., должна завершиться к 2019 г.

Отметим, что весь американский ядерный арсенал делится на две категории: боеготовые (оперативно-развернутые) и резервные боезаряды. При этом в первую категорию включены боезаряды, развернутые на боеготовых средствах доставки, во вторую категорию - неразвернутые боезаряды, которые, в свою очередь, также делятся на две категории:

• активные - являющиеся частью так называемого «возвратного потенциала», которые могут быть развернуты на боеготовых средствах доставки в короткие сроки;

• неактивные - находящиеся на длительном складском хранении в качестве резерва.

Как следует из доктринальных документов Министерства обороны, стратегические ядерные силы США будут решать задачи ядерного сдерживания

0~7

вплоть до 2050-х гг. и далее.27 Более того, в рамках стратегии расширенного сдерживания (extended deterrence), введенной в военно-политический лексикон в начале XXI века, некоторые американские аналитики предлагают в качестве эффективного инструмента противодействия новым ракетно-ядерным угрозам для США, их союзников и партнёров использовать также крылатые ракеты различного базирования в обычном оснащении.28 Это, по их мнению, должно повысить эффективность контроля за эскалацией конфликта, а также расширить спектр применения стратегии ядерного сдерживания. Важное место в решении этой задачи отводится КРМБ «Тактикал Томахок», которыми оснащаются многоцелевые атомные подводные лодки, крейсеры и эсминцы. Всего на надводных кораблях и атомных подводных лодках ВМС США может быть развёрнуто к концу десятилетия до 5 тыс. КРМБ.

Отметим, что еще в начале XXI века американское военное руководство приняло решение о переоборудовании четырёх ПЛАРБ в носители крылатых ракет, при этом каждая боевая платформа может нести до 154 крылатых ракет, способных перенацеливаться в полёте, в течение нескольких часов маневрировать в районе цели для её поиска и доразведки, а также поражать цели на расстоянии до 2,5 тыс. км. Одна такая боевая платформа по своей совокупной

ударной мощи способна заменить до 13 многоцелевых атомных подводных лодок или до трёх эсминцев, при этом, в отличие от надводных кораблей подводные лодки способны атаковать цели неожиданно для противника. Кроме того, в США активно развивается программа FIA (Future Imagery Architecture) по созданию всепогодной спутниковой системы наблюдения, главная цель которой -слежение, в частности, за передвижением грунтово-мобильных ракетных комплексов стратегического назначения в режиме реального времени. С учетом этих факторов, удар таких КРМБ даже в обычном оснащении будет представлять серьёзную угрозу для любого потенциального противника США.

Переоборудованные в носители крылатых ракет ПЛАРБ, обладающие возможностью длительного и скрытного боевого патрулирования, способны наносить высокоточные удары вглубь территории противника. Считается, что применение четырёх ПЛАРБ, переоборудованных в носители крылатых ракет в обычном оснащении, дает соединённым Штатам возможность контролировать кризисные регионы непрерывно. Кроме того, такие боевые платформы могут служить решающим средством подавления новейших систем ПВО противника, а скрытно выдвинутые на боевые позиции и способные произвести запуск 154 крылатых ракет в течение нескольких минут они могут атаковать широкий диапазон стационарных и мобильных целей.

Главным стимулом для переоборудования четырёх ПЛАРБ под неядерные задачи послужило, как представляется, формирование американским военным руководством стратегии расширенного сдерживания на основе применения ядерных и обычных дальнобойных высокотехнологичных систем вооружений в качестве приоритетной меры силового давления на потенциальных противников. Например, по мнению Элен Таушер, заместителя госсекретаря по контролю над вооружениями и международной безопасности, стратегия расширенного сдерживания сделает управление конфликтом более гибким и позволит сформировать условия для политического урегулирования ещё до его перерастания в региональную войну.29 В свою очередь, сторонники «традиционного» ядерного сдерживания, высказывая озабоченность в связи с продолжающимся процессом распространения ядерных и ракетных технологий, считают полный отказ от ядерного оружия как средства стратегического сдерживания преждевременным, по крайней мере, до тех пор, пока не будет развёрнут другой компонент стратегической триады - эшелонированная глобальная система ПРО, которая, по их мнению, позволит избежать сокрушительного возмездия, а также

30

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

лишит противника возможности нанести удар первым.30

В стратегию расширенного сдерживания органично вписывается и оперативно-стратегическая концепция «быстрого глобального удара» (Prompt Global Strike), главная цель которого - поражение в сжатые сроки жизненно важной военной и промышленной инфраструктуры в глубине территории противника с применением новейших неядерных дальнобойных высокотехнологичных си-

ОИ

стем вооружений.31 Предполагалось, что основным ударным средством в рамках этой концепции должна стать БРПЛ «Трайдент 2» в неядерном оснащении. При этом объектами поражения могут быть стационарные и мобильные цели. Так, в рамках программы CTM (Conventional Trident Modification) планировалось,

что на каждой из 14 действующих ПЛАРБ две из 24 БРПЛ будут оснащаться

оо

обычными боеголовками.32 Однако эта программа подверглась критике со стороны некоторых американских экспертов за то, что система предупреждения о ракетном нападении (СПРН) государства-оппонента не будет способна, по их мнению, точно определить вид оснащения баллистических ракет (ядерное или обычное), задействованных в ракетном ударе, что, в свою очередь, может привести к эскалации ядерного конфликта.

В качестве эффективного инструмента реализации концепции «быстрого глобального удара» американское военное руководство рассматривает и массированное применение с середины 2020-х гг. гиперзвуковых летательных аппаратов, способных выходить в верхние слои атмосферы и имеющих трансконтинентальную дальность. Работы по этой тематике ведутся, в частности, в рамках программы FALCON (Force Application and Launch from the Continental U.S.), а также программы HTV (Hypersonic Technology Vehicle).33

В июне 2013 г. президент Б. Обама утвердил «Стратегию применения ядерного оружия», в которой были провозглашены руководящие принципы американской ядерной политики применительно к постоянно изменяющимся военно-стратегическим условиям XXI века:34

• опора на стратегию ядерного сдерживания для решения широкого спектра задач обеспечения национальной безопасности;

• снижение роли ядерного оружия до уровня его применения лишь в чрезвычайных обстоятельствах;

• понижение значения «ядерного фактора» в рамках стратегического сдерживания нападения с применением обычных средств;

• отказ в перспективе от запуска СЯС в условиях фиксации внезапного разоружающего контрсилового удара (по сути, отказ от ответно-встречного удара);

• формирование альтернативного подхода к поддержанию надёжного и безопасного ядерного арсенала в условиях прогнозируемых геополитических и военно-стратегических рисков;

• направление крупных инвестиций в разработку перспективных проектов в целях сохранения и поддержания высокой готовности объектов и инфраструктуры ядерно-оружейного комплекса.

