CC BY
73
ДИАГНОСТИКА СОЦИУМА
З.Р. Усманова
Модели социокультурной идентичности жителей Северного Кавказа: федеральное и региональное измерения1
В статье раскрываются особенности самосознания населения кавказских республик, политического восприятия ими такого социокультурного, историко-политического и государственного конструкта, как Россия. Описаны механизмы формирования гражданской идентичности кавказцев, а также ее место и роль в целостной системе идентификационных параметров. Эмпирические данные получены в результате политико-психологического исследования федеральных и региональных представлений в темпоральном и пространственном измерениях. Исследование проводилось в республиках Дагестан, Ингушетия, Карачаево-Черкесия, Кабардино-Балкария, Северная Осетия и Чечня. Раскрыта содержательная сторона политического восприятия, а также приведено сравнение образов страны и региона проживания.
Ключевые слова: социокультурная идентичность, механизмы формирования идентичности кавказцев, гражданская идентичность, этническая идентичность, политические представления, политическое сознание, политическое восприятие.
На протяжении последних двадцати с лишним лет в России происходит формирование такого типа общества, который отвечал бы современным социально-политическим реалиям. В сложившихся условиях острой потребности в обретении новых политических принципов, интегрирующих разнородное российское общество в рамках единой концепции нации и государства, интерес к проблеме российской идентичности определяется серьезными вызовами повседневности, среди которых сохранение целостности государства, локализация его политического и культурного влияния. В настоящее время далее констатации факта кризиса идентичности и представлений о фрагментированном, распадающемся про-
1 Статья подготовлена в рамках научно-исследовательского проекта «Политико-психологические механизмы формирования национально-государственной идентичности в современной России», грант РГНФ №12-03-00307
© Усманова З.Р., 2012
странстве исследователи не продвинулись. Между тем, жить и развиваться может только тот народ, который имеет целостное представление о себе, о том, кто он и куда идет, поскольку только на административных скрепах государство долго держаться не может. По мнению Т.В. Евгеньевой, обозначение России как «центра силы» требует целенаправленного формирования «сверхидентичности» (национально-государственной идентичности), объединяющей территории, этносы, конфессии, поколения вокруг общих представлений и ценностей [2, с. 12—26].
Особенно актуальным становится изучение идентичности в поликуль-турных средах, характеризующихся многоуровневостью и многокомпонент-ностью политического сознания жителей. Данный тезис подтверждается результатами политико-психологических и политико-социологических исследований, которые свидетельствуют, что самоидентификация жителей Северного Кавказа основана на многоуровневом взаимодействии эмоциональных, когнитивных, поведенческих, а также иррациональных элементов политического сознания [4, с. 83—91].
Процесс самоидентификации жителей Северного Кавказа подвержен значительному влиянию событийных факторов повседневности, что влечет искажение общей системы представлений. Исследование психологических механизмов гражданской идентификации, определение места и роли ключевых компонентов политического сознания — представлений о стране, государстве и республике проживания, образов «своих» и «чужих», посредством которых происходит идентификационный выбор среднестатистического кавказца, сложная задача в современный период.
Естественно в данной связи предположить, что специфика идентификационного конструирования (локализация смыслов, этнизация, сужение социального пространства до «своего» региона [5, с. 91]) является благодатной почвой для актуализации системных различий в механизмах формирования, а иногда и кризисной деформации идентичности жителей юга России.
Изучению компонентов политического сознания, восприятия «России» и «республики проживания» гражданами национально-территориальных образований в России посвящено исследование, проведенное сотрудниками кафедры социологии и психологии политики факультета политологии МГУ им. М.В. Ломоносова в рамках проекта «Политико-психологические механизмы формирования национально-государственной идентичности в современной России» в 2006—2012 гг.
Теоретической базой исследования выступила концепция политико -психологических трансформаций идентичности, предложенная Евгенье-вой Т.В., согласно которой идентичность, как значимый фрагмент политического сознания, конструируется путем поиска баланса «неосознаваемых компонентов политико-культурной матрицы (национальный менталитет, стереотипы, архаические идентификационные формы, неосознаваемые элементы социальных представлений индивида о собственной групповой
принадлежности и т. д.), культурно-символических компонентов (доминирующие в обществе ценности и образы, символическое пространство идентификационного выбора), конструируемых компонентов (возможность государства воздействовать на идентификационный выбор и политическую самоидентификацию граждан)» [1, с. 122—123].
