CC BY
48Аксенова Ольга Владимировна, кандидат социологических наук, ведущий научный сотрудник Института социологии ФНИСЦРАН, Москва.
Email: illaio@yandex.ru
Модели управления в России
и на Западе: риски и перспективы развития DOI: 10.19181/ezheg.2018.15
Аннотация. В ходе развития модерна на Западе и в России исторически сложились разные модели управления. В контексте данной статьи модель обозначает совокупность наиболее устойчивых фундаментальных принципов управления, которые не зависят от смены политических режимов. Их различие определяется степенью свободы социального действия в системе управления. Для западной технологической модели характерна высокая алгоритмизация действия и функцио-нализация его субъекта, системная сложность, способность к саморегулированию в стандартной среде. Российская ак-торская модель имеет жесткую иерархическую структуру, но сохраняет свободу социального действия и его субъекта, что обеспечивает ее гибкость, высокий мобилизационный потенциал, способность к автономному функционированию в нестандартных ситуациях. В статье представлены результаты анализа влияния обеих моделей на общество, их рисков и перспектив развития обеих моделей.
Ключевые слова: развитие, модель управления, система, актор, свобода действия, алгоритм, ценности, нормы.
Aksenova Olga Vladimirovna, Candidate of Sociological Sciences, Leading Researcher, Federal Center of Theoretical and Applied Sociologyof the
Russian Academy of Sciences, Moscow, Russia.
Email: illaio@yandex.ru
Governance models in Russia and the West:
risks and prospects of development
Abstract. The historical development of modernity shaped two different models of management in the West and in the Russia. The model means a complex of the most stable basic managerial principles that never depends of political regime change. The degree of a freedom of social action in the managerial system determines the differences between two models. Social action is highly programmed and has minimal freedom in the Western technological system. The actor is reduced to function but the system is complicated and able to self-regulation in the standard environment. Russian actor model has rigid hierarchical structure but maintains the freedom of social action and actor. This freedom provides the system with high mobilization potential, ability to autonomy function in non-standard environment. The paper presents the results of research of the influence of both models on the society, the risks and perspectives of development.
Keywords: development, model of management, system, actor, freedom of action, values, norms.
В очередной раз в российской истории на политическую повестку ставятся проблемы развития страны и в первую очередь преодоление отставания от Запада. Он, как и в прежние времена, является ориентиром для российских реформ, значительная часть которых направлена на изменения системы управления жизнедеятельностью общества. Реформирование российского управления во все времена происходило по общей схеме: точное копирование западных образцов давало определенный импульс к развитию, но само это развитие трансформировало привнесенные паттерны в соответствии с российскими принципами управления, существенно меняя их содержание. В этой связи возникает целый ряд вопросов. Прежде всего, стоит ли повторять исторический опыт, если невозможность прямого переноса на отечественную почву западной версии управления
неоднократно подтверждена? Не лучше ли заранее проанализировать перспективы и риски безоговорочного клонирования готовых образцов? Действительно ли современное состояние западного общества, в том числе и управление его жизнедеятельностью, является целью развития и эталоном перемен?
В наших исследованиях были обнаружены фундаментальные различия между российской (акторской) и западной (технологической) моделями управления1. Их результаты представлены в ряде статей, монографии и в докторской диссертации [Аксенова 2016, 2017]. В этих публикациях подробно обоснованы выявленные особенности обеих моделей, однако сфокусированы они на анализе позиции и роли субъекта социального действия в системе управления и, прежде всего, на анализе феномена активизма российских (советских) профессионалов. Система в целом оказалась несколько в тени, но она изучена достаточно полно, поэтому данная работа направлена на то, чтобы акцентировать системные свойства обеих моделей, их риски и перспективы развития.
Под моделью в данном случае подразумеваются наиболее общие и наиболее устойчивые принципы устройства управления жизнедеятельностью общества. Глубинные различия между моделями выявляются при анализе социального действия, точнее соотношения его регламентированности и свободы в системе управления. Дихотомия «свободы — регламента» позволяет абстрагироваться от различий впозиции субъекта действия в управленческой иерархии. Для данного исследования неважно, кем он является: тем, кто управляет (управленцем, менеджером), или работником, которым управляют. Большее значение имеет насколько свободно он действует, чем его действие обосновано и насколько осмыслено.
1 Социологическое ретроспективное исследование роли профессионала-актора в функционировании системы управления, проведенное-автором в 2009—2016 гг.; проекты, осуществлявшиеся автором и другими сотрудниками Сектора изучения социокультурного развития регионов России в 1999—2016 гг. в России и в Нидерландах, в ходе которых изучалась региональная и местная политика, экологическая модернизация, процессы социальной самоорганизации и т.п.
Технологическая модель управления
Современная западная система управления складывалась вместе с развитием индустриального капиталистического общества, а потому ключевыми факторами ее формирования были экономическая эффективность и связанное с ней углубляющееся разделение труда. Уже в эпоху мануфактуры пооперационное разделение труда породило феномен отчуждения работника от самого труда и его результатов. Для простого труда апофеозом этого процесса еще в начале прошлого века стал конвейер. Изменения в труде сложном происходили медленнее, были менее заметными и долгое время не принимали столь наглядной предметной формы. Тем не менее участок производственно-управленческого процесса, который контролировали профессионалы, постоянно сужался.
Специализация неизбежно вела к формализации всех взаимодействий в системе. Координировать деятельность работников, каждый из которых действует в очень узком пространстве и не имеет представленияо процессе производства (управления) в целом, можно лишь посредством нормирования и алгоритмизации труда, его стандартизации и унификации, соединяя множество узко специализированных действий в единое целое, все части которого функционируют согласованно.