В целом, проводимая американским военно-политическим руководством во «втором ядерном веке» политика в области СНВ включает: проведение программ модернизации стратегических и тактических ядерных вооружений, поддержание в высокой боевой готовности ядерных средств передового базирования, развёртывание и сертификацию под выполнение ядерных задач новейших стратегических носителей, привлечение союзников к процессу ядерного планирования в рамках НАТО, наращивание неядерных стратегических наступательных вооружений.

IV.

Проблема противоракетной обороны по-прежнему остаётся ключевой в россий-

ско-американских стратегических отношениях и после прихода в Белый дом в

2009 г. администрации демократов. Несмотря на включение (хотя и не закреплённое на международно-правовом уровне) фактора ПРО в двусторонние договорённости в области СНВ, администрация Обамы не собирается отказываться от запланированных ещё при республиканцах основных программ по созданию

ос

и развёртыванию различных компонентов глобальной системы ПРО.35

Так, министр обороны Чак Хейгел, сменивший на этом посту Леона Панет-ту, в марте 2013 г. озвучил ряд корректив в планах по наращиванию американского противоракетного потенциала.36 Обращает на себя внимание, что усилия военно-политического руководства США по завершению всех ранее запланированных ещё при республиканцах мероприятий в области ПРО кардинальных изменений не претерпели. Министерство обороны предполагает продолжить реализацию так называемого «Европейского поэтапного адаптированного подхода» (European Phased Adaptive Approach) с четырьмя фазами развёртывания средств ПРО на территории Европы, который был разработан ещё в 2007 г. и где в качестве позиционных районов ПРО указывается ряд стран Восточной и Юго-Восточной Европы. При этом главным отличием программы, озвученной Хейгелом, от плана республиканской администрации служит некоторое продление периода развёртывания четвёртой фазы, который в соответствии с предыдущим проектом должен был завершиться к 2020 г.

Планируется, в частности, продолжить процесс развёртывания различных компонентов системы ПРО на территории Польши и Румынии, а именно: ракет-перехватчиков SM-3 различных модификаций, многофункциональных радаров ПРО, боевых информационно-управляющих систем «Иджис» (Aegis) наземного базирования, командных пунктов, средств связи и тылового обеспечения. Оперативные базы ПРО, развёрнутые на территории этих стран, будут встроены в совместную американо-европейскую архитектуру системы ПРО НАТО, главная стратегическая цель которой - прикрытие всех стран-членов альянса от ударов баллистических ракет, в первую очередь, иранских и северокорейских. При этом главным отличием обновлённого плана от предыдущего станет замена новейшей модификации ракеты-перехватчика SM-3 (Block IIB) на менее мощный вариант - SM-3 (Block IIA). Примечательно, что противоракеты SM-3 обеих модификаций предназначены для перехвата МБР и БРПЛ в разгонной фазе полёта.

Важнейшим фактором развития американской политики в области ПРО на европейском континенте, помимо поддержки национального обороннопромышленного комплекса, служит, как представляется, намерение военнополитического руководства США сплотить на долгосрочную перспективу союзников по НАТО. Добиться этого предполагается, в том числе, путём их привлечения к совместной программе по созданию и развёртыванию противоракетной инфраструктуры, которую европейские союзники не могут развивать самостоятельно, и тем самым придать Североатлантическому альянсу новый импульс.

Американское военное руководство также считает необходимым наращивать противоракетный потенциал в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Как следует из доклада Хейгела, Пентагон планирует при поддержке правительства

Японии развернуть на её территории второй транспортабельный радар ПРО AN/TPY-2, который должен обеспечить раннее обнаружение любых баллистических целей, запущенных в сторону США или Японии с территории Северной Кореи. Следует учесть, что, например, базирование двух радаров ПРО на территории Японии позволит контролировать ракетные пуски далеко за пределами зоны, ограниченной прилегающими акваториями. Примечательно, что решение об этом было принято ещё до озвученных Хейгелом корректив в области ПРО. Помимо Японии многофункциональные радары ПРО могут быть развернуты на территории Израиля, Турции и ОАЭ.

Наряду с усилением противоракетного потенциала в Европе и АТР Пентагон намерен наращивать инфраструктуру ПРО на территории США. Так, к концу 2017 г. планируется дополнительно развернуть 14 стратегических ракет-перехватчиков GBI (Ground Based Interceptor) шахтного базирования на военной базе Форт Грили (штат Аляска), а также увеличить количество позиционных районов ПРО на Атлантическом и Тихоокеанском побережье США, что позволит, по мнению Хейгела, значительно усилить американский противоракетный потенциал.

Своеобразным прологом намеченных американским руководством коррективов в области ПРО стали два доклада, подготовленных специалистами Науч-

<37

ного совета Минобороны и Национальной академии наук.3' В них, в частности, указывалось, что финансирование программ ПРО должно быть значительно увеличено, а всю противоракетную архитектуру следует трансформировать в сторону расширения профильной инфраструктуры и качественной модернизации её компонентов. Американские специалисты рекомендуют принять следующие меры:

• развернуть новый позиционный район ПРО, либо на военной базе Форт Драм (штат Нью-Йорк), либо в Мэйне, с формированием профильной инфраструктуры - шахт для ракет-перехватчиков, системы боевого управления, средств физической защиты;

• развернуть новый позиционный район ПРО недалеко от базы МБР Гранд-Фокс (штат Северная Дакота);

• создать более скоростные и меньшие по габаритам двухступенчатые противоракеты для новых позиционных районов ПРО;

• заменить в среднесрочной перспективе все стратегические ракеты-перехватчики GBI, развернутые на авиабазе Ванденберг (штат Калифорния) и на военной базе Форт Грили (штат Аляска) на новейшие высокоскоростные противоракеты, а также построить для них новые шахты;

• разработать новую заатмосферную ступень перехвата EKV (Exoatmos-pheric Kill Vehicle) для ракет-перехватчиков GBI с улучшенными характеристиками по поиску и отслеживанию целей;

• построить новый многофункциональный радар дальнего обнаружения наземного базирования XBR (X-Band Radar) кругового обзора, превосходящий по мощности транспортабельный радар AN/TPY-2;