Методической базой исследования послужили глубинные интервью и проективные рисуночные тесты («Россия — мой дом», «Представления о России и республике проживания», картографический тест «Карта России»), представленные следующей выборкой — 180 респондентов из трех возрастных групп (18—30, 31—50, 51—75 лет) в шести субъектах РФ — республиках Дагестан, Ингушетия, Карачаево-Черкесия, Кабардино-Балкария, Северная Осетия и Чечня.
Под гражданскими идентификационными представлениями мы понимаем специфические психические проекции объектов политической реальности в сознании личности, с которыми устанавливается персональная взаимосвязь. Очевидно, что эмоциональная составляющая апперцепции предполагает субъективные психические реакции личности:
1) позитивацию (актуализацию позитивных черт) предполагаемого объекта идентификационного выбора;
2) негативацию (усиление негативных черт), в случае, если индивид нацелен на разрыв идентификационной связи («ненавистная, и ненавидящая нас страна»).
В рамках модели исследования, мы считаем, что критически важным для понимания гражданской идентичности кавказца является многоуровневый образ «страны России», интегрирующий совокупность базовых эмоциональных характеристик восприятия населения страны и государства, установки относительно федеральной и региональной власти и политики, восприятие конструкта «мы» в фокусе многообразия «чужих» и «врагов». «Чужими» в сознании кавказцев, как показало исследование, могут оказаться и граждане России, обладающие иными социокультурными установками и представлениями о должном или же нежелательном поведении, являющиеся носителями иной культуры (непонятной или не воспринимаемой самими кавказцами). Такое негативное восприятие, маркирование и поддержание культурной дистанции с «иными» гражданами своей страны описано Е.С. Кристининой: «В российском общественно-политическом дискурсе присутствуют и «внутренние другие» — то есть те, кто, являясь фактически частью внутреннего социального и политического пространства, воспринимаются при этом как чужеродные по отношению к данному пространству элементы» [3, с. 123].
Для населения СКФО специфичным является распад гражданско-го-сударственного идентификационного образа на две линии — «государство Россия», в широком понимании «моя страна, страна, в которой я живу», и «регион проживания» («родина», «малая родина»). «Государство» в данном значении обладает расширенным фреймом восприятия, агрегируя в
смысловом плане как собственно политологическое «государство» и «политику», так и пространственные и темпоральные характеристики «страны», «народа».
Поэтому мы избрали для анализа идентификационной модели жителя российского Кавказа такие значимые ее компоненты, как:
— представления о стране «Россия», «государстве»;
— представления о регионе проживания (республике);
— пространственно-территориальные представления («территориальная ограниченность идентичности» — Россия, СКФО, республика проживания, город/село);
— представления о власти и лидерах федерального и регионального уровней;
— представления о «своих» и «чужих».
Проанализировав выявленные ассоциации и разделив их на представления о реальной политической действительности и представления о желаемой действительности, можно выделить несколько взаимосвязанных линий представлений о России в политическом сознании жителей северного Кавказа.
Первая (2/5 части ответов респондентов) связана с наличием негативных характеристик страны — «большинство людей живут мечтами, а на деле бедствуют», «Россия — везде бардак, нет порядка», «Россия — террор, фашисты, разврат, водка», «деградирующее общество», «Россия это деньги, которые уплывают», «Россия для меня, это мусорная свалка». В этой группе можно выделить подгруппу респондентов (локально-ориентированных), которые экстраполируют региональные образы на всю Россию, что связано с отсутствием или размытостью образа страны. Они не демонстрируют обособленческих настроений и отчуждения, а скорее не обладают целостным представлением о России, предполагая, что по всей стране жизнь, и соответственно, социально-политическая проблематика одинакова. В некоторых случаях, обладая такими знаниями, респонденты не придают им значения, акцентируясь только на своем регионе. Такие респонденты изображали на рисунке карту России, но прорисовывали детально только республику, в которой они живут. Среди негативных ассоциаций приводили только региональные проблемы, персонифицировали региональных лидеров. Государственно-политический конструкт «Россия» для них скорее формален, чем идейно-обусловлен — «власть многое скрывает от народа», «процветание коррупции, терроризма, наркомании, отсутствие перспектив, безработица», «недоступное коррумпированное образование», «для меня Россия лишь название государства, а живу я в своих проблемах, в проблемах моей родины — республики Карачаево-Черкесия». Это примеры локализации смыслов на неосознаваемом уровне.