Внутри предприятия выстраивалась иерархия принятия решений, формировалась централизованная и директивная система, которая усложнялась по мере развития машинного производства. Тенденция нарастания системной сложности существовала на протяжении всего Нового времени. Во второй половине ХХ в. ее развитие достигло порога качественных изменений, за которым индустриальная система управления превратилась в технологическую, согласно определению Ж. Эллюля [Е11и1 1980].
Развитие как усложнение системы. Технология есть последовательность операций, направленных на достижение какой-либо цели, и в этом смысле она всегда использовалась человеком. И, более того, не только человеком. Для осуществления последовательности сложных операций не всегда требуется разум, например, для построения и поддержания
функционирования осиного гнезда или муравейника достаточно врожденных рефлексов, определяющих программу действий.
Применительно к производству технологию можно определить как совокупность способов обработки и переработки сырья и материалов, предполагающую строгую последовательность операций. Качественный скачок в управлении обусловлен изменением роли технологии: главным элементом производства становится не машина, а программа, заданная последовательность операций, изменения в которой не допускаются. Любой сбой, любое нарушение инструкции в данном случае ведет к разрушению всей технологической цепочки. Каждое действие должно выполняться строго определенным способом. Для человека технология есть пошаговая инструкция, от которой он не может отступить. Его действие, таким образом, полностью алгоритмизировано.
Данное утверждение нуждается в пояснении. В основании любого социального действия лежит алгоритм, представляющий собой определенную последовательность шагов (операций). К тому же действие так или иначе ограничено нормативно. Его свобода определяется степенью детерминированности, возможностью эту последовательности менять и / или самостоятельно создавать в соответствии с собственным пониманием цели действия и его контекста, а также изобретать принципиально новые операции. Поэтому в данной работе алгоритмизированным называется действие, программа которого задана, жестко детерминирована извне и не может быть нарушена ни при каких обстоятельствах. Алгоритмизированное действие не предполагает какого-либо осмысления и, тем более, не предполагает размышлений о собственной позиции в указанном действии (рефлексии). Норма, стандарт или правило могут быть лишь ограничительными рамками. Приказ обозначает конечную цель действия. Инструкция (алгоритм) определяет каждое движение, не допуская отклонений. В итоге действия субъекта (индивидуального или коллективного) запрограммированы точно так же, как запрограммированы действия компьютера.
В технологической системе контролируется не только конечный результат, но исполнение программы, сам контроль
также является программой и не зависит от воли осуществляющего его субъекта. Воля практически полностью устраняется, что приравнивает человека ко всем прочим элементам трудового процесса. Это свойство технологии в полной мере отражено в теории акторских сетей Бруно Латура [Latour 2005], одним из основных тезисов которой является признание равной субъектности человека с нечеловеческими элементами технологической цепочки: «машина, следовательно, может рассматриваться как имеющая такую же степень субъект-ности, как и человек. К примеру, ANT была использована для анализа того, как безопасность рабочего места создается посредством соединения бюрократических правил, бетономешалок, рабочих и инспекторов» [Whittle, Spicer 2008: 612]. По мнению Латура, человек при этом не опускается, а «повышается до уровня муравья, шимпанзе, щепки и частицы!» [Latour 2005: 255].
В технологической системе снижается роль централизованного управления и ослабевает потребность в иерархии. По сути она управляется множеством взаимосвязанных алгоритмов, так как управляющие тоже действуют в соответствии с определенной программой. Появляются сетевые системы. Заданная последовательность действия создает возможность саморегулирования и автономного функционирования отдельных узлов сети. Следует подчеркнуть, что автономия, во-первых, ограничена возможностями технологий, во-вторых, саморегулирование требует стандартизированной и формализованной среды.
В систему заложен менеджерский цикл, обеспечивающий воспроизводство каждого из ее элементов, а также внедрение инноваций и расширенное воспроизводство самой системы. В самом общем виде он включает в себя анализ проблем, разработку плана мероприятий по их разрешению, осуществление плана и внедрение инновационных решений, оценку результатов и возврат к анализу на новом уровне. Для каждого из этапов данного цикла есть детальные алгоритмы, согласно которым осуществляется анализ, планирование, реализация и оценка. В результате технология начинает производить технологию точно также, как когда-то машина начала производить машину.
Иными словами, в ходе развития сформировалась сложная, гибкая, саморегулируемая система, существенно снижающая директивность и иерархичность, но при этом она сама тоталитарна, так как предельно формализовано и жестко определяет и контролирует каждый шаг работника любого уровня. Именно эта система и становится новым субъектом действия.
Упрощение человека. Развитие формализованной системы сопровождалось упрощением включенного в нее человека. Пространство свободы его действия постоянно сужалось, в технологической системе оно минимизировано, так как действие уже не требует какого-либо осмысления. Системная рефлексия (менеджерская оценка) осуществляется постоянно, заменив рефлексию индивидуальную. Технологическая система почти не нуждается не только в человеческой воле, но и в индивидуальном разуме. Более того, в условиях узкой специализации разум действительно опасен, так как даже профессионал не имеет представлений о системе в целом и о соседних участках производственного или управленческого процесса, а, следовательно, может предпринять неверные действия, основываясь на собственных размышлениях. Инженеры из «капитанов индустрии», как их в начале прошлого века называл Веблен [Веблен 1984], «возвышаются до муравья», и, несмотря на использованную Латуром метафору, происходит очевидный регресс сложного труда и его субъекта.