• развернуть новейшие радары в пяти пунктах базирования: Файлингдейлс (Великобритания), Туле (Гренландия), Кейп Код (штат Массачусетс), Гранд

Форкс (штат Северная Дакота), Клир (штат Аляска);

• развернуть многофункциональный радар дальнего обнаружения морского базирования SBX (Sea-Based X-Band Radar), который будет размещен на постоянной основе в порту Адак (Алеутские острова) с техническими усовершенствованиями, позволяющими противостоять суровым климатическим условиям;

• разработать более мощный радар для замены радара SPY-1, которым оборудованы корабли с системой управления «Иджис»;

• создать новейшую систему наблюдения в инфракрасном диапазоне воздушного базирования ABIRS (Airborne Infrared Surveillance system), обладающую улучшенными характеристиками по сбору и обработке информации по сравнению с действующей системой ABIR (Airborne Infrared system);

• разработать новейшую спутниковую система наблюдения PTSS (Precision Tracking Space System), которая должна объединить функции двух различных систем наблюдения космического базирования - SBIRS (Space-Based Infrared System) и STSS (Space Tracking and Surveillance System) для замены действующей системы DSP (Defense Support Program satellites).

Ещё в конце срока своего президентства, в январе 2009 г. президент Дж. Буш-мл. подписал специальную директиву по обеспечению национальной безопасности № 66 (National Security Presidential Directive, NSPD-66), в которой закреплялись военно-стратегические установки по защите американских интере-

oq

сов в Арктике.38 Наряду с другими важнейшими аспектами усиления военного присутствия в арктическом регионе (защита морской, воздушной и наземной границы, постоянное военно-морское присутствие, обеспечение безопасности морских коммуникаций, всесторонняя разведывательная деятельность), особый акцент был сделан на дальнейшем наращивании противоракетного потенциала, в частности, элементов системы предупреждения о ракетном нападении, а также на усилении сил и средств стратегического сдерживания. Планировалось, в частности, модернизировать радар СПРН на посту Туле (Гренландия), а также расширить инфраструктуру ПРО на военной базе Форт Грили (штат Аляска), где к тому времени уже было развернуто 26 стратегических ракет-перехватчиков GBI.

Американское руководство неоднократно заявляло, что глобальная система ПРО, компоненты которой Соединённые Штаты развертывают в Европе, АТР и на национальной территории, не преследует цель девальвировать российский потенциал стратегического ядерного сдерживания. Поэтому в 2009 г. оно и отказалось, якобы, от планов развёртывания средств ПРО в Чехии и

OQ

Польше.39 Вместо этого планируется сформировать в среднесрочной перспективе другую архитектуру противоракетной обороны на территории стран Восточной и Юго-Восточной Европы, предназначенную для отражения ракетных угроз, исходящих, в первую очередь, из Ирана и Северной Кореи. О существенном влиянии фактора ПРО на стратегическую стабильность пишут и известные американские аналитики, научные сотрудники Брукингского института Стивен Пайфер и Майкл О’Хэнлон в своей книге «Возможность: следующие шаги в со-

40

кращении ядерных вооружений».40

В целом, американская политика в области ПРО имеет своей основной

целью обеспечение в недалеком будущем абсолютной неуязвимости национальной территории от ударов баллистических ракет любого вероятного противника. Для этого планируется, в частности, развивать средства противодействия маневрирующим боеголовкам, различным ложным целям, а также постановщикам помех для системы предупреждения о ракетном нападении и системы боевого управления.

V.

В условиях снижения роли ядерного оружия в военно-политической стратегии США, закреплённой в начале XXI века в доктринальных документах в области национальной безопасности, американское руководство считает необходимым, тем не менее, поддерживать количественный состав СЯС на уровне, достаточном для нанесения неприемлемого ущерба любому государству-оппоненту (коалиции государств). Так, в соответствии с Договором о мерах по дальнейшему сокращению и ограничению стратегических наступательных вооружений, подписанным Россией и США 8 апреля 2010 г. и вступившим в силу 5 февраля 2011 г., к февралю 2018 г. количество оперативно-развёрнутых ядерных боезарядов у каждой из сторон не должно превышать 1550 единиц, а количество стратегических носителей - 800 единиц, из которых оперативно-развёрнутых -не более 700 единиц.

При этом США сохраняют возможность значительного превышения заявленных ограничений на количественные уровни оперативно-развёрнутых ядерных боезарядов, установленных договором. Это обеспечивается за счёт так называемого «возвратного потенциала», который включает технически годные к применению ядерные боезаряды, находящиеся на длительном хранении в ядерных хранилищах, готовые к установке на стратегические носители. Кроме того, дополнительные возможности по экстренному наращиванию СЯС имеются и за счёт возврата в боевой состав стратегических носителей, ранее выведенных в резерв, т.е. использования их «возвратного потенциала». В целом, проведение такой политики позволяет Соединённым Штатам в короткие сроки нарастить количество ядерных боезарядов на развёрнутых стратегических носителях более чем в 2 раза, что, по сути, ставит под вопрос выполнение такого важнейшего условия проводимых сокращений ядерных вооружений, как их не-

АЛ

обратимость.41 Отметим, что Россия последовательно выполняет все взятые на себя обязательства по необратимому сокращению СНВ.

В этих условиях реализация политики США в области создания и развёртывания глобальной системы ПРО подрывает и перспективу роста доверия и транспарентности в ядерной сфере между Россией и США, а процесс распространения ядерных и ракетных технологий вместо декларируемого замедления получает, как представляется, мощный стимул для дополнительного развития. При этом дальнейшее сокращение ядерных вооружений в силу объективно существующей взаимосвязи СНВ и ПРО будет, по меньшей мере, существенно осложнено или вообще приостановлено.

К тому же, в преамбуле Договора о СНВ сохранено положение из «Сов-

местного понимания по вопросу о дальнейших сокращениях и ограничениях стратегических наступательных вооружений», подписанного президентами России и США в Москве в июле 2009 г., где закреплена «взаимосвязь стратегических наступательных и стратегических оборонительных вооружений».42 А в тексте самого договора дополнительно указано, что он «заключается в условиях, когда у сторон есть соответствующие уровни стратегических оборонительных систем. Изменение этих уровней оставляет каждой из сторон право решать вопрос о своём дальнейшем участии в процессе сокращения стратегических наступательных вооружений». Такое пояснение было специально дано для случаев возможного изменения военно-стратегической ситуации, при которых развёртывание одной из сторон средств ПРО, способных в перспективе перехватывать МБР и БРПЛ на разгонном участке траектории, стало бы поводом для изменения позиции другой стороны по отношению к процессу дальнейших сокращений СНВ.