Вторая (1/5 часть ответов респондентов) связана с наличием нейтрально окрашенного образа страны — «небо, облака, кремлевская стена», «ре-
ки, леса, горы, природа», «университеты, санатории, красная площадь, здания», «большая страна, много народа». Эта группа респондентов лояльна к образу страны, воспринимает ее как статичную конструкцию, состоящую из суммы формальных компонентов — территория, государственность, ресурсы. Но, в отличие от локально-ориентированных респондентов, данная группа формальность образа России экстраполирует на проявления патриотизма и надежды на улучшения жизни в регионе проживания за счет помощи «более сильных и благополучных регионов» — «я не знакома с людьми из других регионов,., но уверена, что там дело обстоит лучше».
Третья (1/5 часть ответов респондентов) связана с наличием ярко окрашенного патриотизма, упоения образом сильной и великой страны, и особенно российского народа — «солнце, небо, желание мира», «радушие российского народа», «огромная богатая страна, ресурсы, процветание». Для этой части респондентов положительное наполнение представлениям о стране придает образ народа, культурно-исторические факторы, героическое наполнение образа страны, нежели повседневные события.
Четвертая (1/5 часть ответов респондентов) связана с сомнениями по поводу целостности страны и наличия сильной политической власти. Представления изобилуют присутствием внешних управленцев и теневых безличных властных структур. Это пример экстранаправленных ассоциаций, связанных с внешнеполитическими представлениями о стране и отражающих масштаб переживаний респондентов.
Относительно представлений о желаемой российской действительности мнения респондентов можно сгруппировать по признаку наличия либо отсутствия таковых. Так, первая тенденция связана с отсутствием будущего страны — «дальше еще хуже, я нарисую просто мрак», «будущего нет!», «если ничего не изменится, даже боюсь представить», отрицанием положительных перемен, отсутствием надежды и негативными ассоциациями.
Вторая тенденция демонстрирует нейтральное отношение к будущности, и выглядит как констатация действительности, которую невозможно изменить — «никаких изменений не будет, но мне хотелось бы улучшений», «многое нужно менять, но для это нужны усилия,(...) нельзя с уверенностью рассчитывать на благополучное будущее».
Третья и наиболее часто встречающаяся тенденция (2/3 части ответов респондентов) опирается на ожидание будущих улучшений — «все будут заняты своим делом», «Россия — расцветет, люди изменят свое отношение друг к другу. Я очень горжусь, что я гражданка России», «ресурсы будут использоваться с умом», «надеюсь увидеть светлое будущее, развитое государство», «люди начнут жить мирно, желаю всей России благополучия и развития духовной сферы».
И, наконец, четвертая тенденция демонстрирует четко прорисованные варианты будущего. В отличие от первой тенденции, причиной которой выступает дезориентация, неспособность систематизировать свои
ожидания будущего и влекущая простое отрицание его в негативной окраске, тут респонденты предлагают разные варианты развития событий, причем от «процветания и мирового лидерства» до «полного упадка и развала страны».
Если провести сравнительный анализ ответов респондентов из шести кавказских республик, можно обнаружить некие отличительные черты и особенности механизма формирования социокультурной идентичности жителей той или иной республики.
Таблица 1
Характеристика основных идентификационных параметров в массовом политическом сознании жителей некоторых республик СКФО (общее количество упоминаний — свыше 100%).