Исполнение множества программ требует обмена информацией в больших объемах. Информация должна быть доступна, децентрализована, автоматизирована и независима от кого бы то ни было. Эти ее качества были обеспечены компьютерными сетями, позволившими связывать между собой множество ранее разрозненных технологических субсистем.
В итоге такого развития существенно меняются требования к интеллекту, из них устраняется умение думать, осмысливать ситуацию, собственные действия, нет нужды даже запоминать большой объем информации, он содержится в компьютерных сетях. Высококвалифицированный специалист должен знать всю технологическую цепочку, уметь выбирать оптимальную для конкретной ситуации технологию.
Это умение есть также ни что иное как технология выбора, которую следует заучить, не размышляя.
Присутствие в технологической системе человека со всеми своими личностными качествами, чертами характера, эмоциями, интересами и ценностями недопустимо. Личность слишком сложный и неопределенный, непросчитываемый элемент системы, способный к непредсказуемым самостоятельным действиям, неважно к каким именно. Любые действия, не предусмотренные программой, опасны. Для того чтобы редуцировать личность к функции, из системы вымываются ценности, которые в деятельности профессионалов присутствовали еще в начале прошлого века, как, например, ценность служения обществу [ВгШ 1994]. Отметим, что под ценностями в данном случае понимаются жизненные принципы и идеалы, усвоение которых требует понимания и / или эмоционального переживания. В отличие от них для интериоризации норм и правил достаточно простого запоминания. Нормы нередко называют корпоративными ценностями, однако суть их от этого не меняется.
Нормы и правила являются инструментом сведения личности к функции, поскольку задают не только рамки конкретного профессионального действия, но и определяют все поведение человека в системе. Множество формальных норм, правил, но самое главное, пошаговых инструкций в сочетании с установкой на их исполнение обеспечивают формализацию самого сложного и неопределенного элемента системы управления. Человек действительно максимально приближен к роботу, который в перспективе может его заменить. Технологической системе все равно, что заставляет работника функционировать: усвоенные инструкции, рефлексы или компьютерная программа.
Пределы эффективности. Технологическая система децентрализована, гибка и адаптивна, выглядит едва ли не совершенным коллективным разумом, способным создавать инновации и давать технологический системный ответ на любой вызов. Однако ее внутренняя непротиворечивость и основанное на ней могущество в значительной мере являются видимостью.
Противоречие оператора. Технологическая система эффективна в унифицированной и формализованной среде. Однако такое состояние среды по определению не может быть постоянно. Во-первых, устойчивых и стерильных условий на планете попросту не существует и существовать не может. Во-вторых, система содержит внутренний риск аварии, которая влечет за собой катастрофические изменения среды, ситуацию хаоса, не поддающуюся алгоритмизации. В 1980-е гг. американский социолог Ч. Перроу, специализирующийся на социологии организаций и исследованиях в области науки и технологии, произвел детальный анализ ряда аварий, включая аварию на американской атомной станции Три Майл Айленд в 1973 г., и пришел к заключению, что виновниками катастроф являются сложные технологии как таковые. Системная авария в сложных технологических системах неизбежна, непредсказуема, ее вероятность невозможно просчитать, так как она всегда существует в силу нелинейного сочетания элементов системы.
Перроу на основе достаточно частного, прикладного анализа катастроф в промышленных системах формулирует противоречие, выходящее, с нашей точки зрения, за рамки отраслевого исследования: «Системы высокого риска имеют двойную проблему: поскольку системная авария происходит по причине загадочного взаимодействия сбоев, оператор, работающий в системе, должен быть способен принимать самостоятельные и подчас творческие решения. Но поскольку элементы системы тесно связаны друг с другом, контроль над действиями оператора должен быть централизован, так как у него слишком мало времени для того, чтобы проверять все и знать, что происходит в других частях системы. Оператор должен выполнять собственные обязанности; плотная взаимосвязь означает жестко предписанные шаги, последовательность которых не может быть изменена. Но система не в состоянии быть децентрализована и централизована одновременно, в этом случае мы будем иметь организационного Тяни-Толкая из историй о докторе Дуллитле, который пытается идти в противоположные стороны» [Реггсда 1984: 10].
Таким образом, в основании технологической системы лежит противоречие между потребностью в работнике, спо-
собном к самостоятельному и творческому действию (акторе), и в работнике-функции, точно исполняющем заданную ему программу (агенте), которое проявляется также в противоречивой потребности в централизации и децентрализации. Технологическая система снимает его посредством увеличения гибкости системы, усложнением программ, системной децентрализацией.
Однако умножение и усложнение инструкций не позволит системе функционировать в нестандартных условиях. Современные концепции управления риском, в первую очередь, устойчивый инжиниринг (resilience engineering) стремятся найти системные решения, не меняющие формализованный характер субъекта, например, путем определения фатального уровня сложности и разработки методов его снижения, создания гибких, утонченных алгоритмов действия, программирования поведения в нестандартных ситуациях и т. п. [Resilience engineering... 2006].
Авария на японской станции Фукусима I в 2011 г. и устранение ее последствий иллюстрируют уязвимость технологической системы в полной мере. Ее причиной был не сам по себе удар стихии. Цунами лишь нарушила стандартные условия деятельности персонала станции. Наличие работника-актора, обладающего достаточными знаниями о системе в целом, о физических законах, на которых основывается ее функционирование, позволило бы избежать катастрофического развертывания событий. Однако высокая дисциплинированность персонала и невозможность стандартного решения нестандартной задачи привели к катастрофе.