Ещё одним препятствием на пути к глобальному ядерному разоружению служат, как представляется, программы региональных государств по созданию ракетно-ядерного оружия.43 Так, по мере сокращения СНВ ядерными державами первого (США и Россия) и второго (Великобритания, Франция и Китай) уровней растущее воздействие на глобальный военный баланс начнут, возможно, оказывать ракетно-ядерные арсеналы развивающихся стран. Поэтому необходимым условием глубоких и необратимых сокращений ядерных вооружений в глобальном масштабе должно стать поэтапное подключение к этому процессу других ядерных держав, при этом главная роль должна, безусловно, принадлежать «большой пятёрке» ядерных держав - постоянных членов Совета безопасности ООН. Для реализации этих планов, в свою очередь, потребуется более высокий уровень политического сотрудничества стран «большой пятёрки», а их лидерская роль могла бы состоять, например, в техническом контроле за выполнением запрета на воспроизводство ядерного оружия. Это означало бы, что государства, способные создать его в короткие сроки, не смогут его применить в условиях эскалации конфликта.

Важная роль в контексте глобального ядерного разоружения принадлежит и психологическим аспектам ядерной политики - факторам, не поддающимся количественному измерению. По мнению некоторых американских специалистов, стратегия ядерного сдерживания не исчезнет и после полной ликвидации ядерного оружия, которая, возможно, будет проявляться в новой форме, -например, в виде способности восстанавливать ядерный арсенал в короткие сроки. По их мнению, стратегия ядерного сдерживания, основанная на «виртуальных» ядерных арсеналах, будет иметь место даже в том случае, если само ядерное оружие будет ликвидировано.44 Запрет на обладание ядерным арсеналом, по мнению этих американских экспертов, не исключает возможности его воссоздания в короткие сроки, что и должно служить сдерживающим фактором для вмешательства извне. При этом страны, обладающие опытом создания ядерного оружия, будут иметь неоспоримое военно-техническое, а следовательно, и военно-стратегическое превосходство над странами, у которых подобного опыта нет.

Примечательно, что ещё в 2008 г. в совместном докладе «Национальная безопасность и ядерное оружие в XXI веке», подготовленном специалистами Министерства обороны и Министерства энергетики, указывалось на то, что «гибкая ядерная инфраструктура» позволит США в меньшей степени полагать-

лс

ся на их оперативно-развернутый и резервный ядерный арсенал.45 При этом под «гибкой ядерной инфраструктурой» американские специалисты понимали систему действующих национальных ядерных лабораторий, а также наличие соответствующих мощностей ядерно-оружейного комплекса для быстрого воспроизводства ядерных вооружений в случае необходимости.

Дополнительным стимулом для всеобщего и полного ядерного разоружения могло бы стать скорейшее вступление в силу Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ). Однако неоднократный отказ Сената США ратифицировать этот договор вносит существенный элемент непредсказуемости в американскую ядерную политику, что, в свою очередь, заставляет другие ядерные державы, прежде всего, государства, не подписавшие ДНЯО, формировать свою ядерную политику в условиях глобальной стратегической неопределенности. Ратификация ДВЗЯИ всеми ядерными и «пороговыми» странами (в число которых входят почти два десятка государств), добровольный отказ последних от разработки критических компонентов ядерного топливного цикла, а также помещение всех ядерных объектов «пороговых» стран под контроль и гарантии МАГАТЭ могло бы, как представляется, создать необходимые условия для поступательного движения к всеобщему и полному ядерному разоружению.

Продвижение к безъядерному миру невозможно и без построения современной, устойчивой к угрозам ядерного и ракетного распространения глобальной системы международного сотрудничества в сфере мирного использования ядерной энергетики, основанной на строгом соблюдении механизмов проверки ДНЯО. Для этого американское руководство предлагает сформировать комплекс мер по предотвращению создания критических технологий, напрямую связанных с производством ядерно-оружейных материалов, а также предоставить заинтересованным странам возможность реализации их политики по развитию гражданской ядерной энергетики.

Так, ещё в феврале 2006 г. военно-политическое руководство США выдвинуло инициативу «Глобальное партнёрство в ядерной энергетике» (The Global Nuclear Energy Partnership), закреплённую в «Стратегии национальной безопасности в сфере борьбы с оружием массового уничтожения».46 Её главная цель - создание международного режима надёжного использования ядерной энергии в мирных целях путём поставок ядерного топлива заинтересованным странам и последующего возвращения отработанного материала без передачи им технологии обогащения урана. Достичь этой цели планировалось с помощью разработки и применения усовершенствованных атомных реакторов, а также новейших технологий переработки отработанного ядерного топлива.

В качестве основных критериев инициативы были названы:

• предотвращение распространения ядерных технологий (когда поставки ядерного топлива заинтересованным странам реализуются без передачи им

соответствующих технологий и компонентов);

• снижение угрозы ядерного терроризма (прежде всего за счёт создания централизованной ядерной инфраструктуры для минимизации транспортных перебросок);

• надёжность поставок ядерного топлива в мирных целях путём обеспечения надёжного доступа к ядерному топливу заинтересованных стран, добровольно отказавшихся от создания собственных мощностей по обогащению урана и переработке отработанного ядерного топлива.

Помимо целей, указанных в инициативе, ряд американских аналитиков предлагают и другие меры, способные довольно быстро привести к кратному повышению эффективности глобального режима ядерного нераспространения. Так, С. Уинер из Массачусетского технологического института и Дж. Хьюманс из Кембриджского университета предлагают, в частности, следующие меры:47

• постоянное расширение зон, свободных от ядерного оружия;

• формирование механизма обмена информацией по всем ядерным программам и запасам расщепляющихся материалов;

• проведение как односторонних, так и многосторонних сокращений ядерных вооружений;

• придание процессу контроля за всеми программами обогащения урана многостороннего характера;

• размещение всех компонентов отработанного ядерного топлива в централизованных ядерных хранилищах под международным контролем;

• снижение уровня региональной напряжённости, провоцирующей развитие ядерных программ «пороговых» стран.