идентификационный параметр Республика Дагестан Республика Ингушетия Республика Карачаево- Черкесия Республика Северная Осетия
этническая принадлежность 34,3% 100% 68,7% 19,4%
конфессиональная принадлежность 55,2% 15,5% 34,2% 4,7
гражданская принадлежность 33,1% 25,4% 57,4% 66,6%
место проживания 19,6 12,5 35,7 29,6
личностные характеристики 60,7 87,5 42,8 69,2
профессиональная принадлежность 39,2 12,5 51,2 71,4
половозрастная принадлежность 14,2 25,0 42,7 64,1
семейно-ролевая принадлежность 71,4 45,5 21,4 80,1
патриотизм 3,5 38,5 7,1 9,5
активизм 7,1 7,2 14,3 7,1
род деятельности 5,3 37,5 28,5 10,2
другие идентификации 3,6 7,4 5,3 2,5
Распределение основных идентификационных параметров в сознании жителей кавказских республик показано в таблице 1, но наиболее интересным является факт их иерархии и различной степени значимости для респондентов из разных республик.
Таблица 2
Место гражданских и политических идентификационных параметров в иерархической структуре самоидентификации жителей некоторых республик СКФО (проценты указаний на первом месте — до 100%).
идентификационный параметр Дагестан Ингушетия Карачаево- Черкесия Северная Осетия Среднее значение
этническая принадлежность 22,3% 87,5% 43,7% 0 38,3
гражданская принадлежность 12,6% 0 21,5% 54,9% 22,4
конфессиональная принадлежность 41,7% 12,5% 18,7% 0 18,2
территориальная принадлежность 22,1 0 6,1 31,1 14,8
личностные идентификации 1,3 0 10,0 7,3 4,7
другие идентификации 0 0 0 6,7 1,6
1. Из таблицы видно, что в числе первичной и наиболее значимой идентификации респонденты указали этническую принадлежность, и это самый высокий показатель среди идентификационных параметров кавказцев на сегодняшний день. Но распределение подобных ответов между республиками неодинаково, и это позволяет сделать логичный вывод о том, что наиболее сплоченные республики объединены именно по этническому признаку. Так, к относительно мононациональным республикам в традиционном и ценностноидейном смысле можно отнести республики Чечня, Ингушетия, к республикам, где титульных национальностей не очень много и есть один-два общих для населения языка общения, а ценностно-идейное и культурное наполнение повседневности наиболее тождественно, можно отнести Карачаево-Черкесию и Кабардино-Балкарию. И самая поликультурная, имеющая общую идейную направленность, и одновременно специфические культурно-традиционные особенности множества национальностей, является республика Дагестан. Именно этот фактор — фактор первенства общих смысловых конструктов, перед традиционно-культурными и особенными компонентами, иллюстрирует наличие вышеуказанных распределений этнической идентификации.
Противоположный подход к идентификации наглядно виден у представителей РСО-Алании и Ингушетии. Респонденты-ингуши демонстрируют акцент на этничности (общее количество упоминаний — 100%), потому что ценностно-идейная составляющая, культура, традиции, повседневный уклад жизни и даже язык в их республике едины для всего населения. Осетины же
редко акцентируются на этничности (общее количество упоминаний 19,4%), потому что внутри республики проживает несколько субэтнических общностей, кроме того, жители разделены по религиозному признаку (часть жителей исповедуют ислам, часть православие). Тем не менее, объединяющим признаком для осетин выступает территориальный фактор — привязка к земле. Все респонденты указали в числе идентификационных параметров «житель Осетии» (1/3 случаев упоминаний в числе первичных идентификаций), а этничность отошла на задний план. Относительно Карачаево-Черкесии ситуация схожа с Аланией, население представлено тремя крупными этническими группами, но все жители исповедуют ислам, потому идеологическое наполнение повседневности тождественно, ввиду чего обращение к этнич-ности является достаточно частым (общее количество упоминаний 68,7%). Конфликтное наполнение повседневной жизни связано с конфликтами на национальной почве, и логичным является столь частое обращение к индивидуализирующему и самоопределяющему фактору этничности. Ну а Дагестан представлен множеством национальностей и этнических групп, каждая из которых имеет отдельный язык или диалект, имеет специфическое культурно-идейное и символическое пространство, и потому объединяющим для населения фактором выступает чаще не этничность, а привязка к земле — «Я дагестанец, житель Дагестана», и религиозная идентичность, причины акцентуации которой будут разъяснены ниже. Потому мы наблюдаем достаточное низкое обращение к этническому фактору в числе определяющих — 22,3% (при общем количестве упоминаний 34,3%).