Коммерческий характер технологической системы. Система не соответствует представлениям Ж. Эллюля и Б. Латура о технологическом муравейнике или коллективном разуме. Авария на Фукусиме выявила рыночный характер ее связей. Технологическая система во многом является системой финансовой. Она эффективно мобилизует ресурсы в условиях, не требующих стремительной мобилизации, которая необходима в случае с аварией на АЭС. Покупка необходимых для устранения последствий аварии материалов, включая пресную воду, и их дороговизна не позволили действовать быстро и эффективно. Отсутствовало и централизованное управление,
которое позволило бы быстро объединить действия разных организаций [Аксенова 2016].
Таким образом, субъектностью система обладает лишь в стандартной, унифицированной среде. Она теряет ее в нестандартной ситуации.
Системная экспансия. Особенностью технологической системы является минимизация пространства свободы человека за пределами его профессиональной деятельности. Колонизаторский характер системы зафиксировал Ю. Хабермас: «Эти процессы [колонизации — О.А.] всегда были составной частью процесса капиталистической модернизации; исторически они успешно преодолевали защитные барьеры затрагиваемых ими сфер в тех случаях, когда речь шла о перемещении материального воспроизводства жизненного мира в формально организованные сферы действия» [Хабермас 1993: 132]. Об алгоритмизации политической жизни пишет Ф. Фукуяма: «Альтернативой непрекращающейся борьбе за власть и случайному выбору диктатора являются все более формализуемые и институциализированные процедуры выбора новых лидеров и правила проверки. Если такие процедуры смены лидера существуют, то авторы плохой политики могут быть устранены от власти без свержения самой системы» [Фукуяма 2004: 539]. Феномен программирования человека отмечают российские исследователи: «Формальные институты власти в западном обществе связаны большим количеством ограничений, и это дает человеку ощущение "свободы" от всякого внешнего контроля. На самом деле контроль осуществляется по-прежнему, он даже усиливается, так как теперь человек контролируется не "снаружи", но "изнутри", он как бы запрограммирован всем своим воспитанием на следование тем или иным правилам поведения. В результате, если против внешнего контроля почти всегда, рано или поздно, происходит восстание, то внутренняя несвобода, как правило, не осознается» [Мациевич, Семедов 2012: 43 -44].
В этом повсеместном проникновении технологии нет никакой мистики. Можно выделить следующие факторы системной экспансии общества.
1. Потребность в формализованной, стандартной, унифицированной среде. Технологическая система создает такую
среду во всех областях, с которыми система управления жизнедеятельностью общества так или иначе соприкасается. Она, например, унифицирует фермерские хозяйства, требуя строго определенного стандарта их продукции. Управление жизнедеятельностью города неизбежно формализует и выстраивает повседневную жизнь, требуя от человека определенной последовательности действий.
2. Насыщение бытовой сферы устройствами, облегчающими жизнь человека. Использование всех этих устройств основано на инструкции, а, следовательно, оно дополняет и расширяет запрограммированное пространство жизнедеятельности человека.
3. Эффективность и низкозатратность технологий. Ж. Эл-люль писал об отсутствии препятствий использования их в любой сфере: «Сведение каждого целостного действия к серии простых операций, неограниченный рост приложения технологий, у которого нет причин останавливаться, принесут дисперсную, дикую бессвязность, если одновременно не произойдет соединение всех фрагментированных технологий. Это соединение создает тотализацию технологических операций, охватывающую все технологии, содержащиеся во всех сферах жизни и деятельности. Возникает ансамбль, стремящийся к целостности. Таким образом, тотализация — это обратная сторона специализации» [Е11и1 1980: 20].
Программирования действий снижает затраты не только материальные, но эмоциональные и интеллектуальные. Например, действие по алгоритму в семье, в школе, в отношениях мужчины и женщины, друзей и т.п. во многих случаях снимает с человека необходимость размышления, сложного морального выбора, эмоциональных переживаний.
Риск системной аварии. Ульрих Бек выводит понятие системной аварии за узкие рамки функционирования промышленных технологических систем, определив современное общество как общество риска, являющееся всеобщим, непредсказуемым и некалькулируемым [Бек 2000]. Риск требует от общества управляемости и прозрачности. То есть требует усиления программируемости всего общества и действий отдельного субъекта, тогда как в условиях неизбежной катастро-
фы нужны будут иные качества. «Двойная проблема» Перроу воспроизводится, таким образом, на уровне социума в целом.
Требования к образованию. Индустриализация всегда определяла характер среднего и высшего образования и, прямо или косвенно, воспитания. Как было сказано выше, существенно изменились требования не только к знаниям и умениям профессионалов, но и к их интеллекту, их отношению к своей деятельности. Образование соответствующим образом упрощается, специализируется едва ли не с начальной школы, так как работник более не нуждается в целостном представлении о чем бы то ни было. Выпускник школы или вуза должен научиться исполнять нормы и следовать правилам, не размышляя. В итоге формализуется и функционализируется все пространство социализации, а процесс упрощения личности происходит уже до вступления человека в трудоспособный возраст. Данный феномен усиливает технологическую экспансию, так как такой индивид более не может действовать, основываясь на ценностях, он нуждается в нормах и процедурах во всех областях его жизни.