Процесс глобального ядерного разоружения может столкнуться и с другой проблемой. Многосторонние и необратимые сокращения ядерных вооружений не могут идти изолированно от одновременного процесса сокращения обычных вооружений, а также химического и, в особенности, биологического оружия. Поэтому важная роль в контексте глобального ядерного разоружения должна быть отдана, как представляется, скорейшему подписанию юридически обязывающего Протокола о проверке к Конвенции о запрещении разработки, производства и накопления запасов бактериологического (биологического) и токсинного оружия и об их уничтожении (КБТО), с тем чтобы ввести механизм контроля за её выполнением, аналогичный мерам, предусмотренным для Конвенции о запрещении разработки, производства, накопления и применения химического оружия и о его уничтожении (КХО). Такой механизм контроля должен быть запущен на глобальном уровне, причем желательно ещё до того, как ядерные державы приступят к процессу всеобщей и полной ликвидации ядерных вооружений.

О важности этой проблемы говорит и утверждённая в ноябре 2009 г.

Ао

«Национальная стратегия борьбы с биологическими угрозами».48 На этом же вопросе акцентируют внимание и американские эксперты - Г. Коблентц из Кор-нельского университета, а также Л. Клотц и Э. Силвестер из Чикагского универ-

49 ^

ситета О значении позитивного решения указанного вопроса для процесса сокращения ядерных вооружений пишет и М. О‘Хэнлон в своей книге «Скепти-

цизм по поводу ядерного разоружения».50

Совершенно очевидно, что новые соглашения в области СНВ должны разрабатываться с учётом всех факторов, определяющих стратегические взаимоотношения России и США. Будущими договорённостями должны охватываться, согласно логике, все стратегические наступательные вооружения, включая, например, крылатые ракеты большой дальности в обычном снаряжении, а также тяжёлые бомбардировщики, несмотря на их сомнительную переориентацию на выполнение неядерных задач. Также следует принимать во внимание наличие американских ядерных средств передового базирования и целый ряд других факторов. При этом должно обеспечиваться главное условие сохранения стратегической стабильности - поддержание военно-стратегического равновесия на всех этапах сокращения СНВ.

В целом, процесс глобального ядерного разоружения связан с рядом важнейших проблем в системе международной безопасности, без решения которых невозможно достичь поступательного движения к безъядерному миру.

VI.

С начала периода холодной войны ядерное сдерживание служит стержневым фактором отношений СССР/России и США. Прямым следствием этой стратегии считается обоюдная уязвимость и высокая вероятность неотвратимого сокрушительного возмездия, исключающая возможность целенаправленного ракетно-ядерного удара. И хотя после окончания холодной войны российско-американские отношения прошли некоторую эволюцию, новые вызовы, стоящие перед международным сообществом, не дают оснований для отказа от ядерного оружия, как главного фактора сохранения безопасности.

Совершенно очевидно, что так называемый переходный период (период после окончания холодной войны) завершился. Начал формироваться новый мировой порядок, характеристики которого пока до конца не ясны, но значимая роль ядерного оружия едва ли может подвергаться сомнению. Конечно, «абсолютное» оружие оказало заметное влияние на характер холодной войны, однако ее окончание не привело к утрате ракетно-ядерным оружием своего политического и военно-стратегического значения. Размывание жесткой биполярной структуры мира снизило управляемость системы международных отношений и привело к разбалансировке государственных структур ряда стран, ответственных за принятие решений в области внешней и оборонной политики, а стремительное распространение международного терроризма вносит дополнительный осложняющий элемент. Такая ситуация глобальной стратегической неопределенности в мировой политике создает мощные стимулы для приобретения ядерных и ракетных технологий растущим числом «проблемных» государств, а возможность противодействовать распространению ОМУ снижается.

Идущие в современном мире процессы глобальной трансформации несут дополнительные риски непредсказуемого характера. Не без усилий США происходит ослабление роли различных международных институтов, в большей мере девальвируются и разрушаются базовые принципы международного пра-

ва, накапливаются элементы напряженности в системе международной безопасности в целом. При этом США все стремительнее опережают другие страны в ключевых элементах обеспечения боевых действий, необходимых для достижения победы в войнах будущего, а именно: проецирование военной силы в глобальном масштабе; комплексная разведка; использование единого координатного пространства в режиме реального времени; сопряжение различных систем боевого управления; массированное применение новейших средств поражения, оснащённых спутниковой навигацией; ведение информационного противоборства в глобальном масштабе.

В свою очередь, активное применение в конфликтах различной интенсивности неядерных дальнобойных высокотехнологичных систем вооружений, которые, возможно, смогут решать в недалёком будущем те же военностратегические задачи, что и ракетно-ядерное оружие, безусловно, не будет способствовать укреплению стратегической стабильности. При этом изменение глобального военного баланса в сторону усиления военной мощи одного государства может стать главным дестабилизирующим фактором мировой политики в XXI веке. Поэтому при формировании долгосрочной ядерной политики России необходимо учитывать, ставку американского руководства на проведение стратегических операций с применением неядерного дальнобойного высокотехнологичного оружия, элементы которого Соединённые Штаты отрабатывают на протяжении последних двух десятилетий. Важную роль играют также новые условия ресурсообеспеченности вооружённых сил и экономических возможностей государств в сфере военного строительства, прежде всего, в области стратегических ядерных сил, что, в свою очередь, заставляет искать новые подходы к поддержанию военно-стратегического баланса.

К факторам, оказывающим влияние на стратегическую стабильность, относятся и американские ядерные средства передового базирования, развернутые в том числе и вблизи территории России, которые дополняют стратегический ядерный арсенал США и создают реальную для Российской Федерации угрозу. В условиях глубоких сокращений ядерных вооружений их роль в военностратегическом балансе значительно возрастает. Поэтому без урегулирования вопроса о ядерных средствах передового базирования будущие договорённости в области СНВ, думается, вряд ли будут жизнеспособны. Между тем, в американской стратегии ядерного сдерживания важная роль отводится ныне именно тактическому ядерному оружию, способному выполнять по отношению к России функцию стратегического сдерживания.

Необходимо также учитывать, что в соответствии с доктринальными документами НАТО, в условиях конфликта американское ТЯО, базирующееся в странах Европы, практически переходит под управление военных структур Североатлантического альянса, что автоматически повышает вероятность его боевого применения. К тому же под предлогом стратегической неопределённости в развитии геополитической ситуации в мире Вашингтон настаивает на необходимости сохранить приверженность государств-членов НАТО стратегии применения ядерного оружия первыми. Такая приверженность рассматривается залогом стабильности всей структуры европейской безопасности, а отказ от неё мо-

жет привести, по мнению американского руководства, к формированию самостоятельной европейской ядерной политики с усилением в ней роли Великобритании и Франции, а также с возможным обретением Германией ядерного статуса.