2. На втором месте среди самоидентификаций жителей СКФО оказалась гражданская идентификация. Как видно из второго рисунка, такой процент получился благодаря усредненному значению, а максимальный показатель принадлежит респондентам из РСО — Алании, что подтверждает вышеприведенное утверждение о преобладании в их сознании над-идентичности, сглаживающей этноконфессиональные противоречия.
3. Конфессиональную принадлежность в качестве первостепенной указали 18,2% респондентов. Как правило, это респонденты-мусульмане, но частота упоминаний в различных республиках не одинакова.
Так, респонденты из РСО-Алании ни разу не акцентировали внимание на религиозном факторе, очень низок был показатель и среди ингушей, среди представителей Карачаево-Черкесии процент выше. И наиболее выражено данная идентификация присутствует в сознании дагестанцев. Почему так происходит, догадаться легко, ведь Дагестан самая многонациональная среди северокавказских республик. Кризисные процессы идентификации, происходящие на всей территории России, связанные с разрушением ценностно-идейных представлений о стране СССР и длительным замещением их на новый государственно-формальный конструкт «Российская Федерация», привели к тому, что новое поколение должно было каким-то образом заполнить часто противоречивую действительность
неким целостным и непротиворечивым содержанием. Таким содержанием для Дагестана не могла выступить только этническая принадлежность, так как люди живут в поликультурном пространстве, объединены скорее языком межнационального общения — русским языком, и одновременно не близкой для общероссийской культуры — этнокультурой малых народов. Ни тот, ни другой смысловой конструкт не могли полностью заменить стабильную государственность. Кроме того, значительные социально-экономические проблемы в регионе, соседство с республикой Чечня, где длительное время сохранялась напряженная военная обстановка, создавали чувство неудовлетворенности, «покинутости» народа. Религиозная же идеология, идеология ислама, пришлась наиболее подходящей и удобной для заполнения ценностного вакуума. Она приобрела большую популярность на Кавказе в настоящее время и особенно скорыми темпами в Дагестане, заполнив образовавшиеся пробелы в самосознании жителей. Чувство недовольства повседневной жизнью, государством, деятельностью местной власти или силовых структур, исходя их религиозного мировоззрения, опирается на более справедливые основания и формирует чувство баланса и ощущение стабильности в повседневной жизни.
Ввиду наличия большого количества эмпирических данных, изложить их в полном масштабе в рамках данной статьи представляется сложным. Потому мы сгруппировали относительно тождественные представления респондентов, исходя из принципа схожести ключевых характеристик идентификационных конструктов «Россия» и «республика проживания» в их сознании.
Респонденты из Карачаево-Черкесии и Кабардино-Балкарии ассоциируют со словом «Россия» (в 80% случаев) такие положительные характеристики, как — «1/7 часть мира», «великая держава», «мой дом, родина», «сила, государство», «мощь, страна возможностей», «богатая природными ресурсами». В то же время, есть пессимистичные ассоциации: «зависимая сырьевая экономика, страна контрастов».
Со словом «власть» респонденты связывают множество положительных характеристик, фактически идеализируя ее — «мудрость», «справедливость, сила», «возможности», «авторитет, воля», «президент», «премьер», «Путин», «Медведев», «Федеральное Собрание».
Негативные ассоциации встретились лишь в 7% случаев — «клановость, беспредел, бюрократия», и связаны скорее с локальной проблематикой. Интересным является наличие таких ответов, в которых респонденты приписывают власть специфичным для южного региона образованиям (в 40% случаев) — «местечковым королькам», «силовым структурам», «криминалу и т. п.». Такая диспропорция в ответах, свидетельствует о наличии большого недовольства местной властью и возложением надежды на перемены на власть федеральную.
Региональный патриотизм проявляют свыше 71% респондентов, они ассоциируют свою республику с множеством положительных характеристик — «традиции Кавказа», «великолепие родной природы», «стремление к лидер-
ству», «дружба и взаимопонимание», «культурное разнообразие». В то же время, часть респондентов (36%) высказали негативные ассоциации — «грязь, отсталость, бедность», «местный беспредел», «самоуправство, дотации», «агрессия».