Он более не может быть актором, согласно А. Турэну, действующим самостоятельно и изменяющим окружающую его социальную среду [Тсигате 1985]. Гражданское общество, которое было пространством деятельности актора, точно также нормируется и программируется. Технологическим становится процесс формирования его структур, осуществляющийся в соответствии с определенным набором алгоритмов. Опыт отдельной организации представляется как необходимая (если не сказать обязательная) последовательность шагов. Разумеется, обмен опытом всегда означал передачу некоторого алгоритма действий, но ранее, до наступления эры технологий, этот алгоритм требовал осмысления и сопоставления множества параметров, условий, ситуаций. Чужой опыт был скорее информацией к размышлению. В эпоху технологий опыт становится еще одной пошаговой инструкцией, алгоритмом в его почти математическом виде, очищенном от социального и культурного содержания.
Следствием технологического колониализма является упрощение культуры, в которой формализованный индивид
более не нуждается. Очевидно, речь в данном случае идет о тенденции, но тенденции достаточно устойчивой и сильной.
Развитие в результате оборачивается практически устранением творчества во всех сферах человеческой деятельности. Редукционизм является имманентным свойством технологической экспансии эпохи постмодерна, проникающей во все сферы жизнедеятельности общества, включая самые интим-ные2. Технологический прогресс сопровождается культурным и социальным регрессом.
Акторская модель
Формирование российских принципов управления исторически было слабо связано с рынком. Расцвет рыночной экономики начался в пореформенный период XIX в., когда в Европе уже завершался промышленный переворот. Длился он недолго, до 1917 г. Кроме того, система управления всегда развивалась в основном в государственных отраслях: в военном и инженерном деле, в земской медицине, в осуществлении крупных инфраструктурных проектов. Высшей стадии развития российский индустриализм достиг в СССР, где рынок был сильно ограничен. Поэтому действие главного фактора углубления разделения труда — рыночной эффективности — было существенно ослаблено. Кроме того, принципы российского управления формировались в условиях, далеких от какого-либо стандарта и унификации, географического, экономического, культурного и прочего разнообразия российских регионов.
Возможно, по этим причинам специализация приняла несколько иной вид. Квалификация профессионала подразумевала способность решать задачи, выходящие за рамки узкой специализации, а также при необходимости осваивать новые технологии и новые сферы деятельности. Ее универсализм позволял сохранить целостное представление о раздробленном на множество составляющих производственном процессе. Универсальная квалификация не означала владения неким
2 Ж. Эллюль: «Мы публикуем пособия, как научить "делать любовь", с диаграммами и инструкциями. Секс редуцирован до смешного ассортимента механических процедур» [Е11и1 1980:174].
набором компетенций, если использовать современную терминологию. Она основывалась на широких фундаментальных знаниях и научном мышлении, позволявшим осваивать новые специальности.
Директивность и свобода действия. Российская (советская) модель управления на всех этапах своего развития выглядела намного более иерархической, централизованной и директивной, менее гибкой, чем западная. Более того, она выглядела тотальной, поскольку государство централизовало управление всеми отраслями жизнедеятельности общества. Тем не менее эта всеобъемлющая, жесткая и директивная модель управления, в отличие от гибкой и сетевой технологической модели, развиваясь сохраняла, во-первых, нередуцированную личность работника, во-вторых, относительную свободу социального действия. Пространство свободы составляло неявную, но фундаментальную часть структуры управления, а работник-актор играл в ее функционировании одну из главных ролей, что позволило назвать ее акторской [Аксенова 2016].
Акторская модель управления включает в себя стандарты, нормы, правила, алгоритмы, без которых управление в индустриальном обществе попросту невозможно. По мнению наших респондентов — советских профессионалов, нормы должны быть жесткими и неукоснительно соблюдаться. Ветераны помнят многие из них наизусть, современное пренебрежение ими вызывает негодование. Однако все эти инструменты имели пределы, за которыми их действие ослабевало или прекращалось вовсе.
До каждого отдельного участника централизованное регулирование доходило, в первую очередь, в форме конкретной команды, приказа, полученного от вышестоящей инстанции. Приказ абсолютно обязателен для исполнения, но он не ликвидировал свободы действий, а лишь задавал ей некоторые рамки: дана команда - действуй самостоятельно. Степень ответственности за невыполнение приказа варьировалась от выговора до расстрела в зависимости от исторического периода и конкретной ситуации. Но в любом случае между приказом и ответственностью за его выполнение находилось обширное пространство практически полностью самостоятельных решений. Помимо действительно строгой обяза-
тельности к исполнению, существует и возможность, точнее даже необходимость, невыполнения в случае обоснованного несогласия с приказом. Так, по словам наших респондентов, выполнение приказа начальства любого уровня было отягчающим обстоятельством для инженера, если действия, согласно этому приказу, привели к аварии [Аксенова 2016: 126—127].
Как и в западной модели, процесс стандартизации, нормирования, алгоритмизации унифицировал и соединял специализированные отрасли управления в единое целое, в данном случае в огромный народнохозяйственный комплекс. Однако стандарт и алгоритм становились неприемлемыми для профессионалов и управленцев, если превращались в пошаговую инструкцию, не допускающую размышлений и отклонений. Если без такого рода алгоритма нельзя было обойтись, профессионал должен был знать причины этого, а также возможные последствия нарушения последовательности шагов. Причина такого отношения заключается в невозможности заранее учесть уникальные, нетривиальные ситуации, в невозможности использовать в них стандартные алгоритмы.