Трансформация ядерной политики, проводимая военно-политическим руководством США с начала 1990-х гг., свидетельствует о том, что ядерное оружие остаётся важнейшим фактором американской военной политики, прежде всего, вследствие присущих ему технических характеристик, которыми не обладают никакие другие виды вооружений. Именно поэтому ядерным оружием стремятся обладать как ряд региональных государств, считающих, что с его помощью они решат проблемы с сопредельными странами, так и многочисленные экстремистские и террористические группировки и движения, заметно обострившие проблему ядерного терроризма.51 Однако именно военные действия, ведущиеся Соединенными Штатами в различных регионах планеты, дали сильнейший стимул к обретению ядерного оружия странами, имеющими все основания опасаться военно-стратегических планов Вашингтона, тем более, что США открыто планируют смену ряда неугодных политических режимов, объявляя их авторитарными, недемократическими и недружественными.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

В итоге идущая трансформация ядерной политики остается компонентом качественной модернизации всего военного механизма США. Этот процесс, вряд ли изменится до тех пор, пока значительная часть американского военнополитического истеблишмента будет убеждена в том, что опора на ядерное оружие является необходимым условием парирования ракетно-ядерных угроз XXI века, и пока не будут предложены альтернативные действенные методы борьбы с ними. И поскольку тенденция развития формирующейся системы международных отношений имеет глобальный характер и затрагивает не только США, попытки пересмотреть собственную ядерную политику, очевидно, будут предпринимать и другие страны, как уже имеющие ядерное оружие, так и те, кто только собирается им обзавестись.

Это относится и к России, ядерная политика которой также находится под влиянием фактора стратегической неопределённости и возможности возникновения ракетно-ядерных угроз на относительно стабильных, как сейчас считается, направлениях. Более того, нынешнее политическое и военностратегическое доминирование США в мире, расширение НАТО на восток, применение Соединёнными Штатами военной силы в одностороннем порядке, развёртывание глобальной системы ПРО, появление американских военных баз на постсоветском пространстве - всё это объективно создаёт ту стратегическую асимметрию, с которой Россия и США рассматривают друг друга. Тем не менее, учитывая общность интересов в сфере международной безопасности, стратегическое взаимодействие в том или ином виде могло бы стать формой сосуществования двух государств в долгосрочной перспективе.

VII.

Пока существует ядерное оружие, взаимное ядерное сдерживание остается

наиболее приемлемым вариантом стратегических отношений ядерных держав, так как реальную альтернативу ядерному сдерживанию представляет подход к ядерному оружию как к мощному и эффективному средству ведения войны, позволяющему достичь победы в вооружённом конфликте. Подобный подход подтверждается и тем, что в стратегические концепции и планы США и России включены положения в виде принципа применения при определённых условиях ядерного оружия первыми, причём как на стратегическом, так и на тактическом уровне.

Как следует из «Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 г.», утвержденной 12 мая 2009 г. указом президента РФ, в будущем вероятны рецидивы односторонних силовых действий в мировой политике. Не исключена и возможность возникновения противоречий между основными субъектами международных отношений, а также возрастания угрозы распространения ОМУ, совершенствования форм противоправной деятельности в киберпространстве и в сфере высоких технологий.52 К главным угрозам военной безопасности России в документе обоснованно отнесена политика «ряда ведущих зарубежных стран по достижению преобладающего превосходства в военной сфере, прежде всего, в стратегических ядерных силах, информационных и других высокотехнологичных средствах ведения вооруженной борьбы». При этом особое внимание в документе уделено «активным мероприятиям ряда ведущих стран мира по совершенствованию стратегических систем вооружений в неядерном оснащении, развёртыванию в одностороннем порядке глобальной системы ПРО, милитаризации космического пространства».

Из документа кроме того следует, что «неприемлемыми для России останутся планы продвижения военной инфраструктуры НАТО к границам Российской Федерации и попытки придания Североатлантическому альянсу глобальных функций, идущих вразрез с нормами международного права». При этом «Россия будет стремиться к выстраиванию равноправного и полноценного стратегического взаимодействия с Североатлантическим альянсом, а также к превращению Российской Федерации в мировую державу, деятельность которой направлена на поддержание стратегической стабильности и взаимовыгодных партнёрских отношений в условиях многополярного мира».

В «Военной доктрине Российской Федерации», утвержденной 5 февраля

2010 г. указом президента РФ, в свою очередь, прямо указывается, что «неурегулированными остаются многие региональные конфликты, сохраняются тенденции к их силовому разрешению, в том числе в регионах, граничащих с Рос-

со

сийской Федерацией».53 «Существующая архитектура (система) международной безопасности, включая её международно-правовые механизмы, не обеспечивает равной безопасности всех государств. При этом, несмотря на снижение вероятности развязывания против Российской Федерации крупномасштабной войны с применением обычных средств поражения и ядерного оружия, на ряде направлений военные опасности Российской Федерации усиливаются», - говорится в документе.

В числе основных внешних военных угроз для России, наряду с прочими, в Доктрине были названы:

• стремление наделить силовой потенциал НАТО глобальными функциями, реализуемыми в нарушение норм международного права, приблизить военную инфраструктуру стран-членов Североатлантического альянса к границам Российской Федерации;

• развёртывание (наращивание) воинских контингентов иностранных государств (групп государств) на территориях, сопредельных с Российской Федерацией и её союзниками государств, а также в прилегающих акваториях;

• создание и развёртывание систем стратегической противоракетной обороны, подрывающих глобальную стабильность и нарушающих сложившееся соотношение сил в ракетно-ядерной сфере, а также милитаризация космического пространства, развёртывание стратегических неядерных систем высокотехнологичного оружия;

• распространение оружия массового уничтожения, ракет и ракетных технологий, увеличение количества государств, обладающих ядерным оружием;

• нарушение отдельными государствами международных договорённостей, а также несоблюдение ранее заключённых международных договоров в области ограничения и сокращения вооружений.