На вопрос, хотите ли вы покинуть свою республику, отрицательно ответили 57% респондентов — «не хочу, поскольку я патриот, и хочу изменить недостатки, которые есть на земле моих предков», «нет, наоборот, хотелось бы развить культуру, экономику нашего региона, поставить крепкий фундамент для нашего будущего поколения», «нет, мировоззрение и мышление жителей других регионов России существенно отличается от кавказского, климатические условия тоже — люблю тепло и буду жить на юге».
Ответили положительно 43% — «да хотел бы, так как дома нет перспективы», «да, хотела бы, потому что нет связей и нет перспектив», «да, потому что особых перспектив нет, зарплаты низкие, преобладает частная собственность».
Оценки своей республики в основном негативные в плане экономики и развития (57%), но при этом высокопатриотичные (43%), выглядят следующим образом — «глубоко дотационный, но перспективный регион, где приоритетным направлением развития является туризм», «регион, со сложной политической ситуацией, на которую, в большей части, оказывают влияние межнациональные отношения», «если посчитать грубо, то из 5 республик Кавказа — наш регион занимает 4 место по развитию», «регион перспективный в плане ресурсов, туризма и прочего, но как любой субъект РФ на Кавказе требует развития и привлечения финансовых ресурсов, капиталовложений».
Также, значительная часть респондентов критически относится к особенностям характера, глубинным культурным предрасположенностям и социально-поведенческим установкам жителей своего региона (42%) — «вспыльчивость», «агрессивность», «высокомерие», «лень», «национализм», «понты (!), бычье (!)».
Масштаб пространственно-территориального оценивания России демонстрирует наличие комплиментарной идентичности. Так, в рамках нынешней территории России ее принимают 60% респондентов, 20% ограничили пределы России территорией своей республики и города проживания и незначительная часть — территорией Москвы.
Общероссийский патриотизм проявили свыше 59% респондентов. Гордость у них вызывают — «достижения в культуре, науке», «освоение космоса», «Победа в Великой Отечественной войне», «Олимпиада — 80», из современных достижений «Сочи — 2014».
Следует отметить, что респонденты довольно часто (60%) упоминали миротворческую и освободительную деятельность России в качестве предмета гордости — «участие России в Грузино-Абхазском конфликте», «миротворчество в Южной Осетии».
Предметами разочарований выступают противоположные представления о недостаточной заботе России о Кавказе, в 40% ответов респонденты указали на отрицательные примеры внутриполитических решений, региональные конфликты («переселение кавказских народов в период СССР», «Чечен-
ская война»), а также сильное неприятие негативных действий в отношении своего народа («национализм», «терроризм», «отношение к кавказцам в России»).
Коллективными «чужими» в 35% ответов для жителей Карачаево-Черкесии выступили «представители разных религиозных сект», «атеисты, националисты», а в 30% ответов представители не своей национальности «евреи, армяне».
Респонденты из Ингушетии и Чечни ассоциирует со словом «Россия» исключительно положительные смыслы — «родина», «устойчивая», «государство мира», «великая страна», «моя страна», «страна, которая мне будет рада», «сильная держава, великая держава».
Негативные ассоциации связаны с чувством обиды на Россию за события, причинившие страдания народам Кавказа. Из числа персонажей-анти-героев наиболее часто упоминались Сталин И.В. (70%), генерал Ермолов А.П. (65%), Ленин В.И., Ельцин Б.Н. и другие. Причинами отрицательного восприятия этих личностей служат исторические события (Сталина И.В. — депортация чеченцев и ингушей в феврале-марте 1944 года в среднюю Азию и Казахстан, а генерала Ермолова А.П. — длительная Кавказская война).
Со словом «власть» респонденты связывают имена Путина В.В. (45%), Медведева Д.А. (34%), Аушева Р.С. (91%) — бывшего в 1992—2002 гг. президентом Ингушетии и множества местных лидеров, что свидетельствует о признании действующей власти. Позитивная эмоциональная окраска ответов указывает на достаточно высокий уровень доверия власти, возложение на местную власть значительных надежд на развитие и процветание региона. Этот факт является отличительной особенностью политического сознания чеченцев и ингушей в сравнении с респондентами из других кавказских республик, где уровень доверия региональной власти значительно ниже, чем федеральной.