Ограничителем профессиональной свободы является также контроль — обязательная составляющая любого управленческого цикла, не зависящая от политической системы. Контроль в СССР часто обозначается сегодня терминами «тотальный», «жесткий», «всепроникающий». По мере развития акторской модели складывалась достаточно сложная система профессионального контроля, который осуществлялся Госстроем, отраслевыми министерствами, профильными отделами ЦК КПСС, где также работали профессионалы, просто вышестоящими организациями и т.п. Однако и он сталкивался с той же самой проблемой: оценить работу специалиста сложно даже его коллегам. В отличие от полностью алгоритмизированного менеджерского контроля, в акторской модели контроль на всех ее этапах сохраняет во многом личностный характер, несмотря на наличие программы действий, зависит от интеллекта и установок осуществляющего его профессионала.
Свобода действия относительна, зависит от характера деятельности, от отрасли, она может усиливаться в удалении от управляющего центра, но имеет место и в самом центре,
и рядом с ним. Присутствие личности в управляющем центре создает видимость «ручного управления», когда процесс управления и его результаты определяются исключительно решениями и действиями руководителя и, соответственно, зависят от его квалификации и личностных качеств, а системные инструменты не функционируют. Но в таком случае все развитие российского (советского) индустриального общества выглядит результатом счастливого стечения обстоятельствили божественного промысла. На самом деле свобода социального действия является функциональным элементом системы, которая устроена гораздо сложнее, чем демонстрирует ее директивная форма проявления. Личность конкретного управленца действительно играет большую роль в акторской модели, но появление сильного и талантливого управленца в нужном месте в нужное время есть результат действия множества системных механизмов, обеспечивающих в числе прочего и формирование его личностных и профессиональных качеств, и назначение на определенную позицию. Большое число управленческих неудач также свидетельствует не о случайных кадровых провалах, но о системном кризисе.
Отдельные части системы способны действовать децентрализовано, автономно в течение длительного периода в нестандартной среде, в критическом удалении от управляющего центра. Автономия в данном случае обеспечивается не набором алгоритмов, а способностью человека анализировать ситуацию и принимать самостоятельные решения. Иными словами, свобода действия позволяет его субъекту быть актором, изменяющим окружающую его реальность. В период войн и катастроф система стремительно мобилизуется, избавляется от излишних в текущей ситуации бюрократических звеньев и расширяет свободу действия. Таким образом, максимальная директивность в таких ситуациях сочетается с максимальной свободой, возникает невозможный, по мнению Ч. Перроу, феномен одновременно централизованной и децентрализованной системы.
Человек в акторской модели: культурная колонизация. Нередуцированный к функции индивид, сохраняющий субъект-ность в системе управления, представляет для нее немалый риск. Результаты управления вомногом зависят от личности,
просчитать и проконтролировать действия которой в пространстве свободы невозможно, там могут действовать лишь внутренние регуляторы. По этой причине акторская система сохраняет ценности, не заменяя их нормами. Ценности, помимо всего прочего, не являются формулами, которым нужно следовать заданным способом, но предполагают их осмысление применительно к ситуации, а также обязательную рефлексию. Наше исследование показало, что в акторской системе ценности, рефлексия, равно как и умение анализировать ситуацию, основываясь на знаниях, интуиции, опыте, оказываются реально действующими инструментами управления. Главными ценностями являются: ценность своего дела, свобода действия и ответственность за него, высокий профессионализм, максимально возможный контроль за процессом труда, сложность труда, умение думать (следовательно, решать нетривиальные задачи), прогресс, понимаемый как научно-техническое развитие и развитие личности, патриотизм (ответственность за государство), совесть, порядочность, справедливость. Последние три ценности, очевидно, не являются профессиональными, тем не менее наши интервью показали, что они действительно результативно работают [Аксенова 2016: 140-183].
Наличие общегражданских ценностей в числе управленческих регуляторов свидетельствует о том, что в акторской системе имеет место колонизация противоположная технологической. Можно ее назвать культурной экспансией, но скорее это своего рода симбиоз системы и культуры.
Акторская система предъявляет совершенно иные требования к субъекту действия. Необходим широко образованный, умеющий думать работник, разделяющий перечисленные выше ценности и способный актуализировать их. Соответственно, в подготовку его включены не только непосредственно институты образования, но и вся сфера социализации (или социокультурного воспроизводства). Эта сфера также представляет собой единство системы и культуры, включает в себя системные элементы (школа, вуз и др.) и несистемные (семья, улица и др.). Все они формировали одни и те же ценности и личностные качества: совесть, справедливость, смелость, ответственность, самостоятельность.
Субъект действия в акторской системе не запрограммирован, его действие не алгоритмизировано, он волен принимать самостоятельное решение, если того требует ситуация. Поэтому его социализация ориентирована на формирование внутреннего контроля, который заключается не в сопоставлении собственных действий с правилами, а в оценке реальной ситуации, в определении собственной позиции и приоритетов.
Цели социокультурного воспроизводства профессионала были настроены на воспитание героя и творца, другое дело, что конвейерное производство человека такого типа невозможно. Люди, равно как и их мотивы, разнообразны, не все способны актуализировать ценности, не все разделяют их, кто-то руководствуется исключительно интересами или сиюминутными желаниями и т.п. Тем не менее единство системы и культуры позволяло создать общие установки. В интервью это определялось как требование эпохи, когда нельзя было поступать иначе, как нечто неуловимое, витающее в воздухе и т.п. Способы создания таких установок сложно выявить по причине их неформальности, некалькулируемости. Технологическая система также достаточно успешна в формировании «требований эпохи», но этот процесс носит характер все того же программирования, и он достаточно очевиден: система попросту меняет нормы и правила, алгоритмы поведения.