С учетом сложившейся ситуации по проблематике глобального ядерного разоружения, на первое место, по нашему мнению, выходит стратегический диалог, способный укрепить взаимное доверие между ядерными державами. Актуальная и неотложная задача ныне состоит в том, чтобы повысить уровень транспарентности в военной сфере в целом, а на этой основе приступить к формированию новых стратегических отношений между ядерными державами, которые, возможно, выведут их за рамки взаимного ядерного сдерживания.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Transcript of Special Briefing on the Nuclear Posture Review. 9 Jan. 2002. - Washington D.C.: U.S. Department of Defense, 2002

2 The National Strategy to Combat Weapons of Mass Destruction. - Washington D.C.: The White House, Dec. 2002.

3 Nuclear Transformation: The New U.S. Nuclear Doctrine / Ed. by J.Wirtz and J.Larsen. -N.Y.: Palgrave Macmillan, 2005.

4 National Security Presidential Directive (NSPD) № 14: Nuclear Weapons Planning Guidance. 28 June 2002. - Washington D.C.: The White House, 2002.

5 The National Defense Strategy of the USA. - Washington D.C.: U.S. Dep. of Defense, March 2004; The National Military Strategy of the USA: A Strategy for Today, A Vision for Tomorrow. - Washington D.C.: The Joint Chiefs of Staff, April 2004.

6 Chairman of the Joint Chiefs of Staff. Doctrine for Joint Nuclear Operations / Joint Publication 3-12. 16 Dec. 2004. - Washington D.C.: The Joint Chiefs of Staff, 2004.

7 The National Security Strategy of the United States of America. - Washington D.C.: The White House, Sept. 2002.

8 Allen M., Gellman B. Preemptive strikes part of U.S. Strategic Doctrine // The Washington Post. 11.12.2002; Frankel G. New U.S. doctrine worries Europeans // Ibid. 30.09.2002.

9 Kristensen H. The role of U.S. nuclear weapons: new doctrine falls short of Bush pledge // Arms Control Today. Sept. 2005. p. 13-19.

10 Deutch J. A nuclear posture for today // Foreign Affairs. Jan./Feb. 2005. p. 49-60.

11 Payne K. The nuclear posture review: setting the record straight // The Washington Quarterly. Summer 2005. p. 135-151.

12 Rosenwasser J. The Bush Administration’s Doctrine of Preemption (and Prevention): When, How, Where? - N.Y.: Council on Foreign Relations, 2004.

13 Thomas J. Why the U.S. Army needs missiles: a new mission to save the service // Foreign Affairs. May/June 2013. p. 137-144.

14 Lieber K., Press D. The nukes we need: preserving the American deterrent // Foreign Affairs. Nov./Dec. 2009. p. 39-51.

15 Taubman P. The Partnership: Five Cold Warriors and Their Quest to Ban the Bomb. -N.Y.: Harper, 2012; Kissinger H., Shultz G., Nunn S., Perry W. Toward a nuclear-free world // The Nuclear Threat Initiative. 15.01.2008.

16 McNamara R. Apocalypse soon // Foreign Policy. May/June 2005. p. 28-35.

17 The Absolute Weapon: Atomic Power and World Order / Ed. by B.Brodie. - N.Y.: Harcourt, Brace and Company, 1946; Brodie B. Strategy in the Missile Age. - Princeton: Princeton University Press, 1959; Schelling T. Strategy of Conflict. - Cambridge: Harvard University Press, 1960; Snyder G. Deterrence and Defense: Toward a Theory of National Security. -Princeton: Princeton University Press, 1961; Limited Strategic War / Ed. by K.Knorr and R.Thornton. - Princeton: Princeton University Press, 1962; Schelling T. Arms and Influence.

- New Haven: Yale University Press, 1966; Zellen B. State of Doom: Bernard Brodie, the Bomb, and the Birth of the Bipolar World. - L.: Continuum, 2012.

18 Kahn H. On Thermonuclear War. - Princeton: Princeton University Press, 1960; Kahn H. Thinking about the Unthinkable. - N.Y.: Horizon Press, 1962; Kahn H. On Escalation: Metaphors and Scenarios. - Baltimore: Penguin Books, 1968.

19 Perry W., Schlesinger J. et al. America’s Strategic Posture: The Final Report of the Congressional Commission on the Strategic Posture of the United States. - Washington D.C.: United States Institute of Peace Press, 2009.

20 Deterrence Operations Joint Operating Concept. Version 2.0. - Washington D.C.: U.S. Dep. of Defense, Dec. 2006.

21 Arkin W. Calculated ambiguity: nuclear weapons in the Gulf War // The Washington Quarterly. Autumn 1996. p.3-18.

22 Long A. Deterrence: From Cold War to Long War. - Santa Monica: RAND, 2008; Delpech T. Nuclear Deterrence in the 21st Century: Lessons from the Cold War for a New Era of Strategic Piracy. - Santa Monica: RAND, 2012; Complex Deterrence: Strategy in the Global Age / Ed. by T.Paul, P.Morgan, J.Wirtz. - Chicago: The University of Chicago Press, 2009; Cimbala S. Nuclear Weapons in the Information Age. - L.: Continuum, 2012.

23 Kristensen H., Norris R. U.S. nuclear forces: 2013 // Bulletin of the Atomic Scientists. March/April 2013. p. 77-86.

24 Clapper J. Annual Threat Assessment of the U.S. Intelligence Community for the Senate Select Committee on Intelligence. - Washington D.C.: Office of the Director of National Intelligence, 2013; Collins C., Frantz D. Fallout: The True Story of the CIA’s Secret War on Nuclear Trafficking. - N.Y.: Free Press, 2011.

25 Aircraft Investment Plan. Fiscal Years (FY) 2011-2040 submitted with the FY 2011 Budget. - Washington D.C.: U.S. Dep. of Defense, Feb. 2010.

26 Norris R., Kristensen H. U.S. Tactical nuclear weapons in Europe: 2011 // Bulletin of the Atomic Scientists. Jan./Feb. 2011. p. 64-73; Pomper M. Potter W. Sokov N. Reducing tactical nuclear weapons in Europe // Survival. Feb./March 2010. p. 75-96.

27 Nuclear Operations. Air Force Doctrine Document 2-12. - Washington D.C.: U.S. Air Force, 2009.

28 Thranert O. NATO, missile defence and extended deterrence // Survival. Dec. 2009/Jan. 2010, p. 63-76; Morgan F. et al. Dangerous Thresholds: Managing Escalation in the 21st Century. - Santa Monica: RAND, 2008.

29 Tauscher E. U.S. Under Secretary of State for Arms Control and International Security / Remarks to U.S. Strategic Command Deterrence Symposium. - Omaha, 30 July 2009.