Региональный патриотизм проявляют 93% респондентов, они ассоциируют свою республику со следующими положительными образами — «древняя культура, башни», «ислам», «развитие, сильная республика», «честь, первенство, отвага», «гостеприимство, благородство, доброта», «традиции», «богатство природы», «гордость, любимый край, дом».
В то же время, незначительная часть (12%) респондентов высказали негативные ассоциации — «нестабильная обстановка».
На вопрос, хотите ли вы покинуть свою республику, отрицательно ответили 73% респондентов — «нет, я в ней родился, буду жить, и умру в ней, если не я, то кто? Я люблю свою республику», «не хотел бы, не могу оставить свой дом и свою семью, они очень сильно нуждаются во мне. В дальнейшем, я надеюсь, все будет хорошо, и регион будет мирным, стабильным и процветающим».
Ответили положительно — 27% — «хотел бы временно, чтобы учиться и получить более качественные знания».
Оценки экономического развития своего региона менее негативные, чем у представителей КЧР и КБР (37%) («одно из последних, слабое звено»), но
при этом более патриотичные (73%), и выглядят следующим образом — «в современной России Ингушетия занимает, если не первое, но и не последнее место. Древние башни Ингушетии являются ценным потенциалом России», «думаю важное, это стратегически богатый регион, очень богатый природными ресурсами, культурой. Россия (!) не лучше и не хуже других регионов», «голос нашего народа никогда не терпит общего горя народов Кавказа, наш народ всегда занимал достойное место в обществе, наши предки оставили много ярких страниц в истории России», «Дикая дивизия разбила Железную дивизию, выходцы из Ингушетии воевали в составе советской армии, мои отцы участвовали в формировании истории России». На неосознаваемом уровне респонденты стремились нивелировать отрицательные впечатления от своего региона и преувеличивали положительные (вытеснение негативного образа).
Также, значительная часть респондентов очень тепло и с чувством патриотизма характеризует свой народ и республику — «мужество, благополучие, жизнь», «доблесть, народ, земля, патриотизм», «наша дружба, Магас, вера», «гордость, культура, импульсивность», «верность, стойкость», «сопереживание, мудрость», «отвага, сплоченность и т. д.».
Негативные ассоциации по отношению к национальным особенностям жителей своего региона отсутствовали.
Разница в оценках России и республики проживания по социальноэкономическим и политическим критериям развития всеми респондентами показана в таблице 3.
Таблица 3
Оценки России и Республики проживания по методу критериальных оппозиций (семибалльная шкала).
положительные критерии оценки России / оценки Республики
Дагестан Ингушетия Карачаево- Черкесия Северная Осетия
перспективность 5,7 / 5,3 5,8 / 6,5 5,8 / 4,9 5,7 / 4,3
сила 4,8 / 4,3 6,1 / 5,7 5,7 / - -- 5,8 /
дружественность 4,9 / 4,2 5,5 / 5,6 5,6 / 4,1 5,8 / 5,4
уважение 5,3 / 5,0 5,8 / 6,5 5,4 / 5,3 5,4 / 5,7
независимость 5,1 / - -- 6,0 / 5,4 / 5,5 /
открытость 5,0 / 5,8 6,0 / 6,1 5,3 / 4,2 5,1 / 5,7
богатство 4,7 / - -- 4,6 / 5,2 / - -- 5,1 / - --
влиятельность 5,0 / 5,4 / 5,2 / 4,5 5,4 /
единство 5,1 / - -- 5,8 / 6,1 5,0 / 5,6 /
привлекательность 5,0 / 4,1 5,0 / 4,5 4,8 / 5,3 / 5,1
Окончание табл.