Противоречие по Перроу в акторской модели. Анализ действия профессионалов и управленцев при Чернобыльской катастрофе показал, что противоречие оператора в акторской системе снимается посредством формирования способного принимать творческие решения оператора, а риск, связанный с его самостоятельностью, минимизировался сознательной дисциплиной, включающей понимание сути норм и алгоритмов, а также последствий их нарушения. Авария на ЧАЭС была системной, т.е. результатом непредсказуемого совпадения сбоев во множестве подсистем. Профессионал-личность, и тем более актор, действительно плохо совместим с функционированием высокотехнологического объекта, каковой являлась Чернобыльская АЭС, поскольку система управления им существенно усложнена. Его субъектность по отношению к алгоритму действия, его способность к рефлексии и критическое отношение к инструкции повышают риск сбоев в си-
стеме, даже если абстрагироваться от возможных нарушений служебных обязанностей.
Но сама авария меняет ситуацию мгновенно, и столь же мгновенно меняются требования к персоналу. Для предотвращения катастрофы, для минимизации и ликвидации ее последствий нужен широко и фундаментально образованный профессионал, способный противостоять любому давлению и действовать самостоятельно, кроме того, ответственный, готовый рисковать, жертвовать своей жизнью и т.п. В отличии от Фукусимы I операторы ЧАЭС стали коллективным актором, осмысливающим и изменяющим своими действиями неизвестную и смертельно опасную реальность.
Как было сказано выше, акторская модель способна к быстрой мобилизации. После аварии система управления была создана в течение суток. Как и в годы войны, она исключила бюрократические составляющие и максимально расширила свободу актора. Субъектность человека в этой ситуации проявляется особенно наглядно, становится видимой. Для него приоритетом является решение задачи, все прочее, включая структуры, алгоритмы и т.п., — не равные ему субъекты, но инструменты в его руках. Нормы в ситуации поставарийного хаоса не действуют, поэтому актор теперь сам должен находить решения, генерировать новые алгоритмы и определять нормы на основании своих знаний; иными словами, его действия должны быть осмысленными и обоснованными его знаниями и ценностями, а дисциплина, без всякого сомнения, осознанной.
Система управления ликвидацией последствий аварии показывает не просто возможность, но реальность парадоксального соединения максимальной централизации и максимальной децентрализации, ее отдельные элементы обладали большой степенью свободы в принятии решений. Однако необходимый для свободного действия набор личностных качеств и уровень профессиональной подготовки был не у всех. Более того, волевой руководитель может принимать неверные решения из-за недостатка профессионализма, а профессионал — оказаться безвольным, нерешительным и т.п. Присутствие личности привносит в систему целый набор негативных для ее функционирования свойств: слабость характера, собственные интересы, зависть, трусость. Тем не
менее принципы: «не поддаваться давлению», «не выполнять приказов, с которыми не согласен», «действовать в соответствии со своей профессиональной совестью» — позволяли компенсировать провал на одном из уровней системы адекватными действиями на другом. В целом влияние негативных и непредсказуемых элементов нивелировалось.
Особенностью акторской системы является наличие неявной, практически не формализованной части: пространств свободы и нередуцированного субъекта действия. По этой причине потенциал системы к мобилизации ресурсов, ее гибкость, способность к саморегулированию не очевидны, а ее результаты интерпретируются как случайность или как успех «вопреки системе». Соединение профессионала-личности и формализованной части системы по определению противоречиво и потенциально конфликтно, тем не менее в ходе развития системы эти противоречия позволяют, с одной стороны, не допустить опасного творчества работника, с другой — компенсировать невозможность предусмотреть нестандартные изменения среды в нормативной части системы.
Заключение
Цикл копирования Запада, регулярно повторяющийся на протяжении трехсот лет российской модернизации, сам по себе является феноменом, требующим изучения. Восхищение западной моделью управления между реформами затухает, но полностью никогда не угасает. Советские инженеры восхищались системой управления, работающей автоматически, и даже внедряли отдельные ее элементы. Те, кто сталкивался с ней в реальной практике, были глубоко разочарованы отсутствием свободы действия, узостью мышления коллег, невозможностью осуществлять инновации, которые требуют целостного представления об объекте деятельности. Скорее всего, их «Запад» был (и для многих остается) идеальной моделью устройства управления, которая с управлением реального модерна имела мало общего. В этой идеальной модели профессионал должен действовать свободно и творчески, быть порядочным, культурным и при этом строго выполнять нормы и правила, а система должна работать автоматически.
Попытки точного копирования отчасти были результатом подобной идеализации Запада.
Современные трансформации акторской модели связаны не только с идеализированными представлениями и политической волей управляющего центра, но и с экспансией глобальной технологической системы. Тем не менее следует внимательно присмотреться к описанным выше моделям, каждая из которых была результатом длительного развития.
Обе модели в одинаковой степени не могут ликвидировать риск системной аварии, а, следовательно, техногенной катастрофы. Этот риск вообще не связан с ролью человека в системе, он определяется сложностью последней и существует всегда, непредсказуемый и некалькулируемый, по определению У. Бека. Опасность технологической системы в том, что она теряет субъектность в нестандартных условиях, ее коллективный разум не функционирует, а индивид уже не в состоянии вернуть позицию субъекта себе. Он не дееспособен в нестандартной среде, где нормы утратили значение, а в определенных ситуациях и нежизнеспособен. Акторская система эффективна именно в нестандартных ситуациях, причем эффективна система в целом, у нее высокие мобилизационные способностии субъект действия, который к тому же может действовать автономно. При выборе между моделями стоит иметь в виду, что, даже не учитывая неустранимый риск системной аварии, полагаться на автоматизм системы слишком амбициозно.