30 Cimbala S. Shield of Dreams: Missile Defense and U.S.-Russian Nuclear Strategy. - Annapolis: Naval Institute Press, 2008; Polmar N., Norris R. The U.S. Nuclear Arsenal: A History of Weapons and Delivery Systems Since 1945. - Annapolis: Naval Institute Press, 2009.

31 Pollack J. Evaluating conventional prompt global strike // Bulletin of the Atomic Scientists. Jan./Feb. 2009. p.13-20; Woolf A. Conventional Warheads for Long-Range Ballistic Missiles: Background and Issues for Congress / Congressional Research Service (CRS) Report for Congress. Order Code RL 33067. - Washington D.C.: CRS, May 2008.

32 Sugden B. Speed Kills: Analyzing the deployment of conventional ballistic missiles // International Security. Summer 2009. p.113-146.

33 Warwick G. Fast forward: never deterred by a lack of success, Darpa redefines its hyper-sonics research agenda // Aviation Week and Space Technology. 8 July 2013. p. 24-25.

34 Fact Sheet: Nuclear Weapons Employment Strategy of the United States. - Washington D.C.: The White House, Office of the Press Secretary, 2013.

35 Burns R. The Missile Defense Systems of George W. Bush: A Critical Assessment. - Santa Barbara: Praeger, 2010; O'Rourke R. Navy Aegis Ballistic Missile Defense (BMD) Program / CRS Background and Issues for Congress. - Washington D.C.: CRS, 2011; O'Rourke R.

Navy Force Structure and Shipbuilding Plans: Background and Issues for Congress. Report for Congress / CRS RL 32665. - Washington D.C.: CRS, 2009.

36 McLeary P. U.S. to boost missile defenses, cites North Korea // Defense News. 18.03.2013. p. 3.

37 Making Sense of Ballistic Missile Defense / Report by Committee on Assessment of Concepts and Systems for U.S. Boost-Phase Missile Defense in Comparison to Other Alternatives, National Research Council. - Washington D.C.: The National Academy of Sciences, 2012; Defense Science Board Task Force Report on Science and Technology Issues of Early Intercept Ballistic Missile Defense Feasibility. - Washington D.C.: U.S. Dep. of Defense, Sept. 2011; Coyle P. Back to the drawing board: the need for sound science In U.S. missile defense // Arms Control Today. Jan./Feb. 2013. p. 8-14.

38 Blunden M. The new problem of Arctic stability // Survival. Oct./Nov. 2009. p. 121-142.

39 Missile Defense Agency Program Update, 11-MDA-6310. - Washington D.C.: U.S. Dep. of Defense, August 2011.

40 Pifer S., O’Hanlon M. The Opportunity: Next Steps in Reducing Nuclear Arms. - Washington D.C.: Brookings Institution Press, 2012.

41 Drell S., Goodby J. A World Without Nuclear Weapons: End-State Issues. - Stanford: Hoover Institution Press, 2009; Global Security Engagement: A New Model for Cooperative Threat Reduction / Committee on Strengthening and Expanding the Department of Defense Cooperative Threat Reduction Program. - Washington D.C.: National Academies Press, 2009; Goodby J. At the Borderline of Armageddon: How American Presidents Managed the Atom Bomb. - Lanham: Rowman and Littlefield, 2006; Burt R., Lodal J. The next step for arms control: a nuclear control regime // Survival. Dec. 2011/Jan. 2012. p. 51-72; Reconcep-tualising Arms Control: Controlling the Means of Violence / Ed. by N.Cooper and D.Mutimer.

- Abingdon: Routledge, 2012; Stent A. U.S.-Russia relations in the second Obama administration // Survival. Dec. 2012/Jan. 2013. p.123-138.

42 Joint Understanding for the START Follow-on Treaty. - Washington D.C.: The White House, 2009.

43 Quester G. Preemption, Prevention, and Proliferation. - Piscataway: Transaction Publishers, 2009; Reykjavik Revisited: Steps Toward a World Free of Nuclear Weapons / Ed. by G.Schultz, S.Drell and J.Goodby. - Stanford: Hoover Institution Press, 2008; Sanctions, Statecraft, and Nuclear Proliferation / Ed. by E.Solingen. - Cambridge: Cambridge University Press, 2012; Slaying the Nuclear Dragon: Disarmament Dynamics in the Twenty-first Century / Ed. by T.Ogilvie-White and D.Santor. - Athens: The University of Georgia Press, 2012; Quinlan M. Thinking About Nuclear Weapons: Principles, Problems, Prospects. - Oxford: Oxford University Press, 2009; Arms Control and Missile Proliferation in the Middle East / Ed. by B.Kubbig and S.Fikenscher. - Abingdon: Routledge, 2012.

44 Nuclear Weapons in a Transformed World: The Challenge of Virtual Nuclear Arsenals / Ed. by M.Mazarr. - N.Y.: St Martin’s Press, 1997.

45 National Security and Nuclear Weapons in the 21st Century. - Washington D.C.: U.S. Dep. of Energy and U.S. Department of Defense, September 2008.

46 The National Security Strategy to Combat Weapons of Mass Destruction. - Washington D.C.: The White House, Feb. 2006.

47 Weiner S. Our Own Worst Enemy? Institutional Interests and the Proliferation of Nuclear Weapons Expertise. - Cambridge: The MIT Press, 2011; Hymans J. Achieving Nuclear Ambitions: Scientists, Politicians, and Proliferation. - Cambridge: Cambridge University Press, 2012.

48 The National Strategy for Countering Biological Threats. - Washington D.C.: The White House U.S. National Security Council, Nov. 2009.

49 Klotz L., Sylvester E. Breeding Bio Insecurity: How U.S. Biodefense is Exporting Fear, Globalizing Risk, and Making Us All Less Secure. - Chicago: The University of Chicago Press, 2009; Koblentz G. Living Weapons: Biological Warfare and International Security. -Ithaca: Cornell University Press, 2009.

50 O’Hanlon M. A Skeptic’s Case for Nuclear Disarmament. - Washington D.C.: Brookings Institution Press, 2010.

51 Allison G. Nuclear Terrorism: The Ultimate Preventable Catastrophe. - N.Y.: Owl Books, 2005.

52 Стратегия национальной безопасности Российской Федерации до 2020 г. // Российская газета. 19.05.2009.

53 Военная доктрина Российской Федерации // Российская газета. 10.02.2010.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.