положительные критерии оценки России / оценки Республики
Дагестан Ингушетия Карачаево- Черкесия Северная Осетия
развитость 4,6 / 6,2 / 4,8 4,6 / 4,8 /
надежность 4,5 / 4,0 4,2 / 4,5 4,3 / 4,5 / 4,2
безопасность 4,5 / 4,6 4,6 / 4,6 4,2 / 4,5 4,5 / 4,8
справедливость / 4,8 / 6,2 / 4,5 -- - / 4,7
благополучие 4,5 / 4,4 5,4 / 5,2 4,1 / - -- 4,7 / - --
спокойствие 4,0 / 4,8 / 4,0 / 4,1 / - --
сплоченность 4,7 / - -- 5,2 / - -- 4,0 / 5,6 /
отрицательные критерии оценки России / оценки Республики
Дагестан Ингушетия Карачаево- Черкесия Северная Осетия
тревожность / 2,8 / 2,6 / 3,5 / 3,8
несправедливость 3,9 / 3,3 / 3,8 / 3,9 /
слабость -- - / - -- -- - / - -- / 3,9 -- - / 3,7
разобщенность / 3,9 / 3,0 -- - / 3,7 / 3,8
непривлекательность для жителей других регионов / 2,9 / 4,0 / 3,6 / 3,2
неблагополучность -- - / - -- -- - / - -- / 3,5 -- - / 3,7
зависимость от федерального центра -- - / 3,1 / 3,8 / 3,4 / 2,9
отсталость / 3,9 -- - / - -- / 3,2 / 2,9
бедность / 2,9 -- - / 1,5 / 2,2 -- - / 2,1
невлиятельность / 3,5 / 4,0 -- - / - -- / 4,0
Особенность ответов респондентов состояла в том, что около 50% из них отказались оценивать Россию по вышеуказанным критериям, они оценили только свою республику. Возможно, причиной этого явилось внутреннее переживание и страх дать низкие оценки или даже неспособность оценить Россию в целом. Тем не менее, некоторые критерии своих республик респондентами, в значительном количестве случаев, были пропущены. К таким игнорируемым критериям относятся — открытость, уважение, влиятельность, привлекательность для жителей других регионов, сила, благополучие, спокойствие. Предположительно, отсутствие ответов
можно интерпретировать как боязнь непринятия своей культуры на территории всей России (кроме региона проживания), либо нежелание констатировать низкую степень уважения (что является неприятным фактом лично для человека) по отношению к своей республике, к которой респондент испытывает патриотические чувства и причастность.
Подвергнув анализу федеральные и региональные представления, мы пришли к выводу, что актуализация конструкта «Россия» в политическом сознании населения кавказских республик имеет как формальные, так и идейно-смысловые основания.
Таким образом, формирование их политической идентичности может рассматриваться в логике трех альтернатив:
Первая альтернатива — лояльная общероссийская гражданская идентичность, кризис которой становится стартовой точкой фрустраци-онных процессов в сознании жителей северного Кавказа в современный период.
Вторая альтернатива — негативная гражданская идентичность, заменяемая региональной идентичностью — совокупностью представлений о российском государстве, сформированных в период двухтысячных годов в рамках отрицания российской идентичности на основе актуализации некоторых символических компонентов локальной и этнической идентичностей на фоне чувства «обиженности» и «покинутости» малых народов.
Третья альтернатива — синтез представлений о российском государстве, стране, патриотизме и гражданственности, осознания единства с рядом традиционных представлений, актуальных локальной и этнической идентичностей.
Литература
1. Евгеньева Т.В., Титов В.В. Формирование национально-государственной идентичности российской молодежи // Полис. 2010. №4.
2. Евгеньева Т.В. Политико-психологические аспекты формирования национально-государственной идентичности россиян. Политическая психология, культура и коммуникация / Редкол.: Е.Б. Шестопал (отв. ред.) и др. — М.: Российская ассоциация политической науки (РАПН); Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2008.
3. Крестинина ЕС. Образ «другого» в структуре современной идентичности российского общества // Полис. 2011. № 4.
4. Муртузалиев С.И. Проблемы идентичности кавказцев и россиян. Изд. 2-е, испр., — Махачкала: «Формат», 2010.
5. Попова О.В. Политическая идентификация в условиях трансформации общества. — СПб.: Изд-во СПУ, 2002.
6. Титов В.В. Национально-государственная идентичность российской молодежи в начале 21 века: монография. — М.: Макс Пресс, 2012.