Условия на планете далеки от стерильных и стабильных. Но вряд ли стоит стремиться и к идеальному муравейнику, который заменит социум и при помощи коллективного разума справится с любыми вызовами. Технологическая система действительно обеспечивает развитие технологий, однако сопровождается деградацией человека и регрессом культуры. Иными словами, кажущаяся эталоном модель управления предлагает на самом деле сознательный отказ от индивидуального разума и культуры.
Акторская система была ориентирована на развитие личности и культуры, без которых она не могла бы функционировать по определению, более того, в ее рамках происходило и технологическое развитие, однако технологии не создава-
лись для массового потребления. Но массовое потребление в настоящее время является отдельной проблемой даже на Западе, его перспективы и пределы требуют изучения и осмысления. Нет никаких оснований считать его неизменным, безвариантным идеалом.
В настоящее время попытки отказаться от акторской системы в России вели к очевидному регрессу, но пока еще не по причине избыточного развития технологической модели. Профессиональная подготовка в акторской модели выглядит затратной и сложной, так как его готовит вся культура, вся сфера социализации. Проще обучать узкоспециализированного специалиста, а также индивида, с детства исполняющего правила без размышлений. Однако исторический опыт показывает, что российская подготовка продолжает действовать в условиях войны и разрухи, практически в отсутствии ресурсов, так как в ее основании ценности и действия актора.
Традиционные ценности изменить трудно, но можно усложнить их актуализацию, транслировать обществу иные ориентиры (богатство, успех, карьера) и тем самым облегчить актуализацию чисто материальных интересов и личностных качеств, позволяющих добиваться успеха или благополучия любой ценой. Образование также уже не соответствует ак-торской модели управления. Оно в значительной степени формализовано после введения тестовой системы проверки знаний и утратило свою универсальность. При этом точно скопировать технологическую систему в целом невозможно. Это удалось лишь странам с традиционно высоким уровнем формализации человеческого действия, в конфуцианских Японии, Корее, Китае. В России культура сохраняет фундаментальный принцип свободы действия, поэтому ослабления его внутренних регуляторов (ценностей, знаний, умения думать) имеет катастрофические последствия, в том числе и проблемы коррупции в сферах, обеспечивающих безопасность. Таким образом, технологическая система не формируется, акторская система и все, что с ее помощью было создано, разрушается.
Наконец, следует иметь в виду возврат к российским принципам после каждого периода реформ не случаен, он обусловлен отнюдь не консерватизмом отечественного чиновника, а высокой степенью неопределенности российских
условий, не прогнозируемостью ситуаций, требующих поэтому нетривиальных подходов и решений, которые не может предложить узкий специалист.
Есть еще один фактор, который, с нашей точки зрения, требует критического отношения к технологической модели. Она никогда не существовала в дистиллированном виде. Неизвестно, может ли она справляться с серьезными проблемами в отсутствии многочисленных специалистов, получивших совсем другое образовании в России, Индии и даже Китае. Большая часть населения Земли все еще не «запрограммирована изнутри», может действовать свободно и выживать в не-стандартизированной среде, что пока еще тормозит регресс человека в культурном и в чисто биологическом смысле. Более того, современные изменения в западном мире заставляют исследователей усомниться в конце истории и в однозначности нормативного (алгоритмизированного) действия. Об этом свидетельствует появление современных концепций креативного действия, или реляционной теории, рассматривающих действие, меняющее алгоритм в соответствии с ситуацией.
В любом случае, следует отказаться от априорной эта-лонности западной модели управления и от стремления во что бы то ни стало вписаться в текущие тенденции. Возврат к акторской модели на новом уровне, ее дальнейшее развитие, а, значит, развитие человека и культуры, еще возможны. Эта модель обладает большим потенциалом автономного действия и до сих пор сохраняется в российской провинции, а несколько поколений воспитанных в акторской парадигме профессионалов все еще составляют большую часть трудоспособного населения.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ Аксенова О.В. Парадигма социального действия: профессионалы в российской модернизации. М.: ИС РАН, 2016. 304 с. Аксенова О.В. Роль профессионала-актора в российской системе управления: Дис. ... докт. социол. наук. М., 2017. 450 с. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну / пер. с нем.
М.: Прогресс-Традиция, 2000. 384 с. Веблен Т. Теория праздного класса. М.: Прогресс, 1984. 183 с.
Мациевич И.В., Семедов С.А. Политические религии в современном мире // Вестник института социологии. 2012. № 4. С. 43-44. URL: http://www.vestnik.isras.ru/files/File/ Vestnik_2012_4/texts/Mazievich_Semedov.pdf (дата обращения: 26.03.2018). Brint S. In the age of experts. The Changing Role of Professionals in Politics and Public Life. Princeton: UniversityPress, 1994. 288 p. Ellul J. The technological System. N.Y.: Harper Torchbooks, 1980. 362 p.
Latour B. Reassembling the social an Introduction to Actor-Network-
Theory. Oxford: Oxford University Press, 2005. 301 p. Perrow Ch. Normal accidents. Living with high-risk technologies.
N.Y.: Basic Books, 1984. 386 p. Resilience engineering: concepts and precepts / ed. by E. Hollangel, D. Woods, N. Levenson. Aldershot, UK: Ashgate, 2006. 410 p. Touraine A. An Introduction to the Study of Social Movements //
Social Research. 1985. Vol. 52. № 4. P. 749-785. Whittle A., Spicer A. Is Actor Network Theory Critique? // Organization Studies. 2008. № 29. P. 611-629.
